Миша, Мох и мистер Апстарт

Татьяна Ивановна Кривецкая, 2023

Мальчик Миша страдает от излишнего веса и травли, устроенной одноклассниками. Но однажды он спасает из-под колёс машины странную зелёную собаку, и его жизнь круто меняется. Необычный пёс на самом деле оказывается трансформирующейся субстанцией, созданной гениальным профессором Апстартом. Субстанция может принимать любые формы и обладает невероятной силой. Управляя своим изобретением посредством квантово-телепатической связи, Апстарт хочет завладеть миром. Но в душе злодея всё-таки осталась малая толика добрых чувств, которая и представлена странным псом.Миша и его друзья – девочка Эра и уличный музыкант Иван Барабанов – призваны помочь Моху (так они назвали зелёного пса) пробудить в Апстарте совесть и заставить его отказаться от своих преступных намерений.

Глава 1. ПЁС ИЗ-ПОД КОЛЁС

— Химичка заболела! Урока не будет! — ушастый Димка влетел в класс вне себя от радости. — Заменить некому! Классная сказала сидеть тихо!

Какой там тихо! Неожиданное известие о нездоровье химички вызвало всеобщий восторг 8-го «Б». Химию здесь никто не любил и даже не уважал. Учительнице давно пора было на пенсию, объясняла урок она невнятно и непонятно, страдала глухотой и склерозом, постоянно забывала дома очки и вследствие этого иногда даже путала реактивы. На последней лабораторной, например, вместо пробирки с цинковой стружкой взяла пробирку с марганцовкой и ливанула туда серную кислоту. Повалил из пробирки едкий дым, и такая вонь пошла! Кто-то крикнул: — «Террористы! Спасайся, кто может!». Все повскакали с мест, стали махать платочками, носы зажимать, полезли на подоконники открывать форточки. Вот потехи-то было! Иногда у химички бывали приступы плохого настроения, и тогда весь класс поголовно получал низкие оценки, даже те, кто что-то соображал, хотя таких было мало. Вызвать к доске она могла любого, даже того, кто отвечал в прошлый раз, поэтому готовиться приходилось к каждому уроку, а как тут подготовишься самостоятельно, если учитель ничего толком не может объяснить.

Поговаривали, что химичку скоро должны убрать, но никак не могут найти ей замену: молодые учителя работать в школу не идут — берегут нервы, да и зарплата маленькая. В общем, все обрадовались, что учительница заболела.

Уже шла последняя четверть учебного года, наступила весна, и заниматься уроками тем более не хотелось.

После того, как схлынула первая волна восторга по поводу отсутствия химички, класс на мгновение замер и задумался: что же делать дальше?

— А давайте боулинг устроим! Шары покатаем! — заорал Затылкин, главный хулиган класса.

— А где ж мы шарик-то возьмём? — робко спросил кто-то, хотя всем уже было понятно, что имеет в виду Затылкин. Взгляды одноклассников устремились на последнюю парту у окна, где сидел новенький — очень толстый мальчик Миша Кубышкин.

— Да вот он, шар! — зло заржал Затылкин. — Эй, жиртрест, вылезай! Катать тебя будем!

Миша, засунув в уши наушники плеера, читал учебник, не обращая внимания на беснующийся вокруг класс.

— Ты глянь! Похоже, этот тюфяк нас игнорирует! Эй ты, я к тебе обращаюсь! Кабан недорезанный!

Миша продолжал слушать музыку и читать. Класс затих, ожидая, что будет дальше. Затылкин, распалясь окончательно, подошёл к Кубышкину и вырвал у него наушники. Миша поднял, наконец, глаза. Круглые щёки его порозовели.

— Чего тебе, Игорёк?

— Какой я тебе Игорёк?! — взвизгнул Затылкин. — Вставай, Наф-Наф вонючий!

Миша продолжал сидеть. Затылкин набросился на него и, схватив за шиворот, попытался вытащить из-за стола. Сделать это было нелегко: Миша всеми складками своего толстого тела как будто врос в стол. Затылкин долго и безуспешно пыхтел на радость всему классу.

— Ну, что стоите, придурки! Помогайте! — закричал он, обращаясь к друзьям, и с размаху ударил Мишу по розовой щеке. На щеке отпечаталась разлапистая пятерня. Ушастый Димка и ещё трое особо приближённых к Затылкину товарищей накинулись на Кубышкина, как стая воробьёв на брошенную булку. Стол вместе с Мишей был сдвинут с места, но сам толстяк не поддавался, упираясь из последних сил. Кому-то в суматохе отдавили ногу. Книга, плеер и растерзанный рюкзачок Миши летали по всему классу. На помощь хулиганам пришли ещё несколько мальчишек. Стол с вцепившимся в него мальчиком поехал, как салазки, крутясь и почти переворачиваясь. Девчонки, едва успев отскочить в сторону, визжали от восторга и хохотали. Кто-то снимал происходящее на видеокамеру телефона. Наконец, общими усилиями Мишу оторвали от стола, повалили на пол и начали пинать ногами. Ноги вязли в Мишином теле как в сыром тесте. Миша сначала пытался сопротивляться, но потом, поняв, что это бесполезно, перевернулся лицом вниз и закрыл голову руками. То, что жертва прячет от них лицо, ещё добавило злости мучителям.

Между тем за окном происходило быстрое изменение погоды. Только что ярко светившее солнце вдруг скрылось за огромной тучей, небо потемнело, подул порывистый ветер, и пошёл дождь. Началась гроза. Небо прорезала зигзагом молния, раздался оглушительный раскат грома. Девчонки завизжали. Избивавшие Мишу одноклассники на мгновение отвлеклись. Тот попытался было уползти под учительский стол, но его схватили за ноги.

— Держите его крепко! — приказал Затылкин. — Сейчас этот свинтус будет у меня землю жрать!

Схватив стоявший на подоконнике горшок с цветком, он поднёс его к Мишиному лицу:

— Жри, свинья!

— Сам ты свинья! — дрожащим голосом ответил Миша. Он еле сдерживался, чтобы не заплакать. Губа у него была разбита, всё тело тряслось как холодец.

— Дайте-ка мне игрушку его! — потребовал Затылкин. Ему услужливо протянули Мишин плеер. Передав горшок Димке, Затылкин вставил в уши наушники и включил музыку.

— Это что ж за хрень такая? — недоумённо спросил Затылкин. — Нормальные люди рэп слушают, а у тебя что?

— «Пинк Флойд», — ответил Миша и всё-таки заплакал.

— Гарик, хватит! Отпусти его! — начали требовать девчонки.

Затылкин и сам уже понял, что зашёл слишком далеко, но ему хотелось окончательно утвердить свою власть.

— Ну ладно. Ешь землю, если хочешь получить свой плеер назад. А то будет тебе и Пинк, и Флойд! Гы-гы!

Он положил плеер на пол и, занеся над ним ногу, сунул Мише в лицо горшок. Цветок сломался. Миша, рыдая, неожиданно выхватил горшок и изо всех сил ударил им Затылкина по голове. Одновременно с этим за окном сверкнула молния и бабахнул гром. Горшок разбился, посыпалась земля, оглушённый Затылкин зашатался и сел на пол. Класс застыл в немой сцене, и тут вошёл директор.

— Что здесь происходит?

Ученики разбежались по своим местам.

— Он первый начал, — показывая пальцем на Мишу, заскулил Затылкин.

— Завтра оба ко мне с родителями! — гаркнул директор. — И ты тоже! И ты!

— Меня-то за что? — пытался возразить Димка. — Я, наоборот, пытался их разнять!

— Молчать! Совсем распустились! С родителями, я сказал!

Директор вышел. В классе воцарилась гробовая тишина. Раскаты грома за окном становились всё чаще и сильнее.

— Ой, девочки, как же мы домой-то пойдём? — испуганно произнёс кто-то из девчонок.

После химии по расписанию было ещё два урока, но гроза не утихла и к концу занятий. Ученики собрались под козырьком парадного входа школы, не решаясь выйти под ливень. Огромные пузыри прыгали по лужам, потоки воды, крутясь, убегали в решётки канализации. За кем-то приехали родители на машине, некоторые из живущих поблизости, на свой страх и риск, накрыв головы собственными куртками или портфелями, убегали по щиколотку в воде.

