Настоящие, или У страсти на поводу

Татьяна Серганова, 2023

За глаза его зовут Змей – хладнокровный, невозмутимый и педантичный. Он знает, чего хочет и из всего всегда получает выгоду.Она всего лишь северянка и лучшая подруга его сестры. Девушка, которую и замечать не стоило.Одна пощечина изменила всё.И вот Леонард Торнтон вышел на охоту, мечтая заполучить ту, которая должна совсем скоро стать женой другого.

Глава третья. Возлюбленный

Мы с Иваром выросли вместе и дружили чуть ли не с пелёнок. Нашей дружбе не могло помешать классовое различие и недовольство отца. Тот всегда считал, что мне не стоило так близко общаться с деревенскими ребятами. Я же Белфор.

О своём положении и великой фамилии я знала всегда. Отец рассказывал, как еще его прадед, пятый сын великого князя Белфор, самый младший отпрыск, пошел против воли отца и женился на обычной девушке. За что и был с позором изгнан из отчего дома и осел в небольшой деревушке. Денег у него было немного, но хватило, чтобы построить небольшой, но добротный домик в два этажа, завести небольшое поголовье длинношерстных яргов и прожить долгую счастливую жизнь, обзаведясь с возлюбленной троицей детишек. Мы с отцом были последними прямыми потомками того Белфора.

После смерти матери отец так и не женился, и на мне род должен был угаснуть.

Жили мы по деревенским меркам довольно неплохо, по городским — с трудом перебивались. Но меня всё устраивало. Наш дом был всё таким же большим и тёплым, суровые зимы были ему не страшны, и ветра не продували. Нам хватало дров и продуктов. Даже была пара слуг: старая кухарка и её муж, который помогал отцу в разведении яргов — убирал в хлеву, носил солому. Весной, если водились лишние деньги, папа нанимал рабочих из деревни для выпаса стада и размножения скота. Меня, естественно, к этим работам не допускали, и папа старался на месяц-два отправить к тёте Полин.

Ярги были нашим спасением. Из длинной шерсти (высоко ценились светлые оттенки) мы пряли нити, которые потом продавали на базаре. Мясо, молоко и жир не давали умереть с голода и были очень сытными. А весной яргов ставили в плуг и распахивали небольшие поля в надежде получить хоть какой-то урожай на обветренной земле, почти лишенной плодородного слоя.

Ивар был сыном местного кузнеца. Самый младший в семье, он был совсем не похож на своего отца, жилистого и могучего господина Жбана. Такой же высокий, но худощавый, с длинными руками и ногами, медного цвета волосами, веснушками на носу и щеках. Тёмно-карие глаза весело смотрели на мир, а с губ почти никогда не сходила улыбка. Он был так похож на солнышко, что к нему тянулись все. В том числе и я.

Моя первая и единственная любовь. Ивар был старше меня на два года и производил впечатление взрослого, умудрённого жизнью парня.

Мне было тринадцать, когда я узнала, что дочка мельника крутит перед ним хвостом и зовёт прогуляться ночью под ракитой. Ох, сколько слёз я пролила, обнимая подушку, как ревновала и злилась, мечтая вырвать девке все волосы. Куда мне было до румяной, сформировавшейся Мирты, на которую даже деревенские мужики заглядывались.

Я была поздней девушкой и сформировалась лишь к шестнадцати годам. Резко, в пару месяцев. Весной уехала к тёте щуплым, угловатым подростком с тоненькой косичкой, а вернулась совсем другой. Нам с тётей пришлось трижды перешивать гардероб, чтобы хоть как-то уместить в него начавшие расти грудь и бедра. Талия неожиданно стала тоньше на пару сантиметров. Волосы приобрели пшеничный оттенок, заблестели на солнце, став такими густыми, как никогда. Губы заалели, а ресницы и брови потемнели, делая лицо более выразительным.

— Ох, как на матушку похожа. Прям глаз не отвести, — шептала тётушка перед моим отъездом.

— Глупости, — недовольно ворчала и злилась Элодия, которую мои изменения выводили из себя. Она привыкла быть первой красавицей и не терпела конкурентов. — Как была деревенщиной, так и осталась.

