Сухой колодец

Татьяна Меньшикова, 2021

Жизнь в глухой деревне может стать кошмаром для любого заезжего туриста, но Стас Дубровин отлично знает, как перетянуть на свою сторону местных жителей для помощи в своем деле – вернуть пропавшую дочь отцу-генералу. Вот только разве мог он предположить, что окажется втянут в совсем другое противостояние, где главное правило – не тронь чужое? Ведь за это можно очень дорого поплатиться. Комментарий Редакции: Бедный Стас Дубровин никак не подозревал, что на его шее затянутся сразу две петли – и любовный хомут, и страшная веревка нераскрытой тайны. Но молодой человек еще не знает: для него уже подготовлена особая виселица.

4

Неожиданные утренние визиты, как правило, не сулят ничего хорошего. И этот не стал исключением. Участковый, с озабоченным видом, без стука возник на пороге дома.

— Чай будете? — поинтересовалась у него Алиса, когда от неожиданности спросонья пришла в себя.

— Я по делу. На родственника жалоб, надеюсь, больше нет?

— Мы поладили.

— Приятно слышать. Зови его сюда.

— Его нет, — Алиса развела руками. — Он в лес ушел. После тундры для него наш лес, как противоядие.

— После какой тундры? Ах, ну да… Он же с вахты…

— Зачем он вам? Случилось что?

— Из Лесного новость поутру привезли — медведь человека задрал. После ушел в нашу сторону. Ежели он прямой наводкой к нам рванет, то ночью может и в деревню заглянуть. Надо предупредить всех: чтоб в лес почем зря не ходили. Собаки у тебя на дворе нет — плохо. Какая-никакая, а защита. Голос подаст, внимание на себя оттянет… Стас, как вернется, пусть из деревни пока не ходит. Давно с ним надо было поговорить — не медведь брюхо вспорет, так болота затянут… Он про болото-то знает? Сказала ему?

— Чтобы он меня за полоумную принял? Мало ли, что местные старухи плетут… В болотах люди всегда гибли, это не делает их проклятыми.

— Много ты понимаешь! Не зудит в тебе бабкина кровь.

— Только не начинайте, — поморщившись, как от зубной боли, проговорила Алиса. — Может, все-таки, чаю?

— А давай, — вдруг согласился участковый. — Пока еще Глеб свою мотоциклетку подгонит… Все одно, без него не пойду до «сухих».

— К закодированным, что ли? — усмехнулась Алиса.

— Если бы. Община у нас образовалась за Плешивой горой. «Сухой колодец» называется. Пять мужиков и двадцать баб бесплодных. Живут, как лешие в лесу — эко-поселение, черт их за ногу… Надо предупредить.

— А, эти… Баба Тася писала…

Проводив местного блюстителя закона с полным желудком чая до калитки, Алиса оглядела двор. Со стороны улицы забор был высоким, а вот со стороны огородов… Там через старый штакетник перемахнет и ребенок. Но вряд ли до него доберется медведь. Дом не был крайним, и чтобы из леса попасть в огород, зверю предстоит проделать долгий путь мимо других участков. Он не сможет пробраться сюда, не подняв на уши всех собак в округе. Так что, успокоила себя Алиса, пока не слышно истеричного лая дворовых псов — можно не дергаться. На всякий случай, накинув изнутри крючок на дверь в сенях, девушка вернулась в свою комнату.

Баба Тася отличалась бережливостью и педантичностью, потому все пожелтевшие снимки разложенные в хронологическом порядке по альбомам, Алиса нашла в комоде в идеальном порядке. Альбомы, обтянутые красным бархатом, тяжелой стопой давили на тонкое днище нижнего ящика.

Откинув весомую, бархатистую крышку, Алиса наткнулась на полупрозрачный лист папиросной бумаги. Такой тонкой и хрупкой, что казалось, будто она рассыплется от малейшего прикосновения. Осторожно просунув под нее пальцы, девушка приподняла листочек. С шелестом, похожим на хруст снега под ногами в морозное утро, бумага обнажила первые фотографии.

Пожелтевшие снимки, с нечеткими мелкими деталями, будто специально скрывающими дефекты кожи, (сейчас некоторые особы намеренно так ретушируют в фоторедакторах свои снимки, чтобы скрыть морщинки и тени под глазами), притянули внимание девушки. Большинство людей ей были незнакомы. Мрачные лица, мода на улыбающиеся лица пришла намного позже, строгая, темная одежда. И даже молодожены на снимке в овальной виньетке выглядели так, словно держали за спиной по топору.

Алиса и сама не заметила, как визит в прошлое затянул на несколько часов. Затекшая спина взбунтовалась и потребовала движения. Захотелось крепкого кофе. В призрачной надежде, что банка кофе, пусть даже растворимого вдруг окажется в бабушкиных закромах, Алиса раскрыла настежь дверцы древнего буфета, занимающего чуть ли не треть половины кухни. Верхние полки были плотно заставлены баночками различной вместимости. К некоторым из них были приклеены куски белого ленточного лейкопластыря с расплывчатыми неразборчивыми надписями, сделанными синей шариковой ручкой. Банки, похожей на какую-нибудь известную торговую марку кофе, не было.

