Долг платежом красен

Татьяна Чебатуркина

Рано или поздно жизнь ставит перед каждым такие вопросы, ответить на которые порой нужно особое мужество. Главная героиня повести, получив наследство в северной столице, попадает неожиданно в мир загадочного прошлого своих родственников, разгадка которого спряталась за таинственным словом «реинкарнация». Верить или не верить? – вот в чем вопрос. Вспыхнувшее обоюдное чувство любви помогает героям обрести веру в возможное счастье.

Глава 4. Тайна

Утром по деревенской летней привычке, проснувшись в шесть часов, еще полчаса заставила себя просто поваляться на кровати. Жаль, что в современных гостиницах в номерах нет элементарного электрического чайника, чтобы подзарядиться бокалом крепкого сладкого чая, составить четкий план на весь день и целеустремленно его выполнять. И вдруг пришло осознанное желание снова увидеть Дениса Ивановича.

«Не страдай, никуда он от тебя не денется, пока не вернешь ему сумасшедшую сумму, что он тебе передал под расписку. И ключ от квартиры остался у него. И, вообще, чего ты ломаешься перед мужчиной, который тебе понравился? Он наверняка женат, так что хватит краснеть и извиняться каждую минуту. Просто попался тебе на дороге порядочный мужчина, который стремится поскорее выполнить взятые на себя обязательства. Постарайся сегодня завершить все дела, заказать на понедельник билет на поезд, побывать на экскурсии в Царском Селе, Русском музее и отчалить домой поскорее. А то все грядки без полива засохнут. Миллионерша новоявленная! Вспомни мудрость древнюю: „Все неприятности от денег“ — и не выпадай в осадок по поводу всего происходящего. Главное, оставаться самой собой! И чтобы ненароком не прибили из-за этого невозможного богатства! Кому твои девчонки тогда нужны будут? Да, крепкий чай сейчас бы не помешал!».

У подъезда отеля стояла машина Дениса Ивановича. Нина застыла в растерянности на высоком крыльце, тормознула, потом решительно сбежала со ступеней, открыла дверцу машины:

— Доброе утро, Денис Иванович! Вы тоже остановились в этом отеле?

Ответ обескуражил:

— Доброе утро! Я вас караулю, чтобы не сбежали ненароком. И прошу вас составить мне компанию, чтобы подкрепиться перед началом длинного дня. Какую программу вы составили на сегодня, можно поинтересоваться? Если вас мое навязчивое присутствие раздражает, то вы не стесняйтесь, скажите, и я исчезну. Но есть один момент, о котором я вам просто обязан рассказать. Мы должны вместе завершить осмотр квартиры Ирины Александровны. Это очень важно. Она просила меня обязательно передать вам лично в руки ее записи. А потом я могу заказывать билет на самолет в Париж. Вы мне доверяете? Только честно!

Нина, смутившись окончательно, кивнула:

— Завтракать, так завтракать! У меня, кроме вас, в городе нет знакомых, и до сих пор ваше поведение было безупречно. Да, я вам доверяю! Если вы не будете против, мы можем обойтись без отчеств!

Плавно трогая машину, Денис Иванович проговорил негромко:

— Согласен. Но вы продолжаете меня приятно удивлять.

В кафе вкусы заказанного меню неожиданно совпали, кроме черного кофе Денису и зеленого чая для Нины. Диеты обоим не грозили.

После отличного завтрака некоторое время ехали молча, и в сгустившейся напряженной тишине салона вопрос Дениса Ивановича неожиданно удивил:

— Нина, помните, при нашей первой встрече я спросил, верите ли вы в Бога, на который вы так и не ответили? Я его вынужден повторить!

— Я крещена. Мои бабушка и дедушка ходили на службы в церковь. Но, если честно, я не являюсь ярой христианкой. Душой понимаю, что вера поддерживает силы и волю, дает позитивный настрой. Легче переносить болезни и неприятности, когда знаешь, что у тебя есть настоящий защитник, к которому ты привыкла обращаться с верой в его милосердие и справедливость. Когда кто-то болеет, читаешь молитву об исцелении болящего, когда кто-то куда-то уезжает, читаешь молитву о странствующих и путешествующих, молитву за детей, и в сердце воцаряется такая уверенность и такое спокойствие, что ничего плохого со моими близкими и со мной не случится. Иногда я ловлю себя на мысли, что вера в Бога у меня какая-то корыстная, и тогда прошу о милости и прощении, говорю себе: «Иди в церковь, покайся!». Иду, ставлю свечки за здоровье всех родных, за упокой душ умерших, успокаиваюсь. И опять вечные хлопоты, и заботы загораживают все благие намерения. И только перед сном, сидя на постели в ночной рубашке, опять читаешь «Отче наш» и просишь о милости. Без веры жить невозможно!

