Калейдоскоп детства. Премия им. Ф. М. Достоевского

Татьяна Петухова

«КАЛЕЙДОСКОП ДЕТСТВА» – сборник тёплых воспоминаний автора о своих ранних годах, которые пришлись на советскую эпоху, переносящих читателя в разноцветные фрагменты городской и деревенской жизни и позволяющих посмотреть на тот уникальный мир глазами маленькой девочки. Её светлые и трогательные переживания свидетельствуют о ценности первых жизненных уроков для любого человека, а лёгкая ностальгия позволит душе отдохнуть и с головой окунуться в безоблачную атмосферу детства.

Глава 5. У БАБУШКИ

Вкус козьего молока на губах, на языке, кажется, я наполнена им до самой макушки. Мы с Сашкой лежим на печке, на старом тулупе, и «гоняем пузырь», как говорит бабушка. Наши животы раздулись от полезного продукта, и мы можем только вздыхать и отдуваться. Даже разговаривать лень.

В кухне прохладно. Печка топилась утром, когда бабушка готовила, теперь день. В открытых окнах — ветки дуба, по которому мы с Сашкой можем залезть из палисадника в кухню, что и делаем часто, хотя дед нас очень ругает. Он строгий, и мы его немного побаиваемся. Сейчас дед спит. Готовится идти в ночной караул. Он так и не вступил в колхоз, поэтому из всех общественных работ выполняет только эту: в свою очередь ходит охранять деревню.

На гвоздике у двери уже висит на толстой веревке доска и рядом — деревяшка-колотушка. Сторож должен всю ночь ходить вдоль по деревенской улице из конца в конец и стучать этой колотушкой по доске. Под мерный деревянный звук, оказывается, спокойно спится.

Здешняя ночь больше похожа на городские сумерки, только в городе нет таких запахов и звуков. Там все другое: напряженное, резкое, стрессовое.

Здесь — усиливающийся к ночи горьковатый запах полыни, шелест реки, ежевечернее тягучее мычание бредущего по деревенской улице стада, фонтанчики пыли от ленивых ударов пастушьего бича о землю:

— Не балуй! Куда пошла, Зорька?!

И хозяйское:

— Бя-а-аша, бя-а-аша! — так бабушка и другие женщины подзывают своих овец.

Как эти рогатые разбирают, куда идти, бог весть, но не путаются, бредут к своим воротам, наверное, знают дорогу.

Встреча деревенского стада — всегда событие. Из дворов на улицу выходит почти вся деревня. Хозяйки разбирают свою скотину, мужики пользуются случаем передохнуть после трудового дня, перекинуться парой слов друг с другом и пастухом, а мы, ребятишки, просто вертимся под ногами, со страхом смотрим на быка с кольцом в носу, на бодливую и непослушную Зорьку, гладим и пытаемся загонять во дворы овец.

Сейчас мы разбежимся по домам, потому что настанет час вечерней дойки. Теплое молоко упругой струей будет ударяться о стенку цинкового ведра: дзынь! дзынь! — и только кое-где будет слышно, как успокаивают своих питомиц доярки.

У моей бабушки только коза. Молока мы с Сашкой уже напились. Я по городской привычке спрашиваю:

— Можно пойти погулять?

— Пошла! — отвечает мне бабушка.

Не совсем понимаю, это значит, можно или нельзя, но смотрю, как, прихрамывая, улепетывает Сашка, и бросаюсь за ним.

Уже прожив в деревне неделю, я поняла, почему так легко соглашалась на наши поздние гулянья бабушка. В деревне невозможно заблудиться, ни от кого из жителей нельзя было ждать ничего плохого, а от разных глупостей и бесшабашностей мы были надежно защищены более взрослыми местными ребятами, которые гуляли вместе с нами. К тому же сейчас стоят белые ночи, поэтому местные ребятишки на улице чуть ли не до рассвета.

Наш разновозрастный отряд собирается в чьем-то сарае. Поздно. Я, дитя городского режима, уже зеваю и думаю, не улизнуть ли потихоньку домой, но тут начинается самое интересное. Старшие мальчишки заводят рассказ о лешаках и ведьмах, которых встречали местные или они сами. Привирают, конечно, но мне становится так страшно, что даже в безобидном стрекоте кузнечиков слышится что-то зловещее. Ни в коем случае не соглашаюсь идти домой одна, даже Сашка не кажется мне надежной защитой, поэтому провожать меня идут всей командой, для пущего эффекта добавляя ужасных подробностей в уже рассказанные истории. Похоже, все присутствующие, кроме меня, их уже не один раз слышали.

«А может, они такие храбрые?» — думаю я, когда над нашей головой прочеркивает серое небо черная мгновенная тень.

— И-и-и-и! — взвизгивают, приседая, девчонки. — Опять кровь у коров пила!

— Кто? — замирая от страха, спрашиваю я.

— Мышь летучая! Ты че, никогда их не видела, че ли? — всплескивает руками соседская Лизка.

— Ну и не видела, — заступается большой Виталька, — где там в городе мыши-то водятся, там и коров-то нет.

Я виновато опускаю голову и бреду вслед за провожатыми.

Мы почти подходим к дому и тут слышим колотушку сторожа.

— Охра-а-а-ня-я-яй! — дежурно кричит дед и показывается из-за пригорка.

Вдруг меня охватывает такая радость, такое чувство защищенности, что я бегу ему навстречу, утыкаюсь носом в жесткую ткань гимнастерки и начинаю всхлипывать.

— Ну, че ты, че ты, Танюха? Нагулялась? Давай к бабке, спать, — говорит дед, похлопывая меня по спине, доводит до крыльца, и я, махнув на прощанье ребятам, захожу в прохладные сени.

Успеваю подумать, что Виталька, Лизка, Сашка будут еще носиться и наверняка будет много интересного, но эта мысль не вызывает сожаления. На сегодня впечатлений достаточно. Спать. Спать. Спать.