Исправление ошибок

Татьяна Пешко, 2023

Работа над ошибками… Как часто мы писали эту фразу на уроках в школе. Во взрослой жизни мы порой забываем, что наши промахи и неверные шаги нужно исправлять. Самые недопустимые ошибки – это те, от которых страдают дети. Исправлять их всегда сложно…

Глава первая

Школа была старой. Её построили сразу после войны. Неумолимое время, ремонтные работы летом во время каникул, оставили на здании свой след. Оно как снаружи, так и внутри выглядело не очень уютно — серые стены, тёмные обои, вышедшие из моды шторы. Но и учителя, и ученики с такой неуютностью, казалось, свыклись, мало обращали внимание, другие проблемы занимали их повседневную жизнь.

…Был декабрь. Стояли короткие дни, хмурые. В классах было достаточно темно, особенно после обеда. Однако освещение не включали, об этом просил директор, призывал и учителей, и учеников быть экономными. Он едва ли не ежедневно ходил по коридорам, заглядывал в классы, сам выключал освещение, если где-нибудь горел свет, говорил ученикам и учителям: «Разве дома в это время вы свет включаете?»

С ним молча соглашались, действительно, если днём повсюду включено электричество, хотя это и мелочь, но все же как-то не по-хозяйски.

За отоплением, расходами гигакалорий директор также следил внимательно, поэтому в школе иной раз было прохладно, ученики и учителя тогда ходили на перерывах в пальто и куртках, шутили, мол, закаливание ещё никому не повредило…

В учительской, что располагалась на втором этаже, собралось с десяток педагогов — тех, у кого сейчас не было уроков: такое время называли окном или форточкой.

Столы в этой узкой и длинной комнате стояли в два ряда, как парты в классах. Возле окна один ряд, возле стены, уставленной шкафами, другой. И учителя, сидя за столами напоминали учеников за партами, но, если кто-то из педагогов очень уж сутулился, замечаний никто им не делал.

Напротив дверей, которые выходили в коридор, возле стены стоял старый диван. На нём ночью спал сторож, а днем, он обычно был занят. Все знали, что диван предназначался для начальства и проверяющих, которые могли заглянуть в школу в любое время без предупреждения.

Две женщины-учительницы достаточно почтенного возраста сидели рядом за одним столом, проверяли тетради. Некоторые молодые преподаватели и их более старшие коллеги такой обязанностью, как проверка тетрадей, себя не очень утруждали. Это были те, у кого к этой профессии не было призвания, кто понял, что в школе оказался случайно. Другие, что не представляли своей жизни без учительства, школьных звонков, детских улыбок, старательно корпели над книгами и тетрадями, внимательно писали конспекты, вдумчиво составляли планы. Таких не пугали никакие трудности, даже то, что в здании прохладно — эти учителя считали своей обязанностью как следует учить и воспитывать детей. Те, что не принимали тех условий, в каких приходилось работать, ко всему еще и возмущались, что у педагогов маленькая зарплата. Говорили: «Как оплачивают, так и работаем…»

Тем временем несколько девушек вернулись из столовой.

— Не понимаю, почему нас кормят полуфабрикатами? — возмущалась юная историчка Карина Людвиговна, мигая длинными накладными ресницами.

— А у нас в студенческой столовой такие блинчики готовили… Пальчики оближешь, — вспомнила её подруга Клавдия Петровна. — А тут… Каждый день котлеты, котлеты, шницель раз в неделю. Где элементарная фантазия повара? А ещё вопрос — куда смотрит директор школы?

— Директор заботится, чтобы экономили электроэнергию, топливо. Тогда его будут хвалить, будет премия. А столовая… — сказала филолог Ольга Михайловна и безразлично махнула рукой.

— Девчата, вы еще молодые, — осторожно сказала неопытным коллегам географичка со стажем Валентина Михайловна. — Думайте, что говорите.

— А разве мы не правду сказали? — удивилась Клавдия Петровна. Если что мы сами можем сказать директору об этом. Пусть знают, что нужно больше заботиться и об учителях, и о детях. Конечно, прежде всего о детях. Они же, ведь всем известно, не едят такой обед. Все знают, что приготовленную еду несут обратно на кухню. Жалко, столько продуктов портится.

