Чужая свадьба

Татьяна Шевченко

Шли по берегу двое, не зная куда Их следы на песке, следы на песке размывала вода. Ничего я не помню про этих людей, Помню только тепло, тепло, тепло от ладони твоей… Это абсолютно правдивая история о любви, прошедшая через всю жизнь героев. Они встретились на свадьбе двоюродной сестры и влюбились с первого взгляда. Настя думает, что он и есть жених сестры, но ошибается, хотя узнает о нем то, что еще больше убивает ее, – он женат, у него годовалая дочь. Несмотря на это, у них завязывается роман. Федор не трогает ее, – « Я не имею на тебя права» – говорит он. Чувства их настолько сильны, что они не могут позволить себе «играть» ими, встречаясь тайно. Федор сохранил свою семью, Настя вышла замуж. Оба прожили в браке по 18лет, вырастили детей, но страдали все это время, помня друг друга. За всю жизнь у них было только три встречи, но они стоили прожитой жизни с не любимыми мужем героини и женой героя. На второй встрече, когда Федор, не выдержав разлуки, приезжает к Насте через полгода, зимой, с 6 на 7 января, в ресторане, он говорит ей судьбоносные для нее слова: « Тебе надо выйти замуж, иначе ты потеряешь себя»… В мае следующего года Настя выходит замуж за первого, кто предложил ей руку и сердце… Их третья и последняя встреча через 16лет разлуки оказалась роковой: они поняли, наконец, что проиграли, прожили «чужую» жизнь, бросив свою «под ноги» жестокой и безразличной к их чувствам судьбе. Любовь в их жизни сыграла разные роли: Настя, будучи счастлива их любовью, поднялась выше, чем была до их первой встречи – она стала для нее мощным толчком, – Настя обрела даже то, о чем не могла и мечтать. Разведясь с мужем, она открыла свою фирму, стала бизнесвумэн, построила дом, купила машину, выучила детей… Федор же, наоборот, поступив благородно к жене и годовалой дочери, не бросив их ради любви, понял, что «проиграл»: без любимой женщины жизнь для него потеряла смысл, несколько раз он запивал, имея высшее образование и все возможности для поднятия по карьерной лестнице, – но остался горным мастером – по распределению после института…

Шли по берегу двое, не зная куда

Их следы на песке, следы на песке размывала вода.

Ничего я не помню про этих людей,

Помню только тепло, тепло, тепло от ладони твоей…

Лариса Долина

Неожиданное знакомство

Глава 1

Лето наступило как — то сразу: после холодного весеннего дождя термометр подскочил под тридцать градусов, и лишь по цветущим еще деревьям да буйному разнотравью можно было понять: оно только началось…

Настя ехала в деревню на свадьбу двоюродной сестры и была рада, что не надо, как обычно в это время года, тащить с собой целый чемодан теплых вещей.

Она тщательно отобрала все лучшее, что было в ее гардеробе, накупила кучу косметики и упаковала все это в небольшую дорожную сумку. Затем отправилась в парикмахерскую, что делала крайне редко и, воспользовавшись всеми ее услугами, вышла оттуда какая — то новая и чертовски привлекательная. А еще ей надо было сообщить подругам о своем неожиданном отъезде.

Дружили они вчетвером, но самой близкой для Насти была Маша — одноклассница. Обе уже и не помнили, как сдружились. У них были свои маленькие тайны, они почти не расставались друг с другом.

Вика и Лена были на год младше и интересы у них были свои, как и свои секреты, о которых не знали ни Маша, ни Настя, но когда они собирались вместе, — каждый привносил в эту дружбу что — то свое, новое, особенное, и их выдумкам не было конца.

Иногда, конечно, между подругами возникали мелкие ссоры, или разногласия, но, закрепленная временем, их дружба воспринималась ими как нечто само собой разумеещееся, не подлежала никаким законам и ни у кого их них не возникало даже мысли о том, что они могут когда — ни будь расстаться…

* * *

— Привет.

— Привет. Ты одна?

— Вроде бы да, — Настя шутливо оглянулась по сторонам.

— А чего ты такая красивая? Что — то случилось?

— Случилось.

Идя на кухню, где они обычно пили кофе и болтали, Маша остановилась на полпути:

— Хорошее, или плохое?

— Для меня — хорошее, — Оксана замуж выходит.

— За кого?

— За парня, конечно, — рассмеялась Настя.

— Когда?

— Завтра.

— Так ты сегодня уезжаешь?

— Да. Там завтра вечеринка молодежная будет, а послезавтра — уже сама свадьба.

— Погоди, погоди, ты нам, значит, ничего не говорила, а сама…

— А сама только вчера узнала. Вечером телеграмму принесли: «Приглашаем на свадьбу 6 — го. Оксана, Иван».

— А ты его знаешь?

— Откуда?

— Ты же была там прошлым летом, — с кем Оксанка встречалась?

— С Димкой.

— А этот Иван какой — то, откуда он взялся?

— Понятия не имею. Вот вернусь, тогда и расскажу.

Маша суетилась у плиты, — готовила кофе.

— Черт возьми! Опять ты нас оставляешь!

— Машка, я же ненадолго, всего на одну — две недели, к деду по пути заехать надо.

— Ничего себе! — на целых полмесяца!

— Во — первых, — у меня отпуск.

— Здорово, — вставила Маша.

— А во — вторых, — я не задержусь там надолго, — свадьба закончится, и домой, он же Оксану к себе увезет, а что я там без нее буду делать? — у них медовый месяц все — таки. Настя уселась за стол, где уже стояли все сладости, что имелись в доме: печенье, сгущенка, варенье, мед, булочки с маком, — Маша была жуткой сладкоежкой.

— Как это она, — без твоего ведома?

— А что, надо было съездить, сначала оценить кандидатуру?

— А почему бы и нет? Да смотри там за компанию тоже за кого — ни будь не выскочи, — Маша разлила по чашкам кофе.

— Ты мне каждый год об этом твердишь, с четырнадцати лет, — обиделась Настя.

— Ладно, — шучу.

— Машка, ну за кого выходить? Ты же знаешь — нет никого, и не предвидится.

— Как знать, как знать… Поезд как обычно?

— Да, около одиннадцати вечера.

— Ну что ж, придется тебя проводить. Только встретимся сразу на вокзале, хорошо?

— Ты можешь и не приходить, встретились же перед отъездом.

— Как? — обиделась Маша, застыв с чашкой в руке, — это же вековая традиция, — разве мы можем ее нарушать? В десять чтобы все были. Не опаздывайте.

— Ну, хорошо, Маш, пойду я, — дел еще полно. До вечера.

