На берегу Вселенной

Татьяна Муравьёва, 2021

«Яркий свет. Крики людей. Нэнси, трясущая меня за плечо. И взрыв», – вот последние воспоминания Эда – человека, ставшего пришельцем, случайно спасенным тремя подростками-снобами. Герой отправляется на поиски любимой, параллельно исследуя произошедшую на Земле катастрофу, путешествуя по самым отдаленным уголкам Вселенной, изучая неизвестные культуры и народы, целые цивилизации. Но даже добравшись до того берега Вселенной, где оказалась возлюбленная, Эдвард столкнулся с трудностями. Еще больше беспокоить его начинают провалы в памяти. Неужели все это происходит только в его голове?

Часть 1

В космосе

— Держись крепче, держись!.. только держи меня за руку. Прошу, не улетай, нет…нас закручивает все сильнее, будто бы это ураган, будто бы мы вдруг оказались в эпицентре, внутри торнадо, этого безмятежно ужасного воздушного потока…О нет, Нэнси! Нэнси, нет! Только не отпускай мою руку, не улетай, держись! Нэ-энси!..

Это последнее, что я помню. Сейчас я плыву по течению… вокруг меня пустота, темнота… и лишь изредка отсвечивают, передают свои волны и корпускулы далекие звезды, такие холодные. Изнутри меня пробирает дрожь; тоска накрывает с головой. По спине пробежал холодок. Внутри все сжалось. Мне страшно. Я понимаю, что впереди лишь смерть: кислорода, быть может, хватит еще на несколько часов, не больше. А я все плыву и не могу ничего с этим сделать, ни-че-го: ни оттолкнуться, ни повернуться, ни-че-го! Любое движение опасно, паника тоже. Они лишь приблизят мою смерть… спасения нет. Остается надеяться лишь на чудо, но чего можно ожидать? Если я нахожусь в отдаленном пространстве, неясно где, на краю Вселенной… да лучше бы уж у черта на куличиках, чем здесь… здесь нет ничего. Только холод, пустота и вечная, вечная тьма.

Неожиданное спасение, или еще более неожиданный гость

— Хэй, Кейт, смотри — кажется, Сью снова запустила в воздух чью-то белку! Жестокая, бессовестная девчонка! И зачем так издеваться над беззащитными малышами?

— Что? Я ничего не вижу. Где?

— Неподалеку от потока Мыслей и Разума. Видишь?

— Что? Это же не белка, Карл! Что у тебя со зрением? Снова забыл надеть линзы?! Это же настоящий человек! Помнишь, на Вселенской биологии изучали их вид? Но ты, балда, как всегда спал, ведь как можно после Ночи Игр быть внимательным, а уж тем более думать!

— Хватит, Кейт, я все маме расскажу…

— А я тогда расскажу, как ты всю неделю по ночам бегал к Рику, я ведь все знаю! Ха!

— Ребят, хватит ругаться, пойдемте лучше посмотрим. Он, кажется, в отключке. Может хоть ранец сработает? Эх, вот бы повезло, всегда хотел своими глазами увидеть, как это работает. Бежим, вот и аэробус подъехал!

Ловко запрыгнув на ступеньку, друзья мигом взлетели на высоту 7-ми этажного здания, приблизившись к летевшему, словно воздушный змей, космонавту. Он и в правду уже потерял сознание. Лицо его будто бы окунули в синеватую краску, а все вены надули, будто это праздничные шары. Вид был, мягко говоря, отвратительный. Но это позабавило нескольких школьников, отличавшихся страстью ко всему гниющему, умирающему и покидающему мир живых. Да, в этом городе точно собрались весьма своеобразные семьи, недаром его переименовали в Стрэнджхилл.

Слава у этого городка была неоднозначной. Одни его знали как место ссылки изгоев и тюремщиков, другие считали, что здесь проводят научные эксперименты. В действительности, и то, и другое было правдой. Это поселение расположено далеко на периферии государства Снобов, необычных существ, чем-то напоминающих ящериц-людей, с ярко зеленой кожей и красными, рыжими, желтыми и даже сине-фиолетовыми волосами. Они будто бы притягивали к себе все внимание. Но, на самом деле, лишь прятались в столь же сияющей природе, окружавшей их. Так они приспособились, чтобы выжить. За исключением Стрэнджхилла. Странным здесь было все. Во-первых, этот город был основан на пустынных холмах, где ни росло ни одно дерево, ни цвел ни один цветок, а все вокруг было похоже на песчано-каменные джунгли, которые то выпирали высоко вверх, что делало их похожими на небоскребы, то, словно кратеры, сферообразно углублялись, достигая глубин больших, чем известная нам, землянам, Марианская впадина.

