Несколько лет назад я получила предложение написать сценарий по серии книг «Роддом». Продюсер высказал пожелание, особо воодушевившее меня: «Давай напишем о нашей молодости, как мы жили! Не про бандюков, не про «святые девяностые», а про жизнь обыкновенных людей! Какими мы были, как становились взрослыми людьми… Но только в «медицинском интерьере»!» На волне успеха первого сезона «Теста на беременность» никаких других интерьеров ожидать и не приходилось. Впрочем, меня это более чем устраивало, учитывая мою медицинскую специальность, мой клинический и жизненный опыт. К тому же, где люди раскрываются во всей своей полноте, как не в близости рождения или смерти. Так что, подтянув героев романов «Приёмный Покой», «Коммуна», «Психоз», «Девять месяцев» и некоторых своих авторских сборников, я засела за работу. Сценарий выходил хорош! Таковым его находили и продюсер, и редакторы, и режиссёры и актёры… Почему он до сих пор не в производстве? Я не знаю. Я всего лишь автор сценария, а не продюсер. В любом случае, у меня есть возможность опубликовать его на ЛитРесе. В сценарии тридцать две серии, это довольно объёмный труд даже для прочтения, потому публиковать буду по восемь серий.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Роддом. Сценарий. Серии 1-8 предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Несколько лет назад я получила предложение написать сценарий по серии книг «Роддом». Продюсер высказал пожелание, особо воодушевившее меня: «Давай напишем о нашей молодости, как мы жили! Не про бандюков, не про «святые девяностые», а про жизнь обыкновенных людей! Какими мы были, как становились взрослыми людьми… Но только в «медицинском интерьере»!» На волне успеха первого сезона «Теста на беременность» никаких других интерьеров ожидать и не приходилось. Впрочем, меня это более чем устраивало, учитывая мою медицинскую специальность, мой клинический и жизненный опыт. К тому же, где люди раскрываются во всей своей полноте, как не в близости рождения или смерти. Так что, подтянув героев романов «Приёмный Покой», «Коммуна», «Психоз», «Девять месяцев» и некоторых своих авторских сборников, я засела за работу. Сценарий выходил хорош! Таковым его находили и продюсер, и редакторы, и режиссёры и актёры… Почему он до сих пор не в производстве? Я не знаю. Я всего лишь автор сценария, а не продюсер. В любом случае, у меня есть возможность опубликовать его на ЛитРесе. В сценарии тридцать две серии, это довольно объёмный труд даже для прочтения, потому публиковать буду по восемь серий.
О чём этот сценарий? «По мотивам произведений Татьяны Соломатиной», причём «оркестровку» делала она сама, собственной персоной, с любовью к старым и новым персонажам. Молодые люди оканчивают медицинский вуз накануне развала СССР… Честное слово, мне совсем не хочется писать завлекательный логлайн или кратко пересказывать содержание, нагнетая саспенс. Этот сценарий всё о том же, о чём любое толковое художественное произведение. О чём сама наша жизнь в любых годах, эпохах, временах, сложных или не очень. Как будто бывают несложные времена, которые, как известно, не выбирают. В них живут и умирают. Вот об этом сценарий: о жизни, о любви. О дружбе. О том, что нами движет. О том, почему мы иногда сворачиваем не туда. То есть о ненависти, и о предательстве — тоже. Об удачах и неудачах. Об обстоятельствах, благодаря которым мы меняемся, или же ни при каких обстоятельствах не изменяем себе. И, конечно же, о смерти. Которая не только конец, но и непременно — начало! Это деятельный (то, что называется «экшн») сценарий, наполненный событиями. Это добрый сценарий. Конечно же, в нём есть всё, что так любит аудитория: похождения, интрижки, детективная линия, «мы врачи, мы спасаем жизни!», маленькие смешные тайны и огромные печальные загадки. Есть так полюбившиеся моим читателям Зильберман и Примус, Святогорский и Мальцева, Ельский. И новые герои, которые, уверена, полюбятся не меньше. Есть мир многопрофильной больницы… И просто: мир. В нём есть всё, нет только ханжества и скуки: драматургия не выше морали, но она выше морализаторства. Много юмора, но и грусти не меньше. Ситуации комедийные. И ситуации воистину трагические. Временами шекспирово: кто бы объяснил разницу?! Есть над чем посмеяться. Есть над чем порыдать. И то и то — очищает душу. Есть над чем задуматься — это способствует сохранению бодрости нейронов.
Надеюсь, когда-нибудь мы увидим сериал на экранах. Но это наверняка будет совсем другое произведение. И мне очень хочется, чтобы вы познакомились с тем, что создала я. И ваше воображение. Как минимум для последнего нам пока ещё не нужен бюджет и умение его выбивать. Ну, всё, хватит! Не превращаюсь в демиурга-зануду, сетующего на пассивность материи. Во мне достаточно иронии, чтобы посмеяться над тем, что нас не убивает.
Приятного прочтения!
1-я серия
(ЕВГРАФОВ, ЧЕКАЛИНА, СЫТИН, РАМИШ, ЛЁХА, СТУДЕНТЫ, ПРЕПОДАВАТЕЛИ, РЕКТОР.)
Лето, конец июня. В торжественной обстановке, у памятника Сеченову (или у музея Истории медицины) выпускники, получая дипломы, дают присягу советского врача. Ректор, академики, профессора, преподаватели. У микрофона Евграфов, рядом: Чекалина, Сытин и Рамиш. Напротив толпа молодых людей в белых халатах. Евграфов начинает читать присягу, далее — остальные, единым непрерывным блоком.
ЕВГРАФОВ
Получая высокое звание врача и приступая к врачебной деятельности, я торжественно клянусь: все знания и силы посвятить охране и улучшению здоровья человека, лечению и предупреждению заболеваний, добросовестно трудиться там, где этого требуют интересы общества…
(ЕВГРАФОВ, ЧЕКАЛИНА, СЫТИН, РАМИШ, ЛЁХА, СТУДЕНТЫ, ПРЕПОДАВАТЕЛИ, РЕКТОР.)
Те же, там же. У микрофона Чекалина.
ЧЕКАЛИНА
…быть всегда готовым оказать медицинскую помощь, внимательно и заботливо относиться к больному, хранить врачебную тайну; постоянно совершенствовать свои медицинские познания и врачебное мастерство, способствовать своим трудом развитию медицинской науки и практики…
(ЕВГРАФОВ, ЧЕКАЛИНА, СЫТИН, РАМИШ, ЛЁХА, СТУДЕНТЫ, ПРЕПОДАВАТЕЛИ, РЕКТОР.)
Те же, там же. У микрофона Сытин.
СЫТИН
…обращаться, если этого потребуют интересы больного, за советом к товарищам по профессии и самому никогда не отказывать им в совете и помощи; беречь и развивать благородные традиции отечественной медицины…
(ЕВГРАФОВ, ЧЕКАЛИНА, СЫТИН, РАМИШ, ЛЁХА, СТУДЕНТЫ, ПРЕПОДАВАТЕЛИ, РЕКТОР.)
Те же, там же. У микрофона — Рамиш.
РАМИШ
…во всех своих действиях руководствоваться принципами коммунистической морали, всегда помнить о высоком призвании советского врача, об ответственности перед народом и советским государством.
(ЕВГРАФОВ, ЧЕКАЛИНА, СЫТИН, РАМИШ, ЛЁХА, СТУДЕНТЫ, ПРЕПОДАВАТЕЛИ, РЕКТОР.)
Группа студентов (ядро которых: Евграфов, Чекалина, Сытин, Рамиш) с красными дипломами в руках. На лацканах пиджаков — красный «поплавок» с гербом СССР и чашей со змеёй. Хором с толпой произносят финальные слова присяги.
ВСЕ ХОРОМ
Верность этой присяге клянусь пронести через всю свою жизнь.
За городом, у Москва-реки, зал, арендованный для выпускного. В здании горит свет, грохочет музыка, Евграфов и Чекалина выбегают из корпуса, оба взмокшие. Смеясь, бегут по дорожке к реке…
ЭКРАННАЯ НАДПИСЬ:
«ВО ВСЕ МОМЕНТЫ ЖИЗНЕДЕЯТЕЛЬНОСТИ СОЗДАЮТСЯ УСЛОВИЯ, ПРИ КОТОРЫХ ВЫПОЛНЕНИЕ КАКОЙ-ЛИБО ФУНКЦИИ СТАНОВИТСЯ БОЛЕЕ ВАЖНЫМ, ЧЕМ ВЫПОЛНЕНИЕ ПРОЧИХ». ДОМИНАНТА УХТОМСКОГО.
ЧЕКАЛИНА
Тишины! И — воды!
Евграфов достаёт из кармана пиджака бутылку минералки, протягивает.
(ЕВГРАФОВ, ЧЕКАЛИНА, СЫТИН, РАМИШ, ЛЁХА, ВЫПУСКНИКИ.)
Евграфов и Чекалина сидят на мостках, она устроилась на его пиджаке, ногами болтает в воде. Евграфов рядом.
ЕВГРАФОВ
Я хотел сегодня сделать предложение руки и сердца. Тебе.
ЧЕКАЛИНА
(смеясь) Ты уже делал! В первый день первого курса!
ЕВГРАФОВ
Символично повторить в последний день последнего. Я даже кольцо купил…
Вынимает из кармана коробочку. Чекалина немного настораживается — она не готова всерьёз отвечать на сегодняшнее предложение, если оно состоится. Евграфов открывает коробочку — там обручальное кольцо. Он его разглядывает. Чекалина — женское любопытство! — тоже заглядывает. Тон всё такой же шутливый.
ЧЕКАЛИНА
Их же продают только по бумажке из ЗАГСа.
ЕВГРАФОВ
Я тебя прошу! В этой жизни всё продаётся и покупается.
ЧЕКАЛИНА
Не всё.
ЕВГРАФОВ
Обручальное кольцо — не из категории «не всё».
Подходят Рамиш и Сытин, под ручку. Яна — весёлая, хмельная. К Чекалиной и Евграфову:
РАМИШ
Как себя чувствуете врачами?