* * *

Настя открыла дверь своей квартиры, — «коммуналки улучшенной

планировки» — так называла она ее потому, что с ними жила всего одна соседка, да и та вечно была в командировках. Лиза, — жена брата, кормила малыша.

— Едешь? — спросила она шепотом, чтобы не нарушать Артемкину трапезную полудрему.

. — Конечно.

— Ну и правильно, — послезавтра там уже будет не так интересно.

— Соскучилась я по тем местам, — вздохнула Настя, заглядывая в ящики и ящички комода, боясь забыть что — ни будь очень важное.

— Может жениха там себе найдешь, — лукаво улыбнулась невестка.

— Да что вы заладили все одно и тоже: замуж, замуж, — другой темы нет, что ли?

— Это жизнь, Настя, помнишь, как ты в Сергея влюбилась, — сколько в тебе было огня! Ты ведь прекрасна, когда влюбишься.

— А он на эту любовь… Посмеялся и все, — резко ответила Настя и, подумав, добавила:

— А может это я — дура, что в такого идиота влюбилась?

— Нет, Настя, ты не дура, — этому чувству цены нет. Да и дается оно далеко не каждому. Настя перебила ее:

— Давай не будем о нем, — надоело.

Она не любила вспоминать о своей первой, неудавшейся любви. Всегда

опрятно и стильно одетый, чисто выбритый, он произвел на Настю необычайное впечатление, она увидела в нем богатую, незаурядную личность и три года исподволь наблюдала за ним, мечтая о встрече. И вот однажды, видимо заметив ее к нему интерес, он назначил ей свидание. Обезумевшая от счастья, она помчалась к нему на встречу. И вот, гуляя по парку, при первом удобном случае, он нагло и бесцеремонно полез к ней под юбку.

Настя испытала одновременно шок и отвращение, сменившееся глубоким разочарованием.

Это был ее первый горький урок общения с мужчиной. Преодолев боль и

стыд, она сказала, резко отдернув его руки:

— Если ты пошел со мной только за этим, — можешь поворачивать обратно. Сергей, не сказав ни слова, повернулся и спокойно зашагал по тропинке в сторону города, как — будто вспомнил, что забыл что — то очень важное и решил вернуться. В какое — то мгновение самолюбие взяло верх, Насте захотелось крикнуть: «Подожди, не уходи, прошу тебя!» Но вдруг все эти ощущения, — ощущения обиды, стыда, брошенности, скатились с ее непорочной, чистой души, как роса с омытого ею листа, и она, прислонившись к дереву, долго смотрела ему вслед, наслаждаясь мыслью, что она победила, уничтожила его, того, который был о себе такого высокого мнения.

Постояв, пока он не скрылся где — то в зелени парка, она медленно побрела домой, перебирая в памяти случившееся, но ни любви, ни обиды там уже не было…

Несмотря на горечь воспоминаний, ее душа, рожденная любить, снова была наполнена сладким ожиданием чуда: от предстоящей вечеринки, волнующих соловьиных трелей у реки, танцев до самого рассвета. Ей казалось, что именно там, на этой свадьбе, должно произойти в ее жизни что — то очень важное и волнующее…

* * *

Девушки, как обычно, обогнули здание вокзала и направились к летнему кафе.

— Что будем пить? — спросила Настя.

— И есть, — добавила Вика.

— Значит так, мечтательно протянула Лена, — само собой — пепси, мороженое, Вика, что еще?

— А еще пирожные, шоколад и бутылку шампанского, — ответила Вика скороговоркой.

Настя обратилась к молоденькой официантке:

— Нам все, что было заказано. Та весело скользнула мимо столиков к стойке бара, — таких клиентов у них бывало немного, и быстренько вернулась с полным подносом.

Девушки сидели за столом, такие разные, каждую из них ждала своя, неповторимая, не похожая на другие, — судьба, о которой они мечтали как о чем — то сокровенном и прекрасном. Их безоблачные мысли не могла тогда омрачить донельзя простая, иногда жестокая, а порой совсем противоположная их мечтам — действительность. Именно этим и была прекрасна молодость, — возможностью выбирать свою судьбу по своему вкусу, тысячу раз перекраивать ее на новый лад, не думая о том, что она может оказаться совсем иной…

— За невесту! — торжественно — громко произнесла Вика, обращаясь к Насте. Все подняли бокалы.

— Да тише ты, подумают еще, что это я — невеста, шепотом прервала ее Настя и добавила: — за нас!

Пока девчонки освобождали вазочки с пирожными, мороженым, допивали шампанское, объявили прибытие поезда, но никто не обратил на это внимания, и лишь когда из — за соседнего столика люди ринулись в сторону перрона, подхватывая на ходу свои сумки и чемоданы, Настя поняла, — это ее поезд.

Вагон стоял прямо напротив аллеи, откуда они вышли. Маша кинулась, как всегда, к Насте на шею, глаза блестели от слез:

— Когда вернешься?

— Машка, честное слово, как только свадьба закончится, — сразу домой.

Лена бросила пару шутливых фраз, поезд тронулся.

Всю ночь Настя проспала под монотонное постукивание колес поезда, и рано утром была уже на станции, от которой ей еще предстояло около часа добираться на автобусе до деревни.

Выйдя из вагона, она с волнением и радостью вдохнула кристально — чистый, до боли знакомый аромат детства.

Ей было девятнадцать, все еще было впереди, она жадно впитывала жизнь, мечтала о будущем, жила легко, непринужденно, радуясь всему на свете, радуясь самой жизни, находя в ней то, что именно хотела найти. И даже сейчас обычная поездка в деревню казалась ей самым прекрасным отдыхом и не могла сравниться для нее ни с какими Канарами…

* * *

Маленький, пыльный автобус терпеливо ждал пассажиров. Как только все расселись по местам, он потихоньку стал набирать скорость, на ходу подбирая курящих у входа мужчин. Настя прильнула к окну, за которым потянулись бесконечные поля озимой, сады, некошеные луга. В открытые окна пахнуло зеленью еще не налившегося зерна.

Она размышляла о поездке, пытаясь представить жениха, думала о том, сколько родственников она сегодня увидит, чуть ли не со всех уголков России, представляла, как она будет смотреться в своем нежно — персиковом платье, как они будут танцевать, потом, наверное, пойдут к реке слушать соловьев…

В общем, она мечтала о счастье, любви, о том, о чем мечтает каждая девушка в девятнадцать лет.

