Стремянка в небо

Татьяна Трунова, 2020

Затерянная во владимирской глуши деревенька. Тихо, скучно. Привычно. «Господи, ничего же не происходит!» – взмолился однажды один из главных героев. И началось: геомагнитный разлом, встающие покойники, инопланетяне, специальный отдел ФСБ. Не зря говорят: «Бойтесь своих желаний, могут и исполниться». Вот и исполнились. Только ничего не бывает просто так, и все случившееся стало для главного героя катализатором для понимания не представимых раньше истин, да и себя самого тоже.

Глава седьмая

Второй день поисков результатов не дал. Он вообще не задался с самого начала. Опера со сломанной машиной свой транспорт починили, но теперь застряли в грязи. Злые, они сидели в колее где-то за пятьдесят километров от Вышелеса и сообщали, что ранее завтрашнего утра их можно не ждать.

Для полноты ощущений пошел дождь. Его серая завеса накрыла лес, и чувствовалось, что она здесь надолго. До вечера так точно. Сразу стало мокро и холодно. Настырные дождевые капли срывались с листьев, собирались в лужицы и капитально пропитывали лесную подстилку. Всюду был дождь, дождь и ничего, кроме дождя. Ну, разве еще матерок мужиков и дым от сигарет. Во влажном воздухе тот вонял особенно мерзко. Вездесущая влага размывала даже страх перед зелеными мхами, вызвавшими в прошлый раз такой фурор.

А еще Петю мучило похмелье. Самогон Шотика Арменовича обладал редким свойством не вызывать абстинентного синдрома, но вчера, прямо сказать, они переупотребили. Теперь Петя мрачно месил болотную жижу, мечтая о том моменте, когда окажется в сухом тепле дома и припадет к кружке с горячим чаем. Метод «клин клином» он не признавал и никогда не похмелялся.

Рядом бодро чавкал сапогами Федор. К Петиному удивлению, в лесу парень держался уверенно. От его недавней застенчивости не осталось и следа. В нем даже чувствовалась некая покровительственность, словно он был матерым туристом, а Петя — новичком, впервые попавшим на маршрут. Видать, удивление было написано на лице Пети крупными буквами, потому что Федор поспешил объяснить:

— Ты чего думаешь, я в первый раз в лесу? Знаешь, сколько я по бывшему Союзу походил? Тебе и не снилось!.. Осторожно! — осекся он. Петя как раз ощупывал слегой мох впереди себя и уже готовился шагнуть на его чуть пружинящую поверхность. — Слой здесь тонкий, провалишься.

— Ты откуда знаешь? — удивился Петя.

Парень пожал плечами:

— Чувствую.

Все заканчивается, закончился и этот бесконечный день. Обратно в деревню шли толпой. Разговаривать никому не хотелось — прочесывание мокрого насквозь леса вымотало народ до предела, к тому же некоторые искупались в болоте. И не по разу. Слава богу, хоть погода немного исправилась. По холодному небу быстро двигались гряды облаков, расцвеченные закатными красками. Ценитель прекрасного сказал бы, что краски эти чудесны, но таких ценителей среди мужиков не было. Все просто торопились добраться до дому.

Вот и тополиная аллея, высаженная в незапамятные времена строительства социализма. Последний рывок перед таким желанным отдыхом. Однако с отдыхом пришлось повременить. Стволы деревьев тонули в сумерках, из них и появилось Непредвиденное Событие. Оно, это Событие, имело облик совсем юной девушки. Не по погоде одетая в нечто струящееся и длинное, она словно выплыла из-за поворота.

Настоящая красавица, обалдело оценил Петя, взирая на приближающееся чудо. Обалдеть было от чего: огромные прозрачные глаза, прямой носик, светлые волосы, тремя потоками стекающие на спину и плечи, да еще этот наряд, почти не скрывающий точеной фигуры. Мужики тоже оценили небесное видение. «Тебя проводить, краля? Ух ты, какая!» — раздались восхищенные выкрики. Впрочем, ничего фривольного в них не наблюдалось. Народ в деревне все-таки с понятием. Вопрос, что девушка делает в таком виде в это время, почему-то ни у кого не возник.

Поравнявшись с мужиками, девушка остановилась. Улыбнулась. И бросилась на шею Федору. Она обвила парня руками и спрятала голову у него на груди. По крайней мере, судя по восторженному свисту, так показалось остальным.