Миша тоже не стал ждать, пока кончится гроза. Ему хотелось как можно скорее уйти из этой школы. Спрятав уцелевший плеер в потайной карман куртки, он шагнул под дождь. Дом, в который они с матерью недавно переехали, находился минутах в десяти ходьбы, надо было только перейти дорогу.

У «зебры» пришлось остановиться. Светофор мигал только жёлтым, и машины, не желая пропускать пешеходов, неслись по дороге, поднимая тучи брызг. На шоссе воды было ещё больше, чем на тротуаре, чуть ли не по колено, но Миша уже не обращал на это никакого внимания. Под дождём можно было плакать не стесняясь — слёз на залитом водой лице не было видно.

Молния ударила совсем рядом, с троллейбусных проводов посыпались искры. Стоявшие на остановке под навесом люди даже вскрикнули от страха, но Мише было всё равно. В его жизни всё было так плохо, что какой-то там гром вряд ли смог бы его напугать. После того, как развелись родители, его начали преследовать одни лишь неприятности. Пришлось переехать в другой район, из большой и светлой квартиры в маленькую комнатушку с окнами, выходящими на помойку. Пришлось поменять школу, где был весёлый дружный класс, в котором половина учеников имела излишний вес и где его все любили. Пришлось оставить занятия аквааэробикой, потому что нечем стало за них платить, и далеко было ездить. Прекратилось общение с отцом, и теперь Миша чувствовал себя абсолютно беззащитным. Конечно, если бы он обратился к отцу за помощью, тот не отказал бы, разобрался бы и с Затылкиным, и с ушастым, но Миша больше не хотел ни о чём его просить. Миша вспомнил, как два года назад они ездили на море, как отец учил его нырять с маской, как ходили в дельфинарий и фотографировались с удавом. Теперь отец будет это делать с другой женой и с другим сыном.

Вдруг сквозь дождь и слёзы Миша увидел прямо на проезжей части мокрую лохматую собачонку. Собачонка, совершенно растерявшись, металась между машинами, каким-то чудом выворачиваясь из-под колёс.

«Сейчас её задавит!» — Мишу охватил ужас. Он внезапно почувствовал холод дождевых струй, и дрожь прошла по всему его толстому телу, с головы до пят. Не помня себя, он бросился на дорогу и через несколько секунд уже держал глупую собаку на руках. Водители, едва не сбившие мальчика, оглушительно сигналили и, высунувшись из окошек своих автомобилей, ругались, не выбирая выражений.

Внезапно загорелся зелёный сигнал, и все пошли через переход, и Миша пошёл, прижимая к себе собаку, которая в лучах светофора тоже казалась зелёной. И он почувствовал, как резко изменилось настроение, и уже не хотелось плакать. И он проглотил последние слёзы. И дождь прекратился.

Он почти бегом направился к дому, вдыхая запах озона и мокрой собачьей шерсти. Спасённая собака пахла совсем не псиной, это скорее был аромат свежего огурца, или дыни, а может быть, банана. Или она ничем не пахла, это просто был озон, как рассказывала химичка — после грозы всегда запах озона. Собака не пыталась вырваться и убежать, наоборот, даже прижалась к мальчику, и как бы приобняла его за шею. Мише даже показалось, что она улыбается.

Он зашёл в мрачный подъезд и, взбежав, запыхавшись, на четвёртый этаж, открыл собственным ключом дверь своей квартиры. Спустил собаку на пол и начал снимать мокрые ботинки. Шнурки ботинок слиплись, и он с трудом их развязал. Собака, между тем, ничуть не смущаясь, прошла в комнату и, обойдя её по периметру, как бы изучая, сделала пару кругов и уселась в центре, на ковре. Миша заметил, что она хромает.

«Наверное, повредила ногу», — подумал мальчик. Собственные обиды отошли на задний план, теперь он был озабочен лишь состоянием пса. Переодевшись в сухую одежду, Миша помыл руки и отправился на кухню. В холодильнике были котлеты и вчерашние макароны. Миша разогрел обед на сковородке, а одну котлету положил в эмалированную мисочку и, подозвав собаку, поставил перед ней. Собака понюхала и отвернулась. Мише опять показалось, что она улыбается.

— Не хочешь есть? — удивился он. — Напрасно, котлета очень вкусная. Может быть, налить тебе молочка?

Но собака отказалась и от молока.

«Видимо, она действительно больна. Надо показать её ветеринару», — решил Миша. Наскоро пообедав, он вышел на лестничную площадку и позвонил в дверь соседней квартиры, где жила девчонка со странным именем Эрнестина. У неё был роскошный персидский кот персикового цвета, которого так и звали — Персик. Точнее, в его родословной было написано что-то вроде «Принц Эдинбург Вестминстер Честершир», но все его звали просто Персик. А девчонку звали просто Эра. Уж она-то, имея такого кота, должна была знать, где находится ветеринар.

Дверь открыла сама Эра. По своему телосложению эта девочка настолько резко отличалась от Миши, что рядом друг с другом они выглядели довольно комично. Эра была на голову выше и очень и очень тощая. Причём длинным было само туловище, руки и шея, а ноги, наоборот, были несколько коротковаты для её роста. Если бы не ноги, она могла бы блистать на подиуме, потому что на лица моделей сейчас никто не обращает внимания, главное — высокий рост и худоба. Что касается лица, то оно было похоже на мордочку мыши, и зубы так же как у мыши торчали вперёд, да ещё два центральных были испорчены кариесом. На руках у Эры сидел Персик.

— Привет! — поздоровался Миша.

— Привет. Ой, что это у тебя с губой? Где ты так?

— Ничего, ерунда! Я собаку нашёл, а она, кажется, больная. Ты не знаешь, где находится ветеринарная клиника?

— Знаю, конечно! Я покажу тебе, тут недалеко! А где твоя собака?

— Пошли, посмотришь. Кота только не бери, мало ли что — всё-таки собака, хотя и маленькая.

Пёс сидел на кухне. Котлета и молоко в блюдце оставались нетронутыми.

— Странная она у тебя какая-то, — внимательно присмотревшись к собаке, сказала Эра. — Шерсть какая-то зеленоватая. Вымазалась, что ли, где? Ну ладно, давай покажем её ветеринару. Только сначала лицо твоё приведём в порядок.

Эра обработала Мишину губу перекисью и заклеила её пластырем. Потом они взяли собаку и пошли в ветлечебницу, находившуюся на соседней улице возле оптовой базы, окружённой высоченным забором. Если бы не Эра, Миша ни в жизнь не нашёл бы этот маленький домик, потерявшийся за забором и зарослями давно не стриженых кустов.

Приём пациентов уже подходил к концу. Посетителей было немного — бабка с козой и дама с небольшой собачкой в клетчатой попонке. Ребята сели рядом с ней на диванчик, ожидая своей очереди.

— Какой породы ваша собака? — поинтересовалась дама.

— Не знаю, — пожал плечами Миша. — Наверное, никакой.

— А у нас — пинчер, повязанный шпицом! — гордо произнесла дама.

— Наверное, шпицем? — ехидно поправила её Эра, которая в школе была отличницей.

— Ну да, шпицом! — подтвердила дама.

Бабка с козой освободились быстро. Доктор, моложавый крепыш с пышной шевелюрой, проводил их до дверей кабинета и напутствовал вслед:

— И непременно клизма! Три раза в день! Иначе не будет эффекта от пилюль. Ну, кто там ещё на приём?

Он оглядел коридор, посмотрел на часы, покачал головой и недовольно сморщился:

— Заходите!

Дама с повязанным пинчером пробыла в кабинете не менее получаса. Пинчер сперва дико визжал, затем затих, а в конце завыл. Наконец вивисекция несчастного закончилась, и подошла очередь Миши. Эра осталась ждать в коридоре.

Мальчик зашёл в кабинет и посадил собаку на смотровой стол. Доктор мыл руки.

— Ну-с, молодой человек, на что жалуется ваш четвероногий друг? — не глядя на пациента, спросил он.

— Кажется, у него что-то с задней лапой, — ответил Миша, поворачиваясь к ветеринару лицом.

