Черный дар. Плененная тьмой

Татьяна Славина

Вторая книга трилогии «Черный дар» повествует о том, как, не сумев навязать черный дар внучке, старый колдун решает сделать своим наследником ее будущего сына. Для этого он должен заманить женщину в Навь – мир мертвых. Удастся ли матери уберечь дитя от Сил Тьмы?

Глава 10

Озорной солнечный луч запрыгал по носу Атея, пятная его веснушками. Юноша чихнул и открыл глаза. Лодка, которая так долго несла его по подземной реке, успокаивая и баюкая, теперь уткнулась носом в берег и лишь чуть-чуть покачивалась. Атей окинул взглядом поросший молодой травой обрыв, ветки талов с пробивающимися из почек листами и не поверил глазам. Только вчера река катала его на льдине, и вот уже — ни льдин, ни мутной воды.

— Может быть, я все еще сплю? — юноша ущипнул себя за руку и поморщился от боли. — Нет, не похоже. Значит, подземная река нашла более короткий путь к югу, чем та, по которой я плыл раньше.

Удовлетворившись таким объяснением, Атей поднялся на затекшие ноги, выбрался из лодки и выволок ее на берег. « Нужно срочно подкрепиться», — сигналил ему недовольный желудок.

Цепляясь за корни деревьев, юноша выбрался на обрыв и направился вглубь леса. Странное дело: с каждым шагом трава становилась все гуще и выше, кроны деревьев все зеленее и тенистее. Птицы, которые еще вчера были озабочены поисками укромных местечек для гнезд, вовсю распевали для своих сидящих на яйцах подруг.

Только теперь Атей сообразил, как трудно ему будет раздобыть еду. Ни силков, ни кремня с кресалом и трута, не говоря уже о ноже или каком-то другом оружии! Юноша попробовал, было, изготовить петлю из шнурка, на котором висела его ладанка и мешочек с сушеными мухоморами. Тщетно: шнурок был слишком короток! Даже опояска потерялась в пещере.

— Вот это я влип! — Атей говорил вслух в полной уверенности, что его никто не слышит.

Да и откуда взяться людям в этой глуши, где даже звериных троп не было? Однако не зря юноша вырос в лесу. Приглядевшись внимательнее, он без труда нашел и знакомые с детства травы с сочными корешками, и пряные листочки медуницы, а под прошлогодней листвой лещины — десяток вполне съедобных орехов. Несколько яиц из гнезда сороки дополнили лесные дары.

Шагая в поисках пищи от дерева к дереву, от куста к кусту, Атей забрел далеко от реки. Конечно, он не боялся заблудиться. Примечал, с какой стороны светит солнце, с какой — на деревьях растут лишайники. И все же то, что он оказался в такой глуши, стало для юноши неприятной неожиданностью. К тому же, привлекательная изумрудная травка на большой поляне скрывала под собой болотную топь.

— Ну, дальше мне идти совсем не обязательно, — вслух сказал самому себе Атей. — Живот угомонился, получил свое, пора мне и к реке возвращаться. Сяду в лодку — и вперед!

Юноша повернулся спиной к солнцу и, приглядываясь к лишайникам на стволах деревьев, двинулся в обратный, по его разумению, путь. Однако, прошагав несколько минут по лесу, он уткнулся опять в ядовито-зеленую траву болота.

— Тьфу, пропасть! Неужели заблудился, кружу на одном месте?

Юноша упрямо зашагал прочь от болота, но, куда бы он ни поворачивал, трясина вновь и вновь оказывалась у его ног. Мало того, солнечный день как-то потускнел, посерел, налился невесть откуда взявшимся туманом.

— Плохи мои дела! — Атей прислонился к дереву и задумался.

О том, чтобы искать дорогу в тумане, и речи быть не могло: того и гляди угодишь в болото. Оставалось одно — переждать, пересидеть непогоду там, где она его застала.

Юноша уселся под дерево и принялся ждать. Туман то сгущался, местами клубясь и багровея, то распадался на отдельные космы, между которыми проступали неясные силуэты деревьев и кустарников. Безотчетный страх окутывал Атея вместе с седыми туманными прядями. Страх, леденящий сердце, поднимающий дыбом волосы.