— Ну, нашим поварам школьный продуктов не жалко. Они этими отходами своих поросят откармливают. Вообще, сейчас такое время, что кажется, многие не думают о профессиональном достоинстве, обычной человеческой порядочности.

— О профессиональном достоинстве, уважении и доброте мало кто сейчас вспоминает, — оторвалась от тетрадей на вид бабушка, сухая, со сморщенным лицом, умными глазами преподаватель химии Тамара Васильевна.

Учителя всегда смотрели на неё с удивлением. Казалось бы, чего этой бабке не сидеть дома, да не смотреть телевизор? Дети на уроках ее не слушают, бывает даже издеваются. Ей, с её не современными моральными понятиями не понять теперешнюю детвору. А она все думает, что воспитанием подрастающего поколения сейчас занимаются не те, кому это дело нужно было бы доверить. Мол, раньше… А что раньше? Было — не вернется то, что было раньше. Она всё говорит, что молодые учителя, да и родители учеников былой могущественной страны, люди, которые мало что видели в жизни, не узнали голод, лишения, как, например, она, разве могут кого-то воспитать добрым, умеющим сострадать? Вот среди ее бывших учеников и ученые, и генералы, и учителя, и руководители… А кем станут сегодняшние ученики?

Вообще же Тамара Васильевна сама тактичность, деликатность, интеллигентность и безмерная доброта. Она при всех этих своих качествах тем не менее не понимала, почему многие юноши и девушки после окончания педагогических вузов неохотно идут работать в школу учителями. Некоторые из них отработав в школе после университета два года (обязательный срок) ищут работу, где можно было бы заработать значительно больше. Поэтому в школе с каждым годом всё больше учителей пенсионного возраста.

— Я после института в деревне два года работала, — вспоминала Тамара Васильевна, — Бывало идёшь по улице, каждый встречный издалека чуть не до земли тебе кланяется, а дети «день добрый» говорят по нескольку раз в день. Сейчас здороваться с учителями у старшеклассников стало чуть ли не дурным тоном. А чтобы сделать кому-нибудь из учеников замечание, нужно ещё хорошо подумать, стоит ли. Скажешь кому-либо не то слово, так завтра, а то и в тот же день мать или отец прибегут к директору с жалобой на тебя, мол, моего ребёнка обидели. А потом ещё и оскорбят: «Занимайся своей химией, учи, а воспитание — наше дело! Ещё раз обидишь — пожалуемся на самый верх, мало тебе не будет!»

— Интересно чем это все закончится? — оторвалась от карты на столе учительница географии Валентина Михайловна. — Меня это всё как бабушку интересует и волнует. Мой внукам через пять лет в школу идти. Кто их учить будет и как? Хотим мы этого или нет, но наше поколение отходит от дел. Сейчас в педагогические колледжи да вузы, видимо, большинство поступают по принципу: «Нет дороги, иди в педагоги!» Вспомните, кто за последние годы из наших выпускников подался в педагоги? Середняк, слабые школьники. Даже Перелыгина, которую мы, бывало, по притонам с милицией искали, долго уговаривали, чтобы она хоть как-нибудь школу закончила в педколледж пошла. Помните, она ещё в девятом классе на ноге, немного выше щиколотки наколку сделала — гадюку, которая собирается прыгнуть на свою жертву. Вот и представьте, что она станет учителем, наденет платье, появится в классе и будет учить моих внуков…

— Надоело, всё одно и то же, и одно и то же — всё про негатив… Давайте сменим пластинку, — предложила Карина Людвиговна, присев на диван. Учительница внимательно разглядывала свой маникюр с пирсингом, где на ярко окрашенном зелёным лаком длинном ногте болталась серёжка в виде замочка, а на другом пальчике другая в виде ключика. — Надоела проза жизни, лучше расскажите что-нибудь интересное.

— Что интересного, кроме как о школе мы можем рассказать? Вот ты, Кариночка, молодая, и рассказала бы нам что-нибудь интересное. У тебя жизнь повернула так, как в каком-нибудь сериале или бестселлере. Вышла замуж за хорошего человека, съездила с ним свадебное путешествие в Египет, в подарок мерседес получила. А в нашей скромной жизни, что может быть интересное? — сказала Тамара Васильевна.