ЧЕКАЛИНА
Нам до врачей ещё…
РАМИШ
Чего вы не расписываетесь?! У Машки — собственная жилплощадь. Не то после субординатуры отправят Лёшку в глухомань…
Обрывается: ляпнула лишнее. Сытин — тоже деревенский паренёк. Исподтишка кидает на него опасливый взгляд. Но он сейчас благодушен, доволен жизнью.
СЫТИН
Мы с Янкой осенью поженимся.
РАМИШ
На какие шиши?
К ним подбегает Лёха с небольшой группкой весёлых выпивших выпускников. Хватает Чекалину на руки, кружит, кричит Евграфову.
ЛЁХА
Примус! Какая душная ночь! И раз твоя дама всё ещё свободна!
Прыгает с мостков в воду, не выпуская Чекалину. За ним прыгают выпускники. Сытин хватает Рамиш на руки, и несмотря на её недовольные выкрики:
РАМИШ
Причёска! Платье!.. Глаза накрашены!
Тоже бухается с ней в воду. Все хохочут, возятся в воде. Остаётся на мостках один Евграфов — довольно смотрит на товарищей. Он кажется мудрее, чем они…
ЕВГРАФОВ
А! К чёрту!..
Разбегается, ныряет в воду, подплывает к Чекалиной, целуются. Нежно, шутливо, но однозначно ставя Евграфова на место:
ЧЕКАЛИНА
Лёш, давай ограничимся первым предложением — оно было с открытой датой. Я хочу понять, что за штука: взрослая жизнь. Что продаётся, а что не очень…
Он тоже шутлив, с виду все его слова и действия ему даются легко. Достаёт из кармана коробочку с обручальным кольцом. К ним поближе подплывает Лёха…
ЕВГРАФОВ
Договорились!
Зашвыривает коробочку далеко в воду. Лёха ахает. Но вовсе не кольцу. Достаёт из внутреннего кармана пиджака красный диплом, промокший. В глазах — ужас… быстро сменяется насмешливостью. Это не просто хмельное гусарство. Швыряет диплом так же, как прежде Евграфов — коробочку с кольцом.
ЕВГРАФОВ
Идиот?! Тебя батя порешит!
Ныряет за Лёхиным дипломом.
ЧЕРЕЗ МЕСЯЦ/НОВЫЙ ДЕНЬ.
(ЕВГРАФОВ, СЫТИН, ВОДИЛА.)
Машина «ХЛЕБ», с распахнутой задней дверью. Водила курит, щурясь на рассветном солнышке. Евграфов и Сытин (в коротких несвежих белых куртках «продуктовых» грузчиков) носят лотки с хлебом из машины в магазин.
ВОДИЛА
Это ж вы что?! Студентами — были грузчиками, теперь, получается, врачами…
Как раз Сытин — за следующим лотком. С раздражением.
СЫТИН
Не врачи ещё!
Берёт лоток, уходит. Подходит Евграфов, «пустой», берёт полный поддон с хлебом.
ВОДИЛА
Чё это он?
ЕВГРАФОВ
Да ничего. Так и есть. Перестройка постдипломное обучение на три года продлила. Ускорение, так сказать!
ВОДИЛА
Типа бумажку получил — а всё равно ещё учись?
Евграфов кивает, уходит с лотком. Водила сочувствующе качает головой. Подходит Сытин. Хватает лоток. Спотыкается. Чуть не падает. Водила, зажав сигарету в зубах, моментом реагирует — ловко принимает лоток с хлебом у падающего Сытина. Сытин шлёпнулся на пол.
ВОДИЛА
Ёлки! Акушер-гинеколог! Ты ж ловить должен, а не ронять!
Сытин смеётся. Слегка нервно, а затем и добродушно. Добродушно хохочет и водила.
СЫТИН
Теперь на лекциях уже не отоспишься!
Возвращается Евграфов, берёт следующий поддон.
ЕВГРАФОВ
Толстый! Шустрее! В отдел кадров опоздаем!
(РАМИШ, ЧЕКАЛИНА, ЕВГРАФОВ, СЫТИН,ИНТЕРНЫ.)
Под дверью отдела кадров толпятся интерны. Выходит Чекалина, ей навстречу — Рамиш.
РАМИШ
Ну что?!
Чекалина, равнодушно пожав плечами, показывает удостоверение врача-интерна и удаляется в сторону входа для посетителей. Через мгновение со стороны служебного входа вносятся всклокоченные Евграфов и Сытин. Последний на ходу откусывает от свежего батона. Целует в щёку Рамиш.
СЫТИН
Янка, привет! (протягивая ей батон) Хочешь?
Рамиш брезгливо смотрит на обкусанный батон, отмахивается.
ЕВГРАФОВ
(Кивая на двери отдела кадров) Машка зашла?
РАМИШ
И зашла. И вышла.… И ушла.
Она не объясняет, что Чекалина ушла только что, и он вполне может её догнать. Сытин нюхает батон, да так сладко, что Рамиш забирает у него батон, кусает с другой стороны.
(ЧЕКАЛИНА, САЗОНОВ, ПОСЕТИТЕЛИ, ПЕРСОНАЛ.)
Чекалина выходит из главного корпуса. Сталкивается с незнакомцем (Сазонов) — он страдает от боли, держит левой (здоровой) рукой покалеченную правую. В толчее у входа их притискивают друг к другу — у него лицо просветляется, боль прошла. Взгляды пересекаются, очевидна возникшая чувственность. Толпа прореживается, они двое застыли столбами. Чекалина встряхивается первой. Уходит. Он смотрит вслед. Идёт за ней…
(РАМИШ, БАБУШКА РАМИШ.)
Парализованная бабушка (суровое застывшее лицо) лежит на кровати. Старый чёрно-белый телевизор поставлен так, чтобы бабушка могла смотреть: транслируется «Лебединое озеро». Заходит Рамиш, в руках вешалка с наглаженными и накрахмаленными пижамой и халатом, вешает на дверцу шкафа. Достаёт из кармана удостоверение врача-интерна (она к нему относится со священным трепетом). Показывает бабушке.
РАМИШ
Видала?! Уважаемый человек! Не то, что ты. И эти! (кивает в сторону двери)
Бабка никак не реагирует, удостоверение мешает ей смотреть телевизор, она силится вытянуть шею. Рамиш суёт удостоверение обратно в карман. Раздражена. Щёлкает каналами.
РАМИШ
Хоть кто-то поздравит?! Хоть кто-то гордится?!
По всем каналам транслируется «Лебединое озеро».
РАМИШ
Опять гонки на лафетах?.. Кто выигрывает?
(ЛИДВАЛЬ, ЗИЛЬБЕРМАН, БЕЛЯЕВ, СВЯТОГОРСКИЙ, ЧЕРКАССКИЙ, ПАЛЕЙ, МАРГО.)
Лидваль за «головным» столом, прочие — за «переговорным». Марго сидит на диване. Зильберман читает газету. Палей заполняет неонатальные истории. На тумбочке в углу кабинета работает телевизор. Без звука: немое «Лебединое озеро».
ЛИДВАЛЬ
Мы обезглавлены.
Все поднимают головы, смотрят на Лидваль с немалым удивлением: неужто она о политике/ситуации в стране?!
СВЯТОГОРСКИЙ
Катерина Алексеевна… Как-то даже неловко!
ЛИДВАЛЬ
Аркадий Петрович! Не всё на свете — всего лишь повод пошутить!
Святогорский шутовски пожимает плечами: «отчего бы и нет?» Зильберман спокойно резюмирует:
ЗИЛЬБЕРМАН
Конечно не повод.… Причина!
ЛИДВАЛЬ
Пётр Александрович, главная акушерка роддома уволилась!
Все: «Фу-у-ф! Ах, это! Лидваль в порядке!» Зильберман возвращается к газете.
ЛИДВАЛЬ
Поэтому я и пригласила сюда Маргариту Андреевну…
БЕЛЯЕВ
(горячо перебивает) Ну нет! Я свою старшую не отдам!
ЛИДВАЛЬ
Марго, твоё мнение?
Марго не знает как бы повежливей отказать. Её секундную заминку Лидваль принимает за колебания.
ЛИДВАЛЬ
У главной зарплата выше.
Беляев саркастично фыркает. Все кривовато улыбаются. Лидваль выжидающе смотрит на Марго. Беляев ухмыляется — он знает: его старшая акушерка предана ему, как собака.
МАРГО
Екатерина Алексеевна, спасибо за предложение. Но я…
Недолгая неловкая пауза.
ЛИДВАЛЬ
(холодно) Понятно. Вы свободны.
Марго встаёт, выходит. Она рада покинуть кабинет начмеда.
ЛИДВАЛЬ
Товарищи заведующие, с завтрашнего дня на нашей базе новые субординаторы. Пётр Александрович, их курируете вы.… Пётр Александрович!
Зильберман отвлекается от газеты:
ЗИЛЬБЕРМАН
А?!
ЛИДВАЛЬ
Вы принимаете участие в жизни клиники?
СВЯТОГОРСКИЙ
Он и есть — жизнь клиники…
(ЕВГРАФОВ, ПРОХОЖИЕ.)
Евграфов идёт по улице, в не самом лучшем настроении. В руках — сумки с провизией, оттуда торчит хлеб, ещё — сетка картошки.
(ЕВГРАФОВ, АВЕРЧЕНКО.)
Евграфов поднимается по лестнице, подходит к двери. Жмёт на кнопку звонка, где подписано «Чекалина». Ждёт. Тишина. Давит на кнопку «Аверченко». Дверь немедленно распахивается. На пороге появляется «коммунальная старуха».
ЕВГРАФОВ
Здрааавствуйте, Роза Борисовна! Всё на посту?
АВЕРЧЕНКО
Отчалила твоя потаскушка. На крутой тачке со взрослым дядей. У него чего-то…
Старуха вертит у себя перед носом правой ладонью.
ЕВГРАФОВ
Всё-то вы подмечаете!.. Это вам!
Протягивает ей сумки. Она берёт картошку, оглядывает лейбак (на иврите), усмехается.
