Отложенная беременность, или Любовь после смерти

Татьяна Михаль, 2020

Оказаться беременной, когда ни с кем не вступала в отношения – разве это возможно? В моём случае да. Чудо? Наверное… Или нет?..

Татьяна Михаль

* * *

Часть 1

Глава 1

Дисклеймер

«Непорочное зачатие, или Отложенная беременность» — произведение вымышленное. Все имена, названия, характеры героев и описанные в романе события (реальные или вымышленные) — плод фантазии автора. Всевозможные сходства с реальными событиями или вымышленными — случайны.

* * *

Ника

— Ника, ты беременна. Поздравляю.

Голос моего доктора и по совместительству коллеги, прозвучал буднично, но с нотками ехидной радости.

— Как беременна?! — выдохнула в шоке, решив, что Дмитрий сейчас шутит. — Пожалуйста, скажи, что это шутка. Я не могу быть беременной.

— Какая уж тут шутка, — усмехнулся он. — Все анализы «говорят» об этом. Давай сделаем ещё и УЗИ. Пятая неделя… Плодное яйцо уже хорошо можно увидеть.

Находясь в состоянии шока, я последовала за Дмитрием в кабинет УЗИ.

Он сам лично сделал ультразвук и, удовлетворённо кивнув, огорошил меня окончательно.

— Ты беременна, — уверенно сказал Дмитрий. — Сомнений никаких нет.

Он посмотрел на меня и, усмехнувшись, спросил:

— Ну что, расскажешь, кто отец?

Встала с кушетки, взяла распечатанный чёрно-белый снимок УЗИ. Мои пальцы дрогнули.

Пять недель.

— Дима… — выдохнула я тяжело, садясь на кушетку. — Но это… Господи… Это просто невозможно…

— Ника, ты же умная женщина. Ну что ты заладила, невозможно, невозможно. Не хочешь говорить, от кого залетела — ну и не надо. Это ведь твоё дело. Ты мне ещё полгода назад дала понять, что я тебе не интересен.

Подняла на него взгляд, полный паники и непонимания.

— Ты не понял меня, — сказала с нажимом. — Дима, я не могу быть беременной! У меня не было ни с кем никаких интимных отношений после гибели мужа! Год я ни с кем не спала! Понимаешь?!

Потрясла перед его лицом снимком и взвизгнула:

— Это просто невозможно!

Дмитрий нахмурился и посмотрел на меня озадачено.

— Ника… Ты меня обескураживаешь. Если бы у тебя была опухоль или какое-то другое заболевание, то анализы бы не показывали твою беременность. Но все твои данные показали классику развития нормальной беременности. Быть может, ты просто не помнишь… близости… На вечеринке, например… Перебрала и не помнишь, как и с кем переспала…

Он пожал плечами, мол, ну бывает и такое.

Раздражённо вздохнула и процедила:

— Ты прекрасно знаешь, что у меня непереносимость алкоголя. И нет, я знаю, что ни с кем не спала. И я не страдаю провалами в памяти.

— Хорошо, — произнёс он. — Ты главное не нервничай. Давай сделаем ещё несколько тестов и понаблюдаем за твоим состоянием.

Но и последующие тесты, анализы и УЗИ подтвердили мою беременность.

Так и не придя в себя от шока, я долго и много думала. Как человек, имеющий непосредственное отношение к медицине, я не могла поверить в какое-то нелепое чудо и непорочное зачатие, как начал шутить Дмитрий.

Я хоть и не доктор, а всего лишь медсестра, но знаю, что это просто невозможно!

Беременность развивалась нормально. Все мои анализы были прекрасными.

Мой траур сменился таким вот необыкновенным событием, как незапланированная, необычная и непонятно от кого и как случившаяся, беременность.

Кроме Дмитрия и меня о моём положении больше никто из коллег не знал. Это было моим решением. Я даже родителям ещё не сказала, потому что не знала, как объяснить, что у моего малыша нет отца. Или точнее сказать, я понятия не имею, как это произошло.

Мистика какая-то.

Быть может, я так и продолжала бы думать, пока однажды, Дмитрий не сделал предположение, что я жду ребёнка от своего погибшего мужа.

— Я изучал твою ситуацию и поговорил кое с кем, не называя имён, и меня навели на один малоизученный феномен.

Дмитрий говорил загадками.

— Не томи меня, — попросила с мольбой в голосе и при этом затаила дыхание, боясь услышать и узнать, о каком-нибудь чудовищном феномене, после которого…

Дмитрий прервал мои мысли.

— С тобой случилась отложенная беременность, Ника, — сказал он и кивнул на мой ещё плоский живот.

— Какая беременность?.. — переспросила его, не веря своим ушам.

— Если ты на сто процентов уверена, что ни с кем не спала, и последним твоим мужчиной был твой муж Максим, то вполне возможно, что с тобой…

— Дима, я знаю, что такое «отложенная беременность», — перебила его и тряхнула головой. — Но… это ведь на самом деле не изучено и… Не могу поверить. Но другого объяснения действительно нет. Ты уверен?

— Если ты действительно ни с кем не спала и не лжёшь мне, то да, я уверен, — проговорил Дмитрий.

Меня охватило множество эмоций.

Узнать, что ты беременная непонятно от кого — это на самом деле ужасно. Но когда появляется надежда и даже уверенность, что ребёнок от любимого мужчины, которого больше нет рядом — это… Это действительно чудо. Невероятное, но чудо! Тёплое, светлое и радостное!

Макс был бы счастлив. Он хотел детей.

— Ника?

Голос Димы, прервавший мои мысли, звучал намного мягче, чем низкий, резкий и чуть хрипловатый голос Макса.

Дима был привлекательным мужчиной, харизматичным и я ему нравилась… Но Дима не Макс… Ему было очень далеко до моего любимого мужчины.

Но Макс мёртв.

Погиб в горах со всей группой и не найден, как не найдены и другие. Никто из них не вернулся. Никто из десяти человек.

Дни и месяцы нескончаемых вопросов, поисков, отчаянных молитв, веры и надежды, что он объявится, что он вернётся, таяли, когда прошло полгода.

Макс не возвращался. Не звонил. И не был найден.

Но я продолжала ждать его и верить, что он жив, когда как окружающие просили меня прекратить ждать и начать жить дальше. Без Макса.

Прошёл год. Всего лишь год и, наверное, моя беременность — это действительно чудо. Мой любимый мужчина подарил мне это чудо. Думаю, что случилось это событие как подтверждение того, что он уже точно не вернётся. Он «ушёл». Навсегда. И мой малыш — это дар небес, дар моего ангела Максима.

Но я никогда его не забуду!

«Клянусь, Макс, ты единственный мужчина, которого я любила, люблю и буду любить! Я всегда буду тебя помнить», — поклялась себе.

Решительно заморгала, смахивая пелену печали и зарождающихся слёз.

Убрала упавшие пряди волос с лица и обернулась к Дмитрию.

— Да, Дима?

Дмитрий положил руки мне на плечи и пристально посмотрел мне в глаза:

— Ты теперь должна беречь себя, Ника.

— Да, ты прав. Конечно, — кивнула я и печально улыбнулась.

— Но одной тебе трудно, Ника. Я же вижу, какая я ты стала после его смерти. Вместо жизнерадостной девушки ты превратилась в тень самой себя. Но сейчас всё изменится.

Я напряглась.

— О чём ты хочешь сказать?

— Тебе нужна забота, Ника. Забота, внимание, и надёжное плечо. Ты знаешь, как я отношусь к тебе. Знаешь о моих чувствах. Твоего Макса не вернуть. Мне жаль, что тебе пришлось пережить такое горе, но жизнь не стоит на месте. Тем более, сейчас…

Он вдруг положил мне на живот свою горячую руку. Я дёрнулась и сделала два шага назад, выставила вперёд руку, устанавливая границу.

Дмитрий вздохнул.

— Когда-нибудь мне удастся убедить тебя хотя бы попробовать со мной отношения, Ника. И в тот день ты отчётливо поймешь, чего тебе так не хватало с Максимом. Тогда-то ты поймёшь, от какого замечательного человека ты отказывалась, кого упускала и не замечала все эти годы.

— Это не смешно, Дима, — сказала я серьёзно. — Я давно тебе сказала, что между нами не будет никаких отношений кроме как деловых.

Его лицо погрустнело.

— Неужели мысль об отношениях со мной, настолько тебе противна?

При виде его несчастного выражения лица, я испытала небольшой укол совести.

Он был мне другом. И я хотела, чтобы он им и оставался.

Я шутливо толкнула его в плечо и с улыбкой произнесла:

— Дима, Дима, ты прекрасный человек. Удивительный. И на самом деле, потрясающий мужчина…

Я замолчала, не зная, как сказать, что не воспринимаю его как своего мужчину.

— Та-а-а-к… — протянул он. — Слышу в твоих словах огромное «Но».

Дмитрий всегда был умён и проницателен. И да, он был прав: было огромное «Но».

Моё двухметровое, мускулистое, светловолосое, незаменимое и любимое, разрывающее сердце и душу своим отсутствием «Но». Любовь всей моей жизни. Мой первый мужчина. Самый родной, самый заботливый и удивительный. Незаменимый.

Макс…

Как же я по нему тоскую.

От мыслей о Максе мне снова стало больно.