Но обидеть кузина меня не могла. Я ежедневно видела результат в зеркале и едва не плясала от счастья, мечтая как можно быстрее вернуться домой.

Я помнила, как застыл папа, увидев меня в первый раз, как заблестели его глаза и задрожали губы.

— Ты выросла, — прошептал он, обнимая и прижимая меня к груди. — Стала совсем взрослой.

Я едва смогла дождаться следующего утра, почти всю ночь не спала, кружась с одного бока на другой. Встала на рассвете, встречая яркое солнышко.

Платье я выбирала тщательно. Достала нежно-голубое, с белыми цветами, которыми был расшит широкий подол. То самое, в котором лиф был таким плотным, что грудь едва не вываливалась, визуально становясь еще больше. Я могла даже посоревноваться с Миртой. Достала мамин кулон, который попадал прямо в ложбинку. Волосы распустила, заколов шпильками небольшие пряди на затылке.

— Ты куда? — отец поймал меня в дверях.

— В деревню, — запнувшись и едва успев затормозить, ответила я.

— Так рано?

— Мне надо ленты купить. Тётя денег дала. Немного. Хочу платья украсить, — ответила ему.

И ведь не солгала. Платья действительно надо было хоть немного украсить, и ленты для этого подходили больше всего. Красиво и недорого.

— Хорошо. Будь осторожна.

— Буду, папочка. — Встав на цыпочки, я поцеловала отца в щёку, схватила корзинку и выбежала на улицу.

Купив в лавке всё необходимое и получив десяток комплиментов от господина Ставраса, я выскочила на крылечко и огляделась.

«Где же может быть Ивар? Отцу помогает? Скорее всего…»

Я замялась, не зная, как поступить дальше, какой повод придумать, чтобы зайти в кузню. И нужен ли он вообще.

Тряхнув головой, я быстро пошла по дорожке.

«Не нужен мне повод. Просто пойду и просто поздороваюсь. Целый же месяц не виделись. Просто вежливость».

— Доброго утра, госпожа Ирма, — поздоровалась я с матерью Ивара, которая вышла с большим тазом, полным белья.

— Доброе. — Женщина поставила таз на пенёк и подслеповато на меня взглянула. — Айола, ты ли это?

— Я, госпожа Ирма, — ответила ей, чувствуя, как пылают щеки.

— Надо же, как выросла. Расцвела. И на мать так похожа.

— Спасибо. Я вот в лавку господина Ставраса ходила. За лентами. И дай, думаю, заскочу, поздороваюсь.

— Тебе Ивара позвать? — догадалась она.

— Будьте так любезны.

— Сейчас. Ивар! — женщина громко крикнула, поворачиваясь к кузне. — Ивар! К тебе Айола пришла.

— Иду! — раздалось в ответ.

Эта минута была самой длинной в моей жизни. Я стояла за плетнем, с силой сжимая ручку корзины, заливаясь румянцем и кусая губы. Заметит ли? Увидит ли? Почувствует ли?

Ивар, весь чёрный от копоти, но всё такой же жизнерадостный, не спеша вышел из кузни, щурясь от яркого солнца и пытаясь привыкнуть к новому освещению.

Поэтому и разглядел меня, только когда подошёл совсем близко.

— Айола, — едва не споткнувшись о какую-то ветку, потрясенно произнёс молодой человек и неловко вытер руки о фартук. — Ты… Здравствуй.

— Здравствуй, — улыбнулась ему в ответ. — Я приехала.

— Вижу, — еще тише ответил он, ощупывая взглядом мою фигурку, замерев на долю секунды на медальоне и груди. — Хорошо выглядишь.

— Спасибо. Ты тоже… подрос.

Он неловко хмыкнул, продолжая изучать мои явные изменения.

— Я рад, что ты вернулась. Без тебя было скучно.

«Скучал… он скучал по мне…»

— Как у вас тут дела? — беззаботно продолжила я, переступая с пятки на носок.

— Да вот, отцу помогаю.

— Ясно. — Разговора не получалось. — А я в лавку бегала. Домой вот иду. Решила зайти поздороваться.

