Восьмой цвет радуги. Часть 1. Путь

Татьяна Резник

Когда-то это было одно существо, обладавшее силой равной богам. Но в результате зависти, лжи и обмана его душа была разделена на две части. Одна исчезла, казалось бы, навсегда, а второй пришлось странствовать по свету, выполняя клятву. Шли годы. Правда о тех событиях стала легендой, сказкой, которую рассказывают детям на ночь. И вот однажды, одна из тех, кто когда-то предал его, решила отправиться с ним в странствование, чтобы загладить былую вину. Кто знает, чем закончится это путешествие?..

Глава 5

Подобно горному потоку Оспак скатился с горы, пронесся через город и ворвался в дом. После долгого бега под полуденным солнцем, внутри было темно, прохладно и непривычно тихо.

— Бирта! — голос вождя прозвучал как рев горного медведя.

Бирта не ответила, зато из-за занавески, отгораживающий женскую комнату от общей залы, появилась Льот. Он бросился к ней.

— Как там Бирта? Что с моим сыном?

Девушка закрыла лицо руками.

— Почему ты плачешь? Что случилось? Они живы?

— Позволь… — Отодвинув Оспака рукой, вперед вышел Криспин. Не обращая внимания на плачущую Льот, он по-хозяйски отодвинул занавеску и оказался в женской комнате. Там было тесно от столпившихся женщин. С бледным, покрытым потом лицом на кровати лежала Бирта. Громко сопя, Оспак последовал за ним.

— Пусть все выйдут.

Женщины возмущаясь, заговорили все разом. Лоб вождя прорезала глубокая вертикальная морщина, рот искривился:

— Вон!!!

Женщины бросились врассыпную.

— Льот и ты, — Криспин показал на старуху, которая, судя по всему, была акушеркой, — останьтесь. Мне может понадобиться помощь. Оспак, принеси мой мешок. Горячая вода есть?

Криспин говорил, одновременно расстёгивая жилет. Бросив его в угол, и даже не удосужившись посмотреть, куда тот упал, мужчина направился к Бирте. Старуха презрительно поджала губы.

— Что с ней?

Старуха нехотя ответила:

— Роды начались раньше срока. Ребенок не успел принять правильное положение.

Увидев вернувшегося вождя, она продолжила:

— Оспак, тебе вновь придется делать выбор между женой и младенцем…

— Не придется. — Криспин ощупывал живот Бирты. — Ребенок жив.

— Но он не сможет родиться!

— Сможет. Нужно только ему немного помочь. Где мой мешок?

Оспак протянул ему мешок, который все это время как ребенка прижимал к груди. Криспин поставил мешок на табурет в изголовье кровати и склонился к нему. Несколько слов, сказанных шепотом — и мешок открылся. Криспин покопался в нем и вытащил несколько небольших платяных мешочков. Следом за ними появилась металлическая кружка.

— Где горячая вода?

Льот схватила котелок за ручку и, не обращая внимания на то, что обжигает руки, понесла его Криспину. Тот отлил немного воды в чашку, поколдовал с мешочками, в которых были разные травы, и сделал отвар. Бирта застонала.

— Сейчас, сейчас…

Дуя в кружку, Криспин приподнял голову женщины.

— Пей. Только осторожно. Он горячий.

Бирта посмотрела на мужа и, увидев его кивок, сделала первый глоток. Криспин дождался, пока она выпьет весь отвар и сунул кружку Льот.

— Вымой ее. Она мне еще понадобиться. А ты, Оспак, иди. Не нужно стоять здесь столбом. Ты только мешаешь.

Вождь тяжело вздохнул и… остался стоять на том же месте. Кристин закатал рукава рубашки и сделал Льот знак, чтобы она помогла ему их помыть. Девушка схватила кувшин. В том состоянии, в котором она находилась, она все понимала без слов. Вытирая руки куском чистой ткани, Криспин снова обратился к вождю:

— Ты доверил мне свою жизнь, Оспак. Теперь тебе придется доверить мне жизнь твоей жены и сына. Это сложное решение. Но иначе нельзя. Ты ведь сам это понимаешь.

Оспак кивнул. Его лицо было невозмутимым, но глаза…

— Обещаю, я сделаю все, что смогу. Я позову тебя, когда все закончится. Иди.