Отогнала печальные мысли и произнесла:

— Дима, дело не в тебе. Я не хочу ни с кем отношений. Ни с тобой, ни с кем-то другим. Я пока не готова. Совсем не готова. Тем более, сейчас, когда ношу под сердцем его ребёнка. Понимаешь меня?

Если честно, я сильно сомневалась, что стану готова к отношениям с Дмитрием. Не мой он мужчина. Совсем не мой.

Он убрал руки в карманы брюк и вдруг спросил:

— Надеюсь, ты не тешишь себя надеждой, будто он всё ещё жив?

Его слова прозвучали обидно, больно, неправильно.

Я почувствовала дикую усталость. Мне захотелось исчезнуть из кабинета Дмитрия, из его клиники и оказаться дома, в спальне и на кровати, которую я делила с Максом.

— Я не хочу говорить об этом, — сказала я глухо. — Спасибо тебе за новость. Знать, что я ношу ребёнка от Макса — это счастье для меня.

Повернулась и направилась к двери, чтобы покинуть кабинет, но Дмитрий меня остановил:

— Прости, Ника. Я знаю, что ты сделала всё возможное и невозможное, чтобы найти его. Ты верила и надеялась, когда другие уже перестали верить. Но Ника… Макс погиб. Его не вернуть и тебе нужно смириться с этой мыслью. Ты должна прекратить о нём думать.

Мои плечи поникли, я задрожала и захотела взвыть от тоски, что взяла в тиски моё несчастное сердце.

— Я сама решу, что я должна делать, — мой голос дрогнул, а глаза наполнились горячими слезами.

Одно моргание и слезинки сорвались вниз.

— Прости. Я расстроил тебя, — Дмитрий сам стал выглядеть несчастно. — Я не хотел причинить тебе боль, Ника.

— Всё нормально, — просипела я. — Я должна идти. Мне надо успокоиться. Скоро придут клиенты, нужно взять у них кровь, а у меня руки от переживаний трясутся.

— Поезжай домой, Ника. Люда отработает смену за тебя.

Хотела было запротестовать, но поняла, что я так устала, что нет даже сил, что-то говорить, поэтому просто произнесла:

— Спасибо.

Глава 2

* * *

Ника

Несколько недель после разговора с Дмитрием выдались ужасными.

Он изменил ко мне своё отношение.

Между нами образовалась преграда: исчезли дружеские отношения. Теперь Дмитрий был только моим начальником. Он «передал» меня как пациентку другому врачу, в другую клинику.

С его стороны это был подлый поступок.

Он не имел права, передавать меня кому бы то ни было. Я сама выберу себе доктора. И это будет женщина.

Работать в его клинике с каждым днём становилось труднее.

Дмитрий начал придираться ко мне по мелочам, будто специально пытался вывести меня на эмоции. Отчитывал как нерадивого сотрудника и непрофессиональную медсестру. Но я любила своё дело и работала я профессионально!

Я понимала, почему он так себя ведёт.

Две недели спустя, я приняла решение уволиться. В тот день я совершенно случайно наткнулась на объявление в интернете, что в загородный дом на четыре месяца требуется медсестра. Нужно ставить уколы, капельницы и делать перевязки молодому мужчине. За медицинские услуги предлагалось очень солидное вознаграждение, да ещё и проживание в самом доме.

Четыре месяца. Это было прекрасно. Моя беременность ещё не будет заметна. Не сказать, что я бедствую, но я знаю, что когда родится малыш — мне понадобится много денег.

Набрала номер телефона, указанный в объявлении.

Мне ответил мужчина. Судя по голосу ему было лет шестьдесят-шестьдесят пять или около того.

— Слушаю.

— Я звоню по объявлению. Вам требуется медсестра…

— Медицинское образование и опыт работы есть? — прервал меня мужчина.

— Конечно есть, — ответила таким тоном, будто чушь спросили.

— Хорошо. Приезжайте завтра к двум часам. С собой привезите все документы. Адрес…

— Погодите, пожалуйста… — спохватилась я, судорожно ища ручку и лист бумаги.

В итоге нашла тупой карандаш и квитанцию за коммунальные услуги. Перевернула квитанцию и сказала:

— Говорите, я записываю.

А следом я написала смс-сообщение Дмитрию, что завтра не смогу выйти на работу. У меня запланировано обследование.

Соврала ему, не моргнув и глазом.

Ответ от мужчины пришёл быстро: «Хорошо».

Что ж, мне нужна смена обстановки.

Жаль, конечно, что я не узнала, что с молодым мужчиной, за которым нужно будет ухаживать, но решила не думать об этом. Завтра узнаю.

* * *

Поздним вечером надела шёлковый халат рубинового цвета, который облегал моё, пока ещё стройное тело. Максу нравился этот халатик. Особенно ему нравилось снимать его с меня.

Распустила из косы густые тёмные волосы и взъерошила их.

Крупные кудри рассыпались по плечам.

Я села на пуф напротив зеркала и посмотрела на своё отражение.

Перевела взгляд на предметы, что находились на туалетном столике. Осторожно, кончиками пальцев придвинула к себе керамическую коробочку и открыла её.

В свете лам блеснуло золото тонкого браслета с часами от Картье. На часах имелась гравировка «Моей любимой жене, Веронике. Твой М.»

Я нашла коробочку с часами в вещах Макса. Он спрятал их, чтобы подарить мне на мой день рождения.

Потом придвинула к себе другие вещи, что находились на туалетном столике: золотые часы Макса и его одеколон.

Я опёрлась локтями на край столика, уткнув подбородок в ладони, и изучала эти драгоценные мелочи, когда-то принадлежавшие Максу. Мне до сих пор казалось, что он рядом со мной. Что он где-то близко… На самом деле он был очень далеко… Так далеко, что встретимся мы не скоро.

Прошёл год, целый год, боль, тоска, печаль и чувство утраты, казалось бы, должны были притупиться, уступить место светлым воспоминаниям, но почему-то этого не происходило. Я была слишком молода и слишком счастлива с Максом. Но теперь, когда я вдруг стала беременной, то сумела заставить себя совершить то, что совсем недавно казалось невозможным, — сняла с безымянного пальца гладкое золотое колечко, символ замужества, и положила его в ящик поверх свидетельства о браке.

Закрыла ящик.

Закусила губу и посмотрела на себя в зеркало.

Снова посмотрела на вещи Макса и покачала головой.

— Нет.

Вздохнула и открыла ящик. Медленно взяла колечко и надела его на палец правой руки.

— Вот так.

Погладила золотой ободок и поняла, что ещё не готова проститься с Максом.

Не готова.

«Со временем боль утихнет», — сказала я мысленно самой себе.

Внутренний голос прошептал: «Если и утихнет, то не думай, что это случится скоро».

Суетливый мир со своими заботами остался. Но моего Максима в этом мире больше нет.

* * *

Ника

Я сидела напротив коренастого пожилого мужчины.

Илья Алексеевич. Так он назвался.

Весь седой как птица лунь, и стар, как этот мир.

Почему-то я нервничала под его пристальным и мудрым взглядом. Илья Алексеевич смотрел на меня так, словно знал обо мне всё.

Неуютно и нервно. Я спиной плотно прижалась к мягкой спинке стула, сдвинула колени и скрестила щиколотки. Сжимала и разжимала ручки своей сумки, стараясь успокоиться и не волноваться.

На мне был брючный костюм — простой, но хорошо сидящий по фигуре. Мне было важно произвести на него благоприятное впечатление.

Пока Илья Алексеевич разглядывал меня, я краем глаза рассматривала небольшую комнату.

— Позвольте увидеть ваши документы… И простите, как вы сказали, вас зовут? — нарушил старик тишину.

— Устинова Вероника Игоревна, — повторила своё полное имя.

Потом открыла сумку и достала свои документы: паспорт, документ об образовании и справку с места работы, которая осталась у меня ещё с прошлого месяца, когда я уже думала уйти со своей старой работы.

— Пожалуйста, — протянула ему свои документы.

Он надел на толстый, испещрённый красными венками нос, очки в широкой оправе и принялся изучать мои корочки.

Я тем временем продолжила осмотр помещения.

Сам дом был небольшим, но уютным. Возведён дом, наверное, ещё при Царе Горохе. И пахло в этом доме так, как пахнет в таких домах в деревнях: старостью, пирогами, теплом и какой-то ностальгией.

Пока я разглядывала и прислушивалась к мерному тиканью часов, мужчина изучил мои документы и вернул мне их обратно.

— Хорошо, Вероника Игоревна, — проговорил он медленно и снял очки. — Вы мне нравитесь. И чую я людей всегда. Сейчас мне моя чуйка подсказывает, что я должен вас принять на работу.

Я кивнула и улыбнулась.

— Благодарю за доверие.

— Скажите, вы замужем? Я вижу обручальное кольцо у вас на пальце.

— Кхм… Я вдова… — прошептала я.

— Простите…

— Ничего страшного.

Он вздохнул.

— Платить мы с супругой вам сможем немного, — вздохнул он и назвал сумму.

Это была солидная сумма, и я уже знала размер вознаграждения. Оно было указано в объявлении. И срок работы — четыре месяца. Тем более, я всё-таки считаю эту потенциальную работу дополнительным заработком, а не основным.