— Что за ерунда такая! — злился Атей, не понимая причины своего состояния. — Я же не пострел бесштанный, чтобы бояться какого-то тумана! Отец мой на медведя хаживал, тот пострашнее любой непогоды. Я же — не хуже, не зря в лесу вырос. Если и подкрадется какой зверь, неужто не сумею отбиться?

Однако вокруг было тихо: ни шороха листьев, ни треска сухого валежника. Даже птахи не подавали голоса.

— Может, у меня уши заложило? — Атей потряс головой, но это ничего не изменило.

Мертвая тишина. Белый туман. Безотчетный страх.

Когда юноша готов уже был закричать во весь голос, чтобы только нарушить безмолвие, туман внезапно исчез, как будто его и не было. Вместе с туманом исчез и страх. Атей облегченно вздохнул, поднялся на ноги и — снова сел у подножия дерева.

Лес вокруг изменился до неузнаваемости. Вместо зеленого ситца недавно распустившейся листвы он ощетинился темными иголками елей, вздыбился непролазным валежником, опутался паутиной и седыми бородами мха. Абсолютная тишина давила на уши. Атею показалось, что из реальности он провалился в кошмарный сон, из которого нет возврата.

Чтобы рассеять наваждение, юноша набрал полные легкие воздуха и закричал:

— Эге-ге-гей!

Густая липкая тишина не колыхнулась, не отозвалась голосами. Даже эхо молчало.

— Эге-ге-гей! — снова и снова кричал Атей.

И снова в ответ — ни звука. Довольно скоро юноша охрип и замолчал.

— И чего это я ору? — удивился он. — Сижу здесь на кочке, как лягушка какая-нибудь, шагу в сторону не ступлю. Вот дурак!

Атей упруго поднялся и шагнул вперед. Почва под ногами не подалась, как обычно бывает на болоте.

— Ага, да тут и тропинка имеется! — обрадовался юноша, приглядевшись внимательнее. — Раз есть тропинка, значит, и живые существа недалече: люди ли, звери. Если звери — то, скорее всего, они протоптали тропу к водопою. Есть вода — есть и путь, который я потерял. Если же тропинка протоптана людьми — и того лучше: узнаю, где я и как выйти к реке. Может, и провизией разживусь.

Тропа оказалась на удивление короткой. Она упиралась в топь, посреди которой, окруженное со всех сторон черной водой, высилось странное сооружение на двух сваях. Мостик из тонких жердей был перекинут через трясину.

— Прямо избушка на курьих ножках, — вспомнил Атей сказки, что рассказывала ему бабушка долгими зимними вечерами. — Эй, избушка-избушка, встань к лесу задом, а ко мне передом! Что, лапы отсидела, или яичко снесла — не ворохнешься, не колыхнешься?

Атей засмеялся и перемахнул по мостику через трясину.

Сооружение и впрямь напоминало избушку, до того поросшую мхами и лишайниками, что теперь трудно было определить, из чего она сделана и когда.

— А где же баба Яга? — веселился Атей. — Эй, бабуля, отворяй ворота, добрый молодец к тебе в гости пожаловал!

Внутри избушки что-то зажужжало, заскрипело, и непонятным образом в стене образовалось отверстие как раз такого размера, что Атей без труда смог войти внутрь. Как только обе ноги юноши оказались за порогом, дверь моментально исчезла.

— Эй, бабуля, хватит шутить! — Атею и впрямь стало не до шуток. — Я — гость, а не пленник. Уразумела разницу?

Дверь, однако, не открылась, зато впереди обозначилось какое-то светлое пятно. Медленно разрастаясь, пятно, принявшее очертания куриного яйца, заполняло собой темное нутро «избушки». Атей, испугавшись, что будет прижат к стене и раздавлен этим гигантским яйцом, шаг за шагом отступал назад до тех пор, пока отступать стало некуда. Спина уперлась в гладкую холодную поверхность. «Металл», — мелькнула в голове Атея непроизвольная мысль.

Между тем «яйцо» расширилось настолько, что его можно было достать рукой. Приглядевшись, Атей понял, что никакое это не яйцо, а удивительным образом растущее светлое пространство, ограниченное чуть более плотным воздухом. Вот граница света-тени доползла до юноши, и в мгновение ока он был втянут внутрь — чпок!