— И я с этим соглашусь, Карина Людвиговна, — поддержала ее Алла Сигизмундовна также пенсионного возраста женщина, — Расскажите, а мы с удовольствием послушаем.

— Ах, не ёрничайте, уважаемые коллеги, — спокойно, рассудительно сказала Карина Людвиговна. В коллективе она считала себя красивее и умнее других. К тому же — богатая… — Я знаю, многие меня не любят. Считают, что замуж я вышла по расчёту. Они просто мне завидуют. А что, мы прежде всего обычные женщины. Нам и любви хочется и богатства. Хотя, если о любви, так кто из нас знает — какая она? У каждого она своя… Ну и пусть мой Андрей небольшого роста и лысый. Но как он меня бережёт, какой заботливый! И обеспечивает меня всем, что мне нужно, как и должен обеспечивать свою жену нормальный мужчина. Он тихий, спокойный, всегда во всём мне помогает, — она лениво зевнула. — Ах, что-то на урок совсем не хочется идти, домой тянет. Я там себя королевой чувству… А деньги мой муж умеет зарабатывать. Он же их ни у кого не ворует, никого не грабит, платит налоги. Что тут плохого? Проблем у него в тысячу раз больше, чем у каждой из нас. Не всем же быть учителями, как мы, кому-то нужно и бизнесом заниматься. Хотя вижу работать в школе многим из нас надоело, не только мне. Серо, буднично, каждый день одно и то же. Однако же видимо скоро я от вас уйду, мы с мужем думали жить в столице, мечтали заиметь свой домик где-нибудь на окраине. Только куда поедешь, когда в нашем городе у него бизнес, да и в Бресте несколько торговых точек. Скорее всего в Брест мы и переберёмся, — она на минутку умолкла, затем продолжила, — Я вчера свой свадебный диск пересмотрела. Знаете, настоящая сказка. Я бы ещё раз замуж выйти не отказалась.

— Если кто возьмет, — усмехнулась Ольга Михайловна, бросив оценивающий взгляд на Карину Людвиговну.

— Думаете, если что, так меня уж и не возьмут? — женское самолюбие Карины Людвиговны было задето, на её лице появилось недовольство. И сразу же из-под неудачно наложенного слоя крема проступили морщины.

— А я своего мужа еле уговорила на мне жениться, — вдруг призналась Ольга Михайловна, чем удивила всех, хотя было непонятно, шутит она или говорит всерьёз.

— Как это? — удивленно спросила Тамара Васильевна и даже сняла очки, чтобы лучше рассмотреть не очень молодую женщину, не спуская с нее взгляда, ждала ответа.

— Заставили, потому что любили? — возвышенно спросила ну совсем худенькая девочка, выпускница университета прошлого года учительница биологии Юлия Николаевна, которую все называли Юленькой.

— Вы, Юленька, еще в том возрасте, когда кажется, что все браки заключаются исключительно по любви и на небесах, — сказала Ольга Михайловна. — А на всех любви не хватает. Дефицитный товар. Я будто и ничего, и с лица, и с фигуры, а он… Ну, эти уши-локаторы… — без эмоций рассуждала она. — Какая тут любовь?

— Ну, большие оттопыренные уши не порок, наоборот. Нет проблем со слухом. Вот когда-то видела по телевизору у известного режиссера Леонида Гайдая они так даже очень оттопыренные, и ничего, даже очень симпатично смотрится, — не согласилась с ней Тамара Васильевна. — А как замуж пошли?

— Ну как? Глаза закрыла и пошла, — будто о самом будничном деле, а не об очень личном говорила Ольга Михайловна, листая ученические дневники. — Мне исполнилось двадцать восемь, у него высшее образование, квартира, хорошая должность. Вот и ухватилась.

— А что для души? — учительницу географии также заинтересовала эта необычная жизненная ситуация.

— Для души у меня есть Машенька, дочка.

— В смутное время всегда было тяжело, — с сожалением проговорила Тамара Васильевна. — Не верить, не знать истины.

— А кто знает, что такое истина? — спросила Юленька.

— Добро, любовь, вера, — всё то, что ценится всегда.

— Деньги, власть также ценились всегда, а всё остальное — для утешения неудачников, — в голосе Ольги Михайловны чувствовалась ирония.

