Запертые

Татьяна Купор, 2023

Где-то на краю света есть древняя хрустальная корона, которая дает власть над всем миром. Темные ассасины, безжалостные убийцы, уже заполучили ее, осталось лишь отыскать последние два осколка. Но среди них есть мятежница Вайалена, которая хочет мира, а не войны. Она готова вступить в борьбу со своим правителем, но чтобы справиться, ей придется довериться своему врагу.

Глава 6

Цвет увядших листьев и холст

Наспех выпив чаю, чтобы согреться, Лана поспешила к Георгию. Не успела она взяться за ручку двери, как из кабинета вылетел взъерошенный и багровый от злости мужчина.

— Извините, — буркнул он, чуть не сбив ее с ног.

В полном замешательстве Лана переступила порог и удивленно спросила:

— Кто это только что выскочил отсюда?

Муж расхаживал по кабинету, скрестив на груди руки. Выглядел мрачным, даже немного рассерженным.

— Один мой давний друг, — ответил он, не поднимая глаз. — Вот, картину притащил, хочет продать. Подделку. Ну, я ему высказал все, что думаю, а он психанул.

Лана бросила взгляд на картину: берег с оживленной людской толпой, парусные суда, мирно покачивающиеся на волнах, голубое небо в облаках…

Она прикоснулась к полотну рукой.

— Беггров?

Георгий резко остановился и слегка приподнял брови. Молча кивнул.

— Это не подделка, — уверенно заявила Лана, на что муж только ухмыльнулся:

— Дорогая, я понимаю, ты художник, но не эксперт, чтобы определять такие вещи. Не лезь в то, в чем не разбираешься.

Задетая его словами, она с грустью посмотрела в окно, чувствуя себя одинокой и непонятой. За окном цвел день, радовал моросью и криком птичьих стай, и впервые в жизни ей захотелось уйти в неизвестность. Стать вырванной из чьей-то жизни страницей, забытой и безымянной, чтобы были только она и свобода. Весь мир оставить за спиной. Каждое утро укутываться в вуаль рассвета, а ночью одеваться в свинцовые одежды мглы и теряться в лабиринте сосен…

Вздохнула и снова перевела взгляд на картину. Вновь коснулась холста рукой, прикрыла глаза, ощущая внутри что-то странное. Словно на миг увидела, как создавалась эта работа, отчетливо почувствовала запах красок, услышала какие-то голоса, а потом перед глазами мелькнул белый лист и пронеслись строчки… Этот странный вихрь словно охватил ее всю, а потом так же внезапно отпустил…

Открыв глаза, Лана поняла, что знает о картине все. Она пристально посмотрела на мужа, который, слегка ссутулившись, уже сидел над бумагами. Крутил пальцами ручку и, нахмурившись, что-то бормотал себе под нос.

— Купи эту картину, не пожалеешь.

— Что? Лана, я лучше знаю…

— Поверь мне, это подлинник! Вот слева, внизу, есть дата и подпись, у них с красочным слоем общие признаки старения. И по начертанию подпись аналогична автографам художника.

— Откуда ты… — мужчина пораженно запнулся. Она поймала на себе его ошеломленный взгляд, который другую, возможно, заставил бы замолчать, но Лана невозмутимо продолжила:

— Характер мазка многое может рассказать, он передает настроение художника, эмоциональную атмосферу произведения, и вот здесь у него типичные почерковые признаки других работ Беггрова. Поэтому и говорю: это не подделка!

Ручка выпала из пальцев Георгия и с характерным стуком упала на стол, заставив его выйти из оцепенения. Он схватил картину и начал ее рассматривать.

— Как ты это определила?

Лана пожала плечами. Она сама не понимала, как смогла оценить эту вещь, откуда узнала про все эти тонкости.

— Интуиция.

Пришлось брякнуть первое, что взбрело в голову. Не рассказывать же, что увидела и почувствовала, когда дотронулась до картины… Еще примет ее за сумасшедшую. Она и так своими рассуждениями довела мужа до крайнего изумления. Тот снова сжал ручку и теперь нервно постукивал ею по столу; на Лану он не смотрел.

— Знаю, поверить трудно, но что мешает тебе запросить экспертное заключение и убедиться, что я не ошиблась? — тихо добавила она.

Хлопнула дверь и в кабинет вернулся владелец картины.

— Ну, что ты решил?

Георгий щелкнул колпачком ручки и ответил:

— Покупаю.

А эмоциональный гость захлопал в ладоши.

