Бег сквозь лабиринт

Татьяна Осипова

Тяжёлое детство, трудная юность – это не просто череда испытаний для главной героини Натальи. Водоворот лихих девяностых, когда искать защиты не у кого. Спаситель оказывается монстром. Приходится бежать сквозь лабиринт судьбы, чтобы выжить и узнать правду о своём прошлом. Ответы в другом мире. Преданные друзья, любовь и новые испытания откроют истину. Миры сквозь зеркала наблюдают за вами.

Дизайнер обложки Александр Козин

© Татьяна Осипова, 2023

© Александр Козин, дизайн обложки, 2023

ISBN 978-5-0059-6695-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Все события в романе вымышлены и совпадения с реальными людьми простая случайность и совпадение.

Когда туман опустится на город, он поглотит собою всё,

И ты не видишь никого, ты тонешь в вязкой тине снов, и ты не хочешь ничего.

Есть только жизнь, боль, смерть, любовь.

Закрой глаза, открой их вновь.

Беги по лабиринту тьмы, тебе не скрыться от судьбы.

Как заклинанье над тобою, событья жизни чередой,

Проходят с болью сквозь тебя,

Ни жить, ни умереть любя…

И всё пройдёт, когда войдёт рассвет,

Закрой глаза, открой, тумана нет,

И был то не туман, а жизнь лишь в нём.

Сквозь призму времени ты смотришь этот сон,

И говоришь: « Всё это сон, а я не я».

Всё кончено… закрой… открой глаза…

Забудь и посмотри, что солнце светит,

И те, кто знал, молчат, они уж не ответят.

Пролог

1993

Крупные капли дождя медленно скатились по зеркальному стеклу. В воздухе повис аромат дорогого мужского одеколона, смешавшегося с запахом пота, и сигаретного дыма, который плавно поднимался к потолку.

Натали посмотрела в темноту ночи, словно пытаясь отыскать в свете одинокого фонаря ответы на свои вопросы. Они мучили её с того времени, когда всё началось. Каштановые волосы, похожие цветом на горький шоколад — длинные, доходящие до пояса. Натали отбросила их со лба пытаясь играть новую роль, пытаясь стать другой, той, что видел в ней новый гость.

— Gehe zu mir, mein kleiner Taugenichts, — похотливо улыбнулся Ганс, похлопав жирной ладонью по смятой постели, — Dich wird es schwer sein, zu vergessen, Frau Natali, aber bis zu dem Morgen ist die Zeit noch.

Повернувшись к нему, девушка постаралась отбросить от себя тяжёлые мысли и, улыбнувшись, потянула пояс шёлкового халатика, который, соскользнув, упал, открывая взору Ганса, все прелести Натали.

Она смиренно опустилась на кровать к немцу, а он жадно впился в покорные губы той, что отдавала свет любви.

1

— Ну, что новенького? — Зингер не скрывал радости, он всегда испытывал чувство удовлетворённости, когда понимал, что его план снова сработал, — завтра к тебе приедет одна замарашка, так ты научи её уму разуму.

— Хорошо, — Натали, сделала глоток из бокала и в упор посмотрела на нынешнего хозяина, к которому она всё-таки попала в руки, — а этой, как ты говоришь, замарашке, что делать здесь? Ты же не любишь людей?

— Что ты, — отмахнулся Зингер, — дело совсем не в этом.

— Что, она сама добровольно согласилась на твои условия?! — удивлённо приподняла брови Натали.

— У неё, как и у тебя не оставалось выбора, впрочем, вы все здесь не случайно, — он облизал тонкие губы и, доставая из пиджака портсигар, демонстративно раскрыл его, вынимая дорогую сигару.

— Ну, ты и сволочь, Ян, — процедила сквозь зубы Натали, чувствуя, как её начинает бить нервная дрожь. Он плотоядно улыбнувшись покрутил головой. Длинные светлые волосы разметались по плечам, а в голубых глазах вспыхнуло пламя.

— Я не дам тебе по твоей хорошенькой морде, сука, — улыбнулся Зингер, — и знаешь почему? — он, ухмыльнувшись, склонил голову набок. — Чтобы ты продолжала приносить мне доход. Ты забыла о нашем договоре, но я прощаю тебя. Если будешь… Не надо делать такое лицо… Так вот, будешь гнуть из себя принцессу, я могу и разозлиться, а ты знаешь, чем это может закончиться.

Она сжала губы, чтобы не расплакаться, понимая, Зингер всегда найдёт повод, чтобы дать ей почувствовать себя одинокой и беззащитной в этом странном, чужом и беспощадном мире под названием «Тёмное отражение». Натали держалась до последнего, не хотела своими слезами доставить удовольствие Яну. Когда же он закрыл за собой дверь, то отчаяние хлынуло из глаз.

Она опять вспомнила время, когда жила в Красноярске. Мир был обычным, и в нём не было всего, о чём она узнала спустя некоторое время, когда считала хождения сквозь зеркала просто ночными видениями. Была ли она счастлива тогда? Всегда её жизнь находилась в чьих — то руках и ни дня не было, чтобы она не чувствовала себя несчастной, забытой богом.

Семья в последние годы юности стала похожей на треснувший циферблат часов. Сколько она себя помнила — отец пил, а когда умер, мать пустилась, как говорят, во все тяжкие. Привела домой мужчину младше себя лет на пятнадцать и представила дочери нового папу — Валерия.

Тогда девушку звали Наташа, и она не знала, что в жизни с появлением Валерки, всё перевернётся. Уже тогда, ничего хорошего от тандема матери и её нового увлечения она не ожидала. Ей был противен сальный взгляд, которым Валерка окинул её стройные ноги, отпустил по поводу неё какую-то пошлую шутку и хрипло рассмеялся.

Наташа знала, спорить с матерью бесполезно, понимая, что теперь к весельям и пьяным застольям прибавится ещё одна проблема, от которой нужно держаться подальше.

2

1992

Наташа училась в училище Культуры на последнем курсе и пока ещё надеялась, что через год уедет в Артёмовск к тёте Лене. Добрая светлая женщина сестра матери, не похожая на свою кровинку. Рядом с тётей Леной у девушки будет спокойная жизнь, надеялась Наташа. Родных больше не было, бабушка и дедушка умерли несколько лет назад, осталась одна тётя, которая видя ужасную обстановку в семье давно хотела забрать девушку к себе, но в то время та не хотела уезжать от родителей.

Прошло три года, но мама так и не изменилась. Наташа в свои четырнадцать, боялась бросать её, и надеялась, что мама всё-таки будет лечиться и бросит пить. И действительно, на какое-то время Вероника Анатольевна попыталась стать нормальным человеком и мамой. Она устроилась работать продавцом в киоск и продержалась почти месяц.

Получив зарплату, она и её старые друзья решили отметить такое важное событие, и тогда Наташа впервые в своей жизни украла. Она помнила, как, расстегнув мамину сумку, вынула из неё кошелёк и, выглядывая из прихожей, убедилась, что все заняты очередным поднятием бокалов, вытащила добрую часть денег, чтобы припрятать на покупку продуктов.

Наутро мать отправилась на работу, Наташа провожая укоризненным взглядом, не зная жалеть или ненавидеть мать.

— Посмотри на себя, мешки под глазами, землистый цвет лица и перегар, от которого мухи падают замертво на лету.

Наташа ненавидела её, когда она была такой, но потом жалела и всё прощала. Как она и ожидала, мать не заметила пропажу денег и сокрушалась:

— Нет, ты подумай, как всё сейчас дорого, доченька…

— Лучше бы считала на что тратить, — процедила сквозь зубы Наташа и зло посмотрела на Веронику Анатольевну. — Мама, у тебя же высшее образование, ты же учительницей была, а теперь, — она заплакала, — куда ты катишься, ведь придёт день, когда ты останешься совсем одна, а я уеду к тёте Лене и не вернусь никогда больше сюда, слышишь?! — не выдержав, закричала Наташа.

— Я всё понимаю, но куда я вчера столько денег потратила, — тупо уставившись в стену, продолжала Вероника Анатольевна, — ничего не понимаю…

— Пить меньше надо, — бросила ей дочь и, открывая холодильник, посмотрела, что ей нужно купить. Теперь, решила она, я так и буду делать, а то на эту выпивку все деньги угробит. — Я пошла, — бросила Наташа матери и направилась в прихожую, — ты на работу идёшь?

— Да, — безучастно кивнула Вероника Анатольевна, — а ты в училище?

— Мама, сегодня же воскресенье, — раздражённо ответила Наташа и, открывая дверь, добавила, — не знаю, когда буду.

Наташа понимала, что мама никогда не вылечится, что всё останется по-прежнему, а ей придётся последний год терпеть всё это. Несмотря на трудности, девушка хорошо училась и у неё была всего одна четвёрка по алгебре, к тому же она записалась на курсы немецкого, так как, в мае лучшие студенты должны были поехать в Ганновер по обмену опытом со студентами немецкого колледжа.

