Я отомстила Гитлеру. Менталитет советского народа

Татьяна Муратова

У Гитлера была мечта уничтожить советский народ. Он проиграл. Советский народ не только победил фашистов, но сумел создать в своём обществе непохожих ни на кого в мире людей. Советский Союз развалили. На заре перестройки я спросила немца-туриста, что его более всего поразило в России. Я ожидала услышать, что это природа Байкала. А услышала в ответ, что это простые люди, каких в мире больше нет. Что такое советский менталитет и как сохранил его наш народ в период перемен? Об этом моя книга.

Студенчество

У костра

— А, черт, работнички, — ругался прораб, окидывая нас грозным взглядом.

Девчонки, выпускницы новосибирского техникума, прибывшие в Усть-Илимск по распределению и проработавшие всего один месяц на стройке, молчали, потупив взоры. Гнев прораба был связан с простоем десятка машин с железобетонными конструкциями, привезенными из Братска. Панелевозы всю ночь простояли на разгрузке, так как оба крана не работали по причине отсутствия электроэнергии. Я только сегодня приступила к работе мастера, и четыре часа рабочего дня пролетели как одно мгновение — мы вдвоем с прорабом сочиняли акты о простое, принимали панели и объяснялись с водителями. Вернее, это прораб объяснялся, а я помогала ему составлять бумаги.

— В смену пойдет, — прораб еще раз посмотрел в нашу сторону, но я никак не отреагировала на его слова, так как плохо соображала, что же происходит в бытовке, — пойдет…Анна, — завершил он фразу.

— Завтра в ночь. И без возражений. А сейчас поезжай домой, отоспись после обеда, — обратился он ко мне.

Так нежданно-негаданно в свой первый день практики на правом берегу Ангары в качестве мастера железобетонный конструкций я вместо работы поехала отсыпаться. Вечером, дождавшись на остановке вахтовку, я была уже готова запрыгнуть в кузов, когда в его глубине среди мужиков увидела недоуменное лицо Зинки, моей сменщицы.

— Ты куда? — спросила она и добавила, — твоя смена только завтра, сегодня моя! И этих слов мне хватило, чтобы спрыгнуть с машины и вернуться в лагерь. Дневной сон сбил весь мой график, спать не хотелось. Помаявшись с полчаса в палатке, явно мешая девчонкам спать, я отправилась куда-нибудь.

За палатками горел небольшой костер, вокруг которого собрался народ, человек около тридцати. Посередине костра на таганке висел чайник, рядом с костром прямо на земле стояли кружки, и лежал пакет с сахаром. Вокруг костра сидели гитаристы. Их было пять, в числе которых одна девчонка из Томска, ее звали Катей. Гитаристы настраивали гитары, остальные студенты чуть слышно разговаривали.

— Ну, с богом, — произнес русый парень, подмигнув мне.

— Москвичи не сдаются, да, Вадим? — спросил его другой гитарист, высокий шатен в светлом свитере, тот, что очень уж тщательно был занят настройкой струн своей гитары.

— А ты, Сашок, будто не знаешь, что в соперничестве Москвы и Ленинграда москвичи пощады не знают. Сразимся? И, не дожидаясь ответа, запел:

В первые минуты

бог создал институты,

Адам его студентом

первым был.

Он ничего не делал,

ухаживал за Евой,

И бог его стипендии лишил.

Сашок, ни минуты не медля, подхватил:

У Адама драма,

двойка у Адама,

вызвали Адама

в деканат.

Идет Адам и хмурится,

в зубах сигара курится,

подмышкою он держит

сопромат.

И вот уже Вадим не успевает перехватить песню, как ее тут же подхватывает Катя, озорно сверкнув глазами:

И зимой, и летом

мы ездим без билета,

ты на нас, кондуктор не кричи.

Мы тебе заплатим

студенческим приветом,

мы студенты, мы не богачи.

Затем наступает очередь Ивара из Латвии, он поет сразу два куплета. Толпа вокруг костра оживляется, когда маленький таджик Рустам, сверкая жгучими черными глазами, выхватывает куплет для себя:

За полярным кругом

встретишь ты подругу,

Старую беззубую каргу.

Ты ее полюбишь,

молодость погубишь,

И будешь проклинать

свою судьбу.