— Мне подходит, — ответила ему и сразу перешла к делу: — Могу я увидеть, собственно говоря, пациента? Я должна понимать, с чем и кем конкретно буду иметь дело. Мне нужно оценить фронт работы, чтобы понимать, справлюсь я или нет.

— Пациент находится не в этом доме, — сказал Илья Алексеевич. — Этим домом мы с супругой редко пользуемся. Только когда нам нужно по делам в город, тогда останавливаемся здесь. Вроде и к городу близко, но всё равно подальше от всей суеты. Но основное наше жильё и сам пациент находятся в другом месте.

Это стало для меня сюрпризом.

Я напряглась и довольно хмуро проговорила:

— Вы не предупреждали об этом по телефону…

Он пожал плечами.

— Какая разница? Не люблю я много говорить, Вероника Игоревна. Да и много до вас звонило кандидатов. Когда рассказывал всё как есть, никто не соглашался.

Чувствую подвох.

— И где же вы живёте? Где находится пациент? — поинтересовалась уже безразлично, жалея о потраченном времени. Я уже мысленно распрощалась с этой подработкой и Ильёй Алексеевичем.

— В небольшом посёлке «Видное», — сказал Илья Алексеевич.

Развела руками.

— Не знаю, где это. Название «Видное» ни о чём мне не говорит.

— Посёлок находится в горах. Ехать туда на машине примерно два часа.

Вздохнула и покачала головой.

— Всё-таки вы должны были меня предупредить, — сказала я разочаровано. — Я не могу просто так взять и сорваться неизвестно куда, не зная, что с человеком, за которым требуется уход и…

— Ему требуется не совсем уход, Вероника Игоревна, — проговорил он.

— Наш… сын долго отсутствовал, и мы много лет считали его пропавшим без вести… — сейчас он стал говорить отрывисто. Казалось, слова давались ему с трудом. — Пятнадцать лет не было его с нами. Но год назад произошла такая неожиданная и счастливая встреча. Я нашёл его всего переломанного, в горах… И… Понимаете, он не помнит ничего… Не помнит нас. Не помнит, что произошло с ним, и где он был все эти долгие годы… И это не всё. У нашего сына проблема с позвоночником. Он не может ходить и передвигается только в коляске… Из-за болей в спине моему мальчику требуются частые уколы обезболивающего, иначе от боли он иногда теряет сознание.

— Господи… — прошептала я. — Так вам не сиделка и не медсестра нужна, а доктор! Нейрохирург! И срочно, пока ещё можно что-то сделать, исправить!

— Смотрел его доктор и даже операцию в районной больнице ему провели. Они сделали всё возможное… Сказали, что ему нужно общение, уход и возможно, он сам встанет… Сказали подождать месяца три-четыре. Вот если за этот период ничего не изменится…

Я нахмурилась и насторожилась. Как-то не складывалась у меня в голове картина.

Можно же в город отвезти человека на обследование. Зачем ждать? У нас столько клиник есть, да и хорошие «рукастые» нейрохирурги тоже имеются. Я навскидку прямо сейчас двух специалистов могу ему назвать. И психологи хорошие могли бы с ним поработать.

Хотела было спросить его об этом, но вдруг что-то заставило меня прикусить язык и проглотить едва не вырвавшиеся слова.

— Мы предлагаем вам и проживание, Вероника Игоревна. Дом у нас не такой, как этот. Дом в горах у нас большой и красивый. И вид живописный на горы имеется. Рядом озеро. Ещё у нас с супругой большое хозяйство, поэтому мы не всегда можем быть рядом с сыном. Да и зрение с руками уже подводит. Какие уж тут уколы ему.

Он показал мне свои узловатые старые руки и усмехнулся.

Пальцы у него подрагивали.

— Понимаете меня?

Кивнула.

— Да и компания мальчику не повредит. Питание и проживание бесплатно, Вероника Игоревна. Вся еда у нас натуральная. Моя жена готовит вкусно, печёт самые ароматные и хрустящие пироги и…

— А сколько лет вашему… мальчику? — перебила я его.

— Ах да… Возраст. Ему тридцать… два, — сказал Илья Алексеевич неуверенно, отведя взгляд в сторону.

Вся его мудрость и строгость вдруг куда-то испарились. Передо мной сейчас сидел совершенно другой человек — сломленный, уставший и бесконечно горюющий старик.

Господи! Какая же я чёрствая! Он столько пережил! Пятнадцать лет сына не видел, а тут нашёл, поверить ещё не может. Пятнадцать лет — это не год и не два, и не пять.

Я сама потеряла мужа. Любимого и родного мне человека. И я знаю, что это такое — страдать и горевать, надеяться, даже когда уже нет никакой надежды, что он вернётся или найдётся.

Два часа езды. Проживание и еда бесплатно. Свежий воздух. Красивый вид на чёртовы горы, в которых пропал мой муж…

Моему малышу нужен покой и смена обстановки.

Почему бы и нет?

Но я тут же вскинула взволнованный взгляд на Илью Алексеевича.

Год назад он нашёл своего сына.

Господи, Господи! А если он был в группе с моим мужем?!

«Но он же ничего не помнит…» — напомнил внутренний голос.

«Память можно вернуть. Возможно не сразу, но можно. Есть методики», — пришла в голову мысль.

Сердце в груди бешено заколотилось, адреналин побежал по моим венам. Я ощутила подъём во всём теле и жажду действий!

Возможно, я ошибаюсь и хватаюсь за иллюзорную соломинку, которой вполне может и не быть и сын Ильи Алексеевича не имеет никакого отношения к исчезновению моего мужа, но вдруг, он что-то знает? Тогда нужно это знание просто вытащить из его сознания. Помочь вспомнить.

Наша суть так устроена, что нам нужно верить, пока мы не добьёмся правды, не добьёмся подтверждения, что человека уже нет. А пока этих доказательств нет, я упорно продолжаю в глубине души верить, что он жив. Возможно, жив.

— Как зовут вашего сына?

— Ваня, — сказал Илья Алексеевич и улыбнулся. — Так вы согласны?

— Думаю да… Да. Точно да. Я согласна. Когда мы сможем поехать?

— Сколько вам нужно времени, чтобы уладить свои дела и собрать вещи? Берите самое необходимое. Если что, в посёлке есть магазины и рынок.

— Мне хватит сегодняшнего дня, чтобы собраться. К вечеру могу приехать.

— Лучше нам утром выехать. Есть небольшой отрезок дороги, по которому сложно ехать по темноте. И лучше будет, если вы приедете сюда на такси. Я сам довезу вас до нашего дома. Ваша машина будет слабовата для наших дорог.

— Я вас услышала. Лекарства у вас есть? И всё необходимое для уколов и капельниц?

— Да, да, — закивал он. — Вам нужно взять только свои личные вещи.

— Хорошо. Тогда я приеду сюда завтра утром на такси.

— Договорились.

Илья Алексеевич проводил меня до машины, и когда я уже завела машину, он сказал в моё приоткрытое окно.

— Благодарю вас, что согласились на эту работу.

Кивнула ему и поехала домой.

Быть может, это судьба.

Глава 3

* * *

Ника

Джип Ильи Алексеевича с дерзким ворчанием катил по грунтовой дороге.

В закрытое окно светило яркое утреннее солнце. Пейзаж был красивым и приятным глазу.

Глядя в окно, не заметила сама, как я на какое-то время задремала, подперев голову рукой. Локоть упёрся в дверную панель.

И едва я собралась зевнуть, как джип вдруг подпрыгнул на какой-то кочке!

Я больно ударила локоть и ещё прикусила язык.

Зашипела себе под нос.

— Выехали на дорогу, что ведёт в посёлок, — пояснил Илья Алексеевич. — Как видите, дорога здесь неважная.

— Действительно, — сказала я, ухватившись за ручку над головой.

Дорога была не неважной, а отвратительной. Узкая полоса, с рытвинами, ухабами, ямами и кочками, была кое-как засыпана щебнем, который с удовольствием вылетал из-под колёс как патроны из ружья.

Мало того, дорога была ужасной, так она ещё пролегала рядом с обрывом и уходила вверх в горы!

Действительно, по такой дороге может проехать только джип 4WD.

Я спиной вжалась в кресло и со всей силы держалась за ручку. Второй рукой сжимала свою сумочку.

Было очень страшно. Гора была крутой, и мне казалось, что джип вот прямо сейчас возьмёт и упадёт назад на крышу и покатится в обрыв! А там высокие пики хвойного леса, каменные глыбы!

Мгновенная смерть.

Кажется, я даже заскулила себе под нос от страха. И не заметила этого.

— Да не бойтесь вы. Дорогу эту я знаю, как самого себя. Каждую кочку знаю, каждую ямку. Только кажется, что она такая страшная.

Он ободряюще улыбнулся и посмотрел на меня.

Я яростно замотала головой и махнула рукой.

— На дорогу! На дорогу смотрите!

Илья Алексеевич лишь усмехнулся.

К моему счастью и облегчению, этот ужасный подъём скоро закончился. Мы взобрались высоко и ехали уже по прямой дороге, тоже усыпанной гравием.

Я перевела дыхание и откинула назад упавшие на лицо непослушные пряди волос.

Теперь я могла спокойно насладиться пейзажем, что мелькал за окном.

Действительно, местность была очень красивой.