Наташа понимала, что для неё это шанс. И придётся где-то достать деньги, потому, что не всё так просто в этом жестоком мире. Она знала, что претендентов на поездку много и отличных оценок для этого мало. По выходным она посещала курсы немецкого, а вечерами шила на заказ, чем стала неплохо зарабатывать и даже откладывала полученные деньги на поездку.

3

1980 — 1986 г. г

Когда была ещё жива бабушка, она многому научила Наташу, в том числе кройке и шитью, девушка вспомнила то время, и к горлу подкатил комок.

Как всё было здорово в то время. Мама работала учительницей литературы и русского языка, папа — Алексей Иванович Зверев на машиностроительном заводе, дедушка Иван Карпович — ветеран войны, много лет отдал труду на Транссибирской магистрали машинистом. Бабушка — Евдокия Васильевна трудилась на хлебозаводе. Родители Вероники Анатольевна, жили в Туруханске, и Наташа к ним ездила на летние каникулы.

Девушка улыбнулась, вспоминая добрую и ласковую бабушку Машу и дедушку Толю, которые были уже очень старенькие, и когда Наташе исполнилось семь лет, умер дедушка, а потом через год и бабуля. Наташа тяжело переживала утрату и в свои восемь лет страдала и плакала, вместе с мамой. Мама тогда была хорошей доброй женщиной, а потом, как гром среди ясного неба, арест отца.

Это было случайное убийство. Трагедия произошла на заводе в обеденный перерыв, когда Алексей Зверев повздорил со старшим механиком. Толкнул его и стал невольным убийцей сослуживца, тот, падая с лестницы, разбился насмерть. Отца осудили, и дали пять лет, как за не предумышленное убийство по неосторожности. Алексей Иванович очень переживал и уже в тюрьме пережил два инфаркта. Его здоровье стало совсем плохим, да и кому тюремная баланда шла на пользу.

В 1982 году умерла бабушка Евдокия, тогда и началась «сладкая жизнь». Дедушка Ваня начал пить, причём уходил в запой на месяц. Вскоре их уютный дом превратился в обшарпанную халупу. Мама как могла, боролась с пьянством свёкра, тот стал приводить в дом дружков, но все её потуги оказались напрасной тратой времени. Однажды, когда дед увидел, что Вероника выливает содержимое бутылки в раковину, он жестоко избил её, и с тех пор мама перестала с ним связываться.

Она всегда была красивой женщиной и пользовалась успехом у мужчин. Наташа тогда ещё не понимала, где по ночам пропадала мама, а Вероника Анатольевна, решила устроить личную жизнь. Об отце она вообще старалась не вспоминать, пьянство свёкра и проблемы дома заставили женщину редко бывать там, её все больше и больше затягивала свободная жизнь и незаметно для себя Вероника очень изменилась, а вскоре запила и сама.

В феврале восемьдесят шестого, освободился отец и, вернувшись, домой, где оставил красавицу жену и лапочку дочь, не узнал своего жилища. Всё словно перевернулось с ног на голову, он не мог ничего понять — всего за несколько лет, жизнь его семьи рухнула, оставив после себя развалины былого счастья.

Наташа надеялась, что с возвращением отца многое изменится, но тюрьма изменила его, сломала. Ко всему прочему добавилась тяжёлая болезнь. Видя пьянство отца и жены, Алексей допоздна засиживался на кухне, распивая бутылку. Пил он в одиночку, тихо, а потом уходил спать. Если вдруг его заставала Вероника Анатольевна, то начинала упрекать и скандалить. Отец молчал и старался не спорить, а потом уходил в комнату, чтобы забыться и не думать о том, что происходящее изо дня в день сливается в сплошную чёрную полосу.

Наташу просто не замечали, может поэтому, она сразу и не захотела уезжать к тёте Лене в Артёмовск. Она не понимала себя, иногда ей хотелось бежать из этого проклятого дома, но ей было жаль папу, который опускался, как и мать.

Семнадцатого июля 1986 года отца не стало. У него случился сердечный приступ. В больницу на скорой помощи его увезли шестнадцатого июля, однако, ничем помочь не смогли.

Наташа на тот момент находилась в пионерском лагере, и ей ничего не сообщили о смерти папы. Автобус привёз её и других ребят в из лагеря Красноярск, она, как и многие весёлая и загорелая бежала домой вприпрыжку. Зелёная листва высокого тополя полностью загородила окно на втором этаже. Наташа быстро залетела в подъезд, что-то напевая, и понеслась по ступенькам, чуть не столкнувшись с соседкой Анькой Коростылевой.

— Ты чё дура, Зверева, — грубо окликнула она девочку, — ну и что, что пил, так он же отец! Девять дней не прошло, а она скачет, как коза, весело ей!

— Я не поняла тебя? — голос Наташи дрогнул, ноги стали ватными и слабыми, — Аня, повтори, что ты сказала? — спросила она севшим голосом.

— Ты чё, с Луны свалилась? — Коростылёва не сразу поняла, что Наташа не в курсе семейного несчастья.

— Я… только что из… лагеря, — Наташа всхлипнула, и её худенькие плечи затряслись. Она не могла, не хотела сдерживаться, и рыдания вырвались наружу, словно копились все годы её недолгого детства.

— Прости, — вдруг опешила Аня, — я ж не знала, что ты в лагере, а тебе, что не сообщили? Вижу, что нет, — она обняла девочку и погладила её по голове, приговаривая, что всё будет хорошо.

Наташа не могла вымолвить и слова, смотрела на Коростылёву, и шевелила дрожащими губами. Аня сказала, чтобы она шла домой, а не ревела на весь подъезд и довела её до квартиры.

— Всё, не реви, успокойся…

— Мои пьют? — жалобно спросила Наташа, на что Аня, отвела глаза в сторону и пробормотала:

— Пьют, они и поминок-то, как полагается, не делали, всё пропили, приезжал товарищ из райкома, отец ведь был ветераном труда, денег на похороны дал, не знал, что семейка ваша… прости, — замолчала Аня, видя, как вспыхнули глаза Наташи, — что тут скрывать об этом весь двор говорит. Ты одна нормальная в семье…

— А что ещё говорят? — со злой ноткой в голосе спросила Наташа, обижаясь, — нет, ты не стесняйся, просто мне интересно?!

— Да ты не думай, о тебе плохо никто не говорит…

— Смотри у меня, — Наташа повертела перед носом Коростылевой кулаком, — я не посмотрю, что тебе шестнадцать.

— Дура ты Зверева, одно хорошо, что не алкашка…

— Что ты сказала?! — Наташа поразилась её бесцеремонности. — Ты что говоришь, думай?! — она хотела хорошенько треснуть соседку, которая минуту назад успокаивала и жалела её, но передумала, — иди ты знаешь куда… тоже мне…

Их перепалку прервал голос матери Наташи, которая, открывая дверь, с удивлением смотрела на дочь, словно и не ждала её.

— А ты что уже приехала? — спросила она.

— Нет, это мой призрак, — огрызнулась девочка и, поднявшись по лестнице, вошла в квартиру. Пройдя в прихожую, направилась на кухню. Вытащила из рюкзака бутылку с лимонадом и пакет с пирожками и, достала чашку из шкафа и налила себе напитка.

— Деда, — обратилась она к Ивану Карповичу, который как ни странно был ещё во вменяемом состоянии, — почему не сказали, что папа умер, и что вы тут всю семью позорите, знаете, что соседи говорят, что и поминок не делали…

— Почему же не делали, — усмехнулась вошедшая на кухню мать, — просто не всем наливали, вот они и обиделись, — она грубо рассмеялась.

Наташа смотрела на неё и не узнавала в ней ту женщину, которая каждый день ходила в школу и учила детей, за это лето, она постарела лет на десять и стала похожа на тех тёток, которые торгуют на вокзале пирожками. Почему ей тогда пришло в голову именно такое сравнение, спрашивала она потом себя. Потом воспоминания казались малозначительными, как будто происходящее не касалось её.

— Мама, тебе же в школу третьего августа, что происходит здесь? — Наташа не могла поверить, что после смерти отца мама не образумится, — ты же не такая, мама, ты же интеллигентная женщина?

— Марш к себе в комнату! — прикрикнула Вероника Анатольевна, — как ты с матерью разговариваешь?

— А знаешь, кем вас называют? — не унималась Наташа, — семья алкашей, так мне и сказали!

— Вот люди, — покачал головой Иван Карпович, — у людей горе, сын умер… — он весь сжался и закрыл руками красное лицо, — Наташенька, зачем же так…

— Что вы, ей плачетесь, папа, — Вероника Анатольевна взяла сумку дочери, отнесла в её комнату и крикнула из глубины квартиры, — иди к себе, хватит языком чесать. Чё, взрослая стала?

Наташа стояла в растерянности и не знала, как себе вести, что делать дальше. В свои четырнадцать лет она впервые задумалась о том, что ей придётся в скором времени самой заботиться о себе.