— Это основные принципы мировоззрения современной молодежи, — складывая карты констатировала Валентина Михайловна. — Неужели и мои внуки такими циниками вырастут?

— Да шучу я, шучу. Уже и посмеяться, разыграть вас нельзя? — звонко рассмеялась Ольга Михайловна. — Так можно превратиться в занудных училок.

— Да я не понимаю, Ольга Михайловна, — Юленька решила выяснить для себя до конца, что было сказано всерьёз, а что в шутку. — Вы так о замужестве всерьёз?

— В каждой шутке есть доля правды, — увильнула от прямого ответа Ольга Михайловна.

— Да ну вас.

В это время в учительскую вошла девушка, на которую сразу все обратили внимание. Она выделялась здесь как фигурой, так и одеждой. Украшение ей были не нужны, как не нужны они были живому цветку. Ясное, открытое лицо, вообще все в девушке было удивительно гармонично: пышные волосы, чёрные большие глаза, статная спортивная фигура.

— Добрый день! Я заметила, что вы меня рады видеть, — от бодрого приятного голоса, кажется, посветлело в сером помещении.

Девушка занимала ещё не совсем обычную в школе должность — социального педагога. Долгое время в школе вообще не придавали должного значения социальному воспитанию. Объявлялись разные реформы, потом они неожиданно сворачивались, вводились и отменялись разные предметы, закрепилась новая десятибалльная система оценки знаний учеников, происходили постоянные корректировки школьных программ, а ученик, как был учеником, так им и оставался. И проблемы воспитания оставались и остаются… Когда-то изучали этику и психологию семейной жизни, только специалистов по этому предмету не готовили и его в конце концов почему-то отменили. Общество столкнулось с проблемой детей, которые жили и воспитывались в так называемых семьях социально опасных. Чтобы оказать педагогическую помощь таким семьям, детям, в школах ввели должность социального педагога. Только хватит ли сил решить проблему одному учителю и даже со специальной подготовкой? Ну что, например, может сделать эта милая девочка?..

У нее было необычное имя — Милена. Ее появление в учительское означало, что кто-то из педагогов вместе с ней должен посетить какую-нибудь так называемую проблемную семью. Лучше всего туда идти с классным руководителем.

Милена направилась к Ольге Михайловне, и все с облегчением вздохнули…

— Ольга Михайлова, а что, если мы сегодня посетим ваших учеников? Давно не были у них? Как там теперь, в семьях?

Голос Ольги Михайловны был спокойным, даже, казалось, ее не смутило то, что сегодня «жертвой» социального педагога стала именно она.

— Недавно Юра пришел в школу с синяком под глазом. Как я не выспрашивала, так и не сказал, что случилось. А я же не следователь. Катю стали лучше одевать.

— Вы вечером свободны, может сходим? — попросила Милена.

— Свободна не свободна, а раз нужно… Я только дочку из детского сада заберу и пойдём.

— Жалко вашу малышку. Неужели не с кем оставить на час-другой?

— Ничего страшного, пусть привыкает к жизненным трудностям. У мужа какое-то собрание или семинар.

— Значит, договорились. Постараемся долго не задерживаться, посмотрим, что и как, и уйдём.

Прозвенел звонок учителя зашевелились, поднялись со своих мест, направились в классы к ученикам.

Глава вторая

Зима пришла рано. Было только начало декабря, а снег щедро укрыл замёрзшую землю, мороз за несколько дней достиг десяти градусов…

Ольга Михайловна забрала дочку из сада и поспешила к школе, где договорились встретиться с Миленой. Маша еле успевала за матерью.

— Мамочка, ножки болят, и пальчики тоже.

— Неужели замёрзла? — спросила мать.

— Нет, — хочу на ручки.

— Ты уже большая, иди сама, хорошо, доченька? Догоняй! Тому, кто бегает быстро, никакой мороз не страшен…

Они всё равно опоздали, когда пришли к школе, там их уже ждала Мелена Сергеевна.

— Простите, что опоздали. Давно ждете? — спросила Ольга Михайловна.

— Ничего страшного, минуты три.

— Тогда, может, забежим в школу? Маша совсем замерзла.

Немного согревшись возле стола дежурного вахтёра, вышли на улицу и пока плелись по заснеженным улицам и переулкам, их вновь немного пробрало холодом.

