Близкая даль. Книга 1-я

Татьяна Катушонок

События происходят в деревне, в 1940–1941 годах. Накануне войны активизируются мистические силы, и герои романа сталкиваются с необычными феноменами. Дружба, любовь, в том числе к Родине, чувство патриотизма – проходят через всё произведение, а мистические истории заставляют задуматься, что в жизни не все так просто, как кажется на первый взгляд. Многие истории, описанные в книге, имели место в реальной жизни, происходили с автором, его родными и близкими.Входит в одноименную полную версию.

ГЛАВА 2

ГУЩИНСКИЙ ДОМ ОТДЫХА был организован в 1918 году на базе национализированной панской усадьбы. Вплоть до 1917 года она являлась родовым поместьем Родкевичей, проект усадьбы был разработан итальянскими зодчими и воспроизведен мастеровыми руками крестьян и ремесленников под руководством иностранных специалистов. Дом был построен на живописном берегу Болотянки — это было легкое просторное двухэтажное здание, с трех сторон окруженное лесопарком. Фасад дома украшали беломраморные колонны, верхний этаж был увенчан куполом, перед парадным входом была разбита клумба, в центре которой располагался фонтан. От клумбы, словно лучи от солнечного диска, отходили тенистые аллеи. В центре лесопарка был выкопан пруд, посреди которого возвышался небольшой островок. В пруду разводили зеркального карпа, а для любителей водных прогулок была оборудована лодочная станция. Искусственный водоем сообщался с рекой узким каналом, по живописным берегам которого росли плакучие ивы и сребролистые лозы. Уютные лавочки, беседки и цветники радовали глаз по всей территории парка, что делало прогулки под тенистыми сводами вековых деревьев приятными и незабываемыми. С первых дней существования Дом отдыха стал центром общественной и культурной жизни области, а к концу тридцатых годов слава о гущинской здравнице вышла за пределы области и привлекла внимание руководства и специалистов других регионов. Особой популярностью она пользовалась у местной молодежи из-за проводимых здесь вечеров отдыха. Увлекательные игры и конкурсы, проводимые массовиками-затейниками, популярные киноленты, демонстрируемые в летнее время на открытом воздухе, привлекали молодежь из близлежащих деревень. Время от времени между местными жителями и отдыхающими завязывалась крепкая дружба, а порою вспыхивала любовь. Одна из таких удивительных историй произошла с матерью Анастасии.

Приехав в Гущино на отдых, Пелагея и не предполагала, что это событие в корне изменит ее судьбу. С первых же дней ей начал симпатизировать завхоз Дома отдыха — Степан Устиненко. Молодая женщина нравилась многим мужчинам, но сердце ее ответило взаимностью только Степану. Пелагее было тридцать шесть лет, она была разведена с мужем и воспитывала дочку. Работать в колхозе и вести домашнее хозяйство было нелегко, но связать судьбу с кем-либо из тех, кто на ее родине предлагал ей замужество, она не решалась — горький опыт неудачного замужества сделал женщину недоверчивой и осторожной в выборе спутника жизни. Степан Устиненко был старше Пелагеи на два года и до этого в браке не состоял. Завидный жених в деревне так и не встретил ту единственную, ради которой согласился бы расстаться с холостяцкой жизнью. Кто знает, сколько бы еще он прожил бобылем, если бы судьбе не было угодно свести его и Пелагею в Доме отдыха. Работа завхозом требовала от мужчины внимательного отношения к нуждам отдыхающих. Ответственно относясь к порученному делу, Степан много времени уделял изучению условий жизни приезжих, их нужд и проблем, что давало ему возможность встречаться и беседовать с персоналом здравницы и теми, кто приезжал отдыхать по путевкам. С первой же встречи Пелагея произвела на Степана неизгладимое впечатление, он не знал, что притягивало его к этой женщине, но дело обернулось так, что мужчина, которого в деревне считали заядлым холостяком, потерял голову и покой из-за незнакомки, что бы он ни делал — все мысли были только о ней.

