Черный дар. Плененная тьмой

Татьяна Славина

Вторая книга трилогии «Черный дар» повествует о том, как, не сумев навязать черный дар внучке, старый колдун решает сделать своим наследником ее будущего сына. Для этого он должен заманить женщину в Навь – мир мертвых. Удастся ли матери уберечь дитя от Сил Тьмы?

Глава 6

Атей сидел на большом сером валуне, расцвеченном яркими желтыми пятнами лишайника, и смотрел на воду. Еще вчера река томилась под сплошным ледяным панцирем, а сегодня, после обильного ночного дождя, будто вздохнула глубоко — и выплеснулась из-подо льда, подняла его на себе, собираясь с силами, готовясь изломать в одночасье надоевший хрустальный убор.

«Экая силища! — думал Атей о воде. — С виду такая мягкая и податливая, а придет время — все на своем пути сокрушит».

По льду реки Атей шел уже не один день. Сначала дорога была легка и безопасна. Потом все чаще стали попадаться полыньи, лед истончился и временами хрустел под ногами. И вот — река изготовилась к ледоходу. Это означало вынужденную задержку в пути.

— Ничего, пройдет лед, и я наверстаю упущенное время — утешал себя Атей. Он вспомнил, как дедушка Арсай, наставник и защитник, говорил ему и Персиле:

— Путь ваш, ребятки, ведет на юг. Там, в ковыльных степях у берегов теплого моря каждый год собираются потомки царей древнего народа — скитов. Там передают они тайные знания вновь посвященным.

— Как же мы найдем дорогу в те степи? — любопытствовала сестренка Персила.

— Не так уж это сложно. В наших краях все реки текут на юг. Достаточно найти ручеек, пусть даже самый маленький, и идти вниз по его течению. Ручеек приведет к реке, река — к морю.

— А как же, дедушка, найти то место, где собираются скиты: в степи ведь и заблудиться недолго?

— В степи нужно отыскать древний курган, под которым покоится царица Астава…

— Это же все равно, что найти иголку в стогу сена! — перебил старика Атей.

— Имей терпение дослушать, сынок, — Арсай укоризненно покачал головой. — И место, и время посвящения поможет узнать вот это.

Старик положил на ладонь меленький мешочек из мягкой кожи, стянутый кожаной тесьмой. Персила осторожно потрогала мешочек пальцем и вопросительно взглянула на наставника.

— В этом мешочке — сушеные мухоморы.

— Зачем нам мухоморы — мух морить?

— Нет, моя девочка. Мухомор — не простой гриб. Есть у него тайная сила возвращать людей в их далекое прошлое. Такое далекое, что обычно они и не помнят о нем.

— Да я свое прошлое очень даже хорошо помню, — возразила Персила. — Я так мало прожила на этом свете, что и помнить-то почти нечего!

— Э, не скажи, девочка. Человек не один раз на земле живет, только про свои прошлые жизни не ведает. Мухомор возвращает ему память.

— И зачем это мне надо? — пожала Персила плечиком. — Тут и в моей коротенькой жизни полно воспоминаний, от которых я рада бы освободиться навсегда: смерть мамы, отца. Зачем мне вспоминать все беды прошлых жизней?

— Когда-то, давным-давно, вы уже ходили по дороге, которую нужно одолеть сейчас. Если все будет хорошо, я вас к кургану и без мухоморов доставлю. Ну, а если что в дороге случится? Как без меня путь отыщите?

— Нет, дедушка, нет! — Персила обняла старика за морщинистую шею. — Ничего с тобой не случится. Не пугай меня.

Арсай осторожно отстранил от себя девушку и протянул мешочек Атею.

— Держи. Коли нужда будет, вскипяти мухоморы с водой речной и выпей. Прошлое тебе откроется.

Атей бережно взял из рук Арсая мешочек и повесил его на шею вместе с ладанкой.

«Вот и пригодится теперь дедушкино снадобье, — подумал юноша, задумчиво глядя на воду. — Как только пройдет ледоход, поплыву вниз по течению на челноке. Только челнока-то у меня пока нет. Где бы раздобыть»?

Конечно, сидеть и ждать, что челнок появится сам собой, было бы смешно и глупо. Нужно идти к деревне. Где люди — там и челны. Атей оттолкнулся от камня, размял ноги и пошагал по берегу вдоль реки.