Алиса заглянула в нижние секции — такие же банки. Только если в верхних преимущественно было жидкое содержимое, то внизу — сухое. В некоторых из них девушка узнала сухие травы. Одна банка показалась ей интересной — сквозь прозрачную стенку был хорошо различимы крупинки гранулированного растворимого кофе. Алиса открутила крышку, понюхала — точно кофе. Победно вскликнула.

Кипяток, как и положено, растворил гранулы. По комнате расползся кофейный аромат… и еще какой-то посторонний запах. Алиса подозрительно принюхалась, помахала рукой над паром, идущим от кружки. Так и есть — запах, похожий на аромат жаренных семечек едва пробивался сквозь плотный кофейный дух.

Алиса отодвинула от себя кружку. Кто знает, что за зелье приготовила баба Тася, может, слабительное это такое, кофейное… Девушка хмыкнула себе под нос. Прав был отец, когда говорил, что все нужно выбросить.

Распахнув одновременно все шкафы, Алиса застыла перед буфетом, оценивая предстоящий объем работ. Десятки банок, от крохотных до трехлитровых. И все нужно открыть, вылить в нужник, а банки уничтожить. Тяжело вздохнув, Алиса выдвинула узкие ящички, спрятанные за нижними створками, ожидая и в них увидеть, если не банки, то свертки или пачки. К счастью для нее, там не было ничего необычного, здесь баба Тася ничем не отличилась от других тысяч хозяек. Один ящик был доверху наполнен пластиковыми и металлическими крышками, в другом ждали повторного использования полиэтиленовые пакеты всех цветов. А вот третий служил складом для канцелярских принадлежностей и стопки исписанных обычных ученических тетрадей.

Заинтересовавшись, наверняка тут рецепты зельеваренья, Алиса открыла верхнюю тетрадь. В надежде найти, от чего помогает растворимый кофе с жаренными семечками, девушка пролистала три тетради. Разочарование настигло ее еще после первой, но она добросовестно продолжала переворачивать страницы. Слова были настолько сокращены, что записи больше походили на шифр, некоторые закорючки даже напоминали знаки стенограммы.

Последняя тетрадь в широкую линейку и вовсе была пустой. У самого корешка виднелась бахрома оторванной бумаги. Должно быть, баба Тася использовала эту тетрадь, вместо блокнота с отрывными листами. Девушка вспомнила, что баба Тася упорно продолжала игнорировать современные возможности связи и предпочитала сообщать новости в письмах написанных от руки. С одной стороны, Алиса любила доставать такие письма из почтового ящика, а с другой стороны, очень часто оказывалось, что не все письма доходили в должной последовательности или не доходили вовсе. Отец добродушно ругался на бабушку, но переубедить ее так и не смог.

Солнце перевалило незримую черту зенита и с интересом заглянуло в окно. Потревоженные микроскопические бумажные пылинки заплясали в желтом луче, стараясь спрятаться от взгляда. Глянцевый бумажный лист под ярким светом вдруг растерял свою гладкость и покрылся едва заметной паутинкой теней, лежащих ровными рядами между строк. Алиса заинтересованно покрутила листок. Вдавленный след от шариковой ручки. Такие остаются на нижнем листе бумаге, когда человек пишет с нажимом по верхнему.

Последнее письмо бабушки, догадалась Алиса. Интересно, мы его получали, или это письмо еще до нас не дошло? Зажав тетрадь в руке, Алиса подставила ее под прямые солнечные лучи. Поэкспериментировав с наклоном, она смогла разобрать лишь одно слово в самом конце письма, видимо написанное с особым рвением — «приезжай!».

На глаза девушки навернулись слезы. Алиса точно знала, что письмо с требованием навестить ее, они до сих пор не получили, иначе непременно выполнили бы просьбу бабушки.

Чтоб развеять накатившую хандру, Алиса, подхватив полбулки хлеба, отправилась к деревенскому пруду. Неглубокий водоем, затянутый ряской и окруженный, как солдатиками, коричневыми макушками рогоза привлекал домашнюю водоплавающую птицу со всей деревни. Бабушка говорила, что у пруда всегда можно отличить деревенского ребенка от городского, не зависимо от внешнего вида: ребенку из деревни и в голову не придет кормить уток и гусей хлебом. А вот городские гости непременно отщипнут горбушку от своей булки.

Алиса была городская. И да, она испытывала странное удовлетворение, когда кормила и без того тучных птиц.

Хлеб быстро кончился, высокомерные гуси и щекастые утки мигом потеряли к ней интерес, занявшись своими птичьими делами.