Выйти из комнаты было намного сложнее, чем сбежать вниз с горы, но Оспак сумел это сделать. Он вышел из женской комнаты и хотел сесть на стул в общем зале, но преодолел себя и дошел до входной двери. Еще одно усилие — и он оказался на улице. Криспин повернулся к женщинам:

— Бирта тебе лучше? Боль ушла? — Женщина кивнула. — Это хорошо. Но это только начало. Льот — ты на подхвате. Делаешь то, что я говорю. Ты — он посмотрел на старуху, — помогаешь мне. Итак, начнем…

Время для Льот остановилось. Девушка видела только Эйнара, слышала только его голос. Она стала частью чего-то важного. По крайней мере, ей так казалось. Льот видела, как длинные пальцы Эйнара ощупывают живот Бирты. Слышала, как он что-то обсуждает со старухой — и не понимала ни слова. Потом ей велели следить за Биртой. Она вытирала пот с ее лица и старалась успокоить. Что в это время делал Эйнар, она не видела. Потом она снова лила ему на руки воду из кувшина. Вода в тазу была красной от крови. Потом она поила Бирту каким-то новым отваром, приготовленным Эйнаром из травы, хранящейся в мешочках. В этот раз действие отвара было совсем не таким, как в первый раз. Бирта кричала и пыталась встать, а она ее держала. Наконец, появился младенец. Он был весь в крови. Эйнар и старуха-акушерка что-то делали с ним. Потом Эйнар оставил их и снова вернулся к Бирте. Он что-то сказал женщине и та заплакала. Потом Льот снова мыла ему руки, выносила грязную воду и пропитанные кровью простыни. А потом… Потом Эйнар обнял ее за плечи и поцеловал в лоб. И Льот заплакала. Маленький мальчик, отмытый акушеркой и завернутый в чистые пеленки, лежал на груди у Бирты и тоже плакал, как казалось Льот, басом. Старуха-акушерка поклонилась Эйнару, а потом вдруг схватила его руку и поцеловала. Мужчина смутился. Он осторожно вытащил свою руку из пальцев акушерки и спрятал ее за спину. Его волнистые каштановые волосы потемнели от пота, он выглядел уставшим, но его глаза светились таким теплым светом, что Льот снова заплакала, но теперь уже по другой причине. Появился взволнованный Оспак и сразу же бросился к жене и сыну. Продолжая улыбаться, Эйнар тихо вышел из комнаты. Льот хотела пойти за ним, но отец позвал ее и они втроем обнялись. Это было так прекрасно! То, что она испытывала сейчас, можно было назвать только одним словом — «счастье».

Оспак нашел Эйнара на заднем дворе, возле дровяного сарая. Тот сидел на бревне и курил трубку. Вождь пристроился рядом. Они сидели и молчали. Долго. Потом Оспак кашлянул и произнес:

— Спасибо.

Эйнар выдохнул сизый дым и ничего не ответил.

— Когда ты там… Когда Бирта…

Наконец вождь собрался с мыслями.

— Когда ты велел мне уйти, я пришел сюда. Я сидел на этом самом месте и молился богам.

Эйнар усмехнулся.

— Может я зря это делал… Но я не знал, чем я еще могу помочь тебе… А еще… А еще я дал клятву, что если моя жена и сын выживут, я сделаю так, как ты говорил. Я отдам сына агуане.

Эйнар вытащил трубку изо рта и посмотрел на Оспака. Но вождь на этот раз обхитрил его. Он успел зажмуриться. Послышался тихий смех. Оспак приоткрыл один глаз.

— Только я не знаю, как это сделать.

— Что?

— Я не знаю, как мне ее найти.

Эйнар выдохнул дым и задумчиво произнес.

— Я думаю, что ее нужно искать в том месте, где твой отец… Где погиб ее ребенок. Ты помнишь, где это было?

— Да. Смутно, правда. Но я найду. — Оспак поковырял носком сапога землю. — Я пойду туда утром, пока Бирта будет спать. — Он тяжело вздохнул.

— У тебя, вождь, будет еще много детей. В том числе и мальчики.

— Откуда ты…

— Я это вижу.