Денис Иванович удивленно покачал головой:

— Да, вы удивительно искренний человек. И еще, если позволите, один нескромный вопрос: «Вы замужем?»

Нина рассмеялась:

— Так, ясно! Сначала я думала, что вы из полиции. Теперь поняла, что вы священник. Исповедуюсь дальше. Ровно семь лет нахожусь в разводе. Сейчас мне тридцать два года. Одна воспитываю двух дочерей. Работаю в школе преподавателем русского языка и литературы. Люблю книги, театр и рыбалку. Еще вопросы будут?

Денис Иванович отрицательно покачал головой:

— Нет, вы ошиблись. Я не священник.

Зал с раздвинутыми шторами в лучах разгулявшегося августовского дня уже не выглядел так угрюмо и неприкаянно, как вчера. Оба, не сговариваясь, молча подошли к окну. Денис Иванович снова распахнул створки, и легкая тюль неуправляемо взвилась за их спинами бежевым парусом неизвестного корабля.

— Нина, знаете, мой друг Константин был удивительным художником! Его картины поражают разнообразием сюжетов из самых разных эпох, какой-то яростной правдивостью и тщательностью в написании мелких деталей в одежде, природном ландшафте, в изображении фигур людей. И только матери и мне он признался однажды, что все это разнообразие красок он каждый раз видит во сне. Цветные сны приходят внезапно, без связи с действительностью прошедшего дня. Преломление в сознании захватывает настолько глубоко и волнующее, словно каждый раз какая-то неведомая сила забрасывает его в другое измерение в роли или участника, или действующего лица, и он с жадностью первооткрывателя погружается в стихию действия, не пугаясь открывшейся перед ним панорамы неизвестного времени и места. А утром, проснувшись, с радостью восстанавливает по памяти на холсте моменты прорезавшегося внезапно видения чьей-то прожитой сотни лет назад жизни. Вы готовы увидеть работы Константина?

Нина переспросила осторожно, чтобы не обидеть Дениса:

— А сколько лет было вашему другу, когда он погиб в горах?

— Он не дожил всего месяц до тридцати двух лет. Трагическая несправедливость — внезапный сход лавины в очень снежную зиму, когда он катался на лыжах. Мы нашли его тело только весной. Представляете состояние его матери Ирины Александровны, которая в течение долгих месяцев жила в постоянном ожидании хоть каких-нибудь известий о сыне, надеясь до последнего на благополучный исход и его волшебное спасение. Он не был женат, и матери остались на память только его картины. Нина, пойдемте в мастерскую Константина, где он жил и творил, и сами все увидите.

Вероятно, в далекое дореволюционное время именно эта прямоугольная комната должна была выполнять функции зала для приема гостей, торжественных балов и вечеринок, потому что три огромных окна с овалами под потолок проливали столько света с южной стороны, что комната стала, действительно, прекрасной мастерской для художника.

Большой мольберт с незаконченной картиной юной девушки в длинном холщовом сарафане на берегу незнакомой степной речушки, на фоне убегающего вдаль поля созревающей пшеницы создавали иллюзию распахнутого окна в незнакомой комнате. Эта девочка застыла в ожидании кого-то, кто устремился к ней, и кому она улыбалась радостно и светло.

Нина вздрогнула: на рисунке была изображена она в юности. Но этот старинный русский сарафан до пят, светлая толстая коса, сбегающая на только-только формирующуюся юную грудь — все это откровение и великолепие проснувшегося летнего дня завораживали, заставляя всматриваться в каждую мельчайшую подробность запечатленного пейзажа. И только речка с противоположным берегом и живописными кустами осталась сбоку, справа на картине, печально прозрачной, не дорисованной, с резко очерченными кистью границами, без призывной ласковости заворачивающего течения.

— Откуда я здесь? — Нина отпрянула от картины. — Это невозможно! Мы ведь даже не были знакомы! Честное слово, я никогда не виделась с Константином! Как такое стало возможным?