За столом раскисал, как густой кисель Иван Карпович, в комнате кричала мама. Сердце девочки билось, как у загнанного в угол зверя, и она почувствовала, что во рту пересохло. Сгребая в охапку лимонад и пирожки, она направилась в свою комнату и, закрыв за собой дверь, открыла окно. Села на подоконник, откусила от пирожка, который был с капустой. Такие же пекла бабушка Евдокия Васильевна. От нахлынувших воспоминаний, Наташа закрыла глаза и заплакала.

— Наташка!!! — крикнула ей снизу Азиза, лучшая поруга, — ты чего там, плачешь что ли?

— Зизка! — Наташа быстро вытерла слёзы и помахала ей, — я только что из лагеря!

— Так выходи!

— Сейчас, погоди, только переоденусь!

Быстро нацепив на себя трикотажную майку и джинсовые шортики, она выскочила из дому. Подружки долго обнимались, Наташе всегда было легко с Азизой, она имела талант делать людей счастливыми. Вот и сейчас, встретившись с подругой, Наташа почувствовала небольшое облегчение из-за обиды на мать и дедушку, которые не сообщили о смерти отца.

— Ты знаешь, — серьёзно начала Наташа, — мои совсем уже… пока я была в лагере, папа умер…

— Наташа! — Азиза прижала руку ко рту, — я и не знала, бедная моя.

— А они… они ничего не сказали мне, от соседки узнала, а ещё мать называется…

— Я понимаю, — кивнула Азиза, — ну, успокойся, не плачь… пошли ко мне, Нугманчик приехал, такой здоровенный стал, не узнаешь.

— Ну… я не знаю, — пожала плечами Наташа, но после недолгих уговоров подруги согласилась, — пошли. Поговорим, я знаю, мне станет легче, так всегда было.

— Ну, вот, — обняла её Азиза, — наконец-то, ты теперь это признала, — она поцеловала подругу в щёку, — идём, а вечером Нугман отвезёт тебя домой.

Они взялись за руки и направились в сторону дома, где жила семья Ахмедовых. Азиза любимица отца, ещё в конце восьмидесятых семья их была зажиточной. Отец Азизы, Ахмед Алиевич, работал директором базы мясокомбината, а мать директором Дома Быта в самом центре города. Потом через год, Наташа будет именно там начинать работать, Мадина Магометовна оказалась не просто очень доброй и понимающей женщиной, она с радостью помогла Наташе, когда та пришла устраиваться на работу, учеником закройщика. Тогда девушка получала копейки, но многому научилась и была рада и тем крохам, что могла заработать в свои пятнадцать лет.

Когда они устроились на уютной лоджии дома Ахмедовых, Наташа ощущала себя такой счастливой.

— Вот были бы мы сёстрами, — мечтательно протянула Азиза, и словно читая мысли подруги, спросила: — Что с твоими родителями стало, ничего не могу понять, прости, наверное, не нужно говорить об этом, — она взяла подругу за руку.

— Тебе можно, — вздохнула Наташа. — А так, знаешь как обидно, когда родителей алкашами называют. А ведь самое противное, что все кругом правы.

— Тебя же тётя Лена звала в Артёмовск.

— А как же ты, Серёжка, у меня ведь там никого нет, и буду совсем одна там. — Наташа с такой тоской посмотрела на Азизу, что той стало не по себе. — Зизка, как я там буду без всех вас?

— Ничего, всё образуется, пойдёшь в техникум, ты уже решила какой?

— Не знаю, — пожала плечами Наташа. — Серёжа идёт на будущий год в политехнический, и я пойду, только ещё не выбрала на какой факультет.

— А сама, что думаешь? — настойчиво спросила Азиза.

— На художника оформителя, мне всегда нравилось рисовать.

— Но так это тебе нужно в училище культуры.

— Откуда ты знаешь? — недоверчиво покачала головой Наташа. — А там есть факультет, где учат моделировать и шить одежду, типа закройщика, но… как бы это сказать с фантазией?

— Так тебе туда и надо, «с фантазией»!

— Брось ты, Зизка, — отмахнулась Наташа, — я, что тебе будущий модельер?

— А почему бы и нет, — серьёзно ответил Азиза. — Пойдём, чай пить, Нугман привёз из Махачкалы столько всего вкусного: сладостей, орехов, фруктов, так что мы сейчас устроим пир.

Дверь на кухню тихо отворилась, и в дверном проёме появилось заспанное лицо Нугмана, на котором вспыхнула приветливая улыбка обращённая явно не к Азизе.

— Нугман, мы тебя разбудили? — виновато спросила Азиза старшего брата.

Он был высоким широкоплечим парнем с копной густых вьющихся волос и темными глазами.

— Ваш хохот мёртвого поднимет, — улыбнулся Нугман и ласково потрепал по волосам сестрёнку. — Да уже хватит спать, ты, я слышал, чай обещала, — лукаво улыбнулся он и, подмигнув Наташе, добавил, — так выросла, девушка прям взрослая. Скоро можно и замуж отдавать.

Наташа, смущаясь, отвела глаза и, повернувшись к Азизе, взяла из её рук чашки.

— Вы тоже изменились, уже… взрослый такой.

— А помнишь, курносая, как я вас на плечах таскал, и мы так дурачились во дворе, когда ещё учился в школе.

— Да, Нугман, — улыбнулась Наташа, — это было так давно, мы ещё все тогда были детьми, а теперь, я не знаю, как вас называть, перед глазами стоит тот худой длинный мальчишка с оттопыренными ушами, а сейчас мужчина.

— Что ты заладила мужчина — мужчина, ну, — он шутливо толкнул её в бок, — ты меня ещё дядей назови. — Наташа рассмеялась, — вот, самой смешно. Так значит, никаких выканий, словно, я древний аксакал. Ты для меня как сестрёнка, поняла?

— Ага, — улыбнулась Наташа, и они пожали друг другу руки, как тогда в старые добрые времена, которые величают детством, жаль только оно уходит безвозвратно, словно перевёрнутая страница в книге жизни.

Пока не закончился чай, они немного поговорили, а потом Нугман, посмотрев на часы, сказал, что ему пора уходить.

— Скажешь отцу, я к Журавлеву.

— Хорошо, купи нам газировки, когда будешь возвращаться? — попросила Азиза.

— И мороженого, — закончил он, — обязательно ящик мороженого и три килограмма газировки.

Девочки рассмеялись его шутке, а Азиза добавила, что только «Тархун» или «Буратино».

— Буратино я может, и выстругаю, а вот тархун здесь не растёт, с этим будут проблемы.

Нугман ушёл, девочки принялись за виноград и персики, Наташа чувствовала себя такой счастливой, что немного отвлеклась от произошедшего дома.

— Можно я тебя кое о чем спрошу? — Азиза вдруг серьёзно посмотрела на неё.

— Ну, спрашивай, — ответила Наташа, доедая сочный персик.

— А вот если бы мы тебя все удочерили, ты бы согласилась?

— Что ты, Зизка, тебе иной раз такое в голову придёт, это же надо такое выдумать!

— Нет просто, когда я увидела тебя в окне такую несчастную…

— Стоп, — Наташа строго посмотрела в глаза подруги, — только не надо меня жалеть, иначе я обижусь.

— Я не хотела тебя обижать, просто ты моя лучшая подруга, и я не хочу, чтобы тебе было плохо.

— А сейчас, знаешь ли, мне очень хорошо, а то, что дома, предки со своей пьянкой, они же меня не трогают, и я их не трогаю, окончу техникум, комнату дадут в общежитии, начну новую жизнь, просто нужно немного подождать.

Азиза обняла подругу и сказала, что если что, она все для неё сделает.

— И я, — кивнула Наташа, — все у меня будет хорошо, только нужно немного времени. — Просто папу жалко. У меня умер папа, а я сейчас с тобой шучу и смеюсь.

Наташа вдруг замолчала и смахнула набегающие слёзы.

Азиза обняла подругу и ласково погладила по спине.

— Прости, я не знала.

— Ничего. Всё пройдёт. Всё шло к этому. Просто жаль, что он в тюрьму попал. Если бы не тот случай, может мы остались бы нормальной семьёй. Ты как думаешь?

— Конечно, — кивнула подруга, — конечно.

4

1987

Пролетел год. Наташе исполнилось пятнадцать, и она училась на модельера-закройщика, подрабатывая в ателье Мадины Магометовны, матери Азизы. У неё ещё не всё получалось, но закройщица тётя Валя хвалила её и говорила, что через год, доверит раскрой пиджаков и пальто.

Отличница Наташа лучше всех училась на факультете, преподаватели говорили, что нельзя останавливаться и после окончания техникума обязательно поступать в институт.

Казалось, девушке всё давалось легко, да и ребята хотели дружить с ней. Возможно потому, что с ней было просто. Наташа старалась не думать, что вечером ей придётся возвращаться домой. В своей комнате, она могла наедине со своими мыслями быть уверенной, что жизнь наладится.