Оспак замолчал и стал снова ковырять сапогом землю. Эйнар положил ему руку на плечо. Для худощавого жилистого мужчины, каким он являлся, она была очень тяжелой.

— Как ты решил назвать его?

— Клепп. Это означает скала. Пусть он будет таким же стойким…

Эйнар кивнул и стал выбивать трубку.

Оспак вышел из дома на рассвете. В руках он держал сверток. Оглянувшись по сторонам, он пошел по тропинке. Вождь двигался тихо и осторожно, словно боялся кого-то разбудить. Когда взошло солнце, он уже шел по дороге, ведущей вверх, в горы. Сверток закряхтел. Оспак прижал его к груди и стал качать. Кряхтение стихло. Вождь ускорил шаг.

С трудом, но он нашел место из своих детских воспоминаний. Вот камень, напоминающий дверь, а вот и выступ, на котором тогда стоял отец… Оспак отошел подальше от края скалы и крикнул:

— Эй! Это я, Оспак! Я пришел!

Ему никто не ответил. Сверток в его руках снова закряхтел. Мужчина покачал его и снова крикнул:

— Выходи!

Сверток в его руках перестал кряхтеть и захныкал. Вождь прижал его к себе и что-то тихо забормотал. Свертку этого оказалось мало. Хныканье сменилось громким плачем. Оспак растерялся. Он смотрел по сторонам, пытаясь отыскать агуане. Плач с каждой минутой становился все громче. И вдруг сверху посыпались камни. С облегчением вздохнув, он поднял лицо и увидел… Эйнара.

— Это ты?

Мужчина усмехнулся и стал спускаться. Через несколько секунд он уже стоял рядом с Оспаком.

— Ее нет…

— Она здесь. Просто ты ее не видишь. Дьюри, я заклинаю тебя твоим истинным именем, появись!

Оспак склонился к плачущему ребенку, пытаясь его успокоить, и пропустил момент, когда появилась агуане. Она стояла на большом плоском камне и смотрела на него голубыми, как небо глазами. Мужчине стало не по себе от этого полного ненависти взгляда. Он забыл, что хотел ей сказать. Пока он собирался с мыслями, заговорил Эйнар.

— Дьюри, Оспак пришел сюда, чтобы восстановить справедливость. Он хочет загладить вину своего отца. Настолько, насколько это вообще возможно…

— Я принес тебе своего сына! — голос Оспака дрогнул. — Конечно, он не заменит тебе собственного сына, но…

Лицо агуане сравнялось цветом с ее волосами и лишь глаза по-прежнему горели ненавистью.

— Мне не нужен этот ребенок! Как ты справедливо заметил, он не заменит мне сына! И твои уловки не спасут тебя, Оспак! Я убью тебя, как убила твоего отца!

Послышался шум. Эйнар схватил вождя, как будто это был не человек, а стол или стул, и переставил его на другое место. Огромный камень просвистел в воздухе и упал туда, где только что стоял Оспак.

— Послушай, Дьюри, месть еще никому не приносила радости, только временное облегчение…

— Вот и пусть. Пусть мне станет легче!

Снова послышался шум. Оспак вжал голову в плечи и наклонился, закрывая своим телом сына. Здесь, на скале, он вновь чувствовал себя ребенком, как много лет назад. И он снова страдал. Шум стих. Оспак поднял голову и расправил плечи. Вокруг него валялось огромное множество самых разных по размеру и форме камней. Странно, что ни один из них не попал в него… Подошел Эйнар и совершенно бесцеремонно забрал у него ребенка. Затем он развернул пеленки и вдруг одним резким, злым движением схватил младенца за ноги и поднял перед собой. Его лицо изменилось. Теперь на нем была только злость и презрение.

— Ты сказала, что тебе не нужен этот ребенок. Ну что ж…

Отбросив пеленки, он шагнул к краю скалы. Его рука, в которой был ребенок, поднялась еще выше и зависла над пропастью.

— Тогда пусть этот ребенок умрет! — и Эйнар разжал руку.

Голоса Дьюри и Оспака слились в один полный ужаса крик. Вождь упал на колени и схватился руками за голову. Агуане бросилась вперед и, оттолкнув Эйнара, следом за ребенком спрыгнула вниз. Все это заняло лишь мгновенье. Эйнар еще не успел опустить руку, а Оспак уже вскочил на ноги и бросился на него.

