Бывшие, или У любви другие планы

Татьяна Серганова, 2023

У Селины Торнтон жизнь расписана на годы вперед – позади учеба в высшей Академии, впереди свадьба с самым завидным женихом и счастливое будущее.Что же пошло не так? Почему всё разлетелось вдребезги? Как с этим связаны герцог из соседней страны и тайна, которую они скрывали несколько лет?

Глава четвертая. Последствия ошибок

Селина

— Ах ты, дрянь!

Злобный крик, полный жгучей ненависти, и последующий за ним удар слились в одно целое. Щеку опалило огнём боли, перед глазами вспыхнули искры, и я едва смогла устоять на ногах.

Надо же, а с виду такая хрупкая женщина — тоненькая, бледная, тёмные круги под глазами были тщательно замаскированы специальной косметической глиной. Ладонь у неё была изящной, с тонким запястьем и длинными пальчиками, а вот сама рука оказалась тяжелой, и пощёчина обжигающей. Именно эффект неожиданности и моя растерянность сыграли свою роль. Я просто не успела уклониться в сторону, а так и осталась стоять, хлопая ресницами и прерывисто дыша.

Обидно и унизительно.

Новый замах, словно ей мало было моего унижения, но на этот раз я была начеку и дёрнулась в сторону, отступая на шаг и едва не спотыкаясь о кресло.

Но удара не последовало, женщина опустила руку, презрительно меня оглядывая.

«А ведь ей нравится. Нравится видеть меня сломленной. Гораздо больше, чем просто ударить».

— Ну уж нет, — свистящим голосом произнесла леди Франсина Санроу. — Я не буду больше марать руки о такую дрянь, как ты.

Я промолчала, продолжая смотреть прямо в перекошенное от гнева лицо бывшей будущей свекрови.

Она всегда меня ненавидела и не одобряла выбора сына. Нет, напрямую вдова Санроу никогда ничего не говорила, всегда оставаясь приветливой и даже ласковой. Вот только от её улыбки и сладких речей у меня сводило щеки и ныли дёсны. Она была слишком умна для такой непростительной оплошности.

Эйдан любил меня и твёрдо заявил о намерении взять в жены. Объявить о своём недовольстве означало пойти против его воли и потерять. А этого леди Франсина допустить никак не могла.

Женщина была манипулятором, умело пользовалась слабостями других и всегда оставалась в выигрыше при любом раскладе. Слабостью Эйдана была любовь. Он очень любил мать, которая вырастила его одна, и всячески старался сделать её жизнь лучше.

А что делала эта женщина? Болела. Очень долго, длительно и практически неизлечимо. Любая мелочь или стресс вызывали обмороки, жуткие мигрени и боли в груди. Эйдан тогда всё бросал и спешил к ней, просиживая у кровати и умоляя поберечься.

Актриса из леди Франсины вышла замечательная, наверное, причиной этому можно посчитать многолетнюю практику. Но Эйдан ей верил, а я предпочитала молчать, наивно предполагая, что с нашей свадьбой всё изменится.

Но сейчас, глядя в её холодные глаза, я вдруг отчётливо поняла, что нет. Леди Франсина никогда бы меня не приняла и сделала бы всё, чтобы превратить мою жизнь в сплошные мучения, доставая постоянными придирками и замечаниями. Пока бы я не взорвалась, вынуждая Эйдана делать выбор (не уверена, что он был бы в мою пользу), либо просто сгорела.

И дело было не только в моём положении. Многие забыли, да и я никогда не обращала на это внимание, но леди Санроу не родилась аристократкой. Её дед семьдесят лет назад разбогател на торговле товарами из Фреи. Именно тогда солнечная империя, которая столько столетий была закрыта от всего мира и существовала очень обособлено, решилась открыться миру. Восхождение на трон императора Либерия всё изменило.

Но жители Ванагории, с которыми Фрея граничила на юго-западе, не спешили открывать двери и начинать свободную торговлю, настороженно относясь к изменениям.