И вновь все странным образом изменилось. Теперь Атей стоял на берегу огромного озера. Глубокая синяя вода отражала такое же синее небо и поросшие лесом горы, окаймляющие голубую «жемчужину». Ароматы невидимых цветов смешивались с влажным свежим ветерком. Тысячи пестрых бабочек кружились над водой, присаживались на влажный белый песок и желтые валуны на берегу озера.

Из-за одного из таких валунов выскользнула миниатюрная женская фигурка и направилась к Атею.

— Здравствуй, добрый молодец! — с усмешкой сказала голубоглазая незнакомка, откидывая со лба прядь светло-русых волос. — Как ты меня назвал — бабой Ягой? Ну что ж, годится имечко. Пусть будет — Яга. А ты кто таков?

Атей хлопал глазами и от удивления не мог вымолвить ни слова. Незнакомка подошла к нему совсем близко и дотронулась до ладанки, что висела у юноши на шее.

— Ага, на медальоне — древние руны. Потомок скитских царей, надо полагать. Ну-ка, прикинем, из какого ты времени пожаловал.

Яга достала из кармана плоскую коробочку, пробежала пальцами по замысловатому узору на ее поверхности, взглянула в светящееся окошко.

— Эх, милок, жил бы ты чуть-чуть попозже, ты бы помог мне. А хотя…

Женщина еще раз прикоснулась к ладанке Атея.

— Потомок скитов, значит — владеет тайными знаниями, — женщина говорила сама с собой, не обращая никакого внимания на впавшего в ступор Атея. — Нужен только стимул, чтобы заставить парня поработать во славу науки. Что ж, стимул — вот он!

С этими словами голубоглазая Яга рванула ладанку с шеи Атея.

— Не тронь! — юноша дернулся, но схватить утраченный талисман не успел.

— Ты получишь свой оберег обратно, не волнуйся, — Яга покачала ладанкой перед носом Атея и снова отдернула руку. — Только придется тебе, парень чуть-чуть помочь мне сначала.

— Помочь?

— Ну да, прямо, как в твоей древней сказке. « Поди туда — не знаю, куда, принеси то — не знаю, что»! — Яга невесело улыбнулась.

— Что принести? — не понял Атей.

— Принести нужно одну штуковину, которую трансментальные мутанты стянули у меня лет эдак триста назад. Без нее моя «избушка» навсегда застрянет в межвременье. А мне уже давным-давно пора в свое время вернуться.

— Что же ты сама эту штуковину не вернешь?

— Я, милок, и рада бы, да только за пределы пространственно-временного континуума и носа высунуть не могу. Придется тебе на бабушку поработать, — снова усмехнулась голубоглазая. — Не то не видать тебе ладанки, как своих ушей.

Атей, успевший уже освоиться в этом нереальном мире, принять условия игры и смириться со своим положением, махнул рукой.

— Ну что ж, бабуля-Ягуля, выкладывай, чего ты от меня хочешь?

Часом позже Атей шагал по неприветливому сумрачному лесу, что окружал «избушку на курьих ножках». Путь его пролегал по бездорожью, безтропинью и вообще по совершенно непроходимой чащобе.

— Вот елки зеленые! — ругался вслух Атей. — Ноги переломаешь об этот валежник, глаза выколешь о сучки, да ветки колючие. Хорошо хоть не заблужусь, спасибо Ягуле: снабдила путеводным «клубочком». Как там она его назвала — плазменный навигатор?

Юноша неотрывно следил за пульсирующим огненным шариком, плывущим шагов за десять впереди него. Вот он не заметил вылезшего из земли корня и, споткнувшись об него, уткнулся носом во влажный мох под ногами.

— Проклятье! — Атей поднялся на ноги и отряхнул порты.

«Клубочек» подождал его, крутясь на месте возле молоденькой елочки. Как только юноша встал, навигатор двинулся вперед.

Солнце уже клонилось к земле, когда проголодавшийся путник решил подкрепиться. Он уселся на поваленное дерево и запустил руку в небольшой мешочек с едой, собранной для него голубоглазой Ягой. Конечно, с большим удовольствием юноша достал бы из него добрую краюху хлеба и кусок вяленой оленины, но таких яств у «бабули» не водилось. Она долго объясняла Атею, как пользоваться мягкими трубочками с необычными затычками и красочными рисунками на боках.

