Привет privet, народ narod! Собрание маленьких сочинений

Татьяна Москвина, 2021

Татьяна Москвина, известная читателю как писатель, драматург, публицист и один из ведущих российских театральных критиков и театроведов, выступает в этой книге автором весьма оригинального жанра. Здесь собраны небольшие, но вдумчивые и чрезвычайно остроумные, заметки, которые ранее печатались на страницах журнала «Панорама TV», самого многотиражного телегида Петербурга. Автор не позволяет скоротечной жизни уходить без следа, как вода уходит в песок, – благодаря таланту и наблюдательности Москвиной мы можем услышать шорох ускользающего времени и вновь оживить в памяти события, свидетелями которых были.

2

Что делать? Не вопрос!

Идите вы к баскам

Довелось мне однажды побывать в Сан-Себастьяне, находится-то этот город в Испании, но является сердцем таинственной «страны басков». Баски — совершенно загадочный народ, гордо сохраняющий свою самобытность, отвоёванную в боях. Выхожу как-то раз из отеля — шум, крики, марши гремят, явно военные, и баски в национальной одежде шествуют по улицам. Что празднуем? Оказывается, таким образом отмечают баски свою древнюю победу чуть ли не над Наполеоном. То есть, может, и победы не было, а было сражение, в котором баски себя гордо проявили. В общем, празднует народ победу, а что там на самом деле было, это уж к историкам. Туристы ликуют, есть что фоткать, баски самобытно маршируют, и я думаю, тому баску, который вздумал бы публично сказануть, что нечего праздновать, когда независимости нет и экономика хромает на обе ноги, ни в одном баре самого крошечного тапаса бы не продали.

Это я понятно к чему — каждый год нынче идут у нас разговоры, что нечего праздновать Победу, когда… И перечисляется, что именно. Язв у нас хватает. Только ни к чему эти разговоры. Шумно празднуем? Так нас побольше будет, чем басков, да и Победа наша на исторических весах потяжелее. Всё-таки народы Советского Союза раздавили фашистскую гадину. И если кому-то это непонятно, может, стоит засунуть язык в известное место и просто помолчать? Это будет вежливо и наполнено смыслом. А вопросами социальной справедливости — исключительно важными — разумно заниматься до и после праздника.

Несколько раз я была на марше «Бессмертного полка» — именно как внучка дедов и бабушек, которые воевали: один дед, мариец Евгений Москвин, погиб на фронте. Впечатление получила светлое и по-настоящему праздничное — тысячные массы людей не были дикой толпой, а шли спокойные, поголовно трезвые, радостные. Песни военных лет пели. Восстанавливали, как говорил принц Гамлет, связь времён. Никакого классового и сословного расслоения — настоящая общность. Я сама по характеру — свободолюбивый отщепенец, кустарь-одиночка без мотора (по классификации фининспекции двадцатых годов прошлого века). Но одновременно — и дочь трудового народа. И без Победы меня бы попросту на земле не было. Но я есть, стало быть, как сказал поэт, «я этот день люблю и праздную».

А всем желающим отучить народы от дурной привычки вспоминать и праздновать свои победы, могу посоветовать: идите к баскам. Ну, для начала. Чтобы закалиться в борьбе. Объясните им, как они, баски, смешны в своих штанишках и беретках, со своими оркестрами и маршами, которые срывают ритмы мирной жизни городов. Тем более вообще непонятно, что они празднуют и что себе воображают. Победители, ха. Да под кем только не лежали эти победители…

По результатам этого похода можно будет попробовать начать воспитывать и свой народ. Хотя мне почему-то кажется, что итоги предприятия по перековке сознания басков окажутся плачевными. Очень уж они упрямые, баски-то.

Конечно, не упрямее русских — с нами поди сравняйся в упрямстве, — но тоже неплохо могут за своё заветное, что называется, «вломить в торец».

А зачем быть богатым в Петербурге?

Неочевиден смысл быть богатым в нашем городе. Богачи, они чего хотят? Например, отправить детей учиться за границу. Но уезжать из Петербурга в поисках образования и культуры странно. У нас с этим до сих пор всё не так уж плохо. Богатые, кроме того, любят чувствовать своё богатство — скажем, подарить жене бриллианты. Ну, подарит. И куда в них? В Москве, там другое дело, там «ёлки» в Кремле бывают, или министр вдруг на день рождения позовёт. А у нас и министров-то нет, и Смольный — это вам не Кремль. Там со времён революции суровый стиль заведён. Никаких «ёлок».

В Филармонию, что ли, бриллианты на себя вешать, где сидят пожилые учительницы музыки с партитурами, сверяя исполнение? Как-то глупо. Туда и жемчуг вряд ли прилично надевать — разве янтарь. А на замороченные авангардные театральные премьеры (других нынче в городе нет) вообще уместны деревянные бусы. Лучше даже пластиковые или стеклянные.

Есть, конечно, выход: в окрестностях города отгрохать домище покруче, чем у трудолюбивых прусских королей, или даже выше в крутизну полезть — переплюнуть мечтательных русских царей. Ладно, а кого туда приглашать? Таких же, как ты, — скучно, ничего они толком не оценят, а будут хвастать, что у них всё выше, больше и дороже. Бывших одноклассников? Так они будут фланировать с кислыми физиономиями. Ну, значит, сиди один у бассейна и глуши виски, невелика радость. А тот, кто раньше на этом участке жил, глушил у колодца водочку — вся разница.