— Может, чаю предложат, — сказала Ольга Михайловна, надеясь согреться в чужой квартире. Женщины вошли в подъезд жилого дома и остановились. Ольга Михайловна потрогала у дочери руки: в самом ли деле замёрзли… Машины ручки были тёплыми.

— Вряд ли предложат, — сказала Милена Сергеевна, — сейчас не те времена. Да и если зайдём, то, возможно, увидим то, что и в прошлый раз: мама с друзьями будут отмечать какой-то придуманный ими праздник или событие, а ребёнок будет слепить глаза возле телевизора или компьютера.

Учителя подошли к нужной двери, позвонили.

Двери открыл хозяин. Увидев симпатичного, спортивного на вид стройного молодого мужчину, женщины смутились, подумали, что перепутали номер квартиры, что позвонили не в ту дверь.

— Простите, тут живут Полунины? — спросила растерянная Ольга Михайловна.

— Живут. А вы к кому?

— Мы из школы, — ответила удивлённая Милена. — Вы Кате кем будете?

— Отец, — теперь удивился уже мужчина.

— Чудесно! Нам с вами нужно поговорить.

— Ну, если нужно, то пожалуйста, проходите, раздевайтесь. Я чайник поставлю, за чаем и поговорим. Замерзли, наверное, пешком добирались? Хороший сегодня мороз, давно такого не было.

Женщины не успели опомниться от неожиданного гостеприимства хозяина, необычно было и ощущать ту галантность, с которой он помогал им снять верхнюю одежду. Маша разделась сама, первая, терпеливо держала свою короткую красную шубку, ждала, когда о ней вспомнят взрослые.

Мужчина же, помогая женщинам, не обращал внимания на ребенка, но Маша неожиданно сказала:

— Какой же вы дядя… Разве может быть мороз добрым? Нас заморозил, а вы его хвалите… —

Все дружно рассмеялись от такой детской наивности, скованность и напряжение между незнакомыми людьми исчезла.

— А тетя учительница сказала, что тут нас не угостят, и чай не дадут, — вдруг добавила девочка. Хозяин, услышав это, усмехнулся, а женщины с укором посмотрели на Машу: им было неловко.

— Ничего, — сказал мужчина, обращаясь к Маше. — Она просто пошутила. И не такой уж я плохой дядя, — немного помолчав, добавил: — А знаешь, у меня конфеты есть. Любишь конфеты?

— Спрашиваете. Кто ж их не любит? — обрадовалась Маша.

— Вы проходите в комнату, там Катя уроки делает, а я чай заварю, — хозяин пошел на кухню, а учителя и Маша направились в комнату, куда показал хозяин. Войдя туда, они увидели Катю. Она сидела за компьютером, управляла на экране гоночными машинами. Увидев учителей, Катя обрадовалась. Она была жизнерадостным ребенком. Ольга Михайловна знала, что те непростые жизненные обстоятельства, что окружали девочку, пока что не смогли сделать ее хуже, как бы сказать, не убили у неё доброту, искренность, сочувствие к другим, которые заложила в нее природа.

— А это ваша Маша? Такая маленькая, хорошенькая, — сказала Катя.

— Я не маленькая. Мне уже пять лет. Я скоро в школу пойду, — ответила Маша, а потом: — А можно и мне поиграть?

— Конечно, можно. Я только объясню, что к чему, — охотно согласилась Катя.

Дети увлеклись компьютерной игрой, учителя рассматривали, как обставлена комната. Они уже не однажды бывали здесь, видели эту шикарную импортную мебель, их поразило, что за то время, пока они не появлялись здесь, в комнате был сделан дорогой евроремонт. Но вместе с тем учителя заметили, что тех дорогих вещей, которые свидетельствовали о достатке в семье, стало значительно меньше. Многие шикарные игрушки, статуэтки, что стояли за стеклом в серванте, фарфоровая посуда, хрусталь, исчезли.

Тем временем, пока они осматривались в комнате, сюда, держа в руках поднос, вошел хозяин.

— Катя, что же ты учителям не предложила сесть? — хозяин направился к столу, сделал вид, что не видит, с каким вниманием гости рассматривают комнату.

