Скала аномальная зона. Фант-реал

Татьяна Левченко

Объяснять суть названия произведения – дело нелепое и неблагодарное. Ведь понимающий читатель и оскорбиться может на такое недоверие. Иное дело подзаголовок. Что это? Фантастика? Реализм? Автор объединила их воедино. И то, опять же, каждый читатель увидит в произведении суть согласно своему мировоззренческому направлению. Кто-то увидит фантастику. Кто-то пожмёт плечами: мол, чистый реализм. Ну и третьи определят наличие непостижимого слияния двух жанров.

* * *

Искать Истину, проходя путями земными, невероятно сложно. Тут тебе и границы, тут тебе и таможни с визами, а то и локальные военные конфликты на пути следования. Безденежье опять же. Законы, за каждым кордоном свои.

А вопросы накапливаются, и задать их некому. И нет никаких перспектив подобно библейскому богатею продать дом свой и рабов своих, и овцы свои, и, раздав всё до копейки нищим и голодным, направить стопы свои… Благо, ему было за кем и во имя чего направлять их.

Мне подобное не светит в изначальном замысле: дом принадлежит матери. А в очереди наследников я, после двух сестёр и брата — четвёртый и не последний. Ибо и за мною ещё столько же сестёр и опять же, самый младший, седьмой, как в сказке…

Рабовладельчество уже и в школе только мельком проходят. Что касается «овцы»… то коза с неслыханно нетрадиционным именем Олимпиада — кормилица наша и козлятного выводка при ней — в понимании каждого и меня в том числе являлась равноправным членом нашей семьи. Так что, ни о какой продаже речи быть не могло.

Уйти так, налегке? Всё — лишний рот убудет… Ага… А — рабочие руки тоже! И, естественно, финансовое обеспечение, этими руками добываемое. Тут уж попросту совесть не позволит.

И я жутко завидовал пилигримам прошлого. Коих не то что не удерживали дома — с благословением направляли. И все границы им были нипочём. И кормёжка с ночлегом бесплатные в каждом селении. Э… да что…

* * *

Богу рабы не нужны. Никого Он рабом не назвал. Несущие Служение служат не Богу, а Его Делу. «Я раб Божий» — самоунижение, допустимое, когда человек в порыве молитвы хочет подчеркнуть свою малость рядом с Величием Божиим.

Но и молитва эта, и самоуничижение это ни в коей мере не должны быть привселюдны. Ведь порыв сей — сугубо личный, интимный в сокровенности своей. Внешнее же, привселюдное проявление чувств, демонстрация духовности ни в коей мере не сообщают человеку ни истинного единения с Господом, ни духовного спасения. Может ли форма сообщить свойства содержанию? Отнюдь. Потому духовное очищение идёт из сердца, из истинного и искреннего устремления к Господу своему. Не это ли Учение принёс людям Христос? И что же? Минули, не заметили, ищут чего-то более чистого, более божественного…

Найти Святее Бога…

Не проще ли — перестать самому быть «рабом Божиим», но как сыну, как дочери, обратиться к Отцу своему с покаянием и за ответом…

(из дневника отца)

* * *

Сунулся я со своими вопросами к матери. Отец, по её выражению, наплодив ораву, сбёг. Туда, правда, куда простительно, особенно, коли не самовольно. По этой причине, ответить он уже ничего не мог. И старшей в роду осталась мать. Но как ни была она мудра, доходчиво объяснить простейшее: «Скажите, что есть красота, И почему её обожествляют люди?» — то ли не умела, то ли не хотела.

— Какая там красота?! — возмущённо пожала плечами. — Что в моде, то и красиво. Вчера толстые, сегодня тощие. То брюнетки, а то блондинки повалили. Вот то и оно: глупота одна…

Остальные вопросы я задавать не рискнул. Тем более что в разговор возмущённо вмешалась Олимпиада, требуя внимания к своей персоне. И мать отправилась с нею в сарай, по пути, однако, смерив меня каким-то странным, прежде мною не виденным, взглядом.

Сестёр тревожить данными сложностями не имело смысла. Ведь именно на их метаморфозы, — что старших, что младших, — и кивала мать, давая свой ответ.

У младшего, баловня, составные части извечного вопроса «Быть или не быть» обязательно сочетались со словами «битым», «наказанным» и подобными.

Старший же, сейчас ожидающий пополнения в своём семействе, на мои сетования ответил с благожелательной улыбкой:

— Ни-чё! Вот женишься — все эти вопросы сами собой решатся: другие пойдут.

И вернулся к размышлениям и прикидкам, где и как в их комнатке втиснуть детскую кроватку: что вынести взамен — трельяж или комод.

Да-а… совсем другие вопросы…

Православный священник и католический пастор в один голос возвестили о приумножении скорбей и призвали лучше обратить свои помыслы к Богу.

Помыслы и так были обращены. Может, и не в той мере интенсивности, как хотели бы святые отцы, но достаточно, чтобы самого себя не корить.

А вопросы, тем не менее, оставались без ответов.

Другие же — Учителя, Гуру и прочие Мастера до нашего городка не добрались.