С другой стороны, еще более странным было то, что кто-то здесь действительно жил. Снобы, нуждавшиеся в воде и ярком зеленолиственном окружении, просто бы не смогли здесь выжить. Так всем казалось. Так все и думали. Очень долгое время. Но буквально сто лет назад один ученый по имени Ринат Кабри нашел в глубоких впадинах следы воды. Оказалось, что подземные воды организовали ту самые настоящие лабиринты и сплетенные магистрали. А в гордо вздымавшихся вверх скалах хранились семена древних растений, среди которых оказалось великое тутовое дерево. С ним Снобы связывали свое происхождение, так что вскоре это место получило известность, как Святое начало. Многие и вправду задумывались (держу пари, и до сих пор так считают), что их народ произошел из этого места, но с изменением климата и осушением земли, а может из-за катастрофы, они переселились на север, где и смогли выжить. Но современные археологические и научные исследования показали, что здесь давным-давно жил совершенно иной вид — это подтверждают их останки. Но вся эта манящая, интригующая сенсация побудила многих ученых, да и просто любопытных приехать сюда, чтобы узнать правду. Но, приехав в это место однажды, они больше не смогли уехать. Это следующая странная черта городка на окраине этого маленького сияющего, но столь загадочного мира.

Новой тайной, озарившей мир этих прекрасных существ, стал прилетевший, словно бы космический мусор, человек практически без лица, на чьем костюме было написано имя «Эдвард». Пришелец Эд, как прозвали его местные, за несколько недель в местном госпитале превратился из синего «ходака» в настоящую розовую свинку. Однако загадочный человек все еще не приходил в сознание, и многие уже задумывались, сомневались, придет ли он в себя когда-нибудь вновь, расскажет ли им историю о себе, о том, что с ним случилось. Больше всего за него переживали трое школьников, первыми заметившие его тогда, в день зимнего солнцестояния и празднества божества Ику, большого истукана, похожего на сову, выделанную из нефрита. Они долго стояли под окнами его палаты, наблюдали за ним через прозрачную дверь в отделении реанимации. Разочарование накатывало все больше с каждым днем. Карл перестал играть в свои любимые игры, Кейт осточертели книги. Только Роб еще подбадривал их. Но даже в его сердце ежечасно, ежедневно и еженощно таяла та искорка надежды, которую он так бережно хранил на протяжении этих полутора лет.

Где я? Воспоминания Эда

Летний теплый день. Мы гуляем по парку. Этот август выдался насыщенным на приключения: сначала концерт в Сан-Франциско, потом экскурсионный тур по Европе, затем заехали к родителям на пару дней — погостить, уж очень давно мы не виделись. И именно сегодня, когда сезон отдыха, развлечений и беззаботности уйдет в закат, когда в последний раз вот-вот зайдет это по-летнему игривое, нежное и самое согревающее солнце, Нэнси позвала меня в тот зеленый и благоухающий парк, чтобы сыграть завершающий аккорд нашего, без сомнения, лучшего лета вместе. Кто бы знал, что оно будет для нас последним. Как же хочется продлить эти моменты радости и любви с ней…

Снова и снова мне снится она. Я все больше утопаю в этих воспоминаниях. По началу мне казалось, что все это и правда происходит. Да только мои же мысли открывали мне глаза: я все еще сплю. Порой эти грезы сменяются кошмарами, вроде того, где я раз за разом теряю ее, как рука ее выскальзывает из моей, как я кричу, а она исчезает в пространстве, а я все лечу куда-то, несомый этим злосчастным потоком пыли и частиц, будто я и сам один из них. Будто я такой же бесполезный, беспомощный и никому не нужный. Единственное, что тревожит меня сейчас — почему я все еще могу думать, вспоминать, испытывать эмоции…или это такая смерть? Зависнуть в своих же мыслях и образах? Или я все еще жив и просто не могу очнуться?

Кажется, я застрял далеко в своем подсознании, «ушел в себя» настолько глубоко и далеко, что даже не понимаю, что происходит вокруг. Но все чаще я слышу один и тот же голос. Голос мальчишки, который кричит, просит подождать. Но чего? Почему нужно ждать?

Я не слышал его уже долго. Не знаю, сколько, но я уже трижды видел кошмары. Почему он ушел? Кажется, мне было лучше, когда он, словно маяк, показывал мне путь, вытягивал меня из моих мыслей, как из бушующего и все пытающегося утянуть на дно океана, и будто бы вел новой, неизведанной дорогой туда, где все хорошо, где живы люди, где буду жив я… но он пропал. Что же мне делать? Когда твой корабль все чаще погружается во тьму ночную, когда волны все чаще захлестывают в надежде потопить, остановить поток мыслей, а чернеющие небеса закрывают звезды, мешая найти лучик света, тогда ты все отчаяннее сопротивляешься, из последних сил держишь руль, еле стоишь на ногах, но еще держишься! Так и я сейчас борюсь со стихией. Я уже точно уверен, что потерялся в своей голове. И мне нужен этот огонек надежды, этот лучик света во тьме ночной — мне нужен его голос. Хоть еще бы разок его услышать!..

