Шок-школа

Татьяна Устинова, 2021

Судья Елена Кузнецова была очень рада за свою сестру: той удалось устроить сына Сеньку в престижную школу! Конечно, Натке пришлось раскошелиться, но она уверена, что вложение средств того стоит – в классе пятнадцать учеников, все из приличных состоятельных семей… Вот только она не учла, что ее собственная семья в этот элитный круг не очень-то вписывается: сына Натка воспитывает без мужа, с утра до ночи работает, а не проводит время в салонах красоты, как родительницы других учеников. Очень быстро начались проблемы, решать которые, как обычно, пришлось Лене, когда она обнаружила у себя на столе иск к школе от ее собственной сестры…

Сентябрь

Первого сентября Натка плакала. Расчувствовалась!

А как она могла не расчувствоваться?

Все было так торжественно и красиво!

Клены у широко распахнутых по случаю праздника школьных ворот прощально шуршали и время от времени роняли резные листья, как скупые слезинки.

Темные ели у крыльца зеленели сурово, но жизнеутверждающе. Мол, будет трудно, но вы, дети, молодые побеги, обязательно прорастете сквозь бетон.

В школьном дворе волновалось синее, в белой пене кружев и бантов, живое море: базовым цветом форменной одежды шоко-школьников была «берлинская лазурь».

Натка, не первый год работающая на верстке в газете, с дизайнерской таблицей «Пантон» была знакома и названию цвета школьной формы не удивилась.

Поначалу.

Потом-то у нее возникли смутные сомнения: а случайно ли эта их лазурь — именно берлинская?

— Анна Беккер! София Вагнер! Герман Дельвиг! — проводила перекличку своих новобранцев учительница Яна Арнольдовна Герц.

Как на подбор, одни немецкие фамилии…

— Ольга Кляйн! Арсений Кузнецов!

— Прям будто в гестапо нас с Сенькой затащили, — пробормотала себе под нос Натка, ощущая себя несколько неуютно.

Как будто они с Сенькой не такие, как все тут.

Как будто они хуже других.

А почему это они хуже?

Потому что на Натке бриллиантов нет, как на других мамашах?

Так это же не говорит о том, что у нее этих бриллиантов вовсе не имеется.

Да у нее, может, дома целая куча этих бриллиантов! Полный комод. И все фамильные, от прапрабабушки, личной фрейлины государыни императрицы.

Просто Натка воспитана хорошо и не тычет своими бриллиантами в нос окружающим.

Кто вообще надевает платья в пол и драгоценности будним утром?!

Ну кто — Алена Дельвиг надевает.

И мама девочки Вагнер тоже.

Обвешались сверкающими каменьями так, что даже лапы елок, по опыту знающих, каково это — в праздничном убранстве щеголять, насмешливо вздрагивают.

Нормальные люди одеты нарядно, но со вкусом, соответственно ситуации: в элегантные костюмы. Как Натка, например, на ней песочного цвета брючная двойка с белой блузкой. Не с миланского показа мод, конечно, но из «Зары», что вполне прилично…

А фрау Дельвиг и Вагнер шуршат шелками и бархатом, звенят браслетами…

Вееров из павлиньих перьев им не хватает — прятались бы за ними, шушукаясь, чтобы не нервировать нормальных людей.

Очень Натке не нравилось то, что, шушукаясь, фрау поглядывают на нее.

И что им не так, спрашивается?

Она красивая молодая дама и держится с достоинством, благородно — вон, до сих пор не схватила шушукающихся фрау за бархатные бретельки, не встряхнула пытливо: в чем дело? Какие ко мне претензии?

С Мариной Вагнер Натка уже разговаривала накануне.

Эта самая Марина первой составила компанию Алене Дельвиг в родительском комитете и обзванивала всех остальных накануне со странным вопросом:

— Вы требования к букетам знаете?

— Требования к букетам? — озадачилась Натка.

В ее школьные годы никаких требований к букетам не существовало. Желательно было, чтобы он, букет этот, имелся, но если нет — ничего страшного. Приносили с собой, как говорится, праздничное настроение, оно и служило самым главным украшением.

— Родительский чат не читаете? — Марина Вагнер укоризненно поцокала языком, мол, с кем приходится дело иметь, совершенно безответственные люди! — Вчера же написали: взрослые букеты — только розовые. В смысле, из роз. Это любимые цветы Яны Арнольдовны. Розы берем только красные или бордовые, лучше всего эквадорские, длина стебля до метра, размер цветка порядка десяти сантиметров. Не заворачиваем!

— Но почему?..