Этим и воспользовался Деймонт Лару. Мелкий торговец в небольшом пограничном городке, он первым понял перспективы отношений с империей и не побоялся начать сотрудничество. Статуэтки из нефрита, фигурки ужасных крылатых змей, называемые драгонами, что были раскрашены яркими красками, и самое главное — фреольский шёлк, который быстро завоевал любовь всех великосветских модниц Ванагории, а потом и других стран.

Но на легальной продаже далеко не уйдёшь. Контрабанда. По документам Лару ввозил в Ванагорию одно количество товара, а по факту совсем другое. Конечно, необходимо было платить стражникам на границе, но выгода была намного больше. Желающих приобрести невероятной красоты товар, даже по завышенным в несколько раз ценам, день ото дня становилось всё больше. Лару богател и поднимался всё выше по социальной лестнице.

Каких-то десять — двенадцать лет, и старый торгаш стал одним из самых богатейших жителей юго-запада Ванагории. Аристократия, которая являлась постоянным клиентом Лару, была вынуждена принять его в свои ряды. И принять хорошо, иначе вожделенный товар уплыл бы у них из рук.

Именно в те неспокойные годы, когда конфликт между Ванагорией и Сангорией набирал обороты и народ замер в ожидании неизбежной войны, Деймонт Лару договорился о браке своей единственной внучки с виконтом Санроу. На момент заключения брачного союза ей было всего семнадцать, ему пятьдесят три. Оланд Санроу был дважды вдовец, но не это заставило его искать жену. Тремя месяцами раньше, во время страшного шторма в Тихой бухте затонул корабль, на котором плыл его единственный сын, а также двое внуков. Никто не выжил. Род Санроу был на грани исчезновения, и дальний родственник уже видел себя наследником сокровищ древней семьи. Именно поэтому виконт особо не стал копаться в невестах, мечтая как можно скорее заполучить наследника.

Эйдан родился ровно через девять месяцев после поспешной свадьбы и был очень слабеньким. Целители боялись, что он не выживет, а если выживет, то будет страдать слабоумием. К счастью, этого не случилось.

Злые языки утверждали, что молодая жена так торопилась забеременеть, что заделала ребёнка с двоюродным племянником виконта, который и должен был стать наследником всего, если бы Эйдан погиб. Но доказательств непристойного поведения Франсины не было, тем более Эйдан был очень похож на отца.

Оланд Санроу умер через два года после свадьбы. Несчастный случай на охоте. Он оставил безутешной вдове и сыну титул, деньги, несколько богатых и преуспевающих поместий и золотые прииски на склонах Анагорских гор. Через пару недель умер и племянник Санроу. Утонул в озере.

Количество несчастных случаев меня лично настораживало, но опять-таки доказательств ни у кого не было.

Франсина Санроу была безутешна и больше замуж не выходила, полностью посвятив себя сыну.

Именно золотые прииски, которые приносили ежегодно около десяти тысяч золотых, сыграли важную роль в нашей помолвке. Отец просто не мог такого упустить.

— Денег никогда не бывает много, — рассудительно заметил он, подписывая брачный контракт накануне моего отъезда в академию.

Мне было всё равно. Я любила Эйдана просто потому, что он был добрый, светлый и такой хороший. А он любил меня.

В этом и была проблема.

Я была опасна для Франсины Санроу. Её трон, на котором она восседала почти тридцать лет, пошатнулся, и власть над сыном стала выскальзывать из жадных ручонок. Вот только раньше у этой опасной женщины не было ни единого шанса уничтожить меня, а теперь всё изменилось. Я сама вручила виконтессе его в руки.

— Шлюха!

— Неправда, — совершенно спокойно ответила ей, окончательно придя в себя.

Ох, как до сих пор сильно горела щека. На лице наверняка остался след от её руки. Уродливая красная отметина.

По всей видимости, женщина никак не ожидала, что я осмелюсь возражать. В её представлении семья Торнтон была уже раздавлена, сломлена и уничтожена. А я могла лишь сносить оскорбления и заламывать руки, моля о прощении. О да, уверена, она с радостью посмотрела бы на мои унижения и подтолкнула к обрыву, вслушиваясь в предсмертный вопль перед встречей с неизбежным.