Денис обнял ее за плечи, прижал к себе, и, оказавшись в кольце его сильных рук, она вдруг почувствовала себя такой же маленькой беззащитной девочкой, как и запечатленная на картине ее копия:

— Ниночка, эти же вопросы я задаю себе постоянно с тех пор, как встретил тебя у памятника Петру Первому! Я был в Париже, когда Константин начал писать эту картину, и увиделись мы только на несколько дней у него в мастерской. Костя погиб зимой, не успев ее дописать! В его картинах столько тайн и неожиданностей! Возможно, мы найдем разгадку в дневниковых записях его матери, которые Ирина Александровна именно тебе просила передать. Неужели именно тебя он тоже увидел во сне? Но причем этот старинный русский наряд? Еще одна загадка? Ты вся дрожишь, моя маленькая светлая пташка! Знаешь, мы сейчас должны вырваться из загадочного, завораживающего своими тайнами лабиринта этой квартиры на простор шикарного зеленого острова. Здесь совсем рядом через мост — парк культуры и отдыха имени Кирова. Побродим по аллеям, покатаемся на лодке, поедим мороженого, пока погода позволяет. В Питере со всей непредсказуемостью севера в любую минуту может зарядить на неделю уже по-осеннему холодный дождь. Ты живешь на юге — тебе этого не понять, как мы радуемся погожим денькам.

Они спустились по лестнице, перешли оживленный проспект, окунулись в прохладу ветерка на широком мосту. И все время Денис Иванович бережно держал Нину под руку, прижимая так крепко к себе ее локоть, словно опасался, что она вдруг опомнится, испарится вместе с завязавшейся с ее приездом какой-то, пока не разгаданной тайной.

Наверное, на фоне безмятежности широких, аккуратно постриженных, зеленых полян парка, в лодке под густыми занавесями развесистых деревьев они с Денисом Ивановичем были похожи на десятки влюбленных пар, скрывшихся от городской суеты в заповедных кущах естественного заповедника. Но, слушая рассказ Дениса об его богатой событиями жизни в Питере, во Франции, отвечая на его вопросы, укачавшись в лодке и закрывая глаза, Нина, как завороженная, вновь и вновь видела себя на картине незнакомого Константина на берегу затерявшейся речки.

Про посещение банка, про возврат долга забыли, погрузившись в стремительно набежавшее чувство обособленности от мира, захлестнувшего любопытства, интереса и непонятного притяжения от познания и некоторой близости. Они незаметно перешли на «ты», куда-то пропала скованность, оставив возможность приятельского похлопывания по плечу, дружеского объятия без малейшего намека на сексуальные позывы.

Денис сам себя не узнавал, стараясь вывернуться наизнанку, чтобы уловить в прекрасных, с легкими следами туши на ресницах, внимательных, карих глазах Нины вспыхнувший интерес, удивление или смущение. Он готов был залезть под теннисный стол за улетевшим шариком пинг-понга, читал наизусть стихи Блока и Евтушенко, почти вприпрыжку отправился за мороженым к одиноко стоящему павильончику кафе.

Какая-то бравада из времен давно прошедшей молодости проснулась в этом достаточно стройном для своего возраста, приличном мужчине, который, наверное, катался бы на диване, заходясь в приступах беспричинного смеха, если бы кто-нибудь снял на телефон их с Ниной времяпровождение в парке и показал родным.

Чего он хотел добиться? На этот вопрос в лоб можно было размазывать кашу из слов, но Денис ничего путного не смог бы ответить, смутившись, возможно, кроме одного: он стремился превзойти самого себя, чтобы понравиться Нине. Это звучало пошло, отстойно, как выражается молодежь, но незафиксированное словами желание изменило всю его линию поведения. И Нина расцвела в этом потоке внимания симпатичного мужчины и солнечного удивительного дня.

Нужно время, чтобы из мелких осыпающихся цветков на виноградной лозе при соответствующем уходе проклюнулись невзрачные зеленые ягодки будущих янтарных, сочных, килограммовых гроздей золотистого винограда, которые потом осядут в запечатанных бутылках струями божественного напитка.

— Нина, закончим сегодня осмотр квартиры или оставим все на завтра? — Денис Иванович остановился у своей одиноко брошенной почти на весь день машины. — Предлагаю отметить наше знакомство в приличном ресторане.

— Если честно, я сегодня не засну спокойно, если не увижу другие картины Константина. Но без вас, без тебя, — поправилась она, — я точно одна в квартиру не войду. И любопытно, и страшно одновременно! Ты мне сегодня должен отдать дневник Ирины Александровны! И пока я его не прочту, спать не буду! Извини, но давай доживем до завтра!

Большой платяной шкаф отгораживал часть комнаты, создавая возможность некоторого темного тамбура, в котором прятались от прямых солнечных лучей натянутые на широкие деревянные рейки холсты написанных картин. Их было шесть: пять больших законченных полотен и шестая на мольберте у окна.