— Что — почему? — Марина быстро теряла терпение. — Непонятно, что с завернутыми букетами потом возиться долго? И домой их везти как? А пятнадцать однотипных розовых букетов мы аккуратненько в клееночку завернем, срезы влажной тряпочкой обернем, в багажник положим и довезем куда надо в лучшем виде. Хоть домой, хоть в магазин на реализацию, если Яна Арнольдовна предпочтет деньгами…

Натка никогда раньше не задумывалась о том, что происходит с букетами, подаренными учителям. Да, если рассматривать их с точки зрения оптимизации и монетизации, деловитая Марина Вагнер права…

— Хорошо, мы купим розы, — сказала она в трубку. — Но стебли метровой длины — это не слишком ли? Детей за ними видно не будет!

— Вы чем слушаете, Наталья? — рассердилась фрау Вагнер. — Я же по-русски сказала: это взрослые букеты! Те, которые принесем и вручим мы, родители! С детьми, конечно же, другая история…

— То есть нужны два букета?!

— Разумеется! Букеты первоклассников должны быть небольшими, округлыми, и вот их мы тщательно упаковываем, чтобы ребенок не запачкался пыльцой, не укололся шипами, не намочил форму.

— А…

— Позвольте, я договорю! Детский букет — обязательно яркой расцветки! У нас будет фотосессия и видеосъемка, пожалуйста, не испортьте общую картинку какими-нибудь унылыми темными ирисами или бурыми астрами.

Натка поперхнулась невысказанными словами.

Красно-коричневые астры для нее лично были символом Первого сентября.

Бабушка всегда покупала им с Леной именно такие, а иногда еще ярко-желтые дубки: это были самые дешевые цветы, и их характерный запах — густой, торжественный и строгий — идеально подходил грустному празднику, отсекавшему очередное лето, полное тепла и свободы.

Бабушке нравились темно-красные астры, она всегда готовила три букета: один — для Лены, второй — для Натки, третий — в вазу из толстого синего стекла. Вазу она ставила на комод, поверх кружевной белоснежной салфетки…

Натка с Леной возвращались из школы — слегка утомленные первым после долгих каникул учебным днем, возбужденные праздником и встречей с одноклассниками, полные впечатлений и смутного беспокойства: впереди очередной школьный год, новые предметы, заботы и тревоги… А дома их встречал и обволакивал горьковатый, как успокаивающий чай, запах красно-бурых астр…

Они потом такие же астры на бабушкиной могилке посадили.

— Имейте в виду: если астры, то только сорта Страусово перо, Дюшес, Американская — крупные, шарообразные, белые или розовые. В принципе, можно еще георгины, только не темные. Гладиолусы не берем, они не в тренде. Да, самое главное! — Марина заволновалась пуще прежнего. — Никаких лилий!

— А с лилиями что не так?

— Ну здрасьте! Это же сильнейший аллерген! Не забываем, что цветы до конца дня будут стоять в классе, где сидят ученики! У вашего ребенка нет аллергии?

— У нашего — нет. У нас все больше по-простому: коленки сбитые, шишки, ссадины…

Натка благоразумно умолчала о типичной Сенькиной «болячке» — расстройстве желудка из-за съеденных прямо с дерева незрелых абрикосов. И правильно сделала — Марина и шишкам со ссадинами ужаснулась:

— В каких условиях у вас мальчик живет?! Надо быть как-то ответственнее!

— Надо — будем, — устало согласилась Натка, которой очень хотелось поскорее закончить этот разговор.

Было уже семь часов вечера. На сковородке в кухне вовсю шкворчали котлеты, соперничая запахом с ароматом темно-красных астр, которым только что запретили идти завтра в школу.

— Так про букеты все вам понятно? — настойчиво уточнила Марина. — Вы сможете соответствовать требованиям? Если есть проблемы с подбором цветов, еще не поздно добавить вас в общий заказ, цена вопроса шесть тысяч рублей, можете прямо сейчас перебросить мне их на карту и спокойно подходить завтра утром — букеты подвезут прямо к школе.

— Спасибо, не беспокойтесь, мы справимся сами, — вежливо ответила Натка и закончила телефонный разговор, решив, что Марина Вагнер ей не указ.

Сенька пошел на праздник с бабушкиными астрами.

— Традиции — это святое, — непримиримо сказала Натка и сама сфотографировала нарядного сына с букетом из темно-красных пушистых звездочек.

И ничего они не испортили картинку — очень красивые снимки получились.

Впрочем, компромисса ради Натка купила еще в переходе у метро пять долговязых бордовых роз.

А половину темно-красных астр оставила дома — в старой вазе из толстого синего стекла, стоящей поверх салфеточки на комоде.

— Да чтоб тебя!

Телефон завибрировал, передавая дрожь расшатанному столу и клавиатуре, когда Натка под приглядом корректора спешно вносила правки в верстку.