— Угу.

— Была рада тебя видеть, — разочарованно протянула в ответ, не зная, что еще сказать.

— Айола! — внезапно произнёс молодой человек. — Ты придёшь сегодня? Будут песни, танцы.

— Я не знаю. Приду, наверное. Если приглашаешь.

— Буду ждать.

Я лишь улыбнулась и бегом пустилась по дороге, чувствуя себя такой счастливой, будто за спиной выросли крылья.

«Он будет меня ждать…»

На вечерние гуляния я пошла, мы даже станцевали пару раз, неловко переглядываясь и улыбаясь. Под тяжелыми и ревнивыми взглядами Мирты и других деревенских девчонок. Но какое мне было дело до них.

От былой лёгкости общения не осталось и следа. Каждый боялся сделать шаг и быть отвергнутым. Мы будто застыли посреди пути. И назад не вернёшься, и вперёд идти страшно.

Всё изменилось через неделю. У Молохова ручья.

Честно говоря, это был и не ручей вовсе, а самая настоящая полноводная река, с быстрым течением и холодными ключами, которые пробирали до костей даже в самое жаркое время года. А Молоховым он стал по имени молодого князя, который утонул здесь лет двести назад, когда пьяный на спор пытался переплыть со своими дружками водоём. Не вышло, и тело его так и не нашли. Поглотила река.

Нам ни в коем случае не разрешалось там купаться. Даже деревенским. Мне вообще запрещалось думать о таком, негоже потомку князей Белфоров оголяться перед челядью, уподобляясь безродным крестьянам. Для моего омовения набиралась тёплая вода в небольшую деревянную кадушку, которую ставили в специальной маленькой комнате каждый вечер, даже в самую лютую стужу.

Таким образом, нам даже подходить к ручью не разрешалось, не то что купаться. Но разве это могло остановить молодых ребят? В паре километров от деревни, там, где река делала небольшой завиток, за кустами густого можжевельника была небольшая заводь, в которой и течения не было, и ключей не наблюдалось.

Конечно, купаться у всех на виду никто не решался. Но я слышала, что молодые ребята поздно вечером, когда вода немного прогреется, решались здесь окунуться. В обычное же время все девушки, в том числе и я, могли позволить себе лишь аккуратно помочить ноги, приподняв подол платья и демонстрируя изящные лодыжки, или умыться.

Молодежь в конце дня собиралась тут не ради купания. Место хорошее, уединённое. Травка зелёным ковром стелилась у ног, кругом яркими огоньками цвели полевые цветы: колокольчики, васильки и дикие ромашки. Чуть дальше по склону, ближе к небольшому кряжу, который неприступной стеной возвышался над долиной, росли дикие кусты спелой малины и ежевики. Мы набирали в листы лопуха спелые ягоды и с наслаждением ели, любуясь уходящим днём.

Было здесь и специальное место для парочек. Небольшое сваленное дерево под ракитой у самой реки, надежно укрытое длинными ветвями. Все знали: если парень приглашает девушку посидеть там, то это что-то вроде признания.

Сколько раз я видела, как парочки уходили туда. Обычно на небольшом расстоянии друг от друга. Девушка впереди, слегка склонив голову, пряча счастливую улыбку и теребя конец длинной косы. Парень шёл чуть позади, сложив руки за спиной, такой беззаботный, ленивой походкой, в которой чувствовался страх: ответит или нет девица? Мы смотрели им вслед, хихикали и тайно завидовали, мечтая, что и нас когда-нибудь пригласят, как взрослых.

Тем вечером наша небольшая компания собралась почти полным составом и разбрелась на небольшие группы. На пригорке рядом со мной сидели еще Олисия и Кармина. Две сестрички никогда не выделяли меня и не относились с настороженным пренебрежением, за глаза называя «княжной-босячкой». В последнее время, благодаря Мирте, это прозвище всё чаще раздавалось в нашей компании. Никто уже не боялся, что я услышу, ожидая реакции.

За последние дни, после моего возвращения от тёти, напряжение только усилилось, и я всё никак не могла понять причин. И надо бы отказаться от этих посиделок, тем более что папа всегда был против, но я не могла лишиться последнего шанса видеться и общаться с Иваром.