— Ты чего? — пробормотал парень, попятившись. Из-за неожиданности ее поступка, своего счастья он оценить не успел.

Объятия длились всего несколько секунд. Внезапно девушка отпрянула и зашипела, как разъяренная кошка. Затем сгорбилась и медленно повернула голову. Из-под пухлых губ блеснули клыки, в глазах зажегся красный огонь. Она все так же улыбалась, но никто сейчас не назвал бы это существо дивной красавицей.

Метаморфоза оказалась настолько неожиданна, что у мужиков отвисли челюсти. Бежать? Какое, они и с места двинуться не могли. Тварь могла брать их тепленькими, такое на них накатило остолбенение. К счастью, она имела другие намерения. Прошипев явно что-то нецензурное, существо неуловимым движением оказалось в пяти метрах от застывшей группы, а затем и вовсе растворилось в сумерках.

— Охренеть, — выразил общее впечатление один из мужиков.

— А чего Это нас не съело? — дрожащим голосом поинтересовался другой.

— Млять! Догони и узнай! Валить отсюда надо!

Мысль показалась всем необычайно разумной, и они, топая как стадо слонов, понеслись по аллее. Выскочив из аллеи, притормозили. Перед ними лежало бывшее совхозное поле, чье открытое пространство дарило безопасность, пусть мнимую, но тем не менее безопасность. Аллея же позади выглядела сгустком жути. Мужики смотрели на нее с каким-то болезненным интересом. Еще бы, такая метаморфоза: из безобидной дороги, обсаженной тополями — в аттракцион монстров.

— Ни за что бы туда не вернулся, — передернул плечами Петя.

Ответом ему было молчаливое согласие.

— Что делать-то будем?

Вопрос задал Ваняша, толстый мужик с лицом античного бога. Откуда у него взялось такое лицо — неизвестно. Петя помнил его пацаном. С ним они еще ловили в низине жуков-плавунцов. Тогда Ваняша никак не проявлял признаков дородности. Об античных чертах тоже речи не шло.

Его поняли не сразу:

— Что?

— Эта… Народ бы предупредить надо.

— Ага. Встретили полуголую девку, она зашипела и убежала. Здорово получится.

— Не обязательно, — вступился за давнего приятеля Петя. — О зубастой девке рассказывать не будем, а попугать — попугаем. Иначе беды не оберешься. Сами подумайте: полезет такая страхолюдина в дом, и что?

Идея понравилась. После некоторых споров о деталях решили говорить следующее: шли в сумерках через аллею и напал на них непонятный человек. С топором. Чего напал? Сумасшедший. Силища — страшная, еле отбились. Некоторые, правда, настаивали на версии о волке, но кто-то из мужиков резонно возразил, что волк в дом не полезет, а страхолюдина так запросто. Пусть лучше будет сумасшедший с топором — народ только крепче на запоры закроется.

О том, что напало на них в сумерках аллеи, говорить никому не хотелось. Страхолюдина, тварь, монстр — этих слов было достаточно. Они облекали непонятное существо в оковы плоти, пусть страшноватой, и не давали психике утонуть в ужасе, от которого хочется визжать и бежать без оглядки. Хотя, если честно, по дороге они все-таки бежали. Петя даже про похмелье забыл, чувствуя себя как никогда бодро.

Деревня встретила их обычной вечерней тишиной. Треск мотоцикла на другом ее конце и взбрех какой-то неугомонной собаки не в счет. Никакой беготни, суматохи, воплей, чего мужики подсознательно боялись.

Они переглянулись:

— Ну что, начинаем?

— Начинаем.

Первый дом получился комом. Мужики бекали, мекали и чувствовали себя крайне неловко. Однако искренняя тревога, сквозившая в лицах, исправила дело. Рассказ о сумасшедшем с топором открывший дверь дачник воспринял серьезно. Он сразу принялся загонять в дом детей. Те орали, сопротивлялись, в общем, создавали шумовую завесу. От этой завесы хотелось оказаться как можно дальше. Если бы сумасшедший существовал на самом деле, он бы сюда и не сунулся. Справившись с непослушными чадами, дачник принялся благодарить за заботу, перемежая поток благодарностей руганью в адрес родной милиции, которая и не защищает, и не бережет. Другими словами, не выполняет своих прямых обязанностей.