После занятий, она спешила в ателье, а потом бежала домой, делала уроки и уходила до поздней ночи, чтобы не быть свидетелем пьяных криков матери и её дружков. Теперь у Виктории Анатольевны рабочий день стал ненормированным. Директор школы предупреждал её, что систематическое пьянство ни к чему хорошему не приведёт, и после того, когда она послала его при коллегах учителях на три буквы, терпение Евгения Тарасовича лопнуло. Он покраснел, потом побелел и, стараясь не потерять самообладание, сказал, что Вероника Анатольевна больше не будет работать преподавателем.

— Таким, как вы не место в школе, — добавил он и, стукнув кулаком по столу, велел ей выйти вон.

— Ты представляешь, — жаловалась Вероника Анатольевна дочери, — этот старый козел, мне ещё будет кулаком по столу стучать. Ты куда? — словно опомнившись, спросила она выходящую в коридор дочь.

— Не могу я больше, мама, — призналась Наташа, вырывая куртку из её рук, — теперь на что мы жить будем, на мою стипендию?

— А тебе что ещё платят? — спросила Вероника Анатольевна. — И, сколько?

— Мама! — Наташа резко встряхнула её за плечи, — ты не понимаешь?! Что ты себя убиваешь, и губишь меня! Я не могу сюда привести друзей, Серёжку, Азизу, в техникуме я скрываю правду о своей семье, и мне больно говорить о тебе, слушать перешёптывания соседей. Знаешь, всё это где у меня?! — Наташа постучала ребром ладони по шее. — Тебе надо лечиться, иначе… Иначе в один прекрасный день я не вернусь домой.

Вероника Анатольевна опустила глаза и, прижимя руки к лицу, заплакала, сев на стул. Наташа смотрела на мать, и внутри души боролись противоречивые чувства.

— Мама, я прошу тебя, сходи к врачу, сделай что-нибудь, но ведь так больше продолжаться не может.

Вероника Анатольевна ничего не ответила, а тихо заплакала, словно соглашаясь с дочерью. Наташа обняла её и почувствовала, как внутри у всё съёжилось, а в желудке появилась какая-то пустота. Она гладила мать по седым волосам, за которыми та давно уже перестала следить.

— Мамочка, ты ведь была такая красивая. Давай всё начнём сначала, я помогу тебе, — пробормотала Наташа, — только ты не пей больше. — Давай завтра же пойдём к врачу.

Мать, ничего не отвечая, прижала сморщенные руки к опухшему лицу и продолжала всхлипывать. Наташа сняла куртку и, повесив в гардероб, подняла маму под руку и повела в спальню.

— Пойдём, ляжешь. Поспи немного, а я ужин приготовлю, мне сегодня как раз в ателье немного заплатили, так сказать аванс.

Она уложила мать и, накрыв её шерстяным пледом, погасила свет. За окном стало темно, а Наташа продолжала задумчиво смотреть в глаза ночи. Порой она представляла себя маленькой волшебницей, которую выкрали из семьи, а потом заточили в замке. Где-то там её дом. Наташа вглядывалась во мглу, где на неё смотрели зажигающиеся окна домов. Где-то в другой реальности.

5

1993

Этот проклятый дождь, казалось, он никогда не закончиться, думала Натали. Смотрела на часы, и была уверена, что скоро появиться Ян с той, как он выразился замарашкой.

Они не заставили себя долго ждать. Вскоре к дому подъехала автомобиль Зингера, оттуда вышли двое — его русский телохранитель Пётр и молоденькая, совсем худая, казалось, измождённая девочка.

Натали прикрыла глаза ладонью и подавила в себе стон, он чуть не вырвался из груди, но девушка понимала, что необходимо быть сильной или хотя бы казаться такой. Одной больше, одной меньше, сказала она себе, я не должна всем им сочувствовать, ведь меня никто не жалел. Вскоре в двери повернулся замок и широкоплечий охранник, втолкнул девчонку в комнату.

— Привет, Петь, а что так грубо? — попыталась пошутить Натали.

— Эта малолетка, чёрт бы её побрал, сначала говорит одно потом другое… Истерик нам только не хватало. Объясни ей, что к чему, — он шмыгнул носом, — а мы поехали.

— Хорошо, — грустно улыбнулась Натали, положив руку ему на плечо. В глазах Петра появилось тепло, он поцеловал Натали в лоб и направился к выходу.

Закрыв за ним дверь, она посмотрела на девчушку, казалось ей не больше пятнадцати. Она была похожа на затравленного дикого зверька, очутившегося лицом к лицу с жестокостью мира, о которой будто узнала только вчера. Она молча смотрела на Натали, но в её глазах не было той ненависти и вызова, с которыми она смотрела на Петра. Они молчали и словно изучали друг друга.

Натали протянула ей пачку с сигаретами и добродушно кивнула в знак солидарности. Незнакомка вытащила одну из пачки, её руки дрожали, и Натали была уверена, что ещё чуть-чуть и девчонка расплачется.

— Я тебя понимаю, детка, — сказала она, поднеся к сигарете девушки зажигалку, — не волнуйся, это хорошо, что ты попала ко мне, а не к кому-нибудь другому. Конечно, ничего нет хорошего в этом месте, но тебе лучше будет рядом со мной, можешь поверить. А теперь давай знакомиться? — она протянула ей ухоженную руку с красивым маникюром.

Девушка, словно стесняясь своей маленькой руки с обкусанными ногтями, помедлила и, вытянув пальцы, позволила сжать их этой, как ей показалось на первый взгляд, приятной и решительной женщине.

— Настя, — просто назвалась она, — хочешь услышать историю моей жизни?

— Я не в праве тебя просить, но если захочешь, я смогу помочь тебе всё заново пережить.

Натали удивила такая резкая перемена в её новой знакомой, которая только что была на грани истерики.

— Ты так странно говоришь, обычно меня посылали куда подальше, — Настя выругалась, — прости, я не буду больше, ты такая красивая и… Ты здесь.

Натали, усмехнувшись, поднялась с кровати и, подтянув пояс на красивом шёлковом халате цвета спелой вишни, подошла к туалетному столику за бокалом с мартини. Отпив глоток, она взяла с фарфоровой тарелки две маслины и, положив в рот, спросила.

— Есть хочешь?

— Хочу, — честно призналась Настя, — так со стороны посмотришь на всё это и не сразу поймёшь, что это бордель.

— Ты права, — кивнула Натали, — сколько тебе лет, чудо ты моё непутёвое?

— Семнадцать, а тебе? Или ты уже в том возрасте, когда об этом не спрашивают.

— Почему, — пожала плечами Натали, — я недалеко от тебя ушла — двадцать один.

— М-да, и у тебя юность загубленная? — усмехнулась Настя, — и у меня, — она опустила глаза, — я ни разу не пробовала, это мартини? В кино видела, что с оливками его пьют.

— Успокойся, ты ещё маленькая, — серьёзно ответила ей Натали и, взяв телефон, набрала номер кафе «Kloster». — Сейчас я закажу ужин, а ты пока сходи, прими душ, возьми чистое полотенце в шкафу в ванной, найдёшь… Hallo, ist es «Kloster»? Ich wollte das Abendessen bestellen… Zwei Portionen der gebratenen W; rstchen mit der So; e, den Salat unter der Nummer 12 mit den Meeresprodukten… ты ешь кальмары? — спросила Натали всё ещё стоявшую в комнате Настю, на что она кивнула и спросила

— А жареная картошка есть?

— Минутку, — улыбнулась ей Натали и продолжила, — Die gebratene Kartoffel, drei Portionen, den Apfelsaft, also, und… Die Schokolade, — Натали, улыбаясь, посмотрела на Настю, которая с любопытством слушала её и покачала головой, — Allen, gut, warten wir, auf Wiedersehen. Иди, купайся, приучайся всё делать быстро и забудь грызть ногти, извини, но это выглядит ужасно.

Настя опустила взгляд на свои руки и, кивнув, быстро шмыгнула в ванную комнату.

Натали положила телефон на кровать и открыла записную книжку. Сегодня у неё должен быть Туер Румпель, а потом на всю ночь какой-то господин Шрам. Она поморщилась, перебирая в голове все эти имена, и почувствовала себя, наверное, так же, как та девчонка, которая сидела в ванной под потоками горячей воды, прижавшись спиной к стене.

Настины слёзы смешивались с водой, и она чувствовала себя плохо, если не сказать паршиво. Она плакала, и ей так не хотелось выходить из этой красивой ванной комнаты в будуар проститутки, которая, так же как и она была всего лишь вещью в цепких руках Зингера. Настя знала, что пройдёт время, и от былой красоты Натали не останется следа, в её глазах уже была пугающая пустота, и только лишь сердце пока оставалось, наверняка, прежним. Но пройдёт время и всего этого не будет и она (Настя) станет такой же. А потом? Они все рано умирают, если не найдут богатого клиента, который захочет жениться, но такое бывает только в кино. Настя выключила воду и, отодвигая занавеску, протянула руку к полотенцу, а потом услышала мужские голоса, доносившиеся из комнаты. Завернувшись в длинное полотенце, она на цыпочках подкралась к двери. Мужчин было двое, потом один ушёл, а другой остался, Настя слышала, как хлопнула входная дверь. Они говорили по-немецки, и Настя ничего не могла понять, за исключением некоторых фраз.