АВЕРЧЕНКО
Чистенькая какая!… Жиды Расею картошкой снабжают!(резко сменив тон, горячо)
Послушай меня, Алёша! Бросай её, пока не поздно. Не то дождёшься! Как старая еврейка израильской бараболи. Чуток. Только знаешь…
Отмахивается, с раздражением забирает сумки, захлопывает дверь у него перед носом.
(ЧЕКАЛИНА, САЗОНОВ.)
Едут по ночному городу. Сазонов за рулём. Видна покалеченная правая кисть. Чекалина на переднем пассажирском сидении.
САЗОНОВ
…Не люблю об этом говорить. Я всех… Всё похоронил!
Недолгая пауза. Пристальный настойчивый взгляд Чекалиной.
САЗОНОВ
Сидели на точке. Ждали караван «духов». Ходят в ночи, без огней. Я — на третьи сутки без сна… Дал залп из гранатомёта. Они — в ответ… ну и…
Замолкает. Чекалина мимикой: «ну и?!»
САЗОНОВ
Рано. Не втянулись ещё…
Машина паркуется у казино.
САЗОНОВ
Ты хотела веселиться.
(ЕВГРАФОВ, ТАКСИСТ, 1-Я ДЕВУШКА, 2-Я ДЕВУШКА, ПРОХОЖИЕ)
Шагает Евграфов, не в лучшем настроении. Мимо медленно едет жигуль. Чуть притормаживает. Останавливается. Евграфов подходит.
ЕВГРАФОВ
Есть?
Таксист, оглянувшись по сторонам, выдаёт одну бутылку. Евграфов смотрит скептически. Таксист — с пониманием, — протягивает вторую. Евграфов рассчитывается. Мимо идут две девушки нетяжёлого поведения. Хихикают.
ЕВГРАФОВ
Дамы, не желаете повеселиться?
«Дамы» явно согласны.
ТАКСИСТ
Лимузин подан!
Евграфов, пробив себя по карманам.
ЕВГРАФОВ
Наши люди на такси в общагу не ездят!
Таксист мимикой: «понял, не дурак!» Евграфов рассовывает водку по карманам, берёт девушек под руки.
НОВЫЙ ДЕНЬ.
(ЕВГРАФОВ.)
Резко садится, распахнув глаза. Потный, тяжело дышит: страшный сон. Правую руку прижимает к груди чуть пониже ключицы. Под рукой — фотография. Отнимает руку. На груди — небольшой шрам. На фото улыбающаяся Чекалина лет семнадцати в колхозно-стройотрядовском антураже. Гадливо стряхивает прилипшую к ладони фотографию. Тянется к столу, к стакану. Жадно пьёт. Оглядывает комнату со следами вчерашнего «веселья». Встряхивает головой. Поднимает с пола фотографию. Берёт книгу «Руководство по маточным кровотечениям». Оттуда выпадают фото. Одна — обратной стороной, на которой надпись: Лашкаргах, 3-й взвод 2-я рота. Переворачивает. На фото: Сазонов (посередине) со своим подразделением. Среди ребят юный Евграфов. Недолго рассматривает. Хмурится. Все фото небрежно собирает, засовывает в книгу. Карточку с Чекалиной — отдельно, аккуратно, в ту же книгу, между другими страницами. Книгу на место. Идёт к шкафу. Берёт полотенце. Выходит.
(ЧЕКАЛИНА.)
Просыпается. Осматривается. Заматывается в простыню, встаёт. На тумбочке фотография в рамке, изображением вниз. Переворачивает, рассматривает. Усмехается. Возвращает на место. Выходит из спальни.
(САЗОНОВ, ЧЕКАЛИНА.)
Сазонов сидит в ванне, скорчившись. Глухо стонет. Кисть под струёй. Заходит Чекалина. Трогает воду. Отдёргивает руку, поёжившись, покрывшись мурашками. Вода ледяная.
(ЕВГРАФОВ, СТУДЕНТ.)
У умывальника чистит зубы студент-первокурсник. Заходит Евграфов.
СТУДЕНТ
Горячей воды нет!
Евграфов правой рукой доверительно обнимает студента за плечи.
ЕВГРАФОВ
Студент! Кто подтирал зад раскалённым песком — тот в морге не замёрзнет!
Раздевается, заходит в душевой отсек, раскручивает «холодный» кран до упора, не вздрагивая под ледяными струями, лишь покрываясь «гусиной кожей». Закрывает глаза.
(САЗОНОВ, ЧЕКАЛИНА.)
ЧЕКАЛИНА
Есть более эффективный способ купирования фантомной боли, чем холодовая анестезия.
Сбрасывает простыню. Сазонов оглядывает её. Поднимается. Она красноречиво смотрит ему ниже пояса.
ЧЕКАЛИНА
Именно! Нагоним в кровь эндорфинов…
Он перешагивает бортик. Обнимает её.
САЗОНОВ
Обожаю врачей. Но — молчи. Или — кричи. Но не говори. Ни слова!
Целуются.
(ВАХТЁРША, СТУДЕНТКА, СТУДЕНТЫ, ЕВГРАФОВ.)
Студентка юлит около вахтёрши.
СТУДЕНТКА
Нинсергевна, я минутку! По делу!
ВАХТЁРША
Знаю я ваши «дела»! С автомата звони. Это служебный телефон!
По лестнице сбегает Евграфов, подходит к вахте. Завидев его, вахтёрша тает.
ЕВГРАФОВ
Вы сегодня особенно очаровательны!
ВАХТЁРША
Алёшка, ну тебя!
ЕВГРАФОВ
С сегодняшнего утра я — Алексей Григорьевич, глубокоуважаемая Нина Сергеевна.
Прикладывается к её руке. Кивает на телефон:
ЕВГРАФОВ
Разрешите?
Не дожидаясь ответа, подвигает к себе аппарат. Крутит диск.
ВАХТЁРША
Как я могу отказать будущему главврачу!
ЕВГРАФОВ
Берите выше! Академику. Министру здравоохранения! Как минимум — замминистру по материнству и детству…(в трубку) Алло!.. И вам, Роза Борисовна!… (расстроен, справляется) Нет. Ничего не надо передавать…
Кладёт трубку. Вахтёрша открывает рот. Он упреждает, шутовски поднеся указательный палец к её губам, напевает:
ЕВГРАФОВ
«Кто ра-а-ньше с нею был, и кто с ней будет после — пусть пробуют они. Я лучше пережду!»
Идёт на выход. Вахтёрша вздыхает, сочувственно смотрит вслед.
(ЕВГРАФОВ, ЛИДВАЛЬ.)
Идёт Евграфов, доставая из кармана пачку «555». Поворот к лифту, но он проходит дальше и в закутке видит ржавую кастрюлю, полную окурков, которые и вокруг валяются. Вытряхивает сигарету, достаёт «блатные» спички, лихо зажигает приёмом «одной рукой», затягивается с наслаждением. Слышен звук прибывшего в подвал лифта, раскрывающихся дверей. Шаги. Подходит Лидваль. В пижаме и накинутом поверх халате. Утомлённая. Оглядывает кастрюлю и Евграфова.
ЛИДВАЛЬ
Кто такой?!
ЕВГРАФОВ
Для друзей — Примус.
ЛИДВАЛЬ
Потому что игла в заднице?
ЕВГРАФОВ
(рассмеявшись) Потому что — Первый! По латыни.…
Евграфов Алексей Григорьевич.
Он очевидно импонирует Лидваль, но она держит строгую маску.
ЛИДВАЛЬ
Здесь не курят!
ЕВГРАФОВ
(красноречивый взгляд на кастрюлю) Я заметил.
ЛИДВАЛЬ
Первое…
Чуть спотыкается о значение латинского «примуса». Он смотрит на неё просто и открыто, очень доброжелательно. Она слегка саркастично ухмыляется, но строго продолжает:
ЛИДВАЛЬ
… предупреждение.
ЕВГРАФОВ
А вы, прекрасная незнакомка?
Он не ловелас (ну разве чуть-чуть), просто очень хорош с женщинами. Лидваль не поддаётся, сохраняя положенное начальственное высокомерие, делает ему ладошкой: сигареты гони. Он отдаёт пачку. Она ещё раз ладошкой. Отдаёт спички. Но спокойно продолжает курить, щурясь. Лидваль кладёт сигареты и спички в карман, бросает на него испепеляющий взгляд. Он нагибается к кастрюле. Тщательно тушит сигарету, втыкает её поверх прочих, что вызывает обвал краевых окурков. Прямо к её ногам. Он — хулиганским жестом чуть приподнимает отворот её пижамных брюк. Тут же встаёт. Секундная дуэль взглядов.
ЕВГРАФОВ
Меня всегда восхищали девушки со стройной лодыжкой.
ЛИДВАЛЬ
Меня тоже.… И я люблю «В джазе только девушки».
ЕВГРАФОВ
Но… Вы же не мужик.
ЛИДВАЛЬ
И я частенько себе это повторяю.
Лидваль кивает в сторону коридора к лифту, типа: вали отсюда. Евграфов ещё раз её оглядывает. Козыряет правой, «накрыв» голову левой. Она кивает. Он — топает по коридору строевым. Оставшись одна, Лидваль достаёт из левого кармана халата «ТУ-134», смотрит на них, хмыкает, кладёт обратно. Достаёт из правого кармана пачку «555». Вытряхивает сигарету, чиркает зажигалкой. Затягивается. Прислоняется спиной к стене, закрывает глаза…
(ЕВГРАФОВ, СЫТИН, РАМИШ.)
Евграфов в пижаме и халате. Закрывает шкафчик: расхлябанная дверца. Несколько нервных попыток… и он со всей дури серийно лупит по дверце кулаком, сбрасывая гнев за всё про всё… Пробивает дверцу кулаком. Кровь на костяшках. Входят Рамиш и Сытин. Сытин бросается к товарищу.
СЫТИН
Примус! Остынь!
Евграфов уже справился с приступом ярости. Поднимает вверх руки — сдаюсь. Рамиш, поочерёдно открывая дверцы в поисках приличного шкафчика:
СЫТИН
Ты из-за того, что нам учёбу удлинили?!
Евграфов кивает, немного ещё стеклянный. Рамиш кидает на Сытина взгляд: «Ну, дура-ак! Это ж он из-за Чекалиной своей!»