Все веселятся, только представив себе нежного южного Рустамчика на Крайнем Севере.

Гитара Вадима замолчала, будто задумалась о чем-то своем. Краткий миг тишины повис над костром, стало слышно потрескивание веток и журчание закипающей воды в чайнике.

И вот уже полилась мелодия:

Под музыку Вивальди,

Вивальди, Вивальди,

Под музыку Вивальди,

Под вьюгу за окном,

Печалиться давайте,

Давайте, давайте,

Печалиться давайте

Об этом и о том.

Звучит песня, улетают ввысь искры, покачиваются в такт музыки фигуры обступивших костер студентов, чарует ночь.

Сашок, дождавшись конца песни, и даже переждав минуту тишины за ней, поет свою:

Полюбил Ромео, сын Монтекки,

Дочь врага Джульетту Капулетти.

Юноша отдал Джульетте сердце,

И она взяла его со страхом.

Тайну сохранял старик Лоренцо,

Их соединил законным браком…

Несчастная красивая любовь отзывается болью в наших сердцах, все затихают до последних слов песни:

Их любовь была большой и сильной,

Жаль, что смерть сильнее оказалась…

Катюша только-только дожидается завершающих аккордов и начинает новую песню. Мелодия звучит торжественно и радостно, улетая в небесную высь:

За туманом утренним

стынет моря плес.

Росы перламутровые

стряхивает лес.

В это время сонное

всюду чудеса

Вновь у горизонта я

вижу паруса.

Вот они, пожарища,

к небу поднялись.

Мне бы увидать еще

Зурбаган и Лисс.

Города зеленые

голубых долин,

создал их волшебник

Александр Грин.

Она не успевает допеть, сообщая всем:

Это мой кораблик,

это я — Ассоль,

как вновь поет Вадим, он начинает свою сказку:

Девочка в домике под крышею

среди волшебников жила.

Но видно сказка ей наскучила,

закрыла книгу и ушла.

А в небе ясном было солнышко,

была студеная пора…

Алло, али, али, Аленушка,

в пути звенели провода…

Рустам не может дождаться, когда допоет Вадим. С последними аккордами москвича начинает звучать гитара таджика. Мелодичный голос Рустама выводит:

Зачем ходить, бродить по вечерам,

Не спать, лежать, курить

в дыму табачном.

На то она и первая любовь,

чтоб быть ей не особенно удачной.

Никто не расходится, все остаются вокруг костра, иногда меняясь местами, кому сидеть, кому стоять. Вдали от костра ночь сгущается.

На то она и первая любовь,

чтоб стала настоящею другая…

Так заканчивает песню Рустам, затем, помедлив одно мгновение, бросив быстрый взгляд на Катю, неожиданно продолжает:

На то она и первая любовь,

чтоб вслед за ней пришла очередная…

На что Катя, не задумываясь, отвечает новой песней. Ее гитара звучит вызывающе нахально:

Говорят, что из-за меня

сохнут парни день ото дня.

А я песню свою пою,

незатейливую свою.

Захочу — полюблю,

захочу — погублю.

А возьму, завлеку,

да и брошу.

Захочу — отвернусь,

захочу — помирюсь,

посмотрю,

какой ты хороший…

Рустам развивает тему:

Как мне быть, как мне быть, я всю ночь не спала,

Двое замуж зовут, Мухаммед и Абдулла.

Подарил Мухаммед мне красивый платок,

Говорит, что в платке я весенний цветок.

Но сказал Абдулла, этот глупый толстяк,

У меня для тебя есть послушный ишак.

Заживём мы втроём, ты и я, и ишак.

Так сказал Абдулла, этот толстый чудак.

Но красавец Кирим взволновал мою кровь,

Ни платка, ни осла, подарил мне любовь.

Вот какой подарок преподнёс Кирим.

Ла-ла-ла-ла, моё сердце с ним!

— Так, Катя, да? — спрашивает Рустам Катю.

Катя не успевает ответить, она явно сердится.

Парни усмехаются, готовя что-то язвительное в ответ, но Ивар вовремя успевает разрядить накалившуюся обстановку своей песней, в свою очередь, с нежностью поглядывая на разгневанную Катюшу:

Все мы заняты зубрежкой

ночи напролет.

От чего ж одна девчонка

целый день поет?