— Ничего, сказала Ольга Михайловна, — может быть Катя посчитала, что ученице приглашать учителя неудобно. Правда, Катя?

— Да, — еще больше смутилась девочка и покраснела. — Я думала, что они сами сядут.

— Играйте, играйте, — сказала Милена Сергеевна, также осознав, что сейчас чувствует девочка.

Дети снова начали внимательно следить за нереальным миром на мониторе, за тем, что там происходит. Взрослые разместились за небольшим журнальным столиком — женщины на диване хозяин в кресле.

Раньше, когда учителя приходили в эту квартиру, они обычно замечали, что Катина мать немного пьяна. Часто здесь были и ее такие же захмелевшие подруги. Педагоги видели, что Катя не ухожена. Понимали, как ей нелегко, что девочке нужна помощь. Но какой она должна быть? Что сделать, чтобы мать взялась за ум, они не знали…

Сейчас же ситуация была иной: их встретил Катин отец, приличный, интеллигентный молодой мужчина. Раньше они его ни разу не видели.

— Угощайтесь и рассказывайте, что Катерина натворила. Плохо учится?

Чай был чудесный, с тонким приятным ароматом. Ольга Михайловна когда-то пила такой у знакомых мужа, которые каждый год отдыхали за границей, и оттуда привозили чай дорогих сортов.

Милена украдкой рассматривала переплёты книг в книжном шкафу. Фамилии некоторых авторов она встречала впервые.

— Нам, Максим Петрович, очень неловко, — начала Ольга Михайловна. — Если мы ошибаемся, то простите. Мы же не по собственному желанию стучим в двери некоторых наших учеников. Это наша работа, и у вас мы не в первый раз, — на мгновение она остановилась и, подбирая нужные слова, чтобы как можно деликатней объяснить причину визита, продолжила: — Понимаете, всё дело в вашей жене.

Милена поспешила «помочь» своей коллеге:

— Почти всегда, когда мы к вам приходили, у вас дома было не всё в порядке… Вы понимаете, о чём я говорю?

Милена не могла при дочери говорить о её матери плохое, хотя видела, что Катя занята игрой, не обращает внимание на то, что говорят взрослые. Но она, и Ольга Михайловна тоже, видели, как воочию менялось лицо мужчины. Понимали, что он не хотел, чтобы его семейные неурядицы стали известны учителям его дочери.

— Давайте выйдем в прихожую, — предложила Ольга Михайловна, — Пусть дети играют.

Они вышли из комнаты, остановились в прихожей, хозяин пригласил женщин в гостиную.

— Я думаю, для вас это не новость, спокойным голосом продолжила разговор Милена, когда они туда вошли. — Мы знаем, что вы длительное время не бываете дома.

— Да, действительно, — доброжелательно-весёлое настроение хозяина сменилось на задумчиво-серьёзное. — Так сложилось, что я начал заниматься бизнесом. Как говорят, захотелось идти в ногу со временем, чего-то достигнуть в жизни. Хочется что-то сделать для себя и для людей. Но дело диктует свои условия, я подолгу нахожусь в разъездах, — искренне говорил Максим Петрович. — Понятно, старался, чтобы всё было в доме как надо, чтобы жена и дочь ни в чём не нуждались. Привозил в дом дорогую одежду из московского бутика, купил импортную мебель, исполнял все её капризы, старался ни в чём ей не отказывать. Я же инженер по образованию, хорошо зарабатывал даже раньше, теперь тем более. Соседи мне давно говорили, что у жены появились какие-то подозрительные компании. Я же вначале не верил, думал — завидуют. Теперь вижу сам — просмотрел что-то. Денег сейчас ей стараюсь не давать, сам, когда возвращаюсь из поездок, покупаю то, что нужно для семьи, для дома, стараюсь меньше бывать в командировках. Она же нашла выход — выносит вещи из квартиры, продаёт их за полцены, понятно, кто же будет брать за полную стоимость? Ну и пропадает у подружек, дома редко бывает, — От отчаяния он вздохнул: — В общем, я мужчина и мне неловко жаловаться на жену. Особенно женщинам.