Вот рука нащупала одну из трубочек и извлекла ее на свет. Рисунок изображал поджаренный хлебец. Атей отвинтил крышку и надавил на противоположный конец трубочки. В тот же миг из нее выскользнул небольшой шарик и на глазах изумленного Атея распух, округлился, превращаясь в ароматную, свежую булку с хрустящей корочкой.

— Ай да баба Яга! — юноша поймал булку одной рукой, непроизвольно сжав в другой волшебную трубочку. Из нее тут же, один за другим, выскочило с дюжину шариков, каждый из которых моментально превратился в булку.

— О, Боги! — схватился Атей за голову. — Зачем мне столько хлеба? Разве можно столько съесть зараз!

Не привыкший к расточительности, юноша отложил пару булок в сторону, а остальные, вместе с осторожно закрытой трубочкой, сложил обратно в котомку.

— Где-то здесь я видел лужицу с водой? — за время долгого пути Атей пристрастился разговаривать сам с собой.

— Ага, вот она. Вода хоть и коричневая, настоянная на опавших листьях, но прозрачная. Надеюсь, я не превращусь в козленочка, напившись из лужицы, — юноша снова вспомнил одну из рассказанных бабушкой сказок.

Булки оказались вкусными и сытными, вода — холодной и хорошо утоляющей жажду. К тому же, ни рога, ни копыта у Атея не выросли. Навигатор, дождавшийся окончания трапезы, поплыл дальше, а за ним зашагал и Атей.

Как только солнце соскользнуло за вершины елей, в лесу стало темно. Навигатор повис на колючей ветке, переливаясь всеми оттенками желто-оранжевого цвета. Атей подошел совсем близко к шарику: тот не трогался с места.

— Что, здесь у нас будет привал? — юноша подмигнул навигатору, как живому. — Собственно, я не против ночлега, ноги просто гудят от усталости. Да и мох здесь мягкий, удобно лежать будет. Вот съем булочку и — баиньки!

Атей с удовольствием вонзил зубы в еще хрустящую корочку булки.

— И как это удалось Яге засунуть столько хлеба в крошечную трубочку? — на досуге юноша не прочь был поломать голову над загадками голубоглазой «бабули». — Не иначе, колдовство какое-то. А меч-кладенец, что дала она мне в дорогу, — тот точно из сказки. Правда, «бабуля» называла его как-то чудно: концентратор психической энергии. И еще говорила, что сила меча не в нем самом, а в том, кто им владеет, во мне, значит.

Атей достал из-под плаща небольшой серебристый предмет, отдаленно напоминающий оружие, повертел его в руке, потрогал конец пальцем.

— Не очень-то он и острый. Сюда бы кузницу Славеня — я б его вмиг навострил!

Атей вспомнил горячее дыхание горна, перекличку маленького молоточка кузнеца и огромного молота в своих руках. Тут же в памяти всплыло черноусое лицо Славеня и сразу же — улыбка Яси. Сердце сжалось тоскливо: как там она, Ясочка, женушка ненаглядная? И потекли воспоминания нескончаемой рекой, незаметно перенося из яви в мир снов.

Атей проснулся оттого, что кто-то тащил из его рук «меч». Непроизвольно сжав рукоятку и потянув оружие на себя, он увидел в слабом свете луны вцепившуюся зубами в клинок огромную черную крысу.

— Тьфу, погань какая! Откуда ты взялась в лесной чащобе? — Атей стряхнул животное с «меча» и пнул его ногой. — Пошла прочь!

Крыса зло сверкнула глазами, ощерилась и прыгнула на обидчика. Острые зубы вонзились в ногу Атея. Юноша взвыл от боли и ткнул крысу в бок острием «меча», однако отнюдь не острое оружие не причинило ей никакого вреда. Атей, стервенея от боли, отбросил «меч» в сторону и вцепился в крысу руками. Он ломал ей позвоночник и пытался оторвать от себя. В темноте мелькнули черные тени, подбирая брошенное оружие и унося его вместе с котомкой.

— Э-хе-хе, опять Синеглазка недоумка прислала! — в старческом хриплом голосе сквозило разочарование. — Ну, почему так девке не везет, хоть бы один путевый попался!

Атей, все еще держа в руках убитую крысу, повернулся на голос. Рядом с мерцающим навигатором стоял невысокий старичок в длинной белой рубахе, подпоясанной ниже пояса кожаной тесемкой. В темноте ярко белела седая борода и такие же волосы.