Снова снится мне этот парк. Снова судачат люди вокруг, снова играет та легкая летняя музыка. Снова Нэнси держит меня за руку. Но почему чернеет небо? Почему сгущаются тучи? Что-то явно не так. Все куда-то бегут. Но я не вижу, что там. Кажется, надвигается ураган. О нет… видимо, я пробыл здесь так долго, что все мои воспоминания начали смешиваться. Только не это. Сейчас она скажет, что любит меня, так должно быть. «Проснись!», — слышу я, все больше впадая в замешательство. «Пожалуйста, вставай! Открой хотя бы один глаз. Пожалуйста!», — кричит она мне. Но я не понимаю. Я же здесь, я рядом, почему она это говорит? Или… «Прошу, проснись, они дали тебе еще сутки… всего сутки…», — затихает голос, я слышу плачь. И Нэнси моя начинает плакать. И я понимаю, что это был не ее голос. Это была не она. Из чернеющего небосклона, словно по волшебству, словно это сам Бог решил меня спасти, пробивается солнечный луч, такой тонкий и слабый. Но я его вижу. Нэнси кивает. Она все поняла. Какая же она умница. Она знала. И я, взяв воздушного змея, закрутившись с ним в воздушном потоке, поднимаюсь все выше — туда, где все сильнее сияет этот спасительный свет. Мы летим. Становится так ярко, что я не могу смотреть. Я закрываю глаза. Холодный ветер вдруг врезается в мое лицо, ранит его своими ледяными кристаллами. Что это? Я открываю глаза… я.. в больнице? Что это за существа? Почему они дуют мне в лицо ледяными пушками, похожими на наш фен? От страха я вздрагиваю и даже кричу.

— Кто вы такие? Что вы со мной делаете?!

— Тише, тише… кажется, сработало! Ура, Роб! Мы смогли! Пришелец Эд пришел в себя!

Новая Энигма

Все мы любим загадки. Особенно те, что вызывают любопытство или завораживают умы. Некоторые из них вдохновляют, другие заставляют задуматься, погрузиться в себя. Но эта загадка была иной: будто бы древняя энигма, включившая в себя миллиарды сплетенных путей и дорог, ведущих неизвестно куда, километры туманных завес как те, что бывают осенью в сосновом лесу, тонны знаний, применение которых до сих пор не было известно миру. Это была самая сложная загадка на земле. Но только для одного человека. Эда.

Эдвард Эдисон напрочь забыл все, что с ним было, как его звали, откуда он прилетел, как оказался в этом странном костюме с надписью: «Эдвард». Все вокруг казалось ему странным, незнакомым, пугающим, но он совершенно не мог понять почему. Он будто раз за разом пересматривал один и тот же фильм, пытаясь найти в нем первоначало, причину всего происходящего, но как только он приближался к ответу — тот словно ускользал из его рук, улетучивался как гелий или водород, исчезая далеко в атмосфере. И все вокруг казалось бессмысленным. Пока…

В один день, уже оправившись и снова научившись ходить, Эдвард гулял по местному больничному саду. Садом, конечно, это место было назвать сложно: все вокруг то пестрило яркими, казалось бы, совершенно дикими цветами, готовыми вот-вот тебя слопать, как жалкую муху; в других частях, куда уплывала дощатая тропа, словно натянутые между небом и землей канаты, простирались толстые зеленые нити, похожие на те, которые у нас, на Земле, используют для вязания свитеров и шапок. Совершенно удивительное зрелище представляла эта часть сада: это была узенькая тропиночка, тонкой линией пролегавшая через густой, упиравшийся в небо забор из изумрудных и голубовато-желтым переливающихся растений. Впечатление создавалось непередаваемое. Так, будто ты, ведомый лишь одной неизвестностью, но доверившись ей и судьбе, бредешь куда-то вперед, не сознавая, что ждет тебя там, за занавесом видимого бытия. Да и не думаешь ты об этом, когда идешь по тем складным досочкам, переступая по ним как по шпалам, будто бы вернувшись в детство. Ты наслаждаешься настоящим. Думаешь только о чем-то неземном, далеком, о том, что таится внутри тебя, живет в душе твоей бессознательно, прячась в глубинах твоего подсознания, как только рядом появляются люди, похожие на нас внешне, но отпугивающие внутренне.

Гуляя среди водопадов и озер, необычайно красивых и ужасающих цветов, длинных дорожек, окруженных непривычными для глаза растениями, Эд подолгу молчал, даже не напевал знакомую песенку из рекламы «Бингл Бойнз», так надоевшую ему в палате госпиталя — ее крутили по радио каждые 2-3 минуты. Он уходил в себя, погрязал в глубинах своей души, пытаясь разгадать наисложнейшую загадку в своей жизни: вспомнить себя. Это был разбросанный пазл, куски которого не складывались и не подходили. Это была викторина, где не было правильных ответов и все шло «наперекосяк». Слова не собирались в предложения, буквы терялись, выпадали, улетали в далекий космос. Но что это? «Да, я это вижу!», — закричал Эд. «Не может быть! Это что, мой дом? Но где это? Почему все вокруг бегут, как волны откатываются в глубины океана перед цунами? Что происходит?!…». Проходит минута. Лицо Эдварда меняется до неузнаваемости. От счастливого удивления и замешательства оно искажается в гримасу ужаса и страха, вены на лбу его взбухают, глаза становятся красными. Он слышит этот голос. Ее голос. «Эдва-ард….», — вся удаляясь, погибая в отдаленной темноте звучит этот голос, беспомощно зовя его. И ничего он не может сделать: не может подать руки, не способен он подбежать и схватить ее, обнять и больше никогда не отпускать…он лишь улетает в противоположную сторону. Вихрь закрутил их сплетенные невидимыми нитями сердца и безжалостно разорвал, раскинув по разным частям света, заставив забыть его все, потерять ту, о ком он так хотел заботиться ежедневно и еженощно.