Новая юная журналистка, взятая на испытательный срок, с ходу отличилась и насажала в тексте ошибок. И каких! Вместо «освящение» написала в заголовке «освещение»: «В столице прошло освещение нового собора».

— Это, видимо, про переход от свечей к электричеству? Отличная новость! — язвила корректор — дама строгая, из тех, кого в интернете называют «граммар-наци».

А Натка из-за затрясшегося стола позорно промахнулась мимо нужной буквы и добавила в злополучный текст опечатку от себя лично.

— Прошу прощения, — сказала она корректорше. — Слушаю! — а это уже в телефон.

— Наталья, дорогая, здравствуйте! Это Алена Дельвиг из родительского комитета, — мелодично зажурчал голос в трубке.

— И вам не хворать, — пробурчала Натка и наконец исправила «освещение» на «освящение». — М-м-м?

Она вопросительно покосилась на корректоршу, та неохотно кивнула — мол, да, теперь все в норме — и отошла.

— Наталья, нам с вами обязательно нужно встретиться! — сказала Алена в трубке. — Это крайне важно, вопрос касается…

— Денег? — безрадостно предположила Натка.

— Нет! Какие деньги? Речь о детях!

— Дети — цветы жизни, — зачем-то сказала Натка.

Это прозвучало очень веско.

— Вот именно, — после короткой паузы согласилась Алена. — Как у вас сегодня со временем, сумеете выкроить полчаса для важной беседы?

— Могу с тринадцати до половины второго, — сказала Натка.

Вообще-то обеденный перерыв у нее был с часу до двух, но фрау Дельвиг просила только полчаса, так зачем же давать ей больше? К тому же Натке нужно было еще успеть пообедать. И сделать это она собиралась в недорогой служебной столовой, а не в каком-нибудь пафосном заведении.

В том, что председательша не назначит ей встречу в сквере на лавочке, Натка не сомневалась: это наши люди не ездят в булочную на такси, а такие вот фрау без понтов и шагу не ступят.

— Вы же где-то в центре находитесь? — всезнающая Алена Дельвиг озвучила местоположение Наткиной редакции и уточнила: — Я правильный адрес называю?

— Угу.

— Тогда давайте попросту, без церемоний, как две студентки, — в час дня в «Старбаксе», он у вас там рядышком, — предложила фрау.

— Договорились.

Натка выключила телефон и вернулась к работе.

В ее представлении для встречи а-ля девочки-студентки «попросту, без церемоний» гораздо больше подходило демократичное уличное кафе, но и «Старбакс» был не худшим вариантом. Чашка кофе за двести сорок рэ ее не разорит.

И на какую-такую важную тему хочет поговорить с ней Алена Дельвиг?

В «Старбакс» Натка вошла в тринадцать ноль две в состоянии скрытого беспокойства.

Председательша родительского комитета почему-то стойко ассоциировалась у нее с неприятностями. Хотя с виду — премилая дама, вся такая изящная и благородная… Серо-сизое шелковое платье, туфли с красной подошвой, в ушах серебристые жемчужные горошины — хоть сейчас на бал в Дворянское собрание!

Натка одернула помявшуюся за работой белую блузку, поправила ремешок летних брючек, глянула на свои замшевые лоферы из интернет-магазина — пыль бы с них стряхнуть, хотя зачем, они же от этого не превратятся в лабутены…

— Добрый день! — Алена, которая уже ждала за столиком, встала и по-мужски протянула Натке руку — подчеркнула деловой характер встречи. — Спасибо, что нашли время встретиться…

— У меня всего лишь полчаса. — Натка села и оглянулась на барную стойку.

— И их нелегко выкроить, понимаю, тоже спешу почистить перышки. — Алена отвернулась от Натки, чтобы первой сделать заказ подоспевшей официантке. — Нитрокофе есть у вас? А колдбрю? А что есть? Ой, ну давайте что-нибудь холодненькое на фундучном молоке… Нет фундучного? Ладно, на миндальном.

— Капучино, — коротко сказала Натка, отвечая на невысказанный вопрос в усталом взгляде официантки. — Маленький, с сахаром, на нормальном человеческом молоке.

— А вы готовите на человеческом молоке?! — захлопала глазами Алена Дельвиг.

— Я имела в виду коровье, — объяснила Натка и поймала дружелюбную улыбку повеселевшей официантки.

Что ж, можно надеяться, что ей тут не плюнут в кофе. А вот Алене стоило бы обеспокоиться. Никто не любит капризных выпендрежников, особенно заморенные работники общепита.

— О, это остроумная шутка! — Алена покивала Натке. — Я оценила. Мы, Дельвиги, знаем толк в фигурах речи и изящной словесности. Наш знаменитый предок…

— А вы принадлежите к потомкам того самого Дельвига?