Алиса присела на траву, наблюдая за размеренной суетой разномастной стаи.

За спиной накатил и вдруг замолк треск мотоциклетного двигателя. Алиса, прищурив глаза и сделав из ладони защитный козырек от солнца, посмотрела на дорогу. Участковый выбрался из люльки и дальше пошел пешком, даже не взглянув в ее сторону. Водитель же, направился к ней. Алиса молча ждала его приближения. Низкое солнце слепило глаза, и лица человека было не разобрать. Неприятная догадка подтвердилась, стоило мужчине приблизиться — ее вчерашний чокнутый знакомый.

— Смотрю, ты не торопишься… — с ходу заявил он, загородив ей вид на пруд.

Вступать с ним в пререкания было заведомо проигрышным делом, он явно не собирался стеснять себя в выражениях.

Алиса вскочила на ноги, быстро отряхнула колени от налипших травинок, развернулась, собираясь молча уйти, как он, сделав два широких шага, преградил ей путь.

— Куда же ты побежала? Бабкины закрома подчищать? Еще не все обшарила?

— Тебя это не касается.

— А кого касается? Вы, городские телки, только и появляетесь там, где маслом намазано, да чтоб пожирнее…

На языке у Алисы сразу завертелись злые, обидные слова про деревенских ленивых мужиков. С трудом сдержавшись, не хотелось наколоть обстановку — слишком разные у них были весовые категории и она заведомо окажется в проигрыше, Алиса разумно спросила:

— Какое тебе дело до меня? Лично я, что сделала тебе плохого?

— Мне? Ничего! Ты никому ничего не сделала! И когда бабка твоя в одиночестве умирала — ты тоже ничего не сделала! Убирайся отсюда по-хорошему, пока в коровьи лепехи не вляпалась по незнанию. Не отмоешься потом.

Резко отвернувшись, чтобы не показать мужчине вдруг подозрительно заблестевшие глаза, Алиса сжала зубы. Намеренно или нет, но он ковырнул еще открытую рану в душе. Ей и без его слов было невыносимо стыдно перед собой, перед бабушкой.

— Что, все? Плотину прорвало? К дядьке жаловаться побежишь?

К дядьке жаловаться? Как же ее бесят самодовольные самцы! Кровь вскипела в жилах и, забыв об осторожности, она прошлась по нему не печатными словами, зацепив всех его родственников до седьмого колена. Затем, решительно толкнув в грудь немного обалдевшего от такого отпора мужчину, Алиса освободила себе дорогу.

Он что-то еще прокричал ей вслед, но бушующий адреналин у нее в крови не позволил расслышать что именно. Строевым шагом, задрав подбородок, она победительницей покинула поле боя.

Вечерело. Тень Плешивой горы наползала на деревню, покрывая дом за домом. Близкие сумерки напомнили о голодном звере, и между лопаток протянуло холодком.

* * *

Стас заблаговременно сошел с тропы за густоту елей, едва услышав трескучий звук мотоцикла. Старый Урал с коляской бодро протарахтел по тропике, везя на себе двух седоков. Участковый на кочках то и дело задирал кверху руку, придерживая фуражку. Неожиданно для глухой провинции, водитель соблюдал правила безопасности и черно-белый шлем блестел на его голове, как полированный футбольный мяч.

Проводив взглядом сквозь разлапистые ветви направляющийся в деревню мотоцикл, Стас продолжил свой путь в противоположную сторону. Идти по лесу было легко и приятно. Хвоя пружинила под ногами, как подошва беговых кроссовок. Старый ельник своей плотной кроной глушил подлесок, а слой хвои не позволял расти теневыносливым травам.

Тишина, царившая в лесу, окутывала в невесомую шаль, и каждый лесной звук, воспринимался не ушами, а всем телом, будто провели по коже мягкой кисточкой. Дробь дятла, редкое щебетание птиц, скрип старого ствола… Все эти звуки не врезались настырно в уши, а рассеивалась, мягко растушевывались в постоянном шелесте миллионов иголок.

Стас наслаждался моментом — тот редкий случай, когда от наказания начинаешь получаешь удовольствие.

Леонид Сергеевич, старый лис, не обманул — тайга в августе, это как дубовая бочка с медом. Ароматная, желанная, упругая. Лоснящаяся от сытости и лености. Но все же это было наказание…

Зинович Леонид Сергеевич, полковник госбезопасности, отправил Стаса восхищаться видами природы не по доброте душевной, а дабы оказать услугу вышестоящему по званию, заодно и щелкнуть Стаса приказом по носу — за излишнюю строптивость и дерзость.

У вышестоящего по званию чина, стало быть, генерала, в семье случилось горе — пропала племянница. Взрослая замужняя двадцатипятилетняя девка в один прекрасный день сложила чемодан, написала прощальную записку и убыла в неизведанные края посвящать себя Матери-природе.