Сгорбившись, упав на одно колено и зажав голову своими мощными руками, он очутился на камне у маленького прудика с золотыми рыбками. Так мирно они плывут. Ничего себе не думают, ни о чем не тревожатся. Слезы покатились по щекам его, заскрипели зубы, кулаки разрывали ногтями ладони — так сильно он сжал их. Дыхание то замирало, то, будто самый быстрый метроном, стучало, разрывая грудную клетку. Это была паника. Она накатывала постепенно, но с каждой минутой ударяла его все сильнее. Эдвард уже не чувствовал своих ног, он не ощущал своего местонахождения в пространстве. Ему больше не было ни жарко, ни холодно. Даже палящее солнце не слепило его. Будто маленький ежик, он скрутился, сжался и пугающе дышал. Он вспомнил тот вечер. Он вспомнил Нэнси. Он вспомнил, как ужасно несправедливо, по воле злой шутницы судьбы потерял ее. И Эд снова потерял сознание.

На тернистом пути

Очнувшись под капельницей, в своей мягкой больничной кровати, окруженный зеленокожими врачами с золотисто-красными и фиолетовыми волосами, Эдвард опешил. В голове его смешались мысли, но теперь он точно мог сказать, кто он и как оказался в открытом космосе. От воспоминаний кружилась голова, ему снова хотелось кричать, снова начало стучать в висках. Но нервная система уже не могла его обездвижить, не могла заставить его упасть в обморок — Эду вкололи достаточно сильное успокоительное. Удивительно, как лекарства с другой точки нашей Вселенной так легко подходили человеку с Земли. Может, где-то на дне генетического кода, в самых малых долях ДНК, мы все были родными душами, вышли из одних пыли и газа?

Лежа в этой теплой белой постели, он ощущал, как по венам медленно течет кровь, как никуда не торопясь, движется его мысль. С облегчением вздохнули доктора. Они все еще надеялись узнать о землянине больше — исследования на людях были запрещены столетия назад, а те знания, которые снобы приобрели о людях до этого «гуманного закона», как они его назвали, были ничтожно малы — архивы сгорели около пятидесяти лет назад, когда началась великая межгалактическая война, в который миролюбивые снобы вынуждены были взять оружие и защищать себя и свои семьи. Хотя это были и не самые добрые существа, они все же научились эмпатии, состраданию. Потеряв миллионы своих жителей, государство снобов вынуждено было пересмотреть многие законы, изменить свою миграционную и социальную политику: некогда будучи популярным за свою эгоистичность, пренебрежение другими правительство Эйтонби было отправлено в отставку, а на смену ему пришла и поныне популярная партия «Двух пальцев» во главе с Принстоном. Название такое они получили за свои миролюбивые лозунги и дружественно направленную политику — этот символ, такой простой жест, которые когда-то использовал известный на Земле Уинстон Черчилль, получил популярность и здесь, на планете Семи Божеств.

Окруженный вниманием, заботой, Эд вскоре снова встал на ноги. Ребятишки все чаще приходили к нему, но разговоров у них не завязывалось. Кажется, он стал их пугать. Действительно, вид в последние месяцы у Эда был удручающим — казалось, он чем-то сильно болел. Однако анализы у него были замечательные, все показатели оказывались в норме изо дня в день. И только сам Эд знал, в чем дело: его мозг не давал ему глубоко спать, каждый раз погружая в страшные, но в то же время самые ценные воспоминания, он все время думал о том дне — это была назойливая идея, не покидавшая его голову. Она начала его разрушать.

Однажды, снова придя к «Пришельцу Эду» после школы, Роб спросил его (что удивительно, Эдвард полностью начал понимать их язык, но все еще не мог связать и двух слов, чтобы выразить свою мысль на нем):

— Почему ты все время смотришь на пустую стену? Там же ничего нет.

Нужно сказать, что Эд действительно очень часто зависал где-то в пространстве, пока мысли водили его то по кругу событий, то уносили в далекие края. Он и правда подолгу смотрел на эту пустую, белоснежную стену, которую будто бы припорошили немного сверкающим снегом. Эд создавал впечатление умалишенного человека, потерянного и не соображающего. Он был как та завалявшаяся в магазине картофелина, так одиноко смотрящая на полные ящики с овощами и фруктами. Он был таким же пустым и потерянным.

— Сложно сказать. — Неожиданно ответил Эд. — я все время слышу наш последний разговор, все время мне снится, как я отпускаю ее руку, а она улетает в неизвестном направлении. И отчетливо помню, как говорил себе о приближавшейся смерти. Но вот я здесь. А ее нет. Я даже не знаю, кто вы все. За все то время, что я был здесь, никто из твоих не удосужился рассказать мне, кто вы такие, где я нахожусь, почему я не умер….