Тяжело взобравшись на пригорок, автобус остановился. Настя увидела дом Оксаны, затерявшийся в бело — розовом цветении садов. Выйдя из автобуса, она спустилась вниз по тропинке и еще издали увидела, что во дворе уже шли приготовления к предстоящему торжеству: мужчины наспех

сколачивали лавки, делали навесы, Женщины чистили овощи, потрошили

птицу. Кругом стояла предсвадебная суета.

8

— А вот и еще одна гостья, — ну, здравствуй. Бабушка поцеловала Настю, повела по двору, а та еле успевала здороваться, целоваться с приехавшими

еще вчера, родственниками.

— А мама где? — вдруг спросила Полина Ивановна.

— Она завтра приедет, — с работы не отпустили.

— Ксюша за свадебным платьем поехала, часа в четыре будет. А ты поди, отдохни с дороги, устала небось?

— Нет, бабуль, я не устала, но пойду в дом, — вещи разобрать надо.

Знакомый запах мазаного пола, звяканье засова, мигом перенесли ее в детство. У Насти радостно екнуло сердце. Здесь ничего не изменилось: та же мебель, огромные часы на стене, степенно отбивающие точное время, то же трепетное чувство, которое она испытывала каждый раз, приезжая сюда. Она будто возвращалась в параллельный мир, который какое — то время жил без нее своей, обычной жизнью. И вот она снова в нем, в том же времени, в котором оставила его в прошлый раз…

Часы пробили одиннадцать. Следующий автобус не раньше четырнадцати, значит у нее еще есть время побродить по знакомым местам.

Переодевшись в коротенький ситцевый халатик, Настя огородами спустилась к реке. Сорвав несколько веточек сирени, она аккуратно положила их на краешек воронки от мины, разорвавшейся здесь через много лет после войны и унесшей жизнь ее старшего двоюродного брата — Вити. Ему тогда было около семи…

* * *

Мина торчала из земли. Взрослые ребята, заметив ее, побоялись сами

подойти к ней и уговорили малышей:

— Разбейте ее, там игрушек разных полно, — соврали они, и разбрелись по

заброшенному саду подальше от мины…

Антонина Ивановна полола огород, когда над деревней пронесся зловеще — знакомый звук взрыва снаряда, гулким эхом отдаваясь в каждом сердце того, кто застал войну. Тяпка выпала из ее рук, она вскрикнула и кинулась в заброшенный сад. Сердце заныло, затрепетало, заболело.

У огромной воронки свежевывороченной взрывом земли лежали маленькие

ножки в черных штанишках и маленьких коричневых ботиночках. Витиных ботиночках… Антонина Ивановна прислонилась к дереву, сползла по нему на землю и потеряла сознание.

* * *

Настя еще долго бродила по саду. Она была благодарна Богу за то вечное, незыблемое, которое тонкой ниточкой тянется через всю нашу жизнь, — это сама природа, предоставляющая нам счастье, несмотря на наши жизненные проблемы, невзгоды и трудности всегда ощущать ее стабильность. Все в ней шло своим чередом: лето сменяла осень, зиму — весна, и каждый раз мы, где — то внутренне, интуитивно, благодарили природу за то, что она не давала нам забыть прошлое, вселяла уверенность в завтрашнем дне, привносила в нашу жизнь чувство защищенности, стабильности этого мира.

* * *

Подойдя к дому, Настя увидела, что во дворе уже никого не было: установив столы, лавки и навесы, мужчины разбрелись кто куда. Их голоса слышались где — то за летней кухней, в саду или у главных ворот под раскидистыми ивами. Женщины отдыхали в летнице, в доме, или хлопотали на кухне.

Посреди двора, полуоборотом к ней стоял высокий, светловолосый молодой человек, скрестив руки на груди, слегка покачиваясь на ногах, — очевидно что — то обдумывая.

Настя скрипнула калиткой, он обернулся и…

С минуту они стояли молча, — глаза в глаза. Настя смотрела на незнакомца с неподдельным, откровенным интересом: казалось, природа собрала все самое лучшее, на что была способна и создала этого человека. На лице не было ни одной линии, черты, складочки, которая бы была неправильной, лишней на этом выразительном, аристократическом и, в тоже время мужественном лице. Она еще никогда не встречала такого безупречно —

красивого человека. Глаза его показались Насте такими знакомыми, родными, что на секунду она даже подумала, что встречала его где — то раньше, но нет, она никогда бы не смогла забыть этот глубокий, проникновенный взгляд.

Она где — то читала, что так бывает: «Когда в толпе вдруг мелькнет твое, родное лицо и вот сейчас, если вы не сделаете шаг друг к другу, ты не окликнешь его, то судьба разлучит вас толпой снующих между вами людей, вы потеряетесь навсегда и еще долго, а может и всю жизнь, будете помнить друг друга, продолжая каждый свой путь…»,

— Путь одинокого странника, и не важно, будет ли у вас семья, дети, — горестное чувство одиночества будет всегда стоять у вас за спиной, как немой укор вашей слабости, нерешительности, наотмашь перечеркнувший ту, — вашу жизнь, на которую вы теперь просто не имеете права…

Настя же разом перевернула его представление о женской красоте и о женщине вообще.

У калитки стояла девушка лет восемнадцати, с еще детскими, милыми чертами лица, но, несмотря на ее молодость, в ней угадывалась душевная сила, богатый внутренний мир, отражавшийся в ее бездонных, почти черных, глазах.

Когда — то, в юности, когда сказки и эротические фантазии смешивались в нем в одну гамму острых, еще не испытанных, мальчишеских чувств, он мечтал именно о такой женщине. Но с годами и постепенным приобретением опыта, к своему глубокому разочарованию, он начинал понимать, что и сама жизнь и женщины вообще — все гораздо проще, чем его неуемные фантазии. Но вот она, из той самой сказки, из его юношеских грез, такая земная, такая реальная…

Они все смотрели и смотрели друг на друга, не в силах оторвать взгляд. Наконец Настя, слегка покраснев, направилась в летнюю кухню, надеясь увидеть там сестру. Проходя, мимо, она тихо поздоровалась с ним. Молодой человек, рассеянно ответив на приветствие, проводил ее взглядом до самых дверей, глубоко вдохнув аромат ее нежных духов.

Войдя в сени, Настя рухнула на лавку в полной темноте, сердце бешено колотилось: «Господи, да что это со мной? Неужели так бывает? Но какое знакомое лицо! Все, хватит», — пыталась она заставить себя унять дрожь. Дверь из кухни неожиданно открылась, — на пороге стояла Оксана с только что вымытыми волосами, наскоро закрученными полотенцем, из — под которого упрямо выбивались мокрые пшеничные пряди длинных волос.