Сестра генерала, мать непутевой девахи, бросилась к брату за помощью, слезно требуя найти и вернуть дочь. Огромная система, получив приказ от генерала, тут же зашевелилась, распростерла свои щупальца во все стороны. Первым делом взялись за мужа. Беднягу трясли неделю. Но так и не смогли притянуть его к исчезновению жены. Подтвердилось только то, что и раньше было всем известно — в своей жене он души не чаял и сейчас страдал ничуть не меньше, чем теща. Вскрыли всю личную переписку девушки. Вытащили на свет все сообщения, все письма, все звонки. Ничего. Пошли по подругам. И тут одна упомянула, что Ольга (так звали пропажу) незадолго до исчезновения отменила с ней встречу, чтобы увидеться с какой-то девушкой, с которой познакомилась, ожидая приема врача. Тут колесо системы закрутилось с новой силой. Врачом оказался акушер-гинеколог одной столичной клиники. Поломавшись для виду, ссылаясь на врачебную тайну и отсутствие официального запроса, он все же выдал диагноз, который беспокоил Ольгу — бесплодие.

В семье ахнули — никто не ожидал подобной новости. Муж был уверен, что жена пьет противозачаточные таблетки, а родители вполне обоснованно считали, что рано еще им с внуками возиться и не торопили дочь порадовать их вечно орущим младенцем.

Новость переварили, осмыслили, но так и не смогли притянуть ее к причине исчезновения Ольги. Выдохнувшие, было, оперативники вновь были призваны искать племянницу генерала, опираясь на новые факты.

На этот раз акушер-гинеколог сопротивлялся дольше. Как уж на горячей сковородке он извивался, увиливал, пытался перенести встречу, неистово требовал официального запроса, пока к нему в кабинет лично не ворвался Главный врач. Угроза увольнением подействовала, и гинеколог выложил на стол полный список всех своих пациенток, озвучив операм все их самые сокровенные тайны.

Быстро обнаружилось, что лишь одна девушка с таким же диагнозом, как и у Ольги проходила по времени приема рядом.

Через час оперативники были у нее дома. И тут их ждал сюрприз — девушка три дня назад собрала чемодан и растворилась в неизвестном направлении, наказав на прощанье ее не искать, а трепетно ждать возвращения. Может через месяц, а может через пять лет…

Процесс пошел по второму кругу. Муж. Мессенджеры. Социальные сети. Подруги.

Вот тут то впервые и всплыло название «Сухой колодец». Эко-община, которая собирала под свое крылышко девушек, потерявших надежду иметь своего ребенка. Обещая им успокоение души через принятие неизбежного. И может быть… если очень стараться… плод завяжется в них благодаря Матушке-природе. Короче говоря, «Сухой колодец» был самой настоящей сектой, маскирующейся под новомодную эко-общину.

В семье ахнули второй раз. Генерал, как услышал про секту, загрустил, расследование велел прекратить, все улики, документы и распечатки — уничтожить. Впереди маячила новая должность и слухи о том, что член его семьи попал под влияние секты, была очень не кстати. Последнее, что он сделал по своим каналам — узнал точное место, где община пустила корни.

Муж Ольги, славный парень Виталик, мужественно пообещал самостоятельно вернуть жену в отчий дом. Уехал в Коврово… и тоже пропал.

Этого уже генерал просто так оставить не мог, и призвал на помощь своего друга и сослуживца полковника Зиновича. Вот тут то они и вспомнили о Стасе. И то, что он отличный оперативник, и то, что он отстранен на время служебного расследования, а значит — совершенно свободен. Стас был идеальным вариантом — не придется оформлять служебную командировку, и фамилии родственников генерала не будут светиться ни в одной сводке.

Приказ был прост и понятен — не поднимая шума, оценить обстановку и, по возможности, вернуть пропащее семейство домой.

Полянка, что предстала перед глазами, тишиной соответствовала лесу. На этом дикая природа заканчивалась, и начинались отметины человека на полотне, созданным природой. Пять небольших, грубо скиданных срубов веером выстроились перед домом побольше. Дом этот, задней стеной упирался в отвесную скалу, высотой метров десяти, практически скрывающую полянку от посторонних взоров и ветра с одной стороны. Широкое крыльцо главного дома защищал покатый козырек. Земля перед крыльцом была тщательно выметена и очищена от иголок, шишек и травы. Перед каждым домом стояли по две-три длинные, грубо сколоченные скамьи.

Стас, притаившись на скале, с интересом принялся рассматривать устройство поселка. Тропа, что вела к поселку от Коврово, огибала скалу слева и теряла свою колею на камнях рядом с крайним домиком.

На первый взгляд казалось, что секта обходится совсем без благ цивилизации. Но потом цепкий взгляд Стаса обнаружил черный глянец толстого провода тянущегося в главный дом из расселины в скале. Выходит, он электричества они отказываться не стали.

