В моей руке - гибель

Татьяна Степанова

Жуткие события происходят неподалеку от Москвы: одно за другим находят мертвые тела людей, чудовищно изувеченные, просто растерзанные. И местные жители жалуются, что стали пропадать домашние животные, а еще кто-то зверски убивает собак… Ползут слухи об оборотне, человеке-звере. Начальник «убойного отдела» Подмосковья Никита Колосов с самого начала подозревает, что появился новый жестокий маньяк, убийца-серийник. Журналистка Катя почти что согласна с ним, но ее мучают ужасные сомнения. Она догадывается, где искать маньяка, но ей страшно поверить своим догадкам…

Глава 3

ОПОЗДАЛИ!

Дом, окруженный невысоким забором, словно частоколом, огороженный старыми елями, затенявшими запущенный обширный участок, казался на первый взгляд тихим, темным и необитаемым.

На окнах плотно задвинуты шторы. Клетчатый витраж выпуклой, в форме фонаря, террасы закрыт изнутри соломенными циновками, служащими самодельными ставнями. Однако кто-то в этом доме все же находился. Приблизившись к калитке, Колосов и Халилов сразу же увидели в глубине участка возле сарая синюю «девятку». Калитка оказалась не заперта. Они осторожно миновали лужайку, густо заросшую осокой и одуванчиками. Легкий кивок, обмен взглядами — и Халилов, бесшумно ступая по траве, начал обходить дом со стороны сарая. Колосов же прямиком направился к входной двери.

В принципе все это было против правил — такое вот авантюрное задержание. Грант был явно не тот человек, который при окрике «Бросай оружие, гад!» беспрекословно подчиняется приказу. Следовало, конечно, поступить более осмотрительно: связаться со штабом оперативно-следственной группы, вызвать подкрепление, установить за домом наблюдение. И только в случае, если бы преступник задумал дать деру на заранее оставленной среди дачного парадиза тачке, стоило становиться в классическую стойку для стрельбы и командовать: «Хенде хох!» Ничего глупее в такой ситуации Колосов и придумать-то не мог.

Однако то, что они затеяли с Халиловым, тоже отдавало глупейшей авантюрой и самоуправством. Но… каким-то внутренним чувством Никита осознавал: нечего тянуть резину с этим ублюдком. Надо брать его, и немедленно, не дожидаясь главковских качков из спецназа. Колосов знавал за собой один тяжкий грех: профессиональное тщеславие и самонадеянность. Ему было отнюдь не все равно, кому достанутся лавры от такого красивого задержания. Грант был достойным противником, и победой над ним впоследствии можно было бы скромненько гордиться хоть до самой пенсии.

Дверь на террасу отчего-то тоже оказалась незапертой. А в доме стояла могильная тишина… Колосов замер на пороге. Это что еще за фокусы? Тачка его здесь. По фотороботу эта морда сторожем опознана. Но эта гостеприимно открытая дверь… Словно бы приглашает он кого-то или, терпеливо затаившись в темноте, выжидает: добро пожаловать, гость незваный, мент самонадеянный. Заползай, хоронясь по стеночке, доставай свою пушечку — тут мы тебя и замочим, мозги по штукатурке размажем…

Колосов тихонько двинулся вперед: темная терраса, направо — дверь в комнату. Впереди — винтовая лестница на второй этаж. Белое пятно холодильника в углу. Утробное урчание, стук. Ч-черт! Это холодильник включился. Значит, в доме и правда кто-то есть, вернее, был, включил электричество, АГВ… И Колосов уже прикидывал, как бы половчее пересечь открытое место от дверного косяка до угла террасы (если эта тварь затаилась на втором этаже на лестнице, он невольно бы подставлялся под выстрел), как вдруг…

— Крестный, скорее сюда!

На крыльце появился Халилов. Он стоял в дверном проеме — четкий силуэт на фоне белесой утренней мглы, окутывавшей участок. Стоял так открыто и по-дурацки вызывающе, словно ему и в голову не приходило, что в любую минуту из этого мертвого заброшенного дома может грянуть выстрел.

— ОН за домом. Я на него наткнулся, споткнулся прямо, ей-богу, он… Мы опоздали, Крестный, — Халилов дышал так, словно пробежал стометровку.