— Все думали, что ты еще не готов. Ты выглядишь так, будто сломлен изнутри. У тебя глаза вечно пустые. Никто не говорил тебе из страха потерять тебя снова. Но если ты думаешь, что готов, то я могу попросить нашего врача Эмануила, он устроит тебе экскурсию «Прибытие пришельца Эда на планету Семи Божеств, или поломанный летучий змей, найденный школьниками после уроков». — Роб захохотал. Но, кажется, Эду не было смешно. Из уважения он выдавил из себя улыбку, но это было больше похоже на кислую мину, будто он только что съел целый лимон.

— Спасибо, Роб. Я был бы счастлив. Мне нужны ответы. — Пропел Эд на ломанном языке Снобов. Хотя эти слова скорее звучали как церковная молитва, исполненная скромным хором далекой деревеньки на краю Земли, зеленый парень с ярко-рыжими и даже красноватыми волосами как у бунтовщика и задиры, но противоположным всему облику характером, миролюбивой улыбкой и глазами самой Терезы услышал их, прочувствовал и понял своего нового друга. Он минуту поразмыслил, глядя куда-то вдаль, будто бы прозревая сквозь стены, будто впервые оказавшись в этом месте оглянулся по сторонам, а затем отправился прочь.

Роб ушел из этой белоснежной палаты. Эд снова остался один. По радио снова крутили рекламу «Бингл Бойнз» с этой ужасно надоедливой песней. Но почему-то она начала его успокаивать. «Будь счастливым, если хочешь», — напевали стройные голоса девушек. «Будь счастливым, ты это можешь», — снова мелодично звенели их кристальные голоса. И Эдвард мягко утопал в укатывавшем его теплыми объятиями сне. Он наконец-то смог крепко уснуть.

В поисках клада

Солнце мягко освещало палатное помещение. Его лучики ровными, расплывающимися в дальних углах стен, будто бы нежно ласкали голову Эда. «Вставай, — мягко шептали они. — Просыпайся, соня», — заигрывающе роптали над его ухом. А он, как будто снова очутившись в детстве, в далекой деревне у бабушки, где всегда было так хорошо, тепло и уютно, нехотя прикрывал голову краешком одеяла, чтобы посмотреть сны еще несколько мгновений, продлить этот сладкий, дурманящий «рай на земле» и проснуться самым счастливым человеком в мире.

И сегодня Эд действительно чувствовал себя отлично. Он наконец-то выспался. В голове были мысли о предстоящем дне, он все ждал, когда ему расскажут о любимой. Тайное вот-вот должно было стать явным. И с чувством предвосхищения, чувством, что он совсем скоро приблизится к разгадке главной, на данный момент, тайны его жизни, статный, весьма симпатичный молодой человек, надев самое свежее белье, что у него было, и сбрызнув свою шею легким одеколоном, отправился навстречу истине, какой бы ужасной она ни была.

Эд будто бы улетучился — лишь дверь хлопнула за его спиной, так неслышно покинул он палату. Эмануил уже ждал его — время завтрака давно прошло, и больным пора было отправиться на лечебные процедуры. Врач подолгу рассматривал фотографии, которые так бережно хранил он на своем столе. Это был его клад, его сокровище, его память. Ведь на всех них была запечатлена его жизнь: на одной он с семьей в вечно зеленых лесах неподалеку от экватора, а вдали виднеется могущественный водопад Агра — самая известная, наверное, у Снобов природная достопримечательность. «Какая же была замечательная вакация, — подумал Эмануил. — На следующей же неделе возьму отпуск и поеду к семье, отдохну, наконец-то увижу любимых. Надо только разобраться с этим пришельцем. Слишком уж он подозрительный, как бы чего не натворил — сошел с небес, так уж жди беды». Мысли плавным водоворотом закрутились в голове Эмануил и были прерваны уверенным стуком в дверь.

— Доктор, здравствуйте, доброе утро! Можно к Вам? Я Эд, тот самый Эд, что с Земли!

— Да-да, доброе утро, Эд. Проходите. Только успокойтесь. Тише, тише. Вы мне так всех птиц перепугаете. Что я потом слушать буду?

— Простите, доктор, не могу сдержать волнения! Вы же знаете, как для меня это важно!

— Конечно. Что же, начнем. Как ты уже, вероятно, знаешь, обнаружили и поймали тебя трое школьников, принявших тебя не то за чью-то запущенную в небо белку, не то за воздушного змея. Именно они — Кейт, Карл и Роб — вызвали скорую и настояли на твоем обследовании и лечении. Честно говоря, никто в успех этого действа не верил — выглядел ты крайне паршиво, будто мертвяк. Но у Снобов принято прислушиваться к искренним и милосердным пожеланиям, тем более уж детей, ведь сердца и души у них чистые, светлые, незапятнанные. Очень долго ты был в отключке, ничего не помогало. Я уже хотел писать заявление на твое отсоединение от аппарата, как в буквально последние, как мы все думали, часы твоей жизни ты просто по волшебству открыл свои глазенки и даже что-то начал роптать. Но это все ты и без меня знаешь. И не ради этих историй ты сюда пришел.