Лана не стала отвлекать мужа от сделки — сразу ушла на кухню. И только когда его довольный друг ушел, вернулась в кабинет. Георгий сидел за столом, переплетя пальцы. Лана устроилась в кресле напротив. Под его испытующим взглядом она почувствовала себя неловко, поэтому заерзала на месте и отвела глаза. Купленная картина Беггрова стояла в углу кабинета, прислоненная к стене.

— Как дела у Анны?

Лана мысленно выдохнула. Хорошо, что он перевел тему: она не смогла бы объяснить, откуда у нее вдруг взялись навыки оценщика.

— С ней все в порядке.

— И? Получилось что-нибудь вспомнить?

— Вообще ничего, — покачала она головой.

— А в антиквариате каким-то образом начала разбираться…

Лана повела плечами и поднялась. Кажется, опасной темы не удалось избежать.

— Наверное, так бывает. Мозг — сложная штука.

— Что-то здесь не так!

Георгий сказал это таким тоном, словно она была в чем-то виновата. Вскочил и подошел почти вплотную. Когда взял за подбородок и посмотрел в глаза, Лана кожей ощутила его злость.

— Врач сказал, что с такими травмами, которые были у тебя, не выживают. Но все кости удивительным образом срослись за какие-то четыре месяца! На тебе ни царапины! И после комы ты просто встала и пошла, как будто спала. Так не бывает!

— Но я жива, — возразила Лана, сцепившись с ним взглядом в яростной схватке. — Значит, бывает?

— Ты ничего не помнишь. Зато по ночам бормочешь какие-то слова на непонятном языке, внезапно начинаешь разбираться в антиквариате, а еще в слякоть идешь к человеку, которого раньше терпеть не могла!

— Я устала повторять, что это последствия аварии! Многое меняется. Особенно после комы. Об этом пишут даже в научных статьях!

— Но нигде не пишут, что кости могут срастись за такой короткий срок. Сами по себе! И не кое-как, а идеально! Хотя врачи говорили, что если ты выживешь — а шансы были близки к нулю — то…

— То что? Останусь примитивным биологическим объектом? Овощем?

— Лана, пойми… От твоей машины осталась кучка металла, тебя чудом достали спасатели… В тебя врезалась фура! На полной скорости!

Лана со злостью убрала его руку и, отступив на пару шагов, наткнулась на стену.

— На что ты намекаешь?

Георгий нервно заходил по кабинету. Сейчас он напоминал ей хищника, загнанного в клетку — свирепого, опасного, безумного. Остановившись возле стола, он зачем-то полез в ящик, вынул нечто, похожее на кинжал, и бросил это нечто на столешницу.

— Не узнаешь?

Лана подошла и без особого интереса взглянула на вещь. Отрицательно помотала головой. Муж усмехнулся.

— Это было с тобой в момент аварии.

Лана пожала плечами:

— И? Наверное, взяла его у кого-то, хотела тебе показать. Просто не помню. Что странного?

— Странно то, что я выяснил: стилет сделан из несуществующего металла. А еще на нем нет отпечатков пальцев. Никаких. И кулон, который передал мне врач… Сделан из камня, которого нет. Ничего странного, говоришь?

Лана молчала. Секунды тянулись, молчание становилось напряженным. Жора приблизился. Нелегко было выдержать его взгляд — тяжелый, изучающий. Он просвечивал насквозь, так, что заныли все кости.

— Ты — не моя жена.

— Ты в своем уме?

— Я — точно в своем… И на своем месте. А ты? Кто ты?

— «Кто я»?! Ты слышишь, что говоришь?! Ну сделай экспертизу, проверь, я это или не я! — вскинулась Лана.

— Уже сделал. В том, что ты — это ты, сомнений, конечно, нет. Но настораживает другое. Или все вокруг сошли с ума, или ты не та, за кого себя выдаешь. Я не могу этого объяснить. Ты та и в то же время другая. Такого просто не бывает! Не бы-ва-ет! — по слогам выкрикнул он. А потом резко схватил ее за плечи и стал трясти. — Верни ее, слышишь? Верни мою Лану! Мою хохотушку, модницу, непоседу! Ты — не она! Ты — другая, чужая! Я тебя не знаю!

Его пальцы впились так сильно, что Лана вскрикнула от боли. Он метал в нее горестно-грубыми словами, будто осколками, но они ранили сильнее острых стеклышек.

— Пусти! — ей наконец удалось вырваться из его хватки и отбежать в сторону. Георгий медленно присел на корточки и начал смеяться. Сейчас он напоминал сумасшедшего. Леденящий, гортанный и жуткий хохот разносился по всему кабинету и заставлял звенеть каждый нерв.