От чего же, почему же

ей цветы несут?

Потому что у девчонки

свадьба на носу.

Ах, любовь,

ты приходишь не вовремя.

Ах, любовь,

застаешь ты всегда врасплох.

Ах, любовь, ах любовь…

Он старательно поет до конца все куплеты песни. За время его пения Катя успокаивается и просит чаю. Я бегу в палатку, несу банку сгущенки и остатки конфет из маминой посылки. Кто-то приносит батон и заварку. Добавляются ветки в костер, заливается вода в чайник. Все шевелятся, суетятся, переговариваются, пьют чай. Первый акт чудесной ночи завершен.

Следующая часть ночного действа начинается, конечно же, с разговора о любви.

— А есть она, эта любовь? — спрашивает Сашок и мечтательно смотрит на причудливую пляску огня, — где она, где задержалась, может, ее и вовсе нет, — заключает он.

Кто-то из девчат робко возражает и читает:

А княгине Нине всего шестнадцать.

Девочке что ведано про его судьбу?

Тело Грибоедова спрятано в гробу.

Не зовут подруги в хоровод невест,

Бронзовые руки обхватили крест.

И слова простые, яснее дня:

Ум твой — для России, горе — для меня.

К ней присоединяется Шекспир устами Лены, премиленькой студентки из Читы. Она проникновенно читает, завершая:

Но милая ступает по земле!

Завораживающая мелодия любви привлекает Пушкина. Как же он может пропустить столь волнующий момент.

Ивар, не спеша, произносит:

Я Вас любил. Любовь, еще быть может,

В моей душе угасла не совсем…

В его интонации строчки:

Так дай Вам бог

Любимой быть другим…

Звучат как-то по особенному чувственно, и мы понимаем, что сейчас уже не Пушкин, а Ивар прощается с любимой.

Стихи сменяют друг друга: есть место Ахматовой, Есенину, Пастернаку, Шекспиру, Лермонтову, снова Пушкину, затем Евтушенко, Окуджаве и снова Пушкину…

Горит костер, разгорается. Снова закипает вода в чайнике, засыпается заварка. Из палаток приносятся запасы продуктов: хлеб, сгущенка, печенье. Все дружно пьют чай, на время забывая о любви и стихах. Вторая часть ночи позади.

— Говорит студент жене: «Я пошел к любовнице». А любовнице сообщает: «Я дома, у жены». А сам все чертит, чертит, чертит свои курсовые… — начинает травить анекдоты Женя из Красноярска, известный в лагере острослов и анекдотчик.

— Лето. Жарко. Едет студент в трамвае. Знакомый его спрашивает: « Ты почему такой худой и бледный?» Тот отвечает: «Я строймех на тройку сдал» — «А зачем тебе плащ? Ведь жарко». — «Это не плащ, это Сенька, он на пятерку сдал».

Это уже включается в разговор Вадим. Как же москвичу не поблистать остроумием, когда предоставляется такая возможность?

Так незаметно мы вливаемся в третью часть ночного спектакля в нашей жизни.

И вот уже целая палитра анекдотов про студентов страны, от армянского радио до чукчей севера. Мы веселимся до тех пор, пока в очередной раз не закипает вода в чайнике.

Снова пьем чай. Ночь продолжается.

Теперь уже Ивар первый берет гитару в руки и начинает петь. Его песня о Латвии, о Родине, о себе.

Рустам подмигивает Левону, и тот запевает:

В Ереване на базаре подошла краса.

У неё глаза такие, словно чудеса!

У неё такие брови, глаз не оторвать.

Я не сплю вторые сутки, мучаюсь опять.

Эх, звуками играя, поёт сама зурна.

Вот она какая, Армения моя!

В Ереване на базаре слушали свирель.

А на озере Севане кушали форель.

И коньяк армянский пили, пили там и тут.

Голова у нас в порядке, ноги не идут!

Эх, звуками играя, поёт сама зурна.

Вот она какая, Армения моя!

Гитару у Рустама просит Гиви. Он грузин, и, конечно же, его песня о Грузии.

Вадим поет о Москве, и мы мысленно шагаем с ним по столице.

А я иду, шагаю по Москве.

И я пройти ещё смогу

Солёный Тихий океан,

И тундру, и тайгу!