— Это фамилия моего мужа, — несколько скисла Алена.

— А он тоже поэт?

— Нет, он инвестор, и успешный… А вы знаете, что из лицейских поэтов именно Дельвиг был первым, кто стал печататься в журналах? Он, а не Пушкин. Думаю, это фамильная черта Дельвигов — успевать раньше других, — Алена подмигнула Натке и безмолвным кивком отпустила девушку, которая принесла им кофе.

— Спасибо, — сказала Натка в спину уходящей официантке. — Так о чем вы хотели поговорить?

— О вашем мальчике, — Алена пригубила свой напиток и покривилась. — Мята несвежая… Так вот, о чем я? Если помните, Яна Арнольдовна еще на первом собрании предупреждала, что ей понадобятся анкеты на всех учеников класса с контактными данными и полной информацией о ребенке. Думаю, вы понимаете, что учитель должен знать о каждом ребенке все, ведь любой пробел может обернуться проблемой. К примеру, у одного из мальчиков непереносимость лактозы, и это нужно учитывать при заказе питания, ему будут давать кокосовое молоко вместо, как вы выразились, «обыкновенного человеческого».

— У моего сына нет никакой пищевой аллергии и ограничений по питанию.

— Да-да, я знаю, на днях он приносил в класс какие-то цветочки и предлагал всем пробовать, какие они сладенькие, — усмехнулась фрау Дельвиг.

— Клевер, наверное, — Натка против воли покраснела.

Может, капризуля-выпендрежница думает, что Сенька недоедает? Ее мальчик так голоден, что питается подножным кормом?

— Мы в детстве называли эти цветочки «кашками». Они действительно сладкие, их надо сосать…

— Спасибо, не нужно интимных подробностей, — неприятно засмеялась Алена — пошутила, так сказать, показала, что тоже знает толк в изящной словесности. — Я, собственно, хотела обратить ваше внимание на то, что вы заполнили анкету невнимательно, целый ряд вопросов оставили без ответов. А это важные вопросы…

— Какие же? — Натка отхлебнула капучино — вкусный! — и поставила чашку на блюдце, постаравшись не звякнуть: спокойствие, только спокойствие…

— Ну, например, вы ничего не написали об отце Арсения. Кто он? Чем занимается?

— Чем угодно, только не воспитанием моего ребенка, — Натка особо акцентировала местоимение. — Отец Арсения не играет никакой роли в его жизни и поэтому недостоин упоминания в таком важном документе, как анкета первоклассника, — тут она улыбнулась — мол, шутка! — но довольно прохладно.

— Понимаю, — Алена Дельвиг окинула собеседницу оценивающим взглядом. — У Дельвига, кстати, было три незамужних сестры, и он им всем помогал… А вам кто?

— У меня тоже есть заботливые родственники и верные друзья.

— Тогда, может быть, вместо отца ребенка вы запишете в анкету этих родственников? Чем они занимаются?

— Моя сестра — судья… Слушайте, а зачем вам это нужно? — Натка рассердилась.

— Ну как же! Ведь формируется круг!

— Какой еще круг? — Натка дернулась и толкнула стол. На салфетке под чашкой образовался кружок от пролитого кофе.

— Вы, я вижу, не понимаете, — Алена Дельвиг вздохнула. — А ведь наши дети сейчас — совсем как лицеисты в Царском Селе…

— Не понимаю.

— Бывает, — кажется, фрау ей уже хамила. — В таком случае имеет смысл довериться людям понимающим…

— Вам, что ли? — хамство оказалось заразительным.

— И нам, — Алена снова пригубила свой напиток, поморщилась, поставила бокал и полезла в сумку, горделиво занимающую отдельное место.

Заслуженно: одна эта сумка стоило больше, чем половина мебели в кафе.

Алена достала листок, исписанный собственным Наткиным почерком, и положила его на стол:

— Давайте договоримся, что вы постараетесь устранить пробелы в анкете, насколько вам по силам это сделать. Хорошо?

Натка молча взяла листок. Рука ее вздрагивала. Бумажку хотелось скомкать и бросить в ухоженное лицо улыбающейся фрау.

— Заполненную анкету отсканируйте, пожалуйста, и пришлите Яне Арнольдовне на почту, она указана в чате. До свиданья! — Алена Дельвиг встала, бросила на стол нарочно смятую купюру и простучала каблучками к выходу.

— До новых неприятных встреч, — мрачно пробормотала Натка и попросила у официантки ручку.

Круг, значит, у них формируется?

Ну, пусть будет круг. Они с Сенькой не сдадутся и плотно в нем окопаются.

Как там было у Пушкина, друга того самого Дельвига, которого угораздило оказаться пра-прадедом инвестора?

«Отечество нам Царское Село»…