Посещать дорогие модные рестораны? Но в городе не существует по-настоящему дорогих ресторанов (прогорят за полгода максимум), и все наши модные заведения в принципе доступны для людей среднего достатка. Одеваться у модельера Парфёновой — да, это выход. Но Парфёнова пришивает скромный лейбл на воротничок изнутри, и кто узнает, что ты одеваешься у Парфёновой, если ты сама гордо не заявишь об этом, и опять-таки вопрос: кому говорить? Такой город странный у нас, знаете ли. Пожмут плечами, и вся реакция.

Наши богачи — они какие-то невидимки. Неясно, где они кучкуются и тусуются. Живут они своей призрачной жизнью, никого особо не раздражая. Иногда вроде бы где-то всплывают — в яхт — и гольф-клубах, на теннисных турнирах…

Богачи — не наши — любят приезжать в Петербург. Вот для приезжих богачей есть способы почувствовать своё богатство: снять номер в шикарной гостинице, заказать личного экскурсовода в Эрмитаже, и венец стремлений — купить квартиру в центре города (это всем миром признанная примета роскоши).

У призрачных петербургских богачей, собственно, один способ выйти из сумрака: торжественно и громогласно, в лучах света, сдавать деньги на культуру. И страстно бороться за сохранность исторического центра.

Это тот случай, когда петербуржцы простят столь бессмысленное неприличие, как быть богатым в Петербурге.

Не знаю я!

Есть странный страх: признаться в том, что ты чего-то не знаешь, не видел, не читал. Он гнездится обычно в умах людей, которые довольно много знают, видели и читали. Но вот именно того, о чём зашёл разговор, не знают — и стесняются сказать. Изображают на лице знакомство с предметом, оживлённо кивают — да, да… К чему пляшутся эти балеты — непонятно. Вот те, кто почти ничего не знает, не видел и не читал, нисколько этим не встревожены. Они могут всю жизнь прожить в городе и не полюбопытствовать, что это там за музеи торчат и театры понатыканы. А мы (что-то знающие, чего-то не знающие) мучаемся, что недостаточно информированы. Притом вроде бы эта черта непонятного стеснения присуща скорее рождённым в СССР, потому что современные подростки вообще не понимают, о чём речь, — погугли или яндексни, и всё мигом узнаешь.

Мне кажется, надо честно признаваться: не видел, не читал, не имею понятия. Это само по себе безобидно, однако — расширяет излучение правды в атмосферу. А расширять плацдарм правды в океане лжи — вполне достойная задача для человека. Поэтому я решила признаться кое в чём, чего не знаю.

Я совершенно не в курсе, кто такая Ольга Бузова и почему СМИ постоянно предлагают мне узнать о её загадочных телодвижениях. Я не видела ни одной серии «Игры престолов». Более того — мне почему-то не удалось посмотреть даже фильм «Аватар». При словосочетании «Чак Паланик» я, очевидно, обязана делать понимающее лицо, но увы. Я прочла только один роман Т. Устиновой и воскликнула: «Жамэ!» («Никогда» по-французски.) Пыталась заглянуть в «Красное колесо» Солженицына и отпрянула в ужасе. Несколько раз принималась читать «Воскресение» Льва Толстого и не одолела и ста страниц. Впрочем, от прославленного романа «Зулейха открывает глаза» Яхиной я откусила вообще только пять первых предложений. Только из нынешнего новогоднего телевизора узнала, что на свете живёт Светлана Лобода, поющая про «твоии глазаааа». Я никогда не гуляла ни в Ораниенбауме, ни в Гатчине. Вряд ли я сумею заставить себя посмотреть «Легенду о Коловрате». Из любого списка ста лучших фильмов всех времён и народов я знаю разве пятьдесят пять — шестьдесят. Я никогда не была в санкт-петербургском «Театре Дождей». Более того — два года живя летом в Кобрино, где расположен музей «Домик Арины Родионовны», я так и не смогла его посетить!

И это, наверное, лишь сотая часть моих преступлений перед культурой. Да, стыдно. Но я сознаюсь в этом — по-русски, на миру! И предлагаю решительно всем последовать моему примеру. Поверьте, как только скажешь волшебное «не знаю, не видела, не читала», на душе становится так спокойно, так легко…

Найти вкус халвы

Был такой советский фильм — «Вкус халвы» (1975). Про эмира Бухары, который обожал халву, но утратил её вкус — конечно, от пресыщения. (Уж разумеется, эмира играл Армен Джигарханян.) Однако Ходжа Насреддин сумел вернуть эмиру вкус простым способом (надо было всего лишь сделать халву временно недоступной). Надо сказать, некоторые наши соотечественники, значительно превосходя эмира Бухары в богатстве, тоже рискуют утратить «вкус халвы», но даже пара дней в камере возвращает этот вкус почище Насреддина. Подобные «эмирские» проблемы — конечно, не наш с вами вариант. Мы утратили «вкус халвы» (хороших продуктов) по иной причине — не мы пресытились, а продукты испортились.

Не будем муссировать трагическую проблему сосисок. У них не то что скверный вкус — у них нет вкуса в принципе. Да, я пыталась, я пробовала найти хоть что-то съедобное в фальшивом сосисочном мире, однако реальность сломала даже моё титаническое упрямство. И я рассталась с этой розовой резиной. Но как было возможно лишить вкуса такую элементарную вещь, как молотый чёрный перец? То, что продаётся, — оно молотый и чёрный, но оно не перец! Оно и не пахнет даже перцем. Тут один человек мне пожаловался и добавил, что он пробовал купить перец горошком и размолоть — ничего! Ха! Я это прекрасно знаю. Я чёрным перцем затарилась в Анапе на рынке, разведав у опытных людей, где брать подлинник. Купленный перец ароматизировал мне весь чемодан, и класть его в блюдо надо было в марлевой маске (иначе расчихаешься на полдня) и буквально по пять молекул, ибо это — перец-зверь. Ещё граммов сто осталось, я его берегу.