— Скажите мне, Эмануил, где моя Нэнси? Где мне ее искать? Что с ней сталось? Ведь я ее видел тогда в саду. Это же значит, что она жива, так? Скажите, что это так…

— Тише, приятель, успокойся. Я не знаю. Мы пытались найти следы того происшествия, из-за которого ты к нам прилетел, но…пока никакой информации. С вашей планеты тоже ничего — никакого сигнала нет. Космолету добираться еще несколько месяцев, если все будет в порядке. А насчет твоей Нэнси..

— Что с ней? Что случилось? Она ведь не умерла? Я просто не переживу этого! Господи!

— Никто не знает. Но в том саду многим часто что-то видится. Не воспринимай это как знак или видение. Растущие на тех тропинках цветы обладают лечебными свойствами, но совершенно дурманят головы своим ароматом. Многие даже становятся зависимы от тех миражей, что воплощают перед их глазами эти странные и опасные растения. Хорошо, что был ты там лишь однажды…сама судьба спасла тебя от этой ужасной гибели — ты не сошел с ума. Радуйся. И не теряй надежды. Как только ты окончательно встанешь на ноги, мы отправим тебя обратно на землю, там и узнаешь все про Нэнси. Наверняка она уже дома, ждет тебя, так же, как и ты, волнуется за твою жизнь, переживает. Все наладится, вот увидишь.

— Но я уже здоров и готов лететь! Доктор, отправьте меня скорее домой!

— Подожди, Эд. Немного терпения. Я же говорил, сигналов с Земли мы не получаем, ответов на наши запросы нет. Возможно, просто проблемы со связью. Но надо убедиться. Как я уже сказал, наш космолет через несколько недель достигнет твоей планеты и все нам сообщит. А ты пока гуляй (только не в том саду!), поправляйся, настраивайся на перелет. Он будет весьма тяжелым — местное притяжение гораздо сильнее вашего, поэтому нагрузка на твою хрупкую головку (честное слово, как у младенца!) будет очень сильной. Можешь понемногу начинать заниматься спортом. И здоровье поправишь, и в форму придешь — порадуешь свою подружку!

Эмануил противно засмеялся, подмигнул, хлопнул Эда по плечу и выпроводил из кабинета. Он уже настроился на чашечку голубого эрсина, так напоминавшего земной кофе, и парочку хрупких зеленых фукидов — нечто вроде печенья с местными ягодами и кусочками фруктов, которые при выпекании только усиливали свой и без того сочный, насыщенный цвет.

Эд же, разочарованный и даже немного опешивший, вынужден был покинуть кабинет. В глазах его рябило от насыщенности и многообразия цветов вокруг — лишь пространство белоснежной палаты успокаивало взгляд, помогало найти баланс. Однако Эд не спешил вернуться к себе или хоть немного привести в порядок мысли. Сегодня он не стал принимать лекарства, а прямиком направился в уже ставший для него запретным сад. Он хотел увидеть ее. Он не мог больше ждать. Это было невыносимо. Как там сказал доктор? Сойдешь с ума? Что же, лучше уж с ней, чем в одиночестве, в окружении массы этих бестолковых и пустых мыслей…

Избавление?

Солнце палило так ярко, что невозможно было смотреть не то что на небосклон — просто перед собой без специальных линз, которые защищали глаза от блестящих, тонкими струнами рассеивающихся, но ослепляющих лучей этой звезды, возникающих в результате воздействия их на атмосферу планеты. В такие дни все обычно сидят дома или прячутся в лесах и водоемах, лишь дети изредка гуляют на улицах, катаются на аэробусах — в общем, развлекаются и ищут приключений. И, по счастливой случайности, именно в этот жаркий день, уже знакомая нам троица — Кейт, Карл и Роб — бежали к ручью «Молодости и свежести», прозванному так за леденящую воду и быстрый поток. Многие и правда верили, что купание в нем омолаживает, придает телу и душе сил и делает здоровье крепче. Забавно, не так ли? Все же, речь не о ручье, а о том виде, который открывался с холма неподалеку, а, если быть более точным, о том, что увидели там ребята. Как бы Эмануил не старался предостеречь Эда от посещения сада, пришелец и чудак все равно пошел туда — так сильно было переполнявшее его чувство одиночества, смешанное с отчаянием: он был уверен, что больше никогда ее не увидит, не почувствует аромат ее волос, не заглянет в ее игривые зеленые глаза. И по этой причине он решился на смерть: пусть он больше не будет дышать, не будет ходить, смотреть на этот мир, но он проведет последние моменты своей жалкой жизни с ней — пусть и выдуманной его мозгом, пусть и не настоящей. Какая отчаянная любовь!