Слева вновь громко расхохоталась компания Мирты. Я невольно поёжилась, не в силах избавиться от мысли, что смеются они сейчас надо мной.

— Не обращай внимания, — тихо произнесла Кармина, заметив моё состояние. — В последнее время Мирта как будто с цепи сорвалась. Ходит, рычит на всех.

— Чего не рычать, — поддержала сестру Олисия. — Мне Гейл рассказал, что Ивар ей от ворот поворот дал.

— Как? — не поверила я, чувствуя, как вспыхнули щеки.

— А вот так. Гейл не знает, что произошло, но расстались они.

— Теперь понятно, чего она такая злая, — кивнула Кармина. — И на тебя не зря косится.

— Я-то здесь при чём? — срывая ромашку, пробормотала в ответ и принялась срывать один лепесток за другим.

Белоснежные капельки одна за другой падали на подол платья и сползали вниз.

— Шутишь аль не видишь? — переспросила Олисия и тут же замолчала, получив от старшей сестры удар локтем в бок. — Чего?.. Ой.

Отчего-то стало тихо, лишь ветерок ласково теребил волосы, которые щекотали кожу на лице. Подняв голову, я встретилась взглядом с серьёзными карими глазами.

— Ивар.

Его имя само сорвалось с губ, застыв между нами, усиливая и без того тяжелое напряжение. Замерли не только мы, вся молодёжь на полянке.

— Привет, Айола.

— Здравствуй.

— Ты сейчас занята?

— Нет.

— Пойдём? — Ивар с улыбкой протянул мне руку.

— Куда? — спросила я, но руку подала, позволяя поднять себя с земли.

— Прогуляемся, — беззаботно ответил молодой человек.

Стоило мне встать, как он тут же отпустил мою руку.

Мы и правда прошлись по полянке, рядом друг с другом, практически не говоря.

— Айола, — неожиданно тихо произнёс Ивар, когда мы остановились у ручья, в спокойной глади которого отражались яркие лучи заходящего солнца.

«Пора идти домой. И так задержалась. Отец будет волноваться…»

— Что? — спросила у него, переводя взгляд с реки на молодого мужчину.

Вместо того чтобы ответить, он вновь взял меня за руку и потянул в сторону ракиты. Отказать я не смогла, даже возразить. Это был самый настоящий шок.

Мы вошли внутрь, ветви сомкнулись, и снова наступила тишина.

Оглядевшись по сторонам, я не смогла сдержать тихого смешка.

— Ты смеёшься? — осторожно спросил Ивар, наблюдая за мной.

— Я всегда думала: каково здесь? Нет, мы с девчонками тут были. Но каково это — приходить сюда с парнем.

— И как? — молодой человек сел на поваленное дерево, опираясь спиной о ствол ракиты.

Пожала плечами, еще раз всё осматривая.

— Так же, — призналась ему. — Только ты есть.

— Это плохо?

— Нет, — покачала головой, легким движением руки убирая косу за спину, после чего добавила значительно тише: — Я всегда хотела побыть здесь именно с тобой.

Признание далось легко, и стыдно за него не было. Ивар наверняка видел моё отношение и не мог не знать, что нравится мне. Так зачем юлить и скрываться? Мне даже легче стало.

— А твой отец?

— Мне уже шестнадцать. Он должен понять, что я взрослая, — вспыхнула в ответ.

Мне не понравилось напоминание о папе. Оно смущало, заставляло чувствовать себя виноватой. Ведь я точно знала, что ему это не понравится.

— Айола, я…

Закончить Ивар не успел. Совсем рядом раздался резкий вскрик, за ним еще один и еще, пока его не сменил громкий ужасающий вой, от которого кровь застыла в жилах.

— Вурдов зверь, — выдохнул молодой человек, и меня еще сильнее затрясло.

Одни из самых опасных существ Изгара. Те, что наряду с гуи жили высоко в горах и были опасными хищниками.

Вой повторился еще ближе.

— Надо уходить, надо, — прошептала я, собираясь выбежать из укрытия.