Но теперь другая проблема — горчица. Как её не обзывают производители — русская, адская и так далее, не горчица это. Горчица драть должна до слёз, а эта дрянь еле щиплет. Советуют умники — купи, дескать, горчичный порошок и сама замути. Так где гарантии, что горчичный порошок остался верен своей сути? Мне что, на дачном участке теперь горчицу выращивать? Но ничего, ничего. Что-нибудь придумаю. Вот ведь уже впала было в отчаяние от хлеба — какой ужасный стал хлеб! — а разыскала пекарню на Васильевском, где ржаной круглый даже что-то вроде напомнил из детства.

С некоторыми продуктами придётся расстаться навсегда — они ушли. Молоко ушло. Настоящего майонеза не существует. Хозяйки делают майонез сами — это вариант, конечно, но надо же подобрать ингредиенты, а там растительное масло, причем рафинированное, а растительное масло… я вот даже не смогу уверенным голосом назвать продукт, который можно, не копаясь на полках и не мучая глаза чтением этикеток, спокойно купить. Макароны? Да ладно! Наивный вы человек. Написано «пшеница твёрдых сортов», так вы сразу и поверили? Вы знаете точно, что эти люди (производители) считают твёрдыми сортами?

Во времена эмира Бухары бедные люди, ясно, недоедали — зато когда ели, то ели подлинное, имеющее вкус. А большинство из нас, по меркам древности, вовсе не бедны, однако заполучить настоящую еду мы можем с изрядным трудом. Но мы ищем. Нас много. Мы поддерживаем друг друга. Идём в темноте, на ощупь, ошибаемся — но и находим. Мы вернём себе «вкус халвы».

Прав ли профессор?

Одна учёная женщина-профессор, весьма авторитетная и красноречивая, считает, что наш мозг исключительно восприимчив к влиянию среды и записывает буквально всё. Поэтому следует строго следить за тем, что ты читаешь, смотришь, слушаешь, и строго браковать тех, с кем разговариваешь. Прочёл глупую книгу, послушал бездарный музон, пообщался с дураком — мозг всё воспринял и приготовился к деградации. Так что ускоряйте шаг возле полок, где в книжных магазинах торчат яркие обложки иронических детективов и советов о том, как выйти замуж, не приходя в сознание. Это не книжки, а губительные вирусы для мозговой активности!

Гипотеза, конечно, занимательная. Но почему-то в профессорской трактовке работает только в одну сторону. То есть мозг, по этой версии, начинает слабеть под воздействием напора глупости. Возникают два сомнения.

Сомнение первое: а как же защитные силы организма? Если они действуют во всём физическом теле, отчего бы им не работать в теле ментальном, если оно здорово и не имеет повреждений? Взрослому здоровому интеллекту глупые фильмы, плохая музыка и общение с дураками не должны наносить ни малейшего ущерба. Сколько дураков писали Антону Павловичу Чехову и набивались ему в приятели — ничего с разумом Писателя не приключилось. В принципе общение с дураками столь неизбежно, что полностью уклониться от них можно разве на необитаемом острове. То есть выходит, мозг вообще сберечь никому не удастся?

Второе сомнение. Коли дегенеративная информация портит голову, то справедливо было бы предположить, что, напротив, великие книги, классическая музыка и общение с мудрецами способны значительно развить и укрепить этот наш трепетный мозг. В целом вроде бы так. Однако я знаю десятки людей, получивших образование, читавших великие книги, смотревших первоклассные фильмы — и остались они при этом глупцами. Причём глупцами худшего типа — с претензиями на свою образованность и элитарность.

Есть, видимо, некий фактор икс, осложняющий картину. Я бы предположила, что мозг — это одно, а вот ум — что-то немножко другое. В то время, когда мозг исправно загружается потоком информации, часто мусорной, ум выхватывает из потока то, что питательно и нужно ему. Даже из глупой книги здоровый ум подцепит пару наблюдений, которые ему пригодятся; да сам анализ книги и вывод о том, что она глупа, — это серьёзная умственная работа. И понять по разговору, что перед тобой дурак, может лишь умный человек, дураки дураков не опознают.

А стало быть, всё не так уж страшно. Конечно, в фазе ускоренного развития ума, в детстве и юности, необходимо принимать меры по фильтрованию информации. Но ежели разум укрепился, вряд ли его всерьёз собьёшь тупой книжицей или плохим фильмом. Сейчас восемьдесят пять процентов фильмов — скверные, а никто при этом с ума не сходит, наоборот — в людях развилось сильное критическое начало, они думают, анализируют, и мирные обыватели культуры порой высказывают острые замечания — поинтересней, чем профессиональные критики.

Так что уму главное — работать. Тогда он справляется с наличной действительностью, какой бы идиотической она ни была.