Пелагее тоже понравился молодой мужчина и то, с каким вниманием и заботой он относился к людям. Женщина сожалела, что придет время покинуть Гущино, ей нравилось разговаривать со Степаном, слушать его мудрые речи, смотреть в его бездонные синие, словно озера, глаза и чувствовать себя понятой и защищенной. Даже из короткого знакомства стало ясно, что Степан — тот редкий мужчина, который способен сделать счастливой любую женщину. Степан тоже переживал, что придется расстаться с понравившейся ему женщиной, он не представлял свою жизнь без нее, днями и ночами мучился, не решаясь сказать Пелагее о своих чувствах. Сколько бы это продолжалось — неизвестно, все решил отъезд женщины домой. Когда срок пребывания Пелагеи в Доме отдыха истек, Степан предложил ей выйти за него замуж и переехать жить в Гущино. Сначала Пелагея растерялась… Оставить насиженное место, расстаться с дорогими ее сердцу людьми и переехать жить в незнакомую местность — на это было решиться трудно, однако, взвесив все за и против, женщина решила рискнуть — больно уж запал ей в сердце расторопный и внимательный завхоз. Пелагея понимала, что другой такой возможности изменить свою жизнь может не представиться, поэтому, подумав, согласилась и с того момента ни разу не пожалела о принятом решении. Степан оправдал надежды женщины — он стал добрым мужем и заботливым отцом детям. Настю Степан принял, как родную, и никогда не давал девочке повода усомниться в искренности его чувств. Даже тогда, когда у Степана и Пелагеи появились совместные дети, мужчина не разделял их на своих и чужих. С тех пор прошло много лет, жители Гущино с равным уважением относились к Степану, его молодой жене и традициям, которые отец и мать пытались привить своим детям. После переезда в Гущино Пелагея несколько лет работала в прачечной Дома отдыха, работа была тяжелой, изнурительной, поэтому, когда Степан решил стать путевым мастером на железной дороге, Пелагея устроилась на работу в колхоз, чтобы иметь положенный при этом земельный участок. Работа на земле была знакома женщине. С раннего утра до позднего вечера она трудилась, чтобы заработать трудодни, которые местный бригадир со скрупулезной педантичностью отмечал в журнале в виде простых палочек. Когда Анастасия подросла, мать стала приобщать ее к коллективному труду. К этому времени здоровье Пелагеи стало давать сбой, по этой причине руки матери на общественных работах в колхозе и по дому все чаще стали заменять проворные руки старшей дочери. Пелагея понимала, что, переложив на плечи девушки часть своего труда, она лишала ее детства, потому при всей строгости воспитания делала Насте поблажки.

В летнее время танцевальные вечера в Доме отдыха проводились в лесопарке. Вот и в этот раз в ожидании начала вечера вокруг вымощенной досками площадки собрались любители потанцевать, а чуть поодаль, на деревянных лавках, устроились отдыхающие преклонного возраста и свободный от работы персонал здравницы. Закончив краткую вступительную речь, массовик-затейник объявил первый танец. Патефон скользнул иглой по пластинке и издал первые звуки, по которым легко было узнать мелодию хорошо всем известного вальса. Мужчины засуетились и двинулись в направлении ожидавших приглашения женщин. Среди парней выделялся механик местной МТС Иван Варенков, который вопреки запретам руководства Дома отдыха регулярно посещал вечера отдыха. С ним были трое его друзей: Леонид Баренцев, а также Федор и Антон Кругловы. Ловкие и быстрые в работе, они столь же хорошо преуспевали на любовном фронте. Вслед за известными в округе кавалерами поспешили сделать приглашение на танец другие мужчины. Манерно отвесив поклоны своим избранницам, кавалеры проводили дам на площадку и закружили их в вальсе. Легкие женские юбки и платья заколыхались в такт звучащей музыки. В этот момент к забору Дома отдыха, запыхавшись, подбежали Тамара и Анастасия. Одноклассницы, заждавшись подруг, недовольно заметили:

— Наконец-то! Мы уж думали — вы не придете… Опять Настькиных родителей упрашивали? Предлагали ведь зайти за вами…

— А чего не зашли? Думаете, мне приятно каждый раз штурмовать этот бастион? — буркнула Тамара.