Спустя два часа, когда на дачном участке уже работала оперативная группа, когда следователь прокуратуры, криминалист и судебный медик, ползая буквально на карачках по траве, сантиметр за сантиметром осматривали место этого нового происшествия, Никита Колосов сидел на полусгнившей дачной скамеечке, низкой и неудобной, облокотясь на столь же низкий и неудобный садовый столик с потрескавшейся столешницей, и, щурясь, смотрел на солнце. Оно казалось красноватым — точно на закате, а ведь было всего-навсего семь тридцать утра. Никите отчего-то представлялось, что он видит Марс — Красную планету. И видение это не предвещало ничего доброго.

— Странно все это как-то, Никита Михайлович, — тяжело ступая, подошел Касьянов — старший следователь областной прокуратуры, дежуривший всю эту неделю по области. Усталый. Длинное лицо — серое, помятое. Под глазами — мешки, вид сильно пьющего человека. Но Никите было отлично известно: Касьянов Толик и в рот не берет: язвенник-трезвенник, аккуратист и ужасный крючкотвор, но свое дело знает крепко. А его испитая внешность — одна только обманчивая видимость. — Вы его во сколько обнаружили? — Касьянов хмурился.

— Без четверти пять ровно, — Колосов отвечал через силу: великие пираты, это ж надо такое задержание ушло! Такого фигуранта из-под носа увели-угробили! (Он все еще никак не мог прийти в себя от досады и злости.)

— Семен Палыч, судмедэксперт, предполагает, что смерть наступила между половиной третьего и тремя часами ночи. В час Быка, в общем. — Касьянов пошуршал листами в своей следственной папке. — Палыч что-то с пятнами крови там колдует. Настороженный весь какой-то, заинтригованный, но пока выводами не делится… Мда-а, ну, а ты что скажешь?

Колосов молчал.

— У него вроде шея сломана. И горло, мда-а… Ты видел что-нибудь подобное прежде? Черт-те что.

Колосов машинально кивнул. Переливать из пустого в порожнее ему сейчас не хотелось. Этот труп он видел раньше Касьянова, раньше всех остальных коллег. И вот это самое изумленное «черт-те что» тоже уже слышал от Рената Халилова.

Когда они обогнули дом, Халилов, в руке у него был теперь вместо пистолета карманный фонарик, посветил в траву. У поленницы возле самого забора Колосов увидел торчащие из лопухов ноги в голубых джинсах. Пятно света сдвинулось вправо, и они увидели лицо того, кто был им так хорошо знаком по фотороботам и снимкам из спецальбома. Безжизненное мертвое лицо. Открытые глаза, кончик прикушенного языка между посинелых губ и…

— Мать честная, кровищи-то! — не удержался Халилов. — Что ж тут было, Никит, а?

Антипов-Грант лежал на спине. Голова его была самым неестественным образом свернута набок, словно, вопреки всем законам природы, он в такой неудобной позе стремился изогнуться на сто восемьдесят градусов. Однако в первое мгновение внимание Колосова привлекла не эта причудливая поза трупа, а внушительная рана на горле. Настоящая дыра с рваными краями. Трава под трупом совершенно почернела от крови. Множественные пятна и брызги Колосов заметил и на ветках жасмина, росшего под окнами, и на дровах. Даже на заборе примерно в метре от земли имелись обильные кровяные потеки.

Луч фонарика сдвинулся вбок, и в траве что-то тускло блеснуло. Колосов наклонился: возле правой руки Гранта, грязной от земли, с застрявшими между пальцами сосновыми иглами — видимо, в агонии он царапал землю — лежал пистолет «ТТ». Колосов достал из кармана носовой платок, осторожно взял им оружие. Осмотрел. Выходит, что-то напугало или насторожило Антипова, и он решил защищаться. Но вот странное дело — не успел даже выстрелить. Его кто-то опередил. Колосов вернул пистолет на место.

— Может, это и не его пушка, конечно, да вряд ли, — Халилов чуть отступил, продолжая светить. — Чем это его так звезданули?

— На пистолете отпечатки Антипова. Только что по детектору «Поиск» проверили, — сухо сообщил Касьянов, прервав цепь колосовских воспоминаний. — Это его пистолет. Без номера, исправный, бывший в употреблении. Да, но на этот раз пустить в ход он оружие не успел. Это с его-то хваленой реакцией! А ему сломали шею… Заметь, не выстрелили, не шандарахнули свинчаткой, не пырнули ножом, а… ч-черт, фактически ведь руками с ним справились, а затем уже… Эта рана на горле… Опять же это не порез, а разрыв. Семен Палыч сказал без тени сомнения: разрыв тканей, мышц, трахеи, гортани… Нет, ты встречал что-нибудь подобное в своей практике прежде, Никита?