(ЛИДВАЛЬ, БЕЛЯЕВ, ЧЕРКАССКИЙ, СВЯТОГОРСКИЙ, ПАЛЕЙ.)
Лидваль за «головным» столом. Раздражена. Заведующие — вокруг.
ПАЛЕЙ
Мне нужны аппараты искусственной вентиляции лёгких! Всю ночь мешками Амбу в две руки качала!
БЕЛЯЕВ
И шёлк! Работать нечем!
ЧЕРКАССКИЙ
Игорёк, ты трусы распусти — нам на месяц хватит.
ЛИДВАЛЬ
Есть только новые субординаторы…
СВЯТОГОРСКИЙ
Интерны. Чтобы всё, как там.
БЕЛЯЕВ
(напевает) «А также в области балета мы впереди, говорю, планеты всей, мы впереди планеты всей!»
ЛИДВАЛЬ
(строго окорачивает) Помолчите, остряки! Чтобы ни творилось, бабы рожать не перестанут!.. Где Пётр Александрович?! Я же просила: ВСЕ заведующие!
Черкасский наклоняется к Беляеву, шепчет:
ЧЕРКАССКИЙ
Тяжело командовать собственным учителем.
(ЗИЛЬБЕРМАН, ПЕРСОНАЛ, ПОСЕТИТЕЛИ.)
По ступенькам неспешно поднимается Зильберман, напевая из «Лебединого озера».
(ЛИДВАЛЬ, БЕЛЯЕВ, ЧЕРКАССКИЙ, СВЯТОГОРСКИЙ, ПАЛЕЙ.)
ЛИДВАЛЬ
Мы сейчас в большой такой…
Упирается взглядом в Беляева. Прыскает Черкасский.
ЛИДВАЛЬ
Игорь Анатольевич, шляетесь по отделению, как барин-самодур по поместью! В верхней одежде. Санэпидрежим — это не просто слово!
СВЯТОГОРСКИЙ
Это целых три слова! Санитарно. Эпидемиологический. Ну и режим. А для Пети смена режима — такая безделица…
Осекается под взглядом Лидваль.
(РЫБА, РОЖЕНИЦА, ЕВГРАФОВ.)
Рыба ходит по коридору с охающей роженицей, поглаживая ей поясницу. Входит Евграфов, в пижаме и халате. Рыба резко меняет взгляд на высокомерно-командный.
РЫБА
Без шапочки, маски и бахил — нельзя! Санэпидрежим!
Рыба — только в пижаме. Евграфов достаёт из кармана халата мятую шапочку, водружает на голову. Проходит в родзал.
РЫБА
Маска и бахилы!
(ЛИДВАЛЬ, БЕЛЯЕВ, ЧЕРКАССКИЙ, СВЯТОГОРСКИЙ, ПАЛЕЙ.)
БЕЛЯЕВ
Екатерина Алексеевна, почему вы не замечаете как зав физиологией по отделению… шляется?!
Святогорский наклоняется к Беляеву. Тихо, но демонстративно:
СВЯТОГОРСКИЙ
Индульгенция, сударь! Кому — штатное расписание, а кому — заслуженное право…
ЛИДВАЛЬ
Вы до Зильбермана дорастите!
ЧЕРКАССКИЙ
(шёпотом к Беляеву) Демократия — это миф. Диктатура — вот единственно верный способ правления.
Гневный взгляд Лидваль. Черкасский жестом: молчу, молчу!
(РЫБА, РОЖЕНИЦА, ЕВГРАФОВ, ЗИЛЬБЕРМАН.)
Заходит Зильберман, по гражданке. Рыба тает.
РЫБА
Пётр Александрович, у нас схваточки! Вас ждём!
Зильберман подходит к Рыбе, проводит рукой по её длиной толстой косе, зажмуриваясь от блаженства.
ЗИЛЬБЕРМАН
Сейчас, рыбонька.
Идёт коридором, скрывается за дверью в свой кабинет. За столом сидит Евграфов, в шапочке, маске и бахилах.
ЕВГРАФОВ
Рыбонька?
РЫБА
Кому — Рыбонька, а вам — Анастасия Ивановна! Вы кто вообще?
ЕВГРАФОВ
Вопрос дня!
Зильберман высовывается из-за дверей.
ЗИЛЬБЕРМАН
Вопрос всей жизни, юноша! Почему в таком виде? У нас эпидемия?!
Евграфов косит на Рыбу: строгое распоряжение, вот и сижу как поц! Зильберман подходит к Евграфову, протягивает руку.
ЗИЛЬБЕРМАН
Зильберман. Пётр Александрович.
ЕВГРАФОВ
Евграфов. Алексей Григорьевич.
Рукопожатие.
ЗИЛЬБЕРМАН
На кесаревом был?
ЕВГРАФОВ
Ну-у-у…
ЗИЛЬБЕРМАН
Не мычи. Учись смело говорить: «нет!». Особенно — женщинам.… Рыба, покажи доктору, где у нас операционная.
Заходит в кабинет. Рыба, фыркая, директивно кивает: за мной!
(ЛИДВАЛЬ, БЕЛЯЕВ, ЧЕРКАССКИЙ, СВЯТОГОРСКИЙ, ПАЛЕЙ.)
ЛИДВАЛЬ
Марина Викторовна, прекращайте эмоциональный садизм! Мамочки жалуются. Владимир Иванович, ещё раз отлучитесь с дежурства — уволены!
Святогорский смотрит на начмеда послушным кроликом: к нему не может быть никаких претензий, он ангел!
ЛИДВАЛЬ
Святогорский, вы — не анестезистка, а заведующий отделением! «Девочек беречь» надо, когда они жена и дочь! Будете бегать «укольчики ставить», пока они без задних ног дрыхнут… Все свободны!
Заведующие встают.
(РАМИШ, СЫТИН, БЕЛЯЕВ, АКУШЕРКА, ПЕРСОНАЛ, БЕРЕМЕННЫЕ, РОДИЛЬНИЦЫ.)
Рамиш и Сытин мнутся, в шапочках по уши, в масках и в бахилах. Персонал их обтекает. Входит Беляев, в пижаме, в распахнутом халате, без шапочки, без маски и без бахил. Видит парочку. Ловит за рукав пробегающую акушерку (со штативом с двумя пробирками крови).
БЕЛЯЕВ
Я что-то пропустил? Чума? Холера? Сыпняк?… Чё за клоуны?
Та пожимает плечами. Беляев её отпускает, она уходит.
РАМИШ
Мы — врачи! Я — Рамиш Яна Владимировна. Он — Сытин Олег Андреевич!
БЕЛЯЕВ
А! Писари юные, головы чугунные! Пошли обход обходить. Маскарадные костюмы снимите. Через пять минут у первой палаты.
Уходит. Сытин дёргает Рамиш за рукав: я же тебе говорил!
РАМИШ
Мы вместе приказ по больнице читали!
Первая снимает маску и шапочку, запихивает в карман халата. Нагибается развязывать бахилы. Сытин всё повторяет за ней.
(ЗИЛЬБЕРМАН, ЕВГРАФОВ, СВЯТОГОРСКИЙ, ОПЕРАЦИОННАЯ СЕСТРА, АНЕСТЕЗИСТКА, РОЖЕНИЦА, ПАЛЕЙ.)
На столе заинтубированная роженица (беременный живот). Операционное поле накрыто. Зильберман на месте хирурга. Спокоен всю операцию. Евграфов — на месте ассистента. Немного нервничает.
ЗИЛЬБЕРМАН
Скальпель.
Операционная подаёт. Зильберман спокойно выполняет разрез. Евграфов не слишком соображает, куда руки девать. Пошла кровь. Операционная подаёт ему салфетку. Евграфов неумело елозит салфеткой в ране.
ЗИЛЬБЕРМАН
Не протирай. Промокай. Нежно. Как с женщиной. Тем более: она — жееенщина.
ЕВГРАФОВ
Я не знал, что буду первым ассистентом. Я…
ЗИЛЬБЕРМАН
(объясняя ненужность второго ассистента) Зачем лишние руки в ране?
Операционная подаёт зеркало. Евграфов неопытен, Зильберман сам принимает зеркало у сестры, пристраивает.
СВЯТОГОРСКИЙ
Пётр Александрович может оперировать без ассистента!
ЗИЛЬБЕРМАН
Ну уж нет! Кто протоколы будет писать?
Вынимает надлобковое зеркало, кладёт на столик операционной. Манипулирует в ране. Извлекает младенца.
ЗИЛЬБЕРМАН
Зажимы.
Операционная накладывает два зажима на пуповину. Младенец закричал. Палей стоит позади Зильбермана с развёрнутой пелёнкой.
ЗИЛЬБЕРМАН
(торжественно, едва шутовски) Ножницы Алексею Григорьевичу!
Операционная подаёт Евграфову ножницы. Глаза над маской смеются. Видно, что это давно отработанный трюк Зильбермана. Вроде посвящения в акушеры.
ЗИЛЬБЕРМАН
Перерезай между зажимами. Смелее! Дети есть?
Евграфов отрицательно мотает головой.
ЗИЛЬБЕРМАН
Твой первенец!
Евграфов режет пуповину. Зильберман передаёт новорождённого Палей.
СВЯТОГОРСКИЙ
Вы — бог! На второй минуте!..
ЗИЛЬБЕРМАН
Алёша, чушь не слушай! Нет, где я — бог, — это да! Про минуты — ересь… Мы тут не рекорды ставим. Марина Викторовна, претензии есть?
Палей, не отрываясь от новорождённого на столике.
ПАЛЕЙ
К вам — никогда!
ЗИЛЬБЕРМАН
Шить.…Музыка!
Святогорский включает стоящий с «анестезиологического конца» магнитофон. Негромко увертюра из «Лебединого озера». Все вздрагивают и красноречиво переглядываются. Кроме Зильбермана. Он смотрит в рану, но всё знает и реагирует на настроение:
ЗИЛЬБЕРМАН
Пётр Ильич Чайковский ни в чём не виноват.
Операционная подаёт заправленную нить, очень длинную. Зильберман принимает, начинает работать в ране.
ЗИЛЬБЕРМАН
Та-табадабада-бада-бада! Тадабадабада!.. Никогда не шей, как я. Первые лет двадцать делай, как положено. А потом уж — как бог!.. на душу положит.