— Ну-ну, посмотрим! — доктор подошёл к столу. — А это что такое? Что это ты сюда притащил? Что за шутки дурацкие? Весь стол загадил!

Миша обернулся и обомлел: вместо собаки на столе зеленело огромное пятно липкой плесени.

— Что это, я тебя спрашиваю?

Миша только плечами пожал.

— Быстро убирай и уходи отсюда! Большой уже мальчик, а хулиганишь!

— Извините, — пролепетал Миша, соскребая плесень со стола в пакет. На ощупь она была мягкой как мох, от поверхности отлипала хорошо и руки не пачкала.

Миша вышел в коридор.

— Ну, что там? — спросила Эра.

— Понимаешь, там вместо собаки… Я ничего не понимаю… Смотри! —

он приоткрыл пакет и сам отвернулся, боясь заглянуть в него.

— И что? Что с собакой? — не поняла девочка.

Миша посмотрел в пакет. Собака, ничуть не изменившаяся, сидела там и улыбалась. Эра удивлённо смотрела на Мишу.

— Всё нормально. Пойдём отсюда! — сказал Миша.

Они вышли на улицу. Миша снова открыл пакет. Собака была на месте. Миша вынул её из пакета и долго рассматривал. Теперь он заметил, что шерсть у собаки была необычной, похожей скорее не на шерсть, а на мох или какой-то лишайник. Её зеленоватый цвет был, видимо, не результатом окрашивания, а вполне натуральным.

— Ты объяснишь, наконец, в чём дело? — в голосе девочки слышались сердитые нотки.

Миша рассказал ей о том, что произошло в кабинете доктора.

— Смотри! Ведь это не шерсть!

Эра сунула руку глубже в зеленоватый «мох» и тут же с криком отдёрнула её:

— Там же пусто! У неё внутри пусто!

Миша так испугался её крика, что непроизвольно отбросил собаку от себя. Та упала на асфальт и, отскочив от него, как мячик, снова оказалась в руках мальчика. Судя по улыбке, она вовсе не ушиблась. Миша опустил её на землю. «Пусть бежит, куда хочет», — решил он. Но собака сидела рядом и смотрела мальчику в глаза. И улыбалась.

Миша и Эра смотрели то друг на друга, то на странное зелёное существо, не зная, что делать дальше. Внезапно собака обмякла, расползлась по асфальту, и застыла, приняв форму цифры «3». Полежав так некоторое время, она снова приняла собачий облик.

— Что она хочет?

Улыбаясь, собака подошла сначала к Мише и, расползшись у его ног, превратилась в цифру «1», затем у ног Эры — в цифру «2». Затем снова изобразила тройку, плавно перешедшую в вопросительный знак.

— Ей нужен кто-то третий! — догадалась Эра. — Ты — первый, я — вторая, нужен ещё один!

Существо, вновь ставшее собакой, заулыбалось, завиляло хвостом и закивало головой.

— А зачем? Чего она хочет? Что это вообще такое? Может, оно опасно?

Собака отрицательно затрясла лохматой головой. Вся мимика у неё была человеческая.

— Пошли обратно к ветеринару! Пусть он разберётся всё-таки! Надо этого «пса» учёным показать!

— А вдруг это пришелец? — предположила Эра с ужасом.

Собака продолжала качать головой и улыбаться. И ещё раз изобразила тройку.

— Что же мне с этим делать? — недоумевал Миша.

— Знаешь, давай пока отнесём эту штуку домой, вечером придут с работы взрослые и решат. Твой папа, наверное, сообразит, что делать? Он у тебя кто?

Миша густо покраснел:

— Папа с нами не живёт.

— Ну, тогда я покажу его своему папе, — предложила Эра. — Он инженер-электрик. А теперь пошли домой, а то ещё уроки делать.

Миша посадил странное существо в пакет, и они пошли домой.

Глава 2. ЧЕЛОВЕК-ОРКЕСТР

По дороге Миша вдруг вспомнил, что ему надо купить батарейки для плеера. Эре тоже понадобилась новая тетрадка, поэтому они решили зайти в магазин канцтоваров, находящийся на противоположной стороне улицы. Чтобы перейти дорогу, надо было спуститься в подземный переход, что ребята и сделали.

Оказалось, что здесь, в переходе, установлены временные прилавки, где можно купить и батарейки, и тетрадки, и множество других необходимых вещей, так что вовсе необязательно идти в магазин.

На ступеньках перехода расположились бабки-цветочницы, а в углу, под лампой дневного света — живописного вида субъект, увешанный множеством музыкальных инструментов. Это был мужчина неопределенного возраста, лохматый и бородатый, в грязных широких штанах, бывших когда-то зелёными, в рубахе навыпуск с орнаментов из «огурцов» и в донельзя засаленной замшевой жилетке, отороченной клочьями облезлого меха. Ворот «психоделической» рубахи был расстёгнут, и на грязной шее субъекта был повязан не менее «психоделический» галстук. В руках у странного типа была гитара, вся в наклейках, на спине — пара барабанов и медные тарелки, звук из которых извлекался при помощи привязанной к ноге хитроумной тройной педали, на шее висела губная гармошка, а из кармана жилетки выглядывали маракасы.

Несколько любопытных окружили музыканта, чтобы послушать его игру. Миша и Эра тоже остановились. Исполнение песни, видимо, собственного сочинения, было не просто ужасным — оно было невыносимым, особенно для людей с музыкальным слухом. Наиболее подходящим словом для характеристики вокала данного исполнителя было бы «козлогласие». Однако странная мохоподобная собака, высунувшись из пакета, внимала душераздирающим звукам, вырывавшимся из утробы певца, с явным удовольствием. Более того, выбравшись из пакета, она сползла по ноге Миши вниз и уверенно растеклась в виде цифры «3».

— Она хочет, чтобы этот тип был третьим! — догадался Миша.

«Собака», снова став собакой, утвердительно закивала головой.

— Надо подойти к нему и сказать!

— А что ты скажешь? Этот пёс же молчит!

Собака заскулила, как бы пытаясь произнести что-то.

Эра решительно двинулась вперёд.

— Послушайте, — обратилась она к певцу, если его можно было назвать таковым.

— Не могли бы Вы уделить нам минутку внимания? У нас тут проблема с собакой.

Человек-оркестр широко улыбнулся, раскланялся перед немногочисленной публикой и повернулся к ребятам.

— Иван Барабанов. К вашим услугам. Рассказывайте, что случилось.

— Да мы и сами не можем понять…, — начал было Миша, но тонкий голосок прервал его:

— Я объясню. Теперь вас трое, я нахожусь в центре пересечения ваших биополей, и, следовательно, получаю возможность говорить.

Голосок принадлежал странному существу.

— Давайте отойдём в сторонку, чтобы не привлекать внимание.

Миша, с трудом веря в то, что собака заговорила, взял её на руки, и они вместе с Барабановым прошли в близлежащий скверик. Здесь шумел фонтанчик, и можно было разговаривать спокойно, не боясь, что кто-нибудь услышит.

— Итак, — начал пёс.

Тут у Миши зазвонил мобильник.

— Привет, — сказал отец. — Как дела? Что новенького?

— Нормально, — ответил Миша. Отец не звонил уже две недели, и Миша не знал, о чём с ним говорить.

— Послушай, мы тут летом собираемся в Турцию. Может быть, и ты с нами? Поныряем с аквалангом. Да и с Матвеем познакомишься — вы ведь теперь вроде как братья. Как?

Миша помолчал немного.

— А мама тоже с нами поедет?

Голос отца засмеялся в трубке.

— Старик, ты же взрослый чувак! Если бы я был султан, тогда конечно, а так как-то неловко. Ну, ты меня понимаешь!

— Нет, — сказал Миша. — Не понимаю, — и выключил телефон.

— Не расстраивайся, — сказал пёс. — Турция подождёт. Тебе предстоит поездка иного рода. Мы с вами, друзья, едем спасать Британию. А с ней и весь мир…

Человек-оркестр, в отличие от ребят, ничуть не удивился ни говорящему псу, ни сказанным словам.

— Британия так Британия! — воскликнул он. — Прошлый раз Паша-Трюфель такого порошка достал — всю ночь по Лас-Вегасу гуляли!