— Ты чего это тут, в потемках? Что с тобой? — она даже забыла поздороваться с сестрой, увидев ее бледное лицо.

— Ничего. Жара, наверное. Настя встала, подошла к сестре.

— Я так рада тебя видеть! Сестры крепко обнялись. Обе высокие, стройные, красивые, девушки все же были такие разные: Оксана — спокойная,

сероглазая, светловолосая русская красавица, неторопливая в движениях,

словах, поступках, — она внушала чувство спокойствия и основательности.

Настя же была ее противоположностью: — черноглазая, темноволосая, с короткой модной стрижкой, стремительная, пылкая, непредсказуемая, она, все же умела сдерживать свои эмоции, свой горячий темперамент, а порой

даже казалась холодной и неприступной. Но глаза ее, говорила она серьезно или о каких — либо пустяках — излучали жажду жизни, страсть, бурлившую в ней, как могучий вулкан, из которого в любой момент могли выплеснуться ее потаенные чувства — горячим потоком огненной лавы.

Трудно было пройти, не заметив эту стройную, необыкновенно красивую девушку, ее жгучих, выразительных глаз.

Настя и Оксана были дети разной среды, и это чувствовалось во всем. Наверное, за эту непохожесть они и любили друг друга.

— Ну, рассказывай, кто он, твой избранник? Я знаю его? — пыталась успокоиться Настя.

— Нет, не знаешь. Он недавно из Армии. Ладно, увидишь вечером.

— «А вдруг я уже видела его?» — с ужасом подумала Настя. Ей стало не по себе от этой неожиданной мысли, но спросить Оксану, может это его она видела только что во дворе, — она не решилась. Даже если это был он, Настя ни за что не покажет виду сестре, что с первой минуты, первой секунды, — утонула в его умных, проницательных глазах, что влюбилась в него с первого взгляда и уже наверняка знала — такого в ее жизни больше никогда не повторится…

И вдруг она впервые испытала предательскую, черную, горькую зависть. Но она так любила сестру, и от всей души желала ей счастья, что даже если это действительно он, — ее Иван, Оксана никогда не узнает Настиной тайны.

— Да ты меня слушаешь? — Точно на солнце перегрелась — засмеялась счастливая Оксана.

— Да, конечно слушаю, слушаю.

— Пойдем в дом, мне же еще накрутиться надо, ногти в порядок привести, — поможешь?

— Ну конечно! — Ты еще сомневаешься? — Да я сделаю тебя самой красивой невестой на свете! — Настя немного переигрывала, но это давало ей возможность немного отойти от шока, который она испытала только что.

Они подошли к двери. Настя испугалась: а если он еще там, во дворе, и Оксана, выйдя на улицу, вдруг радостно скажет: «познакомься, — это мой жених». Она остановилась.

— Не пойму, где ты была? Вся какая — то взъерошенная, может испугалась чего?

— Да ничего я не испугалась, — резко ответила Настя и рванула дверь. Во дворе

уже никого не было.

Девушки вошли в дом.

— Боже, какая прелесть! — Настя трогала белоснежный каскад оборок и кружев, струящихся от талии по всему свадебному платью до самого пола, пытаясь выбросить из головы встречу с незнакомцем.

— Честно?

— Здорово, Ксюша, поверь мне!

— Да уж, у вас — то в городе наверное получше, — еще сомневалась сестра.

— Всякие есть, но это — шик. Мастер отменный. Настя к своему удивлению почувствовала в сестре соперницу, и это снова неприятно легло ей на душу.

— Не боишься? — спросила она, накручивая сестру.

— Чего?

— Мало ли…

— Нет, не боюсь, мечтательно ответила Оксана, глядя в окно.

Еще бы, — подумала Настя, я бы за такого… Да откуда я знаю, он ли это? — вот глупая, — пыталась она успокоить себя, накручивая прекрасные волосы сестры.

И все же она снова и снова вспоминала эту необычайно взволновавшую ее встречу. Двоякое чувство овладевало ею, — с одной стороны — трепет ожидания следующей с ним встречи, — с другой — страх и неприятное чувство тревоги.

— Да ты меня опять не слышишь, ну что с тобой?

— А в каком платье ты будешь сегодня? — попыталась отвлечь Оксану Настя от своей задумчивости.

— В свадебном конечно, — у нас так принято, — на вечеринке жених и невеста одеваются так же, как и на самой свадьбе.

— Здорово.

У Насти снова защемило сердце. «Лучше бы я не приезжала», — с горечью думала она. Сердце ее снова забилось от предательской зависти, что ей вдруг захотелось вмиг очутиться дома, чтобы не видеть сестру рядом с любимым ею человеком. Она как запертая в клетку птичка, хотела вырваться отсюда, во что бы то ни стало, чтобы не слышать счастливых слов сестры, оставить все как есть, чтобы потом, пусть с болью, но лишь вспоминать эту горькую встречу, это родное лицо.

Она не хотела знать, видеть, что он — муж ее любимой сестры.

Оксана мечтательно взглянула во двор и вдруг лукаво спросила:

— Нравится?

— Что? — не поняла Настя.

— Вон, видишь? — кивнула Оксана в сторону окна. Настя обернулась. Горячая волна пробежала по телу, — сидя на лавке, молодой человек, которого встретила она сегодня днем, заколачивал в нее последние гвозди.

— Парень, что ли? — У Насти задрожали руки, расческа упала на пол. Вот она, правда. Это он, — ее жених. Конечно, она любила сестру, но вдруг между ними стало что — то, названия которому она еще не знала. Ее боль и зависть, смешанные с недоумением и досадой, — как такой интеллигентный, городской парень мог влюбиться в ее сестру, — простую деревенскую девушку?

— Да, он, — с гордостью ответила Оксана.

Но не успела она договорить, как в дом вихрем влетели запыхавшиеся четырнадцатилетний, коренастый, уже успевший загореть Стас, и худенький, белокурый, десятилетний Максим — двоюродные братья Насти.

— Мама сказала, что надо за песком в карьер съездить, ну, для танцев

в общем, танцплощадку надо сделать, чтобы красиво, — ты с нами поедешь, помнишь, как прошлым летом? — скороговоркой протараторил Максим, забыв даже поздороваться.

Они нетерпеливо переминались с ноги на ногу, ожидая ответа Насти.

— Ой, как вы повзрослели за год! — удивилась она.

Мальчишки смутились.

— Да конечно поедем!

— Тогда мы тебя на улице подождем, — обрадовался Стас, и они так же,

вихрем, оба выскочили из дома.

— Ну что, я поеду?

— Поезжай — поезжай, они по тебе соскучились, только вот застеснялись что-то.