Внезапно дверь открылась, и она чуть не выпала в коридор. Натали втолкнула её обратно и, шикнув на неё, пробормотала.

— Незапланированный клиент, сиди здесь, а когда услышишь, что кто-то идёт сюда, забирайся в бельевой шкаф, благо, места там для тебя хватит, — она включила воду.

— А зачем? — непонимающе спросила Настя.

— Дура, — грозно прошептала Натали, — совсем не соображаешь, — она сбросила с себя халат, под которым ничего не было и, отодвинув занавеску, зашла в ванную, — тебе так хочется что ли?

— Ты что об этом?

— Нет, если он тебя увидит, мы будем в пятнашки играть, — Натали, задёрнула шторку и сделала воду горячее.

Вдруг Настя услышала шлёпанье босых ног. Затем последовал стук в дверь и призывный басистый голос, явно принадлежащий крупному мужчине. Девушка быстро юркнула к бельевому шкафу, отодвинула дверцу и как только нырнула туда, услышала щелчок открываемого замка.

— Du hier, mein K; tzchen? (Ты здесь, моя киса?), — спросил он. Настя ничего не видела и только слышала, как перестала течь вода, и Натали ему что-то ответила на немецком.

— Wirr werden gehen, ist dort viel bequemer¹, — улыбнулась ему Натали, потянув его за собой, и говоря что-то о скользком поле, на что толстяк рассмеялся и согласился с ней.

Когда они ушли, Настя приоткрыла дверь шкафа и прислушалась. Она решила не покидать убежища, а дождаться пока Натали не освободит её от мучительного ожидания.

Зазвучала музыка, и до Настиных ушей ничего не доносилось кроме этой заунывной мелодии. Она устроилась удобнее на стопках чистых простыней и всё думала, что же будет дальше, и когда они, наконец, смогут поужинать. В желудке понимающе заурчало. Она лежала и мечтала о том, что когда-нибудь всё закончится. Настя и думать не могла, что это только начало, она не хотела размышлять об этом. В её голове пронеслись воспоминания детства, когда была жива мама, и когда мир казался таким добрым, источающим сияние добра и любви.

Настя помнила, как папа вёл её за руку в первый класс, на голове у неё был огромный белый бант, а из-за букета её саму было плохо видно.

— Знаешь, папочка, я так боюсь идти в школу, — услышала Настя свой тоненький детский голосок, просочившийся из глубин памяти.

— За тобой Федя присмотрит, он обещал после первого урока забежать к тебе, — уверил папа. Маленькая Настя помнила его доброе лицо и тёплый взгляд голубых глаз. Потом многое изменилось, она вспомнила тот страшный день, когда мама с папой поругались, и они так кричали, что Алёнка, младшая сестра очень испугалась и дрожащим голосом пробормотала.

— Они убьют друг друга, — теперь эти слова шестилетнего ребёнка, казались пророческими, Настя помнила большие карие глаза Алёнки полные слёз, когда стало невероятно тихо. Настя бросилась на кухню и застыла у раскрытой двери. Мама, прижимая руки к груди, залитые кровью, подняла глаза на дочь. Она хотела что-то сказать, но из её рта вырвался только сдавленный хрип и, протянув к ней руки, женщина упала лицом вниз.

Отец стоял с пустым взглядом, сжимая кухонный нож в руке, которым обычно резали мясо. Настя до сих пор не могла забыть этой страшной сцены. Мама, распластанная на кухонном полу и лужа крови под ней, которая становилась всё больше. Отец, застывший с тесаком в руке, с лезвия которого, медленно стекала кровь. Кап-кап… капли медленно падали на пол, Настя не в силах была пошевелиться, ей казалось всё происходящее кошмаром, дурным сном. Кап-кап — казалось, это звучит со всех сторон, словно бой часов, когда они размеренно отбивают двенадцать часов. КА-А-АПП-П, от этого звука по коже побежали мурашки… В чувства её вернул голос отца, он попытался взять её за руку, но Настя завопила от его прикосновения, у неё началась истерика. Она упала на колени и пыталась повернуть маму к себе. Теперь ей казалось, что кровь повсюду, она посмотрела на липкие руки и завизжала. Отец пытался заставить замолчать её, закрывая окровавленными руками рот дочери. Настя продолжала кричать, чем привела его в бешенство.

Ужас охватил её, и хотелось только одного, поскорее убраться отсюда. Только ноги в один миг стали ватными, как и тело, которое словно налилось свинцом. Девочке показалось, что ему пришла в голову ужасная мысль, убрать всех свидетелей, Настя ещё не верила, что это правда, но теперь, когда он замахнулся, и лезвие блеснуло в его руках, она толкнула отца в живот и, выскочив из кухни, выбежала в коридор. Там стояла Алёнка и с дрожью смотрела на сестру, халатик которой был в пятнах крови. Ничего, не объясняя, Настя сгребла сестрёнку в охапку и бросилась к входной двери. Алёнка вырывалась и кричала, но сестра тащила младшую по лестнице, а наверху слышался топот ботинок отца.

Сколько лет потом кошмар топота отцовских ног, преследовал Настю по ночам. Она просыпалась в холодном поту и вновь и вновь заливалась слезами.

— Настенька, он гонится за нами! — закричала Алёнка и прижалась к сестре, которая немного пришла в себя после случившегося. Выбежав во двор, она опустила Лену на ноги, и они побежали к гаражам, там милицейский участок, они всё расскажут, их смогут защитить. Как хотелось отмотать плёнку этого страшного кино назад, но жизнь не фильм и из неё нельзя вырезать неудачи, боль и смерть. Теперь Настя понимала, что убийство мамы положило конец их счастливой жизни. Тогда она не понимала, что произошло, она вспомнила, как Алёнка спросила:

— Настя, а Настя, а может, это был не папа?

— Алёнка, ну что ты, — Настя обняла младшую сестру.

— Но папа не мог такого сделать, он же папа, — спокойно и рассудительно продолжала девочка, — может его заколдовали?

— Мне тоже не хочется верить в это, — вздохнула Настя и, потянув за собой сестру, сказала, что нужно идти.

Потом отца арестовали, и они остались с бабушкой. Федя, ему тогда было тринадцать, ходил по комнате, сжимая кулаки, и повторял, что отец за всё ответит. Отца судили и признали невменяемым, поместив в психиатрическую лечебницу, тюремного типа…

— Ну, красавица, вылезай, — тронула её за плечо Натали, открывшая дверцу шкафа, — пойдём, ужин принесли, у нас есть пара часов, если снова кто-нибудь не заявится. Это Зингер, его дела, чувствую. Утром у меня всю душу вытряс.

— А как же ты заплатишь… за ужин? — непонимающе спросила Настя, на что Натали уверила её, что всё нормально и ей не нужно волноваться за неё.

Натали причесала длинные волосы и, поправив покрывало на постели, направилась на маленькую кухню, позвав за собой Настю. На столе стояли пакеты и коробочки с горячей едой, и она быстро начала накрывать на стол. Настя с аппетитом поглощала содержимое и сообщила, что давно так не наедалась.

— Как вообще ты здесь оказалась, девочка моя? — Натали погладила её по спутанным волосам, — зачем ты здесь, неужели Зингер воспользовался твоей доверчивостью?

— Это я воспользовалась им, — улыбнулась девушка, на что Натали покачала головой:

— Послушай, солнышко, Ян ничего не делает просто так, это хитрый лис и у него всё продуманно. Он сделал всё, чтобы я не смогла вернуться домой… у меня и дома-то как такового не стало давно, — она вдруг словно поперхнувшись, замолчала. В её глазах должны были вот-вот появиться слёзы, но она их выплакала давным-давно и теперь больше не жалела себя, она знала, что ей никогда не выбраться из этого порочного круга. НИКОГДА.

Настя, опустив глаза, поняла это, и ей стало жутко. Сначала ей показалось, что Натали вполне довольна своим положением, она была такой красивой и уверенной в себе. Девушка взяла её за руку и, нежно сжав, обняла Натали, та вздрогнула и ещё мгновенье, казалось, из её груди вырвется стон, крик раненой птицы. Однако ничего не произошло, Натали постаралась улыбнуться и сдержала нахлынувшие чувства.

— Давай быстро поедим, а то мне не до сантиментов, в девять сорок у меня богатый клиент, и он не должен видеть моих слёз или следов от них. Потом как-нибудь поболтаем, — она посмотрела в упор в большие глаза Насти, — и тогда вот поплачемся друг другу, раз в неделю мы можем себе это позволить. А теперь давай всё это съедим, пока горячее.

— Прости, но это невозможно целый день… ну ты понимаешь, — осторожно начала Настя.