— Из-за вас чуть самое интересное не пропустили, — с укором бросила Фаина.

Подруги прильнули к забору и стали наблюдать за происходящим на танцплощадке.

— Будь мы там — весь расклад мог быть другим… — прошептала Фаина.

— Что толку от твоих мечтаний? — хмыкнула Коржакова. — Если бы, да кабы — айда на танцплощадку! Вон как там светло и весело — это вам не сельский клуб, где из-за темноты ни зги не видно.

— Брось, Томка, опять ты за свое, — попыталась образумить подругу Зинаида, — знаешь ведь, что нам нагорит, если мы тебя послушаем…

— А может, и вправду махнем?.. — поддержала Коржакову Фаина. — Вон как пары красиво кружатся — так и пишут, так и пишут! А музыка… не то, что наш деревенский гармонист пилюкает…

— Бросьте, девчонки! — попыталась образумить подруг Анастасия. — Знаете же, что нам туда нельзя… — девушка неодобрительно глянула на одноклассниц, но по выражению их лиц поняла, что остановить их будет трудно.

Пытаясь воспрепятствовать проникновению подруг на территорию Дома отдыха, Настя закрыла спиной дыру в заборе. Тамара властным движением руки оттолкнула ее, схватила девушку за руку и потащила к танцплощадке, за ними на территорию лесопарка проникли Роза, Фаина и Зинаида. Пробравшись сквозь густые заросли акации, обрамлявшей деревянный настил, девушки остановились под раскидистой кроной вяза и с нескрываемым интересом стали наблюдать за происходящим.

— Гляньте, Варенков опять с той же кралей танцует — похоже, всерьез на нее глаз положил… — заметила Зинаида. — Смотрите, как он на нее смотрит…

— А она ничего… Прическа, как у артистки, и кофточка модная… Красивая! — рассматривая зазнобу земляка, произнесла Фаина. — Только, что толку — все равно уедет.

— Жаль Ваньку, — вздохнула Зинаида, — такая красавица не скоро забудется…

— Ты за него не беспокойся — еще посмотрим, кто по ком сохнуть будет, — переживая за брата, ответила Роза.

— А Ленька Баренцев… Только посмотрите, сколько галантности — никогда б не подумала… — удивилась Тамара.

— Да ну вас, девчонки, до всего вам дело, будто поговорить больше не о чем… — фыркнула Настя.

Игла патефона соскользнула с пластинки, вальсирующие пары остановились и с досадой посмотрели на массовика, ожидая, что он исправит ситуацию.

— Извините, маленькая неувязочка… — смутился мужчина и попробовал завести патефон, однако у него ничего не вышло. — Приносим извинения, сейчас все исправим… — засуетился ведущий.

Кавалеры поблагодарили дам за танец, откланялись и, отойдя в сторонку, завели оживленный разговор. То тут, то там на фоне зелени лесопарка вспыхивали и медленно гасли огоньки их папирос, народ отдыхал в ожидании следующего танца…

— А теперь — кадриль! — торжественно провозгласил массовик-затейник. — Прошу желающих на площадку…

Фаина и Тамара переглянулись, в глазах девушек загорелись озорные огоньки.

— Девчонки, покажем приезжим, как надо танцевать! — подзадорила подруг Рудакова.

— Пошли! — поддержала подругу Зинаида.

На дощатый помост устремились танцоры, в этот момент из зарослей акации вышли деревенские мальчишки.

— Одноклассники… — шепнула девчатам Тамара. — Что сейчас будет…

— Уймись! — приструнила подругу Анастасия.

— Добрый вечер! — проходя мимо девчат, поздоровались парни.

— Добрый, коли не шутите… — ответила Фаина.