Поднявшись на джипе наверх, я будто оказались в мире, который сошёл с ярких иллюстраций журналов о путешествиях. Кругом горы, но такая ширь, такой простор! Кажется, что я смотрю бесконечность!

Яркие краски и контрасты меня приятно ошеломили: сочная зелень долины и слепящая белизна гор.

А воздух?

Я приоткрыла окно и вдохнула этот упоительный воздух, который был совершенно прозрачным.

Мне даже показалось, будто я прозрела. Ведь так чётко я видела каждое дерево, камешки, горы, небо. До этого, на моих глазах словно была нацеплена пелена.

Никогда не была в горах и не знала, что тут так красиво и свежо.

В городе всё окутано маревом влажного и загрязнённого воздуха и нет такой чёткости, как здесь.

Из-за гравийной и неровной дороги ехали мы не очень быстро.

Вдруг, я увидела небольшую речушку, что бежала между камней. Даже не речушку, а ручей. А потом ручей скрылся в лесу.

Переключила взгляд на древние сосны и кедры.

Выше деревьев были горы с белыми вершинами. И чистое голубое небо.

Я не заметила, что улыбаюсь.

На место моего недавнего волнения и страха, пришло ощущение безмятежности и правильности.

Смотрю на эту красоту и простор, и понимаю, за что Макс любил горы.

Я только что попала в мир, который мгновенно проникает в тебя и изменяет. Я словно оказалась на другой планете, где меня окружила неудержимо притягательная красота, удивительная, но холодная, безжалостная и неизменная.

Любуясь природой, я даже не заметила, как мы уже приехали до места.

Едва двигатель умолк, как нас тут же обступило величественное спокойствие местности.

Перевела взгляд на особняк и застыла в настоящем потрясении.

Это был огромный, сложенный из крупного белого камня особняк, сверху увитый плющом, а снизу — он был покрыт мягким, зелёным мхом.

Вокруг — ухоженный цветущий сад. Чуть дальше я увидела другие постройки и услышала кудахтанье кур, рёв быков, ржание лошадей.

Вышла из машины и засмеялась.

Это место было прекрасным.

Из дома вышла дородная женщина — гораздо моложе Ильи Алексеевича. На вид ей было не больше пятидесяти пяти. Сильные руки, большая грудь, круглое лицо. Высокая и статная. Именно таких женщин обычно изображали на картинах русские художники.

— Аня, вот позволь представить тебе нашу помощницу, Веронику Николаевну Устинову. Она станет помогать тебе с Ваней. Вероника, это моя жена, Анна Сергеевна…

Илья Алексеевич не договорил.

— Что такое?

Её лицо было обеспокоенным и взволнованным.

— Ох! Как же хорошо, что вы уже приехали! — воскликнула Анна Сергеевна грудным голосом. — Ванечке плохо! Я кое-как смогла поставить ему укол!

Илья Алексеевич обернулся ко мне, в его взгляде стояла неприкрытая мольба.

— Проводите меня к нему, — сказала женщине. — И моя медицинская сумка. Она в багажнике.

Илья Алексеевич быстро нашёл и достал сумку и передал её мне.

Меня повели в дом.

Комната пациента находилась на первом этаже. Это как раз логично.

Мы спешили, и поэтому мне некогда было рассматривать дом изнутри.

Анна Сергеевна толкнула дверь и пропустила меня внутрь.

— Ванечка, к тебе приехала медсестра. Она будет ставить тебе уколы и следить, чтобы ты вовремя принимал свои лекарства.

Я прошла внутрь и остановилась посреди комнаты.

Возле окна в инвалидной коляске сидел мужчина — высокий и сильный. Несмотря на свой физический недуг, у него была хорошо развита мускулатура.

Скорее всего, травму позвоночника он получил недавно — год назад, когда его нашёл отец.

Он сидел к нам спиной.

Тёмно-русые вьющиеся волосы достигали плеч и явно требовали к себе внимания: стрижки, ну или хотя бы помыть их.

— Мне не нужна сиделка, — прошептал он безжизненным голосом. Хриплым, низким и… Господи… таким до боли знакомым.

Я вдруг задрожала и прошептала дрожащим голосом:

— Меня зовут Вероника…

Мужчина резко развернул коляску и пронзил меня гневным взглядом ярких синих глаз!

Моё сердце замерло в груди, я открыла рот в беззвучном крике.

Передо мной находился не просто мужчина…

Крепкое тело, широкие плечи. Густые непослушные вьющиеся волосы, которые на свету отливают золотом.

У меня перехватило дыхание. Желудок сковало ледяной хваткой.

— Не может быть… — произнесла я одним губами, абсолютно беззвучно.

Либо я сплю, либо у меня галлюцинации.

Передо мной был Макс.

Мой Макс. Устинов Максим Юрьевич.

Я ощутила сильное головокружение. Сумка выпала из моих ослабевших рук. А за ней, упала и я, потеряв сознание от переизбытка чувств и эмоций.

…Макс……Жив…

* * *

Ника

— Эй! Вероника Игоревна! — меня кто-то потряс за плечо. — Очнитесь же!

Застонала и приложила пальцы к вискам. В голове неприятно стучало.

Распахнула глаза и сфокусировала взгляд на склонённом надо мной лице Ильи Алексеевича.

Нахмурилась и хриплым голосом спросила:

— Что… Что случилось?

— Вы упали в обморок, когда встретились с моим сыном, — ответил он, помогая мне сесть на диване.

Посмотрела по сторонам. Я находилась в другой комнате.

Зажмурила глаза и выдохнула.

— Макс!

— Я конечно рад, что мой сын произвёл на вас такое впечатление, — проговорил он недовольно. — Но, Бога ради, дочка, это я взял вас на работу по уходу за сыном, а не для того, чтобы мы ещё и за вами ухаживали.

— Простите… — пробормотала неуверенно. — Это случилось от неожиданности. Я не предполагала, что вот так его найду. Господи, он жив…

Я часто дышала и всё никак не могла остановить свой взгляд хоть на чём-нибудь. Мой мозг судорожно думал.

— О чём это вы? — спросил Илья Алексеевич. — С вами всё нормально?

Подняла на него взгляд и неуверенно кивнула.

— Да. Со мной всё отлично.

Встала с дивана и уверенно проговорила:

— Илья Алексеевич, человек, которого вы называете своим сыном — не ваш сын. И зовут его не Иван. Это Устинов Максим Юрьевич. Мой муж, пропавший в горах год назад. Моего мужа и его группу очень долго искали… Его считают погибшим, но…

Протянула к нему руку, чтобы выразить сочувствие, что Макс не его сын, но Илья Алексеевич вдруг отпрянул от меня, как от заразной, и посмотрел безумным и испуганным взглядом.

— Да как вы смеете?.. — прошипел он сдавленным голосом.

Я вздохнула и сказала уверенно:

— Мне жаль. Правда. Я хочу поговорить с ним.

— Нет! — воскликнул он. — Я немедленно увезу вас назад!

Ну уж нет.

Я обошла Илью Алексеевича и направилась в комнату своего мужа.

Сердце у меня колотилось как сумасшедшее, руки подрагивали, в животе всё крутилось от сильнейшего волнения.

Он жив! Жив! ЖИВ!!!

Вся моя сущность ликовала.

Не передать словами, что я сейчас ощущала! Эйфорию, боль, тоску, страх, радость, счастье! Мне хотелось кричать, кинуться Максу на шею и разрыдаться на его сильном и надёжном плече. Выплакать всё, что у меня накопилось за весь год ожидания, надежды, одиночества и практически угасшей веры.

Илья Алексеевич бежал следом, хватал меня за рукава рубашки и пытался остановить.

— Илья, что происходит? — вышла из комнаты Макса супруга Ильи Алексеевича.

Я не позволила ему ответить и быстро ворвалась в комнату.

— Макс! — выдохнула я и молниеносно подлетела к нему и опустилась на колени.

Сжала его большие ладони в своих руках и прикоснулась к ним губами.

— Макс… — прошептала снова, и слёзы потекли из моих глаз. Не смогла сдержать эмоций. — Ты жив… Родной мой, ты жив.

Но вдруг, он выдернул свои руки из моих, и произнёс:

— Чччч… ччтто ввыдд…делллаете? Ммм… моё иммм… имя Иии… Иван.

В моей голове сначала возник медицинский термин «логоневризм». Проще говоря, это невротическое заикание — расстройство нервной системы, что отражается на ритме речи человека.

Основная причина этого недуга — психотравмирующая ситуация. Но помимо заикания, Макс также потерял память и сильно повредил позвоночник.

Проблем много и их надо решать не здесь.

— Тебя зовут Макс. Ты — мой муж, — прошептала я, глядя в такие родные глаза. — Ты год назад ушёл в горы со своей группой и не вернулся. Всех вас посчитали погибшими. И скорее всего, кто-то из группы действительно погиб, но вот ты, Максим, жив.

Я снова потянулась к его рукам, но он сжал их в кулаки.

— У меня есть доказательства, — не отступала я. — Фотографии…

Я спохватилась и повернулась к супружеской паре. Они застыли в дверях, и смотрели на меня со священным ужасом на лице.

— Моя сумка осталась на пассажирском сиденье. Пожалуйста, прошу вас, принесите её, — попросила я.

— Илья… — испуганно прошептала Анна Сергеевна, прижав пухлые руки к необъятной груди. — Ты кого привёл в наш дом?