— Выросли они, вот и стесняться начали. Я тебе пока не нужна?

— Нет — нет, поезжай, они рады будут!

— Ну, хорошо, мы быстро.

Переодевшись в майку и бриджи, Настя взглянула в зеркало. «Ну что ж, значит это не мой причал» — грустно подумала она.

Но ее молодость, нескончаемый оптимизм, независимый, легкий характер взяли верх. Она встряхнула копной почти черных, волнистых волос и, обернувшись к сестре, сказала:

— Все не так уж плохо, дорогая, вперед! И, подражая мальчишкам, выпорхнула во двор. Горечь происходящего постепенно рассеялась. Настя глазами пыталась найти мальчишек. И все же, как бы случайно, боковым зрением она искала среди гостей жениха сестры. Но его нигде не было.

Он словно растворился в пространстве вместе с грустными мыслями Насти. Она снова была свободна и… почти счастлива.

Настя нашла мальчишек у ворот и через минуту они, толкаясь и дурачась, везли повозку с ведрами и лопатой, которые дребезжали на всю округу, что еще больше раззадоривало их, они по очереди садились на край повозки,

чтобы немного прокатиться, и их смех, визг и лязг железа еще долго

слышался по всей деревне, пока они не исчезли за поворотом.

Передохнув, мальчишки стали таскать песок, а Настя, сняв обувь, прошла по прохладной, сочной траве, собирая на ходу пестрые, весенние цветы. Набрав огромную охапку, она сложила их на повозку, спустилась в небольшой овражек, где было еще прохладнее, легла на траву, широко раскинув руки, и лежала так долго, слушая жаворонка, маленькой точкой кружившего в яркой сини летнего неба, наблюдая, как лениво и безмятежно по этой синеве плывут кипельно — белые облака. И все же ее радовала мысль о том, что они все равно будут общаться, говорить друг с другом, — это же свадьба, на ней поневоле даже незнакомые люди общаются, знакомятся, танцуют…

Антонина Павловна, мать Оксаны с Полиной Ивановной, — матерью мужа, восьмидесятилетней, подвижной, худенькой старушкой, подали обед.

Запахло наваристым русским борщом, на тарелках дымилась только — что вынутая из печи курица.

Пообедав и изрядно выпив, чужие, захватив с собой по литру самогона, разошлись по домам, а свои, приехавшие на свадьбу, принялись доделывать лавки навесы, и, когда все было готово, а солнце стало припекать, — разбрелись кто куда, прячась от жары. Двор опустел.

* * *

Смеркается. Становится прохладно. Поют соловьи. Во дворе стоит магнитофон. По округе разносится хорошо подобранная кем — то музыка. Включено освещение двора. Постепенно подходят гости.

Ребята не решаясь войти во двор, образовали небольшой круг у ворот, курят, болтают, смеются. Девушки с цветами в руках или волосах проходят в дом, рассаживаются кто куда и наблюдают, как Настя «колдует» над прической сестры, прикалывая фату. Сама она еще все в том же халате, босиком.

Очередной раз звякает засов. Тысячу раз сегодня открывалась и закрывалась дверь, но именно сейчас Настя почувствовала: это — он.

Она покраснела, руки перестали слушаться.

Через секунду из темноты прихожей действительно показался он.

Опершись о косяк двери, он улыбнулся и поздоровался со всеми.

— Невесту наряжаете?

Перед ними стоял великолепно одетый мужчина, в безупречно сидящем на нем импортном вельветовом бежевом костюме, белоснежной рубашке и

хорошо подобранном галстуке. Говорил он мягко и располагающе. От его доверительного тона Насте стало легко, она обернулась:

— Да, вот последние штрихи, и королева сегодняшнего вечера почти готова.

— Ксюша, представляешь, бритву дома забыл, видишь, какой пришел.

— Возьми там, в спальне, — говорит Оксана, разглядывая себя в зеркало.

— Ну вот, все готово, — Настя прикалывает последний цветок, оглядывая сестру.

Девушки, засмущавшись присутствия молодого человека, потихоньку встают со своих мест и направляются к выходу.

— Ладно, пойдем мы, а то ребята там заждались. Через минуту в доме остаются только Настя, Оксана и молодой человек.

— Ксюша, ты самая красивая невеста на свете! А ну — ка, дай я на тебя посмотрю.

Оксана встает и радостно кружится по комнате перед молодым человеком.

Настя отворачивается к окну, как — будто разглядывает собравшуюся во дворе молодежь.

— Тебе не нравится? — Оксана подходит и обнимает сестру за плечи.

У Насти хватает сил, чтобы не обернуться, не увидеть их рядом…

— Ну что ты! Я просто смотрю, — все уже собрались, а я еще не одета.

— Извини, это я тебя задержала. Мы уже уходим. Она надевает туфли, подкрашивает и без того алые губы:

— Ну как?

— Вы великолепны! Разрешите проводить вас к гостям? — он галантно подставляет невесте руку.

— Настя, давай быстрее, мы тебя ждем. Они выходят, оставляя ее одну.

Настя садится на стул, где только что сидела сестра, слезы невольно катятся по щекам.

Проводив невесту к гостям, извинившись, молодой человек отходит в сторону зарослей сирени и курит одну сигарету за другой, изредка

поглядывая на дверь дома. Он не может не думать о Насте. Его как магнитом тянет к этой жгучей, красивой девушке — он в плену ее очарования и, как

мальчишка, затаившись в кустах сирени, ждет, когда она выйдет из дома. Но она все не выходит и, потеряв терпение, он решает войти сам.

— Да мне же еще пленку зарядить надо! — Вдруг вспомнил он и радостно

зашагал к дому.

Подкрасив ресницы, Настя решила, что этого здесь будет достаточно. Она достала из шкафа свое лучшее персиковое платье, белые, на огромных каблуках и платформе босоножки. «Ну вот, все закончилось, даже еще не начавшись»…

— Ну, что ж, так тому и быть, — рассуждает она вслух, снимает халат. Да и вообще, какое я имею право думать о нем, ведь он почти женат. Для меня семья, — это свято, и я никогда — бы не смогла помешать чьему — то счастью. И потом, даже если бы он и был свободен, глянул бы он на нее? Настя смотрит в зеркало и отворачивается. Ее волнение невольно сменяется безысходностью и безразличием. Но вдруг снова звякает засов, и у нее предательски сладко щемит сердце, — это он! Но что делать? — она стоит в

одном нижнем белье, дверей в спальню нет, комнаты разделяют лишь гобеленовые, тяжелые шторы. Настя в замешательстве задергивает их, и стоит так, не зная, что делать дальше.