Зазвучала музыка, танцующие парами двинулись по кругу… Легкой поступью, в такт зажигательной мелодии танцевали женщины и девушки. Слегка чопорно, расправив плечи, притопывали ногами о деревянный настил мужчины и парни. По мере продолжения танца все озорнее и смелее поглядывали друг на друга партнеры, пары менялись местами, кавалеры засыпали дам комплиментами. Настя с завистью смотрела на танцующих и с трудом сдерживала себя, чтобы не пуститься в пляс. «Счастливые… — думала девушка, — как бы я хотела быть на их месте!» Она любила танцевать, в такие моменты в ее бездонных глазах будто загорались таинственные огни. В минуты вдохновения и радости девушка словно светилась изнутри, её глаза, как зеркала, отражали внутренний настрой. Настя обладала удивительной способностью настраивать на возвышенную волну окружающих, вот и сейчас, сама того не сознавая, она привлекла к себе всеобщее внимание. Пышное модное платье и гибкий стан подчеркивали ее природную статность и очарование. Женщины, сидевшие на лавочках по периметру танцплощадки, c нескрываемым любопытством рассматривали присутствующих и мирно вели беседу.

— Гляньте, как повзрослела старшая Пелагеи… Настоящая красавица, — заметила повариха Дома отдыха Акулина.

— Есть в кого — Пелагея в молодости тоже писаной красавицей была, если б не ее недуг, она бы и сегодня многим фору дала, уж дюже прыткая была — оттого, видать, силенки и надорвала… — поддержала разговор прачка Надежда Быстрова. — Настена дивчина ладная, послушная и в учебе, говорят, смышленая. По окончании семилетки хочет в педагогический техникум поступить — на учительницу выучиться…

— А что — это дело! Из нее хорошая учительница выйдет! Что в этом деле главное? Чтоб педагог хорошим человеком был, предмет свой досконально знал, мог детей к себе расположить, дарования в них разглядеть и по нужному пути направить… — высказалась Акулина.

— Что и говорить… — вздохнула уборщица Дома отдыха Ольга Игнатьева. — От учителя, и впрямь, многое зависит. Взять, к примеру, нашего физика — Георгия Константиновича Рогозина — редкий человек: культурный, интеллигентный, ученый… Мой Санька его предмет страсть как любит, книжку по физике от корки до корки прочитал, а имя учителя с языка не спускает, только и слышу: «Георгий Константинович сказал… Георгий Константинович сделал…» После уроков в школьной мастерской подолгу задерживается, все какие-то опыты по физике ставит, что-то мастерит… — женщина поправила на голове платок и стала рассматривать девушку, с которой танцевал Варенков.

— Этот Рогозин — чудаковатый… — хихикнула Надежда. — Сама не раз видела, как он по школе какие-то блестящие шары на палках таскает, а давеча в актовом зале что-то похожее на тарелку повесил, говорят — радио, ученики старших классов под руководством физика его из разных деталей собрали, теперь на большой перемене Москву слушают…

— Вот и получается, что ученье — свет!.. Эх, если б я была моложе — обязательно бы на библиотекаршу выучилась… — высказала вслух свою давнюю мечту Ольга. — Страсть как люблю книжки читать, только времени на это не хватает…

— Что и говорить — бабья доля нелегкая, некогда нам было, соседушки, учиться… Время такое на наш век выпало, может, хоть нашим детям повезет — выучатся, в город уедут, иную жизнь узнают… — вздохнула Акулина.

За беседой женщины не заметили, как закончилась кадриль, и массовик-затейник объявил «Барыню». Баянист Дома отдыха достал из чехла инструмент, сел на табурет, поставил баян на колени и занес ладони над рядами глянцевых кнопочек. Сделав небольшой проигрыш, мужчина стал наигрывать мелодию. На помост, игриво поглядывая на кавалеров, вышли три молодые женщины и, грациозно взмахнув платочками, пустились в пляс, гармонист оживился и прибавил темп, его черный завитый чуб то опадал на широкие изломленные брови, то прикрывал прихваченный сединой висок. «Барыня ты моя, сударыня барыня…» — хлопая в ладоши, подпевали отдыхающие, исполнительницы вовлекали в танец все новых и новых участниц, и вскоре «Барыню» лихо выплясывали почти все присутствующие.

— Активнее, товарищи, активнее!.. — подзадоривал отдыхающих массовик-затейник.