За полчаса, что Стас провел в своем укрытии, ничего не потревожило поляну. И когда дверь главного дома отворилась, и оттуда показался мужнина в черной одежде, Стас по настоящему обрадовался — сидеть в засаде всегда веселей, когда есть на что посмотреть.

Мужчина в черном, на вид молодой парень, лет двадцати пяти спустился с крыльца, подошел к автомобильному диску подвешенному на треноге из шестов. И вполне ожидаемо, стал колотить по диску железным прутом. Такие самодельные гонги очень востребованы в определенных местах — дешево и действенно.

Почти одновременно двери пяти избушек распахнулись и девушки в длинных юбках, платках и кофтах с длинным рукавом высыпали наружу. Девушки чинно расселись на лавках перед своими домиками, благопристойно сложили руки на коленях и замерли.

Стас насчитал шестнадцать девушек. Сколько он ни вглядывался в лица, узнать среди них Ольгу не смог. Возможно, дело было в том, что на фотографиях, которые ему предоставили родители девушки, она была при полном макияже и не без фильтров фоторедакторов. Здесь же все девушки являли свое лицо свету таким, каким его изначально задумала природа. Не иначе, как на зеркала в общине полный запрет, усмехнулся Стас.

Только все дамы заняли места в партере, как на крыльце главного дома возник второй мужчина. Он был старше первого примерно раза в два, но все еще крепкий и подтянутый. Гладко выбритый, коротко стриженный, выправкой он походил на военного — прямая спина, четкие, экономные движения. В отличие от молодого, второй мужчина был одет в одет в белую рубаху и белоснежные же брюки.

При виде этого человека по рядам девушек пронесся быстрый шепот, на их лицах появились улыбки, и они непроизвольно подались вперед, не отрывая горящих взглядов от мужчины.

— Милые мои, — заговорил мужчина. — Любимые мои девочки. Вы все здесь уже не первый день и прекрасно знаете, как я страдаю вместе с вами, и вместе с вами ищу слово и дело, чтобы доказать нашей Матери, что вы достойны… Достойны продолжать жизнь! Достойны радовать нашу мать детьми и внукам!

Голос мужчины, глубокий, мощный, мягкий веял над поляной, сладкой патокой затекая в женские уши. Девушки слушали его разинув рты.

Стас высоко оценил мастерство оратора. Каждая женщина в своем несчастье ищет поддержку. Кто у мужа, кто у отца, кто у друга…

Мужчина в белой рубахе обращался ко всем сразу и одновременно к каждой… Он умело жонглировал словами, играл интонацией и ритмом, задевая нужные струны в каждой слушательнице. Любая могла представить его тем, кем хочет — возлюбленным, отцом, мужем, братом, другом… Каждая с радостью переложила с себя тяжесть бессмысленной вины за свое пустое чрево на широкие плечи мужчины. Он достойно и трепетно принял эту тяжесть и… передал ее на широком блюде Матери-природе. Да так ловко, что у слушательниц и в мыслях не возникло, что им профессионально дурят голову.

Милые головки мужчина дурил еще минут пятнадцать. Завершил же он свою речь приглашением трех из девушек на индивидуальную встречу в порядке очередности.

— Первой жду Машеньку. Потом пусть заходит мой Светик-светлячок, ну, а после Кристина, милая картина. И девоньки, помним — по одной не ходить!

Со счастливыми лицами девушки медленно разбрелись по домам.

Забавная секта, хмыкнул про себя Стас, исключительно для девушек. Причем, симпатичных девушек. Он не приметил ни одной старше тридцати лет.

Без единого шороха, Стас отодвинулся от края скалы и направился к дороге, ведущей к «главному» входу в поселение.

Вблизи домики уже не казались маленькими — вполне приличные срубы. Стас прошел на площадь перед большим домом и замер, оглядываясь. Из окон на него тайком пялились девушки, но выходить на улицу не спешили. Он тоже не спешил, с нарочитым любопытством разглядывая поселок. С такого ракурса было видно, что черные провода тянутся от генератора лишь к главному дому. Выступ скалы, на которой прятался Стас, закрывал от него и мотоциклы — Урал с коляской и две новенькие Ямахи. Там же, рядом с расселиной под навесом спрятались и бочки с топливом.

С преувеличенным интересом Стас крутился вокруг своей оси, изображая туриста. Он уже чувствовал на себе изучающий взгляд и с нетерпением ожидал, когда же до хозяев дойдет, что просто так уходить он не собирается.

Скрипнула дверь, и на крыльце главного дома показался молодой парень в черной одежде. Несмотря на настороженность во взгляде и движениях, он сумел добавить вежливости и доброты в голос.

— День добрый. Чем могу служить?

— О, — воскликнул Стас. — Я уж было, подумал, что набрел на мертвый поселок.

— Вы заблудились? Должно быть, вы следуете в Коврово?

— Напротив, я — к вам.