Это действительно он.

— Да ты не волнуйся, я не зайду, мне тут пленку зарядить надо, — но Настя понимает, чувствует — он пришел к ней!

Она быстро надевает платье, босоножки, причесывает свои непослушные волосы и выходит из спальни.

Молодой человек возится с фотоаппаратом. Подняв глаза, он не ожидает увидеть ее такой.

Взгляд его, спокойный и мягкий, сначала сменяется удивлением, затем восхищением и, наконец, растерянностью.

«Похоже, я тоже произвела на него впечатление», — думает Настя, все еще стоя в дверях, не решаясь сделать шаг на таких высоких каблуках. А молодой

человек все продолжает разглядывать ее откровенно, не стесняясь, то опуская, то поднимая глаза, с головы до ног, пытаясь что — то сказать, но не находит слов и растерянно молчит. Насте же его растерянность придает

уверенности, поднимает измученное сомнениями и горькими мыслями настроение. Она смело шагает ему навстречу. И хотя в глубине души она постоянно гонит свои грешные мысли, — все смешивается теперь в ней в будоражащую кровь гамму еще неизведанных, острых как лезвие бритвы чувств, от которых она не в силах избавиться.

Наконец, справившись с так несвойственной ему растерянностью, парень снова возится с фотоаппаратом.

— Ну вот, готово, можно снимать.

— А что, здесь разве кроме тебя и фотографов нет, что ли? — интересуется Настя, удивляясь, как легко и непринужденно слетают с ее губ слова.

— Представь себе, — нет.

— Не мог отказать Василию Николаевичу, хотя и времени нет свободного, но

это же свадьба. Надо обязательно запечатлеть такое знаковое событие.

А ты Ивановым кем доводишься?

— Я сестра Оксаны двоюродная, ну и Стаса с Максимом, естественно.

— Родственники мы с тобой, значит.

— Выходит так.

— А почему я раньше тебя никогда не видел, ты, наверное, первый раз здесь?

— Да что ты! Я каждое лето здесь отдыхаю, лет с пяти меня сюда родители привозили, а потом сама стала ездить, — улыбается Настя, наслаждаясь их общением, о котором мечтала, лежа днем на траве, слушая жаворонка.

— Странно, я ведь тоже здесь частенько бывал. Только вот последние три года не был, — учусь в горном институте, в Шахтах, — знаешь такой город?

— Конечно, я недалеко там живу, — Белая Калитва, — может слышал?

Настя в уме отняла от девятнадцати лет три года, — ей тогда было шестнадцать, — конечно он мог просто не обратить на нее внимания,

подумаешь, девчонка какая — то бегает с детьми Василия Николаевича.

— Я обычно в начале лета приезжала, вот как сейчас, — сразу после школы, еще

даже холодные деньки заставала, дождливые, унылые. Мы дома сидели книги читали, играли во что — ни будь.

— Так вот почему мы не виделись! — я ведь всегда к концу лета приезжал, отдохнуть перед институтом.

Говорили они взахлеб, чуть ли не перебивая друг друга, — так, будто были знакомы всю жизнь.

— Подожди меня, я сейчас фотовспышку заряжу и пойдем.

— А пленки тебе хватит? — у вас же свадьба три дня длится.

— Не хватит, — в район съездим, найдем, не переживай.

Настя наслаждается его обществом и постоянно оправдывает себя тем, что они просто родственники и имеют право просто беседовать, о большем она не может даже мечтать.

Они направляются к выходу, молодой человек вдруг останавливается,

оборачивается, смотрит Насте прямо в глаза:

— Да, если бы не эта свадьба…

— То что?

— То… может быть… мы никогда бы с тобой и не встретились — говорит онзадумчиво.

Настя смущается, не зная, что ответить ему на такую обличающую происходящее, откровенность, но он прерывает ее мысли:

— Пойдем к гостям, а то скажут, — где она там застряли вдвоем?… Здесь же народ какой? — Все замечают, даже то, чего нет.

Он берет Настю под руку и их, как током, пронизывает горячее, но запретное для обоих чувство.

— Да, конечно, — Настя спешит к двери, чтобы хоть как — то унять волнение.

Они останавливаются на пороге, чтобы осмотреться. Стоя рядом, Настя чувствует тепло его плеча, вдыхая терпкий запах его дорогого парфюма.

Вдруг из темноты, справа от них показалась какая — то старушка, — в белом платочке, с добрым, улыбающимся лицом:

— Какая же вы красивая пара! — нараспев произносит она, покачивая головой

в знак восхищения.

Но не успели они ответить ей, как она исчезает в темноте, будто растворившись в прохладе ночи…

Оба смущены до такой степени, что какое — то время стоят молча, боясь даже взглянуть друг на друга.

— Спасибо, — тихо, с благодарностью, произносит он, и они оба, буквально ошеломленные случившимся, осознают абсолютную справедливость ее слов, чувствуя как их сердца бьются в унисон, что они действительно созданы друг для друга.

Но грубая, беспощадная реальность заставляет их скрывать свои чувства, чтобы не переступить ту грань, ту черту, которая разделила их навсегда еще задолго до их встречи.

Наконец, оправившись от этого откровения, молодой человек слегка

наклоняется к Насте и полушутливым тоном говорит:

— Вот видишь, мы с тобой уже заработали первый комплимент, и все это — благодаря тебе, — ты в этом платье невыносимо прекрасна.

Этими словами он снова обжигает ее и без того израненную душу.

— Подойдем к гостям?

— Да, конечно, — отвечает Настя как можно веселее, ведь они на свадьбе, в конце концов!

Они подходят к Оксане.

— Иван, — представляет сияющая Оксана высокого, худощавого, застенчивого парня.

Тот неловко жмет Насте руку.

— Что? Что случилось? — Оксана обнимает сестру, — ты побледнела, тебе плохо?

— Я не знаю, как тебе это сказать…

— Ты о чем?

Настя отводит сестру в сторону:

— Влюбилась я, понимаешь, и ничего не могу с собой поделать.

— Господи, да когда же ты успела? А я смотрю, — ты какая — то не такая, не могу понять, в чем дело, Но в кого? — ты ведь и не выходила еще, с окна, что ли ты успела кого — то разглядеть?

— Я не хотела, не думала, что такое может случиться.

— Ты имеешь ввиду?..

Настя молча кивнула, боясь поднять глаза на сестру.

Оксана смеется:

— Ты подумала, что это он мой жених?

— Да.

— Дорогая моя сестричка, ты глубоко ошибаешься, — он мой брат, двоюродный, по матери.