Дух веселья охватил всех присутствующих, казалось, даже вечерняя прохлада отступила. Анастасия, словно завороженная, смотрела на танцплощадку…

— Эх, была — не была! — решительно произнесла Коржакова.

— Ты, что, Томка, не дури… — схватила ее за руку Фаина.

— Отвяжись! И потанцевать нельзя…

— Танцуй сколько угодно, только не здесь, знаешь, что будет, если Гольдман узнает…

Тамара насупилась и гневно глянула на подругу:

— Отпусти! — пригрозила она девушке.

— А то что?

— Сейчас узнаешь, — Тамара толкнула одноклассницу в грудь и с силой дернула за косу.

— Ай! — вскрикнула Фаина и ударила обидчицу по руке.

— Ну, держись! — сквозь зубы процедила Коржакова и вцепилась руками в волосы подруги.

— Девчонки, вы что?.. — опешила Настя и бросилась разнимать одноклассниц, Роза и Зинаида присоединились к ней.

Раззадоренный весельем ведущий объявил «Польку», затем «Подыспань» и под занавес вечера — «Краковяк», однако все это осталось для девчат за кадром. Одноклассники с ухмылкой посматривали на кусты акации, где под пологом сгустившейся ночи подруги пытались урезонить разбушевавшуюся Тамару.

— Коржакова в своем репертуаре, — заметил Седельский, — видно, ей сегодня не хватило…

— Да ну ее… Давно можно было разобраться — не хочется связываться с девчонкой, — махнул рукой Юрий Стригунов, которого в деревне за его живой непоседливый нрав звали Стригунком.

— Пацаны, сторож идет! — шепнул Рыжик и скрылся в кустах сирени.

Парни пригнули спины, юркнули в кусты, добежали до забора и, крикнув одноклассницам «Атас!», бросились врассыпную. Анастасия и Зинаида растащили подруг и, увидев приближающегося сторожа, последовали за одноклассниками.

Девчата покидали территорию Дома отдыха без настроения, ссора, затеянная Коржаковой, испортила впечатление от вечера.

— Отдохнули… — приглаживая растрепанные волосы и недовольно поглядывая на Тамару, буркнула Фаина. — Устроила вечеринку — нечего сказать… Что ты все оглядываешься?

— Седельского ищу… — ответила Коржакова и внимательно осмотрелась по сторонам.

— Дался тебе этот Колька… Зачем он тебе? — поинтересовалась Зинаида.

— Должок отдать…

— Уймись, тебя в деревне за девчонку не считают… — укорила подругу Анастасия.

— Что вы ко мне привязались?.. — огрызнулась Тамара. — Бабка с утра до ночи воспитывает, учителя в школе — теперь вы! Что я такого сделала? Подумаешь — подралась с мальчишками… Ну и что, за дело досталось, чтоб не лезли, куда не след… Я за вас — в огонь и в воду, синяк вон на ноге посадила… — девушка подняла подол платья и показала одноклассницам свое боевое ранение.

На правой ноге девушки чуть выше колена красовался синяк размером с кулак — следствие драки с Седельским и Рыжаковым.

— Ничего себе! — ахнула Фаина. — Бабе Дуне что скажешь?

— Ничего.

— Больно?.. — поинтересовалась Зинаида. — Нужно лист подорожника приложить — мне бабушка советовала.

— Знаем мы твою бабку! Не зря ее знахаркой зовут, — одернув платье, произнесла Коржакова.

— Нечего сплетни разносить! — приструнила ее Анастасия.