Кого надо спасать

Человеку свойственно задаваться вопросом: «А что, если бы…» И прикидывать в уме варианты кардинальных улучшений прошлого — и личного, и общего. А что, если Пушкин бы выжил? А господа офицеры отбили у красных в 1917–1918 годах царскую семью? А Ленинград не оказался бы в блокаде? А одно из покушений на Гитлера удалось? Целое направление в искусстве имеется, в напряжении сил предающееся игре в разные чудесные возможности. Главное слово тут — «спасти»: Пушкина, императора, Ленинград… Хоть игровым образом, но преодолеть трагизм истории, которая почему-то предпочитает самые жестокие варианты. Что ж, если людей увлекают такие забавы, ничего плохого в этом нет, ведь они, я надеюсь, понимают, что никаким «спасительным» жестом или поступком ход истории не повернёшь. Нет этой развилки — дескать, направо пойдёшь, будет это, а налево, будет то. Как-то иначе всё устроено.

Я думала об этом, с восхищением знакомясь с замечательными фильмами и репортажами журналиста Бориса Соболева. Они иногда попадались мне в рубрике «Специальный корреспондент» на «России-1», но я не обращала пристального внимания на личность автора. А тут обратила. Посмотрела подряд «Идущие к чёрту», «Бремя цыган», «Страна героев», «Коронованные особы», «На дне знаний» и многое другое. У Соболева интересная специализация — он сосредоточенно занимается мошенниками и аферистами всех видов и сортов. Теми, кто самым бесстыдным образом продаёт всё на свете — дипломы о высшем образовании, награды, призванные отличить лучших, победы на конкурсах красоты, надежду на исцеление и так далее. Остроумно-ироническая манера журналиста лишь слегка скрывает глубочайшее презрение, которое он явно испытывает по отношению к бессовестным обманщикам, верующим только в деньги. И если мнимые экстрасенсы (а из расследований журналиста очевидно, что никаких экстрасенсов и магов не существует, есть лишь артистичные мошенники) выглядят потешно, то иное впечатление от продающих дипломы. Дипломы о высшем медицинском образовании. Тут не до смеха — кто гарантирует нас от врача, который ни дня не проучился профессии? И вот фильмы Соболева в общем складываются в эпическую картину современных нравов. Разнородные потоки обмана сливаются в могучее море фальши. Люди так извертелись, что даже сами себе врут. Никто не скажет: я — взяточник и аферист, я — кучка мусора, нет, они галлюцинируют наяву, воображают себя какими-то рыцарями-джедаями из «Звёздных войн».

Так вот: есть ли на свете такой волшебный жест или поступок, чтобы спасти этих нравственно пропащих людей? Какую историческую развилку нам надо обнаружить, чтоб повернуть направо, а не налево? И как спасти тех, кто и не собирается спасаться?

А единственное, что может спасти, — это постепенное накопление нравственных усилий многих-многих людей. «Лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от одного улучшения нравов» — как сказал Пушкин.

Кто тут воспитанный человек?

Ничего, ничего не понятно. И раньше-то было смутно, а теперь совсем темно. Я о проклятом вопросе, кого можно считать Воспитанным человеком. Ведь никаких официальных законов на эту тему не придумано, и правила в рамочке ни на какой стеночке не висят. И даже нет уверенности в том, что Воспитанным человеком быть хорошо и следует к этому ободряющему идеалу стремиться, потому как неизвестна сама цель — то есть вот этот самый сияющий добродетелями образ Воспитанного человека. Кто он? Как себя ведёт? Чем занимается в свободное от демонстрации хорошего воспитания время? И вообще, откуда бы он взялся? Как говорил незабвенный Шариков, «господа все в Париже», причём сто лет как. Новые господа, оно конечно, научились грамотно есть омаров, но ведь этого мало. А бывшие советские инженеры, конечно, что-то такое помнят ещё из картин «Ленфильма», мелькали там трепетные люди, которые утверждали, что нельзя читать чужие письма, потому что нельзя, и всё. Но уж давно и «Ленфильма»-то нет. И где его применить теперь, воспитание или хотя бы мечту о воспитании, если фразу про чужие письма сегодня мало кто поймёт вообще. Поскольку множество людей страстно желает всем всё про себя рассказать и даже показать. Чего устраивать тайны на ровном месте? Чужих писем не бывает, в стеклянном доме живём!

По телевизору нам часто показывают энергичных, предприимчивых, говорливых людей, но сказать, что они относятся к числу воспитанных, трудно, потому что многие готовы рассказать о самых интимных сторонах своей жизни, кроме того, в разговоре они норовят громко кричать и перебивать собеседника. А этого Воспитанный человек не может себе позволить никогда — страшнее этого только забыть, что в телефонном общении надо прежде всего спросить, не помешал ли ты кому-нибудь и удобно ли Другому человеку разговаривать. Поскольку (с трудом вспоминаю, где-то читала в детстве) постоянно помнить о Других людях — главная задача Воспитанного человека. Нет, это что-то из иной галактики. Не приживётся это у нас. Даже среди элиты.

Я раньше считала, что, скажем, профессия театрального режиссёра располагает к хорошему воспитанию — надо ведь общаться с людьми, производить не кирпичи, но творческий продукт. Деликатное дело. Но это пока не стала сама сочинять пьесы. Тогда обнаружилось, что многие режиссёры считают возможным не отвечать тебе полгода, год, вообще не отвечать, хотя от них ничего не надо, просто два слова — подошла вещь или не подошла, да или нет. И проблема не во мне лично — они никому не отвечают. Скорее всего, они люто ненавидят пьесы в принципе. Понимаю, однако Воспитанный человек не может ведь не отвечать на письма и обращения, правильно?

И не надо мне тут говорить ваше вечное «а сама, а сама». Я и не претендую. Я же за рулём. А кто за рулём, тот знает: у Воспитанного человека шансов на дороге нет. Уступить, пропустить, думать о Других людях, предупредить… не, без шансов. Я не борюсь за высокое звание Воспитанного человека, я только мечтаю его встретить живым.