Ошиблась. И устраивать истерики я не собиралась, таких людей больше всего выводит из себя спокойствие и уверенность, благородство, которого внучка торговца была лишена.

— Что? Да как ты смеешь?!

— Ваш личный врач проводил осмотр. Тот самый осмотр, о котором вы так настаивали.

— Ты обманула всех, маленькая дрянь. Обманула, использовав искру и ваши магические штучки.

— Ложь, — не теряя достоинства, ответила ей.

Мы с Лео вернулись домой всего полтора часа назад. Он быстро провёл меня через чёрный ход, велел сидеть в покоях и не высовываться.

— Тебе не стоит здесь появляться. Только не сейчас.

Возражать я не стала.

Конни, которая уже поджидала меня в покоях, лишних вопросов не задавала. Помогла раздеться, усадила в горячую воду с весёлыми пузырьками и сразу же вручила целебную настойку, которая на корню уничтожила подступающую простуду. Но какой же противной она была.

Переодевшись в домашнее платье из тонкой шерсти, я сидела в кресле у камина, неотрывно смотря на пламя. А в руках крутила веточку жасмина. Драгоценные камни нагрелись от рук, а цветы ощущались совсем как живые. Мысли были далеко, а будущее туманно и зябко.

Я вновь и вновь прокручивала последний разговор с Архольдом. Там что-то было странное, что не давало мне покоя.

Получается, Корвил считает, что это я сдала его властям, и поэтому ненавидит и мстит? Его чувства понятны, ведь только мне было известно его местонахождение. Проблема была в том, что я этого не делала. Бесспорно, хотела, но не стала.

Хотя какая разница. Всё равно, что Дерек думает и за что презирает. Мне вполне хватает собственной ненависти и боли, которая никуда не делась за эти годы.

Именно поэтому приход леди Франсины оказался для меня полной неожиданностью.

— Ты расчётливая дрянь, — женщина вновь взмахнула рукой, намереваясь ударить, но я уже была готова к этому. Уворачиваться больше не стала, а лишь перехватила руку, крепко сжав запястье. — Пусти!

— Не смейте больше так делать. Никогда! Я не ваша служанка! Я Селина Торнтон и требую к себе уважения.

— Ты шлюха сангорийского герцога, — вырывая руку, выкрикнула она и отступила. — К вечеру вся столица будет об этом знать!

— Неправда. Я невинна и искру не использовала. Использовать дар Великого Сына для подобных целей большой грех и грозит большими неприятностями.

— Вот ты их и получила! — радостно провозгласила она. — Великие наказали тебя за ложь и похоть. Я говорила Эйдану, что ты нечестива, предупреждала моего мальчика. Но он не слушал. Приворожила, околдовала, лишила рассудка! «Селина самая лучшая!» — изображая сына, произнесла женщина, а голос её был полон яда и ненависти, которые она даже не пыталась скрыть. — «Селина самая умная, честная и красивая! Селина то, Селина — сё!» А оказалось вот что. Ты смешала наше имя с грязью. Был бы жив мой дорогой супруг… Это ужасно. Опозорила, обесчестила, уничтожила. Пусть Великие проклянут тебя!

Последняя фраза прозвучала так грозно, что я невольно поёжилась. Грешно разбрасываться такими словами, даже если дара ты не имеешь.

— Я этого не хотела.

— Ты пыталась смыть свой разврат с помощью моего мальчика. Может, ты уже ребёнка нагуляла?

Я вздрогнула и быстро покачала головой. Как она может думать так? Всему же есть предел.

— Я люблю Эйдана.

— Ты, — её длинный тонкий пальчик указал мне прямо в лицо, — клянусь Великими, ты больше никогда не подойдёшь к моему мальчику. Никогда и ни за что.

— Это не вам решать.

— Мне. Я не позволю снова задурить ему голову. Хватит. Наигралась. Завтра же мы уедем из Ванагории. А тебя ждёт ссылка в дальнее поместье, где ты сдохнешь одна, всеми забытая и заброшенная.

— Вам не удастся настроить Эйдана против меня. Он меня любит, — повторила я уже не так спокойно.