Сашок поет о Ленинграде:

Город над вольной Невой

Город нашей славы трудовой,

Слушай, Ленинград, я тебе спою

Задушевную песню свою.

А я жалею, что нет гитариста из Иркутска, и, когда Саша замолкает, пою:

Плывут и плывут

прибайкальские шири.

Саянские горы

синеют вдали.

Нас встретит столица

Восточной Сибири,

любимый Иркутск —

середина земли!

Все гитаристы подыгрывают иркутяночке, как ласково они меня здесь называют. После меня Катя завершает импровизированный концерт песней:

Мой адрес — не дом и не улица,

Мой адрес — Советский Союз.

В конце концов, к этой песне присоединяются все.

Вдруг мы замечаем, что лучи солнца уже давно прибились к нашей компании. Костер потускнел. Из палаток один за другим появляются студенты, им пора на работу.

Мы разбредаемся по палаткам спать.

Рассвет наступил.

г. Усть-Илимск.1975

Горячее лето 1973 года

Еще не звучало набатом слово «БАМ», а уже вовсю работали изыскатели и проектировщики, шло освоение необходимых баз для будущего строительства.

Я закончила тогда третий курс строительного факультета ИПИ и поехала со стройотрядом «Иркутянка» в Усть-Кут. Наш лагерь располагался на реке Якурим, на окраине города в лесу. В отряде было сорок девчонок, семнадцать из которых звали Танями. Весь отряд разделили на три бригады. Одна работала на ремонте школы, другая на окраске и изоляции трубопроводов, а наша, третья, на земляных работах по обваловке резервуаров для хранения нефти. Работали мы с восьми утра до восьми вечера. Выходной день, он же банный, был один: воскресенье.

Говорить, что мы уставали, это значит, ничего не говорить. Основными орудиями производства были: лопата, кирка, кайло, лом. Работа на валах с раскидываем привезенного грунта лопатами с последующей одерновкой считалась легкой. Поэтому нас очень часто гоняли на помощь другим бригадам, как считалось, имеющим более тяжелую работу. Так мы красили спортзал в школе для одной бригады, долбили слежавшуюся годами землю на проезжей части дороги для пропуска трубопровода для другой.

Но никогда, ни до того дня, ни после, в моей жизни не было такого тяжелого трудового дня. А уж где только не пришлось мне поработать! И штукатуром, и маляром, и каменщиком, и кровельщиком, и бетонщиком, это не считая инженерных должностей от рядового инженера любого отдела в строительной конторе до его начальника.

Нас вдвоем с девушкой, такой же худенькой и высокой, как я, послали на помощь изолировщикам трубопроводов. Бригада прошла все трубопроводы, оставив за собой все труднодоступные места, там, где была запорная арматура и там, где трубопроводы подходили друг к другу так близко, что обернуть их изолентой не было никакой возможности. Изолента была в рулонах диаметром около тридцати сантиметров и шириной полосы сантиметров в двадцать пять. Сначала мы обследовали трубопроводы, они были в полметра диаметром, затем вырезали необходимую длину изоленты, затем подлезали под трубы и заматывали непокрытые места. За день мы так ухайдакались, что не только работать не было сил, их не было даже держаться на ногах. Оставался один час работы, и один не заделанный участок трубы. Мы, пересиливая себя, старательно выполняли работу, когда к нам пришла бригадир. Она сказала, что должны привезти бетон, и мы, когда закончим, чтобы шли на бетонные работы. До конца рабочего дня мы едва успели доделать свою работу, у нас не было ни времени, ни сил идти на бетонные работы.

В тот раз подняться в кузов машины нам помогали другие девчонки, сами мы были не в состоянии двинуть ни рукой, ни ногой. В лагере мы даже не пошли на ужин, только умылись и доползли до кровати. Уснули сразу.

Часов в одиннадцать нас подняли с постели и повели в штаб отряда. Там присутствовала вся верхушка: командир, комиссар, бригадиры и куратор. Они выговаривали нам за плохую работу, за отказ идти на бетонные работы, указывали на лень и недобросовестность. Мы стояли перед ними ошалелые, еще не проснувшиеся, не имеющие силы держать голову прямо и ничего не соображающие. Нас лишили зарплаты за этот день и всех привилегий отряда: премии, почетных значков и грамот.

