Звёздное море

Татьяна Свичкарь

Игорь – красивый юноша из обеспеченной благополучной семьи. Отец его – крупный чиновник, мать – балерина. Вера – дочь матери-одиночки. Но Игорю ничего не нужно в жизни, кроме Веры и звёзд. Обречена ли такая любовь?

Глава 3. В отдельно взятом королевстве

Они возвращались. Игорь всегда провожал Веру. Это было требование её мамы — довести девочку до подъезда. Но если бы мама и слова не сказала, у них самих сложился ритуал — расставаться у Вериной двери.

Вера жила в районе, на который власти давно махнули рукой. Дома, построенные в 70-х годах, кирпичные пятиэтажки, стояли тесно, и во дворах было мало солнца. Да ещё росли здесь высокие старые деревья, тополя. Хозяйки натягивали меж стволов веревки, сушили белье. В июне дворы утопали в белых облаках пуха. Люди по этим облакам — ходили. Бог словно исполнил свое обещание и взял бедных на небеса.

А в остальное время земля здесь была голой. Траву давно вытоптали. Но неподалеку образовался небольшой парк. Без всякой ограды — газон, несколько берез, кленов и плакучих ив, дорожки… Удивительно, что этот кусок земли до сих пор не застроили. Не наездишься ведь в город, чтобы погулять в ботаническом саду, в больших парках. Так что этот островок природы здешним жителям был так же дорог, как больной девочке из сказки Андерсена, её горошина, выросшая на подоконнике.

Игорь оставлял машину, и они с Верой шли по дорожке — медленно, меж плакучих ив. Когда они возвращались, всегда было уже темно. Путь освещали фонари. Осенью листья берез лежали под ногами и светились, как небесные монеты. А листья кленовые… Пока их мало — само совершенство. Малиново-изумрудное, резное. Потом листопад набирал силу, Игорь и Вера шли, зарываясь ногами в сухие, шуршащие ворохи листьев.

А зимою здесь появлялись ледяные дорожки, и они катились. Игорь — лихо, первый, и потом поджидал её, раскинув руки, в конце дорожки. Пока она, взмахнув судорожно ладошками, не припадала, наконец, к нему.

Сейчас был май. Еще не прогрелся воздух, но холод стал тонким, как духи. Холодный воздух пах свежей землею, и молодой листвой. Всё вокруг вдруг оделось после зимы, Игорю и Вере стало казаться, что они не под открытым небом, а идут по залам зелёного дворца.

Они шли, и пальцы их были переплетены. Вера закрыла глаза, и некоторое время шла, ничего не видя вокруг. Даже с закрытыми глазами ей было так спокойно, как обычно бывает людям только во сне. Куда бы Игорь ни свернул — она пошла бы за ним.

Она почувствовала, как он вдруг резко повлёк ее в сторону. Она открыла глаза. Оказывается, большая ветка лежала на дороге, преграждая им путь.

— Ты чего? — удивлённо спросил Игорь, — О чём-то думала? Ведь упала бы…

Она засмеялась… Нет, нельзя было сказать ему — с чего это вдруг она пошла, как слепая.

— Можно я о тебя вторую руку погрею? — спросила она, быстро зашла с другой стороны и сунула правую ладонь — в его, теплую, — Застыла, правда…

Пять минут назад они вышли из нагретой машины…

— Просто я мерзлячка… Знаешь, мы когда-то с мамой отдыхали в Кисловодске. Снимали маленькую комнатку. Нас было двое, а третьей к нам поселили — девушку Регину из Прибалтики. Мы приехали в феврале, но на Кавказе нет зимой морозов, какие у нас в это время бывают… И всё-таки наша хозяйка каждый день топила печку. Регина спала у самой голландки. Жарко, даже душно, а она наденет свитер, лосины, теплые носки, да ещё у хозяйки второе одеяло попросит. Она была цветочница, намерзнется за день на улице… Так что я ещё не худший вариант…

— Я хочу спросить, — Игорь остановился. Он стоял теперь, загораживая ей дорогу, и по голосу его она поняла, что ему очень не по себе, — Ты за меня выйдешь замуж?