— Ты о чем? — словно не поняла её Натали и словно что-то смекнув, усмехнулась, — лучше бы это был секс.

— Теперь я не поняла, что здесь происходит?

— Может быть, ты слышала о таком понятии, как вампиризм, в смысле энергетический. Я — сияющая, поэтому… и оказалась здесь. Эти богатые господа не совсем обычные люди, — немного помолчав, она, продолжила, — извини, но здесь всё совсем по-другому. Магам нужна сила, а у меня, её в избытке, как хочется верить Зингеру, хотя мне всегда нехорошо, после того, как мне приходится делать это. Их не интересует секс, им нужна энергия, чтобы продлить своё могущество. Чтобы повысить свой магический рейтинг.

6

1992г

Антон давно смотрел на эту симпатичную девушку, которая слишком поздно приходила домой. Он заметил, что из-под её коротенькой юбки выглядывают очень даже стоящие ножки. Это было не его дело, но ему очень хотелось, чтобы эта девочка попала в его коллекцию.

Однажды днём в кафе, он случайно заметил её и, наблюдая, заметил, какой у неё красивый пухлый ротик и роскошные длинные волосы, к тому же она выглядела для своего возраста более чем аппетитной — пышная грудь, тонкая талия, переходящая в бедра. Антон смотрел на неё, как торговец на крепкую лошадь и про себя просчитывал, какой может получить с неё доход.

В назначенный час к нему подъехал Динаров, его телохранитель и правая рука в подобных делах.

Они заказали себе лёгкий обед и приступили к деловому разговору.

— Ну, что тебе удалось выяснить? — Антон посмотрел в сторону Наташи, которая ничего не подозревала. Её судьбу решали без уведомления и скоро посадят на крючок, как золотую рыбку.

— Смотри-ка, вот она собственной персоной, — усмехнулся Динаров, кивнув на Наташу, сидевшую у окна.

— Сладкая штучка… ну, рассказывай, что там у тебя. У меня уже есть один человечек, который спрашивал о ней.

— Ты для него стараешься? — спросил Гена, раскрывая папку, — вот полюбуйся полный набор.

— Да, — покачал головой Антон, — да нам надо молоко за вредность давать, мы же людям помогаем.

— Действительно, — согласился Динаров, — вот посмотри, мать конченая алкоголичка, живёт с сожителем таким же, как и сама. Девчонка учится в училище культуры, и работает в ателье у Ахмедовой.

— У Мадины Магометовны? — напряжённо спросил Антон, сведя брови.

— Ага, — кивнул Гена, — и к тому же она лучшая подруга её дочери Азизы.

— Этой тощей дылды? Терпеть её никогда не мог, и в кого она такая уродилась.

— Брось, Тоха, сейчас такие в модельном бизнесе во как нужны.

— Ну, чем тоще, тем страшнее, чтобы не отвлекать внимания от шедевров наших модельеров-педиков, — рассмеялся Антон.

— Да, а вот Наташа как раз учится на модельера, — он протянул Раскину папку, — ознакомишься, потом решим, нужно ли нам это, всё-таки не хотелось бы, чтобы Ахмед знал о наших делах.

— Не волнуйся, я подумаю над этим, такие кадры, как эта куколка нам очень нужны. Аркадий Иосифович, понимаешь, сказал, что теперь самое время развивать наш бизнес, когда в этой стране запахло демократией.

— Мне кажется, что сейчас пахнет немного другим, — попытался сострить Гена, но вовремя осёкся, понимая, что Раскину не по душе его шутка. Несмотря на то, что они вместе прошли суровые институты жизни в колонии строгого режима для малолетних преступников, Гена знал, что Антон всегда был главнее. — Ладно, если что звони, я в офисе на Ленина.

Динаров был немного расстроен, его всегда немного обижала эта манера Раскина выставляться перед людьми, как его ещё не наказали, Гена не переставал удивляться. Всё остальное его устраивало, и он продолжал заниматься прежним, подыскивая нужные кандидатуры девочек, ведя бухгалтерию, занимаясь охраной Раскина и другими сферами криминального бизнеса.

Проходя мимо хорошенькой девушки, он представил её в образе той, которой ей, вскоре, предстояло стать и не смог. Облизав сухие губы, он обернулся и, посмотрев на Антона, увидел, что он так же смотрит в её сторону. От претендентки точно исходило сияние, оно манило и могло свести с ума.

Когда Гена выходил из кафе, в двери влетел молодой парень, который чуть не столкнулся с ним и направился к столику Наташи. Раскину был хорошо слышен их разговор, поэтому он решил ещё посидеть здесь, заказав себе кофе с мороженым.

— Привет, — Сергей поцеловал Наташу в щёку, — ну, как ты? Что дома?

— Не знаю, — тяжело вздохнула Наташа, — дай сигарету, а то мои закончились.

— Опять куришь? — недовольно покачал головой Сергей, но протянул ей пачку, — что у тебя стряслось снова?!

— Не могу я больше так, — она, глубоко затянувшись, выдохнула и, казалось, вместе с этой струёй голубого дыма девушка хотела вытащить из себя всю боль, всё, что ей мешало дышать и жить.

— Наташенька, — Сергей с болью посмотрел на неё и, подвинувшись ближе, обнял за плечи. — Ты работаешь сегодня?

— Да, ещё много заказов, — она устало улыбнулась, — в ателье дела идут неплохо, Мадина Магаметовна обещала повысить меня до закройщика, говорит, что у меня хорошо получается.

— Ну, вот, — улыбнулся Сергей, — а ты говоришь, что всё плохо, пойдём ко мне сегодня…

— Серёжа, — она как-то слишком по-взрослому посмотрела на него, — я не хочу делать тебе больно, но… ты не мой парень… ты друг, возможно, это лучше даже. Если между нами, что-то происходило, то всё это… прости, но сейчас у меня мысли не о том.

— Можешь не извиняться, — спокойно ответил Сергей, хоть её слова и задели его. — Просто я подумал, ты хочешь отдохнуть от всего этого. Я хочу помочь тебе. Ты можешь переехать ко мне и если захочешь, то ничего не будет, ты же знаешь, как я к тебе отношусь.

— Поэтому не буду злоупотреблять этим, — Наташа погладила его по руке, — мама стала немного приходить в себя, я должна помочь ей, а тут… у неё появился мужик, и мне не нравится он.

— В каком смысле? — спросил Сергей и увидел, как в глазах Наташи вспыхнули напряжение и брезгливость.

— Он на меня так смотрит… — она повернулась к Сергею, и теперь их глаза и губы были так близко, что парень чувствовал её дыхание, — от него исходит что-то неприятное, и я боюсь, что всё может кончиться плохо. Я знаю, сколько сейчас таких вещей происходит, страна начинает сходить с ума, и все говорят, что скоро всё полетит к чертям собачьим. — Её голос дрогнул, и она, отвернувшись, посмотрела в чашку, где остывал кофе. — Я боюсь за маму, и почти, что уверенна, что Валера, задумал что-то очень плохое. С ним она снова начнёт пить и это закончится тем, что в один прекрасный день, ей будет все равно, как было несколько лет назад. Ты бы видел его глаза… он смотрел на меня, истекая слюной… как животное…

— Прекрати, — остановил её Сергей, — ты, что хочешь, чтобы с тобой действительно произошло что-то? Ты не должна оставаться там.

— Это не обсуждается, тем более я всегда закрываю дверь своей комнаты на ключ. Мне главное — избавиться от него, надо что-то придумать. — Наташа посмотрела на часы, — извини, но мне пора, ты на машине?

— Да, тебе в ателье?

— Ага, подожди, я заплачу, — сказал он, останавливая её руку, пытающую открыть сумочку.

— Ты меня обидеть хочешь? — Наташа ничего, не сказав, покачала головой и очаровательно улыбнулась. Эта улыбка сводила с ума Сергея, он помнил её ещё со школьных лет, когда она, отбрасывая длинные каштановые волосы назад, лучезарно улыбалась.

Тогда ему казалось, что они никогда не расстанутся, но они повзрослели, и между ними теперь были уже не те отношения. Он продолжал любить её и был готов на многое, Наташа понимала это, но хотела оставаться просто другом.

Азиза осуждала её и говорила, что так нельзя, что пора парня отпустить, на что Наташа говорила, что так она совсем разобьёт ему сердце. «Там уже ничего не осталось, один осколок, который вряд ли вместит ещё кого-нибудь рядом с памятью о тебе», — ответила ей Азиза. Наташа старалась поддерживать отношения со старым школьным другом. Со всем этим, она сказала, что если у него появится другая, она будет только счастлива, потому, что хочет ему только добра. «От меня у тебя будут одни проблемы, с моей-то семейкой», — любила повторять она. «Пусть пока всё будет как есть», — ответил Сергей: «И если ты однажды придёшь и скажешь, что у тебя появился любимый мужчина, и ты счастлива с ним, я отойду в сторону, и не буду вмешиваться в твою жизнь, но ты всегда сможешь положиться на меня».

