Схватка с призраком

Татьяна Свичкарь

Даша работает в доме для престарелых и потихоньку спивается от безысходности жизни. Но судьба – большая затейница. Хотелось приключений? Серийный убийца сбегает из тюрьмы, чтобы расквитаться с Дашей, которая была его первой любовью. К кому бежать за помощью – к местному мафиози? Но времени нет – стараясь добраться до Даши, маньяк убивает дорогих ей людей. Книга содержит нецензурную брань.

Глава 4

В приоткрытую дверь заглянула Марфа, Лилина дочка:

— Даша! Чмушка к тебе не забежал случайно?

Марфа — отчаянно некрасивая. Такими бывают даже актрисы. Никто не скажет, что у Барбары Стрейзанд или Инны Чуриковой — классические черты лица. Но я поверю, что влюбиться в них можно запросто — магия таланта. А Марфа точно всем своим видом говорит: «Я знаю, что нехороша, и знаю, что не могу вам понравиться, это меня уже не обижает».

Марфе скоро исполнится тридцать, и я таю надежду, что с годами она станет приятнее внешне. Молодость многое вменяет в обязанность, а Марфа — безбожная саботажница. В ту пору, когда все девочки расцветают и — прошу прощения за параллель в этом случае — вылизывают себя как кошечки — Марфа с готовностью махнула на себя рукой, отдавая свободные минуты, чтобы помогать тем, кому в этот момент нужна была её помощь. Она всегда готова была возиться с этими бесчисленными котами и кошками, которых тащила в дом её мать — лечить их, кормить, убирать за ними…

Я привыкла видеть Марфу зимой в войлочных сапожках, в бесформенной курточке и в нелепом берете с помпончиком, с тяжелыми сумками в руках — счастье, в магазин завезли дешёвые куриные спинки! Хвостатое стадо будет сыто три дня!

Работала Марфа в какой-то «статистике», и Бог весть, что она там делала. Но, придя домой, она не минуты не сидела праздно — не помню, чтобы к ней приходили подруги, чтобы она веселилась за столом в компании ровесниц, или трепалась по телефону. То полы моет, то допоздна вылизывает кухню, в крайнем случае, забившись в уголок дивана, утонув под тушками разлегшихся мурлыкающих кошек, читает книгу.

Для меня она — та самая библейская Марфа, которой некогда было слушать Иисуса, потому что она спешила его накормить.

— Чмушка… — повторила Марфа, — Не забежал? Я там уже суп по мискам разлила.

— Подожди, — в глазах у меня плыло, то ли от близорукости, то ли от коньяка, — Дай приглядеться. Его же ещё увидеть надо…

Это была правда. Чёрный котенок без единого белого пятнышка удивительным образом сливался с окружающими предметами, даже с тенями, которые отбрасывала мебель. Надо было ещё приглядеться, различить блеск глаз…

— Вот он, — Марфа присела, нырнула рукой под стул, подхватила котёнка, — Видишь, я ему типа ошейничка сделала, всё легче будет заметить.

Шею Чмушки опоясывал ярко-синий резиновый браслетик с надписью «За нами — Россия!» Я даже знала, где Марфе его дали. На фестивале патриотической песни такие браслетики раздавали зрителям на входе. Марфа любила чувствительные песни, фильмы. Легко могла расплакаться,…

— Большеват он ему, но вроде не падает. Пошли, котан-ботан, жрать будем….

— Стой, — я схватила Марфу за тонкое запястье, — Посиди со мной пять минут. Я сейчас разолью коньяк, что остался. И закусим вон бутербродами с колбасой… докторской. Кошаки почти всё слопали, но нам хватит.

— Нам же на работу, — испугалась Марфа.

— Что тут пить! — я невольно процитировала любимый фильм, подняв бутылку, которая была полна уже лишь наполовину — Ты ещё не знаешь, какая у меня есть ядрёная жвачка есть… мятная!

— Запах просто валит с ног, — сказала Марфа и присела к столу.

Марфа редко кому могла отказать, тем более нам, домашним. И ещё она прекрасно знала, что не разливала бы я сейчас армянский коньяк, не будь на то веской причины.

— Что случилось? — спросила она.

— А, — я попробовала махнуть рукой, но получилось жалкое зрелище.

И тут мне в голову пришла мысль, которая никогда бы не посетила меня, будь я трезвой, — Марфа, а что если я заведу собаку? Вы с мамой не погоните меня отсюда?

— Да нет… ты что…, — растерялась Мафа, — Хоть верблюда заводи. Ты наших кошек вон уже сколько лет терпишь…

— Нет, Марфа, ты не поняла, — Я большую собаку заведу. Серьёзную, обученную…

— Ну, если обученную, то тем более — она воспитанная будет. Не станет кошек гонять… Я тебе буду помогать. Гулять там с ней, кормить. Но с чего это ты вдруг?

Я молча смотрела на Марфу, и только чуть позже до меня дошло, что я молчу, ничего не говорю. Милая девочка, она не представляла себе, что в случае чего, у меня, кажется, не будет другой надежды, кроме как на большую грозную собаку. Хотя в кино мне всегда бывает жальче зверей, чем людей. Смогу ли я послать пса в бой, в котором он за меня погибнет? Дура, конечно.

— Ладно, Марфа, это ещё не точно. Посмотрим.

