Лето перемен

Татьяна Павловна Гутиеррес, 2020

Как же ошибается Рива, возвращаясь домой с последней дискотеки в году, и думая, что целых три месяца не увидит Антона, в которого она тайно влюблена. Судьба сводит ее с ним в самом неожиданном месте, но уже спустя какое-то время она начинает сомневаться: так ли он хорош изнутри, как и внешне? Терзаемый внутренними демонами, он способен на странные и необдуманные поступки, принять которые бывает не так легко. А беременность лучшей подруги Ривы от отца Антона делает все в разы сложнее.

Глава девятая

Рива

Вы ездили поездом в последние дни мая в Сочи? Угу. А я езжу каждый год в это время, и знаю, что это такое. Мелкие дети, снующие туда-сюда по вагону, то и дело заглядывающие в твое купе, чтобы сказать ку-ку или поведать тебе, что ты — какашка. Мамаши, тоже снующие туда-сюда с горшками этих детей или со стаканами, выплескивающими кипяток. Пьяные мужики — но их я не виню — в такой атмосфере трезвым оставаться опасно для жизни. Последние, доходя до нужной кондиции, начинают брынчать на гитаре и петь произведения Михаила Круга. Все это продолжается, пока кто-нибудь не начнет орать, что их детки пытаются спать, а они тут, видите ли, песни поют. И тогда ворчащая толпа перетекает в вагон-ресторан, и наконец наступает тишина.

В общем, в этом году, все ровно по стандартному сценарию: и дети, и какашки, и песни. Хорошо, у меня есть ноутбук с 24-часовым запасом фильмов и наушники.

Утром, отстояв получасовую очередь в туалет, чтобы привести себя в чувства после ночной качки на втором этаже поезда, я готова выйти уже в Лазаревском и вплавь добираться до Сочи.

Но вот всего полчаса спустя и три крепких чашки кофе — не свойственных мне (обычно я пью хорошо разбавленный молоком), — и я вижу милые моему сердцу лица. Обожаю этот момент, когда двери поезда открываются, и ты глазами ищешь своих родных. Дед улыбается, и я мысленно усмехаюсь от мысли, что наконец его седая борода с усами вошли в моду, и каждый второй мужик, едва дождавшись появления растительности на лице, мечтает привести ее в такое же закручивающееся состояние. Для своих лет дед очень круто выглядит. Всегда подтянутый, спортивный. В общем, я не в него.

Бабуля же, любитель сладкого, часто поддавалась искушению, и спортивную форму растеряла давно, если и вовсе, когда-либо обладала ей. Но всегда уложенная прическа — в отличие от меня, макияж и внимание к деталям в одежде делают ее прекрасной спутницей деду.

Дед меня подхватывает сразу из поезда и поднимает кверху — непроходящая привычка былых лет. А баба кидается вытаскивать чемодан.

— Баба, верни чемодан, это не мой. Мой в цветочек.

— Ой, простите, простите, вам вернуть, или здесь уже оставить?

— Дама, не мешайте людям выходить, — ворчит измученная поездкой проводница. Но это часть ее работы.

— Дед, устрани помеху, — смеюсь я.

И дед, схватив одновременно и бабу, и мой цветочный чемодан, наконец позволяет раздраженным пассажирам вывалиться на волю.

Я закрываю глаза. Этот воздух: помесь моря, цветочной пыльцы и специфичного вокзального запаха — возвращают меня домой. Теперь все встает на места. Все так, как и должно быть. Я, баба и дед. Впереди три месяца безмятежного спокойствия.

Ехать нам не очень далеко, пятнадцать минут на машине, и вот я уже на тропинке, ведущей к самому уютному дому в мире. Ползущие растения с каждым годом все больше и больше захватывают старое кирпичное здание, постепенно превращая его в жилище хоббита. У самого входа обильно растут пионы: розы Ба не любит. А за домом, в теневой его части моя территория: сетчатый гамак, привязанный к двум пальмам. Жаль, под ногами вышарканная земля, а не песок, иначе можно было бы запросто забыться, и представить себя где-то далеко-далеко.

