Солнце уходит за Этну. Нескучные истории

Татьяна Кравец

– О чем будет твоя книжка? – О том, как… Как пришла сегодня на завтрак, познакомилась с тобой и уже через час покоряла гору, о которой до приезда даже не слышала!.. (Из диалога в отеле г. Балаклавы, Крым)

Солнце уходит за Этну

Влюбленность подкралась ко мне, как в кино. В виде джентльмена с собачкой. Только я растянулась на теплых камешках пляжа, как мимо что-то прошелестело. Потом еще и еще. Открыла глаза и увидела забавную собачку. Поодаль стоял ее хозяин — приятный мужчина в возрасте. Показав на собачку, я громко сказала: «Симпатико». Мужчина выдержал минутную паузу, а потом с серьезным видом показал на себя и переспросил: «Симпатико?» Мы хором рассмеялись. Он присел рядом — разговорились, познакомились. Его звали Сальваторе. Узнав, что я не смогла побывать на вулкане Этна, предложил вечером показать другие красивые места.

Встреча случилась в последний день моего первого пребывания на Сицилии, в городе Таормине. «Лучшем курорте Средиземноморья», как его назвала героиня иронического детектива Иоанны Хмелевской «Что сказал покойник». Места просто сказочные. Архитектура — от норманнов, галлов, арабов. Природное чудо — Лазурный грот. Кругом апельсиновые деревья. В двух часах езды родина Архимеда — Сиракузы со знаменитой мифологической пещерой Диониса. Поблизости деревенька Савока, где снимали сицилийские сцены «Крестного отца» с Аль Пачино. Сплошная романтика!

До мест, которые вызвался показать Сальваторе, как оказалось, надо ехать на машине. Я спокойно села в салон. Поехали. Выглянула и… обомлела. Справа — обрыв, слева тоже. Зажмурившись от страха, я намертво ухватилась за ручку дверцы. Как же я забыла предупредить Сальваторе, что ужасно, до потери пульса, боюсь высоты. Имела печальный опыт — несколько лет назад в горах Алтая.

Кому тогда пришла безумная идея отправиться на лошадях в горы — мне или приехавшей в гости из Красноярска студенческой подруге Марине — сейчас уже и не вспомнить. Но мы решили и поехали отдохнуть в заповедный уголок Горной Шории. В горы пешком-то тяжело подниматься, а уж верхом, и говорить нечего. Тем более, если никогда в жизни не сидел в седле. Всю дорогу туда я пыталась подстроиться под такт лошади, чтобы не так больно было моей «пятой точке». Несмотря на физические потуги, я все-таки успевала реагировать на окружающую обстановку: «Надо же, как красиво!» Марина была настроена более пессимистично:

— Представляешь, из кустов кто-нибудь выскочит, и лошадь рухнет в овраг, — изрекала она вдруг.

— А если лошадь понесет? — добавляла следом. — А как будем спускаться? Вниз головой?

Я на все отмахивалась:

— Не волнуйся, обратно не будет проблем — ведь уже почти освоились в седле!

Взобравшись на пик горы, я быстренько спрыгнула на землю. Почувствовав твердую опору под ногами, уже в полной мере смогла оценить природную красоту.

В обратный путь собралась с легким сердцем. Но села в седло и… застыла! Мы стояли на склоне почти вертикально отвесной скалы. Лошади передался мой страх, и она замерла как вкопанная. Я не могла ни пошевелиться, ни слова молвить. Единственная мысль — останусь здесь навеки. Марина и наш проводник уже уехали далеко вперед. Не увидев меня, проводник вернулся. Застал в полуобморочном состоянии. Что-то стал советовать, показывать — я ничего не воспринимала. Тогда он взял поводья в свои руки, сказал, чтобы я откинулась назад — на круп лошади, и закрыла глаза. Еле-еле потрусили. Спустившись, зареклась — в горы больше ни ногой!

Но встретила Сальваторе и снова оказалась в горах. Пятнадцать минут по узкой колее мы поднимались вверх. Вдруг резкий поворот, и машина остановилась. Не давая опомниться, сицилиец вывел меня из салона и показал рукой в сторону: «Ил соле парте пер л`Этна!» Поняла мгновенно: «Солнце уходит за Этну!» Не зря в детстве сто раз смотрела мультик «Ну погоди» и пела вслед за зайцем «О соле мио!»