— К нам? — вполне искренне удивился парень. — К нам редко заглядываю гости без причины. Вы по какому вопросу?

— Мне бы побеседовать с вашим боссом.

— У нас нет босса — мы все равны перед Матушкой.

— Само собой, — кивнул Стас. Он проголодался и играть в словесные игры был не в настроении, поэтому довольно грубо поинтересовался, — Спрошу по другому: кто у вас самый равный среди равных, ну или, кто равнее других?

— Вы имеете в виду нашего Проводника?

— Наверное, — пожал плечами Стас.

— Ожидайте. Я узнаю, будет ли с вами разговаривать Проводник.

Парень, солидно выпятив грудь, шагнул обратно в дом. Не прошло и минуты, как вместо него показался мужчина в белой рубахе, тот, кто полчаса назад заливал в уши девушкам сладкую патоку. Красивое, мужественное лицо. Ясные, голубые глаза смотрели приветливо и с интересом.

— Добрый день.

— Добрый, — кивнул Стас. — Вы Проводник? Я к вам по делу.

— Понимаю, не любите зря терять время. Мне нравиться ваш стиль. Что же за дело вас привело в такую глушь, раз вы не побоялись отправиться один в такой опасный период.

— Не понимаю… В чем опасность?

— Так вы еще не знаете? — воскликнул мужчина в белой рубахе. — В наших лесах объявился медведь-людоед! Милейший Алексей Викторович еще утром предупредил нас о беде. Уверен, что в Коврово и Лесном уже в курсе. Где же вы были все это время? Или вы не из деревни?

— Гулял, — нахмурился Стас. Легкая прогулка по лесу могла обернуться кровавым пиршеством для одного и бесславной смертью для другого. — Но, вернемся к делу. Мне бы очень хотелось встретиться с девушкой по имени Ольга Коротаева. Я действую по поручению ее родителей.

Проводник задумался, медленно кивнул.

— Понимаю. Родным тяжело отпускать от себя детей. Даже Матушка любит, когда ее создания возвращаются…

— Так что? Она здесь? Я могу ее увидеть?

— Здесь и не здесь, — серьезно проговорил Проводник.

— Я не силен в ребусах, — усмехнулся Стас. — Можно сразу ответ?

— Мои девушки вольны встречаться с кем угодно и когда угодно. Я не тиран этого места, а девочки — свободны здесь, как ни где более. Но бывают дни… Моя девочка, прекрасная Ольга, сегодня не с нами. Сегодня у нее день второй встречи с Матушкой… Только к утру Ольга вернется к нам, людям…

— Ясно, — кивнул Стас. В общих чертах он уловил суть — Ольгу ему сегодня не покажут, и поговорить с ней не позволят.

— Завтра, приходи завтра. В это же время, — предложил Проводник. — Сейчас же, я могу предложить тебе в помощь своего сына — Никиту. Он отвезет тебя в Коврово на мотоцикле. Хозяин никогда не нападет на мотоцикл.

А еще ты хочешь убедиться, что я точно убрался отсюда подальше, усмехнулся про себя Стас.

— Благодарю. Обойдусь. Не могу лишить ваших девушек надежных мужской защиты, пусть даже на час. Если сюда нагрянет медведь, то вам помощь потребуется гораздо сильнее.

Проводник нахмурился, ответ ему не понравился. Парень в черной рубашке что-то быстро зашептал ему на ухо.

— Мы не боимся Матушки — мы готовы к встрече с ней. А вот, вы, люди невидящие, не понимаете… Оставайся у нас до утра, — вдруг сказал Проводник. — Столичные гости у нас редкость. За разговорами и время пролетит, Ольга вернется.

— Нет. Не останусь. Завтра приду, — твердо отказался Стас, Он предпочитал проводить ночь, будучи полностью уверенным, что никто не будет пялиться на него спящего и не вздумает прошерстить его вещи.

— Воля твоя…

Стас спиной чувствовал недоверчивый взгляд, пока не скрылся за поворотом.

Хоть и не меняется расстояние, а обратная дорога всегда быстрее и легче. Только немного напрягало, что на этот раз приходилось гораздо чаще осматриваться по сторонам. Встретиться с медведем нос к носу Стас не планировал. Вечернее солнце стремилось к горизонту, и дремучий ельник не позволял поздним лучам разгуляться по лесу. Стас ускорил шаги. Сумерки в лесу накатили быстрее, чем он рассчитывал.

Густая тень леса рассеялась, стоило Стасу выйти к деревне. Над ней еще царил мягкий свет розово-оранжевого заката.

Стас поднялся на крыльцо, толкнул дверь. Заперто. Люди в деревне не имели привычки запираться, когда в доме кто-то есть, если только не наступает ночь. Алиса ушла прогуляться? Или же бросила все и укатила в город, выполнив завет деревенского гопника? Он огляделся в поисках подсказки. Двор ничуть не изменился со времени его ухода. Все осталось на своих местах и ничего не добавилось. Стас вздохнул и сильно грохнул кулаком в доски двери.