— Трюфель останется дома, — строго сказал говорящий пёс. — Про чудо-порошки Вам, уважаемый Иван Барабанов, тоже лучше позабыть и, желательно, навсегда. Истинному творцу допинг не нужен.

— Пожалуй ты прав, Мох, — согласился человек-оркестр, заодно дав имя странному существу. — Наверное, надо остановиться, раз уж зелёные псы мерещатся.

— Я не мерещусь, — обиделся Мох. — Я есть на самом деле.

— В конце концов! — не выдержала Эра. — Объясните нам, в чём дело!

— Это я и пытаюсь сделать. Но для начала мне надо было собрать вас вместе. Для удачного выполнения нашей миссии необходимо не менее трёх человек, причём это должны быть люди добрые, бескорыстные, готовые пожертвовать своими интересами ради других людей, не жадные, не мстительные, с открытым сердцем. А также способные своим творчеством будить лучшие чувства даже в уснувших душах. Это я лично о Вас, Барабанов!

— Это да! Это я могу! — радостно воскликнул человек-оркестр. — Вот, например, такая песня…

Он ударил по струнам и затянул дребезжащим фальцетом:

Ты не спеши, ты не спеши

Разбить стекло моей души…

Иван энергично заработал ногой. Грохот барабанов и литавр заглушил гитарные аккорды и голос певца. Перестав кричать, музыкант впился в губную гармошку с такой силой, как будто хотел высосать из неё кровь.

Миша в ужасе зажал руками уши. То же сделала и девочка. Только Мох слушал эту дикую какофонию с блаженной улыбкой на морде.

— Да, это именно то, что нам нужно. Ведь, по большому счёту, не имеют значения ни текст, ни музыка, ни качество исполнения. Внутренняя свобода автора и его душа, вложенная в песню — вот что важно. Я уверен, что сила искусства поможет нам заставить мистера Апстарта отказаться от своих намерений.

— А какие у него намерения, у этого мистера? — спросила Эра.

— Самые банальные — захватить Землю и получить абсолютную власть над человечеством. И начнёт он со старой доброй Англии. Поэтому нам срочно надо ехать в Лондон.

— Он что, дурак, этот мистер? — удивился Барабанов. — Каким образом он хочет это сделать?

— О нет, мистер Апстарт далеко не глуп. Он великий учёный, создатель трансформирующейся субстанции, часть которой вы видите перед собой в моём лице.

— То есть, ты хочешь сказать, Мох, что с помощью таких вот смешных собачек можно захватить мир? Да, это впечатляет!

— Вы напрасно смеётесь. Созданная Апстартом методами квантогенной инженерии на основе низших организмов субстанция может принимать самые чудовищные формы в зависимости от желаний её создателя. Посредством квантово-телепатической связи он может управлять ею с любого расстояния. Точнее будет сказать, что субстанция является как бы частью самого Апстарта. Уничтожить обычными средствами её невозможно — субстанция обладает колоссальной способностью к восстановлению. Применить химическое или ядерное оружие в густонаселённом районе тоже невозможно. Поэтому вся надежда на вас.

Барабанов почесал в затылке.

— Так ты, значит, часть этой самой субстанции? Зачем же ты тогда паришься по поводу спасения мира?

— Я ведь уже сказал, что субстанция — как бы часть самого её изобретателя. Мистер Апстарт — тоже человек, в его характере есть как плохое, так и хорошее. Преобладает, конечно, зло — на то есть свои причины. В детстве его сильно обижали. Это был болезненный, слабый физически, но очень способный мальчик. Вам всем знакома такая ситуация, не правда ли? Но, в отличие от Апстарта, вы не обозлились на весь мир. Так вот, я представляю собой то хорошее, что осталось в душе этого человека. И с вашей помощью мы пробудим в этом злодее совесть и, таким образом, изменим саму субстанцию.

— А что, в самой Англии не нашлось никого, кто мог бы выполнить эту миссию? — всё ещё с недоверием спросил Барабанов.

— О, это сложно объяснить. Дело в том, что бабушка Апстарта была русской по происхождению, и почти всё, что в нём осталось хорошего, связано с воспоминаниями о ней. Бабушка читала ему сказки Пушкина, и это отложилось в памяти. И ещё пела колыбельную. Я смутно помню эту песню. Мы должны восстановить её и спеть Апстарту. Я уверен, что это подействует. Как нельзя кстати оказался этот симпозиум в Москве. Я был представлен на нём как демонстрационный материал. Конечно, Апстарт не раскрыл там своих истинных целей. Учёный мир и представить не может, что готовит этот негодяй. При первой возможности я сбежал. Друзья, мы должны остановить Апстарта, иначе будет плохо!

— То есть, опять русские должны мир спасать! — воскликнул Барабанов. — Сколько же можно!

Пёс смутился.

— У вас есть право отказаться, — вздохнув, произнёс он.

— Да нет, я не отказываюсь, — сконфузившись, сказал музыкант. — Только как же мы в Лондон попадём? Нужны паспорта, визы. Деньги, наконец!

— И кто его в таком виде выпустит за границу? — добавил Миша.

— И что мы родителям скажем?

— О, не волнуйтесь об этом. Ведь я, как вы уже знаете, — трансформирующаяся субстанция, то есть могу принять любую форму — стану деньгами, документами, билетами. Никто не сможет отличить! Ну, решайтесь! Времени остаётся мало. Вы или никто!

— Да что тут думать! — воскликнул за всех Барабанов. — Такая возможность Европу посмотреть! Поехали!

Глава 3. В ДЕРЕВНЕ ПОТЕРЯЕВКЕ

— Мама, мы с классом на экскурсию уезжаем. В Хопёрский заповедник. На неделю.

Миша прилагал неимоверные усилия, чтобы не покраснеть и не выдать себя. Впервые в жизни он лгал матери. Сказать правду было невозможно — слишком нереально было всё происходящее с ним.

— Мы там будем жить в палатках, готовить еду на костре. Может быть, я там похудею немного.

Как ни странно, мама легко согласилась отпустить его.

— Ну что ж, поезжай. Заодно и подружишься с одноклассниками. Я тебе в дорогу курочку пожарю.

— Тогда я пошёл рюкзак собирать!

Миша испытывал жгучее чувство стыда, но ходу назад уже не было.

Мох, на время утративший дар речи (он мог разговаривать только в присутствии всех троих друзей), со дна рюкзака одобрительно кивал ему и улыбался.

Утром следующего дня он быстренько позавтракал и, поцеловав на прощанье мать, сбежал, не оглядываясь, по лестнице. У подъезда его уже ждала Эра, красная как рак.

— До чего же противно врать! — воскликнула она. — Я чуть не умерла от стыда!

Человек-оркестр поджидал их на остановке троллейбуса. Из всех музыкальных инструментов при нём была только любимая гитара в чехле. Уличного певца было не узнать: Иван Барабанов постригся, побрился, переоделся в приличный костюм и надушился одеколоном. Оказалось, что это совсем молодой человек.

— Всё-таки в Европу едем! — произнёс он несколько сконфуженно, как бы оправдываясь.

— Нормально, Иван! — поддержал его из Мишиного рюкзака получивший возможность говорить Мох. — Человек должен быть красив как снаружи, так и изнутри. Кажется, так сказал русский классик?

— В человеке всё должно быть прекрасно, — поправила его отличница Эра. — Это Чехов сказал.

— Именно так, — согласился Мох. — Только прежде чем мы отправимся в Европу, заедем в деревню Потеряевку. Оттуда родом бабушка Апстарта, и может быть, там кто-нибудь помнит эту колыбельную!

— А далеко эта Потеряевка? — спросила Эра.

— Не более ста километров. На электричке доберёмся.

Друзья доехали на троллейбусе до вокзала. Поездов до Потеряевки в расписании не было.

— В деревню с таким названием даже электрички не ходят! — воскликнул Барабанов. — А когда старушка оттуда уехала?

— После Октябрьской революции, — вздохнул Мох. — Ещё ребёнком.

— Может быть, и деревни этой уже нет! Сколько их приказало долго жить!

— Вы правы, уважаемый, — Мох совсем расстроился. — Если это так, нас уже ничто не спасёт. Бессовестный мистер Апстарт захватит сначала Великобританию, а за ней и весь мир.