— Кстати, о милиции, — раскрыл рот молчавший доселе мужичок, когда дверь за дачником захлопнулась. Петя этого деятеля жуть как не любил. И не он один. Таким непопулярным его делали склочный характер и привычка постоянно материться не к месту. Да и мат у него был какой-то сальный, коробивший даже привычных ко всему сельских жителей, которые тоже, прямо скажем, академиев не кончали. Сейчас же мужичок, а звали его Миха, выражался культурно. Видимо, от шока. — Туда тоже сообщить надо.

— Тоже о мужике с топором?

— Ага.

— Прям-таки они его ловить будут. Ладно, до Зойкиного оврага дойдем и позвоним. Здесь вообще связь не берет.

До оврага добрались быстро. Говорили теперь складно, не мямлили. Петя прямо сам поверил в напавшего на них сумасшедшего.

— А чего овраг-то Зойкин? — вполголоса поинтересовался Федор, пока мужики хором уговаривали глухую бабку Аграфену поберечься.

— Да коза однажды туда свалилась. Зойка. С тех пор овраг стал Зойкиным.

На лице Федора легко читалось разочарование.

Закончив дело, все заторопились по домам. Петя сначала тоже рванул по направлению к родной избе, но по зрелом размышлении решил сделать крюк: еще раз зайти к Арменычу. Вдруг удастся уговорить того переночевать у Пети? Парень за него боялся: одинокий, беспечный — мало ли что? А так все вместе, и душа не болит, как он там. Арменыч был не только беспечным, но и упрямым, поэтому, шагая к подъезду с крашеной деревянной дверью, Петя готовил убедительную речь. К его удивлению, Арменыч сопротивляться не стал. Он споро собрал необходимое, и спустя короткое время они оказались в избе.

Повечеряли молча. Мать было попыталась растрясти Петю на красочные подробности о нападении маньяка с топором, но он устало ее перебил:

— Мать, давай потом, а? Устал я, сил нет.

Врать ему надоело до чертиков, пусть даже и во благо. Еще мучил стыд перед Арменычем, но тут уж ничего не попишешь: тот бы точно не поверил в страхолюдину и остался дома. Мог и дверь не запереть, с него станется. Слава богу, мать сразу отстала — Петя действительно выглядел неважно.

— Хорошо, Петенька.

Тяжелый день, усугубленный похмельем, и сытный ужин манили упасть в постель. Чувство ответственности возражало. В конце концов оно — правда, с небольшим отрывом по очкам — победило. Завистливо глянув на Федора с Арменычем: те уже раздевались, готовые броситься в гостеприимные объятия раскладушки и дивана — Арменычу как старому человеку и гостю в одном лице выделили диван в горнице; мать себя старой не считала, поэтому полезла на печь, — Петя побрел проверять запоры. Марс увязался за ним — охранять и вообще поучаствовать. В принципе, ничего этого делать было и не нужно, но порядок есть порядок: перед сном принято дозором обойти дом.

Задняя дверь, выходящая на огороды, хвасталась новым ригельным замком. Петя с удовольствием огладил его серебристую поверхность и дернул ручку. Дверь, сбитая из толстых досок, даже не шелохнулась. Заперто. Калитка и передняя дверь тоже не обманули ожиданий.

— Ну что, морда, спать?

Марс согласно дернул ухом: слышу, мол, хозяин. Все его внимание занимала блоха, коварно засевшая в основании хвоста с роскошным рыжим очесом.

Сон оказался не менее коварен. Не успел Петя забраться под одеяло, как он улетучился, забрав с собой усталость. Голова стала ясная-ясная, свежая-свежая, хоть и не ложись. Однако Петя лег и честно попытался приманить сон обратно. Он пил воду, взбивал подушки, считал баранов… Тщетно.

«Почитать, что ли?» Он обернулся и задумчиво посмотрел на шкаф у дальней стены своего закутка. Сероватый свет из окна, разбавлявший темноту, позволял разглядеть ряды книг на полках. Они манили, но как-то вяло. «Или не читать?» Его сомнения разрешились самым действенным способом: в дверь постучали. Постучали осторожно, деликатно, как и полагается стучать в это время суток. Нет, конечно, наносить визиты людям в это время суток все равно неприлично, и даже очень неприлично, но, видать, кому-то приспичило.

— Кому там не спится? — вслух удивился Петя. Остальные сонно заворочались. Федор даже поднял с подушки растрепанную голову.

— Петька, открывай! — отозвался звонкий молодой голос.

— М‐митька? — одними губами прошептал Петя.