(РАМИШ, СЫТИН, ЕВГРАФОВ, ПЕРСОНАЛ, БУФЕТЧИЦА, ЧЕКАЛИНА, АЛИК.)
Товарищи за столиком. На подносах кефир в гранёных стаканах и нехитрая еда, типа пельменей. Молодые преувеличивают опытность, бравируют. Как все, кто ещё настоящего дела не хлебнул.
ЕВГРАФОВ
Зильберман — шикарный! Выходили из брюха — сосуд зафонтанировал. Хоть бы бровью повёл!
РАМИШ
Беляев сказал, что Петя истории писать не умеет!
ЕВГРАФОВ
Умеет. Но не любит. А мне сказали, что Беляев — истерик и сплетник!
РАМИШ
Сказали, разумеется, НЕ-сплетники?!
Евграфов замечает в очереди Чекалину, которая болтает с молодым человеком в «блатной» голубой пижаме, брендированной меткой иностранной клиники (Алик = Олег Куликовский). Встаёт. Идёт к очереди.
РАМИШ
Кролик поскакал к удаву.
СЫТИН
Зря ты так. Он её любит.
РАМИШ
Это удав любит кроликов!
Евграфов подходит к Чекалиной. Вежливо здоровается с ней и с Аликом. Она представляет их друг другу. Рукопожатие.
ЕВГРАФОВ
Привет!.. Здравствуйте!
ЧЕКАЛИНА
Алексей. Мой одногруппник и… друг. Лёша, это Олег Михайлович. Ординатор урологического отделения.
АЛИК
Просто Алик. Очень приятно!
ЕВГРАФОВ
Можно я…
Алик мимикой-жестами: нет проблем.
ЧЕКАЛИНА
Алик, возьми мне что-нибудь… съедобное.
Отходят с Евграфовым к окну буфета. Евграфов смотрит на Чекалину как на драгоценность. Сперва оба — скороговоркой:
ЕВГРАФОВ
Машка, где пропадаешь?! Что за Алик-Олег? Я вчера заходил, звонил сегодня…
ЧЕКАЛИНА
Я с таким интересным мужиком познакомилась! Совершенно случайно!.. Скажи, красавчик?
ЕВГРАФОВ
Кто? Мужик, с которым ты познакомилась совершенно случайно?
ЧЕКАЛИНА
Да нет же! Алик-Олег. Он — сын главврача.
ЕВГРАФОВ
Так. По порядку!
ЧЕКАЛИНА
Познакомилась случайно — с потрясающе интересным. Вот искры изо всех мест! Алик-Олег — просто красавчик, пустой как мочевой пузырь после опорожнения. У него сестра-двойняшка есть, и тоже красивая! Хочешь, познакомлю?
Алик с полным подносом идёт за столик, машет Чекалиной.
ЧЕКАЛИНА
Всё. Извини. Пойду.
Чекалина идёт к Алику. Евграфов возвращается за столик к Рамиш и Сытину. Они уже поели. Встают. Забирают свои подносы с пустыми стаканами-тарелками.
РАМИШ
Приятного аппетита! Нет ничего вкуснее холодных пельменей в уксусе одиночества.
Сытин бросает на неё укоризненный взгляд. Товарищи уходят. Евграфов украдкой коротко смотрит, как Чекалина что-то оживлённо говорит Алику.
(РАМИШ, СЫТИН.)
Идут по подвалу из главного корпуса в роддом.
СЫТИН
Яна…
Проходят мимо агрегата-мотора, который резко включается. Оба подпрыгивают.
СЫТИН
Матерь божья!
Смеются. Сытин, пользуясь моментом, — к ней. Берёт за руки. Нежен:
СЫТИН
Скоро осень…
Она высвобождается. Равнодушно шутит, хотя понимает о чём он.
РАМИШ
А потом зима, ага.
Сытин смотрит укоризненно. Рамиш раздражается.
РАМИШ
Олег… Мы поженимся — и что?!
СЫТИН
Как — что? Семья.
РАМИШ
Где?! В общаге? Или в комнате моей лежачей бабуленьки?
СЫТИН
Живут же как-то люди. И до нас жили и…
РАМИШ
Я не хочу как-то! Я хочу нормально. Понимаешь?!
Идёт, он её догоняет.
СЫТИН
Когда любишь — всё нормально…
(ЗИЛЬБЕРМАН, РЫБА, ЧЕРКАССКИЙ, АНЕСТЕЗИСТКА.)
Зильберман и Рыба сидят на кровати, облокотившись на стеночку. У него в левой руке — рюмка коньяка, правой он гладит её косу.
ЗИЛЬБЕРМАН
Детка, я по тебе скучаю. Поедем в субботу на дачу…
В кабинет без стука заглядывает Черкасский. Зильберман не перестаёт гладить косу. (Все всё знают.) Рыба прекращает ластиться.
ЧЕРКАССКИЙ
Ой. Прости.
ЗИЛЬБЕРМАН
Перестань. Чего хотел?
ЧЕРКАССКИЙ
Заявочку на плановую.
Идёт к Зильберману с бумажкой. У того обе руки заняты. Он кивает на стол. Черкасский кладёт бумажку на стол. Зильберман выпивает рюмку, встаёт, идёт к столу. Читает бумажку.
ЗИЛЬБЕРМАН
Екатерина Алексеевна в курсе?
Черкасский кивает.
ЧЕРКАССКИЙ
Императрица была крайне недовольна твоим отсутствием на планёрке. Беляев волну гнал…
Зильберман хотя и благодушно улыбается (он тут ничего и никого не боится), но ставя на бумажке закорючку, говорит:
ЗИЛЬБЕРМАН
Вова, доносчику — первый кнут.
В дверь просовывается запыхавшаяся анестезистка.
АНЕСТЕЗИСТКА
Пётралексаныч, вас Игорьанатолич кричит!
Зильберман неспешно идёт на выход, напевая под нос. В кабинете остаются Рыба и Черкасский. Черкасский ей качает головой со слегка шутовской укоризной: «ай-яй-яй!» Рыба в ответ только презрительно хмыкает: «кто бы попрекал!»
(БЕЛЯЕВ, РАМИШ, СЫТИН, СВЯТОГОРСКИЙ, ОПЕРАЦИОННАЯ СЕСТРА, РОДИЛЬНИЦА, ЗИЛЬБЕРМАН, ЕВГРАФОВ.)
Родильница на столе. Этап: после извлечения плода. Беляев в панике. Сытин и Рамиш — перепуганы. Операционная сестра и Святогорский — молчаливо-укоризненны. Беляев орёт в сторону предбанника:
БЕЛЯЕВ
Петю позвали?! Мухи сонные! Баба под стол стекает!
Заходит Зильберман, прижимая маску к лицу. За ним — Евграфов.
БЕЛЯЕВ
Петя! Тут…
Зильберман заглядывает в рану.
ЗИЛЬБЕРМАН
Прекрасно-прекрасно. Матку затампонируй, иди обвивным, без Ревердена. Не гони в русло лишний тромбопластин.
БЕЛЯЕВ
(К Зильберману)Проассистируй! (интернам)Сдули отсюда нахер!
Рамиш и Сытин пятятся, перепуганные. Зильберман кидает на Беляева красноречиво-укоризненный взгляд, мол, не усугубляй.
ЗИЛЬБЕРМАН
Пошли мыться, Алексей Григорьевич.
Выходят из операционной. Беляев выдирает у операционной иглодержатель, который она уже готова была подать.
БЕЛЯЕВ
Фарабеф держи, дура! У меня всего две руки!
Операционная молча вставляет в рану указанный крючок.
(ЕВГРАФОВ, СЫТИН, РАМИШ, ПЕРСОНАЛ, ПОСЕТИТЕЛИ, ЛИДВАЛЬ.)
Евграфов и Сытин курят. Рамиш стоит рядом.
РАМИШ
Обложили ни за что ни про что! Из операционной выгнали! Лёшка, зато, и на пятом, и на первом!
СЫТИН
Беляев — псих!
ЕВГРАФОВ
Петя к столу — тишь да гладь наступила. Ваш Игорёк ещё и мочевой порезал.
РАМИШ
Третье вхождение в брюшную полость. И ас бы порезал!
ЕВГРАФОВ
Вот Зильберман его и ушил. Беляев орать: «уролога! уролога!» Он ему: «зачем сор из избы выносить?»
РАМИШ
Урологи не любят акушерские операции. Они для них сильно кровавые.(смотрит на Евграфова со значением) Урологи — они же такие изыыысканные… Яйцерезки!
По лестнице спускается Лидваль, цивильно одетая.
СЫТИН
Шухер! Начмед!
Сытин воровато-скоро пихает недокуренную сигарету в стоящую на перилах жестянку. Лидваль протягивает раскрытую ладонь Евграфову:
ЛИДВАЛЬ
Второе предупреждение… Примус!
Он ей с улыбкой отдаёт пачку. Она идёт к машине Скорой.
СЫТИН
Откуда она твоё погонялово знает?
Евграфов шутливо отмахивается, с улыбкой глядя Лидваль вслед.
СЫТИН
Лидваль — зверь! Лютый писец!
РАМИШ
Ни детей. Ни мужика.
ЕВГРАФОВ
С чего ты взяла? Она красивая.
РАМИШ
От НЕ-сплетников.
СЫТИН
Янусик, в кино сходим?
РАМИШ
Сходим… К послеоперационной!
Поднимается по лестнице, Сытин за ней. Евграфов остаётся один. Несколько секунд думает — идёт в сторону главного корпуса.
(САЗОНОВ, ПОСЕТИТЕЛИ, ПЕРСОНАЛ, ЕВГРАФОВ.)
Ко входу в главный корпус идёт Сазонов, с букетом роз. Заходит. К двери следом подходит Евграфов.
Персонал снуёт через вертушку. Посетителей вахтёр не пропускает. Сазонов показывает вахтёру удостоверение, тот его немедленно впускает со всем уважением. Пытаются ломиться другие, реплики: «Чего это ему можно, а нам — нельзя!»
ВАХТЁР
Потому что!.. Товарищи! Вот внутренний телефон. Звоним докторам.