Виконтесса знала, на что надавить, чтобы пошатнуть уверенность.

— Любит. Но ненадолго. Мужская любовь быстротечна. Пострадает немного и забудет. С глаз долой — из сердца вон. А я уж точно обеспечу ему невесту. Скучать он точно не будет.

— Вы всё равно не сможете нас разлучить, — сжимая кулаки, прошептала я.

— Не надо сваливать всё на меня, Селина. Ты сама виновата. Так что пожинай плоды.

— Мама?…

Мы с ней так увлеклись разговором — она злорадствовала, а я пыталась доказать ей и себе, что для нас еще не все кончено, — что не заметили, как в мои покои бесшумно вошёл Эйдан.

Интересно, как долго мужчина стоял и сколько успел услышать? За себя я не волновалась. Всё сказанное было от чистого сердца, и я, если понадобится, вновь готова была повторить, причем неоднократно. Лишь бы поверил. А вот леди Франсине так не повезло. Она показала своё истинное лицо, которое столько лет успешно прятала под маской благочестивой и кроткой леди, и как на это отреагирует сын, еще неизвестно.

Я перевела взгляд с Эйдана, который продолжал стоять в дверях, на его мать. Женщина побелела, светлые глазки бегали туда-сюда, и она явно не знала, что делать. Но надо отдать должное, виконтесса быстро взяла себя в руки.

— Эйдан, сынок, — ласково пропела леди Санроу, нацепив на лицо сладкую улыбочку, и направилась к сыну. — Что ты здесь делаешь?

Не помогло.

— А ты? — сухо спросил он, даже не удосужившись посмотреть на мать. Его глаза были прикованы только ко мне.

— Я? Уже ничего, — она взяла его за локоть, попыталась развернуть и вывести прочь отсюда. — Уже ничего. Нашу карету подали? Пора ехать. Не хочу больше оставаться в этом доме. Это так ужасно. Так ужасно. До сих пор не могу поверить.

Я осталась стоять на месте, смотря на жениха и ожидая дальнейших действий. Уйдет или останется? Бросит или простит?

От волнения у меня перехватило дыхание и взмокли ладони.

— Мне надо поговорить с Селиной, — произнёс молодой мужчина, освобождаясь из цепких рук матери.

Но она не хотела так легко и быстро сдаваться.

— Милый, тебе нельзя находиться в покоях с этой…

— Матушка, выбирайте выражения.

— Мы должны уехать. Прямо сейчас, — её голос утратил ласковые нотки, став холодным и требовательным. Длинные пальчики с силой сжали ткань тёмно-зелёного камзола.

— Подождите меня в общем холле.

— Эйдан!

— Матушка, — не менее ледяным тоном ответил он. — Оставьте меня с невестой наедине. Сейчас!

Я вздрогнула.

Никогда не слышала, чтобы Эйдан разговаривал с кем-либо в подобном тоне. На ум пришла мысль: а так ли хорошо я его знала, как мне казалось? Те короткие непродолжительные встречи в стенах Академии, куда виконт два года приезжал навестить меня, и пять месяцев, в течение которых мы почти не виделись, занятые подготовкой к свадьбе, — разве это могло рассказать о человеке всё? Когда-то мне казалось, что да.

Виконтесса мгновенно оценила ситуацию, поняв, что настаивать не стоит, и недовольно поджала губы.

— Хорошо, дорогой, — её голос был особенно звонким и пронзительным в тишине, которая давила на нас. — Я подожду тебя. Только недолго. Не давай этой… получить еще один козырь.

И ушла, стуча каблучками и шелестя пышными юбками. Тихо закрылась дверь, и я смогла вздохнуть. Оказалось, я задержала дыхание, боясь дернуться и спугнуть что-то. Может быть, надежду?

— Здравствуй, — произнёс Эйдан, проходя вперёд.

Но не ко мне. Мужчина обогнул столик и сел в дальнее кресло, даже не дождавшись, как присяду я. Такое попрание норм и правил вывело из равновесия.

— Здравствуй, — я села на краешек дивана, сцепив руки в замок и положив на колени. Так можно будет скрыть, как сильно они дрожат от волнения.