Антон оплатил обед и вышел вслед за ними, быстро запомнив номер автомобиля Сергея, явно доставшегося по наследству с семидесятых годов. Это была «двадцать первая Волга» серого цвета, ещё со старыми чёрными номерами.

Антон снова прокрутил в голове рассказ Наташи, и в его голове начал зреть план, пока он ещё хотел заслужить уважения Тэлля, потому, что надеялся на совместный бизнес с ним, после выполнения личной просьбы. Раскин был уверен, что станет гораздо ближе к капиталам Аркадия Иосифовича.

Проводив молодую пару долгим взглядом, он направился к своему автомобилю — « Audi-100», тёмно-синего цвета. Кожаный салон, суперсовременная магнитола, подогрев сидений. Антон очень гордился своей машиной и обращался с ней куда лучше, чем с бедными девушками, которые ездили в ней. Он считал, что делал хорошее правильное дело, помогая несчастным девкам, их родители не удостаивали воспитанием или просто вниманием — юным наркоманкам, бродяжкам. Сейчас их стало много, а значит, работы прибавилось, любил посмеиваться он.

Антон всегда был безупречно одет — дорогие костюмы, галстуки, шикарные туфли, всё это подобрано со вкусом и знанием дела. От него веяло приятным, не кричащим ароматом дорогого парфюма. Кто не знал его, мог подумать, что вот она мечта любой девушки.

Среднего роста, с коротко подстриженными волосами, они были полностью седыми, но, бросая поверхностный взгляд, его можно было запросто принять за блондина. Ярко голубые глаза, как у хищной птицы и такой же крючковатый орлиный нос. Мускулистые руки с длинными пальцами, широкие плечи и свободная пружинистая, как у ягуара походка.

Он всем был похож на ухоженного хищника, привыкшего исключительно к живому, ещё бьющемуся в агонии мясу, добытому в кровавом поединке. Антон никогда не прощал себе поражения и шёл к цели до конца. Из него мог бы получиться отличный руководитель, может быть политик, но за семь лет в зоне, он понял, где его место в этой жизни. Теперь это был его мир, с его законами и его Богом.

Раскин повернул ключ в замке зажигания, завёл двигатель и направил автомобиль на Ленина 40, где его ждал Динаров.

Гена не был плохим парнем, в преступном сообществе по-своему каждый был честным и порядочным, щедрым и даже добрым. Динаров, прикормленный деньгами уголовного мира и забывший, что обещал, выйдя из заключения, начать новую жизнь, теперь медленно и верно становился похожим на Антона. И если раньше он презирал в нём его самодовольство, вспыльчивость, безжалостность, то теперь гордился тем, что они так похожи, и их дружба сродни братской, когда вместе плохо, а врозь невозможно жить. Они вечно спорили и, в конце концов, делали так, как решал Антон, потому, что он всегда был прав.

7

Наташа открыла дверь усталая и голодная, сунула ключ в карман, ощущая кислый запах перегара витающего по квартире.

Тихо пройдя на кухню и включив свет, она увидела смертельно пьяного Валеру. Он храпел, положив лохматую голову на сложенные на столе руки. На скатерти валялись обглоданные хлебные корки, которые с интересом изучали два таракана. Пустые бутылки валялись под столом, тут же были осколки стекла. Наташа, поморщившись, от мерзкого запаха чего-то протухшего, почувствовала, что если сейчас не выйдет на воздух, её просто стошнит на этот стол с пьяницей Валеркой.

Выбежав в подъезд, она быстро понеслась ко выходу, и когда поток холодного осеннего воздуха влетел в лёгкие, стало легче. Она посмотрела на тёмное небо и в предчувствии непогоды, поёжилась, куда теперь, она не хотела возвращаться домой, но куда бежать, ей некуда было идти. К Сергею? Нет, она не хотела давать ему снова надежду и наблюдать, как он смотрит на неё. Ей всё осточертело. К Азизе? Это было уже совсем бессовестно, к подруге она могла пойти, но Мадина Магометовна, теперь её начальница, и Наташа не имела права заявляться в десять вечера со своими проблемами к ним.

Она медленно брела по тёмной улицы, стало холодно от пронизывающего ветра. Наташа шла и понимала, что никому в этом мире нет до неё дела. Если она сама ничего не сделает, всё останется по-прежнему — пьяница мать и её сексуально озабоченный сожитель.

Она понимала, что боится не зря, и что он снова захочет повторить попытку овладеть ей. Это, тогда что-то спасло её, и теперь Наташа боялась оставаться наедине с Валеркой. Мать стала меньше пить, тогда четыре года назад, она «вшила» себе какую-то ампулу и с тех пор уже не пила так сильно. Сначала боялась умереть, но потом «добрые» люди подсказали, что через полгодика уже ничего смертельного не случится. Наташа радовалась, что хоть так, до того времени, как мама не привела в дом свою новую любовь — Валерика.

Она вздрогнула от голоса, который показался ей знакомым, обернувшись, Наташа увидела, как из раскрытой дверцы автомобиля выглядывает Нугман, брат Азизы. Наташа давно не видела его, теперь он всё время жил в Москве, изредка навещая родителей и сестру в Красноярске.

— Наташа, почему ты тут одна ходишь, садись, — позвал он, она в нерешительности остановилась и покачала головой. Нугман заглушил двигатель и вышел из машины. — У тебя что-то случилось?

Наташа не знала, что говорить, не станет же она, в самом деле, изливать ему душу, она стояла словно в оцепенении, точно кролик перед удавом.

Нугман тронул её за плечо, ему стало ясно, что с Наташей что-то происходит, и он захотел, во что бы то ни стало помочь ей.

— Поедем, в кафе посидим, да ты совсем замёрзла, — он помог ей сесть в автомобиль, и когда машина тронулась, увидел, что по щекам Наташи катятся слезы. Не стал больше спрашивать ни о чём, понимая, это слишком личное, чтобы говорить ему. — У меня предложение, — внезапно он остановил машину. Наташа непонимающе посмотрела на него. — Поедешь к нам и всё, Азиза по тебе соскучилась, а завтра утром разберёмся, на тебе же лица нет.

— Я не могу поехать к вам. — Наташа знала, что он скажет, и понимала, что не может согласиться на это заманчивое предложение, — отвези меня к железнодорожному вокзалу, у меня там друг живёт.

— А ты не врёшь? — спросил Нугман как-то знакомо, словно эта фраза была из далёкого детства.

— Нет, — улыбнулась Наташа, и тут её словно прорвало от безудержного смеха, она пыталась подавить его, но он рвался из неё, и Нугман понимающе улыбался, он видел, что это своего рода разрядка. Уж лучше смех, чем истерика. Они проехали совсем немного, Наташа почти, что успокоилась, и ей стало немного легче. Музыка тихо и убаюкивающее играла, пока, наконец, не заставила глаза закрыться.

Наташа не заметила, как заснула, и когда машина Нугмана остановилась, открыла глаза.

Она удивлённо посмотрела на него, заметив, как он с нежностью разглядывает её. В его взгляде не было ничего вызывающего или похотливого. Их глаза встретились, и у Наташи что-то сжалось внутри, так же на неё смотрел Сергей, и она поняла, что испытывал Нугман. Как бы в подтверждение её мыслей он сказал.

— Смотрю на тебя и думаю, нравишься ты мне.

— Ты мне то же нравишься, Нугман, — улыбнулась Наташа, — а к чему ты это сказал?

— Поехали со мной в Москву, мне как раз нужна хозяйка, — серьёзно продолжил он.

— Эх, Нугман, — покачала головой Наташа, — я бы поехала, но не люблю, когда меня… используют. Или когда что-то не договаривают. Что ты хочешь?

— Я не могу так сразу сказать, давай завтра встретимся… — он сам не любил недомолвок, но не так, не сейчас он хотел ей все сказать.

— Зачем тебе это нужно? — она посмотрела, на его руку, лежавшую на сиденье, рядом с её ногой и почувствовала, что ей хочется поскорее отделаться от него. — Ты хороший парень, а я? Так зачем всё это, а вдруг я в тебя влюблюсь? — она озорно улыбнулась, открывая дверцу машины. Нугман, грустно вздохнув, махнул рукой. Наташа обошла машину и, обернувшись, помахала ему рукой в ответ.

Нугман надавил на газ и рванулся вперёд, слишком быстро. Он развернулся и проезжая мимо дома, где она вышла, притормозил и увидел, что Наташа уже ушла. Он ничего такого не предлагал, и чего она восприняла всё так близко к сердцу, подумал он. А может быть Наташа права, зачем ему всё это? Он прибавил скорости и тронулся дальше, сжимая в зубах сигарету и, включив на полную громкость музыку, которая рвалась из открытого окна автомобиля в тёмные улицы города.