Сегодня я вспоминаю этот день как самый трудный день в моей жизни. И, когда мне плохо из-за того, что кто-то относится ко мне, на мой взгляд, незаслуженно и неправильно, тот день помогает мне преодолеть безысходную тоску, нанесенную человеческой черствостью и глупостью. Смогла же я не сломаться тогда, выстою и сейчас.

Иркутские истории

Визиты

1. Май 1972 года. Я сижу в пустом читальном зале политехнического института и готовлю реферат по истории. Обычно шумный и гудящий от многочисленных студентов, зал свободен и тих. У меня мало времени, и я стараюсь как можно быстрее проштудировать объемные учебники и журналы. Шестым чувством я замечаю, что кто-то садится за мой стол, и недовольно ворчу:

— Что, места больше нет в пустом зале?

Мое занятие так важно для меня, что это занимает меня еще в течение получаса. Потом я замечаю, что мой сосед до сих пор сидит и смотрит на меня. С негодованием поворачиваюсь к нему с заготовленными словами обвинения и… вижу брата, который должен быть в Харькове в отпуске. Я помню, что у него нет моего адреса, он не знает ни факультета, ни группы, в которой я учусь.

— Как ты нашел меня? — мой первый вопрос.

— Без проблем. Я спросил на вокзале, где находится институт, доехал на единице до конечной остановки, зашел в вестибюль, увидел девчат у зеркала, спросил их, где тебя можно найти, они объяснили, я нашел. Понимаешь, я привез тебе цветы, в Харькове такая жара, все цветет, их надо срочно поставить в воду. И вообще у меня всего час времени до поезда, а ты уже полчаса не обращаешь на меня никакого внимания.

Назавтра выясняется, что в заполненном студентами вестибюле из сотен студентов он обратился к девчонкам из моей группы…

2. Зима 1972 года.

Возвращаясь с занятий, я нахожу в комнате своего старшего брата в его обычном состоянии слегка навеселе. Он обнимает меня, искренне рад встрече, с воодушевлением начинает рассказывать, как меня нашел. Открывая дверь в общежитие, он с порога всем объявил, что у него замечательная сестра, она студентка и живет здесь, в 401 комнате. Его пропускают на четвертый этаж, девчата в комнате поддерживают разговор о его хорошей сестренке Ане, все ждут, когда она вернется с занятий. Открывается дверь, входит девушка, вежливо здоровается, раздевается. Мельком взглянув на нее, брат продолжает свой рассказ. Девчонки в недоумении переглядываются и перешептываются.

— Аня, к тебе брат приехал, — наконец сообщают они.

— У меня нет брата, разве вы не знаете, — отвечает она, слегка ошарашенная сообщением.

— Это не моя Аня, — протестует, в свою очередь, брат, — Отдайте мне мою Аню.

Они долго разбираются и приходят к выводу, что мой брат вместо седьмого общежития строителей попал в шестое, к химикам-технологам.

Истории о любви

1. Мила была натуральной блондинкой. Мне казалось, что ничего необыкновенного в ней нет. Она дружила с парнем из своего города. Если точнее, то они стали близки в каком-то туристском походе. Родители, узнав об этом, отправили их учиться вместе, в Иркутск, взяв с них слово, что они поженятся. Пока решался вопрос с поступлением и квартирой, они жили в общежитии по разным комнатам. Ей срочно понадобился чемодан, который она оставила у бабушки, и в одно прекрасное утро мы отправились в Рабочее за чемоданом. Выйдя из трамвая на Планетарии, мы купили мороженое и, чинно разговаривая, ждали восьмерку. Мимо нас прошли два парня. Сначала они не обратили на нас никакого внимания. Но, пройдя уже два дома, они бегом вернулись, о чем-то споря на ходу. Подошел автобус, мы сели, они следом за нами. В Рабочем, выскочив на своей остановке, мы не заботились об их поведении, хотя краем глаза отметили, что ребята идут следом.