Оглянулась — вокруг творилось что-то неописуемое. Смешались все цвета — синий, белый, золотой, алый, коричневый, зеленый… Сюрреализм! Импрессионизм! Какие еще стили есть?

— Ну что, едем дальше? — вывел из оцепенения голос Сусанина.

Стоя на вершине, я мучительно выбирала между страхом и красотой. Последнее победило. Поехали, и я опять забыла, как меня зовут. Крутые виражи следовали один за другим. Раз десять я прощалась с жизнью. Единственным утешением была мысль, что все это происходит в Сицилии. Все-таки романтичнее, чем где-нибудь в Усть-Ишиме. Хотя, может, для сицилийца пребывание в северном районе Омской области тоже показалось бы экзотичным и романтичным.

— Ой, мамочка! — закричала я по-русски, как только мы снова остановились. Полное ощущение, что попала на небеса. Пятачок, на который въехали, имел размер два на три метра, высота сумасшедшая, а под нами все побережье Таормины и бескрайнее море. Такую красоту ни один фотоаппарат, ни один художник не отразит. Я, как попугай, только и повторяла: «Беллиссимо!»

Как вернулись, не помню, чувства зашкаливали. Сальваторе показался самым красивым мужчиной на свете. Но назавтра был отъезд — какое уж тут продолжение. Он взял адрес моей электронной почты, однако, я даже не придала этому значения. За время путешествий по Италии поняла, что местные мужчины просто обожают всех женщин на свете. Такое национальное качество. В воздухе под итальянским солнцем витает любовь.

Вернулась в Омск и ахнула: по электронной почте Сальваторе прислал мое фото с его собачкой на пляже. Потом пошли письма. С воспоминаниями о встрече и уверениями, что не может забыть. Вскоре последовали трогательные признания: семья фактически распалась — с женой нет взаимопонимания, а развестись не может потому, что это чревато материальными проблемами. И встреча со мной стала просто отдушиной.

Конечно, я воспринимала все с иронией — все-таки не восемнадцать лет. Однако роман в письмах поддерживала. И даже пошла на курсы итальянского. Интересно же!

Как же мне повезло с преподавателем! Ирина, прожившая восемь лет в Италии, кроме обязательных упражнений, давала и оригинальные задания. Мы переводили сонеты Петрарки, учили по ролям итальянскую сказку про Пиноккио, делали перевод стихотворения индейцев Навахо, и прочее, прочее.

Сальваторе не уставал хвалить мои успехи. И, как бы между прочим, стал добавлять в послания эротические нотки. Я сообщила, что делаю ремонт в ванной, в ответ: «Хотел бы потереть тебе спинку». Отправила свое фото в зимнем омском парке, получила: «Было бы приятней снять с тебя шубу и увидеть обнаженной…» Я стала злиться. И, возможно, переписка сошла бы на «нет», но вмешалась… поэзия. Однажды я отправила свой перевод одного сонета Петрарки.

— Ты переводишь Петрарку? — мгновенно последовал удивленный ответ. — Да его и в Италии немногие знают! — и тут же добавил, что знает русскую поэтессу Анну Ахматову:

E quel cuore più non risponderà

Alla mia voce, esultanto e afflitto.

Tutto è finito, e il mio canto risuona

Nella notte vuota, `ove più tu non sei.

…И сердце то уже не отзовется

На голос мой, ликуя и скорбя.

Все кончено, и песнь моя несется

В пустую ночь, где больше нет тебя.

Я сразу простила ему и «спинку», и «обнаженку». Взлетела на седьмое небо! Ведь встретила такую родственную душу!

А через некоторое время от Сальваторе последовал новый сюрприз. Письма стали приходить одно печальнее другого.

«Я не уверен в себе. Говорил раньше, что потерял лучшую в своей жизни работу — директора в супер-отеле. Но не жалею об этом. Если бы остался, сошел бы с ума…»

Конец ознакомительного фрагмента.