— Ну что, паря, проморгал свое оружие? Как теперь обороняться будешь, как Синеглазке поможешь?

— Какой еще Синеглазке? — не понял Атей, но тут же, вспомнив яркие голубые глаза Яги, сообразил, о ком идет речь. — А откуда ты, дедушка, про нее знаешь?

— Видишь ли, молодец, ведун я, ведать про все и всех — дело моей жизни. Вот и про тебя я все знаю: идешь издалече, путь тебе еще неблизкий предстоит. Вот только одолеешь ты его не скоро, да и то, если Синеглазке помочь сможешь. Без ладанки, да без мухоморов своих — куда пойдешь?

— И это ты знаешь? — удивился юноша. — Тогда скажи, как мне быть, что делать?

— Оружие твое и провизию утащили крысовьи. Без них тебе Кальму не одолеть. То, за чем тебя Синеглазка послала, в ее подземном тереме хранится, там же, где и твои пропажи. Крысовьи туда все тащат, что только попадется им на пути.

— Постой, постой: какие еще крысовьи, какая еще Кальма?

— Да ты, паря, ничего про них не знаешь? Видно, Синеглазка тебя испугать побоялась, не рассказала, к кому посылает. Ну, да я тебе расскажу, не то ждет тебя погибель неминучая, как других.

— А что, и другие были?

— И-и, молодец, было их видимо-невидимо, да только ни один от Кальмы вернуться не сумел. Синеглазка-то уж не первую сотню лет в наших лесах сидит, давненько она здесь застряла. Мне мой дед сказывал, а тому — его прадед, будто занесло эту деву в наши края не из мест далеких, не из мест близких, а из других времен. Занести-то занесло, а вынести — никак не получается. Крысовьи что-то в ее тереме поломали, утащили — без этой штуки никак не вернуться Синеглазке в свое время.

— Да кто такие — крысовьи, дедушка?

— А это те самые твари, что тебе чуть было ногу не отгрызли, да оружие твое унесли. Оружие-то Синеглазка тебе свое отдала, видно, совсем отчаялась девка.

— Ты что-то путаешь, дедушка: на меня крысы напали.

— С виду они крысы, а живут, как муравьи — те же повадки. Это Кальма их такими сделала.

— Кальма, Кальма… Кто такая Кальма?

— Это давняя история. Жила в здешних местах девица одна: красавица, умница. Гордая и неприступная. Замуж идти ни за одного парня не хотела, презирала всех. А уж как набрела она на Ведьмин родник, так совсем от гордости рехнулась. Вода в том роднике особенная: может менять облик того, кто ее выпьет.

— В козленочка превращает?

— Хоть в козленочка, хоть в крысу, хоть в волка.

— И в кого же эта девица превратилась?

— В ведьму, вот в кого! Сама, как была красавицей, так и осталась, а вот других превращать — стало ее забавой. Сначала муравьев превратила в крыс — стали крысовьи. Понесли ей со всей округи и еду, и питье, и все, что на пути попадалось. Разбогатела ведьма, построила себе терем подземный с кладовыми, да бочками для чудо-воды. Охрану придумала: мужиков, да парней в волков превращает. Рыскают эти оборотни по округе, никого к своей хозяйке не подпускают.

— Неужели за столько лет ведьма не состарилась, не померла?

— Та, первая, померла давно. Осталась ее дочь — тоже ведьма, потом — внучка.… Теперь хозяйка оборотней — Кальма пятая. Вот к ней-то тебя Синеглазка и послала, в ее кладовые. И только от тебя зависит, выйдешь ли ты из подземелья здоров-невредим, или выбежишь на четвереньках волком — оборотнем.

— Да, перспектива не радует! — Атей почесал в затылке. — Хоть бы ножик какой-нибудь завалященький был, чтоб от тварей отбиваться. Меч Синеглазки — у крысовьев, да от него и толку-то мало: тупой, как бабушкина клюка.

— Острота того меча от тебя зависит, разве Синеглазка не объяснила?

— Она говорила, что это.…Как там… Концентратор психической энергии. Только я все равно ничего не понял.

— У каждого человека внутри огонь пылает. Иные тем огнем управлять могут, даже наружу выплескивать и врага им поражать.