— Стой! — прошипел Ивар, хватая меня за плечо. — Нет. Нельзя. Мы не успеем добраться до сторожки. Слишком далеко.

Он был прав. Сторожка находилась чуть выше по склону, в полукилометре от нашего убежища. И ребята вполне могли успеть до неё добежать. В отличие от нас. Мы были слишком далеко, на самом краю.

— Но это Вурдов зверь… он же, — пролепетала я, смотря, как Ивар быстро стаскивает с себя жилетку, а следом и рубашку, бросая вниз.

— Быстро в воду!

— Что-о? — выдохнула я и вздрогнула, когда вой раздался совсем рядом. Мне кажется, я даже услышала звук шагов этих тварей, часть которых уже неслась к нам.

— Быстро. — Молодой человек закончил раздеваться и снова подтолкнул меня к ручью. — В воду.

— Но там холодно, и я не умею плавать.

— Я умею! — отчеканил он. — Айола! Они уже рядом! Нельзя медлить.

— Мы не сможем переплыть, — в отчаянии пролепетала я, входя в воду, которая тут же обожгла кожу, подол платья стал тяжелым и неудобным.

Обхватив плечи руками, я шла всё дальше, спотыкаясь на неровном дне, путаясь в тине и водорослях, пока вода не достигла талии. Всё тело покрылось дрожью, и зубы застучали.

— Ивар, — в отчаянии прошептала я, когда рядом со мной, обрызгав ледяными каплями, упало бревно. То самое, счастливое.

— Хватайся. — Молодой человек оказался рядом. — Быстрее. Нам надо уплыть. Давай же.

— Но там течение, — произнесла я и тихо охнула, увидев быстрые тени на самом берегу.

Вурдовы звери были похожи на лишенных шерсти гончих. С длинным черным телом, мощными лапами, острой мордой, полной кривых зубов, узкими ушами и алыми глазами. Они метались у самой кромки воды и тихо рычали, злобно поскуливая.

Я так испугалась, что даже сдвинуться не могла. Ивару пришлось встряхнуть меня, подгоняя.

— Не стой, Айола. — И потянул дальше. — Не стой.

Одна из тварей решилась войти в воду, высоко поднимая лапы и клацая острыми зубами.

— Проклятье. Не может быть.

Вот и вторая тварь влезла в воду, за ней потянулась третья.

— Хватайся за бревно, — скомандовал молодой человек. — Быстрее!

Всего один небольшой шаг, и я сразу провалилась почти по шею, нелепо взмахнув руками и едва не теряя равновесие.

Платье тянуло вниз, бревно было скользким, и пальцы то и дело сползали. А еще было очень холодно и страшно.

— Держись, Айола, только держись.

Ивар был рядом, придерживал меня, не давал пойти на дно, наглотавшись воды.

— Мы не сможем. Они уже рядом, — всхлипнула я, зажмурившись.

— Ошибаешься, — ответил он. — Бездна! Получилось!

Открыв глаза, я увидела, как самый первый зверь с визгом ушел на дно, за ним другой.

— Они… они, — недоверчиво прошептала я.

— Не умеют плавать. Старый Майлз был прав, — произнёс молодой человек, хрипло рассмеявшись. — Теперь нам надо просто подождать. Скоро придёт помощь. Держись, Айола. Только держись. Не замерзай. Мы должны продержаться! Обязаны!

Я с трудом кивнула, уже не чувствуя ног, и держалась за бревно только на упрямстве. Вурдовы исчадья метались по берегу, прыгали в ручей, обдавая нас брызгами, тонули, рычали, выли, но сделать ничего не могли. Один раз тварь оказалась от нас в метре. Я видела, как клацнули зубы, прежде чем она погрузилась на дно, сверкая алыми глазами.

— Великие, — едва слышно прошептала я, отворачиваясь.

Это было жутко.

— Не смотри.

Каждая минута была для нас вечностью. Потом я просто потеряла счет времени.

У меня так онемело и замерзло тело, что я едва не теряла сознание. На берег в сгустившихся сумерках меня вынес Ивар. Молодой человек сам с трудом держался на ногах, но помог мне выбраться, прежде чем сам обессиленно растянулся рядом.