— Вероника Игоревна, — недобрым тоном заговорил Илья Алексеевич, но я остановила его.

— Прошу вас по хорошему, принесите мне мою сумку. Я докажу всем вам, что этот человек — не Иван. Не ваш сын. Это Максим Юрьевич Устинов. Мой муж, который пропал в горах год назад. — И добавила уже мягче. — Пожалуйста…

— Или что? — спросила Анна Сергеевна.

Я вскинула подбородок и поднялась с колен. Расправила плечи и ответила на её вопрос:

— Или я заявлю в соответствующие органы. Я скажу им, что вы удерживаете человека, моего мужа, выдавая его за другого. Скажу, что вы не сообщили о нём, когда шли активные поиски. И я не поверю в ваши байки, что вы не знали об этом. Вы всё знали. Я вижу это в выражениях ваших лиц. В ваших глазах.

Покачала головой и указала на Макса.

— Вы даже должную медицинскую помощь ему не предоставили! А ведь у него травма позвоночника и серьёзная амнезия! Ему немедленно нужно профессиональное лечение! Я не верю, что вы показывали Макса докторам! Атрофированные и неспособные мышцы нужно нагружать, иначе с каждым днём возможность поправиться у него уменьшается! Медлить с лечением нельзя! Вы поступили и поступаете, как преступники.

Во мне поднялась буря негодования, подняло голову горе, которое я носила в себе весь ужасный год. Начала я говорить спокойно и тихо, но в итоге распалилась и высказала всё, что я сейчас ощутила к этим людям!

— Мы показывали нашего мальчика докторам, — невозмутимо сказала Анна Сергеевна. — Его лечили. И не нужно обвинять нас в преступлении. Иван — наш сын.

— Аня, принеси сумку, — попросил вдруг её Илья Алексеевич. И таким тоном, что женщина не стала что-то говорить против.

Она ушла.

Я повернулась к мужу и снова села перед ним на корточки.

— Я заберу тебя домой. Покажу самым лучшим докторам. Тебя вылечат, поставят на ноги и память… Она вернётся… Есть методики и…

— Я хххх…хочччу, чччтттобы ттты ушшшла… — заикаясь, недобрым тоном сказал Макс. — Тттымммне не ннннравишься.

Я вдруг почувствовала себя обманутой.

— Не говори так, пожалуйста. Сейчас я тебе покажу и докажу, что я твоя жена. Ника. Ты меня называл Никой и говорил, что я во всём тебе удачу и победу. Ты говорил, что я твоя личная любимая победа…

По моим щекам снова потекли слёзы.

Было больно смотреть на каменное лицо любимого мужчины и не видеть в его глазах тех тёплых чувств, что он ко мне питал.

Это был он, сомнений не было.

— У тебя шрам от аппендицита, — сказала я вдруг и улыбнулась. — И родинка на пояснице в виде полумесяца. Я ведь права, да? Я знаю, что права.

За спиной послышался вздох удивления.

— Илья, откуда она знает? — в ужасе прошептала хозяйка дома.

— Потому что я его жена, — ответила резко.

Забрала свою сумку из рук женщины, что стояла вместе с мужем истуканом. Они не знали, что делать и что говорить. Я понимала, что они знают, что это не их сын. Мне жаль, что они потеряли своего ребёнка, но это не значит, что они могут удерживать у себя чужого человека и выдавать его за своего без вести пропавшего сына. Тем более, что он пропал пятнадцать лет назад.

Я вытащила из сумки телефон, разблокировала его и нашла в галерее фотографии с Максом.

— Смотри, дорогой мой. Смотри, — отдала ему телефон. — Это наши совместные фотографии. Их много. Видишь? И мы счастливы с тобой…

Я говорила негромко и сдерживала себя, чтобы не кинуться ему на шею и не закричать, что я так скучала! Так болела без него и умирала с тоски и горя!

Макс посмотрел все фотографии. Потом вернул мне телефон и проговорил:

— Я ннн… не пп… помню ттебя…

— Ничего страшного, — улыбнулась я сквозь слёзы. — Я помогу тебе вспомнить всё. Я…

— Ннет, — сказал он хоть и, заикаясь, но тон его был резким. — Ессссли этто так, ттт… то забудь ммм… меня… Нн… не хоччу. Ухходди. Мммама, ппапа, увв… уведиттте её.

— Ты не в себе… — прошептала, поражённая его словами. — Эти люди что-то с тобой сделали? Причинили боль? Или запугали?

Я махнула в их сторону рукой.

Анна Сергеевна и Илья Алексеевич возмущённо забурчали себе что-то под нос. Но я не слушала их. Я смотрела на Макса.

Он посмотрел мне в лицо испепеляющим взглядом и добавил:

— Ннне смей оссс… оссккорббблять мммоих рроддителей. Уббирайся.

Я застыла с телефоном в руках. И не двигалась с места.

Стояла, будто меня заморозили, с трудом осознавая, что сейчас сказал мой нашедшийся муж. Я крепко сжимала свой телефон, не обращая внимания, что его корпус уже трещит.

В моё сердце словно вонзили занозу — огромную, колкую и вонзили её очень глубоко.

— Ммне не нннужжна ссидделка или ж…жена.

Я машинально сделала шаг назад, как бы интуитивно защищаясь от несправедливых и обидных слова супруга.

Глаза наполнились слезами. В груди образовалось отчаяние, что моя встреча с пропавшим мужем сложилась не так, как я представляла себе во сне. Я ведь верила, что он жив. Ждала, а он… Встреча вышла такой непостижимой глупой и трагичной.

— Вероника Игоревна, вы слышали нашего сына. Он не желает вас ни в качестве сиделки, ни упаси Боже, в качестве жены. Мой муж вас отвезёт назад.

Но я даже не повернулась к этим людям.

Я продолжала глядеть на Макса. На его лицо, на его сильное и теперь искалеченное тело в коляске и не понимала, почему он меня отталкивает. Я ведь показала ему фото! Почему он не желает уехать со мной?!

— Я никуда не уеду, — сказала сдавленно, но уверенно.

И после моих слов, выражение лица Макса стало жёстким и даже презрительным. Я никогда не видела его таким. Никогда.

Повернулась к семейной паре, что считала Макса своим сыном и сказала:

— Я остаюсь. И буду помогать своему мужу.

Последние два слова я произнесла с нажимом.

— Вы не можете… — заговорила Анна Сергеевна.

— Могу, — оборвала её на полуслове. — Максу нужна помощь и я её окажу. А ещё покажу его докторам. А если будете противостоять мне, то я вызову полицию и настоящих родителей Макса.

Кажется, подействовало.

Но не на Макса.

— Ттты пппожал…ллеешь.

Я послала любимому мужчине счастливую улыбку.

Глава 4

* * *

Ника

— Вероника… Можно к вам на «ты»? — спросила Анна Сергеевна, взволнованно глядя мне в лицо.

— Да, — кивнула ей. — Можете обращаться ко мне на «ты». Ника, или Вероника.

— Спасибо, — вымученно улыбнулась она и посмотрела на супруга. — Илья, принеси тот самый фотоальбом, пожалуйста.

— Аня, нет, — возразил он.

— Принеси, — настояла она.

Илья Алексеевич хмуро посмотрел на меня и ушёл на второй этаж.

Анна Сергеевна села рядом со мной на диван и заговорила.

— Ника, пойми нас, когда Илья нашёл в горах человека, переломанного всего и без сознания, он и не сразу узнал в нём нашего сына. Всё лицо Ванечки было в крови, в синяках и ужасных гематомах.

Она нервно сцепила руки, глядя куда-то в сторону, словно погрузила в воспоминания.

— Мы выходили его, Ника, Потом показали нашим местным докторам. Мальчику сделали необходимые процедуры, но… позвоночник сильно был повреждён…

— Почему вы никому не сообщили о найденном человеке? — спросила я недоумённо. — Вы наверняка знали, что ищут целую группу.

— Знали. И нас расспрашивали, но… — она посмотрела мне прямо в глаза и сдавленным голосом произнесла: — У Ванечки помимо той родинки на пояснице, о которой ты сказала, есть ещё кое-что, что доказывает, что он наш сын.

Я вздохнула и попросила саму себя не терять терпения.

— И что же это оказалось?

— Уши, — ответила она с улыбкой. Тронула себя за ухо и показа мне своё ухо. — Видишь моё ухо? У меня уши имеют мочку сросшегося типа. Это очень редкое явление. У моих детей мои уши, Ника и родинка на пояснице в форме полумесяца.

— Детей? — переспросила её. — У вас несколько детей?

— Мальчики. Близнецы, — сказала она едва слышно. — И… одного нашего сына нам пришлось отдать… на усыновление, потому что…

Она уронила лицо в ладони, плечи её затряслись и она заплакала.

— Потому что тогда мы не смогли бы прокормить двоих детей. Мы бедно жили. Иногда голодали.

Я опешила и дрожащими руками приобняла её за округлые плечи.

— Тише… Тише… — проговорила я, не зная, что ответить и что вообще сказать.

Дело ясное, что дело тёмное.

Она плакала и отрывисто сказала:

— Ника, нашего мальчика, которого мы вырастили и который пропал без вести, звали Ванечка. А наш второй сын, которого нам пришлось отдать… я не знаю… Не знаю, как его назвали.