— Максим Петрович, мы вам искренне сочувствуем, — сказала Ольга Михайловна, — Но и нас поймите. Порядки в образовании строгие, дети из таких семей, как ваша, на контроле. Педагоги навещают такие семьи регулярно, и, если в вашей семье всё будет как сейчас, вас поставят на учёт, как социально-опасную семью. Чем всё заканчивается? Как правило, одинаково — лишение родительских прав. Сами должны знать, бываете дома редко, а жена какой пример Кате подаёт? Так что подумайте, как дальше быть.

Соловьиной трелью залился звонок.

Максим Петрович заглянул к детям, прикрыл дверь в комнату, в которой находились дети и только тогда поспешил к входной двери. Вернулся он быстро, следом за хозяином в гостиную заглянула его жена, Катина мама.

— Меня упрекаешь, а сам… — недовольно пробормотала она.

Было видно, что женщина пьяна, она едва стояла на ногах, шаталась, и, может, чтобы не упасть, прислонилась спиной к стене.

— Рита, это учителя из Катиной школы, — сказал Максим Петрович. — Иди в комнату, у тебя такой измученный вид…

— Вижу, вижу, кто к нам пришёл. Извините, сразу не узнала. Не буду мешать. Шампанского немного выпила, у подруги был день рождения, — женщина, не снимая обуви, направилась в соседнюю комнату.

— Нам пора идти, — решительно поднялась с дивана Милена. — Время позднее, а нам нужно ещё одну семью навестить. — Вы серьезно подумайте о том, что мы вам сказали, через неделю-другую мы вновь к вам зайдем.

Недалеко отсюда на этой же улице в общежитии жил еще один ученик из класса Милены Сергеевны. Общежитие было не из лучших, много лет здесь не делали ремонт. Грязные, выцветшие поблекшие стены коридоров, затоптанный скрипучий, в щелях деревянный пол, на котором почти не осталось краски — всё это угнетало.

Учителя почти бегом поднялись на третий этаж, отыскали нужный номер комнаты, постучали в дверь. Однако им никто не ответил, хотя из комнаты слышались голоса. Тогда Милена громче несколько раз постучала кулачком. Вскоре в комнате послушались шаги, дверь открылась, на пороге появился мужчина. Был он среднего роста, худощавый, с заметно опухшим лицом. Мужчина неуверенно держался на ногах. Увидев женщин, он иронично усмехнулся. Видимо, его заинтересовало — кто же так настойчиво напрашивается к нему в гости?

— Прошу, — он широко развёл руки и открыл дверь.

Женщины вошли. Сразу бросились в глаза обшарпанные стены в прихожей, старое трюмо с подтёками на зеркале, грязный пол. В одном углу — гора стоптанной обуви, другой был занавешен грязной тряпкой на обыкновенной веревке. Через раскрытую дверь, что вели в меньшую комнату, Ольга Михайловна увидела ученическую парту. Рядом с ней — стол. За ним — три фигуры — две женщины и мужчина, вид у них был утомленный. На столе стояла миска со свеклой, открытая баночка селедки, несколько бутылок из-под вина, лежала и общипанная горбушка хлеба. Виднелся край холодильника, на котором также стояло несколько пустых бутылок.

Ольге Михайловне всегда было неприятно встречать таких людей на улице, однако быть там, где они живут, видеть их своими глазами, говорить с ними ей никогда не приходилось.

— Прошу, прошу, девочки… давно не виделись, — совсем не стесняясь, как старых знакомых, хозяин приглашал учителей.

Ольга Михайловна никогда не видела этого человека, сейчас пожалела, что согласилась пойти в эту семью. По тому, как развязно вёл себя хозяин, женщины поняли: мужчина не просто в хорошем подпитии, он в таком состоянии, что сейчас говорить с ним вообще не имеет никакого смысла.

— А где ваша жена? — строго спросила Милена. Она увидела, что за столом незнакомые ей люди, с такими же опухшими, как у хозяина лицами, с недоумением смотрели на нее.

— В постели. Больная она.

— Можно с ней поговорить? Она может выйти?

Мужчина открыл дверь в соседнюю комнату.

— Тут опять из школы пришли, выйди поговори…

— Пусть проходят.