Бабушка была очень рада увидеть внучку, и два часа угощала нас пирогами и чаем. Изредка мы подходили к окну, чтобы удостовериться, не ушли ли наши случайные незнакомцы. Но они терпеливо ждали. Нашему терпению пришел конец, день клонился к вечеру, пришла пора возвращаться в общежитие. Мы вышли из дома с большим чемоданом и понуро ожидали приближения парней. Ребята оказались разговорчивыми и улыбчивыми. Свое преследование они объяснили любовью с первого взгляда Вадима к Миле. Зная ревнивый нрав своего Саши, Мила наотрез отказалась от предложенного свидания, от провожания и каких-то других знаков внимания. Мы расстались. Но судьбе было угодно свести нас вновь. Назавтра Мила захотела посетить магазин «Ландыш», и мы отправились туда после занятий.

— Быстро уходим, — шепнула она мне, — не оборачивайся, там Вадим.

Но уйти мы не успели, он уже заметил нас и подошел.

— Девочки, я так рад встрече, — сказал он, — Мила, это судьба.

Мила покраснела, пробормотала что-то о том, что это совсем некстати. Мы отправились по улице по направлению к рынку. Около кинотеатра «Хроника» Вадим побежал купить мороженое, а мы бурно обсуждали предстоящий фильм.

— Надо сблатовать Сашку на этот фильм, — сказала Мила и осеклась: рядом стоял Вадим.

— Даже теперь, когда я знаю твою тайну, я люблю тебя. Подумай, может быть, ты всегда будешь жалеть, что наше знакомство закончилось, не начавшись. Я не могу уйти просто так. Разреши подарить тебе букет цветов.

Отказать ему было невозможно, и мы направились на рынок.

— Сейчас я сложил бы к твоим ногам все красные розы, гладиолусы, гвоздики, чтобы они кричали тебе о моей любви, но я понимаю, что твой парень неправильно тебя поймет, когда ты вернешься с букетом, кричащем о моем чувстве, поэтому выбери цветы сама, — сказал Вадим и терпеливо ждал, когда она найдет цветы по душе.

Ими оказались красивые темно-бардовые гладиолусы, которые она бережно прижимала к себе, еще не осознавая случившееся.

— Прощай, и очень жаль, — произнес Вадим и быстро исчез в толпе. Мы ехали в трамвае до студгородка, всю дорогу Мила прижимала цветы и о чем-то сосредоточенно думала.

— Знаешь, я, кажется, прошла сейчас мимо своей судьбы-, — с грустью сказала она.

В общежитии, несмотря на то, что Мила объяснила, что букет подарили мне, Сашка устроил грандиозный скандал за ее позднее возвращение.

2. Гуля в очередной раз поссорилась с Димкой. На этот раз ссора была настолько серьезной, что он не приходил уже целую неделю. Страдая и плача по ночам, Гуля дошла до такого состояния, что вездесущая Жанка привела ее домой с моста через железную дорогу, откуда она собиралась броситься под колеса поезда.

— Не дури, — заявила Жанка, — мы найдем ему замену. В тот же вечер она упросила своего друга Саню привести в субботу к ним в комнату парня в черном костюме, белой рубахе и в галстуке.

— Еще, — сказала она, — чтобы он играл на гитаре. Ну, или хотя бы его друг.

Сказано — сделано. В ближайшую субботу в нашей комнате появились ребята: один в парадной форме, к тому же в черных очках, из-за фингала под глазом, другой с гитарой. Не успели парни переступить порог комнаты, как им было объявлено, что у нас состоится свадьба. Наша невеста, которую мы нарядили в белое платье, их жених. Прочитали молитву, благословили, жених с невестой обменялись кольцами, сделанными из фольги пробок от бутылок, выпили бутылку шампанского, кричали горько и веселились. При этом жених и невеста познакомились.

Вечером всем объявили, что мы пошутили, и разогнали всех по домам. На следующее утро прибежал Димка, они помирились, жизнь вроде бы вошла в свою колею. Но вечером приходит жених и смущенно просит Гулю разрешить ему бывать у нас в качестве друга. Засмеявшись, она милостиво разрешила. Каждый вечер в комнате царило веселье: мы гадали, кто придет первым, жених или Димка. И от души советовали Гуле составить график посещений. Не прошло и недели, как Гуля с Димкой разошлись окончательно. А жених остался женихом. Долго и настойчиво он был просто другом, пока ровно через год со дня их необычного знакомства они подали заявление в ЗАГС.