К вертушке подходит Евграфов. У него уходит некоторое время, чтобы протиснуться через толпу посетителей. Сазонова он не успевает заметить. Разошлись буквально на секунду-другую.
(САЗОНОВ, ПОСЕТИТЕЛИ, ПЕРСОНАЛ, СТУДЕНТЫ, ЕВГРАФОВ.)
Грузовые лифты типовой многопрофильной больницы. У дверей — небольшая толпа. Сазонов с букетом в первых рядах. Раскрываются двери, все заходят. Кто-то нажимает кнопку. К дверям подбегает Евграфов, вставляет локоть, двери раскрываются, Евграфов впихивается. Кто-то нажимает кнопку — двери не закрываются. Реплика: «перегруз!» Евграфов выходит. Они с Сазоновым не заметили друг друга в толчее. Двери закрываются. Лифт уезжает. Евграфов нажимает кнопку вызова.
(ШОФЁР АНДРЕЙ, ЛИДВАЛЬ.)
Андрей за рулём. Лидваль рядом, крепко держась за верхнюю ручку боковой дверцы.
ЛИДВАЛЬ
Андрей Егорович, я в облздрав, а не на пожар!
ШОФЁР АНДРЕЙ
Уж лучше на пожар.
ЛИДВАЛЬ
Это точно!.. На дорогу смотри! На дорогу смотри!
ШОФЁР АНДРЕЙ
Чё я там не видел?! То же, что и вчера. Нервная ты. Любви бы половой и карапузов штуки три. Четыре.
ЛИДВАЛЬ
Уволить бы тебя к чертям собачьим! Раза три. Четыре.
Шофёр смеётся. Достаёт пачку сигарет — пустая. Сминает, бросает на пол под недовольный взгляд Лидваль. Он начинает копаться в бардачке, хлопать себя по карманам. Как он при этом ведёт машину — совершенно непонятно. Лидваль достаёт из кармана две пачки «555», кидает на торпедо.
ЛИДВАЛЬ
Кури, блаженный.
ШОФЁР АНДРЕЙ
Вот это спасибо, Кать!
(РЫБА, СВЯТОГОРСКИЙ.)
На лестничной клетке верхнего этажа, на подоконнике стоит жестянка, полная окурков. Рыба курит. Поднимается Святогорский.
СВЯТОГОРСКИЙ
(демонстративно переигрывая)Сколько раз просил здесь не курить! Кислородная в двух шагах!
РЫБА
Императрица укатила, не шуми.
Святогорский достаёт пачку сигарет из кармана. Рыба щёлкает зажигалкой, Святогорский прикуривает. Затягивается. Смотрит вниз: не идёт ли кто. Тихо, имея в виду Зильбермана; с любовью к Рыбе, желанием её вразумить:
СВЯТОГОРСКИЙ
Он никогда не разведётся с женой.
РЫБА
То ты ему поклоняешься, то…
СВЯТОГОРСКИЙ
Одно другому не мешает. Да — хирургический небожитель. Но старый гриб! Гладиатор!
РЫБА
Почему — гладиатор?
СВЯТОГОРСКИЙ
Бабка моя их так называла. Что он уже может? Только гладить!
РЫБА
Чтоб молодые так могли!
Рыба тушит окурок, спускается. Святогорский вслед, негромко:
СВЯТОГОРСКИЙ
Простой хороший парень! Ровесник!
РЫБА
За своей жизнью смотри!
СВЯТОГОРСКИЙ
У меня всё отлично. Любимая жена беременная…
Перегибается через перила, шипит вслед уходящей Рыбе.
СВЯТОГОРСКИЙ
Рыба, бобылкой останешься!
Рыба только отмахивается.
(САЗОНОВ, ЧЕКАЛИНА, ПЕРСОНАЛ, ПАЦИЕНТЫ, ЕВГРАФОВ.)
Чекалина идёт. Видит Сазонова с букетом. Становится резко-ироничной.
ЧЕКАЛИНА
Суровый товарищ Сазонов! Неужто вы влюбились, как малолетка?!
Персонал и пациенты оглядываются, Сазонов властно берёт Машу под локоток, увлекает в закоулок за лифтами. Спустя мгновение раскрываются двери грузового лифта, в коридор выходит с толпой Евграфов — идёт в противоположную сторону, ко входу в урологическое отделение. Опять разминулся с Сазоновым. В коридорном закоулке:
САЗОНОВ
Не веди себя, как…
ЧЕКАЛИНА
Как кто?!
САЗОНОВ
Как сука!
ЧЕКАЛИНА
Ух ты! Ну, я-то точно не кобель. У меня нет жены. И троих детей до кучи. Фотографии которых ты заботливо уложил мордами вниз. А где они сами? Где женские штучки? Детские игрушки?
Он смотрит на неё тяжким взглядом, предвестником ярости.
ЧЕКАЛИНА
Букет мне?
Забирает букет.
ЧЕКАЛИНА
Послезавтра утром. В десять. Жди на стоянке.
Уходит. Оборачивается. Посылает ему шутовской воздушный поцелуй с ладошки. Он стоит идиот идиотом. Внимательно, с удивлением смотрит на покалеченную кисть, осторожно ею вращает, сжимает в кулак: она не болит. Вздох явного облегчения.
(ЧЕКАЛИНА, ЕВГРАФОВ, МЕДСЕСТРА, ПЕРСОНАЛ, ПАЦИЕНТЫ.)
Чекалина идёт по коридору с букетом, чуть не припрыгивая от удовольствия-азарта. Навстречу — Евграфов.
ЕВГРАФОВ
Маня-Манечка-Манюня! Говорят — вышла. (Взгляд на букет) Ох ты!
ЧЕКАЛИНА
Ага! Слушай, Лёшка!.. Напомни кличку твоего командира.
Евграфов смотрит с тревогой, как смотрел на Розу Борисовну, когда она о руке упомянула. Но: не может быть!
ЕВГРАФОВ
Сазан.
ЧЕКАЛИНА
Он на карпа что ли похож?
ЕВГРАФОВ
Нет. Фамилия просто… созвучная.
ЧЕКАЛИНА
Интересно, интересно… Ты чего здесь? Роддому консультация уролога нужна?
ЕВГРАФОВ
Ты мне нужна.
ЧЕКАЛИНА
Ты мне тоже.
Ласково целует его в губы, чуть касаясь. Идёт дальше по коридору. Вслед:
ЕВГРАФОВ
Завтра что делаешь?!
Не оборачиваясь:
ЧЕКАЛИНА
Работаю.
ЕВГРАФОВ
А послезавтра?!
Чекалина, не оборачиваясь, машет рукой: разберёмся! Уходит.
(БЕЛЯЕВ, РАМИШ, СЫТИН.)
В буфете обсервации, маленьком (не в главном корпусе, где продают, а для служебных нужд) за столом Беляев. Перед ним тарелка и кастрюля. Ест. Вдруг задумывается. Откидывается на спинку стула и кричит несколько театрально в приоткрытую дверь, ведущую в отделение:
БЕЛЯЕВ
Интерны! Инте-е-ерны!
На пороге появляются Сытин и Рамиш. Опасливо — после его вспышки гнева в операционной. Беляев же благодушен. (Он человек резкой смены настроений, новенькие плюс-минус некоторое время приспосабливаются.)
БЕЛЯЕВ
Янка, Олежка, берите тарелки! Дядя Игорь добрый. Когда не злой.
Берут тарелки, садятся. Рамиш заглядывает в кастрюлю.
РАМИШ
Что это?
БЕЛЯЕВ
Эх ты, чухонка! Щи да каша — пища наша? Сациви!
СЫТИН
Сациви разве не вино?
БЕЛЯЕВ
Совсем гулкие! Курица в соусе из грецких орехов! Да вы попробуйте! Только пальцы не пооткусывайте!
Несмело накладывают по чуть. Осторожно пробуют. Сытин ахает от наслаждения, нагребает ещё, лопает полным ртом. Рамиш ест аккуратно, «прилично».
БЕЛЯЕВ
То-то, Жирдяев! Это тебе не с картофана пухнуть. Смотрю ты, как и я — склонен…
СЫТИН
Я — Сытин!
БЕЛЯЕВ
В глаза бросается, что не Голодухин!
Рамиш хихикает. Сытин бросает на неё обиженный взгляд. Но так вкусно!.. С набитым ртом, к Беляеву:
СЫТИН
Курочка — деревенская!
БЕЛЯЕВ
Благодарные селянки расплачиваются с докторами натурой.
РАМИШ
Жена ваша так вкусно готовит?
Беляев мрачнеет, отодвигает тарелку. Встаёт.
БЕЛЯЕВ
Санитарка Лиля. У неё какой-то из мужей был грузин.… Рубайте без церемоний!
Выходит. Рамиш Сытину невербально: «я что-то не так сказала?!». Он пожимает плечами: «А я знаю?!» — и накладывает себе ещё весьма щедро из кастрюли.
(ЕВГРАФОВ, ЛИДВАЛЬ, ШОФЁР АНДРЕЙ, ПОСЕТИТЕЛИ, ПЕРСОНАЛ.)
Евграфов возвращается из главного корпуса. Подъезжает Скорая, выходит Лидваль. Андрей остаётся в салоне. Евграфов и Лидваль вместе поднимаются по лестнице.
ЛИДВАЛЬ
Что как побитая собака?
ЕВГРАФОВ
С чего вы взяли?
ЛИДВАЛЬ
Бывала битой собакой. Знакомый взгляд.… Как первое дежурство?
ЕВГРАФОВ
Всё хорошо.
ЛИДВАЛЬ
Зря сказал. Врачи суеверны, как военные. Не знал?
Евграфов кидает на неё пристальный взгляд.
ЛИДВАЛЬ
Посмотрела твоё личное дело. Должна же я выяснить анамнез смельчака, задирающего начмеду штаны. Да и «блатных» ненавижу.
Подходят к дверям, он предупредительно открывает. Андрей наблюдает за ними из салона. Взгляд серьёзный, и очень ёмкий — он явно не просто «тупой шоферюга».
(ЕВГРАФОВ, РЫБА.)