Марс рычал, прижавшись боком к коленям хозяина. Его обычно плотно прилегающая шерсть встала дыбом, отчего пес начал походить на лохматый и очень злой шар. Только искры не летели. Петя и не подозревал, сколько ярости таится в этой обычно спокойной собаке.

— Митенька! — Мать мгновенно оказалась у двери, она рвала замок, стремясь как можно скорее оказаться снаружи. Ее нетерпение только замедляло дело, что позволило Пете несколько прийти в себя. Одним движением он оторвал мать от замка и, крепко держа женщину, крикнул в сторону двери:

— Пошел вон!

Затем он развернул мать к себе, обнял и посмотрел в глаза. Говорить он при этом старался как можно убедительнее:

— Мама, не надо. Что бы там ни было, это не Димка. Наш Димка уже больше двадцати лет как мертв.

Женщина обмякла. Она больше не рвалась к двери, лишь мелко дрожала и всхлипывала. «Лучше бы в обморок упала, — мелькнуло в голове у Пети. — Было бы легче. Сказал бы, что Митькин голос ей привиделся».

А молодой голос не унимался, в нем уже звучали обида и недоумение.

— Мама, мама, открой же, мне холодно. Открой, мама.

Тут Петя окончательно потерял голову.

— Да пошел ты к черту!

Теперь уже он подлетел к двери и начал рвать на себя непослушный замок. Он хотел разорвать, растоптать то, что посмело взять себе имя мертвого человека и напомнить матери прошлое горе. От опрометчивого действия его удержали чьи-то руки. Руки принадлежали Федору. Парень изо всех сил вцепился в Петю и, несмотря на сопротивление последнего, оттащил того от двери.

— Успокоился? — осведомился он, когда Петя прекратил вырываться.

— Да, отпусти, — проворчал тот, все еще тяжело дыша.

— Мама, открой, мама! Петька, я тебе велосипед принес. Помнишь, обещал? Открывай давай!

Сумасшествие продолжалось еще минут пятнадцать. Они вчетвером стояли в освещенных тусклым светом семидесятипятисвечовой лампочки сенях и слушали. Мягко говоря, всем было сильно не по себе. Наконец человек замолчал, затопали по ступеням шаги и наступила тишина. Ее нарушил Федор.

— Пошли в комнату, — сказал он. — На сегодня, думаю, концерт окончен.

Слова парня возымели волшебное действие.

Деревня ожила. Она кричала, и страх звучал в ее крике. В нем смешались голоса людей, собачий лай и даже выстрелы. Проверять, что там творится, Пете совершенно не хотелось — его больше беспокоила мать. На шум она не отреагировала, просто смотрела прямо перед собой и молчала. Ее серые глаза, обычно яркие, сделались тусклыми. Ничего не осталось от той живой и любопытной кумушки, любительницы сплетен и происшествий.

— В горницу! — скомандовал он и повернулся, чтобы взять женщину под руку. Однако опоздал — около матери уже суетился Арменыч.

— Мария Семеновна, — ворковал тот. — Пойдемте, пойдемте. Вам непременно нужно полежать.

Та оперлась на руку старика и, автоматически переставляя ноги, поплелась в горницу. Следом за ними туда потянулись остальные. Процессию завершал Марс. Он больше не походил на стукнутого электричеством колобка, и лишь на загривке шерсть еще непокорно топорщилась. Пес непрестанно оглядывался и порыкивал.

Следующий час прошел в хлопотах вокруг Марии Семеновны. Петя даже порывался бежать к фельдшерице тетке Светлане, но многомудрый Арменыч, переживший смутные времена в Тбилиси, его остановил.

— Зачем нам Светлана? — сказал он. — У нее сейчас и без нас хлопот будет полон рот. Сейчас капелек успокоительных попьем, снотворное примем и утром будем как новенькие. Главное, чтобы давление не скакнуло. Голова не болит? — заботливо наклонился он над Марией Семеновной.

В ответ та прикрыла глаза.

— Тонометр есть?

— Где-то был. — Петя вспомнил, что видел аппарат в верхнем ящике комода.

— Тащи, — распорядился Арменыч.

Давление оказалось лишь слегка выше нормы. Старик обрадовался.

— Вот и ладушки. Ей сейчас главное — поспать, — шепотом поделился он с Петей.

— Поспишь тут, — проворчал парень, косясь на окна — шум за ними стихать и не думал.

— Уснет, — уверенно пообещал Арменыч.

Так и получилось. Не прошло и десяти минут, как женщина сначала засопела, а потом даже начала похрапывать.