— Ты встречалась с Архольдом.

Утверждение, которое могло стать приговором.

«Спокойно, Селина. Спокойно!»

— Да, — ответила ему и, боясь, что мужчина сейчас встанет и уйдет из этой комнаты и из моей жизни, тут же быстро добавила: — Но это ничего не значит. Эйдан, я люблю тебя. Только тебя!

— Леонард говорил, что вы враждовали в Академии, что он доставал тебя, мешая жить. Это тоже была ложь?

— Нет. Правда.

— И как тогда ты стала его женой, если вы ненавидели друг друга?

Если бы всё было так просто. Взять и рассказать то, чего я сама до конца не понимала.

— Я не знаю. Всё так сложно.

— Ты должна была мне рассказать.

— Должна, — быстро кивнула я. — Но не могла. Это же позор. Мне было так стыдно и тяжело вспоминать, не говоря о том, чтобы кому-то рассказать. Я верила, что произошедшее в прошлом, что у нас с тобой столько всего впереди.

— Ты любила его? — снова неудобный вопрос, и я замерла, кусая губы.

Но лгать было нельзя. Только не сейчас, когда любая мелочь может уничтожить то хрупкое, что еще осталось между нами.

— Да. Мне тогда казалось, что любила. Но я ошиблась. Любовь — это созидание. Она должна окрылять, дарить успокоение и счастье. Как у нас с тобой.

Не помогло.

— А с ним?

Я видела, как Эйдану больно спрашивать, как ему тяжело, но он вновь задавал неудобные вопросы.

— С ним? — слова закончились, а картинки прошлого лишь смущали, не давая сосредоточиться. — С ним всё было ярко, мощно. Я была как мотылёк, полетевший на огонь. И я сгорела. Короткая вспышка, и остались лишь угли.

— Ты хочешь остаться с ним?

— Нет! — я ответила быстро, не раздумывая, и для пущей убедительности еще и покачала головой. — Я люблю тебя! Только тебя! А Архольд лишь прошлое, о котором я забыла. Прости меня, если сможешь. Я знаю, что поступила ужасно. Знаю. Если бы только можно было вернуться и всё изменить.

Слёзы навернулись на глаза, и я шмыгнула носом, пытаясь их удержать. Эйдан не переносил женских слёз, вот и сейчас не выдержал. Быстро пересел с кресла на диван рядом со мной, бережно накрыв ладонью мои сцепленные руки.

— Наверное, я должен ненавидеть тебя, Селина. Мне больно, очень больно. Внутри горит, хочется кричать и ломать всё вокруг. Должен, но не могу. Ты помнишь, как мы впервые встретились?

— Да, — я улыбнулась сквозь слёзы и постаралась успокоиться. Он рядом со мной. Всё будет хорошо. — Это был бал у мадам Крунз. Ты только недавно вернулся из Фреи, где два года служил у императора.

— Да. Фрея удивительная страна, открытая и в то же время очень своеобразная. Манеры, правила, обычаи и поклонение душам умерших. Они верят, что наши предки остаются и охраняют нас. А еще они очень открыты и часто улыбаются. Иногда даже без повода. Просто потому что светит солнце и хорошая погода. Или идёт дождь, что тоже хорошо, будет урожай. Они умеют радоваться новому дню и миру. Я два года прожил среди них и отвык от холодного блеска ванагорийской аристократии. А потом вдруг увидел тебя. У тебя была самая удивительная улыбка — искренняя, яркая и такая настоящая. И смех. Я услышал и пропал, не в силах отвести взгляд. Понял, что хочу видеть тебя каждый день, слышать твой смех. Это стало целью моей жизни. Моим проклятьем.

Эйдан расцепил мои руки и поднял ладошку к груди, прижимая в том месте, где билось сердце.

— Ты навсегда поселилась здесь, Селина. И я ничего не могу с этим поделать.

— Ох, Эйдан.

Больше слов не было. То, что он сказал, было удивительным и таким прекрасным, что я сама потянулась к нему, касаясь мокрыми от слёз губами его губ. Почти невесомо, мягко.