— Г-г-где?

— Охотники прогнали. Тебя надо согреть.

— Х-хо-л-ло-д-д-д-но, — простонала я, едва шевеля языком. Вновь застучали зубы. Да так сильно, что я испугалась, как бы они не раскрошились от таких ударов.

— Мои вещи. Растерзали, конечно, но они сухие.

Ивар, натужно кашляя и задыхаясь, на коленях дополз до ракиты, где валялись остатки его жилета и рубашки.

Я скрючилась на земле, подтянув колени к груди и обхватив их руками.

— Сейчас придут. Айола… сейчас. Нас… тебя должны искать. — Ивар упал рядом со мной, прижимая к себе и укрывая тряпками, которые почти сразу намокли, став такими же влажными. — Айола.

Я слепо потянулась к нему, едва дыша от холода.

— Ивар… Я хотела…

— И я хотел, — кивнул он. Его руки заскользили по моей спине, пытаясь согреть. — Ты очень красивая, Айола… У меня дух захватывает, когда я думаю о тебе… Как солнечный лучик…

— Я тоже, — прошептала в ответ. — Тоже…

А дальше всё исчезло в тумане, обдувая холодной изморозью и инеем застывая на губах.

Купание более получаса в ледяной воде не могло пройти бесследно — я заболела и около недели провалялась в горячке. Первые дни были самыми тяжелыми, я почти не приходила в себя, металась по постели, несла какую-то ерунду и чуть не свела с ума отца, который всё это время дежурил рядом, пытаясь влить лекарство и стирая липкий пот.

Потом стало легче. Я пришла в себя на третьи сутки. Открыла глаза, нашла отца и даже улыбнулась ему, сообщив, что хочу пить. Сделав глоток, вновь уснула и беспробудно проспала до самого вечера. Уже без жара и повышенного потоотделения.

Очнувшись, первым делом увидела заплаканную тётю Полин, которая, встретившись со мной взглядом, разрыдалась еще громче.

— Очнулась. Слава Великим. Как же ты нас напугала.

— А где папа? — морщась от боли в горле, спросила у неё и закашлялась.

— Я его спать отправила. Столько времени возле тебя провёл. Похудел страшно, того и гляди сам в бездну отправится. Как же нас напугала.

— Простите, — тихо ответила, вспоминая произошедшее: ледяную, пробирающую до костей воду, монстров, которые носились по берегу, тепло Ивара. — Как давно я болею?

— Четвёртый день пошёл. Я только вчера приехала. Так испугалась. — Тётушка стёрла слёзы ладонью и продолжила: — Думали, отдала Богам душу, уйдёшь за матушкой… Такая же молодая.

— А Ивар? — перебила я её болтовню, с трудом приподнимаясь на локтях и снова падая на влажные от пота подушки.

— Какой Ивар?

— Тот парень, который меня спас.

— Ах, этот. — Тётя махнула рукой. — Сегодня уже прибегал. Спрашивал, как ты. Волнуется. Хорошенький такой.

— Живой, — выдохнула я, не в силах сдержать улыбку облегчения.

— Да что ему будет. Смышлёный мальчик. Кто же знал, что эти исчадья плавать не умеют. Хотя рискованно. Теченье у Молохова ручья сильное. Как не потонули только. Других жалко, — добавила она, тяжело вздохнув, и тут же хлопнула себя по губам. — Ой.

— Кого других? — тут же уцепилась я, подавив зевок.

— Нечего я тебе не говорила. Отдыхать надо. Кушать хочешь? Тут бульончик есть, — засуетилась она, пытаясь сбить меня с толку.

— Тётя, я ведь всё равно узнаю.

Женщина строго на меня взглянула, но надолго выдержки не хватило.

— Хорошо, скажу, по большому секрету. Троих разодрали. Двух ребят и девочку.

— Кого? — во рту пересохло от страха.

— Я откуда знаю. Жалко, молоденькие совсем. А теперь пора кушать, а то смотреть страшно. Одни глазки остались.