— Так, теперь кто-нибудь объяснит мне, что это за явление Христа народу? — Шотик Арменович был настроен воинственно.

Петя устало потер лоб:

— По всему выходит, что приходил мой брат. Чего быть в принципе не может. Умер Митька, утонул. — Он помолчал и добавил: — Голос его я хорошо помню. И велосипед мне ко дню рождения он обещал купить… Не успел.

— Пошутил кто?

— И кому придет в голову так шутить?

— Ну… хулиганам. — Шотик Арменович сам понимал, что несет чушь, но сдаваться сразу ему не хотелось. — М-да, хорошо, что все мои могилы далеко остались. А то придет вот такое нечто, что хошь, то и делай, — добавил он. Убежденным он все равно не выглядел.

В дверь снова постучали, но теперь стук был нахальным, даже нервным.

— Опять… — простонал Федор.

Марс встрепенулся и стрелой полетел к двери. Проявлять признаков агрессии он не спешил.

— Свои, — успокоил всех Петя.

Оттенки Марсова поведения он различал прекрасно — стучал кто-то из соседей, причем соседей ближайших.

— Главное, чтобы они живые были, — проворчал он больше для порядку и пошел открывать.

В проеме калитки стоял Степаныч. В трусах и с охотничьим ружьем в руках зрелище он представлял феерическое.

Петя сразу же задумался: как Митька мог стучать в дверь дома, когда калитка тоже заперта? Никакого лаза во двор или отошедших досок в их хозяйстве не наблюдалось. Это он знал совершенно точно, можно и не проверять. Если только проход не сделали совсем недавно. «Утром как следует проверю», — решил парень. Не нравилось ему такое положение вещей, ой не нравилось!

— Все живы? — осведомился старик.

— Все, все, — успокоил его Арменыч. — К вам тоже покойники в гости приходили?

— Анька моя приходила, — угрюмо сообщил он, — только я ее из ружья угостил. Солью.

— Вы так не любили свою жену?

— Покойник в земле лежать должен, — отрубил Степаныч. — Значит, не она это.

Арменыч не ответил, он прислушивался к шуму за окном. Тот и не думал прекращаться, наоборот, становился сильнее. Окно то и дело перечеркивали лучи фонариков и расцвечивали сполохи факелов.

— Пошли, проверим, как у остальных. Вдруг помощь нужна?

— Может, лучше в доме оборону займем? — предложил Петя. Федор согласно закивал головой.

— Знаешь, чем отличается деревня от города? — обернулся к нему Шотик Арменович. — Она честнее, хотя и пьют там без меры. В городе каждый сам за себя — убивать будут, никто не выйдет. Здесь же всегда на поддержку рассчитывать можно. Беда — вместе, радость — тоже вместе. Где еще зайдут поинтересоваться здоровьем, если пару дней не встречали в магазине?

— Точно-точно, — ехидно поддакнул Петя. — С утра у магазина вечно толкутся радующиеся и скорбящие.

Единство желаний потрясающее: всем срочно надо опохмелиться.

Арменыч огрызнулся:

— Не деревенский ты. Я в Вышелесе всего два года живу, и то больше на местного похож.

Особенно внешне, пробормотал под нос Петя и поинтересовался:

— А ты знаешь пословицу: моя хата с краю, ничего не знаю? Жизненная фраза. В деревне придумана.

Выходить ему не хотелось.

— Так мы идем помогать? — Арменыч был настойчив.

— Блин, мертвого замучаешь! Идем, — нехотя согласился он. — Кого только с мамой оставить?

— Давайте я посижу, — вызвался Степаныч. — Все равно ноги болят. А сидя и с ружьем я ого-го!

— Здорово, — обрадовался Петя. — Мы тебя еще Марсом усилим. Марс, дома!

Марс фыркнул, но, будучи собакой дисциплинированной, к тому же немецких кровей, возражать не стал. Он улегся в стратегически выгодном месте горницы и тяжело вздохнул, покоряясь желанию хозяина. Петя тоже вздохнул и пробурчал:

— Ничего не происходит, ничего не происходит — доскучался, блин! Во дурак-то я был! Щас будет веселье. Такое веселье, что мало не покажется.

— Точно, — кивнул Арменыч. Для человека преклонных лет слух он имел замечательный. — Мы идем, наконец? — поторопил он ребят и первым шагнул за порог.

Им ничего не оставалось делать, как последовать за ним.