— Прости меня, — вновь прошептала едва слышно, отодвигаясь назад. — Прости, если сможешь.

— Мы всё исправим.

— Великие, как бы я хотела, чтобы ничего этого не было.

Я встала с дивана и подошла к камину, наблюдая, как огонь пожирает поленья, как они трещат и ломаются, превращаясь в яркие угольки.

— Ты хотел знать, как я стала его женой? — неожиданно тихо произнесла я.

— Селина…

Но молчать больше не было сил. Этот груз давил на плечи.

— Мы ведь действительно ненавидели друг друга. С самого первого дня.

— Я тебе верю.

— Нет. Я должна тебе рассказать. Понимаешь, должна. Не хочу, чтобы между нами что-то стояло, чтобы ты сомневался во мне и моих чувствах, — я глубоко вздохнула, повернулась к мужчине и продолжила. — Мы столкнулись у входа в женское общежитие. Я прибыла позже всех — задержка на портале плюс еще матушке стало плохо и пришлось вызывать лекаря. Все уже были в своих комнатах, а я даже не познакомилась с соседками. Поэтому и заспешила. А Архольд, — я отвернулась, вновь взглянув на пламя камина. — Он шёл от своей подружки. Очередной. У него их много было за эти годы. Несмотря на отсутствие титула и денег, в нём чувствовалась порода, и девушек это привлекало. Но обо всём этом я узнала гораздо позже.

Болезненное столкновение. Мой изумлённый вскрик, который словно ножом разрезал осенний вечер, еще сохранивший летнее тепло. Ступеньки у входа были крутыми и скользкими от мелкого дождика, который прошел совсем недавно. От неожиданности я едва не упала, нелепо взмахнув руками. Новая, пахнущая краской студенческая форма (длинная тёмно-синяя широкая юбка и белая блузка), ждала в комнате, и на мне было неудобное платье, воротник которого успел натереть шею.

Сильные и крепкие руки схватили за плечи, не давая упасть и помогая восстановить равновесие.

Я, едва дыша, изучала белоснежный воротник с простеньким сине-зелёным галстуком и нашивку на лацкане тёмно-синего пиджака. Пятикурсник.

От него пахло свежестью и цветами. Запах был явно женский и казался чужеродным и неправильным.

— Не ушиблась?

Голос хриплый и такой удивительно проникновенный, что я быстро сглотнула застрявший у горла ком и отрицательно покачала головой, чувствуя, как выступают капельки пота.

— Прости, я тебя не заметил.

— Всё хорошо.

— Точно? Я могу проводить до комнаты.

— Не стоит. Спасибо.

Ответила ему и решилась посмотреть на незнакомца. Даже попыталась дружелюбно улыбнуться. Но улыбка так и не коснулась моего лица, когда я встретилась с серьёзным, даже каким-то испытующим взглядом чёрных, как сама ночь, глаз.

— Синеглазка, — пробормотал молодой человек неожиданно тихо.

— Что?

Щеки запылали от смущения. Никто и никогда не смел так ко мне обращаться, и я не знала, что делать. Но хуже всего, что я понятия не имела, нравится ли мне это или нет.

— Тёмные волосы и синие глаза. Моё любимое сочетание. Ты новенькая?

Улыбка едва тронула чувственные губы, но я успела её заметить, и сердцебиение участилось.

— Да. Первый курс.

— Я Дерек Корвил, — рук он не убирал, продолжая сжимать плечи и смотря мне прямо в глаза.

— Селина. Селина Торнтон.

И всё изменилось.

Он так резко отпустил меня, что я пошатнулась на каблуках. Как будто этого было мало, он шагнул назад в тёмный коридор общежития, и я не могла разглядеть лица. Зато отлично слышала голос.

— Торнтон? Ванагория.

От него веяло холодом и опасностью. Я тут же забыла о воротнике, который натёр шею, о слишком обтягивающем крое платья, которое сковывало движения, обо всех неудобствах.

— Да, — растерянно ответила ему, всё ещё не понимая, что произошло.

— Высшая аристократия, не так ли?

Звучало так, будто я была прокаженной.