Касьянов назвал его по имени как друга и соратника. Теперь не ответить было бы просто невежливо.

— Ничего похожего прежде я не видел. Но это ничего не значит. Сейчас можно много чего новенького узреть, только успевай. Одни оригиналы кругом. Душегубы-оригиналы.

— Надо бы планчик предварительный набросать, — Касьянов снова деловито пошуршал бумагами в папке. — Оперативка, чтоб ее… Шефы и твой, и мой, сам знаешь, как на все это отреагируют.

Колосов и без этого умника от юстиции преотлично знал, как на все это отреагирует начальство. Известно, по головке не погладят. Заказное убийство Сладких теперь дохлый висяк. Мало ли что Грант основательно в нем подозревался! С киллера теперь все взятки гладки. Умолк навеки, подбросив тем самым новый ребус для и без того перегруженных оперативных мозгов. «Планчик ему набросать», — Никита покосился на собеседника. Что ж, давай, прокуратура, пиши. И так уж все обсуждено-переговорено за эти два часа: кто мог прикончить Антипова, за что, почему… Версий с ходу накидали — хоть отбавляй. Расхожие они все и лежат подозрительно близко к поверхности.

Версия первая.

Если Грант действительно выполнял заказ михайловской группировки по устранению Сладких, то… То скорей всего гонорар свой получал за работу частями. Все сразу михайловцы нипочем бы ему не заплатили — Бриллиант Гоша, михайловский некоронованный лидер, славится феноменальной жадностью, за копейку удавится, а тут на десятки тысяч «зеленых» счет шел. Значит, сегодня днем или вечером (Грант с такими делами никогда не тянул) он должен был получить с бандитов остаток гонорара и… Бриллиант Гоша меньше всего на свете любит раскошеливаться, так что…

Версия вторая и весьма краткая.

Антипова снова выследили и прикончили коломенские братки. Убийство Лодырева они ему не простили. И скрывался-то он за бугром больше от них, чем от милиции, так что…

— Почва какая-то тоже чертова, ничего понять нельзя, — до Колосова донеслось ворчание Касьянова. — Ни следов толком, ни отпечатков обуви… И все же, мне кажется, тут группа орудовала. В одиночку с таким бугаем справиться, это какую же силу надо иметь! Весна еще эта тоже, трава-мурава, как бобрик-коротышка, тоже следов не сохраняет. Одна кровища…

Увы, но до сих пор они так и не могли определить, сколько человек принимало участие в убийстве. Один? Группа? Следов транспорта на дороге возле калитки не зафиксировано. Асфальтовое покрытие — сухое, как прах. Вот и гадай — чи была тачка, чи нэ была… Впрочем, если это работа михайловцев или коломенцев, то приперлись бы они сюда по-пижонски на «Мерседесах». Пешком-то такие ходить давно разучились. Правда, сам Грант, когда требовалось, ходил скромненько пешком и на автобусах ездил… Можно, конечно, предположить, что для его устранения тоже кого-то наняли и этот оригинал-душегуб Гранта переиграл, а возможно…

— Я думаю, надо сегодня же послать сотрудников проверить и этот местный цыганский табор, — Касьянов знай гнул свою линию. — Чем черт не шутит, возможно, это и цыгане?

Колосов прикинул: нечистого прокуратура помянула, наверное, уже в сотый раз. И охота людям накликать? Цыгане еще тоже… Что ж, все знают: в трех километрах отсюда, в районе Мебельного поселка, раскинулась так называемая Цыганская слобода. Местная администрация землю под строительство выделила, и там сейчас братья-ромалы хибарки свои трехэтажные с подземными гаражами возводят. Никите уже приходилось бывать в том месте, правда, не по столь крутым делам, как заказное убийство. Что ж, теоретически, конечно, и цыгане могли ко всему этому руку приложить. С них, как заметил начальник Раздольского ОВД, вообще станется.