Аудит вожделений

Употребление и распространение наркотических веществ строго запрещены законом, и правильно: человеческие потери на этом фронте огромны и кошмарны.

Но вот какое дело… Нечто вожделенное, производящее в организме эйфорию, чего желают всем существом, что становится каждодневной необходимостью, к чему привыкают страстно, — это что? Одна женщина призналась друзьям, что в течение месяца съела пятнадцать тортиков определённой марки, по половине торта за вечер. В своё оправдание несчастная выдвинула тот аргумент, что в этом торте нет бисквита, а только безе, крем и орехи. Так наркоманы лепечут: «Подумаешь, это всего лишь травка». Конечно, тортик не разрушил личность поедательницы, не принёс сокрушительного вреда организму, не исказил психику таким образом, что наша сладкоежка пойдёт воровать, дабы удовлетворить свою потребность. Но сам набор: вожделение, эйфория, привыкание к эйфории, потребность в дозе желанного вещества — он определённо наркотический.

А сериалы? Люди жадно спрашивают друг друга об интересных, захватывающих сериалах, ждут выхода новых серий, начинают смотреть — и не могут оторваться. Некоторые прямо плачут — ах, закончился мой любимый сериал, что делать! Создателей отличного сериала про Пуаро с Дэвидом Суше зрители прямо-таки осадили с требованием продолжить — те объясняли, что экранизировали все романы и рассказы Агаты Кристи с участием Пуаро, больше ничего нет, но этот аргумент публика сочла негодным. Подумаешь, текст закончился — пишите сами, пусть суррогат, нам сойдёт и суррогат. То есть все приметы абстиненции налицо.

Когда вы видите бегунов в парке, вы принимаете их за героев здорового образа жизни и тихо вздыхаете о своём несовершенстве. Известно ли вам, что примерно через сорок минут бега или быстрой ходьбы организм начинает вырабатывать эндорфины — наркотики морфиевой группы? Таким образом, объясняется ли прыть наших бегунов одной лишь тягой к здоровью? Что же получается — мы все наркоманы, что ли…

Вообще-то именно так и получается. И в идеале надо провести строгий «аудит вожделений» под девизом, известным нам с древнегреческих времён: «Ничего слишком». Русским следует быть особенно внимательными, ведь воскликнул же замечательный писатель Василий Розанов сто с лишним лет тому назад: «Есть ли на земле ещё такая же острая, пряная, артистическая, наркотическая нация, как русские?!» Страстно вожделеть, получать эйфорию от загадочных веществ и явлений (кайфовали же революционеры от «Капитала» Маркса) — это наше. Осторожно, товарищи! Полторта за день и восемь серий за вечер — безумие.

Даже если наутро вы броситесь бегать и прыгать. Возможно, это ещё страшнее…

Авторитеты, вы где?

Бывали такие времена, что мнение одного человека (литературного критика, допустим) могло вознести или унизить автора, потому как для публики требовался в дополнение к автору — авторитет. Тот, кто подтвердит или опровергнет ценность сочинения. Расхвалил Белинский Лермонтова — всё, юнец прописан в литературе прочно. Объяснил Добролюбов, что Катерина в «Грозе» Островского — это луч света в тёмном царстве, и Островский спасён от поношений. Правда, в дальнейшем положение дел осложнилось, выяснилось, к примеру, что авторитет не бывает абсолютным — для одних авторитет, а другим плевать на него. И власть авторитета не безгранична: никому не удалось ещё впарить публике откровенное фуфло на длительный срок или уничтожить реальный талант. Как ни пытались критики-современники растоптать Лескова, Чехова или Булгакова — ничего у них не вышло, хотя, разумеется, крови они им попортили немало.

Совсем недавно мнение авторитетного критика, скажем, из газеты «Нью-Йорк таймс» могло чрезвычайно повлиять на судьбу книги, фильма или спектакля: отрицательный отзыв неумолимо означал провал у публики. В культуре действовала целая группа страшных людей, мнения которых ждали и жаждали, боялись и мечтали о нём. Понятно, что у нас всё по-своему, однако и на родных равнинах авторитеты водились — не только криминальные, но и культурные. Вопрос: а где они теперь? Они существуют? Есть люди, чьё мнение может повлиять на публику, властно определить ценность произведения и его судьбу?

Главный авторитет нашего времени — «сарафан», то есть «сарафанное радио», то, что одна соседка сказала у колодца другой соседке. Определяя для себя, читать или не читать, смотреть или не смотреть, идти или не идти, люди ориентируются на «сарафан», который у каждого свой. Конечно, мнение популярной радиостанции или модного блогера тоже учитывается публикой, но уже не в качестве точного навигатора, а так — вот, дескать, этот говорит то-то, а там толкуют вот это. Реально повлиять на судьбу произведения может только мощное объединение мнений для травли или воспевания того или иного явления. То есть действующий авторитет может явиться только в виде хора. Такой совокупный хоровой авторитет, причём дирижёр этого хора чаще всего публике неведом.

Вот хор завопил, что «главный писатель современности, создающий новую русскую классику» — это мистер Икс. И попробуй теперь докопаться до истоков, кто первый запел эту песню и с каких щей Икс главный, и что это вообще такое — быть «главным» в литературе и производить новую классику. Остаётся терпеливо ждать, когда Икса с его новой классикой поглотят пески забвения, которые сегодня работают быстро и решительно…

В больших системах, как учит физика, поведение отдельных частиц не важно. Но мы люди, а не частицы, и знаем, как важен бывает один человек. Так что смелей, потенциальные авторитеты, не таитесь и не бойтесь: настоящий солист в силах и хор затмить. Если голос есть.