— А это не сплетни… — возразила Тамара. — Я сама видела, как кузнец свою жену к ней на телеге привез, спрыгнул с воза и как закричит: «Спасай, Федосья! Помирает Клавдия, змея ужалила в руку…» Гляжу — а в телеге жена кузнеца лежит, лицо испариной покрылось, рука и губы посинели, опухли, думала, впрямь помирает… Баба Федосья выбежала из дома, пальцы к ее шее приложила и говорит: «Еле поспел ты… Если б чуть позже привез — ей бы уже никто не помог, а так — не переживай, выходим мы твою Клавдию, не голоси по живой, как по покойнице, не к добру это…» А потом увидела меня и давай со двора гнать, а я любопытная… За калитку выбежала и за куст калины спряталась. Вижу — бабка Федосья над Клавдией склонилась и безымянным пальцем вокруг укуса змеи круг чертит, а сама что-то тихонько нашептывает, потом плюнула трижды через левое плечо и пошла в дом, принесла бутылку с черной жидкостью и рану Клавдии ею намазала, а поверху льняной тряпицей повязала. Кликнула она кузнеца и говорит: «Я свое дело сделала, теперь пусть природа свою работу выполнит… Будь с ней рядом и наблюдай, если глаза до заката солнца не откроет — пошли за мной, а сейчас ступай, мне отдохнуть надо — стара я стала, силы уже не те…» С тем Иван и уехал, а о том, что дальше произошло, я от своей бабушки узнала. Она в тот вечер трижды к кузнецу наведывалась — все о здоровье Клавдии справлялась, так вот, моя бабушка рассказывала, что как только солнце стало садиться, Клавдии стало лучше, а ты говоришь — сплетни…

— И я об этом слышала, — кивнула Роза.

— Мама говорила, что бабушка Федосья многим в деревне помогла, даже жизнь спасла… — добавила Фая.

— Тоже мне, защитницы… — хмыкнула Анастасия. — А еще заявление о приеме в комсомол писать хотите, комсомольцы должны быть убежденными ленинцами и разъяснять политику партии, а она, как вам известно, против суеверий. Эх, вы… Мне за вас стыдно! Несете всякий вздор…

— Зря ты так, Настя! Я со своей бабкой с самого рождения под одной крышей живу, потому лучше тебя знаю — сказки это или нет, — вступилась за родственницу Зинаида. — Вот скажи, кто лучше ее в колхозе знает, что пришла пора сеять в землю зерна различных сельскохозяйственных культур? Даже агроном с ней советуется! И ветеринар наш частенько к ней захаживает, а когда у наших женщин роды с осложнениями бывают — к кому за помощью спешат? К моей бабке…

— Не знаю… — покачала головой Анастасия.

— То-то! Мы на жизнь глаза не закрываем и тебе не советуем, а то знаешь, как бывает — кто от чего зарекается, тот с тем и сталкивается. Мне бабушка об этом неоднократно говорила…

— Что вы взялись меня агитировать? Не знаю, чему вы там были свидетелями, только в моем доме я таких разговоров не слыхала! Ну вас… — махнула рукой Анастасия и поспешила домой.

Девушки растерялись, они не ожидали, что так выйдет.

— Нехорошо как-то… Настька по-своему права. Не дело нам подобные слухи распространять… Что, коли до директора школы дойдет? Из пионерской организации исключить могут и в комсомол рекомендации не дадут, а без комсомола сейчас никуда… — забеспокоилась Фаина.

— А кто хотел, чтоб так получилось? Просто моя бабушка на самом деле много знает…

— А правда, что она в Бога верит? — поинтересовалась Тамара.

— Верит или нет — точно не скажу, мне она об этом не докладывает, а травы различные и много чего другого — знает… «Природа, — говорит бабушка, — хранит в себе много тайн. Только открывает она их самым пытливым и добрым. Надо, — говорит, — жизнью заслужить доверие Природы, потому что она читает сердца человеческие, как мы — книги…»

— Тебя послушать, так твоя бабка умнее профессора, — ухмыльнулась Коржакова.

— Она, конечно, не профессор, но толк в жизни знает… — ответила Зинаида.

Разговаривая, девушки не заметили, как дошли до перекрестка. Полная луна, словно зажженный фонарь, горела на усеянном звездами небе и заливала округу серебристо-голубым светом, придавая природе торжественную таинственность. Где-то за рекой тихо играла гармонь, ветер доносил до слуха девчат женские и мужские голоса, весело исполнявшие частушки. Порой усиливающиеся порывы ветра и шум листвы вековых дубов, росших вдоль дороги, прерывали звуки, отчего создавалось впечатление, что гармонист играет, а певцы поют с перебоями.

— Ну что — прощаемся? — зевнув, спросила Фаина.

— А может, махнем в Заречье — там вечеринка только начинается… — предложила Тамара.