Лес в этих краях подступал прямо к обрывистому берегу. Атей перебирался через поваленные деревья, продирался сквозь кустарники, зарывался ногами в прошлогоднюю листву. Прошло уже много времени, а никакой деревни так и не попалось на пути. И вдруг юноше почудился запах дыма. Атей остановился и принюхался. Точно, горьковатый дымок приятно защекотал ноздри.

— Не волки же костер в лесу жгут! — обрадовался вслух Атей. — Пойду на огонек, обсушусь, отогреюсь, узнаю, далеко ли еще до деревни топать?

Запах дыма становился все более ощутимым. Вот к нему примешался еще и аромат горячей похлебки. У Атея потекли слюнки, заурчало в животе. Забыв об осторожности, он шагнул на поляну, в центре которой уютно потрескивал небольшой костер. Над ним в закопченном котелке аппетитно булькало какое-то варево. Вокруг костра расположились шестеро мужчин среднего возраста.

Не успел Атей поздороваться с незнакомцами, как они вскочили на ноги и окружили юношу.

— Ого, кого нам Боги прислали! — мужики явно обрадовались. — Чужая кровь! Молодая. Сильная.

— А ну, навались, ребята!

Атея сбили с ног, ударили по голове обухом топора, связали руки и ноги сыромятными ремнями.

Очнулся юноша в полной темноте. Было тепло, воняло мокрыми шкурами и еще чем-то кислым. Ремни впились в отекшие ноги и руки, голова гудела, хотелось пить. Рядом никого не было.

«Вот тебе и согрелся! — подумал Атей, пытаясь пошевелить затекшими конечностями. — И как это я забыл об осторожности»?

Юноша поискал глазами хотя бы крошечный источник света — ничего.

«Должно быть, сейчас уже ночь, — догадался он. — Что принесет рассвет? И зачем я понадобился этим мужикам»?

Атей вспомнил рассказы пиратов о племенах, пожирающих своих пленников. Неужели и его хотят съесть? Хотя нет, пираты говорили о дикарях, живущих на островах теплых морей. Тут же — далеко не теплое море!

Нужно выбраться отсюда, и как можно скорей — решил Атей и попытался освободиться от пут. Не тут-то было! Сыромятные ремни держали крепко. Скоро юноша совсем выбился из сил.

Тем временем окружающая темнота неуловимо изменилась. Уставший Атей не сразу обратил внимание на то, что вокруг чуть-чуть посерело. Обозначилась светлым пятном дыра над головой. Из нее потянуло свежим воздухом.

«Светает», — подумал пленник и, в который раз, напряг руки в тщетной надежде освободиться от пут.

Теперь Атей смог разглядеть место своего заточения. Это была землянка, довольно тесная и не слишком глубокая. Потолком служили неотесанные древесные стволы с небольшим отверстием посередине. Должно быть, через это отверстие выходил дым из очага, возле которого лежал связанный Атей. Зола в очаге давно остыла, да и вообще, вид у землянки был не жилой. Лежанки вдоль стен, сработанные из покрытых еловым лапником жердей, какая-то рухлядь в углу, пара мисок со щербатыми краями — все покрыто беловатым налетом плесени.

«Где же хозяева жилища»? — думал Атей, шаря вокруг глазами. Словно в ответ на его мысли послышались шаги, откинулась закрывающая дверной проем медвежья шкура и показались двое из давешних мужиков.

— Ну что, соколик, не трепыхаешься больше? — добродушно ухмыльнулся один.

— У нас не забалуешь, — подхватил второй, наклоняясь и разрезая ремни на ногах Атея. — Вставай, пойдешь своими ножками.

Мужики поставили юношу на ноги и, придерживая за локти, вывели наружу. В сером свете хмурого весеннего утра Атей увидел разбросанные между деревьями землянки. Из крыш некоторых выбивался дымок. Пахло каким-то не слишком аппетитным варевом.

— А ну, шевели ногами! — Атея толкнули в спину.

Если бы ноги слушались! Идти было невероятно трудно. Эх, не сбежать — стучала кровь в висках.

Пленника провели по краю поляны, в центре которой он заметил грубо вытесанную из обрубка дерева фигуру какого-то божества. Чуть поодаль возвышались три венца полу-избы — полуземлянки. Атея подвели к входу и трижды выкрикнули какое-то непонятное слово.