— Ты убил моего сына!

Он целился Эйнару в голову, но его огромный кулак неожиданно для нападающего, пролетел мимо цели. Вождь чуть не упал, по инерции сделал несколько шагов и развернулся, собираясь нанести новый удар, но тут словно облако, у самого края скалы появилась Дьюри. В руках она держала плачущего ребенка. Женщина тоже плакала. Слезы непрерывным потоком текли по ее лицу, а она их даже не замечала.

— Я успела… В этот раз я успела!

Эйнар усмехнулся. Его лицо вновь стало прежним. На нем не было ни ненависти, ни злости. Забыв обо всем на свете, Оспак бросился к сыну.

— Мой мальчик…

Он выхватил ребенка из рук агуане и завертел головой в поисках пеленок.

— Никто больше не посмеет пугать тебя…

По лицу вождя текли слезы, которых он, как и Дьюри, не замечал.

— Оспак!

Вождь обернулся.

— Отдай ребенка Дьюри.

Мужчина замер. Эйнар, улыбаясь, смотрел на него. Вождь замешкался, но потом все-таки превозмог себя и вручил ребенка женщине. Прошагав на негнущихся ногах несколько шагов, он поднял пеленки и снова вернулся к агуане.

— Возьми, а то он замерзнет…

— Он не замерзнет. — На лице женщины была улыбка. Она забрала у Оспака пеленки и быстро завернула в них ребенка. Её пальцы осторожно коснулись лобика младенца, и он тут же перестал плакать.

— Какой он красивый… Как ты назвал его?

— Клепп.

— Хорошее имя. И очень ему подходит.

Небесно-голубые глаза женщины смотрели на вождя. Теперь в них не было ненависти.

— Я знаю, как трудно далось тебе это решение. Твоя жена… — Оспак тяжело вздохнул, — скажи ей, что я забираю ее сына не навсегда. Однажды он снова вернется в свой дом. И это произойдет быстрее, чем ты думаешь. Я не буду ничего скрывать от него. — Она прикоснулась пальцем к щечке младенца. — Он должен знать, кто его отец. Я знаю, он будет тобой гордиться!

Женщина посмотрела на Эйнара. Тот улыбался.

— Оспак называет тебя Эйнаром…

— У меня много имен.

И тут Оспак заметил на плече Эйнара мешок.

— Ты уходишь?

— Да.

— Но ты же еще вернешься?

Улыбка на губах Эйнара стала шире.

— Может быть. А может, и нет…

Оспак шагнул к Эйнару, раскрыв объятья. Мужчины обнялись.

— Если я чем-то могу помочь тебе, Эйнар, ты только скажи…

Они разжали объятья.

— Береги ребенка, Дьюри. Такой подарок, какой тебе сегодня преподнёс Оспак, случается только раз в жизни. — Женщина кивнула. Её лицо светилось от счастья. — И за этим, — он кивнула на Оспака, — присмотри. Агуане улыбнулась. — Он хоть ростом велик и телом могуч, но в душе еще сам ребенок.

— Кто? Я?!

Женщина засмеялась, поклонилась Эйнару и исчезла. Оспак обернулся. Ему нужно было возвращаться назад, в Хродгерд. Его ждал непростой разговор с женой. Но на душе у вождя было легко. Как она сказала? «Однажды он снова вернется в свой дом. И это произойдет быстрее, чем ты думаешь». Оставалось только надеяться на то, что Дьюри сдержит свое обещание. Не удержавшись от вздоха, он повернулся к Эйнару, но того уже не было. Не было слышно ни шагов, ни шороха камней. Одинокий воин исчез. Оспак посмотрел на небо. Далеко-далеко, над самой высокой вершиной Скалистых гор летели птицы. Еще секунда — и они растворились в бесконечной синеве. Вождь услышал гусиный крик, приглушенный огромным расстоянием и улыбнулся. Оспак знал, что теперь видя птичью стаю, он всегда будет вспоминать воина, потерявшего часть своей души, но по-прежнему великого в своих чувствах и устремлениях. Своего спасителя. Эйнара.