— Подождите паниковать! — строго прервала их Эра. — Давайте поищем в Интернете. Есть же карты местности!

Она достала из сумки планшет и начала водить по нему пальцем. Друзья с нетерпением ждали результата её поисков.

— Ну вот, — обрадовано воскликнула она через некоторое время. — Грибановский район, деревня Потеряевка. Усадьба графа Трезван-Кошкодамова — памятник архитектуры государственного значения. Надо доехать до Грибановки, а дальше — пешком.

Электричка до Грибановки в расписании нашлась. Отправлялась она через пять минут. Времени идти в кассу уже не оставалось, поэтому Мох отщипнул от себя кусочек трансформирующейся субстанции и быстренько превратил его в три билета.

Кондуктор с лёгким сомнением посмотрела на зеленоватые бумажки, но в вагон пассажиров пропустила.

Народу в электричке было немного — в основном, пожилые дачники, которых легко было узнать по специфической одежде и счастливому выражению лица. Иван Барабанов, вырядившийся, как на концерт в филармонии, никак не вписывался в общую картину. Да ещё с зелёной собакой. Многие пенсионеры посматривали на друзей с опаской, но никто не высказал своих подозрений. На остановке «Дачи» все вышли, и наши путешественники ехали в вагоне одни до самой Грибановки.

Весенний пейзаж за окном электрички был просто чудесен, и время в пути прошло быстро.

На станции «Грибановка» также было немноголюдно. По перрону ходила дежурная по станции в железнодорожной форме, у входа в здание сидели две бабки — одна продавала ландыши, а другая — прошлогодние маринованные огурцы и тёртый хрен в баночках.

— Куда же нам теперь? — растерянно произнесла Эра.

— А вот мы у аборигенок спросим! — весело сказал Барабанов и подошёл к старушкам.

— Приветствую Вас, любезные дамы! — обратился он к удивлённым бабкам. — Подскажите, пожалуйста, как добраться до Потеряевки!

Бабки посмотрели на него как на сумасшедшего.

— И что вы там забыли, в Потеряевке-то?

— Посмотреть хотим графскую усадьбу, — пояснил Барабанов. — Интересуемся старинной архитектурой. Не ходит ли туда маршрутное такси?

Старушки переглянулись и захихикали.

— Туда уж сто лет никто не ходит и не ездит! Разве что лесовоз… Или трактор какой-нибудь. А так — пешком семь километров. Через лес.

— Ну что ж, придётся идти пешком! — вздохнул Барабанов.

Бабки попытались его отговорить.

— Ты бы, папаша, пожалел деток. Смотреть там нечего, давно всё развалилось. Только намучаетесь…

Иван вернулся к своим спутникам и объяснил ситуацию.

— Надо идти, — сказал Мох. — Последний шанс для человечества.

Старушки объяснили, куда идти.

— От станции налево, по улице Зажиточной до конца, там будет мост через речку, и дальше через лес, там ещё мост, потом подниметесь на горку, там ещё один мост, и за ним — Потеряевка.

Поблагодарив бабушек за информацию, друзья собрались уходить.

— Подождите! — осенило вдруг Барабанова. — Давайте спросим, вдруг они знают эту колыбельную?

— Ещё один вопрос, уважаемые! Видите ли, мы собираем местный фольклор, так сказать, народные песни. Колыбельные особенно. Ну, вы ведь поёте внукам колыбельные?

— А как же! — обрадовались старушки и, не сговариваясь, затянули в унисон песню

«Бурановских бабушек»:

Пати фо эврибоди дэнс! Кам он энд дэнс!

Барабанов разочарованно махнул рукой.

— Всё ясно! До свидания, бабушки, дай вам бог здоровья!

Уходя, они слышали ехидный шёпот обиженных бабок:

— Девка-то, девка какая страшная! А мальчишка-то какой толстый!

— А мужик-то, мужик какой малахольный!

— А собака-то, собака какая грязная!

Слышать в свой адрес такие реплики было, безусловно, неприятно, но наши друзья никак на них не отреагировали, сохраняя чувство собственного достоинства, и это было правильно.

Пройдя по указанной вредными старушенциями улице до конца посёлка, Миша и его спутники остановились у старого деревянного моста через реку. Здесь кончалась асфальтовая дорога. Справа от моста красовался столб с табличкой, на которой было написано «р. Без Дна».

— Какое странное название! — изумлённо воскликнула Эра. — Река Без Дна! А на вид — просто ручеёк!

— Наверное, раньше, когда ей давали название, она была глубокая, а потом обмелела, — предположил Миша.

Они перешли через мост по шатающимся доскам. Дорога за мостом представляла собой едва видимую в траве колею.

— Предлагаю подкрепиться перед походом, — предложил Барабанов. — Наполним желудки и облегчим свои рюкзаки. Идти будет легче.

Никто не возражал. Они расположились на поваленном дереве у реки, под покрытой молодыми листочками ивой. Миша достал приготовленную мамой жареную курицу, остальные тоже выложили свои припасы. Не ел только зелёный пёс.

— Мне для питания достаточно солнечного света, — пояснил он. — Фотосинтез.

— Хорошо тебе, — позавидовал Барабанов. — Не надо думать о хлебе насущном. Вот бы всем так.

Подумав, он добавил:

— С другой стороны, не было бы стимула для творчества.

— Не хотите же вы сказать, Иван, что творите исключительно ради пропитания? — возразил Мох.

— И для пропитания тоже, — ответил грустно музыкант. — На голодный желудок не очень-то творится!

Миша подумал, что было бы неплохо, если бы и он мог питаться солнечным светом. Может быть, тогда он не весил бы так много. Тяжело вздохнув, он принялся за куриную ножку.

Утро выдалось чудесное. Солнце поднялось уже высоко, последние капли росы таяли под его лучами, превращаясь в лёгкий пар. Весело щебетали птицы, порхали бабочки. Всё вокруг дышало миром и покоем, наполняло душу восхитительным ощущением свободы и бесконечности пространства. Невозможно было поверить, что какой-то чокнутый мистер Апстарт намеревается разрушить эту божественную гармонию.

— Да! — мечтательно произнёс насытившийся курицей Барабанов. — Это впечатляет! Надо чаще бывать на природе! А ещё лучше — на природе жить. Тогда и вдохновение будет приходить постоянно. Вот я уже и новую песню сочинил. Расчехлив свою гитару, он ударил по струнам и заголосил:

Все, все, все

Рады весне!

Дрозд и сорока, заяц и ёж!

Эх, молодёжь!

Миша и Эра, как и в прошлый раз, поспешили заткнуть уши. Завывания Барабанова были просто невыносимы. Мох, напротив, выслушал новое сочинение певца с большим удовольствием.

— Да, именно так следует относиться к творчеству, — снова похвалил он Барабанова. — Долой стандарты и шаблоны! Оригинальность, собственное мировосприятие и — чувства, чувства!

Польщённый музыкант извлёк из кармана губную гармошку и ещё и в неё подудел. Он, наверное, пел бы и играл бесконечно, если бы не прервавшая «концерт» Эра.

— Нам пора идти!

Миша, подскочив как мячик, немедленно поддержал её.

— Что ж, друзья, поспешим! — согласился Мох, и они пошли по дороге к лесу. Барабанов умолк, но по пути всё же пытался насвистывать новые мелодии.

В лесу поначалу было светло и спокойно. Стройные ряды сосен возвышались вдоль дороги подобно колоннам сказочного дворца. Любопытные белки спускались по стволам вниз и следили за неожиданными посетителями этого дворца. С ветки на ветку перепархивали пёстрые красавицы-сойки. Красноголовый дятел от удивления перестал стучать по дереву и также наблюдал за путешественниками.

Мох, очевидно, почувствовал себя в своей стихии. Трансформировавшись в очень крупную зеленоватую белку-летягу, он, смешно распластавшись в воздухе, планировал от дерева к дереву на радость своим спутникам.

Так они дошли до второго моста, такого же ветхого, как и предыдущий. Возле моста также была табличка с надписью, правда, половина таблички была отломана, и от надписи осталось только «р. Без…»

— Это что, та же самая река? — удивилась Эра.