Вязать или не вязать

Есть такой устойчивый образ: бабушка. Уютная, в морщинах, седенькая, с внуками сидит и — непременно вяжет. Конечно, этот трогательный раритет не исчез вовсе, но в принципе многие женщины решительно взяли курс на ликвидацию «бабушки» как образа жизни. Седая, в морщинах, вяжет? Стройная, загорелая, на днях уехала с бойфрендом в Италию. О вязании при такой тенденции смешно и вспоминать. И какой в нём смысл, в этом вязании, когда больше нет дефицита и всё можно купить, так зачем тратить время, спрашивается?

Вообще-то, конечно, ручное вязание — ужасно обаятельное занятие, сама его эстетика (клубки, спицы, тихий вечер, движения рук) говорит о мирной, спокойной, но и творческой жизни. Ведь изделие надо продумать, выбрать нить и фасон, терпеливо созидать, не спешить, хладнокровно распускать изделие, если в вязку вкралась ошибка. Но, кроме творчества, вязание — это ещё и профилактика. Профилактика чего? Да того, что теперь кличут «Альцгеймером», а раньше называли просто — слабоумие. Ведь постоянные мелкие движения пальцев возбуждают нейронные связи мозга. Или что-то в этом роде, точно не помню, но, короче говоря, такие движения способны предотвратить слабоумие. Ни фитнес, ни косметические процедуры, ни поездки на юг этого не предотвращают, а мелкая моторика рук — может. Конечно, гипотетически лучше всего укрепляет мозг: 1) игра на фортепьяно (пока что вроде бы не было ни одного слабоумного пианиста); 2) занятия живописью (художники, бывает, сходят с ума, но в целом это путь крепких людей, не ведающих Альцгеймера); 3) дирижирование симфоническим оркестром (это вообще профессия ясномыслящих долгожителей). Но, согласитесь, такая дорога доступна немногим!

А вязание доступно буквально всем. Научиться основам вязания можно за один вечер. За три вечера связать простейшее изделие — обычно новички изготавливают шарф. Затем можно сколько угодно совершенствоваться, творить чудеса, вывязывать кружева, копировать из книжек невероятные узоры. Или хотя бы делать для собственного удовольствия простые хорошие вещички. Для тех же внуков. Ведь в том, что сделано любящими руками, таится благодетельная энергия.

Я немного умею вязать, меня мама в детстве научила. В студенческие годы я вязала довольно часто — сама выдумывала диковинные свитера с узорами. Что-то перепало детишкам. Дарила я друзьям шарфы на дни рождения — хороший выход из вечной проблемы подарков. Последний раз удалось доделать вещь года три назад, но вот уже три года скучают руки по вязанию. Что-то забросила я это дело. А ведь оно приносило мне удивительное успокоение, я бы даже сказала — умиротворение. Это своего рода медитация. Вот как у мужчин рыбалка, так у нас — вязание. И вовсе не обязательно к вязанию прилагаются морщины и седины. Вполне можно быть модной современной женщиной, а на досуге иногда вязать…

Так что на вопрос «Вязать или не вязать?», я даю уверенным голосом ответ: «Вязать». Мне кажется, даже сам вид женщины, вяжущей или вышивающей, несёт в души окружающих мир и радость.

Русский сувенир: возможно ли обновление?

Эстетика русского сувенира — вещицы на память о России — сформировалась давно и накрепко. Намертво, можно сказать. Как и во многих странах мира, тут в ход идёт самое узнаваемое, расхожее, известное — к примеру, изображения знаменитых соборов, дворцов, башен. Из сувенирных фигурок Эйфелевой башни уже можно было бы сделать десять «Эйфелек» в натуральную величину. Кстати, вспоминается, как один бешеный итальянец звезданул сувенирным изображением Миланского собора по лбу тогдашнего премьера Берлускони… но это нецелевое использование сувенира. Вообще сувенир должен быть абсолютно бесполезен. Это его предназначение.

Сувенир вбирает в себя всю могучую энергию местного колорита и воплощает её в виде символа. Матрёшка. Балалайка. Шапка-ушанка. Валенки. Самовар. Баба на чайник. Перестройка и девяностые годы добавили советскую атрибутику и лица вождей на матрёшках. Двадцать первый век — изображения действующего Президента. В целом канон сформировался. Турист поставлен перед довольно богатым выбором (одна шапка-ушанка на европейские глаза чего стоит! Они стоят перед ней со счастливыми лицами!). Есть, конечно, происки национальной оригинальности — так, в одном магазине мне встретились консервы (баночка) с надписью «Русская земля». Пользовалась спросом. Турист, он кто, по мнению продавца сувениров? Турист — овца. Мы-то сами, оказавшись туристами, что покупаем в иных странах? Те же «матрёшки и балалайки», только местного извода…

Но есть в этой чёткой сложившейся практике некая нота. Это петербургская нота, заветный вздох неполного удовлетворения. Чего-то вот не хватает, по мнению многих петербуржцев, в эстетике русского сувенира, когда она раскидывает своё мощное тело под сенью нашего города. Балалайки и самовары — это явления недискуссионные, так сказать, федерального пространства. Но у Санкт-Петербурга своё место в истории. Как его воплотить в образе сувенира?