Ольгу Михайловну охватил ужас от грязно серого белья, на котором спокойно лежала женщина. Лицо ее было землистого цвета. Возле глаза — синий, с зеленовато-красным ободком подтёк. Её давно не мытые волосы были распущены, но женщина даже не пробовала привести их в порядок. В углу комнаты стояла ещё одна кровать, с такими же грязными одеялами, смятой простынёй, возле стены — сваленная в кучу одежда. Возле окна стояла еще одна старая ученическая парта, на ней были разбросаны школьные учебники и тетради.

— Вы можете с нами поговорить? — спросила Милена.

— Голова болит. Это так теперь зубы рвут, — показывая на глаз, с трудом произнесла женщина.

— А встать вы можете? — то, с чем тут столкнулась Милена, она видела уже не однажды, в отличие от Ольги Михайловны, которая видела такое едва ли не впервые.

— Голова раскалывается.

— Скорую помощь вызвать?

— Ну что вы…

— Понятно. А где Коля?

— Где же еще… На улице.

— В такой мороз?

–Ну, тогда в общежитии у кого-нибудь.

Учителя поняли, что дальше говорить с родителями не имеет смысла. Даже не попрощавшись, они вышли из общежития. Долго молчали. Говорить о чём-то было сложно. Но и молчать — тоже. Наконец, когда казалось, молчание стало невыносимо, Ольга Михайловна спросила:

— Милена, работу не думаешь менять?

— Думаю… — вдохнув, ответила девушка. — Вот о чём я сейчас подумала. Может, обратиться в милицию? Но тогда парня могут забрать в приют. А если это его оскорбит? В таком возрасте оскорбление и обида — вещи страшные. Это может сломать ему судьбу. Если оставить все, как есть, тогда он сможет доучиться вместе со своим классом. И ещё, в приюте он будет накормлен, но рядом там могут оказаться не очень хорошие ребята. Как они повлияют на Колю? Вообще, он не плохой парень. Я однажды слышала, как он отцу выговаривал за то, что тот пьёт.

— Не вызывайте милицию, — сказала Ольга Михайловна. — Сколько тут осталось до конца учебного года… Все будет хорошо и без милиции. Парень в училище пойдёт… Вы его лучше на бесплатное питание поставьте.

— Поставила. А дома? Даже не могу представить, как он питается. Когда ни приду — миска красной свеклы на столе, в холодильнике то ливерная колбаса, то свиные уши в кастрюле. А на счёт учёбы после девятого класса, я точно знаю, в ПТУ он не пойдет.

— Это почему?

— Коля влюблен в одноклассницу, Юлю Санину. Она же в училище поступать не собирается. И все же мы сейчас с вами сделали ошибку.

— Какую? — не поняла Ольга Михайловна.

— Зря Машу взяли с собой. Не нужно ей видеть такое.

— Возможно. Ладно, пусть с жизнью знакомится. А вдруг она когда-нибудь станет социальным педагогом? Понадобится опыт, — пошутила Ольга Михайловна.

Глава третья

Из рассказа Кати Ольга Михайловна поняла, что семейные обстоятельства заставили Полунина изменить привычный образ жизни, отказаться от поездок, больше бывать дома. Так он пробовал сохранить семью, уберечь жену от нежелательных подруг и знакомых, которые плохо воздействовали на неё, вносили разлад в отношение между ними.

Было видно, что отец много внимания уделяет воспитанию дочери. Ольга Михайловна заметила, что Катя стала лучше учиться, начала аккуратно одеваться и вообще, стала серьезно-задумчивой.

Несколько раз Ольга Михайловна пыталась узнать о здоровье ее матери, но девочка отвечала только короткими фразами, мол, все нормально.

Однажды поздно вечером, когда Ольга Михайловна укладывала дочь спать, муж позвал ее к телефону.

— Ольга Михайловна, — он назвал жену так, как ее называли коллеги и ученики в школе, и недовольно пробормотал. — Иди быстрее, там твоя воспитанница плачет, не может успокоиться.

Когда Ольга Михайловна взяла трубку, то действительно из-за частых всхлипываний, что слышались там, не могла понять, что случилось.

— Катерина, сначала успокойся, расскажи, что с тобой? — попросила учительница.

— Папа с мамой снова поругались, мама ушла из дома. Потом папа сказал, что ему очень плохо, болит в груди, пошёл в спальню и упал на пол. Сейчас лежит, не может стать…

Конец ознакомительного фрагмента.