Я не знаю, кто сейчас передо мной — Ванечка, которого мы вырастили и потеряли пятнадцать лет назад или же, второй наш мальчик, который оказался рядом с нами, хоть и в трагичной ситуации. Но для нас он Ванечка. Он мой сын, Ника. И не смотри на меня так, будто я сумасшедшая…

— Я… — у меня слов не было. — Я не знаю, что вам сказать…

Что тут вообще можно что-то сказать? За один день на мою голову свалилось столько информации и такое событие — я нашла своего мужа!

— Не нужно ничего говорить, — сурово произнёс вернувшийся Илья Алексеевич.

Он держал в руках старый, потёртый фотоальбом.

Протянул его, вытирающей слёзы, Анне Сергеевне и сел напротив нас в глубокое кресло, которое заскрипело под ним, когда он медленно садился.

Она рукавом снова вытерла мокрое от слёз лицо и открыла альбом.

* * *

Ника

Я просмотрела альбом с фотографиями от корки до корки. Я долго рассматривала фотографии молодого семнадцатилетнего юноши. На меня с цветных и чёрно-белых фотографий глядел… Максим.

Молодой Максим.

Черты лица были его.

И да, у Макса были уши со сросшейся мочкой. Но я никогда не придавала этому значению.

Потом я долго смотрела на Илью Алексеевича. У него была массивная и упрямая челюсть с ямочкой.

Такой же подбородок был и у Макса.

Я прикрыла глаза и покачала головой.

Как же я раньше не замечала?

Глупая медсестричка! Чему тебя учили?

У отца Макса не было никакой ямочки на подбородке. Подбородок у него был тоже массивный, но острый и чуть выступающий.

Итак, мамины гены обычно составляют 50 % ДНК ребёнка, а папины — остальные 50 %. Однако мужские гены более агрессивные, чем женские, поэтому они чаще проявляют себя. Как, например, ямочка на подбородке. Это доминантный признак. У Макса ямочка есть. У его отца нет. Но есть она у Ильи Алексеевича, который так пристально буравит меня взглядом своих усталых синих глаз…

Господи… Это какой-то бред…

Но если это не бред?

Если эта чудовищная история, правда?

Неужели, если это так, то родители Макса не рассказали ему, что он… приёмный ребёнок. Если так, то почему не сказали? Боялись, что он будет искать биологических родителей?

Не знаю. Ничего не знаю и уже не понимаю.

Я помню, как горевали его родители. Горевали так же, как и я. Они тоже до последнего верили и надеялись, что он жив. Но сдались раньше меня.

И продолжили жить.

Я сжала переносицу и, вздохнув, произнесла:

— Пока я не стану никому говорить о Максе. Я буду называть своего мужа Максим.

Подняла на супругов усталый взгляд.

— Но я останусь здесь.

— Ладно, — согласилась Анна Сергеевна. — Спасибо, что поняли нас. И если хотите, мы можем прямо сейчас вам заплатить и даже доплатить сверху, скажем так, за непредвиденные обстоятельства.

Я чуть воздухом не поперхнулась и возмущённо посмотрела на женщину.

— Забудьте о деньгах, — сказала я на полном серьёзе. — Я нашла своего любимого мужчину. И ему нужна помощь. Думаете, я стану брать за это деньги? За помощь своему же супругу?

— Но он же наш сын… — произнесла Анна Сергеевна.

— С ума, что ли сошли? — рассердилась я. Потом смягчилась и добавила: — Извините. Я сейчас сильно нервничаю из-за всего. Я буду рада, если вы меня поселите в своём доме и не станете морить голодом.

— Мы дадим тебе комнату и не станем морить голодом, — сухо сказал Илья Алексеевич. — И мы надеемся, что ты, Ника, не станешь портить жизнь ни нам, ни нашему сыну.

— Я хочу вернуть своего мужа, — сказала, глядя в лицо Ильи Алексеевича. — Я люблю его. И я верила, до последнего верила и надеялась, что он найдётся. И не просто так я нашла вас… Я, конечно, не очень верю в судьбу, и считаю, что люди сами являются кузнецами своей жизни, но здесь… Чтобы вот так всё сложилось — это ничто иное, как судьба.

— Я думал, вы медсестра, а не философ, — хмыкнул Илья Алексеевич.

Он пытался меня задеть своим отношением, но я видела в его взгляде страх и сильное беспокойство.

Наверное, он уже тысячу раз пожалел, что встретил меня, согласился дать мне работу и привёз в свой дом.

Но зато я благодарна Судьбе, Вселенной, Богу и Илье Алексеевичу, что всё произошло именно так!

— Я хочу, чтобы Макс выздоровел, и к нему вернулась память. Я думала, что ничего не может быть сильнее боли, которую я почувствовала, узнав, что он вместе с группой пропал в горах, но я ошибалась. Вы ведь понимаете меня, правда? — вытерла тыльной стороной ладони предательскую слезу. — Мой муж жив, но не узнаёт меня. И хуже всего, не желает знать.

Покачала головой.

— Ну что ты… — произнесла ласково Анна Сергеевна. — Ванечка и к нам долго относился с сомнением. Он считает себя обузой и безумно злится на себя и свою немощь.

— Он не обуза, — сказала я уверенно. — Он всегда был бойцом. Всегда преодолевал любые трудности. Это тоже преодолеет. И я ему помогу.

— Что тебе до него? — спросил Илья Алексеевич и хлопнул руками по подлокотникам кресла. — Он инвалид и нет гарантии, что он будет снова ходить. Он не помнит своего прошлого. И ты ведь его уже похоронила, так ведь? Ты же сказала мне на встрече, что вдова.

— Я же думала, что… — начала было я оправдываться, но он не дал мне сказать.

— Оставь его, Ника. Забудь нашего сына и живи, как жила. Найди себе нового мужа, роди детей и просто живи, не оглядываясь назад.

Он сейчас серьёзно?

Анна Сергеевна притихла и искоса смотрела на меня, раздумывая, что я сейчас отвечу.

А ответить мне было что.

— Я уже беременна, Илья Алексеевич. И беременна от своего мужа.

Судя по сомнительному блеску в глазах и издевательской усмешке, они мне не поверили.

Ещё бы.

* * *

Ника

— Гм… — Анна Сергеевна уставилась на меня взглядом, выражающим не только сомнение, но и беспокойство, что у меня всё в порядке с головой.

— Дочка, ты же вроде медик, — хмыкнул Илья Алексеевич. — Или ты решила, что мы идиоты? И наш Ванечка тоже?

— Нет, ни вы, ни Макс не идиоты. И я не сошла с ума. Я знаю, как это звучит и сама совсем недавно была в шоке. У меня не было никаких отношений весь этот год. Моим мужчиной всегда был только Макс.

— Тогда как это возможно? — с явным сомнением поинтересовалась Анна Сергеевна.

— Да, любопытно услышать байку о беременности от мужчины, с которым не имела отношений целый год, — язвительно пробурчал Илья Алексеевич.

Я устало вздохнула и снова потёрла виски.

Голова начала сильно болеть.

Мне нужно выпить воды и отдохнуть. А лучше даже не воды, а чай с мятой, чтобы успокоиться.

Нервное потрясение и напряжение мне сейчас ни к чему.

— Я сейчас объясню. Есть в медицине такое понятие, как «Отложенная беременность».

Я постаралась по возможности доступно объяснить им, что это такое и насколько мой случай имеет редкую природу.

К счастью, когда я закончила говорить, Илья Алексеевич и Анна Сергеевна не стали смеяться и подвергать сомнению мои слова.

— Если ты не лжёшь, — после долгого молчания сказал Илья Алексеевич. — То после рождения, можно сделать генетический анализ и узнать правду.

— Согласна с вами, — кивнула я и добавила: — В вашем случае то же самое скажу… Можно сделать генетический анализ, чтобы убедиться, что Макс — ваш сын.

Супруги переглянулись и Анна Сергеевна, ответила:

— Мы согласны и не боимся результата, потому как уверены, что он покажет наше родство.

— Хорошо, — слабо улыбнулась и снова коснулась головы. — Простите. Голова просто раскалывается. Можно мне воды? И ещё бы отдохнуть… А то, что-то я перенервничала.

— Я принесу воды, — сказала Анна Сергеевна. — Илья, отведи девочку в её спальню на втором этаже.

— А на первом этаже, случайно, нет спальни? — решила я понаглеть. — Мне было бы проще. Вдруг Максу понадобится срочный укол… Да и просто я хочу быть рядом с ним.

Не стала им говорить, что как только немного приду в себя, я начну активно работать. А точнее — обзвоню всех своих знакомых и незнакомых докторов. Договорюсь о срочном приёме. Не желаю я теперь сидеть, сложа руки, когда нашла своего мужа. Мой Макс встанет с инвалидного кресла, и он будет снова ходить.

Но озвучивать прямо сейчас свои мысли не стала. Я здесь только первый день. И так, уже, сколько всего произошло, за какие-то жалкие пары часов.

Но главная трудность будет не в том, чтобы договориться о приёме и обследовании Макса. Увидев его и услышав его, я была поражена его настрою. Его потухший взгляд словно кричал о том, что он сам себя уже похоронил.

А ведь от настроя так много зависит! И выздоровление в том числе.