— Ну да, Без Дна, она самая. Это она так петляет, — пояснил Барабанов. — Нормальное явление. Хотя впечатляет…

Мише и Эре такой изгиб реки вовсе не казался обычным. Что-то странное было и в лесе, и в реке, да и вообще во всей этой заброшенной местности.

За вторым мостом дорога стала почти незаметной, а лес гуще и неприветливее. Стройные сосны исчезли, вместо них появились какие-то мрачные дубы с необъятными морщинистыми стволами, затем косматые непричёсанные ели. Средь бела дня стало темно и сумрачно, запахло грибами и сыростью. На душе у друзей становилось тревожно, и только Мох, превратившись в маленького резвого оленёнка, весело скакал по дороге, с наслаждением вдыхая ароматы леса.

— Ах, как хорошо! — радовался он. — Сколько здесь плесени! Просто чудо!

Лес тем временем стал совсем дремучим.

— Как бы нам не заблудиться! — с опаской сказала Эра. — Я не удивлюсь, если увижу здесь избушку бабы Яги. Может быть, вернёмся, пока не поздно?

— Не робейте, друзья! — весело воскликнул надышавшийся грибными запахами Мох. — Мы почти у цели!

Действительно, вскоре лес слегка поредел, и они вышли на возвышенность, откуда взору открылась панорама Потеряевки. Маленькие домики бестолково столпились под горой.

Чуть в стороне от деревни, подобно обглоданным рёбрам ископаемого ящера, белели поваленные колонны бывшей барской усадьбы, окружённые запущенным садом.

Что-то странное, неестественное было в деревенском пейзаже. Издалека невозможно было понять, что же здесь не так. Чтобы рассмотреть всё как следует, надо было подойти поближе, то есть спуститься к реке и перейти через третий мост, настолько ветхий, что ступать на него было по-настоящему страшно. Часть таблички у моста была также отломана, но теперь с другой стороны. От надписи осталось просто «…на».

Первым на мост ступил Мох, как самый лёгкий. Благополучно перейдя на другой берег, он, снова став собакой, приподнялся на задние лапы и махал ими, подбадривая своих спутников, не уверенных в прочности моста. Оказавшись вне точки пересечения трёх биополей, он на время утратил дар речи, поэтому изъяснялся жестами.

Медленно, держась за перила, через мост перебрался Барабанов.

— Ух! — вздохнул он с облегчением. — Ну, раз меня выдержал, то вас и подавно. Ведь я тяжелее всех.

«Как сказать!» — подумал про себя Миша.

Эра, взвизгивая от страха, бегом перебежала по шатающимся доскам.

Теперь была очередь Миши. Он осторожно ступил на мост. Доски под грузным телом заходили ходуном. Проковыляв кое-как пару метров, Миша остановился, чувствуя, что вот-вот рухнет вместе с прогнившим сооружением.

— Давай, давай, не бойся! — подбадривали его успешно перебравшиеся на твёрдую землю друзья.

«Легко вам говорить!» — подумал Миша, делая следующий шаг. Доска под ним затрещала. Мальчик весь покрылся холодным потом и не в силах был двинуться с места. Так он и стоял посередине моста, вцепившись в перила и зажмурившись.

— Давай, Миша, давай! — кричали Иван и Эра.

Миша, не открывая глаз, передвинул ногу вперёд. Гнилая доска сломалась, он провалился в образовавшуюся дыру и застрял там, упираясь локтями. Верхняя часть его упитанного тела находилась наверху, а ноги болтались под мостом.

— Помогите! — прошептал Миша. Выбраться самостоятельно не было никакой возможности. Подтянуться на руках, как сделал бы любой мало-мальски знакомый с физкультурой, у страдающего от ожирения мальчика не было сил.

При всей комичности положения друзьям было не до смеха. Надо было как-то вызволять неудачливого товарища. Но ступать на аварийный мост и вытаскивать Мишу из дыры никто не решался. Мост мог не выдержать такой нагрузки.

— Прыгай в воду! — посоветовал Барабанов. — Здесь неглубоко, потом высушишься.

Миша и рад был бы последовать его совету, но верхняя часть застряла между сломанных досок намертво. Побарахтавшись немного, он снова обречённо замер.

Мох, побегав взад вперёд по берегу, видимо, сообразил что-то и, трансформировав передние лапы в крылья, а задние — в руки, взлетел и, схватив Мишу за куртку, попытался вытащить его из провала. Сил на это у него не хватило, только куртка задралась, закрыв Мише лицо. Теперь ему ещё и дышать было тяжело.

— Э-эх, где наша не пропадала! — воскликнул Барабанов. — Девочка, отвернись!

Театрально сбросив с себя выходной костюм, он с диким воплем прыгнул в холодную воду и, подплыв под мост, попытался вытолкнуть Мишу снизу. Вдвоём с Мохом они слегка приподняли беднягу, но тут же вновь уронили. Ещё одна доска оторвалась и ударила Ивана по голове. Оглушённый, стуча зубами от холода, он с трудом выбрался на берег.

Оставив попытки вызволить Мишу, Мох подлетел к пострадавшему певцу и, превратившись в мах(мох!!!)ровое полотенце, начал растирать его собой. Вскоре Барабанов согрелся и перестал дрожать.

Приведя в порядок намокшего артиста, Мох снова преобразился в зелёную рукастую птицу с головой собаки и, жестом указав в сторону деревни, взмахнул крыльями и взмыл в воздух.

— Полетел за помощью! — понял Барабанов. — Миша, не волнуйся, сейчас приедут мужики на тракторе и вытащат тебя! Потерпи немного!

— Я терплю, — упавшим голосом произнёс Миша. Ему хотелось плакать. Путешествие только началось, а он уже успел оказаться в неловком положении из-за своего веса. Теперь все должны заниматься его спасением. Не лучше ли будет вернуться домой, чтобы не быть для друзей обузой?

Трансформирующийся пёс не возвращался довольно долго. Миша совсем уже отчаялся и упал духом. Что если деревенские жители испугались необычного облика Моха, и никто не придёт на помощь?! Барабанов и Эра, как могли, старались поддержать своего товарища, но сами тоже начали волноваться.

Вдруг со стороны деревни послышался звонкий лай, и к мосту подбежали одна за другой три собаки — две большие и одна маленькая, но очень злая. Барабанов вскочил на ноги и взял наизготовку гитару, готовясь отбиваться от собак. Эра в испуге спряталась за его спину. Мише деваться было некуда, поэтому он в ужасе закрыл глаза и приготовился быть съеденным.

Собаки, однако, вовсе не собирались нападать. Они аккуратно уселись возле моста, образовав треугольник, в центр которого приземлился прилетевший следом Мох. Став похожим на нормального пса, он начал лаять и подвывать, видимо, объясняя деревенским собакам что-то на их языке. Собаки слушали его внимательно, иногда вопросительно гавкая, затем все трое подошли к Мише.

Самая крупная и лохматая из них, по всей видимости, волкодав, обнажив свои ужасные жёлтые клыки, в мгновение ока обгрызла края доски вокруг Миши, после чего все трое, и с ними Мох, ухватив мальчика за одежду, выволокли его на берег.

От долгого пребывания в неподвижном положении у Миши онемели руки и ноги.

— Ты молодец! — похлопал его по плечу Барабанов. — Здорово держался!

Мох, оказавшийся в зоне пересечения биополей, снова обрёл дар речи.

— В деревне пусто, — сообщил он. — Никого, кроме этих собак. Знакомьтесь: Полкан, Баскервилей и Шварц.

Две большие собаки, метис овчарки Полкан и ужасный лохматый Баскервилей сдержанно кивнули головами, а маленький, похожий на чёрный шерстяной носок Шварц всем по очереди подал лапу.

Миша вскоре пришёл в себя, и вся компания в сопровождении собак направилась в деревню. Мох, приняв привычный для всех облик, бежал трусцой вместе с новыми четвероногими друзьями и оживлённо переговаривался с ними по-собачьи.

Потеряевка выглядела весьма странно. Какой-то необъяснимый катаклизм случился здесь. Дома, заборы, деревья — всё было искажено, несимметрично, как в кривом зеркале. Словно какой-то злой великан схватил деревню огромной рукой, измял как бумажный пакет, да и выбросил.