Я послушно съела пару ложек бульона, запила всё морсом и снова уснула. Сил было еще мало, и на долгие бодрствования меня не хватало.

На следующий день я чувствовала себя намного лучше. И пусть ломота в теле и усталость никуда не делись и от одной мысли о прогулке кружилась голова, но, по крайней мере, веки не тяжелели, и спать сильно не хотелось.

— Пап, — широко улыбнулась я отцу, уставшему, но чисто выбритому и причёсанному. — Прости меня.

Он поймал мою ладошку и сжал, хрипло произнеся.

— Никогда не пугай меня так больше. Когда мы нашли вас на берегу… Великие, я решил, что звери и тебя растерзали…

— Я здесь, всё хорошо. — Я мягко высвободила руку и нежно погладила отца по щеке. — Ивар спас нас.

— Да, — нахмурился он. — Спас.

Мы молчали некоторое время, пока я не решилась задать следующий вопрос.

— Пап, тётя рассказала о троих погибших… Не злись на неё, — тут же поспешно добавила я. — Я её заставила. Она сопротивлялась. Правда.

— Ребят уже не вернуть, — отвернувшись, ответил отец.

— Кто это был?

Мне страшно было слышать имена, хоронить тех, кто сейчас в моём сознании был еще жив. Но мне было важно это знать.

— Айола, не стоит.

— Пап, прошу.

Покачал головой, но ответил.

— Киро Зорак…

Веселый, обаятельный паренёк, который никогда не расставался с губной гармошкой, наигрывая озорные мелодии. Балагур и шутник с пронзительно-синими глазами.

— Пио Сэвино…

Рослый, широкоплечий парень. Угрюмый и молчаливый, но добрый. Я хорошо помнила, как, отработав целый сезон в городе, он вернулся к нам и купил в лавке малышне целый кулёк сладостей, которые раздавал всем желающим.

— И Олисия, — тихо закончил отец.

Я не сразу поняла его.

— Леська? — едва слышно переспросила и покачала головой. — Нет, неправда.

Подруга. Жизнерадостная девушка, которая этой осенью собиралась выйти замуж за Гейла. Она почти закончила плести кружева для своего свадебного платья.

— Нет! — громче выкрикнула я и прижала ладонь ко рту, пытаясь сдержать рыдания. — Нет, только не она. Только не Леська… А Кармина?

— Жива. Гейл собирается на службу к охотникам. Они уже несколько дней стоят в деревне на постое. Гоняют хищников, проверяют окрестности.

— Как это вообще могло получиться? Вурдовы звери не спускаются летом с гор, лишь зимой, когда еда заканчивается и особенно холодно. У нас же стоит заслон… Как же так, — беззвучно зарыдала я. — Папа, как же?

Он обнял меня, позволяя выплакаться у него на груди.

— Поплачь, милая, поплачь… Я тоже не могу понять, как такое могло произойти. У нас договор с охотниками… вот только в прошлом году глава отказался повышать цену.

Я дернулась, поднимая лицо и недоверчиво смотря в лицо отца.

— Пап, на что ты намекаешь? Ты думаешь, что они…

— Ничего, дочка, ничего. Это я так. Глупости. Старею, наверное, вот и болтая невесть что.

Ивару разрешили навестить на следующий день, когда отец вынес меня на улицу и усадил на скамейку, прикрыв ноги пледом.

Молодой человек пришел с большим букетом полевых цветов, серьёзный, возмужавший. Произошедшее и на него наложило отпечаток.

— Красивые, — произнесла я, зарываясь лицом в букет.

— Я рад, что с тобой всё хорошо, — присаживаясь рядом, произнёс и осторожно взял меня за руку. — Айола, тогда, у ручья… Я хотел сказать. Хотел сказать, что ты мне небезразлична. Наверное, это слишком безумно с моей стороны… Но скажи, есть ли у меня хоть шанс завоевать такую девушку?

— Ох, Ивар, если бы ты только знал, — прошептала я, не в силах продолжить от смущения.

Но молодой человек всё понял.

— Я поговорю с твоим отцом.

— Да.

… Отец был против.

— Айола слишком молода для брака. Ей только шестнадцать.