Входит Евграфов. Садится за стол. Закадрово стонет роженица. Из дверей предродовой палаты выходит Рыба. Садится рядом. Что-то записывает.
РЫБА
Капельницу подключили. Вторичная слабость… Доктор, вы любите кого-нибудь?
Евграфов удивлённо смотрит на Рыбу. Чего вдруг такая резкая смена темы?! Она улыбается.
РЫБА
Только не говорите: маму с папой. Маму с папой все любят.
ЕВГРАФОВ
Все, у кого они есть.
РЫБА
Вы что?! Ой, простите…
ЕВГРАФОВ
Ничего. Мать умерла… очень давно. Кто мой… кто меня сделал — не знаю.
РЫБА
Мама вам не рассказывала?
Через некоторую паузу. Лицо — печально-саркастичное.
ЕВГРАФОВ
Не успела.
Рыба не особо вникает, ей важнее выговориться, чем выслушать.
РЫБА
Нас папа бросил, когда я маленькая была. Помню: очень обрадовалась! Мама перестала кричать и плакать… Чего это я с вами разоткровенничалась?
ЕВГРАФОВ
Я, собственно, тоже. Меня ваш вопрос застал врасплох.… Я люблю одну чудесную девушку.
РЫБА
А она вас — не любит?
ЕВГРАФОВ
Любит. Как умеет…
РЫБА
Но хочется, чтобы не так?
Он кивает.
РЫБА
Давайте заново знакомиться. Анастасия Рыбальченко. Для своих: Рыба. И на «ты».
Протягивает ему руку. Он торжественно пожимает.
ЕВГРАФОВ
Алексей. Для своих: Примус. И тоже…
Раздаётся громкий вопль из предродовой. Оба кидаются туда.
(ЗИЛЬБЕРМАН, ЕВГРАФОВ, РЫБА, РОЖЕНИЦА.)
Зильберман сидит на краю функциональной кровати. Осматривает живот стонущей роженицы. Характерная контрактура: матка во время схватки приобретает форму песочных часов.
ЗИЛЬБЕРМАН
Начавшийся разрыв матки.
Рыба выносится. Роженица, превозмогая боль:
РОЖЕНИЦА
С ребёнком всё в порядке?
Её настигает сильный приступ боли — кричит в голос.
ЗИЛЬБЕРМАН
Алексей, каталку!
Евграфов берёт роженицу на руки, физически крепок. Зильберман одобрительно кивает: «можно и так». Выходят из предродовой.
(ЗИЛЬБЕРМАН, ЕВГРАФОВ, СВЯТОГОРСКИЙ, ОПЕРАЦИОННАЯ СЕСТРА, АНЕСТЕЗИСТКА.)
Завершающий этап операции. Зильберман и Евграфов манипулируют в ране.
ЕВГРАФОВ
Нормально же роды шли!
ЗИЛЬБЕРМАН
Акушерство — как вождение. Всё прекрасно. И тут — Камаз!
Зильберман заметил в ране очевидное ухудшение клинической ситуации. Но говорит ровно и спокойно, без тени тревоги:
ЗИЛЬБЕРМАН
Расшиваемся. (Святогорскому) Интубируй повторно, пока не раздышалась.
Бригада беспрекословно подчиняется Зильберману, не задавая вопросов. Евграфов чуть недоумевает, глядя в рану. Зильберман аккуратно вытягивает (срезав узелок ножницами) длинную кетгутовую нить.
ЗИЛЬБЕРМАН
(Святогорскому) Лей, что есть. Крови надо бутыль. Чтобы взамен выдали четвёртой отрицательной миллилитров четыреста.
СВЯТОГОРСКИЙ
Тёплая донорская эффективней.
ЗИЛЬБЕРМАН
С тебя качать не буду. Костный мозг не карась, столько икры метать. Звони всем.
Святогорский, кивнув анестезистке, выходит.
ЗИЛЬБЕРМАН
Дитя здоровое есть. Хотел и матку сохранить… Но жизнь больше полого мышечного органа.
ЕВГРАФОВ
У меня четвёртая отрицательная.
ЗИЛЬБЕРМАН
Успеешь ещё подхватить синдром хронического донора. Думаешь, этот гуманист звонить пошёл?..
(СВЯТОГОРСКИЙ, РЫБА.)
Святогорский идёт по коридору. Рыба сидит за столом. Завидев его, стремительно встаёт навстречу. Взволнованно:
РЫБА
Ну что?!
СВЯТОГОРСКИЙ
Кровь у меня возьми.
РЫБА
Пятый раз за месяц?! Нет!
СВЯТОГОРСКИЙ
Девочка в канализацию стечёт — Петя под неприятности попадёт.
На этом аргументе Рыба, нахмурившись, сдаётся.
РЫБА
Пошли. Последний раз!
Заходят в манипуляционную.
(ЗИЛЬБЕРМАН, ЕВГРАФОВ, СВЯТОГОРСКИЙ, ОПЕРАЦИОННАЯ СЕСТРА, АНЕСТЕЗИСТКА.)
ЗИЛЬБЕРМАН
Двузубые щипцы.
Операционная подаёт инструмент. Зильберман захватывает матку. Подаёт бранши Евграфову, крепко обхватывает его ладони своими, подтягивает вверх.
ЗИЛЬБЕРМАН
Любимая женщина висит над пропастью. Её жизнь — в твоих руках. Ослабишь захват — сорвётся.
Евграфов кивает. Заходит бледный Святогорский, в пижаме и внезапно в халате поверх, левой рукой особо не шевелит, просматривается повязка. Протягивает анестезистке флакон крови.
СВЯТОГОРСКИЙ
Делай биологическую пробу и подключай. (Зильберману) Беляев руководит операцией «Кровь».
ЗИЛЬБЕРМАН
Этот печень Прометея у орла из клюва вырвет. (Евграфову) Каждый — своим хорош. Игорь — человек незаменимый.(Анестезистке) Доктору своему глюкозы по вене пусти, он сейчас чувств-с лишится.
(БЕЛЯЕВ, РАМИШ, СЫТИН, ЛИДВАЛЬ, ЧЕРКАССКИЙ.)
Рамиш и Сытин лежат на кушетках, в венах — пункционные иглы, кровь по системе стекает во флаконы. Заходит Лидваль, закатывая рукав. У Беляева (только в пижаме) бинтом перемотан локтевой сгиб; орёт в трубку.
БЕЛЯЕВ
Если у нас тётка откинется — вам кирпич на голову упадёт!… А таким! Божьим промыслом!… А я ему подскажу!
Шандарахает трубкой по телефону — тот разлетается надвое. Явно не в первый раз: весь обмотан медицинским пластырем.
ЛИДВАЛЬ
Игорь, бюджета нет!
БЕЛЯЕВ
Я его и покупал!
ЛИДВАЛЬ
Возьми и мой взнос.
Лидваль закатывает рукав халата. Беляев встаёт, кивает на дверь в манипуляционную.
БЕЛЯЕВ
Не иначе падла какая на хороший день пожаловалась!
ЛИДВАЛЬ
Я даже знаю — какая!.. Святогорский опять подвиги совершал? Судя по тому, что дэвээс купирован?
БЕЛЯЕВ
Медаль ему вручишь. Из гематогена.
Уходят в манипуляционную. В коридор родзала обсервации заходит Черкасский. Подходит к Сытину, гладит по волосам.
ЧЕРКАССКИЙ
Бедные зайцы! Что вам двоим у Игорька делать? Иди ко мне в отделение.
РАМИШ
А можно — я?
Черкасский заходит в манипуляционную, даже не глянув на Рамиш.
РАМИШ
Его техника безупречна! Вхождения в брюшную полость как по атласу оперативки.
СЫТИН
Я ещё кое-что о нём слышал. Но не верил.
Ерошит волосы, приглаженные Черкасским.
РАМИШ
Да ладно! Он женат. У него дети!
СЫТИН
Причём жена — проктолог!
Оба прыскают.
(БЕЛЯЕВ, ЛИДВАЛЬ, ЧЕРКАССКИЙ.)
Беляев накладывает Лидваль жгут на плечо, она работает кулаком. Он берёт пункционную иглу — вводит под кожу и после ищет вену.
ЛИДВАЛЬ
Шшш!.. Игорь, не двухмоментно! Больно же!
Заходит Черкасский. Укоризненно смотрит на Беляева. Тот вынимает иглу из вены — передаёт ему. Черкасский ловко одномоментно вкалывает иглу в вену, снимает жгут, из иглы — капает кровь, он подключает к игле жилу капельницы. К Беляеву:
ЧЕРКАССКИЙ
Как Светка?
БЕЛЯЕВ
Сами справитесь!
Выходит, шандарахнув дверью. Лидваль кричит ему вслед:
ЛИДВАЛЬ
Не круши роддом!
Беляев заглядывает обратно, шипит с яростью:
БЕЛЯЕВ
У меня хоть что-то построено! Просто сейчас ремонт! Понимаешь?! — ре-монт! У нас со Светкой наладится. Я налажу! Любой ценой! А у тебя — ноль! Ни участка! Ни фундамента!(Черкасскому) А ты!..
Машет рукой: «о тебе и говорить нечего!» Выходит. Лидваль и Черкасский делают друг другу лица: «блин, поинтересовались делами друга. На свою голову. Оба по мордасам получили».
(ЗИЛЬБЕРМАН, ЕВГРАФОВ, РЫБА, СВЯТОГОРСКИЙ.)
Зильберман за столом, крутит диск телефона, трубка у уха. Евграфов с бумагами — напротив, на приставном стуле. Рыба с ногами уютно устроилась на кровати. Диктует Евграфову.
РЫБА
Условия: живой плод, нормальная температура. Показания: Начавшийся…
ЗИЛЬБЕРМАН
Угрожающий.
РЫБА
… угрожающий разрыв матки. Пётр Александрович, вы должны доктора учить!
ЗИЛЬБЕРМАН
Не люблю бессмысленно повторяющиеся… (в трубку) Алёна, здравствуй! У меня девочка тяжёлая, остаюсь в роддоме.
РЫБА
(продолжая диктовать Евграфову)… внутриутробная гипоксия…
Зильберман, прикрывая рукой трубку, не прекращая слушать жену:
ЗИЛЬБЕРМАН
Асфиксия.