Обойдя участок, жадно выискивая изменения, я захожу в дом и направляюсь в свою комнату. Видно, что бабуля меня ждала: наглаженное белье на постели, чистые занавески, идеально отполированная мебель. Небольшая комната вмещает в себя широкую деревянную кровать, которую дед сделал сам, миниатюрный, но безумно милый шкаф и письменный резной стол довоенных времен, оттого имеющий свой характер, и задающий специфическую атмосферу юга.

Я плюхаюсь на мягкую кровать и закрываю глаза. Боже, как же я устала за этот год! И как же я люблю этот запах цветов и прелой травы на палящем солнце! Умиление вызывает даже песок, который проникает во все углы дома — от него никуда не деться. Он, запахи, звуки: все — напоминание о том, что началось лето.

Я не замечаю, как засыпаю, и готова поспорить, даже во сне продолжаю улыбаться. Я проваливаюсь в бессознательное состояние, хотя днем никогда не сплю. Скорее всего, ночь в поезде дает о себе знать. Но вскоре, в самый сладкий момент сна, когда Антон берет меня за руку и притягивает к себе, врывается мерзкий звук моего сотового. Сколько раз я хотела его сменить! Надо все же когда-нибудь это сделать. Я неохотно нащупываю телефон и провожу пальцем вправо.

— Рива, привет! С Я хочу ответить, но не успеваю, так как Настя выдает слова со скоростью пулемета. — Слушай меня внимательно: тебе сейчас может позвонить моя мама, или, — она замирает, — боже, не тебе, а твоей маме. Хотя нет, ей она звонить не станет — они недолюбливают друг друга. Делай что хочешь, но я если что: я еду к тебе, вместо лагеря!

— Чтооо? Ты едешь ко мне? Правда? Ты серьезно? Урааа! Как круто!

— Да нет, глупая, я к тебе «как бы еду». Для мамы — я у тебя. Понятно?

— А для меня — ты у кого?

— Слушай, я пока не знаю. Мне просто надо, чтобы ты меня прикрыла, хорошо? Пожаааалуйста! Это важно. Очень-очень.

— И ты мне не расскажешь, чем я рискую?

— Расскажу, но не сейчас. — Из трубки слышится несвойственный ей девичий смешок. — В общем, ты не представляешь, что у меня происходит!

— Конечно нет, ты же не рассказываешь, — делано обижаюсь я, сгорая от любопытства.

— Я пока не могу рассказать, честно, но я самая — самая счастливая в мире!

— Тебя наконец приняли на звукозаписывающую студию?

— Нет, хотя это было бы верхом моих мечтаний. Мне еще нет восемнадцати, забыла?

— Ладно, держи меня в курсе, кому что врать. Спасибо за доверие, — язвительно добавила я.

— Спасибо, Ривушкин!

— Где ты хоть будешь?

Но мой вопрос был оставлен без ответа. Здорово. Я теперь вынуждена обманывать маму Насти, сама не зная с какой целью.

Следующие два дня я провожу в полном блаженстве, наслаждаясь едой Ба, смешными рассказами деда и романтической книгой, которую берегла как раз для каникул. Но радость моя заканчивается с двумя телефонными звонками. Одним от мамы Насти, которой мне пришлось соврать, что да, Настю мы встретили, но нет, она не может подойти к телефону, так как пошла в душ после дороги, и да, она ей перезвонит. И вторым от папы с напоминанием о том, что завтра мне ехать в Адлер в бассейн.

Аааах. Может, раз уж начала врать, так и заодно папе соврать, что я езжу, но моя ситуация безнадежна? — Нет. Я так не могу. Одно дело — обманывать ради подруги, а другое — соврать отцу. Это уже далеко за гранью моих моральных норм. Так что придется выходить из так полюбившейся мне зоны комфорта.