— Кто это? — вдруг донесся до него напуганный голос.

— Это я, Стас.

— Господи, наконец-то!

Лязгнул внутренний засов, и дверь приоткрылась. На Стаса уставились настороженные синие омуты глаз девушки.

— Я подумала, что это хулиган косматый, — пояснила она запертую дверь.

— Медведь — людоед, а не самоубийца. Даже ради нежного мяса молоденькой девушки он не пойдет в центр деревни средь бела дня.

— При чем здесь медведь? Я имела ввиду волосатого парня, который ко мне цепляется.

— Он опять угрожал?

Стас устал, мотаться по горам, заросшими лесом, было непривычно. Ноги гудели. Тело покрылось тонкой пленкой пыли и пота. Хотелось помыться и поесть, а не бегать по деревне в поисках неудачника, который развлекается тем, что, пугает молоденьких девушек.

— Не так, чтобы очень… В общем, я с ним поговорила…

— Вот и отлично, — оборвал ее Стас на полуслове.

Разборки со шпаной отменяются. Искренне обрадовавшись, он сбросил с плеча рюкзак на пол, подхватил полотенце и направился в баню.

— Ты куда? — встрепенулась Алиса.

— Помыться, — бросил он через плечо, раздражаясь оттого, что она не замечает очевидных фактов.

В парной было сумрачно и прохладно, Стас успел наполнить таз, когда за спиной послышалась возня. Он резко обернулся, хмыкнул. Алиса устраивалась в предбанке на лавке. Стас и не заметил, как она увязалась за ним собаченькой. Поджав под себя ноги, она откинулась на стенку и приготовилась к ожиданию.

— Тебе чего? — поинтересовался Стас, догадавшись, что она не собирается оставлять его в одиночестве.

— Я тут посижу.

— Зачем?

— Вместе веселей.

— Мне — нет. Если ты не поняла — я помыться хочу, и половозрелая племянница за спиной меня немного напрягает.

— Глупости. Ты же просто умоешься, ведь так? В холодной бане все равно никто полностью не моется. Но, если ты стесняешься — клянусь, что не буду подсматривать.

Стас глубоко вздохнул, медленно выдохнул через нос. Не то чтобы его смущали свидетели водных процедур, просто сейчас у него не было настроения вежливо отвечать на вопросы дотошной племянницы. А накалять отношения с ней он пока не планировал. Еще не известно, сколько ему предстоит здесь торчать. С Ольгой встретиться не удалось, а от ее мужа и вовсе ни слуху ни духу. Как будто и не было его в секте. Да, вопрос… Может, он вовсе не добрался до «Сухого Колодца»? И медведь вчера не впервой полакомился человеческим мясом…

— Тебе кто про медведя сказал? Участковый?

Стас усмехнулся — девушке явно требовался собеседник. От скуки она была готова болтать о чем угодно и в каком угодно месте.

— Проводник из «Сухого Колодца».

— Из секты, что ли? Далеко тебя прогулка завела. Бабушка говорила, что местные по ту сторону горы ходить не любят. Болота бояться.

— Болота? Я вроде по сухому шел.

— Ты по колее ходил?

— Да.

— Так это длинная дорога. Если по долине спуститься и обойти Плешивую с востока, то пешком будет ближе раз в десять. Впрочем, по тропинке через болота не каждый рискнет прогуляться. Говорят, сектанты по ней ходят, когда в деревню налегке надо смотаться. Ну и колдун. Куда ж без него? Уверена, это он тропу для сектантов проложил, никто другой не смог бы.

Раздевшись по пояс, Стас склонился над тазом, вылил себе на голову ковшик холодной воды. Кожа вмиг покрылась мурашками от холодных струек, сбежавших по телу. Стас довольно фыркнул, ощущая, как к телу возвращается бодрость.

— Бобров к нам утром заглядывал, велел с тобой беседу провести, чтобы ты не таскался по лесу без необходимости.

— Понятно.

— Понятно — что? Ты больше не пойдешь в лес?

— Понятно — значит, что я услышал предупреждение.

— Что тебе там делать? Любуйся елками из деревни. Опасно сейчас в лесу: медведь, болота…

Да она сама боится, вдруг понял Стас. Интересно, что бы она делала, если бы он не приехал?

Пусть в деревне, но спать одной в доме, когда вокруг бродит бурая гора с когтями, не очень то и сладко… Вся ее надуманная дерзость и смелость вмиг забьется в пятки, стоит косолапому разочек рыкнуть с горы.

Закончив умываться, Стас быстрыми движениями взлохматил на голове волосы полотенцем, растер спину и, оставив полотенце на плечах, шагнул из парной. Ни слова не говоря, прошел мимо девушки. Алиса обрадовано подскочила, бросилась за ним.