РЫБА
…асфиксия плода. По жизненным показаниям произведена экстренная операция…
Заходит Святогорский. Подхватывает диктовку. Сам идёт к холодильнику Зильбермана, открывает, достаёт бутылку водки, из шкафа рюмки.
СВЯТОГОРСКИЙ
…кесарева сечения в нижнем маточном сегменте. Бла-бла-бла.
ЗИЛЬБЕРМАН
(в трубку) Всё завтра, Еленушка… Я тебя тоже.
Рыба чуть заметно хмурится на последнем. Зильберман кладёт трубку. Святогорский уже разлил на четверых.
ЗИЛЬБЕРМАН
Кагор есть.
Святогорский без второго слова отправляется к шкафу, на поиски кагора.
ЗИЛЬБЕРМАН
(Колмогорову) Не забудь указать, что объём операции расширен. Почему и как.
Святогорский ищет. Рыба встаёт с кровати, быстро находит бутылку, штопор, стакан — вручает. Святогорский, открывая бутылку, Евграфову:
СВЯТОГОРСКИЙ
Он протоколы не перечитывает. Вслепую подмахивает. Одна ошибка — ты подставил всю бригаду.
Евграфов опасливо отдёргивает ручку. Все берут тару.
ЗИЛЬБЕРМАН
Ну!.. За боевое крещение!
Чокаются на четверых — Святогорский стаканом кагора, — выпивают. Зильберман занюхивает Рыбиной косой.
ЗИЛЬБЕРМАН
(Евграфову) Не дёргайся. Бумага — не жизнь.
СВЯТОГОРСКИЙ
Разок перепишешь весь журнал операционных протоколов — и…
На столе Зильбермана звонит городской телефон. Поднимает трубку.
ЗИЛЬБЕРМАН
Да?.. Он.…
Внимательно слушает. Кладёт трубку. Встаёт. Идёт к шкафу, начинает переодеваться.
ЗИЛЬБЕРМАН
Вызов по санавиации.
Евграфов поднимается. Недоумённо:
ЕВГРАФОВ
У нас есть вертолётная площадка?!
СВЯТОГОРСКИЙ
И площадка есть. И вертолёт. И — главное, — пилот! И такой!.. Ох, какой пилот!
Рыба и Святогорский прыскают. Зильберман — хитрые глазки. Евграфов выходит.
(ЗИЛЬБЕРМАН, ЕВГРАФОВ, ШОФЁР АНДРЕЙ.)
Шофёр Андрей с неистовой страстью колотит ногами по Скорой.
ШОФЁР АНДРЕЙ
Тварь гремучая! Раздолбайка гнилая!
По ступенькам спускается Зильмерман. За ним следом — Евграфов. Шофёр ловит взгляд Зильбермана, моментом остывает, протягивает в направлении врача руку с характерным жестом ладони:
ШОФЁР АНДРЕЙ
Петя, щас!
Подходит к капоту, открывает, что-то подкручивает, закрывает и обнимает его широко, двумя руками, ласково:
ШОФЁР АНДРЕЙ
Девочка, ласточка!
Зильберман одобрительно кивает. Шофёр заскакивает в кабину, поворачивает ключ в зажигании, давя на сцепление:
ШОФЁР АНДРЕЙ
Давай, девочка гремучая!
После холостых прокрутов, — двигатель заводится.
ЕВГРАФОВ
Вы в кабину?
ЗИЛЬБЕРМАН
Экстримом у нас Екатерина Алексеевна наслаждается. Пошли в салон.
(ЗИЛЬБЕРМАН, ЕВГРАФОВ.)
Залезают в салон. Зильберман быстро садится.
ЗИЛЬБЕРМАН
На боевых вылетах бывал?
Машина резко стартует. Евграфов телом реагирует моментально, обретая устойчивость. Садится.
ЕВГРАФОВ
Да.
Зильберман смотрит на него чуть пристальней.
ЗИЛЬБЕРМАН
Я пошутил.
ЕВГРАФОВ
Я — нет.
ЗИЛЬБЕРМАН
(кивая в сторону водителя) Он тоже. Бывал.
Машину подбрасывает на колдобине.
ЗИЛЬБЕРМАН
Вот такая у нас, брат, санавиация.
ЕВГРАФОВ
Нормальная у нас санавиация.
Зильберман смотрит серьёзно. Евграфов, немного помедлив, отодвигает край пижамы, показывает шрам.
ЕВГРАФОВ
Под Лашкаргахом. Навылет. Ерунда. Из подразделения двое выжили. Я. И капитан, сука. Была бы у нас плохая санавиация — здесь не сидел.
Зильберман понимающе кивает. Машина заходит на крутой вираж.
ЗИЛЬБЕРМАН
Вмиг долетим.
(ЗИЛЬБЕРМАН, ЕВГРАФОВ, ШОФЁР АНДРЕЙ, ФЕЛЬДШЕРИЦА.)
На подворье влетает Скорая. Филигранно тормозит. У шофёра Андрея сосредоточенное лицо. Он выпрыгивает из салона. Из пассажирского салона выходят Зильберман и Евграфов. Им навстречу выбегает взволнованная Фельдшерица.
ФЕЛЬДШЕРИЦА
Петя! Слава тебе господи, ты сегодня!
Все быстро заходят в больницу.
(ФЕЛЬДШЕРИЦА, ЕВГРАФОВ, ЗИЛЬБЕРМАН, ШОФЁР АНДРЕЙ, МУЖИК.)
В обшарпанном приёмном покое сельской больницы на полу лежит Мужик с топором в животе. Заходят: Фельдшерица, Зильберман, Евграфов и Шофёр Андрей. Зильберман на входе:
ЗИЛЬБЕРМАН
Какая у нас тут ургентность развесёлая?!
Видит Мужика. Спокоен. Ровный спокойный вопросительный взгляд на Фельдшерицу. Евграфов ошарашен.
ЕВГРАФОВ
Он… Не беременный.
ЗИЛЬБРЕМАН
Меткое наблюдение, Алексей Григорьевич.
ФЕЛЬДШЕРИЦА
Пётрсаныч, беременная есть. Там только морда битая. Муж. Она его… С пожарного щита схватила и… А я чё сделаю? Врач один, пьяный в дым.
ЗИЛЬБЕРМАН
Ментов вызвала? Каталку.
Кивает, убегает. Зильберман присаживается на корточки около мужика, щупает пульс на сонной артерии.
ЕВГРАФОВ
Мы же акушеры-гинекологи!
ЗИЛЬБЕРМАН
Доминанту Ухтомского помнишь?
ЕВГРАФОВ
«Во все моменты жизнедеятельности…»
ЗИЛЬБЕРМАН
Какая сейчас твоя важнейшая функция?
ЕВГРАФОВ
Врач? Хирург?
Фельдшерица закатывает каталку. Зильберман кивает: помогайте! Все, включая Шофёра Андрея, прилаживаются поднимать Мужика на каталку.
ШОФЁР АНДРЕЙ
Грузчик!
ЕВГРАФОВ
Это мне не привыкать.
НОВЫЙ ДЕНЬ
(ЕВГРАФОВ, КУЗНЕЦОВА, РУСЛАН КУЗНЕЦОВ, ПРОДАВЕЦ ЦВЕТОВ,1-Й БОЕЦ, 2-Й БОЕЦ, ПРОХОЖИЕ.)
Идёт Евграфов. Подходит к нацмену, торгующему цветами. Выбирает шикарный букет роз, как видел у Чекалиной вчера. Расплачивается. Из кафе-«стекляшки» вываливаются два подвыпивших «бойца». На другой стороне улицы останавливается такси. Из него выходит Кузнецова с сыном Русланом. Обходит машину, расплачивается с водителем через его окно. «Бойцы» видят деньги и двигают в сторону машины. Людмила, расплатившись, заходит в подворотню. Они — за ней. Евграфов отмечает ситуацию «женщина с ребёнком в опасности» (у него автоматическая привычка «просеивать пространство»), протягивает букет Продавцу.
ЕВГРАФОВ
Я сейчас…
ПРОДАВЕЦ ЦВЕТОВ
КАнечно, дАрАгой!
(ЕВГРАФОВ, КУЗНЕЦОВА, РУСЛАН КУЗНЕЦОВ, 1-Й БОЕЦ, 2-Й БОЕЦ.)
Евграфов у подворотни. Слышен сдавленный мальчишеский стон. Останавливается и заглядывает (коротко, стремительно) из-за угла. 1-й Боец держит мальчика, зажав ему рот, 2-й Боец прижал Кузнецову лицом к стене одной рукой, в другой у него финка. Оба — внезапно совершенно трезвые.
2-Й БОЕЦ
Тихо!
Евграфов стремительно заходит (с нейтрально-приветственным выражением лица). Моментально поравнявшись, наносит короткий удар Кузнецовой. Та теряет сознание, выскальзывает из зажима, распластывается на земле. Финка 2-го Бойца втыкается ему же в горло. У Евграфова сосредоточенное выражение лица — без жестокости, просто максимальная концентрация.(Всё занимает одну-две секунды, как во втором сезоне «Фарго», в сцене, где к чёрному в гостиничный номер заходит бригада Гробовщика.)
1-Й БОЕЦ
Ах ты!..
Едва успевает рыпнуться: финка уже у него в глазу. Евграфов подносит палец к губам Руслана: пацан понятливый, молчит, хотя и в ужасе. Евграфов обтирает финку об одежду убитого, складывает, убирает в карман. Пока он пробивает карманы «бойцов» — мать и сына стремительно бегут на выход из подворотни. Руслан Кузнецов оглядывается. Евграфов ему доброжелательно подмигивает. Карманы бойцов пустые. Только бумажка с номером телефона.
(ЕВГРАФОВ, ПРОДАВЕЦ ЦВЕТОВ, ПРОХОЖИЕ.)
Евграфов подходит к Продавцу, берёт букет.
ПРОДАВЕЦ ЦВЕТОВ
Случилось что, дАрАгой?
ЕВГРАФОВ
Ничего. Живи долго!
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Роддом. Сценарий. Серии 1-8 предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других