Жаль бедного Эда. Но он оплошал. На этот раз цветы в саду не были намерены дать ему увидеть любимую и уж тем более умереть. Напротив, как только он вступил на это скользящую тропинку, которая и должна была привести его к дурманящему аромату прекрасных растений, он в тот же момент увидел своих новых друзей, которые слезно умоляли его не идти по тропинке, не совершать ошибку. Он настолько уверовал в их реалистичность, что начал громко кричать их имена, искренне, с ревом просил отойти, уйти с дороги, пропустить его. Он рвал глотку, молил оставить его в покое, даже пытался угрожать (уж очень забавно и иронично это выглядело: вечно спокойный, чрезмерно вежливый, пацифист, Эд со словами «пожалуйста», «прошу вас» сочетал «иначе я пущу в ход свои кулаки», «я столкну вас в эти чертовы кусты» и т.д. — сплошной оксюморон вышел). Но вся эта сцена со стороны выглядела жутковато, странно.

Ничего не подозревавшие Кейт, Карл и Роб купались в ручье, играли в «кальенто» (что-то вроде нашей «горячей картошки»), как вдруг Робу показалось, что его окликнули, от чего мальчик отвлекся и проиграл этот раунд. «Ха-ха, лузер, — дразнящим голосом выкинул Карл. — Вот иди и ныряй теперь! Вот это зрелище будет, зря я не взял с собой камеру!». Но Роб застыл как каменное изваяние. Он прислушался. Ему не могло показаться, это точно было его имя. И кто-то столь знакомый кричал его…что это было? Неужели померещилось?

— Ау, прием! Роб, ты с нами?

— Да-а, Кейт, кажется, он превратился в статую. Дед опять не пьет таблетки? Ха-ха!

— Хватит его дразнить, Карл! Эти шутки вовсе не смешные. То, что ты выдаешь все свои жалкие словечки за шутку еще не делает их хоть каплю уморительными! — Жестко одернула Карла фиолетововласая девушка. — Роб! Очнись!

— Да помолчите вы уже! Неужели ничего не слышите? Этот голос…такой знакомый. Кто это? Кто?

— О-оо, мистер шизофреник точно забыл выпить таблетки. Опять будешь защищать его, Кейт?

— Прекрати, Карл! Что с тобой? Захотел, чтобы я все про твои игры и ночные похождения к друзьям рассказала родителям?! Баста! Это уже не забавляет никого здесь.

— Да заткнитесь вы, пожалуйста! Прислушайтесь хоть на секунду!

Издалека слышались крики. Но ничего разобрать нельзя было. Просто набор звуков. Роб побежал на холм, совершенно забыв взять свою одежду. Важнее сейчас было узнать, что происходит. Может, он подсознательно понял, что он нужен был сейчас Эду? Этот вопрос волновал его еще долгие годы после произошедшего. Так или иначе, Карл рванул за ним — уж больно интересно ему было, что этот «чудик» — в его понимании — будет сейчас делать. У Кейт выбора не оставалось.

Трое стоят на холме. Из-за высоких растений, высаженных тут, быть может, еще их бабушками и прабабушками, видны были только макушки голов. Все же это давало возможность слышать лучше. Теперь голос настойчиво кричал «Кейт» и вежливо просил убраться с дороги. Кейт задрожала. По спине пробрался холодок. Ей захотелось кричать. Роб совершенно вовремя обнял ее. Он будто через кожу передал ей сообщение: «Тише, успокойся. Сейчас все узнаем. Только не кричи». В его чистых глазах читалась уверенность, которой так не хватало этой маленькой, сильной и красивой, но безумно боязливой девочке. Трое зеленых Снобов слились с растениями, с травой вокруг. Они были в безопасности. Но голос продолжал кричать, взывать, молить. Откуда он исходил?

Только неуклюжесть Карла и его беззаботность дали ответ на этот вопрос. Он споткнулся об свою же ногу, упал и кубарем скатился до края холма. И тут, у подножия, перед глазами его открылась необычная картина: внизу, посреди высоких стволов зеленых растений, похожих на канаты, высоко вздымавшиеся в небо, на узенькой тропинке, будто узник этого чудного места, размахивая руками, что-то агрессивно доказывая, как молния ударял по земле Эд. Карл не мог оторвать глаз — все казалось ему столь абсурдным, что он просто не мог поверить в увиденное. С дуновением ветра опустившиеся на землю и принявшиеся спасать все еще истошно что-то мямлившего и то валяющегося, то кубарем перекатывавшегося с бока на бок Карла, Кейт и Роб остолбенели неподалеку от лежавшего друга. Их рты открылись от недоумения. Что происходит? Именная эта мысль застряла в голове каждого.

Не успел Карл встать, как подхвативший его и Кейт Роб уже бежал вниз, навстречу своему Земному другу Эду. Роб уже осознал, что Эд одурманен, что времени мало — нужно его спасать. Как ветер мчался он, то вздымаясь вверх, то скользя по листве. И в мгновенье оказался он в этом саду, ставшему для Эда настоящей тюрьмой, где решетки были сделаны не из привычных железных прутиков, а из лиственных канатов и растительных нитей. Поставив друзей на ноги, он рванул к Эду, как собака выхватил его из петель, из паутины уже пожиравшей его тюрьмы «цветов», понесся прочь, как можно дальше уходя от лекарственного сада. Эд сопротивлялся — в его голове уже два Роба мешали ему пойти к любимой и умереть, но ослабевшее тело не могло сопротивляться. Он покорился перед судьбой-повелительницей, имя которой было Роб.