Однако как-то все это чересчур — сломанная шея, порванное горло… «Чем его звезданули?» — вспомнился вопрос Халилова. И правда, чем? Орудие преступления на месте не найдено. Результаты судебно-медицинской экспертизы, если повезет, прояснят картину, а пока…

— Семен Павлович вас зовет, — к ним подошел эксперт-криминалист, только что закончивший панорамную съемку места происшествия.

Труп Антипова, уже осмотренный и сфотографированный, теперь лежал на брезентовых носилках у стены дома (ждали из района «труповозку»). Над лужей крови в траве выписывали восьмерки мясные мухи, гудящие точно «Боинги».

— Я вот на что хотел бы обратить ваше внимание, коллеги, — судмедэксперт — крошечный, седенький, настоящий гном (однако за глаза все в Главке и по всей области звали его, точно грозного Берию, просто Палыч) — быстро стряхнул травинки, прилипшие к рабочему комбинезону. — На расположение следов крови. Гольцов все запечатлел, так сказать, пленку только надо другую, учтите, Анатолий Павлович, — обратился он к Касьянову. — Импортная подведет, не доверяйте иностранщине… Но я отвлекся в сторону. Итак, взгляните, — судмедэксперт указал на поленницу и на доски забора. — Механизм всей этой алой палитры весьма, на мой взгляд, необычен.

— В чем дело? — Касьянов насторожился.

— Видите ли, я все больше склоняюсь к мысли, что эти потеки, точнее, это даже не потеки, потому что кровь сюда натечь никак не могла, имеют так сказать искусственное происхождение.

Колосов тоже прислушался повнимательнее: Палыч имел скверную привычку весьма витиевато излагать свои выводы, однако еще не было случая, чтобы они оказались ошибочными.

— Механизм причинения смерти, на мой взгляд, был следующим: на потерпевшего неожиданно напали сзади. Смерть его была почти мгновенной, причиной стал перелом шейных позвонков. Рана на горле имеет уже посмертное происхождение. Вот эти следы, — тут эксперт указал на капли крови на нижних ветвях жасмина, — вполне могли образоваться в момент нанесения потерпевшему раны в горло. Кровь сфонтанировала. Но вот эти на заборе и эти на поленнице появились уже после.

— Как это после? — Касьянов вздохнул устало: говорливый старикан что-то мудрит.

— Они слишком удалены от трупа, и форма их совершенно не характерна для спонтанных брызг. Они обильны. Однако это не мазки. Нельзя предположить, что убийца таким способом пытался обтереть о забор и дрова перепачканные в крови руки. По виду эти следы напоминают потеки — кровь стекала сверху вниз, однако они расположены слишком низко для того, чтобы…

— Семен Павлович, я что-то не врубаюсь, — честно признался Никита, — все никак не дойдет.

Судмедэксперт опустился на корточки.

— Тот, кто расправился с Антиповым столь необычным способом, коллеги, и дальше вел себя не совсем адекватно. — Очки Палыча остро блеснули на солнце. — Возможно, все происходило так: некто сидел вот тут возле трупа, зачерпывал кровь, вытекающую из раны, пригоршней и…

Колосов переглянулся со следователем.

— Вы нам байку про вампира никак желаете рассказать, Семен Павлович? — устало усмехнулся тот.

— Я не утверждаю, что кто-то употреблял внутрь, пил кровь, вытекшую из раны на горле потерпевшего, — невозмутимо парировал эксперт. — Я всего лишь делаю предположение о весьма необычных манипуляциях с нею: некто, возможно, сидел над трупом либо, вот как я сейчас, на корточках, либо опускался на четвереньки и, зачерпывая ладонью кровь, намеренно, я повторяю, намеренно выплескивал ее сюда, сюда и вот сюда.

— Зачем? — искренне удивился Колосов.

— Вы это у меня спрашиваете? — Бровки Палыча поползли вверх. — Словом, все это мои предположения, возможно, я и ошибаюсь.

«Черта с два ты ошибаешься», — Колосову внезапно стало жарко. Солнце начинало заметно припекать. Середина мая выдалась необычно теплой. Многие сулили холода: дуб еще не распускался, черемуха только-только отцвела. Однако начальник отдела убийств в народные приметы, как и во всякую мистику, верил слабо.