— Что? — лицо у нее дрогнуло, будто ей это никогда даже в голову не приходило, — Да что ты говоришь такое?

И она снова собралась идти.

— Подожди, — он удержал её, — Ты просто не хочешь?… тогда все, нет вопросов… Или ты говоришь «нет» — потому что есть другая причина?

— Погоди, я не пойму, с чего ты вообще решил жениться? Ну, девчонки замуж рвутся, так что «держите их семеро». Но кто сейчас из парней женится в восемнадцать лет?

— Скоро экзамены. Потом отец хочет отправить меня учиться в Лондон…

Она опустила голову. Он отметил её усмешку, и то, что она некоторое время не могла поднять на него глаза.

— Так ты мною от Лондона спасаешься…

Он держал руки на её плечах. Вера не могла найти этому слова — благоговейно?

— Ты же всё понимаешь… Как я буду жить? Я — там, а ты — здесь? — с отчаянием спросил он, — Несколько лет?! Как — порознь?! У нас дома сейчас вообще война.

— Из-за меня? — испугалась Вера.

— Нет, из-за этой Англии. Я не поеду….Всё равно не поеду, пусть что хотят, то и делают… Но нам с тобой никто не должен мешать. Дергать, разлучать… Никакие родители… Чтобы больше не прятаться, не оправдываться… Хватит!

— У тебя отец с матерью никогда «на меня» не согласятся, — тихо сказала Вера, — И этот Лондон… Все равно они тебя туда отправят. А потом женят со свистом на богатенькой. Когда сами решат, что уже пора…

— Слушай меня, — Игорь смотрел ей в глаза, и теперь она уже не могла отвести взгляда, — Никто никуда меня не отправит. Если мои родители тебя примут — ты согласишься?

— Соглашусь, — сказала Вера, — Сейчас, закрою глаза, соглашусь, и целых десять минут поживу в этой сказке. Помечтаю хоть. А потом как открою….

Игорь наклонился, и поцеловал ее. Шёл второй час ночи, никого не было в парке, и они стояли, обнявшись. И пили друг друга, и не могли оторваться. Впервые прорвалась эта жажда, томившая их, и ни один не мог откачнуться первым.

Всё перестало быть важным. Вера забыла уже, что её ждет дома мать, не думал и Игорь, что его родители, может быть, тревожатся. Только быть вместе, только это имело значение…

Вера не помнила, чтобы когда-то у неё так колотилось сердце. В небе ветер раскачивал ветки ивы, и казалось, что вместе с молодою листвой раскачиваются и звёзды.

***

Мама, конечно, стояла у окна. Не могла она спать, пока Вера не придет домой. А ведь завтра маме на работу! Она ведет по шесть-семь уроков каждый день. А за нынешними оболтусами не задержится и нахамить. Они же не знают, как долго будет переживать несправедливые, обидные слова их учительница. Почти каждый день мама возвращается с головной болью. Иногда такая усталая, что даже говорить не может. Свернется калачиком на диване и лежит. Потом поднимается. Вере кажется, что она берёт невидимый веник, и сметает себя в кучку, чтобы снова восстать и жить дальше.

Мама не отвернулась от окна, когда Вера вошла в комнату.

— Ну, хоть проводил, — вздохнула мама.

Она понимала, какой краткой будет для Веры эта пора девичества — забыть обо всём, и бродить с любимым за руку…

— Экзамены не завали, — сказала мама.

— Ты меня прости…

— Я прощаю его, потому что он тебя всё-таки доводит до подъезда. Если бы он тебя не провожал, я бы всё это запретила.

«Чтобы больше не быть виноватым и не оправдываться» — вспомнила Вера слова Игоря.

— Очень есть хочется, — сказала она тихо, отвлекая мамины мысли.

— Что ж твой не завел в кафе поужинать? Родители денег не дают?

«Любить» и «Накормить» — для мамы были синонимы. Теперь она страдала, что Вера весь вечер была голодной — а значит, заброшенной и нелюбимой.

Мама считала, что их с Верой двое осталось друг у друга. В альбоме хранилась единственная фотография, где мама была снята вместе с отцом. В свое время Вера не дала её порвать.