Неоднократно на Московском вокзале я разглядывала сувениры с петербургской символикой. Стаканы, чашки, медали с силуэтами достопримечательностей, копии Медного всадника… Банально, аляповато, безвкусно. А ведь как ни крути, вкус у зодчих Петербурга определённо был. Встретилось оригинальное сочетание «русского» и «петербургского»: кукла-неваляшка «Исаакиевский собор» (изображение Исаакия красовалось на пузе игрушки). Всё бы ничего и даже смешно, учитывая баталии вокруг собора, да дело портила физиономия куклы. Румяная, улыбающаяся идиотической ухмылкой. Не наше, не петербургское выражение лица!

Я довольно часто вижу работы наших современных петербургских художников, фотографов, мастеров прикладного искусства. Поверьте, среди них уйма талантов. В том числе таланты запечатлевать образы города свежо, оригинально, остроумно. Известны вам такие имена: Алиса Юфа, Александра Овчинникова, Ирина Дудина (из гендерной солидарности называю женщин-художниц)? А ведь даже открытки и копии их работ могли бы привлечь внимание интуриста. Разве плохо купить вместо или вместе с лаптями и балалайкой хорошую оригинальную фотографию Города, картинку, открытку? Или турист-овца изначально считается лишённым вкуса и соображения? Но ведь это не так. Турист охвачен потоком мощной инерции, идёт проторенными для него путями, берёт, что дают. А если ему подсунуть не банальную кружку с кое-как намалёванными разваленными мостами, а реально ценный продукт самостоятельного творчества?

Пора, давно пора объявлять конкурсы на изготовление «русских петербургских сувениров». Строго отбирать лучшее. И давать нашим замечательным художникам и фотографам шансы заработать на жизнь честным трудом.

Что есть настоящее, иногда доступное на земле счастье.

Проверять, проверять и ещё раз проверять

Бурный поток современной информации состоит из таких диковинных сплавов правды и лжи, что не выдерживают даже сильные, в целом ясные головы. Вот встречаю на днях массу прикольных фотографий и возмущённых воплей на тему курения на балконе. Дескать, обезумевшие от злобы к народу власти запрещают курить на балконе, штраф за это положен! Почему? Уф, они ещё спрашивают — почему. Да там круглыми сутками только и думают, как бы людей замучить окончательно, что непонятно-то?

И начинается народное творчество. Лихое вдохновенное зубоскальство — скажем, публикуются изображения знаменитых людей, которые курят на балконе, и к ним идут иронические и скорбные подписи: а нам запрещено. Отдельную лепту вносят индивидуумы, публикующие бесконечно ценную информацию, что у них нет балкона или они вообще не курят… Извергается бурный поток творчества — и притом на ровном месте.

Нет запрета за курение на балконе. Его не существует. Штраф за курение на балконе положен только тогда, когда это привело к пожару. Вдохновенное зубоскальство было абсолютно вздорным, напрасным, а многие, слышавшие какой-то звон, да не знающие, где он, так и остались в убеждении, что рехнувшаяся власть опять бесчинствует.

Ещё случай: начинается обсуждение высказываний некоего правнука архитектора Шухова, который приглашён к нам на культурный форум дискутировать о судьбе исторического центра. Правнук формулирует крайне неудачно ту куцую мыслишку, что если нет денег на реставрацию, так надо дать девелоперам и прочим страждущим маленько заработать на сносах, на сооружении очередных градостроительных ошибок, короче, город должен развиваться. Это они называют — развиваться. Тут, конечно, у петербуржцев закипает разум возмущённый. Господи! Как они, эти мнимые развиватели (в основном, своего кармана), нам надоели! Живёшь тут — ни погоды, ни комфорта, ни денег, ни перспектив, одна красота исторического центра, и ту хотят испоганить… Активисты предлагают различные меры по встрече борзого правнука Шухова на культурном форуме. Ну так, чтобы мало не показалось. Чтоб навеки тот день ему запомнился. Тем более как будто бы правнук обмолвился, что-де Петербург превратился в мёртвый город и его надо бы оживить. Так мы все мёртвые, зомби, нам терять нечего — ха, мы вам, чрезмерно живым, с вашим брюхом ненасытным, покажем!

И что же оказалось? Что никакого правнука у Шухова нет, что свои мнения — видимо, для поднятия жизненного тонуса петербургских активистов, подувядших по осени, — высказывал, видимо, какой-то мелкий околоархитектурный аферист. Что, конечно, бдительности терять нельзя и за действиями властей всех уровней следить надо неустанно, но именно эта информация, насчёт правнука Шухова, не во всех очертаниях правдива.

То есть приходится буквально на каждом шагу проверять, проверять, проверять.

И сохранять хладнокровие. Так легко поддаться панике или общей истерике, начать вопить и бежать куда-то: а всё может оказаться враньём, чьей-то фантазией, выдумкой, искажением, словесной или оптической иллюзией. Граждане, попусту не яритесь, берегите энергию — ей-богу, ещё пригодится.

А нам как заряжаться?

Перед сном каждый день я непременно ставлю на зарядку все мои устройства: телефон, айпад, компьютер. Втыкаю вилку в розетку, и маленький знак-зигзаг на экране подтверждает, что зарядка началась. Тогда я ложусь спать — а это мой (и всеобщий) способ подзарядиться. Мы тоже втыкаем какую-то незримую вилку в розетку Вселенной, и есть вероятность, что мы проснёмся с новой, неизвестно откуда в нас закаченной, стопроцентной энергией.

Но сами знаете — ночной зарядки недостаточно. Надо куда-то подключаться в течение дня. А куда?