3. Общежитие было закрыто. Вернее, оно было открыто, но там шел грандиозный ремонт. А группа, которая собиралась строить жилье для студентов в стройотряде, уже уехала. Промаявшись весь день в пустой комнате, я решила махнуть в Шелехов к Анечке, зная, что она не уехала с первой группой. Было жарко, поэтому я, в одном ситцевом платье, накинув на плечо сумку, помчалась на вокзал. В Шелехове без проблем нашла Анин дом, и вот мы уже весело щебетали после недолгой разлуки, как раздался звонок в дверь. Аня пошла открывать, а я удобно полулежала на кресле, посматривая на телевизор. В комнату ввалились два абсолютно пьяных парня. Они были пьяны и счастливы свободной жизнью после дембеля, эти Анкины одноклассники. Шура и Андрей, как представила их мне Аня, были так пьяны, что, мне казалось, ничего не соображали. При этом Шура с первой минуты стал умолять меня написать заявление в загс на бракосочетание, а Аню и Андрея быть свидетелями, так как он хочет взять меня в жены. А мы в ответ хохотали, принесли бумагу и ручку и составляли это заявление, все дружно подписывали, и опять хохотали. Анюте было так смешно, что она, давясь смехом, но, зная про все наши общаговские проделки, дружно мне помогала. Потом, чтобы отвязаться от ребят, мы подкинули им идею, что неплохо было бы сходить в парк потанцевать. Парни согласились, и мы, вчетвером под ручки, вышли на улицу. Парни были так пьяны, что нас всех шатало из стороны в сторону, и улицы нам было мало. Дойдя до парка, мы с Анютой благополучно сбежали от парней и заперлись в квартире. И как долго они не стучались к нам, дверь мы им не открыли, похихикивая и попивая чай в темноте на кухне. Назавтра мы уехали в стройотряд.

А уже после стройотряда мне было совсем не смешно, когда я приехала из Харькова на неделю позднее занятий и пришла в институт на лекции. У Анюты были круглые глаза, когда на пересменке между парами она рассказывала мне продолжение истории. Как оказалось, Шурка пришел к ней домой в начале сентября трезвый и очень деловой. Долго допытывался, где я, потом заставил Аню поехать в Иркутск в наше общежитие, где они кроме ремонта ничего не увидели и меня не нашли. Захлебываясь рассказом, Анюта сообщила мне, чтобы я ждала гостя. Он поступил в госуниверситет на исторический факультет, его выбрали старостой группы, он учится на одни пятерки и жаждет меня видеть.

Потом Шурка, несмотря на то, что жил так далеко, часто навещал меня. Он водил меня в кино, театры, спектакли, но при свиданиях не говорил не слова. Он будто немел в моем присутствии. Когда я спрашивала Анюту, всегда ли он такой, та смеялась и говорила, что это самый веселый и заводной парень из их класса. Он так боялся меня, или действительно был так влюблен, что боялся говорить, боялся смотреть на меня, боялся притронуться ко мне. Я стала для него каким-то очаровательным образом, на который можно только молиться. А потом он пригласил меня на вечер посвящения в студенты. В университете бережно унес мою шубу и шапку в какой-то кабинет. Мы оказались на балу, где на двадцать девочек один парень. Шурка оставил меня у стены, а сам пошел к ребятам, они все были с повязками дежурных, а он был старший. Тут заиграла музыка, и все мальчики начали танцевать в центре очень большого зала, нахально глядя по сторонам, где понуро стояли девочки. Но я-то была из политеха, где на десять мальчиков одна девочка, и у меня были другие комплексы. И я гордо, через весь зал прошла к Шурке под взглядами этих несчастных девчонок, и, остановившись перед своим, как я считала, парнем, не танцуя, повелительно приказала ему отвезти меня домой, так как он обязан это сделать, раз не в состоянии развлекать меня на балу. Мой вид королевы и тон моих приказаний сломили и без того смущенного парня, и он, бедный, понуро, покрывшись краской, брел через весь зал к выходу за мной. А я царственно плыла по залу, выражая свое пренебрежение к этому убогому сборищу. Я так и ни разу не оглянулась, чтобы посмотреть, идет ли Шурка за мной, я просто шла с надменным видом прекрасной незнакомки, которая вот так запросто может увести с бала самого завидного жениха, при этом уже окончательно для себя убедившись, что он мне не нужен.