— Ты здесь такая молодая, хорошая…

Смуглая дивчина с длинной косой, и распахнутыми жаркими очами. Марьяна спивала украинские песни, переписывала в тетрадку красивые и «чувствительные» стихи. И пошла учиться на преподавателя русского языка и литературы, чтобы делиться этой красотою, которую она сама так ясно чувствовала в слове — с другими.

А рядом — высокий парень в военной форме с погонами старшего лейтенанта. Они познакомились несколькими днями раньше, чем была сделана эта фотография. Группа военных в увольнительной встретилась с девушками в зале кинотеатра. Их места были рядом…

Маме не пришлось мотаться по гарнизонам. Отец служил по соседству — обучал в части молодых солдат. Он твёрдо знал, что выполняет долг перед Родиной, а уж сколько она ему за это платит — на ее совести. Офицеру не положено унижать себя поисками дополнительного заработка.

Обязанности жены были для него очевидны — утром, на плечиках должна висеть чистая гимнастерка; в доме — царить армейские чистота и порядок, а крышка с кастрюли с дымящимся борщом обязана сниматься в ту минуту, когда муж открывает входную дверь.

Мама никогда не жалела себя, и готова была до поздней ночи — больная или здоровая — варить, скоблить и мыть. Но родилась Вера — и оказалась слабым, больным ребенком. Хрупкая девочка казалась отцу выходцем с другой планеты. С крепким, горластым мальчишкой всё было бы понятно. Из него с самого начала отец начал бы растить «настоящего мужика» и «солдата». А все эти куколки, бантики, подвязанное горло… Среди ночи мама вставала, чтобы подогреть Вере молоко, унять кашель. Зажигала свет — у них была однокомнатная квартира — и видела, как муж досадливо накрывает голову подушкой.

— Может, возьмёшь отпуск, и поедешь куда-нибудь в профилакторий, отдохнёшь? — предложила мама, вновь забывая о себе.

В профилактории отцу понравилось. Он отменно танцевал, и за три недели отдыха «станцевал» себе Наташу, веселую хохотушку-блондинку. Вернулся он сам не свой.

— Ходил такой мрачный, головы не поднимал, — рассказывала мама Вере несколько лет спустя, — Я все допытывалась, что и как. А он молчал, молчал… Потом сказал «Марьяшка, случилось страшное». Я всё на свете перебрала, я уже думала, что его в иностранную разведку завербовали, а он мне: «Марьяшка, я встретил другую женщину».

Это был единственный раз в жизни, когда мать побила отца.

— Я не помню, что я тогда схватила… Что подвернулось… Крышку от кастрюли, кажется… Он только голову рукой прикрывал… Понимаешь, я же хотела, как лучше… Ты болеешь, он в «Зорях»….Я без него ремонт сделала, обои поклеила… Служба ж тяжёлая… Пусть, думаю, отдохнет… Отдохнул, скотина такая…

Отец решил, что наказан достаточно, и теперь можно уходить с чистой совестью. Он собрал вещи и переехал к Наташе. Видимо, даже она не поверила, что всё решилось так легко, и бывшая жена не попробует вернуть мужа, хотя бы ради ребенка. Поэтому Наташа настояла, отец обратился к начальству — и его перевели куда-то в Подмосковье. Куда молодая чета и отбыла.

Напоминанием об отце остался квиток на алименты, раз в месяц появлявшийся в почтовом ящике. И твёрдое мамино убеждение, что ни она сама больше не попытается строить семейную жизнь («второй раз мордой об стол я не выдержу»), ни Вере с этим делом не повезёт… Что любовь? Обманка, фальшивое золото, одна боль… Чтоб не остаться в старости одной, лучше ребенка родить, а мужика потом — турнуть.

— Вырастим, — говорила мама, в душе не сомневаясь, что это единственный вариант, который ждёт Веру, — Я помогу. А тебе главное сейчас — институт закончить, и найти хорошую работу, чтобы ни от какого паршивца в жизни не зависеть.

Конец ознакомительного фрагмента.