— Ненормальный! — крикнула Лана напоследок и выбежала вон. Слезы застилали глаза, и она бежала почти на ощупь, не разбирая дороги. Стиснула перила и бросилась наверх, забежала в одну из комнат и, закрыв дверь, прислонилась к ней спиной. От напряжения на теле выступил холодный пот. Лана почувствовала озноб и обреченно обняла себя руками.

В чем-то Георгий, конечно, прав. Она и сама чувствует себя чужой и живет в окружении всего чужого. Нет ничего, к чему она испытывала бы привязанность. Только с природой у нее полная гармония. Какой бы погода ни была, Лана радуется всему: и напевам дождя, и свистящему ветру, и шуршанию листьев под ногами…

Сморгнув слезы, она сфокусировала взгляд на мольберте, все еще стоящем в центре комнаты. Мастерская. Ноги принесли ее именно сюда, в место, где все так ненавистно! Где повсюду эти чертовы картины! Но… они прекрасны.

Лана с замиранием сердца прошлась вдоль стены, увешанной ее собственными работами. Вот глубина чернил и красок прячет рассвет. А вот небо, усыпанное звездами. Заметив на полотне планету, Лана на мгновение замерла и задумчиво провела пальцами по поверхности. Сердце сжало какое-то непонятное чувство тоски. Давящей, глубокой, словно она что-то знала, но не могла вспомнить. И это «что-то» как раз было связано с тем, что являлось ей в сонном видении.

Повинуясь внезапному порыву, она села на стул и взяла кисть. Перед глазами кадрами пронеслась промозглая ночь и незнакомец, несший ее на руках. Словно наяву, ощутила запах дождя и хвои. Нахмурившись, Лана пыталась вспомнить лицо мужчины. Оно было такое… невыразимо печальное, как и глаза — бездонные, манящие…

Удерживая образ в голове, Лана нанесла пару штрихов на полотно. Ее рукой как будто водила неведомая сила. За пару минут, на одном дыхании, она изобразила это лицо с печатью скорби и тлеющей надеждой во взгляде. И сейчас эти глаза смотрели прямо на нее, точно живые, смотрели и словно просвечивали насквозь. Видели и боль, и страх, скопившиеся в ее душе, видели слезы, скользящие по щекам…

— Кто ты? — обреченно спросила Лана. Вскочила с места и испуганно отступила в угол комнаты. — Почему мне кажется, что я знаю тебя? Может, у меня галлюцинации? Может, это последствия комы?

Она съехала по стене на пол и опустила голову. А с губ сорвалось:

— Vertire et mi.

Слова повисли в воздухе, а сердце Ланы на мгновение перестало биться. Она не могла поверить, что произнесла слова на «несуществующем» языке. И так отчетливо, уверенно, словно знала его с детства. И это безумно напугало.

Тяжело дыша, Лана подскочила к портрету и бросила его на пол. Ей казалось, что она сходит с ума. И в то же время понимала, что происходит что-то странное. Вместо кадров из прошлого ее мучают обрывки каких-то других воспоминаний. Ее ли? И воспоминания ли это? От тяжелых мыслей от висков к затылку разрослась мигрень.

Какое-то время Лана сидела в углу и смотрела перед собой. Она не ощущала такой беспомощности даже в больнице, хотя тогда казалось, что это были самые ужасные дни. Вдруг вспомнилось, как, выйдя из комы, Лана впервые взглянула на себя в зеркало. Голова была перебинтована и напоминала кокон, а лицо… Это белое пятно с многочисленными шрамами, на котором выделялись испуганные глаза и опухшие губы, нельзя было назвать человеческим лицом. Как же горько она плакала тогда, сколько раз обзывала себя уродиной! А Жора, перебирая ее пальцы в своих ладонях, терпеливо говорил:

— Я буду любить тебя и такой, Ланочка! Главное, что ты осталась жива. Это такое счастье!

И мать утешала:

— Глаза остались такими же. Как у отца.

Даже тогда отчаяние было не таким сильным, как сейчас… Сейчас к отчаянию примешалось одиночество. Горькое, как полынь, цвета увядших листьев, летящих под ноги. Лану не покидало ощущение, что, несмотря на мужа, родителей и многочисленных знакомых, она очень одинока и никому по-настоящему не нужна.

Кроме одного человека.

Зачем-то перевернула портрет и взглянула на размазанные черты.

Кроме него.

Почему-то Лана была уверена, что «он» существует.

***

Вечером приехала мама. Лана была очень рада — они с мужем сидели в разных комнатах и не разговаривали. Сейчас как никогда она нуждалась в чьей-то заботе и участии. Родители жили в Смоленске и с момента выписки она еще с ними не виделась. Странно, что мама приехала в такое время без предупреждения. Хотя у нее здесь живет подруга… Кажется…

Лана бросилась открывать.