Лично меня обновляет природная вода — река, озеро, море, но это явление сезонное. Есть возможность подпитки от деревьев, я иногда обнимаю их (особенно люблю дубы) и чувствую бегущие от их стволов могучие токи. Так что если вы в парке увидите полную женщину, обнимающую деревья, не спешите думать, что это городская сумашайка, — это могу быть я! Но деревья надо искать, ехать за город или отправляться в хороший парк. А парков в городе мало, да и в тех, что есть, то и дело затевается порубка, так что зарядка от деревьев сопряжена с трудностями. Для добычи энергии придётся энергию тратить, так где смысл?

Люди. Да, от людей можно разжиться энергией, если они жизнерадостны, доброжелательны и не прочь поделиться с вами своими силами. В задаче спрашивается, вы много таких персонажей видели? В существование «энергетических вампиров» я не особенно верю, мне чаще встречаются «энергетические аутисты». То есть те, кому едва-едва хватает энергии для личного потребления, они её берегут, скрывают в глубинах, и подзарядиться от них нечем.

А искусство? Может ли оно зарядить человека? Я часто бываю, скажем, в художественных музеях. Конечно, это отличное приключение для мозга и души. Но после нескольких часов, проведённых среди бесспорных шедевров, чувствуешь скорее какую-то вымотанность. Явно устаёшь. Музеи заряжают, так сказать, в дальней перспективе, но реальную, сегодня и сейчас живущую в индивиде энергию забирают и тратят. Культурное обогащение — энергозатратный процесс.

Может быть, театр? Там на сцене живые люди, от них ведь бегут силы и токи в зал? Вспоминаю, сорок пять лет назад в Московском театре имени Ленинского комсомола состоялась премьера музыкального спектакля «Тиль» (драматург Г. Горин, режиссер М. Захаров, композитор Г. Гладков, в заглавной роли Н. Караченцов). Чудом я, школьница, попала на спектакль и была им оглушена и потрясена, потом специально приезжала в столицу попасть на «Тиля». Окунуться в неимоверную грозу и бурю этой уникальной постановки, где артисты не ходили, а летали по сцене, где на зрителя обрушивались живительные потоки созидательной светлой энергии… То есть да, от театра зарядиться можно. Было. Сейчас нет никаких гарантий, что, посетив очередное издевательство над классической пьесой, вы получите хоть полпроцента «зарядки». Скорее, это вас опустошат, вашу энергию выкачают…

Так как нам заряжаться? Так и заряжаться: сон, вода, деревья, хорошие люди. Искусство? Попробуйте перечитать раннего Чехова, Булгакова, Аверченко и Тэффи. Мне лично помогает.

Одним словом

Сижу себе у воды (река, озеро, залив, всё годится), с интересом рассматриваю книжку-карту дорог России и невольно прислушиваюсь-присматриваюсь к людям. Интересно же — где ещё встретишь столько незнакомых соотечественников в их первозданной непосредственности тела и души.

Люди у воды, конечно, раскрепощаются, отдыхают, вольничают, шалят, но, в общем, ничего особенного не происходит. Если две молодые пары с детишками, общаясь между собой на полянке у озера, не в силах сказать ни одной фразы без мата, то, надо думать, та же обстановка царит у них и в доме. Поэтому детишки, на этом выращенные, воспримут мат как языковую норму. Всё понятно, но в общественном месте я не обязана это слушать. Поэтому делаю замечание. Спокойно, без агрессии. Но и без всякой надежды на успех.

Говорю и сама себя ругаю — зачем связываюсь, глупо и бесполезно. Ан нет! Компания моих невольных соседей замолкла и задумалась. Ничего они мне не ответили, а стали говорить тише и осторожнее. Как бы взглянув на себя и услышав себя со стороны.

И я поняла, что это для них в новинку. Они, не задумываясь, вели себя так, будто они дома среди своих, в эдакой психологической коробочке, и вдруг ОСОЗНАЛИ, что вокруг — общество. И хорошо бы, как говорится, следить за метлой и фильтровать базар, то есть лицемерить и изображать культурных, поскольку их первобытная непосредственность не всем нравится. Сбить инерцию поведения мне удалось всего лишь одним словом!

Ободрившись, я стала двигаться дальше. Вот двое плотных мужчин среднего возраста выходят на берег, и один из них огорчённо подбирает бутылку. «Эх, люди!» — вздыхает он. И я его понимаю. Эх — люди стали чуть получше, но в целом гадят и мусорят ужасно. Однако мужчина ещё недотягивает до культурного просветителя, имеющего право обличать невежество. «Вы вот людьми недовольны из-за мусора, а сами сейчас в озере матом ругались», — замечаю я ему (спокойно, без агрессии, тут главное — без агрессии). О чудо! Мужчина смотрит на меня ясными серыми глазами и отвечает: «Да-а… вы правы. Извините…» Хороший это был человек. Он тоже из бессознательного состояния пришёл в сознательное. Сработало! Одно слово сработало. Стало быть, эволюция поведения в обществе возможна.

Если есть точный общественный договор насчёт того, что можно и чего нельзя (а насчет мусора и мата такой договор есть), то людям доброй воли надо всего лишь спокойно, без агрессии, заявить свою позицию. Сбить инерцию поведения у тех, кто не видит себя со стороны, живёт бессознательно. Запустить у них механизм рефлексии. Только надо правильно выбрать интонацию, чтобы не вызвать раздражения. И в людях надо немножко разбираться — есть такие типчики, что им лучше никаких замечаний не делать вообще.

Конец ознакомительного фрагмента.