К крыльцу подошли молча. Столкнулись взглядами у самой двери. Она смотрела на него серьезными прищуренными глазами, будто задумалась о чем-то. Он сразу понял — видела. Да и трудно было не заметить — полотенце едва прикрывало широкие плечи, что уж говорить о спине. Невольно, про себя, он отметил, что на лице у нее не было любопытства, да и наигранного сочувствия он тоже не уловил. На всякий случай Стас тяжело качнул головой, предотвращая вопросы. Алиса никак не отреагировала, только еще больше прищурила глаза.

Не дожидаясь, когда она надумает выдать какую-нибудь реакцию, Стас аккуратно подвинул ее плечом, освобождая проход. В комнате чистая одежда позволила наконец-то почувствовать себя человеком, а не лешим с горы.

— Есть будешь? — крикнула Алиса ему из кухни. — Я картошки нажарила.

Он еды Стас отказываться не стал. За целый день у него во рту не было и крошки. Картошка была еще теплой, и он быстро заполнил желудок, не обращая внимания на косые взгляды своей племянницы.

— Послушай, — она первая не выдержала затянувшейся паузы. — Понимаю, что сейчас скажу глупость, но ты сразу не смейся.

Стас сжал зубы, исподлобья уставился на девушку. Ну вот, начинается… Все-таки не вытерпела. Как бы ее осадить, да так, чтобы сильно не обидеть?

— Участковый просил предупредить тебя не только о медведе…

Озадаченно приподняв бровь, не этого он ожидал, Стас осторожно поинтересовался:

— О чем еще?

— Я про болота, ну, те, что по другому склону.

— И что не так с этими болотами?

— Там люди тонут, — спрятав глаза, проговорила Алиса.

— Люди и в лужах тонут, что уж говорить о трясинах.

— Не все так просто. Эти болота… Они живые. Им жертвы постоянно нужны.

— Та-а-ак, — протянул Стас. Чего он не планировал услышать, так это страшную народную сказку. Из уст городской девушки это звучало особенно необычно. Заметив, как она насупилась от его недоверчивого возгласа, он ее подбодрил:

— Продолжай. Древние предания не всегда пустопорожняя болтовня, иногда в них кроется здравый смысл.

— Нечего продолжать, — развела Алиса руки. — Я уже все сказала. Местные верят. Моя бабушка верила…

— А, ты, веришь?

— Нет, конечно, — не раздумывая, рубанула девушка. — Но ты все равно не ходи в ту сторону. Говорят, болота специально человеку в уши нашептывают всякое, чтобы ближе подманить.

— Секта давно обосновалась за горой?

— Года три. Может меньше. Не уверена… Я же про все от отца знаю — это он здесь часто бывал. Да из писем бабы Таси.

Алиса вдруг забегала глазами по кухне, выискивая тетрадку. Та осталась лежать на узком подоконнике, прямо перед Стасом.

— Что это? — спросил Стас, заметив ее интерес. Он подхватил тетрадь, быстро пролистал.

Девушка дернулась, грозно приказала:

— Не смей трогать!

— Ты из-за пустой тетради так завелась? — усмехнулся Стас, но тетрадь все же отдал, с любопытством наблюдая, как девушка, выдавая себя, непроизвольно провела пальцами по первой пустой странице, как если бы там был шрифт Брайля.

— Это тетрадь бабы Таси. В ней она писала письма, — решилась на откровенность Алиса. — Последнее письмо мы так и не получили.

— Может, и не было никакого письма?

— Было. Я знаю.

В доказательство своих слов девушка сунула тетрадь ему под нос.

— Видишь, вдавленные следы от ручки? — она провела указательным пальцем по пустым строкам. — Отчетливо можно разобрать только последнее слово — «приезжай». Я помню, что такого письма не было.

Тетрадь вновь оказалась в руках Стаса. Он повертел ее под последними лучами заходящего солнца. Ничего не увидел. Включил лампочку под потолком. Подставил тетрадь под электрический свет.

— На самом деле прочесть, что здесь написано, не составит труда, даже без экспертов. Всего на всего нужен простой грифельный карандаш и немного терпения. Если слабым нажимом заштриховать весь лист карандашом, то впадины от слов проявятся белым на сером фоне.

— Я не буду этого делать, — отмахнулась Алиса. — Быть может, это предназначалась вовсе не для моих глаз…

Пожав плечами, Стас крепко сжал челюсти, резко мотнул головой, освобождая мозг от внезапно накатившего желания. Не следует дяде заглядываться на декольте племянницы… Алиса, не подозревая о неуместных желаниях Стаса, будто нарочно дефилировала по кухне, размахивая тетрадкой. Белая майка выгодно подчеркивала фигуру девушки, оставляя открытыми плечи, руки…

— Выйдем на крыльцо? — раздраженно проговорил он. Там будет, куда устремить взгляд, помимо мельтешащего перед глазами молодого упругого тела…