Но я не сдамся. Ради себя, ради малыша, что ношу под сердцем, ради самого Макса, и ради нашей с ним семьи, я сделаю всё возможное и даже невозможное, но верну его. Верну своего прежнего Макса и его жажду к жизни.

— Есть комната на первом этаже, — сказала Анна Сергеевна. — Но она очень маленькая.

— Ничего, — улыбнулась ей. — Я не на отдых приехала.

— Хорошо. Илья, проводишь?

— Куда же я денусь? — проворчал он, тяжело поднимаясь с кресла. — Пойдём, бедовая… Свалилась на нашу голову. Теперь, чую, с твоим пребыванием всё в нашей жизни переменится.

— Вы говорили, что чувствуете людей, — напомнила ему. — И сказали, что я вам нравлюсь как человек.

— Видимо, я ошибся.

— Нет. Вы не ошиблись. Я не желаю зла. Просто, доверяйте и дальше своей интуиции и чувствам.

Он посмотрел на меня задумчивым взглядом и ничего сказал.

Сказала я.

— У вас красивый дом.

— Я сам его построил. Но дом — это всего лишь дом. Вся прелесть не в нём, а в местности. Жизнь в нашем посёлке во многом выглядит примитивной, как в деревне.

— Здесь хорошо, — сказала я. — Правда, хорошо.

— Вот твоя комната, Ника, — произнёс Илья Алексеевич, открывая дверь передо мной.

Как раз недалеко от комнаты Макса. Всего лишь небольшой коридор отделял наши комнаты. Это хорошо.

* * *

Стараясь справиться с волнением, я глубоко вздохнула и, постучав для вежливости, тут же вошла в комнату Макса. Вошла и едва не поперхнулась. Воздух в комнате Макса был до того насыщен запахом лекарств и несвежести, что немудрено, почему у меня, беременной женщины, закружилась голова, но я постаралась отогнать от себя дурноту и сосредоточилась на Максе.

Он читал книгу и вскинул голову, когда я вошла.

Не ожидал он снова увидеть меня и рявкнул:

— Убб-бирайся!

— Ну уж нет, — ответила ему строго. — Я приехала специально, чтобы помочь тебе. А тем более, что ты мой пропавший муж.

— Кк-как ппп-приехх-хала, тт-так и уеззз-зжай! — прорычал он, заикаясь.

Я сделала шаг к нему, внимательно глядя на связанный плед, укрывающий его ноги.

Макс на меня смотрел. Он отвернул лицо к окну. Сильными пальцами он сжимал книгу, и я видела, что его костяшки даже побелели, что выдавало его напряжение и его злость.

— Макс, послушай, — прошептала я с мольбой в голосе. — Я прошу у тебя не так уж много… Удели мне десять минут своего времени. Всего десять минут. Умоляю тебя. Это важно.

Он повернул ко мне лицо и негромко произнёс:

— Мм-моё имя И-ивв-ван.

Стиснула зубы и нехотя кивнула.

— Ладно. Как скажешь… Иван, так Иван.

— У тт-тебя п-пять мм-минн-нут, — проговорил он.

— Постараюсь уложиться, — улыбнулась я.

Взяла стул и поставила его рядом с Максом. Напротив него.

Села и положа руки на колени, заговорила.

— Я помню тот день, когда мне сказали, что твоя группа пропала. И ты пропал. Я весь день звонила тебе на телефон. Ходила вокруг дома и вглядывалась в лица прохожих мужчин, надеясь увидеть в них тебя… Надеясь, что ты вот сейчас вернёшься… Но ты не пришёл. Не вернулся ни через день, ни через два… Прошли недели, месяц, два, три, полгода…

— Я старалась меньше бывать дома, подолгу оставалась на работе, до самого последнего пациента. И потом бродила по городу, пока уже совсем не валилась с ног. Помню, я как-то увидела группу парней… не совсем трезвых… Было темно и ни одного человека… я пошла прямо на них.

Посмотрела на Макса. Он молчал и смотрел на меня тяжёлым взглядом.

— Я была готова на всё, чтобы перебить внутреннюю боль. Но… — я горько засмеялась. — Они расступились передо мной, позволяя мне пройти. И молчали, ни звука не произнесли, пока я не скрылась из их вида. А когда я прошла мимо частных домов, завыла собака. Наверное, они все тогда почувствовали мою боль и тоску. Дома я продолжала страдать.

Вытерла набежавшие слёзы. Воспоминания о боли были слишком яркими и ещё неостывшими и я вновь переживала те горькие минуты скорби и отчаяния.

— Я завидовала нашим друзьям, что у них всё по-прежнему. Я перестала встречаться с ними. И не желала слышать их слова, что мне пора забыть тебя, пора отпустить тебя и жить дальше. Я ненавидела их за это. Ненавидела их счастье и любовь. Даже мои родители и твои тоже отгородились от меня, не понимая, почему я так долг скорблю и не желаю верить, что ты мёртв и не вернёшься. Поиски прекратили спустя полгода. Версия была такая: произошёл камнепад, вся группа оказалась погребённой в каком-то из ущелий, куда не подобраться. Ничего не было найдено — ни вещей, ни следов, ни крови… Ничего. Словно вы просто исчезли. И на этом всё. Тебя и других объявили погибшими.

Я немного помолчала и продолжила.

— На работе вокруг меня образовалось пустое место. Только один человек продолжал поддерживать меня. Это… Это Дима. Наш с тобой друг… Но у него был другой ко мне интерес. Поэтому он продолжал со мной общаться. Я создала вокруг себя безжизненное пространство. Боль меня буквально съедала, душила ночами и не позволяла жить дальше. А ещё… А ещё я тебя продолжала ждать. Я люблю тебя… Максим… И другого мужчины для себя не хочу… Прости за имя, но не могу называть тебя Иваном. Не твоё это имя.

Покачала головой и хрипло сказала:

— Я нуждаюсь в тебе. Хочу снова ощущать тебя рядом. Дышать твоим запахом, гладить твои волосы, прижиматься к щеке, к вечеру немного колючей, целовать тебя, обнимать… Ощущать твои руки и губы на себе…

Подняла на его каменное лицо взгляд и прошептала:

— Помоги мне… Помоги мне и себе вернуть тебя… Клянусь, я сделаю всё, чтобы ты снова начал ходить и вспомнил своё прошлое.

Он долго молчал и смотрел на меня немигающим взглядом, потом взялся за своё инвалидное кресло и, развернув колёса, отъехал к окну и замер ко мне спиной.

— Пп-почему тт-ты решш-шила, чт-то я хх-очу д-другую жж-жизнь?

Я встала со стула и подошла к нему, резко развернула кресло к себе и уставилась на мужчину, которого не могла узнать.

Макс сидел в своём инвалидном кресле, поднял на меня свой взгляд и криво улыбнулся. Это была улыбка крокодила, который только что заглотил глупую птичку. Я готова была сказать ему какую-нибудь резкость, но не знала — какую; пока я, ошеломлённая, раздумывала, Макс спросил:

— Н-нутт-теперь-то т-ты жжж-жалеешь, чт-то ппп-приехала? Т-теперь-то т-тывв-видешь, чт-то т-твой муж мёртв?

Глава 5

* * *

Вероника

Я провела в этом доме ровно два дня.

И пока я ещё не позвонила ни докторам… да вообще я никому не звонила! И сама не понимаю, почему.

Хотя нет, прекрасно понимаю.

Макс, которого я видела сейчас, не был похож на моего Макса. У меня начали закрадываться сомнения, что это мой муж. А вдруг, это его брат-близнец, Иван? А мой любимый мужчина, на самом деле, мёртв?

Мысли сводили с ума своей назойливостью. Они как опытные палачи предлагали мне самые негативные варианты развития событий.

Вести разговор с мужчиной было очень сложно, практически невозможно.

Вчера я попросила Анну Сергеевну вместо неё отнести завтрак Максу, но когда я только вошла к нему в комнату, то получила огромную порцию презрения и кажется, даже ненависти.

А потом, он и вовсе повёл себя как истеричная женщина в предменструальный период! Он взял с подноса стакан с молоком, сделал вид, что сейчас будет пить, а затем, выплеснул молоко на меня!

Моему шоку и возмущению не было предела. И ко всему прочему, он ещё и процедил:

— Н-не смей зз-захх-ходить ко мн-не в комм-нату. Нн-никогда.

Обед и ужин относила Максу Анна Сергеевна.

На мои вопросы, почему он не ест вместе со всеми в столовой, я получила такой вот ответ:

— Ванечка не выходит из своей комнаты. Никогда.

— А как же, ванна и туалет? — спросила, немного обескураженная его затворническим поведением.

— Так у Ванечки своя ванная и туалет, которые примыкают к его спальне. Они переоборудованы под его недуг, — ответила Анна Сергеевна.

Анна Сергеевна уже приняла меня. А вот Илья Алексеевич, как и Макс, был не рад моему обществу.

Анна Сергеевна хлопотала вокруг меня, расспрашивая, как я себя чувствую, есть ли у меня снимок с УЗИ и прочее, прочее, прочее. Она даже начала фантазировать, как в этом доме снова будет слышен детский смех, топот маленьких ножек и она на полном серьёзе интересовалась моим мнением, не против ли я, если детская будет на втором этаже?