Из-за откинутой могучей рукой медвежьей шкуры показалась такая же могучая фигура сивобородого мужчины. Голову его венчала лохматая шапка из росомахи, на груди из-под бороды высовывались нанизанные на тонкий ремешок медвежьи когти и кабаньи клыки.

— Это еще кто такой? — неодобрительно уставился на конвоиров мужчина.

— Вот, в лесу изловили. Чужая кровь. Молодая. Сильная. Для батюшки-ведуна.

— Зачем ему этот недоносок? К обряду уже другой приготовлен — Орикс.

— Так ведь этот же — лучше! Чужая кровь, не наша.

— Пошли прочь, олухи!

— Кого это ты гонишь, Кромень? — из-за медвежьей шкуры показалась седая голова старца.

Конвоиры Атея бухнулись на колени, лепеча:

— Прими пленника, батюшка! Чужой он, не нашего племени. Молодой, Сильный.

— Хм, а и впрямь хорош, — старец окинул взглядом связанного юношу. — Пускай до завтра посидит в темной.

Седая голова скрылась за шкурой. Стражники поднялись с колен.

— А что же с Ориксом делать? — повернулись они к Кроменю. — Отпустить?

— Я вам отпущу, олухи! Пускай до завтрашнего утра вместе сидят, а там — видно будет.

На этот раз Атей оказался в другой землянке: побольше и поглубже прежней, но зато совершенно темной, без отверстия в крыше. Вход закрывала не медвежья шкура, а выдолбленная из цельного куска дерева дверь, припертая снаружи внушительного размера бревном. Когда глаза привыкли к темноте, Атей разглядел силуэт сидящего на полу человека. Должно быть, это и есть Орикс, — догадался юноша.

— Ты кто такой? — голос Орикса выдавал в нем совсем еще желторотого юнца.

— Такой же пленник, как и ты, — горько усмехнулся Атей.

— Я тебя не знаю. Откуда ты взялся?

— Да вот, шел своей дорогой, никого не трогал. Изловили меня в лесу, связали, сюда принесли. Говорят, для какого-то ведуна.

— А-а, и тебя тоже.

— Выходит, и ты — нездешний?

— Мы тут все нездешние. Нет у нашего народа своего места на земле. Бредем, бредем по белу свету, куда ведун укажет. Как зима подходит — землянки роем, а потом — в шалашах живем. Рухлядь с собой не таскаем: тяжело. Живем охотой и тем, что женщины в лесу насобирают.

— Неужто потомки скитов? — у Атея захватило дух.

— Это еще кто такие? — не понял Орикс.

— Народ такой в давние времена жил. Тоже с места на место кочевал, рухлядью себя не обременял. Вот только передвигались они на конях.

— Нет, коней у нас никогда не водилось. Зачем они нам? Чем их зимой кормить? Тут хоть бы самим как-то уцелеть, с голоду не подохнуть.

— А на одном месте жить никогда не пробовали? Избы построить, поле вспахать, житом засеять?

— Нет, мы — свободное племя! — гордо выпрямился Орикс, насколько позволяли ему связанные руки и ноги.

— Да, только вот ты что-то не очень свободен.

— Это верно, — пленник вздохнул. — Не повезло мне. Ведун меня выбрал для обряда.

— Для какого такого обряда? — Атей понял, что сейчас узнает, что и его ждет завтра.

— Обряд этот проводится в племени не каждой весной. Батюшка-ведун старый совсем стал, глаза плохо в грядущее смотрят, трудно ему такой путь для племени выбрать, чтоб и охота удачной была, и грибов—ягод в лесу хватало. Чтобы глаза зорче стали, промывает он их росой с первого зеленого листа пополам с кровью человеческой.

— Это что же, у тебя кровь брать собирались? Сколько же капель им нужно, чтобы с росинкой смешать?

— Капель! — Орикс горько усмехнулся. — Для обряда вся кровь нужна, которая в человеке имеется. И не откуда-нибудь, а из самого сердца.

У Атея побежал мороз по спине.

— И ты так спокойно говоришь об этом? Это же — смерть.

— Смерть, — согласился Орикс. — Человека вешают вниз головой, пронзают ему сердце и ждут, когда из вспоенной теплой кровью земли покажется зеленый росток.

— А если ничего не вырастет?