— Верно-верно! — вспомнил Атей. — Жена моя, Яся, и мать ее — они могли, я видел.

— А иные, — продолжал старик, — со своим огнем сами совладать не могут, им концентратор нужен, чтобы жар в пучок собрать и в нужное место направить.

— Чего же крысовей невредим остался, когда я его в бок «мечом» ударил?

— Не тот огонь тогда в тебе пылал: страх, боль, а не ярость и злость. Вот что разит наповал! Уразумел?

— Как будто.

— Ну, так и отправляйся за своим оружием. Без него тебе никак не обойтись. А клубочек тебе дорогу укажет, — старик ткнул пальцем в сторону навигатора.

Ведун шагнул за ель — и вот уже нет его, словно и не было. Атей опустился на землю и задумался. В последнее время с ним происходило столько необычного, чудесного, что юноша перестал удивляться. А удивляться было чему. Сказки становились былью, быль — сказками. Как тут разобраться, где явь, а где — морок?

— Это не сон, не видение, — рассуждал Атей. — Это совсем другой мир, со своими законами, сказочными. А раз так, то и поступать нужно, как поступали бы на моем месте герои сказок. Ну-ка, вспомним, что бабушка рассказывала.

Атей представил дорогое морщинистое лицо старушки и словно услышал ее голос:

— Коли приключилась с человеком беда, мудрые люди советовали ему найти то место, где случилось с ним лихо, и, став лицом на восток, произнести заклинание…

— Ну-ка, ну-ка, нужно вспомнить слова заветные. А место и искать не придется: вот оно, у меня под ногами.

Атей вскочил с земли, повернулся в сторону, противоположную той, где недавно село солнышко, и, вспоминая, медленно произнес:

— Прости, Мать — сыра земля, в чем тебе досадил.

Заветный причет юноша повторил трижды, после каждого раза дуя и плюя через левое плечо, после чего поклонился низко, касаясь лбом земли.

За елкой зашуршало, и рядом с навигатором снова объявился дед-ведун.

— Вижу, знаешь ты, паря, наши обычаи, древние. Земелюшка — матушка тебя силой наделит, а я тебе мудростью помогу. Коли станет совсем уж худо, так, что небо с овчинку покажется, сделай вот как…

Старик приподнялся на цыпочки и зашептал прямо в ухо Атея. Потом с удовлетворением чихнул и сказал:

— Коли запомнил все, что я тебе поведал, — хорошо. Коли нет — повторять не буду. А теперь — прощай, паря.

И дед шагнул за елку. Атей попытался выстроить в ряд слова, сказанные ведуном, — и не смог, запутался.

— Эх, зря, видно, дедуля старался, ничего-то я не запомнил!

Юноша подобрал с земли отломленный ветром сук, очистил его от боковых веточек и, прикинув в руке, достаточно ли тяжело его немудреное оружие, повернулся к навигатору.

— Ну что, «клубочек путеводный», пора и в путь!

Однако навигатор, слабо мерцая, оставался недвижим.

— Хм, что бы это значило?

Атей подошел к огненному шарику вплотную — тот ни с места. Атей протянул к навигатору руку — и вдруг тот погас. Вот только что был — и нет его.

— Час от часу не легче! — Атей растерянно заморгал глазами — и куда же теперь идти?

Парень снова сел на землю и попытался собраться с мыслями.

— Прежде всего, нужно вернуть оружие, — рассуждал он. — Крысовьи отнесли его в подземные кладовые, туда, куда несут все свои находки. Там же я найду и то, за чем меня Яга послала. Так что нужно искать дорогу в крысовейник.

Атей вспомнил, как в детстве он любил наблюдать за муравьишками. От рассвета до заката сновали они по своим муравьиным делам. Тогда он заметил, что крошечные эти создания живут по своим законам, одинаковым для муравьев из разных муравейников. Крысовьи, вероятно, тоже эти законы соблюдают, хотя, возможно, не все. Вот, к примеру, настоящие муравьи на закате уже все — дома, входы в муравейник закрыты до утра. А крысовьи — как крысы, напали на него ночью.

— И все же стоит попытаться отыскать муравьиные… тьфу, — крысовьиные тропы, — решил Атей. — Они выведут меня к крысовейнику.