— Приветик! — Мать прикоснулась прохладными губами к ее щеке. В свои пятьдесят три она умудрилась сохранить отличную фигуру и яркую внешность. Не зная, что это мама, с легкостью приняла бы ее за старшую сестру. — Я уже подумала, что у вас что-то случилось.

— С чего бы это? — Лана помогла ей раздеться.

— Звоню-звоню, никто не отвечает. — Женщина покрутилась у зеркала и поправила ярко-желтую юбку-миди, которая очень сочеталась с белой блузой и ботинками-казаками такого же цвета. Потом пригладила светлые волосы, чуть растрепавшиеся из-за шапки.

— Жора отключил домашний телефон, — наконец нашлась отговорка. — Там какая-то поломка.

— А на мобильный почему не отвечаешь?

— Я его где-то оставила, а он на бесшумном режиме.

Мама укоризненно покачала головой.

— А Жорка почему игнорирует?

— Не знаю. — Лана пожала плечами. — Мы с ним не разговариваем.

И, не дожидаясь очередной порции расспросов, ушла на кухню. А когда вернулась в гостиную, мама уже сидела на диване и листала какой-то журнал. Очки в изящной оправе придавали ее облику строгости.

— О, спасибо! — с улыбкой поблагодарила она, когда Лана протянула ей фарфоровую чашку с ароматным чаем.

— Я не знала, сколько кусочков сахара бросить, поэтому принесла сахарницу.

— Дорогая, я давным-давно отказалась от всего сладкого, — мягко напомнила мама.

Лана вздохнула и устроилась в дальнем кресле у окна, где сидела до прихода матери. Накрыла ноги пледом, хотя в гостиной тлел камин. Но так было уютнее. Треск поленьев и вид безмолвного леса за окном успокаивали расшатанные нервы.

— Почему с Жорой поссорились? — прозвучал вопрос, на который она так не хотела отвечать. Как объяснить что случилось? Что муж считает ее… не Ланой? А кем? «Кости не могут так быстро и идеально срастись», — пронеслись в голове его колкие слова. Ну да, если для обычного человека это невозможно, тогда она инопланетянка! Другого объяснения нет!

— А ты почему так поздно?

Лана намеренно перевела тему, не желая обсуждать неприятный обеденный разговор.

— Я у Вали остановилась. У своей давней подруги. Не помню, говорила я или нет. Думала завтра к вам заглянуть, но начала переживать, что не отвечаете на звонки. Так что у вас там с Жорой произошло?

Видимо, маме нравится ее мучить. И пытка неизбежна.

— Ему не дает покоя мое быстрое выздоровление. Он считает чудом то, что мои раздробленные кости так быстро срослись. Чудом, в которое он не верит.

Слова кажутся стеклянной крошкой, которую она перекатывает на языке. Каждый произнесенный звук причиняет боль и заставляет нервы звенеть от напряжения.

— Что за глупости! — возмутилась мама. Поставила чашку на стол так, что несколько капель чая упали на льняную скатерть. — Как это — «не верит»?! Он же сидел в реанимации, молился, чтобы ты выжила!

— Дело не в том, чего он хотел, а в том, что я так быстро встала на ноги. Не осталась инвалидом, понимаешь? И он считает это ненормальным…

— Ну вообще-то да, это, конечно странно… — задумчиво протянула мать и отвела глаза. Лана поняла, что ее мучают те же сомнения. Для всех это кажется странным. Даже для Снежаны и Юли, которые, еще не переступив порога, смотрели на нее как на привидение. Подмечали все: какая походка, какие повадки, внешность, вслушивались в речь… И вот — даже мама сомневается. Одиночество, от которого она надеялась избавиться в обществе родного человека, только сильнее окутало коконом. Снова вернулось чувство безысходности, когда понимаешь, что против тебя весь мир, но ничего не можешь с этим поделать…

Чтобы хоть как-то снять напряжение и отвлечься, Лана предложила матери пересмотреть старые альбомы. И уже несколько минут спустя они сидели у камина, установленного в центре комнаты, и перелистывали страницы с фотографиями. Мама водила пальцем то по одному снимку, то по другому, сбивчиво рассказывая, когда он был сделан и кто на нем изображен. Бесполезно. Как бы Лана ни пыталась, вспомнить хоть какую-нибудь деталь из прошлого не получалось. Она сама была пустой страницей. Целой книгой, полной белых листов. На всех этих фотографиях — чужие лица, чужая жизнь. И сама Лана смотрела с фотографии чужими глазами.