Наташа вошла в темноту подъезда и, остановившись у двери Серёгиной квартиры, замерла перед ней, решая звонить или не звонить. Она долго перебирала мысли и поняла, что ей действительно никуда не хочется идти. Домой возвращаться она боялась, опасаясь, Валерки, пользоваться гостеприимством Зиски было уже слишком нагло. Наташа подняла руку, чтобы позвонить и вновь решила не делать этого. Сергей любит её, а она не может дать ему того, что он хочет.

Она вспомнила его поцелуи и то, как он неумело пытался заняться с ней любовью. Наташа не хотела быть перед ним в долгу и поэтому повернула назад. Словно почувствовав её, Сергей подошёл к двери и, прислушавшись, повернул ручку замка и, тихо открыв дверь, услышал шаги на лестнице. Он знал наверняка, кому они принадлежали, и у него защемило в сердце. Закусив нижнюю губу, он вышел на площадку и, посмотрев в окно подъезда, увидел Наташу, выходящую из его дома.

Ему стало больно, Сергей понял, что навсегда потерял её. Теперь их может связывать только дружба и ничего большее, но куда она идёт, он не может её так просто отпустить. Выскочив из квартиры, Сергей бросился вслед за Наташей, в чём был, в комнатных тапочках, спортивных брюках и лёгкой футболке.

— Наташа! — крикнул он, и в вечерней тишине его голос прозвучал слишком громко. Наташа обернулась на крик, похожий на предсмертную агонию и поняла, что не сможет сейчас вот так уйти, не поговорив обо всём, слишком много было между ними. И пускай теперь всё кончено, она не имела права вот так, поворачиваясь к нему спиной, убегать от единственного друга.

— Ну, что ты кричишь? — мягко улыбнулась она, видя, как он раскраснелся и в его глазах что-то необъяснимое, жалкое. Словно у приговорённого к смертной казни заключённого. — Серёжа, ты сам на себя не похож, — она провела рукой по его щеке и внезапно почувствовала себя такой нехорошей. Его невозможно было не любить, ведь Серёжа такой хороший парень, с ним нельзя так, он не заслуживает всего, что ему пришлось вытерпеть из-за неё. Может быть, он давно бы нашёл ту единственную и забыл бы Наташу навсегда. Они стояли, смотрели в глаза, и казалось, могли читать мысли друг друга.

— Ты же совсем замёрзнешь, — она тронула его за холодное плечо, и по его коже пробежали мурашки.

— Тогда пойдём, — он настойчиво потянул её за руку.

— Хорошо, но нам нужно поговорить, — согласилась она, двигаясь рядом, сжимая его холодную руку.

Сергей понимал, о чём хотела поговорить с ним Наташа. Попробовал отвлечь её расспросами о том, что происходило дома, и почему она пришла.

— Что у тебя случилось?

— Всё как обычно. — Наташа похвалила кофе, который он приготовил для них. — Я должна научиться справляться сама со своими проблемами. Хорошо, когда есть друзья, но я не должна из года в год вываливать на вас всё…

— Успокойся, — мягко прервал её Сергей. — Я всё понимаю, я это понял, когда ты не захотела говорить со мной и когда ты попыталась убежать. Я живу один, и ты можешь жить у меня, ни о чём не думая. Я всё понимаю, и если ты не хочешь, то… мы… мы будем друзьями.

— Серёжа, — Наташа взяла его за руку, — я не должна так поступать с тобой и поэтому, я уйду, прямо сейчас, так будет правильно, — как бы в подтверждение своих слов, она вышла из-за стола и направилась в прихожую. — Не бойся за меня, я смогу за себя постоять. У меня осталось совсем немного времени, я уеду…

— Куда? — непонимающе спросил он, поднимаясь вслед за ней, и на какое-то мгновение Наташе показалось, что в его глазах промелькнула холодная ярость. — Ты… ты не можешь, — Сергей стал не похожим на себя, и ей показалось, что ещё немного, и он расплачется, как маленький мальчишка. Потом, что-то заставило его сдержаться, и он, посмотрев в её глаза, покачал головой. — Я не должен так поступать, уходи, если хочешь, но… Но мне очень непросто будет вырвать тебя из сердца. Прости, я ничего не могу с собой поделать, ты скажешь, что я слабак и рохля…

— Нет, Серёжа, — Наташа взяла его за руку, — я не должна была… давать тебе надежду, но тогда, мы… не думали, ни я, ни ты, но я не могу быть с тобой только из-за того, что у меня нет дома и я… до боли одинока…

Он не дал ей договорить и крепко, по-дружески обнял. Когда они вышли из подъезда, начался холодный пронизывающий ветер, Наташа, посмотрев в тёмное небо, поморщилась от капель начинающегося дождя.

Они стояли мокрые, не ощущая холодных капель хлынувших с неба. Сергей понимал, что надеяться не на что, но в человеке всегда остаётся надежда, и она не давала ему совсем отчаяться и замкнуться в себе. Сергей взял её за руку и настойчиво повторил, что сегодня она никуда не пойдёт.

После холостяцких макарон с сосисками и крепкого чая, Наташе стало немного лучше. Они проговорили до поздней ночи, и она рассказала ему всё о своих планах и о том, что когда-нибудь её проклятой жизни придёт конец, и она добьётся всего, что только пожелает.

8

Утром в шесть затрезвонил будильник. Наташа, проснувшись, умылась, привела себя в порядок и, направившись на кухню, поставила чайник на плиту.

В хлебнице остался немного чёрствый, но ещё не тронутый плесенью батон, а в холодильнике к счастью она нашла несколько яиц и кусочек сыра. Через минуту, разбуженный запахом жарящихся гренок с сыром, вошёл Сергей.

Он, потянувшись, посмотрел на часы и, улыбаясь, пожелал Наташе доброго утра. Она положила тарелку с гренками на стол, налила в чашки чай. Как он мечтал об этом, но не высказал это вслух, Наташа была такой красивой, так быстро всё приготовила что, поедая вкуснейшие гренки, Сергей думал, что это и есть счастье, когда любимая готовит для тебя завтраки. «Это так глупо», — рассмеялся где-то внутри его второй, насмешливый голос: « Щас, будет она тебе гренки каждое утро жарить, размечтался, нужен ты ей сто лет»…

— Ну, вот, — она села с ним рядом, — спасибо за то, что приютил меня, надо успокаиваться и наводить порядок в доме. Я много думала и решила, что просто не буду с ними общаться, ни с матерью, ни с Валеркой. Надоело. А потом, может, комнату сниму. Мадина Магометовна обещала помочь, да и получать больше буду.

— Нет, если что, моё предложение остаётся в силе. Если хочешь, вдвоём будем платить за квартиру, и… можешь ничего не бояться… друзья так друзья. — Он до последнего надеялся, что Наташа согласится жить с ним в одной квартире, а потом… потом она все-таки полюбит его, ведь нет ничего невозможного. Но Наташа покачала головой и, допив чай, поставила чашку в раковину. С её лица спала утренняя беззаботность и, открыв кран, она с трудом подавила в себе желание поддаться на его предложение. Она знала, что потом не сможет смотреть в его щенячьи глаза и быть такой неблагодарной. Любви не было, ведь Серёжа был для неё всего лишь школьным товарищем, с которым они когда-то пытались попробовать любить по взрослому, но всё оказалось не так.

Наташа закрыла кран и, повернувшись, посмотрела на Сергея. В его тёмных глазах боль, и это ещё больше угнетало. Девушка взяла его пустую чашку и, помыв, вытерла стол от крошек.

— Знаешь. — Он ласково взял её за руку, — тебе нечего бояться, всё у тебя будет хорошо.

— Я знаю, — уже с большей уверенность в голосе сказала Наташа. — Спасибо тебе… Серёжа. Мне пора, пока доеду, идти там ещё долго.

— Пойдём, я провожу тебя.

Дождь за окном продолжал барабанить по стеклу, и казалось — это надолго. Раскрыв зонт, Сергей проводил её до остановки и когда подъехал автобус, Наташа поцеловала его в щеку и направилась в сторону открывшихся дверей.

Он прикоснулся к щеке, к тому месту, где его тронули её губы. По телу пробежала сладкая волна. Сергей стоял с закрытым зонтом и не чувствовал, что на него попадают капли, холодного моросящего дождя. Он сжал зубы, понимая, что Наташа уехала навсегда и вряд ли когда-нибудь её губы дотронуться до него снова, в лучшем случае, это случиться как дружеское и невинное рукопожатие. Чёрт, почему, спрашивал он себя? В каком месте он ошибся, когда Наташа поняла, что он не тот, кто ей нужен? Ведь у неё не было другого парня, она ни в кого не была влюблена. Может, просто что-то в ней сломалось, и Наташа осознала, что не хочет продолжать более тесные отношения. Сладкая волна от её поцелуя стала почти болезненной, и Сергей почувствовал, что ещё немного, и он расплачется. Он не хотел этого, и совсем промок, и пусть ему было холодно, он ничего не чувствовал потому, что начал отвыкать чувствовать что либо.

Примечания

1

(Пойдём, там гораздо удобнее) немецкий язык