Казалось, все шло хорошо. Только рыжеволосый мальчик, так отчаянно мчавшийся буквально несколько секунд назад, оказался весьма восприимчивым к аромату дурманящих растений: все вокруг него поплыло. Почему-то кричала Кейт. Ему казалось, что она уходит с кем-то другим, и тот причиняет ей боль. «Стой, Кейт! Я помогу тебе, только не уходи! Ты не должна быть с ним! Он хочет тебя обидеть! Я ведь люблю тебя, люблю! Поверь мне!». Это были крики Роба, в 15 метрах лежавшего от ног Кейт. Девушка была поражена — она никогда не подозревала, что была объектом обожания такого красавчика. И пока она размышляла над их будущим, Карл взял ситуацию в свои руки и спас двоих друзей.

— И сколько можно было стоять в мечтах? Он тебе в любви в дурмане признался, уже начал сходить с ума, а ты что? Стоит, смотрит! Еще и старшая сестра называется…

— Что-о? Я…я…просто была поражена, в шоке, ну! Я, я….испугалась…

— Тише, Кейт, я рядом. Я в порядке. Прости. Я не хотел, чтобы ты узнала это вот так. Но глупый сад сделал все за меня. Еще раз извини. Ты можешь не отвечать. Я пойму.

Тут было бы последовал ответ Кейт, но тяжелый кашель Эда перебил их задушевный и очень личный разговор, разрозясь как гром среди ясного неба, которое, по правде уже не было столь ясным — повсюду образовались тучи, небо затянуло темными, густыми облаками. Казалось, сейчас с высока на них выльется океан, бушующий и свирепый. «Простите… — прохрипел голос Эда. — Я не хотел вам навредить, простите». Угасая, голос и вовсе исчез. Эд отключился.

Больничная тюрьма

После этой выходки Эд находился под жестким контролем врачей, санитаров и друзей. Ему больше не доверяли, как прежде. Теперь его жизнь была строго регламентирована. Подъем — таблетки — завтрак — прогулка — обед — сон — восстановительные процедуры — упражнения — ужин — отдых — сон. И с утра все по новой. Стоит ли говорить, что Эд начал сходить с ума от этого жутко непродуктивного для его ума «разнообразия»? Хотя тело приходило в норму, даже выросли и окрепли мышцы, морально он был не в себе. Он все время думал о Нэнси. «Где она? Она жива? Может, ее уже нет? А если жива? Как она? Что с ней сделали те, кто ее нашел? Почему они не могут оказаться вместе прямо сейчас?» и все в этом роде. Чем больше он думал, тем дальше, как ему казалось, была она. В какой-то момент он и вовсе ощутил, что они больше никогда не увидятся.

Предчувствие Эда не было неоправданным: через месяц после его «мозгового взрыва» вернулся космолет. Однако никаких вестей о Земле не было — все пространство вокруг планеты было наполнено густым туманом пыли и газа, словно она должна была родиться заново. Никаких сигналов, никаких признаков жизни. Пробраться дальше, сквозь рассыпчатые облака космоса было невозможно, поэтому отряд Снобов вынужден был вернуться на родину, да и топливо уже кончалось, как и припасы. Кажется, именно отсутствие четких новостей более всего травмировало и космический, и больничный «отряды». Никто не знал, даже не представлял, никому не было ясно, как сообщить Эду, ведь он только пошел на поправку. Единственное, что ясно понимали все — произойдет рецидив. Шаткое состояние здоровья, неустойчивость психики, видения и почти всегда отсутствующий взгляд пришельца Эда свидетельствовали о том, что этот человек не был готов ни к полету, ни к ужасающей правде. Конечно, она бы сломила его, заставила бы и вовсе потерять надежду, а за ней и смысл жизни. Очевидно, единогласно было решено ничего Эду не сообщать. Так, зеленые существа с яркими волосами, похожие на цветы, растущие в волшебном саду, так же одурманили сознание беспомощного и слабого человека, продолжали затмевать его когда-то ясный ум, лишь бы не вызвать повторный взрыв, лишь бы не потерять его. И вопрос был скорее не в ценности данного конкретного человека как особи homo sapiens, вероятно, последней в этой необъятной Вселенной (а у судьбы или бога, управляющих миром и жизнями, есть чувство юмора: человек, деятельность и жестокость которого привела к вымиранию огромного числа живых существ, сам стал частью Красной книги. Закон бумеранга и здесь нашел отражение), а в самом Эде. К нему привязались. Его полюбили. За верность любимой, настойчивость в ее поисках, за честность и открытость по отношению к совершенно чуждым ему созданиям. Так, Эд стал частью огромной семьи Снобов, раньше не принимавших в свое общество пришельцев, как бы они не выглядели, что бы они не сделали. Но мир менялся. Сменялись одно за другим поколения. Так сменись и взгляды.

Конец ознакомительного фрагмента.