— Но, папа. Осенью будет почти семнадцать, — воспротивилась я, теряя голову от счастья.

Традиционно в Изгаре все браки игрались осенью. Допускалось другое время, но по особым случаям.

— Почти не считается. Ты еще слишком юна. Хотите встречаться — встречайтесь. Но не больше.

И мы встречались. Робкие прикосновения постепенно сменились поцелуями, сначала неловкими, короткими, но потом Ивар стал смелее.

Так прошел год. Мне исполнилось семнадцать, но с согласием на брак отец не спешил. А без него я не могла. Теперь нам ничего не мешало. Даже Мирта, которая той же осенью быстро выскочила за какого-то мелкого дворянина и уехала с ним, родив в конце зимы крепкого парнишку. У нас шептались, что отцом мог быть кто-то другой, но я не верила слухам.

— Он считает, что я тебе неровня, — в сердцах произнёс Ивар одним вечером, когда мы скрылись за пригорком от любопытных глаз.

— Ты неправ. Он просто очень любит меня и боится потерять. — Я быстро подошла к юноше, кладя ладони ему на грудь и заглядывая в глаза. — Осенью мы обязательно поженимся. Отец мне не откажет.

— Откажет. Куда сыну кузнеца до дочери Белфоров? — горько произнёс он.

— От Белфоров остался лишь титул. Я люблю тебя, Ивар, и не отступлю.

— Не отступишь? — переспросил молодой человек, обнимая меня за плечи. — Уверена?

— Конечно, уверена. Ты моя жизнь.

— Тогда мы должны настоять. Должны поставить ему ультиматум.

— Ивар, я…

— Ты ведь доверяешь мне?

— Да, доверяю. Ты же знаешь.

— Тогда стань моей. Полностью. До конца, — жарко шепнул он, сильнее сжимая плечи.

— Ивар, — ахнула я и покачала головой. — Я не могу. Ты же знаешь, что не могу. Сначала свадьба.

Но он меня словно не слышал.

— После этого твой отец не посмеет нам отказать. Ты же любишь меня.

— Люблю, но я не…

Договорить он мне не дал, прижимаясь губами в поцелуе, который становился всё глубже и откровеннее. Руки опустились по спине и накрыли ягодицы, сильнее прижимая к его телу. Ноги подогнулись, и молодой человек увлёк меня на зелёную траву. Ладонь коснулась колена и поползла выше по обнаженному бедру.

Но мне было страшно. Нега сменилась паникой.

— Ивар, не надо, — прошептала я, пытаясь оттолкнуть его, но сил не хватало.

Пальцы болезненно сжали ягодицу, а губы терзали кожу на шее, оставляя после себя крохотные синяки.

— Ивар! Нет…

Пальцы коснулись внутренней стороны бедра, и я едва не задохнулась от ужаса.

— Ивар!

Возникший свет заставил молодого человека отлететь от меня на пару метров. Так и проснулась моя искра.

По закону я должна была осенью отправиться в Академию, где меня обучили бы обращаться со своим даром.

Свадьба вновь откладывалась.

— Настоящей любви расстояние и время не преграда. Отучишься и вернёшься, — произнёс отец, утешая меня. — Это дар, от которого нельзя отказаться.

Я хотела проучиться всего год. Остальные четыре были добровольными, но новая жизнь захватила меня. Мне хотелось научиться всему, и я продолжила обучение, хотя сердце рвалось домой.

— Ты пойми, что это даст нам шанс на новую жизнь, — сказала я Ивару, вернувшись летом после первого курса. — Я получу не только диплом, но и возможности найти хорошую работу. Появятся средства, шанс стать кем-то другим. Будущее, которого сейчас у нас нет.

Он понял. Знаю, как было сложно, но понял, вновь поддерживая.

А два года назад Ивар примкнул к охотникам, прислав мне в Академию письмо.

«Я тоже хочу послужить ради нашего будущего. Хочу собрать денег. Мы обязательно построим домик и будем жить счастливо».

Кажется, сама жизнь разводила нас в стороны. Но теперь препятствиям конец. Совсем скоро мы поженимся, и этому никто не помешает.