— В стенах Академии все равны, — как по учебнику ответила я.

— Ну конечно, — к холоду добавилась язвительность, но из коридора он выходить не спешил. А я отчего-то не хотела входить. — О вражде между Ванагорией и Сангориа тоже стоит забыть?

— А при чём тут это?

Спросила, а сама уже знала ответ.

— Потому что я сангорианец, — ответил Корвил, вновь выходя на свет.

Его лицо было невыразительной застывшей маской, а взгляд не обещал ничего хорошего. — Потомок Архольда. Слышала?

— Нет.

— Ну еще бы. Вы никого, кроме себя, не замечаете. Никогда.

— Зачем вы так? Вы же совсем меня не знаете.

— А я не хочу знать. Ты такая же, как остальные. Беспринципная и расчётливая дрянь! — процедил он и, не дожидаясь ответа, быстро спустился вниз и ушел.

— И почему он так с тобой обращался? — выслушав мой рассказ, спросил Эйдан.

Я пожала плечами.

— Если бы я знала. До сих пор не понимаю. Можно было принять на веру его нелюбовь к ванагорийкам, ведь наши страны тогда действительно враждовали. Но в Академии было полно других девушек и парней из Ванагории. И с ними он обращался на порядок лучше. Аристократия? Тоже не показатель. Архольд не смотрел на классовые различия, окружая себя и одними, и другими.

— И что тогда?

— Не знаю, — вздохнув, ответила я и вновь вернулась на диван. — Просто пришла к выводу, что он избрал меня игрушкой для битья без каких-либо оснований и пинал, наслаждаясь беспомощностью и неспособностью достойно ответить.

— Почему ты не рассказала учителям? Не обратилась к ректору? — Эйдан приобнял меня за плечи, и я вздохнула, вновь ощущая чувство покоя.

— А обращаться было не с чем. Он не делал ничего плохого, просто выставлял дурой и подвергал унижению. Со стороны придраться было не к чему, но чувствовала я себя ужасно. День за днём, неделя за неделей.

— Мне жаль, что тебе пришлось пережить всё это, — молодой мужчина поцеловал в висок и прижался еще теснее, гораздо теснее, чем это разрешалось нормами и правилами.

Но я не возражала.

— Клянусь, я пыталась его игнорировать, пыталась не замечать. Но становилось только хуже. Он словно старался вывести меня из себя, пробиться через защиту. Чем сильнее я сопротивлялась, тем жёстче Корвил действовал. Пока я сама не стала огрызаться в ответ.

— И когда всё изменилось?

— На весеннем балу Душ.

— И что там произошло?

Язык словно прирос к нёбу. Надо было всё рассказать Эйдану, но я не могла. Не потому, что боялась. Просто не хотелось делиться воспоминаниями. Такими родными, яркими и счастливыми. Это вдруг показалось неправильным.

— Архольд решил, что у него чувства ко мне и мы должны быть вместе, — как можно честнее ответила ему. И ведь не солгала.

— А ты?

— Меня никто не спрашивал, — горько улыбнулась в ответ и перевела разговор в другое русло. — Эйдан, как нам теперь быть? Леонард сказал, что ждать придётся больше месяца. Но я не хочу. От одной только мысли, что мы с Архольдом женаты, становится плохо.

Мужчина ласково коснулся щеки, которая еще горела от удара, и я дёрнулась.

— Я прошу прощения за несдержанность моей матери.

— Она меня ненавидит и никогда не одобрит.

— У неё не будет выхода, потому что я не собираюсь отступать. И у меня есть идея.

Звучало очень оптимистично.

— Завтра утром ты уезжаешь.

— В поместье? — недоверчиво уточнила я.

— Нет. Тебя отправят на побережье Корлии.

— Корлия? — я удивлённо приподняла брови. — На виноградники? Зачем? Я не понимаю.

— Жрец сказал, что ваш брак может расторгнуть лишь помазанник Великих. Проблема в том, что в связи с мирными переговорами король Гаретт Третий может отложить ваше дело на неопределённый срок или вообще отказать.

Конец ознакомительного фрагмента.