— Угомонись! — попыталась образумить подругу Зинаида. — Сейчас ты готова до утра плясать, а завтра будешь носом на уроках клевать…

— Ну их, Розка, пойдем вдвоем! Сами потом будут завидовать… — продолжала провоцировать Коржакова. — А поют-то как, поют…

— Поют на самом деле хорошо, — вздохнула Роза, — только я — домой, не хватало еще утром проспать — тогда точно неприятностей не оберешься…

— Тебе, Томка, не мешало бы вспомнить, как ты заснула на уроке географии и, падая, опрокинула чернильницу на спину Розе, — напомнила Фая. — Из-за того, что ты всю ночь гуляла — пришлось потом краснеть перед всем классом, так что ты — как хочешь, а я — домой.

~~◊~~

Девушка попрощалась с подругами и свернула в свой переулок, она сердилась на Зинаиду из-за того, что ей пришлось одной идти по темному переулку. Фая с опаской посматривала по сторонам и уговаривала себя сохранять спокойствие. Деревья и кустарники, росшие вдоль дорожки, отбрасывали на землю извилистые тени, которые в лучах ночной странницы казались враждебными. Тяжелые кучевые облака, словно потерявшие гавань корабли, медленно проплывали по небу, время от времени закрывая диск ночного светила, Фая прибавила шагу и постаралась побороть страх. «Чего мне бояться? Я не в лесу… — успокаивала себя девушка. — Еще немного — и буду дома…» В этот момент в памяти Фаины всплыл рассказ Стригунка о кладбищенских привидениях, девушка съежилась и побежала по переулку. Когда до дома оставалось метров пятьдесят, из-за пышного куста жасмина, росшего у плетня, выскочил всклокоченный черный кот и с диким воплем бросился ей под ноги. «Ай!» — вскрикнула девушка и, зажмурив глаза, отскочила в сторону, шерсть на животном встала дыбом, кот зашипел, словно змей, и замер. В этот момент из темноты выскочил серый кот, прыгнул на спину сородичу и стал кусать и безжалостно рвать его когтями, издавая душераздирающие звуки, отнюдь не похожие на кошачье мяуканье.

— Тьфу, окаянные! — выругалась Фаина. — Прочь с дороги!.. — девушка подняла с земли сухую ветку жасмина и хлестнула котов по всклокоченным спинам, ошарашенные животные прекратили драться, испуганно посмотрели на обидчицу и, прижав уши, побежали прочь, наполняя гулкий ночной воздух диким воплем.

Расчистив себе путь, Фаина побежала к дому, однако не успела она прийти в себя, как услышала впереди рык.

— Что это?.. — съежилась девушка и отпрянула назад.

— Чего кричишь?.. — услышала она голос Стригунка.

Увидев вышедшего из-за дерева одноклассника, Фаина с облегчением вздохнула.

— Ну и напугал же ты меня… — покачала головой девушка. — Шляешься по ночам, словно привидение…

— Прости, не думал, что ты так испугаешься, — виновато произнес парень.

— Что мне от твоих извинений…

— Я просто хотел пошутить… — стал оправдываться Юрка.

— Ничего себе — шуточки, я чуть не умерла от страха…

— Ну, не умерла же.

— Думай, что говоришь… — пристыдила одноклассника Фая.

Юрка расстроился, что ему не удалось произвести должного впечатления на соседку.

— Лучше б я с тобой не связывался! — насупился парень. — Думал, дождусь — посидим, поговорим…

— Вот еще!.. — фыркнула девушка. — Дня мало? А ну, выкладывай, что тебе нужно…

— Что, что… Ничего! — насупился Юрка.

— Твое дело, не хочешь говорить — не говори, в следующий раз, прежде чем приставать с разговорами, приведи себя в порядок — стоишь передо мной с пиджаком на голове, будто пугало в огороде!.. — высказав юноше все, что она о нем думала, Фаина гордо прошла мимо и направилась к калитке своего дома.

— Дуреха! — донеслось до ее слуха.

— Сам такой! — бросила на прощанье Фаина и вошла в дом.