Большой раздвинутый диван напротив шкафа, японский телевизор на тумбочке в углу, большой письменный стол, заваленный журналами, коробками с красками — все эта неприхотливая обстановка мастерской подчеркивала, что ее хозяин жил только своим картинами, работая и творя, купаясь в своем воображении. Эта обреченность присуща или гениям, или больным людям.

Денис Иванович предложил выставить для осмотра все картины по периметру комнаты, но Нина его остановила. Уже первая большая картина смутила и взволновала ее: на мощенной грубыми камнями узкой площади какого-то средневекового замка, на фоне мрачных крепостных стен прикрученная веревками к гладко оструганному вкопанному бревну извивалась в страданиях и мольбах молодая женщина. Вся одежда была порвана и измазана кровью, белоснежная грудь с заметными следами побоев была бессовестно обнажена. Распущенные по плечам светлые волосы струились до обрывков юбки на обнаженных бедрах. На измазанном сажей лице захлебывался в крике разорванный рот, и вырывались из орбит безумные от страха белые глаза. А вокруг, как стая страшных ворон, толпились довольные, сытые мужчины в черных монашеских одеждах.

Нина отшатнулась, зажмурилась, закрыла глаза ладонями. Пронзительные черные и серые краски затопили своей страшной правдой все кругом, кроме кусочка ясного неба в бездонной безопасной вышине.

— Кто эта женщина? — прошептала Нина. — За что ее так наказывают?

Денис поставил картину на стул:

— Если бы можно было вернуться лет на десять назад, когда я считал высшим шиком не лезть к человеку в душу, и самонадеянно изрекал истины, открыто подсмеиваясь над своим юным другом! Понимаешь, Нина, мне нравилось наблюдать, как постепенно на серый невзрачный холст Константин набрасывал вроде бы произвольные мазки самых невероятных красок, и через час затаенного сосредоточения вдруг в самом уголке картины начинала раскачиваться вполне реальная гроздь лесного боярышника. Или явственно струиться вода в реке. Это чудо создавалось на моих глазах, и я не лез к Косте с расспросами, чтобы не спугнуть его творческое самоотречение от действительности в этой штатной мастерской. В отличие от своей собственной манеры болтовней создавать соответствующую атмосферу происходящего события. Эта девушка — тоже плод его изнурительных таинственных сновидений. У Кости никогда не было натурщиц, с которых он мог бы списать свой образ на картине. И на мои не очень приличные намеки по поводу приглашения в дом соответствующих женщин, он просто отмахивался от меня со смехом: «Зачем они мне? Дама моего сердца и так неразлучна со мной каждую ночь. И ты второй, кто с ней знаком». И у меня не хватило смелости тогда спросить, кто она.

— Денис, я больше не могу видеть откровения других картин! Это какое-то наваждение! После ужаса этой картины не хочется жить!

И тут случилось невозможно. Денис властно схватил ее за плечи, притянул к себе и, больше не сдерживаясь, впился в ее губы нетерпеливо, жадно, стремительно. Эта мужская решительность сначала заставила вздрогнуть, дернуться, но пьянящая опытность его губ и жар тела, женская привычка подчиняться более сильному и привлекательному мужчине, унесли Нину на секунды в давно позабытое состояние восторга и неги, когда, подчиняясь естественному зову плоти, женщина теряет голову, не думая о последствия.

Диван был рядом, они были одни в этой непостижимой близости, и, в последствие, вспоминая эти минуты, Нина отчетливо понимала, что оба хотели тогда отдаться этой вспыхнувшей страсти. Но Денис опомнился, почувствовав инстинктивно, что один половой акт может так и остаться последним, если эта неиспорченная городской многоопытностью сексуальных отношений молодая женщина утром сбежит в свой живописный деревенский рай, проклиная подлеца из-за границы. И, в первую очередь, себя за то, что изменила своим твердым принципам отдаваться мужчине только по большой и верной любви.

— Ниночка, ты права! — Денис Иванович нехотя отпустил Нину из сильных и уверенных рук. — Завтра будет новый день! И я рад, что мы с тобой стали ближе! Вот возьми, моя дорогая, этот запечатанный сверток. В нем ты найдешь откровения Ирины Александровны! И очень прошу: несмотря на то, что ты прочитаешь даже что-то неприятное, дождись меня завтра утром. У меня все время такое чувство, что ты исчезнешь навсегда. Мне еще очень многое нужно тебе сказать.