Логично было бы предположить, что, раз крысовьи напали на путника именно в этом месте, то тропа их пролегает как раз здесь. Так что Атею оставалось только запастись терпением и ждать.

Луна давным-давно спряталась за деревьями, звезды потускнели, растворяясь в предрассветных сумерках. Где-то далеко-далеко подал голос петух. Ему ответили другие.

— Должно быть, за лесом — деревня, — обрадовался Атей.

Он уже соскучился по людям, по нормальным, обыкновенным людям!

Рядом зашуршала опавшая хвоя. Сравнительно небольшая черная крыса деловито прошмыгнула мимо Атея, таща в зубах дохлую птицу. Через некоторое время еще одна, побольше, пробежала в ту же сторону, толкая перед собой яйцо куропатки.

— В зубы не берет, боится раздавить. Смышленая! — Атей посмотрел на крысу с уважением.

Следом за второй, нос в хвост, следовала третья, чуть подальше — четвертая…

— Вот она, крысовьиная тропа! — Атей подхватил свою палку и двинулся вслед за черными тварями. Ни одна из них не обращала на юношу внимания.

— Я для них — слишком крупная добыча, — подумал Атей.

На опушке леса юноша остановился. Впереди, прямо посреди поросшей бурьяном пустоши, высился холм. Он не был похож на муравейник, сложенный из веточек и травинок, каким представлял его Атей. Скорее, это был древний курган, весь изрытый тысячами крысиных нор. Должно быть, там, в глубине, крысиные ходы переплетались, наподобие муравьиных, вели в кладовые и выводковые камеры с крысовьятами. Увы, они были слишком малы для того, чтобы протиснуться в них, добраться до заветного хранилища!

Юноша почесал в затылке и уселся на землю. Идти дальше он не решился, заметив высовывающиеся из нор острозубые хищные морды крыс — сторожей.

— Этих — не стряхнешь с ног, не раздавишь, как муравьев! — Атей вспомнил вцепившуюся в ногу крысу и поежился. — Придется пораскинуть мозгами.

Далеко раскидывать мозги не пришлось, так как юноша вспомнил, что в детстве, для потехи, он со сверстниками любил устраивать большой переполох в муравейнике. Достаточно было вылить на муравьиный дом бадейку воды — и потревоженные обитатели начинали выскакивать из внутренних помещений, таща в безопасное место своих детишек, съестные припасы и прочие ценности.

— Идея хороша, но где взять столько воды? Нужно напугать крысовьев по-другому. Чего боятся все животные? Огня! Нужно поджечь крысовейник, или хотя бы напускать в него дыма.

Такое решение показалось Атею подходящим, вот только где взять кремень? Голосящие на рассвете петухи подсказали выход из положения.

— Конечно же, нужно идти в деревню! Если не кремень, то хоть угольки из печки там непременно найдутся.

По дороге в деревню Атей несколько раз оглядывался. Ему все казалось, что кто-то упорно сверлит его взглядом. Однажды юноше даже послышался хруст ветки у себя за спиной.

Петушиный хор не давал сбиться с пути, и уже очень скоро Атей оказался в двух шагах от крошечной деревеньки. С десяток почерневших изб окружали небольшое озеро, огороды спускались к самой воде, кособокие мостки для полоскания белья явно нуждались в ремонте.

Из-за прибрежных кустов показалось смешанное стадо: коровы с телятами, несколько круторогих коз и овец. Позади стада, тяжело опираясь на клюку, шагал пастух — белоголовый старик. Видимо, ноги, натруженные за долгую жизнь, плохо слушались старика, так медленно он переставлял их.

Но вот дед заметил Атея. Лицо его, до того спокойное и умиротворенное, исказилось гримасой страха.

— Оборотень! Оборотень! — завопил пастух, заворачивая стадо назад в деревню.

— Постой, постой, дедушка! — Атей бросился вслед за стариком. — Какой же я оборотень? Подожди!

— Оборотень! Оборотни! — во все горло вопил перепуганный пастух.

Лохматая собачонка вместо того, чтобы помогать хозяину, жалась к его ногам, поджав хвост и жалобно скуля.

«Странный какой-то дед», — подумал Атей, и это была последняя его мысль. Что-то тяжелое, лохматое, острозубое навалилось на него сзади, сдавило клыками шею и поволокло в черную бездну.