Настя поднимает на Оксану измученные, но счастливые глаза:

— Правда?

— Правда, правда, он и твой брат, только троюродный, его зовут Федор.

А дальше Оксана говорит то, что для Насти оказывается еще более горьким, чем, если бы это был жених сестры:

— Он женат, Настя. У него дочь, — одиннадцать месяцев. Поэтому он и приехал один, дочь еще слишком мала, разъезжать по свадьбам. Отец его как фотографа пригласил, ну и как родственника, конечно. Он остановился у деда своего — отца своей матери.

Настю затошнило от перенапряжения, она побледнела, еле сдержавшись, чтобы не потерять сознание.

* * *

Федор ехал на свадьбу с неохотой, — дома столько проблем, сессия на носу, а тут это письмо. Правда он давно не был здесь и, приехав, сразу пошел к

Ивановым, — нужно было знать всю церемонию праздника, чтобы рассчитать количество пленки, не снимать лишнее.

«… Федя, выручай, прошу тебя, ты же знаешь, — у нас в округе и

фотоаппарата — то ни у кого нет, — писал Василий Николаевич, — а потом и не доверяю я никому, сам понимаешь… Да и был ты у нас давненько, спрашивал я у деда Митьки твоего. Совсем, говорит, забыл нас, — как женился, так и ни слуху, ни духу… Приезжай…»

Федор был человеком безотказным, хоть и родственник он дальний, — приехал, Отказать не сумел, да и не умел.

Встретили его Василий Николаевич и Антонина Павловна как самого дорогого гостя.

— Как я рад, как рад, — бормотал Василий Николаевич, уже изрядно подвыпив,

обнимая Федора, — может выпьем, а?

— Нет, спасибо, пить я не буду, а вот помочь, если надо…

— Да тут помощников, — сам видишь. Понаехало, — на всех столбах висят, — крышу делают на случай дождя, да и жарко уже, чтобы все для Ксюши — «во»! было, — ты же знаешь Ивановых!

— Да хватит тебе, расхвастался, дай хоть поздороваться с племянником, — Антонина Павловна расцеловала Федора и даже всплакнула, — давно ты у нас не был, Федя…

— Вот и я говорю, — повод нашелся. А мы тебя ждали с нетерпением, Федя.

Ну, думаю, — не приедет, — отцу напишу, — негоже своих забывать ни в горе, ни в радости, так же, мать?

— Да отстань ты от него, — и, обращаясь к Федору: ну как выпьет, как репей

тот, — не отцепишься, — извинялась Антонина Павловна перед гостем, оттаскивая его за ворот и провожая в летнюю кухню.

— Да подожди, мать, поговорить надо, — вывернулся он из — под ее руки. Они с Федором сели на только что сколоченную лавку, у такого же длинного, почти на весь двор стола.

— Значит так, Федя. Сегодня молодежь собирается, так что тоже надо будет их пощелкать, — кадриков десять, и хватит, а свадьба — завтра, вот там и смотри в оба, а главное, — невесту, невесту, красавицу мою…пьяные слезы

покатились по его загорелым щекам. Но, глянув на подбоченившуюся рядом жену, мигом протрезвел, встав из — за стола, добавил:

— Да тебе бабы все расскажут, — что и как. А сейчас отдохнуть можешь, расслабиться, с мужичками водочки попить, а не то, — вечером приходи, как смеркаться начнет.

— Я останусь, пожалуй, — давно молотком не стучал.

— А скажи честно, быстро от деревенской — то жизни отвыкаешь, — там, в городе, — и Василий Николаевич, спьяну, желая слегка приблизиться к

Федору, упал ему на грудь, и, тыча пальцем куда — то вдаль, пробормотал:

а, ну скажи?

— Отвык, конечно, столько лет прошло…

* * *

— Здравствуйте, мужики, — обратился он к работающим, — помощники нужны?

— А как же, давай, вот тут держи, а я постучу.

Федор быстро влился в коллектив и работал, пока не закончили навес.

Может вот здесь, у этих кустов шиповника и сирени? — подумал он, когда закончили с навесом. Да, пожалуй. Со стороны огородов показалась чья — то фигура, но он не обратил на нее внимания, — мало ли кто ходит здесь напрямки, чтобы скоротать путь. Пока Федор прикидывал, как и где разместит людей на общем снимке, кто — то скрипнул калиткой, он обернулся и замер, пораженный увиденным.

Федор знал много женщин, в том числе и очень красивых, но такой свежести, чистоты, таких будоражащих душу проникновенных глаз — не встречал. Он все смотрел и смотрел на нее, не в силах отвести взгляд. Лицо ее показалось ему таким знакомым, таким родным… Она вошла во двор и,

поздоровавшись, прошла в летнюю кухню. Легкий ветерок донес до него тонкий аромат таких же необыкновенно пленительных духов, как и она сама.

— Кто это? — подумал Федор, понимая, что она здесь не случайно. Впервые у него так гулко и часто забилось сердце. Это была сама нежность, красота, обаяние… он не находил слов, чтобы объяснить себе самому то, что чувствовал, глядя на незнакомку. Когда она скрылась за дверью, Федор машинально взял молоток, гвозди и пошел к столам. Ему надо было чем — то заняться, чтобы оправиться от волнения, охватившего его так сильно и глубоко.

— Василий Николаевич, доски где? Крикнул он через двор.

— Там. В сарае. Увидишь.

Может спросить как — ни будь? Да я совсем с ума сошел, черт возьми, — выругался он громко на самого себя, и пошел доделывать последнюю лавку. Он с силой, и какой — то непонятной ему еще досадой вколачивал гвозди в доски, а перед глазами его все стояла та молодая, красивая девушка, не на шутку растревожившая его сердце. Доделав последнюю лавку, Федор пошел к своим, — надо было искупаться, переодеться, привести себя в порядок к предстоящему торжеству и встрече с незнакомкой.

* * *

— Ксюша, давайте начнем вечер со съемок, а то после застолья я вас вряд ли соберу, да и вид у вас будет уже, согласись, — не тот.

— Давай, Федя, руководи, — ты же можешь.

Вот и все, думала Настя, — ну не могу я быть счастлива, — Бог не дал. Чего

теперь об этом? Все кончилось, даже еще не начавшись, — несмотря на то, что их чувства, — а она была в этом уверена, — обоюдны, — они обречены.

Но Настя все равно ликует от переполняющей ее гордости, — он рядом,

именно с ней. Они действительно прекрасная пара, — она видит это и все больше убеждается, — между ними есть что — то, чего не было у нее ни с кем

раньше, что не так часто возникает между людьми при первой же встрече. Пусть неделя, день, час, — но вместе, рядом… — думает она, физически ощущая присутствие Федора, его интерес к ней. Наконец Настя постепенно

приходит в себя и даже чувствует себя счастливой. Они больше не расстаются.