— Вырастет. Ведун знает, куда человека подвешивать. Он заранее выбирает место, где вот-вот трава пробьется.

— Почему же именно тебя выбрали? — не унимался Атей.

— Я думаю, из-за Ирисы. Это внучка батюшки-ведуна. Единственная. Дети-то его давно померли, животом они маялись. Тот, кто на Ирисе женится, вождем станет, а позже — ведуна сменит. Ириса любит меня, я — ее. А Кромень хочет стать вождем. Вот и посоветовал ведуну меня для обряда выбрать, чтобы самому на Ирисе жениться.

— А убежать никак нельзя? — с надеждой прошептал Атей.

— Убежишь тут, когда руки-ноги связаны!

— Давай поможем друг другу. Зубы у тебя крепкие, ремень перегрызть сможешь?

— А ты — мой перегрызешь? — догадался Орикс. — Ну-ка, подсаживайся поближе.

Снаружи прошелестели легкие шаги. Кто-то чуть слышно поскребся в дверь.

— Орикс, Орикс, отзовись! — девичий голос замирал от страха.

— Ириса! — встрепенулся пленник.

— Орикс, я принесла нож, чтобы ты разрезал путы. Вот только как его тебе передать — не знаю.

— Попробуй подкопать землю под дверью, — подсказал Атей.

— Ой, кто это? — испугалась Ириса.

— Не бойся, любимая, это тоже пленник для обряда.

— Атей мое имя, — почему-то решил назваться юноша.

— Но ведь для обряда нужен только один. Пойду, упрошу дедушку отпустить тебя, Орикс.

— Нет-нет, не уходи! Все равно Кромень найдет способ убить меня. Не завтра — так позже. Он не даст нам быть вместе. Нужно бежать.

— А я? — голос девушки зазвенел обидой.

— И ты — со мной. Это — единственная для нас возможность быть вместе.

— Я согласна.

Ириса принялась копать ножом землю. И тут пленники услышали еще шаги — уверенные, мужские.

— Что это ты тут делаешь, любовь моя? — Кромень сделал вид, будто не понимает ничего.

— Тебя дедушка кличет. Негоже заставлять его ждать. Ну, иди, иди отсюда. А игрушку свою мне отдай, — и он легко завладел ножом.

— Отведите Ирису к батюшке-ведуну! — приказал Кромень подошедшим стражникам.

Спустя мгновение дверь отодвинулась. Кромень сощурился, пронзая взглядом темноту дальнего угла.

— А ну-ка, чужак, выходи!

Атей поднялся с пола, успев шепнуть Ориксу:

— Мужайся, парень!

Кромень водворил дверь на место, подпер ее бревном, поддел ножом ремень, стягивающий руки Атея.

— А теперь — беги, что есть мочи. Да не попадайся больше на глаза нашим охотникам.

Атей ничего не понял, но упрашивать себя не заставил. В два прыжка он оказался за ближайшими деревьями и помчался дальше, в лес, не разбирая дороги. Только уткнувшись в непролазный валежник, юноша остановился. Он упал на землю, прижался щекой к умопомрачительно ароматной прелой листве. Сердце готово было вырваться из груди.

Любопытная синица стрельнула на него черным глазом с соседнего куста — ци-ви! Атей готов был расцеловать пичугу в желтые перышки.

— Спасся, спасся, живой, живой! — стучало в голове.

Постепенно, кроме этого ликующего стука, стали появляться иные мысли: почему? Почему так случилось, что его, чужого в племени, отпустили, а соплеменника Орикса обрекли на мученическую смерть? Ответ не нужно было искать долго. Кромень, конечно, не хотел упускать возможность уничтожить соперника. Вот и решил отпустить второго пленника, чтоб не оставить ведуну выбора. Естественно, он скажет старику, что Атей сбежал сам.

— А я-то хорош! — корил себя Атей. — Припустил в лес, как трусливый заяц. Была же возможность освободить Орикса. Свалить Кроменя с ног, отворить дверь…

Атей явно преувеличивал свои силы: куда ему было тягаться со здоровенным Кроменем!

— Ничего, я этого так не оставлю! — сквозь зубы процедил юноша. — Вернусь и освобожу Орикса. Помогу ему бежать вместе с Ирисой. Славная девчонка, как моя Яся.