Остаток времени до оперативки у начальства, проведенный на месте происшествия, был заполнен обычной оперативно-следственной суетой: выделялись сотрудники для отработки дачного поселка, опроса жителей, согласовывался план поисковых мероприятий, о которых надо было докладывать руководству, назначались ответственные за проверки каждой отдельной версии по делу. Делались попытки применить служебно-розыскную собаку, но псина отчего-то след наотрез брать отказалась, только жалобно скулила. Кто их, собак, разберет!

Колосов выполнял свои начальственные функции как автомат: за добрую чертову дюжину лет работы в розыске весь этот официоз от зубов отскакивал. Бессонная ночь давала себя знать. Посторонние мысли терзали только две: эх, гуд бай теперь отпуск. Что ж, сам напросился. А на инициативных у нас, как и везде, воду возят. И — самая горькая: это ж надо, какое задержание упустить, какая филигранная работа коту под хвост!

И-эх, опоздали!

Несмотря на малолюдный пока еще дачный «несезон», за забором собралась кучка любопытных граждан. Понятых для осмотра искали по всему поселку — сначала никто идти не хотел, а теперь, поди ж ты, набежали. С местными беседовали оперативники Раздольского отдела и участковый. По их унылым лицам Колосов понял: все туфта, ни крупицы полезной информации.

— С нами сила крестная… Оборони бог, оборони бог…

Он вышел за калитку. Со стороны улицы к забору плотно прижала лицо сгорбленная женщина в рваной телогрейке, ботах и завинченном на голове в какой-то немыслимый грязный тюрбан шерстяном платке. Он потянул носом: шибануло смрадом немытого тела и табака.

— Оборони бог, оборони, — бормотала эта оборванка. Тусклые глаза ее были устремлены на садовую дорожку, по которой двое патрульных ППС несли на носилках к подогнанной к воротам «Скорой» тело Гранта. — В лесу, в чаще обернется-перевернется… Смерть, всему смерть… Глаза как уголья, у-у-у… Их в ночи — видеть не моги… Беги, не то загрызет…

— Что за чучело? — тихо осведомился Колосов у участкового. — Бомжиха?

Тот украдкой крутанул у виска пальцем.

— Это Серафима наша Остроухова, Синеглазка Сима. Ее тут все так зовут — и в Мебельном поселке, и здесь. Тронутая, — пояснил он. — Прежде просто запойная была с приветом. У винного все на Мебельном ошивалась. Сколько я ее гонял! Но тогда хоть что-то соображала еще, а теперь… Это градусы в ней, товарищ майор, прогрессируют. Чушь какую-то бормочет, не поймешь ее. Надо бы в приемник-распределитель, а кто ее такую туда возьмет, а насчет психушки… Да у нас в районе ЛТП и тот закрыли — денег ни на что нет. А эту полоумную пьяницу…

— Не бреши, не бреши, Евгеньич, не вводи начальника в заблуждение насчет чего не знаешь — не с водки Серафима помешалась, со страху. — Колосов с удивлением глянул на вынырнувшую из толпы зевак и бесцеремонно вмешавшуюся в разговор, который она явно подслушала, опрятную старушку в цветастом байковом халате и калошах. — Вот участкового бог послал, не переврамши не расскажет ничего!

Колосов кисло глянул на старую ябеду: сейчас жаловаться начнет, что участковый на ее «сигналы» не реагирует. Но старуха заговорила о другом.

— Со страху Серафима помешалась, — повторила она уверенно. — Убей бог. И доктор так сказал в больнице. В ум ей что-то вступило такое. А дело-то было в аккурат после яблочного Спаса. Напугал ее кто-то. Вот и замутилась она. Мы уж с соседками тут к ней приступали: может, стряслось что, может, по-женски кто на большой дороге обидел. Скажи, мол. Молчит все. Глаза такие вот дикие, да бормочет себе. И смерть все поминает, — старуха истово перекрестилась.

Колосов покосился на Синеглазку Симу. Бомжиха так и не отошла от забора. Блеклые губы ее монотонно двигались, словно она пережевывала жвачку.

Никита поспешил к машине: день только начинается, а работы хоть отбавляй. Впоследствии он не раз размышлял над тем, отчего это за бестолочной суетой мы порой совершенно не обращаем внимания на то, что действительно важно и существенно для дела? И виновато, увы, в нашей нерадивости не равнодушие, не халатность, а просто НЕЗНАНИЕ. Судьба порой являет нам прямые намеки, но не дает до поры самого основного — ключа, чтобы их правильно истолковать.