— Мы с вами знакомы всего два дня, — извиняющим тоном пробормотала на её слова. — Давайте не будем загадывать наперёд. Ещё неизвестно, Макс ваш сын или нет.

Мои слова женщине явно пришлись не по нраву, но выражать своё недовольство, она не стала. Зато её взгляд мне сказал, что она думает о моих сомнениях и подозрениях.

Если честно, эти люди меня, по правде говоря, немного напрягали.

На самом деле, я хотела взять Макса в охапку и увезти отсюда. И плевать, что тут очень красиво. Зато я — его жена.

И чтобы переменить мысли Макса в другое русло, чтобы он прекратил меня оскорблять и требовать, чтобы я уехала и оставила его в покое, я решила и ему рассказать о своей беременности.

А вдруг, эта новость пробудит в нём хоть какие-то воспоминания?

Если нет, то я завтра же, с самого утра, попрошу Илью Алексеевича отвезти меня обратно в город. Я возьму из квартиры его личные вещи и привезу сюда. Помимо вещей, я хочу привезти сюда и своего знакомого доктора, нейрохирурга, который мог бы поговорить с Максом и этими людьми как профессионал. Раз он не слушает и не слышит меня, то возможно, услышит из уст другого человека — со стороны.

Эти мысли немного привели в порядок моё сердце, которое болело эти дни, как я увидела Макса — живого, настоящего, своего родного и такого далёкого человека. Абсолютно чужого.

Уколы ставила ему Анна Сергеевна — неправильно, причиняя боль и оставляя синяки.

Этот упрямец, категорически не подпускал меня к себе — он откидывал от себя мои руки и один раз даже выхватил шприц и пригрозил, что всадит в меня иглу, если я не уберусь прочь из его комнаты, добавив в конце речи, что я сука.

Заикаясь и сидя в инвалидном кресле, после таких обидных требований и оскорблений и ужасного отношения ко мне, я захотела заорать во всю силу своих лёгких, потом пойти в сад, сорвать колючий куст с розами и засунуть шипастое растение этому психу в то самое место, на котором он сидел!

Но вместо этого я убежала в свою комнату и всю ночь прорыдала в подушку.

Ни Анна Сергеевна, ни Илья Алексеевич ко мне не зашли, чтобы поговорить и успокоить. Видимо, они считали, что после такого я сорвусь и уеду.

Но нет. Я не оставлю своего мужа.

Я нутром чувствую, что это Макс. Не понимаю, правда, почему он такой стал… Такой жестокий и даже на минуту не желающий поверить мне. Точнее, он говорил, что даже если это и правда, он не помнит прошлой жизни, а значит, меня не было. Нас не было. И попросил забыть меня и оставить его в покое.

Не оставлю.

Ни за что.

Лучше в бараний рог скручу этого упрямца, но не уеду. Стерплю все обидные слова и его скотское поведение, но заставлю его встать на ноги и вспомнить меня и нашу счастливую жизнь, нашу любовь, наши мечты и планы.

Понимаю, что будет непросто, будет больно, будут слёзы и крик в подушку, как сейчас. Но я не отступлю. Я нашла своего мужа, которого уже все похоронили! Я хочу вернуть нашу с ним жизнь и наше семейное счастье. Он ведь так любил меня…

И теперь больно видеть в любимых глазах не узнавание, бездушие и равнодушие ко мне.

Моя радость от встречи поникла, оставив после себя лишь горькую печаль.

Но Макс для меня был, есть и будет всегда дорог. Потому что он — моя половинка. Вот так. Всё просто.

Нужно теперь лишь пробудить сердце моего любимого, чтобы он вернулся ко мне, вспомнил меня и снова обнял, как когда-то, снова поцеловал, как умеет целовать только мой Макс.

Я так скучала и тосковала по нему, но встретив, будто призрака, не могу кинуться ему в объятия, не могу прикоснуться.

Он отвечает мне холодом и ненавистью.

Это больно. Настолько больно, что мне выть хочется от раздирающего чувства внутри, стискивающее в жестокий кулак моё исстрадавшееся сердце.

Но я сильная. Я справлюсь. Ведь теперь я не одна. Мой малыш мне поможет вернуть мужа.

И пора ему рассказать.

А вдруг подействует и он вспомнит?

Но надежда, та ещё сука.

* * *

Ника

В воздухе пахло вечером — чем-то сладким и немного пряным. В открытое окно доносились звуки ночных насекомых. Прохладный и влажный воздух трепал мои распущенные волосы.

Замерев, я пыталась разглядеть что-то в далёкой линии горизонта, где горы слились с иссиня-чёрным небом, усыпанным необычайно яркими дрожащими колючками звёзд.

День сегодня был длинным, суетливым, морально выматывающим, как и предыдущий. От мыслей и переживаний мгновенно начинает кружиться голова. Прикрыла глаза и втянула в себя сладкий аромат ночного горного воздуха.

Неожиданно, я услышала звуки музыки.

Распахнула глаза, затаила дыхание и улыбнулась.

Музыка играла в комнате Максима.

— Макс, — прошептала едва дыша.

Он всегда любил эту группу, даже не любил, а обожал.

Это точно мой Макс.

Потом музыка стихла и на мои плечи вновь опустилась тишина.

Собравшись с мыслями и решительно настроившись, я поняла, что прямо сейчас хочу с ним поговорить. До утра не смогу ждать — просто взорвусь от волнения и снедающих меня мыслей.

Надела на прозрачную комбинацию чёрный шёлковый халат, который подарил мне Макс, и вышла из комнаты.

Всего лишь мгновение помешкалась перед дверью, но взяла себя в руки и вошла.

— Мне нужно тебе кое-что рассказать, — произнесла с ходу, без приглашения войдя в комнату Макса.

Он как раз выехал из ванной — без рубашки и штанов, в одних плавках. Обнажённый Максим. Русые вьющиеся волосы были влажными. С кончиков волос свисали капли воды, дрожали и срывались вниз — на его кожу.

Ясно, что он долго не занимался физически при его недуге и болях, и ел мало, — слегка выпирали рёбра. Но я прекрасно помню, что до исчезновения он много занимался спортом: у Максима всё также были развиты мышцы бёдер, икр, сильный и крепкий пресс, мужественная грудь, широкие плечи и руки, перевитые венами. Он был также хорош собой — и казалось, что в кресле он сидит просто так, шутки ради и сейчас возьмёт, да встанет.

Я застыла, разглядывая его, поняв, что уже подзабыла, какой он, мой Макс — выглядит как Бог. Вспомнила и увидела как наяву наши с ним жаркие ночи…

Да только он, увидев меня, разочарованно застонал.

— Опп-пять тт-ты, — пробормотал он устало.

— Я, — улыбнулась ему и отвела взгляд, чтобы мысли мои не уходили в другом направлении. — Мне нужно с тобой поговорить.

Он бросил в мою сторону испепеляющий взгляд.

— Мн-не пп-плевв-вать, что тт-тебе тт-там н-нужно.

— Это серьёзная тема, Макс… — я тут же прикусила свой язык, так как он просил не называть его Макс.

Чёрт!

— Прости… Иван, — исправилась я спешно. — Можно сесть?

Указала на его застеленную кровать.

Его лицо вдруг приобрело зверское выражение.

Сложила руки на груди, как будто защищаясь от его злости и пробормотала:

— Хорошо, я постою.

— Т-тыпп-пришла, чт-тобысс-сделать мне пп-приятно? Решш-шила вз-зять менн-ня своими пп-прелестями?

Он издевательски приподнял одну бровь, молчаливо говоря, ну что, детка, испугалась моей прямоты?

Но нет, я не испугалась. Он ведь мой муж и мы часто были близки.

— Дополнительная опция, которая предоставляется после заключения брака, — ответила ему с наглой улыбкой.

— Я ужж-же говв-ворил, чт-то ты мнн-не нн-не ннн-нравишься, — процедил он, сильно заикаясь.

— Наоборот, тебе всегда всё нравилось, — ответила, делая вид, что его слова меня совсем не задели.

— Сс-сколькк-ко тт-ты хоч-чешь, чтоб-бы свалитт-ть отсюда?

— Я уеду только при одном условии, — сказала мягко.

Он посмотрел на меня вопросительно.

— Я уеду, если ты уедешь вместе со мной, — сказала уверенно.

Он ехидно усмехнулся и покачал головой.

— Т-тут мм-мой дом.

— Нет. Твой дом в другом месте. А эти люди, — я махнула рукой в сторону двери, — они не твои родители. Я медсестра и очень хорошая. У меня есть знакомства в самой лучшей клинике, и наш с тобой общий друг, нейрохирург, мог бы помочь тебе. Плюс работа с психологом. Я не понимаю, почему ты отвергаешь мою помощь и не желаешь хотя бы попытаться дать шанс мне и самому себе вернуть свою прежнюю жизнь. Ты же ненавидел сидеть на одном месте. Ты любил активно жить, стремился каждый раз к чему-то новому, да из тебя энергия била ключом! Неужели ты не желаешь вернуть себя? И меня, в том числе.

— Зрр-рятт-тратишь вв-время, — прошептал он. — Я нн-никогда нн-не сс-смогу ходит-ть.

* * *

Ника

Я набрала в лёгкие воздуха и сделала протяжный выдох, успокаиваясь.

Конец ознакомительного фрагмента.