У Атея почему-то тревожно сжалось сердце, словно предчувствуя беду.

— Яся, женушка моя любимая! Я обязательно останусь жив, обязательно вернусь. Верь мне.

Кромень, хоть и был силен и жесток, но в людях разбирался плохо. Он решил, что пленник, освобожденный им из темницы, уже давным-давно удрал на безопасное для себя расстояние. Сам Кромень поступил бы именно так. Выждав некоторое время, чтобы возможная погоня не вернула чужака, Кромень отправился к ведуну и доложил ему о побеге пленника.

— Хорошо, что Орикс все еще сидит в темной, значит, откладывать обряд нет нужды, — добавил он.

— Что ж, внучка, значит, так тому и быть, — погладил старик Ирису по голове. — Не плачь, в девках не засидишься. Вот хоть Кромень — чем не жених? С ним всегда сыта будешь: охотник отменный.

— Но я, — начала было Ириса.

— Иди, иди, прогуляйся, да не вздумай ослушаться, — Кромень взял девушку за плечи и вытолкнул из землянки.

Ириса брела по лесу, сама не зная, куда. Слезы застилали ей глаза, катились по щекам, капали на грудь. Упершись в непролазный валежник, она села на землю и разревелась в голос.

— Ириса! Ириса!

Девушка не сразу обратила внимание на негромкий голос.

— Ириса, не плачь, послушай меня, — Атей выбрался из валежника, настороженно оглядываясь по сторонам.

Он подсел к девушке, которая отпрянула, было, от незнакомца.

— Меня зовут Атей, я — пленник, который сидел в темнице вместе с твоим Ориксом.

Ириса не смела поверить своей догадке:

— Так Орикс тоже на свободе? Вы убежали?

— Нет, меня отпустил Кромень, чтобы никто не помешал ему избавиться от соперника.

Ириса вскочила на ноги и гневно топнула ногой.

— Ты, это ты виноват в том, что умрет мой любимый! Если бы ты остался в темнице, я уговорила бы дедушку отпустить Орикса!

— Глупышка! — Атей посмотрел на девушку с сожалением. — Разве ты не поняла, что дело не во мне, а в том, что Кромень жаждет власти? Единственная возможность для него добиться этого — стать твоим мужем. Вот почему я — на свободе, а Орикс — обречен.

Ириса упала на землю и снова разрыдалась.

— Не плачь, сестренка, — Атей погладил девушку по голове. — Я обязательно освобожу Орикса. У нас еще ночь впереди. Дай только придумать, как это сделать.

Ириса подняла на юношу заплаканные глаза и улыбнулась:

— Прости меня, Атей! Давай думать вместе.

К вечеру план освобождения Орикса был готов.

Голые деревья, словно стадо оленей, подняли на рога ущербную луну. Неподалеку, под высоким берегом, трещал и крошился лед на реке: начинался ледоход. Все соплеменники Ирисы давно уже разбрелись по своим землянкам и завалились спать. Что еще можно делать в темноте? Сало для светильников к весне, обычно, заканчивалось, а жечь огонь в очаге было просто ни к чему. Ужин — съеден, отверстия в крышах — прикрыты, чтобы не уходило тепло. Единственным развлечением в потемках было забраться под шкуру на лежанку к жене, быстро и грубо овладеть ею…

У темной землянки, где находился Орикс, стоял охранник. Видно, Кромень решил не искушать судьбу.

— Всю ночь не спят только в одной землянке — огневой, — шепотом рассказывала Ириса Атею. — Там никогда не гаснет очаг: утром за угольками приходят все женщины племени. Однажды дежурный проспал, не подбросил в очаг хвороста — огонь погас. Хорошо, что это было летом, не то все племя замерзло бы.

— Откуда же взяли огонь опять?

— Ждали грозы. Молния ударила в дерево — вот и огонь.

— А этим никогда не пробовали пользоваться? — Атей достал из кармана кремень с кресалом и трут, высек искру.

— Зачем нам камни таскать? — пожала плечами Ириса. — Передвигаться надо налегке. Мы же — вольное племя!

Атей не стал спорить. У каждого народа — свои обычаи, свой уклад жизни.

Как только ночь опустилась на землю, Ириса сходила к речке и нарвала сухого камыша. Почти не таясь, она отнесла охапку в центр поляны, разложила вокруг деревянного идола и позвала Атея.