— Ты говори, раз начала… Ты все равно какая-то не такая сегодня…

И я опять смотрела и молчала. Надо ли им с Лилей это пока знать? Надо, потому что они обе такие беззащитные… Откроют дверь кому попало. Не надо. Потому что если я расскажу, честным будет только одно — уйти отсюда, чтобы вывести их из-под удара.

Марфа подавились коньяком, закашлялась и схватила чашку с моим холодным кофе — запить. Я сунула ей бутерброд с толстым куском докторской колбасы, а потом жвачку.

Не знаю, как у неё в статистике, но у нас в доме престарелых… Не уволят, даже если придёшь, держась за стены, а окружающие будут хмелеть от твоей отрыжки. Потому что — кто тебя заменит?

Как я оказалась в коридорах этого скорбного дома с ведром и шваброй наперевес? Поговорка, которая на мой взгляд описывает Россию «От сумы и от тюрьмы…». Работ я в жизни меняла мало. После института пришла в маленькую библиотеку на окраине. В последние годы к нам ходили пенсионеры — седые леди и джентльмены, которые спрашивали любовные романы, мемуары времён Великой Отечественной, брали подшивки «Роман-газеты» (ностальжи по молодости) и даже криминальное чтиво, открывая, что вокруг, оказывается, есть бандиты, и их, мать моя. много.

И ещё школьники ходили, которым на урок литературы было велено принести ту или иную книгу с собой.

А потом прозвучало волшебное слово «оптимизация», и нас закрыли. Моя уже бывшая коллега была пенсионеркой. Ну, хоть с голоду не помрет. А я?

И тут подвернулось это место. В городе открыли частный дом престарелых, и меня позвали туда, Сначала тоже библиотекарем. Я всегда считала, что дом престарелых — это что-то ужасное, типа затрапезной больницы, куда сдают одиноких стариков, или тех бабушек и дедушек, которые своим близким не нужны. Но если целому району не нужна библиотека, то зачем она отдельно взятому дому престарелых?

Но «Серебряный возраст» был совсем другой. Старинное двухэтажное здание. Нечто среднее между пансионатом, лечебницей и детским садом для впавших в детство. Сад тут, кстати, тоже был. Когда я толкнула калитку в первый раз, я их увидела: резные деревянные фигуры, стоявшие в траве. Вот медведь с бочонком мёда в лапах, вот журавли….

Простите за сравнение, но я ещё помню общественные туалеты советской поры. Дырки в полу, вонь, ободранная краска на стенах…. А потом началась перестройка, и стали появляться платные туалеты. Мы глазам своим не верили! Чистота, пахнет фиалками, салфетки, бумага, сушилка для рук, зеркала…

И в «Серебряном возрасте» тут я ходила с открытым ртом. Пандусы и ковровые дорожки, в которых тонет нога. Картины на стенах! Гостиная, где и пианино, и музыкальный центр, и круглый этот шар с блёстками, который может устроить «снегопад». А столовая больше похожая на кафе — горкой в глиняных мисках пузатые румяные пирожки с картошкой… А борщ как пахнет…

И библиотека тут тоже была, можете не сомневаться. В просторной угловой комнате. Стеллажи с книгами, зимний сад — можно читать, сидя под цветущим гибискусом или под пальмой. Мягкие диванчики. Светло, солнца сколько! Томики в ярких обложках — от Агаты Кристи до Дарьи Донцовой, от Лидии Чарской до Юлии Шиловой…

И в зарплате я тоже выиграла несколько тысяч, если сравнить с прежним местом.

Казалось бы — лафа… Можно каждой старушке и старичку, что ко мне заглядывали, подобрать книжку не торопясь, что-то посоветовать. Я даже читала бабушкам вслух — тем, которые плохо видели.

Но…. Везде есть вот это но… «Серебряный возраст» — довольно дорогое удовольствие. А старики оставались стариками, какой дом престарелых ни будь. И санитарки не выдерживали. Столько обкаканных поп вытереть! Столько памперсов сменить! Доходило уж до того, что в храмах вешали объявления — требуется и так далее. И все равно санитарок вечно не хватало.

Конечно, нашлись бы какие-нибудь пьющие тетки. Но родственники, платившие деньги, не потерпели бы, чтобы их близких обмывала какая-нибудь матерящаяся Дуська. Все должно быть вежливо, с улыбкой, интеллигентно.

Инесса свет Васильевна, директор наша, вызвала меня на разговор. Вертела в руках карандаш, смотрела на него пристально. Библиотека — это не так важно, она может работать пару часов пару раз в неделю, чтобы старики могли переменить книжки. А все остальное время…. Кормить с ложки, перестилать кровати, подавать и уносить судна, обрабатывать пролежни, стричь ногти, и менять памперсы, да…

— Все мы такие будем, старость никого не минует. И дай Бог, чтобы нас…, — Инесса перестала терзать карандаш, прижала руки к груди.

И понеслась душа в рай. Так что теперь я на словах библиотекарь в элитном доме престарелых, по факту — санитарка там же. Я всё понимаю относительно важности, нужности и даже благородства, а также относительно старости, которая ждёт всех нас. Но разные нюансы, о которых далее… Поэтому и необходима мне с утра рюмка коньяка, поднятая рука — отмашка, и извечно русское: «хуйсним!»

А сегодня необходимы вдвойне.