«Ведь это такое счастье, не думая о будущем, просто наслаждаться тем, что происходит сегодня, сейчас, хотя бы просто встретиться на этой Земле!» — думает она, находясь рядом с ним.

Снимались все: родители, молодые, случайно зашедшие соседи,

родственники, и, конечно, — вся молодежь, — кто парами, кто по трое, четверо,

и все вместе.

Наконец съемки были закончены.

— Я фотоаппарат в дом отнесу и вернусь, — обращается Федор к Насте, как будто они вместе пришли на праздник.

Она удивляется этому, но молчит, — ей приятно, что он вернется именно к ней. Федор относит фотоаппарат.

— Пойдем, выберем что — ни будь из музыки подходящее.

— Вот, — чуть ли не в два голоса говорят Стас с Максимом и подают кассету Федору. Тот ставит ее и находит то, что искал. Это была любимая песня Насти.

— Она мне очень нравится, а тебе?

— Мне тоже,

Федор утаил от Насти то, что расспрашивал у мальчишек, какая у Насти самая любимая песня. Оказалось, что ему она тоже нравилась, и Федор с удовольствием сейчас слушал ее вместе с ней. Кто — то позвал его.

— Подожди меня, — я ненадолго.

На протяжении какого — то времени он то беседовал с кем — либо, то

его звали знакомые ребята, с которыми он жил здесь до отъезда родителей в город Шахты, то Василий Николаевич просил его о чем — ни будь. И если

Настя случайно взглядом находила его в толпе, — он почти всегда смотрел в ее сторону, но какими — то грустным, задумчивым взглядом. В его глазах она видела какую — то странную боль, но начинала постепенно понимать ее,

и не могла, не имела права верить тому, о чем думала.

* * *

Федора угнетало чувство, что Настя не принадлежит, и никогда не будет принадлежать ему, что она всегда будет далеко от него, и он не посмеет, не позволит себе отдать ей все свое тепло, всю нежность, на которую способен,

и потому, встречая ее взгляд в толпе, — он опускал глаза, понимая, что не имеет права на ее такую юную, чистую и, как он понимал, — настоящую любовь.

И, тем не менее, — они рядом сегодня, сейчас, и этого им достаточно, чтобы отбросив все, забыв прошлое, не думая о будущем, наслаждаться происходящим, довольствуясь лишь тем, что они — брат и сестра.

Все вокруг кажется им прекрасным, сказочным, — они счастливы, — вокруг них витает какая — то необыкновенная аура безумства… и любви.

— Настя, тебе не кажется, что пора начинать вечер?

— Да. Но, по — моему, пока они не выпьют хотя бы по бокалу шампанского, вряд ли они избавятся от своей врожденной застенчивости.

— Придется мне взять роль тамады на себя, — ты права, после пары тостов я им уже буду не нужен. Настя смеется:

— Тогда пойдем, спросим у молодых разрешения начать вечер.

— Сестричка, ты не против, если я немного покомандую на твоей свадьбе? — Конечно, Федя, может хоть ты их расшевелишь, — отвечает она, чуть не плача от уныния, наступившего сразу после съемок, несмотря на веселую,

зажигательную музыку.

Тогда Федор, повернувшись к присутствующим, произносит громко, хлопая в ладоши, чтобы привлечь внимание:

— Дамы и Господа! Жених и невеста приглашают всех к столу! После банкета

— танцы! — Прошу! Федор указывает на накрытые незатейливыми блюдами столы. Но все продолжают стоять, не решаясь быть первыми.

Тогда он, извинившись перед растерянным женихом, берет обеих сестер под руки и ведет вглубь двора.

Столы украшены букетами полевых цветов, которые Настя собрала накануне, когда они ездили за песком. Молодежь нерешительно двигается за ними. Иван поспевает за невестой, чтобы в нужный момент оказаться рядом.

Федор усаживает молодых, как и полагается, — в торце стола, где уже стоят,

перевязанные алой лентой, бутылка шампанского и бутылка коньяка.

Рассаживается и молодежь. Федор оглядывается на присутствующих.

— Нет, ребята, так не пойдет, — извините, но я прошу всех встать из — за стола.

Молодежь, не поняв, в чем дело, поднимается.

— Молодые люди, вы расселись по одну сторону стола, а девушки — по другую, и кто, по — вашему будет ухаживать за дамами? — объясняет Федор. Прошу вас сесть через одного: парень — девушка, хорошо?

После некоторой паузы, в течение которой ребята быстренько разобрали своих подружек, — они снова уселись за стол.

— Прекрасно. А теперь, мужчины, займитесь шампанским. Первый тост за жениха и невесту.

Он наклоняется к Насте:

— Займи и нам два места, желательно у края стола, хорошо?

— Да, конечно. Настя садится, оставив одно место для Федора.

Ребята послушно тянутся за бутылками с шампанским, начинают еще

неумело открывать их, — им нечасто доводится пить такие напитки. Федор

занимается тем же.

Мысли о Федоре были похожи у Насти на морской прибой: они то налетали шквалом счастья, восхищением, ожиданием чего — то сладостно — приятного, еще не знакомого ей, то уходили далеко — далеко, туда, где он

живет, где любит и ласкает другую, и она, начинала задыхаться, как маленькая рыбка, выброшенная на берег, понимая, что ей никогда не занять место той, другой, которая когда — то завладела его сердцем.

Началась громкая, отдающая эхом по всей деревне стрельба из бутылок

с шампанским. Девчонки визжали, смеялись, шипучий напиток лился

через край…

Наполнив бокалы, все устремили взгляды на Федора. Он долго молчал, глядя на искристый напиток.

— Ну что ж, — начал он с потаенной грустью в голосе.

— Люди живут по — разному, — и хорошо, и не очень, кому как повезет в этой жизни… на секунду он умолкает, потом, взглянув на жениха и невесту, вдохнув полной грудью, уже громко и, как — бы утверждающе, произносит:

— Но желают всем и всегда только одного, — будьте счастливы!

Все встают, слышится звон бокалов. Федор поворачивается к Насте и тихо добавляет:

— За любовь.

Выпив бокалы до дна, они садятся рядом, впервые так тесно прижавшись друг к другу…

У Федора от прикосновения к ее упругому, горячему телу пробегает дрожь, с которой он долго еще не может справиться. А Настя испытывает почти

Конец ознакомительного фрагмента.