4. Холодный ветер не давал покоя. Обещание, данное мною сестре, заставило меня встать ни свет, ни заря и отправиться к черту на кулички в ИСХИ. Хорошо еще, что моя подруга Жанка решила разделить со мной все тяготы этого путешествия. Проторчав на автовокзале больше часа в ожидании семнадцатого, мы наконец-то проникли в промерзший автобус. Все-таки не дует. Блуждая в поисках нужного общежития, мы мечтали об одном, как бы нам согреться. Наконец наши усилия увенчались успехом, и мы нашли то, что искали. Моя новая родственница явно не была нам рада, так что полчаса разговора не завершились долгожданным для нас чаем по русскому обычаю. Злые и голодные, проклиная весь сельскохозяйственный институт и не обращая ни малейшего внимания на восклицания местных парней типа ах, какие девочки, мы покинули непонравившийся нам район. Шел шестой час, во рту у нас не было ни крошки с самого утра, есть хотелось так, что больше ничего на ум не шло. В пельменной было не просто много народу, его на нашу беду было так много, что стоять предстояло часа два. Голод заглушил голос разума, и Жанна решилась. Она стала отчаянно строить глазки парню, который стоял далеко впереди нас. Заметив нас, он с важным видом пошел покурить мимо нас, хотя вообще-то он не курил, как выяснилось позднее.

— Возьмите нас в очередь, — скорее простонала, чем попросила Жанка.

На удивление быстро парень согласился. Довольная и счастливая, Жанна отправила меня в зал занимать столик, а сама пристроилась ко второму парню. Из-за близорукости я не сразу заметила, что наш новый знакомый уже занял столик и машет мне рукой. Стоило мне занять место, как он обрушился на меня с обвинениями, что он не обязан для нас ничего делать. Слово за слово, мы разругались с ним в пух и прах. В это время подошли наши товарищи, мы мирно поели и разошлись. На душе стало легко и спокойно, желудок успокоился, мир засиял своими красками, люди стали казаться красивыми и добрыми. Не спеша, мы направились на остановку трамвая. Парни догнали нас почти у остановки, после обыкновенного знакомства мы сообща стали ждать трамвай. Народу скопилось много, и когда подошел трамвай, Жанна и Витя, так звали парня, с которым я ругалась, успели уехать, а мы остались.

— Бежим на Разина, — сказал мне новый знакомый, — здесь трамвай не остановится.

Едва мы успели добежать до поворота, подошел трамвай. Без труда мы сели и поехали. В студгородке нас ждали Виктор с Жанной. У ребят вдруг проснулось красноречие, на все лады хваля свои достоинства, они проводили нас до общежития. У нас осталось только одно желание, как бы скорее добраться до своей комнаты и отдохнуть, а они не уходят и просто умоляют идти к ним в гости.

— Глупо идти куда-то от дверей своего родного общежития после такого сумасшедшего дня, — решили мы.

— Хорошо, — кисло улыбнувшись, согласилась Жанка, — мы придем. Но сейчас поднимемся к нам пить чай.

Предложение было принято, и вот мы в комнате пьем чай и играем в карты. Стук в дверь прерывает наше занятие, ко мне приходит парень и умоляет меня о свидании. Я соглашаюсь, но, сетуя на гостей, обещаю приехать к восьми. На том и расстаемся. Время ближе к восьми, мне надо бежать, а гости не уходят. Вдруг Виктор произносит:

— Федор, проводи девушку, она спешит.

Мы выходим на улицу, первый раз в жизни на свидание к одному парню меня провожает другой парень. Мне почему-то смешно и грустно одновременно.

— Куда мы идем? — спрашивает меня Федор, и я ему отвечаю, что теперь уже все равно, я уже опоздала, хотя до свидания еще добрых сорок минут.

— И не на трамвае, — добавляю я.

Мы садимся в троллейбус, и он мчит нас через ГЭС в город. Мне почему-то легко и спокойно. В «Гиганте» идет новый фильм, и мы заходим в кинотеатр. Самое удивительное, что предстает перед нашими глазами, так это то, что у стены с улыбающимися лицами сидят Виктор и Жанна. После фильма история повторяется: остановка, трамвай, провожание. И вот уже более тридцати лет мой муж не устает спрашивать, не слишком ли долго он меня провожает.