Друзья прошли по пустой изломанной улице, не веря своим глазам. Все были просто потрясены увиденным. Собаки нервно лаяли.

— Да… — протянул Барабанов. — Это впечатляет!

— Что здесь произошло? — не в силах скрыть волнение, воскликнула Эра.

Спокоен был только Мох.

— Полкан говорит, что надо у Седого спросить.

— Кто такой этот Седой?

— Хозяин Шварца. Пойдёмте к нему! Шварц, где вы живёте?

Маленький Шварц заметался из стороны в сторону, прошёлся на задних лапах и застыл столбиком посреди дороги, не желая идти домой.

— Он говорит, что хозяин сошёл с ума, и идти к нему не надо.

Друзья остановились в нерешительности.

— Что значит «сошёл с ума»? — испуганно спросила Эра. — Он что, может с топором на нас наброситься?

— В таком случае, ему нужна психиатрическая помощь! — резонно заметил Барабанов. — Но где же её взять?! Здесь даже мобильник не работает. И, насколько я понимаю, фельдшерского пункта тут тоже нет.

Собаки отрицательно замотали головами.

— Они говорят, — пояснил Мох, — что в деревне вообще никого не осталось, кроме этого Седого. Все жители давно в город перебрались.

— Как бы то ни было, мы должны помочь человеку! — решительно сказал Барабанов. — Всё-таки нас много, а он один. Надо пойти к нему и посмотреть, в чём там дело. Если что, скрутим и доставим куда следует. Вот в прошлом году Паша-Трюфель тоже попал…

Мох не дал ему договорить.

— Мне очень импонирует Ваша отзывчивость, Иван, — сказал он. — Я рад, что не ошибся в своём выборе. Надеюсь, остальные считают так же? Все готовы идти к Седому?

Хотя Мише и Эре не очень-то хотелось встречаться с деревенским психом, они, конечно же, поддержали Ивана. Похоже, против был только Шварц. Жалобно скуля, он, тем не менее, довёл их до своего дома, но внутрь не пошёл, забившись под искривлённое крыльцо.

Дом Седого, пожалуй, был самым искорёженным во всей деревне. Он был не просто перекошен, а как бы закручен винтом. Одна из комнат была даже вывернута наизнанку. Печная труба торчала из стены, как дуло пушки, а летний душ оказался на крыше.

Входная дверь, расположенная под углом в 45 градусов, была открыта.

Заходить в такую чудную избушку было небезопасно. Миша, ещё не вполне оправившийся после приключения на мосту, почувствовал, как ноги сами по себе начали прирастать к земле. Очень большая вероятность была застрять ещё и в этой постройке.

Но деваться было некуда. Набрав в лёгкие побольше воздуха, как бы готовясь нырнуть, Миша вслед за Барабановым и Мохом, принявшим на всякий случай облик небольшого, но грозного крокодила, шагнул на спиралеобразную лестницу. Эра держалась позади.

Понять планировку скрученного дома было невозможно, к тому же все окна были закрыты ставнями, и внутри было темно, как в погребе.

— Эй! — позвал Барабанов. — Здесь есть кто-нибудь?

Никто не отвечал, только в глубине тёмного коридора что-то звякнуло.

— Я чувствую запах жареной картошки! — воскликнул Мох, поводя длинной зелёной мордой. — О, эта русская картошка! Коронное блюдо бабушки Апстарта! Никто, нигде и никогда не приготовит её так, как в этих краях! Идите за мной! Кухня — там!

Преобразив в мгновение ока задние конечности в ноги кенгуру, он большими скачками поскакал вперёд. Друзья последовали за ним по тёмному лабиринту коридора.

Кухня в этом доме также казалась перевёрнутой с ног на голову. Печка лежала на боку, стол стоял под наклоном, уперевшись двумя ножками в стену, кастрюли и сковородки были разбросаны как попало, кухонные ножи воткнуты в потолок.

Хозяин дома, мужчина с густой седой шевелюрой, стоял у плиты и жарил картошку. На нём был цветастый фартук, надетый почему-то на спину и завязанный спереди.

— Здравствуйте! — обратился к Седому Барабанов, на всякий случай прикрывшись гитарой. Миша и Эра с опаской выглядывали из-за спины старшего товарища. Мох сгруппировался, готовый прикрыть друзей.

Хозяин обернулся. Вид его был весьма странен. На вполне обычном добродушном лице выделялся нос, перевёрнутый вверх ноздрями. На месте правой руки у него была левая, а на месте левой — правая, поэтому он держал их крест-накрест.

— Чему обязан? — спросил Седой, помешивая картошку то ли правой, то ли левой рукой. Казалось, он совсем не был удивлён неожиданным визитом.

Необычный вид Седого произвёл такое сильное впечатление на пришедших, что они даже не знали, что сказать.

— Мы, собственно говоря, прибыли в Потеряевку на экскурсию, — начал Мох. — Посмотреть ваш памятник архитектуры. Также интересуемся народными песнями — вот, автор-исполнитель у нас…

Искривлённый хозяин скрученного дома, кажется, нисколько не удивился говорящему лохматому крокодилу. Он продолжал помешивать картошку.

Мох помолчал немного и спросил прямо:

— Кажется, у Вас проблемы? Можем мы чем-нибудь помочь?

— Присаживайтесь, — пригласил гостей Седой. — Будем знакомы, я — Леонид Петрович Сырников, можно просто — дядя Лёня. Бывший профессор НИИПиВа, ныне — скромный сельский житель без определённых занятий.

Друзья по очереди представились. Дядя Лёня пожал руки всем по очереди своей то ли правой то ли левой, а руку Эры галантно поцеловал. Что касается предложения присесть, то оно оказалось весьма проблематичным, поскольку все табуретки висели вверх ногами под потолком. Пришлось кое-как примоститься на лежащем на полу старинном буфете. Странным образом находившиеся в поваленном буфете чашки и блюдца не разбились и не свалились в одну кучу, а аккуратно были расставлены по полкам, как бы приклеены к ним.

— Картошечку будете? — предложил Сырников, ставя сковородку на наклонённый стол. Запах, исходящий от сковородки, был таким аппетитным, что отказаться не было никакой возможности.

Леонид Петрович достал из перевёрнутого ящичка вилки, скрюченные самыми немыслимыми способами.

— Мне не надо, — отказался от вилки Мох, снова ставший милым пёсиком. — Мне достаточно запаха. Автотрофный тип питания, знаете ли…

— Понимаю, — кивнул бывший профессор. — В нашем институте тоже отдел такой был.

Он тяжело вздохнул перевёрнутым носом. Седые шелковистые брови от выдохнутого воздуха заколыхались, как степная трава на ветру.

— Закрыли наш институт. Прекратили финансирование. Никому более не интересны проблемы мироздания.

— А что за институт? — с неподдельным интересом спросил Мох.

— Научно-исследовательский институт пространства и времени. НИИПиВ. Флагман отечественной науки.

— И чем же Вы там занимались? — допытывался Мох.

Профессор с подозрением посмотрел на него.

— А Вы, случайно, не иностранный разведчик? Впрочем, какая теперь разница! ПВ-синхронизатор всё равно утерян!

Гости с интересом смотрели на Сырникова, ожидая более подробных объяснений.

Леонид Петрович был весьма рад такому вниманию. Ему просто необходимо было перед кем-то выговориться, независимо от того, могли ему помочь или нет.

Глава 4. РАССКАЗ СЕДОГО И ПРИЗНАНИЕ ШВАРЦА

— Лаборатория, которую я когда-то возглавлял, — начал свой рассказ Сырников, — занималась изучением природы времени и пространственно-временными связями. Как бы вам популярнее объяснить? Что мы знаем о времени? Собственно говоря, ничего! Время для нас — это просто некая данность, которая движется, и всё вокруг движется вместе с ним. Но какова сущность времени? Как оно устроено? Наши знания о пространстве уже довольно обширны, и постоянно растут. Мы изучили строение атома, заглянули в глубины космоса, открыли законы физики. Но о времени мы не имеем ни малейшего понятия. Как его охарактеризовать? Быть может, время вовсе не одномерно? Ведь оно, как и всё вокруг, материально, следовательно, состоит из элементарных частиц — ведь что есть старение, как не результат трения тела о частицы времени? — и, значит, никак не может быть одномерным. По меньшей мере, время трёхмерно. Но мы-то двигаемся только по одной из его осей координат, да ещё и только в одну сторону! Почему? В пространстве мы можем свободно перемещаться вверх, вниз, вперёд, назад, вправо, влево… А во времени? Только вперёд, причём движение это равномерно, мы не можем перепрыгнуть через отрезок времени, как, допустим, прыгаем через лужу.