— Сейчас я проберусь в огневую землянку и принесу уголек.

— Не стоит рисковать. Я же не ленюсь камни в кармане таскать, вот они и пригодятся.

Атей опустился на колени, высек искру, другую. Через некоторое время камыш загорелся.

— Теперь — беги, буди народ, — распорядился юноша.

Ириса заголосила и бросилась от землянки к землянке:

— Беда, беда!

Сонные соплеменники выскакивали из землянок, не понимая, кто кричит и почему. В центре поляны пылал идол.

— Беда, беда! — крики множились, люди бежали на огонь, не замечая ничего вокруг.

— Беда! Беда! — Ириса подбежала к темнице и закричала стражнику. — Беги скорей, Кромень подмогу требует.

Туповатый стражник и не подумал усомниться в словах девушки: все-таки она была внучкой батюшки-ведуна! Он помчался вслед за остальными к пылающему идолу.

Из-за дерева вынырнул Атей, отбросил бревно, отодвинул дверь.

— Орикс, ты где?

— Атей? — пленник не верил своим ушам.

Развязывать ремни не было времени. Атей взвалил юношу на спину и вынес его из землянки. Только отойдя на значительное расстояние, он остановился и положил свою ношу на землю.

Подбежала Ириса. Она успела заскочить домой за ножом и теперь сноровисто перерезала им сыромятные ремни на руках и ногах любимого.

— Ириса! — Орикс обнял и прижал к себе девушку.

— Обниматься будете потом, — Атей торопил влюбленных. — Идти сможешь, Орикс?

Освобожденный пленник переступил распухшими ногами и застонал от боли.

— Смогу! — юноша стиснул зубы и сделал первый шаг, второй…

Атей подставил ему свое плечо, Ириса — другое. Сначала медленно, потом все быстрее беглецы устремились к реке.

— Переберемся на другой берег, пока лед не тронулся, а там уж нас не догонят.

Река встретила их оглушительным грохотом: лед ломался и дыбился, льдины громоздились одна на другую.

— Не успели! — ахнула Ириса.

— Ничего, проскочим, — Атей крепко сжал руку девушки. — Я помогу Ориксу, а ты — сама. Льдины пока большие, не перевернутся под нами. Старайся перепрыгивать с одной на другую, да не наступай на края.

Атей вспомнил, как мальчишкой он катался на льдинах и поменьше. Только бы успеть перебраться на другой берег!

Беглецы сидели на поваленном дереве и наблюдали, как на противоположном берегу реки метались огни. Видно, в племени их хватились и теперь рыскали с факелами по лесу, пытаясь напасть на след. К реке не приблизился ни один огонек. Скорее всего, никому из соплеменников и в голову не пришло, что у совсем еще юных Орикса и Ирисы хватит смелости преодолеть громыхающее льдинами чудовище.

— Ну что, ребята, пора в дорогу, — Атей поднялся с дерева.

Орикс переглянулся с Ирисой и отрицательно покачал головой.

— Мы останемся здесь.

— Как это? — не понял Атей. — Вы хотите, чтобы вас нашли и наказали?

— Мы не можем уйти от своего народа, да и зачем? Разве что-нибудь в этом мире может сравниться с нашим вольным житьем?

— А как же Кромень?

— Он не рискнет нарушить обычаи. Если мы станем мужем и женой, Кромень не сможет принудить Ирису выйти за него, даже убив меня, — пояснил Орикс.

— Так почему же вы не поженились раньше?

— Брак считается состоявшимся, если женщина понесет ребенка. Мы же не могли зачать ребенка раньше: у Ирисы только на прошлой луне впервые излилась женская кровь.

Девушка стыдливо опустила ресницы и дернула Орикса за подол рубахи.

— Мы построим шалаш неподалеку от берега и поживем здесь, пока Ириса не понесет. А после — вернемся в племя, и Кромень не сможет уже нас разлучить.

— Ну что ж, совет вам, да любовь, — улыбнулся Атей.

Он помог молодоженам соорудить шалаш из еловых лап и, уходя, повернулся к Ирисе:

— Ну, как, сестричка, будешь ждать первой грозы, или воспользуемся моими камнями?

Ириса улыбнулась смущенно и принялась готовить ветки, чтобы разжечь свой семейный очаг. Теперь она будет его хранительницей.