— Вообще-то, согласно теории относительности, если двигаться со скоростью, близкой к скорости света…, — попытался возразить Мох, но Сырников перебил его.

— Согласно теории — да, конечно, но опять же — только в одном направлении, только вперёд! И только теоретически. Моя же работа носит практический характер.

— И, судя по всему, у Вас что-то получилось? — предположил Мох. Поскольку он и сам был связан с научными исследованиями, то, естественно, и понимал больше других.

— О да! — не без гордости произнёс профессор. — Мне и моим сотрудникам удалось эмпирическим путём доказать существование частиц времени и воздействовать на них посредством магнитных полей различной мощности. Результатом этих экспериментов стал ПВ-синхронизатор. С его помощью мы получили возможность перемещать подопытные объекты во времени, как вперёд, так и назад. Но секрет его устройства я вам не выдам. Тем более, среди вас находится иностранец.

— Так Вы создали наконец-то машину времени! — воскликнул Барабанов. — Ну ничего себе! Сначала зелёная собака-трансформер, а теперь этот самый синхронизатор! Где я и что со мной? Неужели это не галлюцинация? Миша, ущипни меня!

— Ну, на самом деле, не машина, а машинка, — скромно заметил профессор. — Портативный прибор с небольшим радиусом действия. После того, как мне пришлось покинуть институт, я не смирился и продолжил опыты здесь, вдали от цивилизации. Дом этот принадлежал когда-то моим родственникам. Я перевёз сюда кое-какое оборудование, всё, что смог спасти. Хотелось принести хоть какую-нибудь практическую пользу.

Сначала я искусственно обновлял старые вещи и состаривал новые, затем провёл несколько экспериментов на растениях, ускоряя и замедляя их рост, превращая росток обратно в семечко и наоборот. Потом переключился на Шварца, сделал его несколько раз щенком и несколько раз старым псом. Бедняга чуть было не умер! Потом обновил ветхие дома в деревне…

— Ничего себе обновили! — не удержался от реплики Барабанов.

— Потом я решил привести в порядок графскую усадьбу, — сделав вид, что не расслышал слов Ивана, продолжал профессор. — Хотелось спасти памятник архитектуры. И тут случилось то, что случилось. Я положил синхронизатор в центр бывшего графского дома, настроил его на минус сто лет и отошёл, как мне казалось, на безопасное расстояние. Расположившись у реки, я ждал результата. Всё шло прекрасно. Исчезли заросли терновника вокруг усадьбы, разбитые колонны на глазах начали подниматься, стены восстанавливались кирпичик за кирпичиком, стёкла заблестели в окнах и, вдруг — удар, гром, взрыв! Катастрофа! Меня отбросило в реку, а когда я выбрался, то был уже таким, каким вы меня видите сейчас. Усадьба рассыпалась в прах, и вся деревня, за исключением нескольких крайних домов, превратилась в безумный паноптикум. Наверное, заданная мощность оказалась слишком велика. Всё-таки сто лет — большой срок, раньше я не заходил так далеко. Уникальный прибор остался погребённым под развалинами, я пытался его найти, но одному перелопатить такое количество обломков не под силу. К тому же видите, что у меня с руками — не очень-то удобно держать шанцевый инструмент!

— Мы поможем! — предложил Миша. — Такое изобретение не должно пропасть!

— Сколько их уже пропало, — вздохнул Леонид Петрович.

— Не надо падать духом! Давайте лопаты, идём на раскопки.

Нормальную лопату, однако, оказалось не так легко найти.

— Идёмте в крайние дома, которые не пострадали! — сообразил Миша.

Они пошли в конец искривлённой улицы, где и правда уцелели два дома. Шварц бежал за ними, повизгивая и слегка покусывая за ноги, словно желая отговорить от этой затеи.

— Что это с ним? — спросила у Моха Эра. — Ты спроси его по-собачьи.

Мох, слегка трансформировав свою лапу, вложил пальцы в рот и громко свистнул. На свист примчались Баскервилей и Полкан. Отойдя с собаками в сторонку, Мох попытался что-то выяснить у Шварца, но безуспешно.

— Он говорит, что боится, что нас завалит обломками, хотя, по-моему, что-то скрывает. Надо будет понаблюдать за ним.

Найдя подходящие инструменты, друзья отправились в разрушенную усадьбу и трудились там до наступления темноты. Полкан и Баскервилей усердно помогали, разрывая завалы крепкими лапами. Вопреки ожиданиям, никаких следов синхронизатора найдено не было.

— Что ж, — сказал Мох. — Следует признать нашу поездку в Потеряевку неудачной. Никто здесь не живёт, поэтому и спеть ту самую колыбельную нам никто не сможет. Не знаю, чем ещё воздействовать на мистера Апстарта.

— Я ему спою про лебединую верность, — предложил Барабанов. — От этой песни все плачут. Особенно если пропустят рюмашку-другую.

— Мистер Апстарт — закоренелый холостяк, — возразил Мох. — И спиртного на дух не переносит!

— Тогда не знаю… — погрустнел музыкант.

Сырников предложил друзьям заночевать в своём доме, но найти в нём мало-мальски пригодную постель не представлялось возможным: всё было перевёрнуто и перекручено. Пришлось идти в один из непострадавших домов.

Эра устроилась в избе на старинной металлической кровати с провисшей сеткой, а Миша, Мох и Барабанов, прихватив лоскутное одеяло, из которого во все стороны торчали клочья ваты, полезли на чердак, где ещё сохранилось старое сено.

В открытую дверь чердака светила луна, деревенский воздух был свеж и тих, слышалось лишь кваканье лягушек, редкие крики ночных птиц, да заунывный вой собак, который скорее убаюкивал, чем раздражал.

Миша, удобно устроившись на одеяле, смотрел на мерцающие звёзды, которых не увидишь в городе, и удивлялся тому, как всё изменилось в его жизни. Все проблемы, которые были ещё вчера, исчезли. Школьные обиды и негодяй Затылкин с его мерзкими выходками — всё это осталось в другом мире. Новая реальность оказалась невероятной, фантастической, от всего происходящего и от предчувствия того, что ещё должно произойти, просто захватывало дух. Мише не верилось, что это происходит с ним наяву.

«Возможно, это просто сон, — подумал он, засыпая. — Завтра я проснусь, и всё будет как всегда…»

Иван Барабанов уже храпел вовсю. За ним и Миша засопел своим курносым носом.

Мох, который не нуждался в сне, так же как и в пище, подождал немного и, убедившись, что друзья крепко спят, преобразился в некое подобие обезьяны и очень быстро спустился вниз по лестнице.

Собаки — Шварц, Полкан и Баскервилей — сидели у реки и выли на луну. Мох бесшумно подобрался к ним сзади и, оказавшись на пересечении собачьих биополей, снова стал похожим на пса.

— Ну что, Шварц! — обратился он к малышу. — Признавайся, куда дел синхронизатор?!

Шварц вздрогнул от неожиданности, съёжился и трусливо завилял хвостом.

— Хозяин издевался надо мной, — жалобно заскулил он. — Проводил опыты. В дневник записывал. Мне ведь больно было. И согласия своего на такие эксперименты я не давал.

Из глаз собаки потекли слёзы.

— Понимаю, — сочувственно промолвил Мох. — Сам через это прошёл. Но прибор придётся отдать. Ты ведь не хочешь, чтобы дядя Лёня до конца жизни сморкался себе в глаза и ходил с перекрещенными руками, как маленькие лебеди в балете?

— Это моя месть, — улыбнувшись сквозь слёзы, гордо ответил Шварц.

— Это его месть! — поддержали товарища Полкан и Баскервилей.

— Но ты ведь уже отомстил, — продолжал увещевать пёсика Мох. — Пора проявить великодушие.

Конец ознакомительного фрагмента.