Мосты времени. Альманах

Татьяна Евгеньевна Помысова

Стихи и проза современных авторов на животрепещущие темы никого не оставят равнодушными и найдут своего читателя. Альманах серии «Живое авторское слово». [e-mail]

«Счастье — ангел с печальным лицом». Модильяни

Борису Зинкевичу

«…Он был учтив, но это не было следствием воспитания, а высоты его духа…

И часто, заслышав его шаги в сонной тишине улицы, я подходила к окну и сквозь жалюзи следила за его тенью, медлившей под моими окнами…» А. Ахматова

Санкт — Петербург. Академия

Город зажег ночные огни, Борис. Мы идем по улице Пестеля из рисовальных классов. Мы художники. Дневной свет померк, город зажигает уличные фонари. Огни везде. Они отражаются в Фонтанке, как в черном зеркале, они множатся. Мокрый асфальт светится цветными бликами. Лица людей освещены ночным светом, они улыбаются нам, потому что мы счастливы. Потому что мы очень молоды. Борис одет в черный, бархатный пиджак, он очень экстравагантен, он очень похож на молодого Модильяни. А собственно, Модильяни всегда останется только молодым. И грустно, и хорошо от этой мысли. Борис среднего роста, с «головой Антиноя»¹⁹. Он изящно сложен, обладает магнетическим мужским обаянием, именно поэтому, он так любим. Но это совершенно не важно. Борис, художник от Бога, он живописец. Он может написать гениально натюрморт тремя красками. Мы подходим к Литейному проспекту, вереница блестящих машин с зажженными фарами несется мимо нас по дороге

Что можно сказать о счастье? Это, когда ты хочешь обнять весь мир, когда ты растворяешься в нем, и чувствуешь его пульс, как свой. Вот дом Мурузи и Поэт приветствует нас, он смотрит в окно, он машет нам рукой. Потом разворачивается и уходит, читая картавым, певучим голосом свою поэму

«Ах, улыбнись, ах, улыбнись, во след махни рукой

Когда на миг все люди замолчат

Не далеко, за цинковой рекой

Твои шаги на целый мир звучат…»²⁰

Борис обнимает меня за плечи и целует в губы. Наши шаги звучат «на целый мир».

Париж. Улица Фальгьер, 14

Моди вышел из особняка дома Фальгьер, что расположился на пустыре Монпарнас. Сегодня весь день шел дождь, Моди с наслаждением вдохнул сырой воздух, «В дождь Париж расцветал, словно серая роза»²¹. Он остановился, и прислушался к шуму тяжелых капель. Затем, долго смотрел на бегущую по тротуару воду, и неожиданно для себя, запел итальянскую песню. Он был счастлив сегодня. Моди оглянулся на небольшой серый дом, в котором поселился не так давно. «Розовая вилла», подумал он, и улыбнулся. Да, когда — то она была розовой. Моди открыл большой, черный зонт и быстро пошел по направлению к бульвару Сен — Мишель. Он спешил к Анне. Эта русская была прекрасная и неожиданная, совсем непонятная для него. «Моя египтянка» — говорил Амедео, глядя на неё. Последние недели он неотступно думал о ней. Весь день, он работал над своей скульптурой. А когда взошло солнце, он снова принялся за дело. И «стук его молоточка был слышен в начале улицы»²². Его каменный портрет, смотрел с усмешкой на него миндалевидными глазами. Или так показалось ему? И ведь он не пил вина сегодня…

Эти каменные портреты, как наваждение. Высота. Его резец и кисть всегда стремились к высоте. Высота неба, высота духа. Она, его дева, его муза имела этот лик. В портрете все линии были мягкие и вытянутые, они были сжаты в одну форму, только короткие волосы, как ветер или крылья вырывались из этой замкнутой сферы. Солнце осветило портрет, и он изменился, как меняется человеческое лицо от падающего на него луча света. «Египтянка», — произнес Амедео. И каменное божество приоткрыло свои глаза. Он полил скульптуру водой, и смотрел, как капли стекают по лику. Амедео решил оставить работу. Он зашел в свою комнату. На столе стояла початая бутылка красного вина. Он налил себе большой бокал, посмотрел на его пурпурно — красный цвет. И залпом выпил. Он хотел придать себе уверенности. Моди подумал, что сегодня ничего не ел, он попросту забыл о еде. Ночью кашель не мучил его, и он чувствовал прилив сил. Пора. Она приехала, и она ждала его. А их встреча сияла для него рассветом чувств и вдохновения.

Санкт — Петербург. Осенний вечер

Мы идем по осеннему городу. Я, Борис и Подруга. Она заглядывает ему в лицо все время, как — будто ищет ответа. Влюблен ли он? А ответа нет. Все время нет. Кого может любить Борис? Только живопись он может любить. И никому этого не понять, кроме меня, я думаю. Потому, что я люблю Бориса и живопись одинаково. Я не делаю различия между ними совершенно. И Бориса я люблю так искренне, как жизнь, как этот город, как скажем, Амедео Модильяни. Я люблю его чистоту и бескомпромиссность. Он отчаянно честен и в жизни, и в своих работах. Художника можно любить только так. Мы в мастерской Бориса. Это вытянутая, прямоугольная комната, в углу стоит мольберт, на нем работа, написанная тремя красками, и гениально. Борис открывает бутылку красного вина и мы пьем его. О чем мы говорим? Бог весть о чем, мы очень молоды. Ни о чем. Но он знал всегда цель и смысл беседы. Я всегда только так думала о нем. Подруга в тот вечер смотрела неотрывно на его красивое лицо. Она осталась в его темной комнате. А я иду одна по улице. Я иду домой, навстречу блестящим ночным огням и своему будущему.

Париж. Кафе Ротонда

Он увидел Анну год назад. Женщина была совсем юная. Она имела высокий рост и хрупкое сложение. Лицо матовое, бледное, горбоносое. Огромные светлые глаза удивляли своей печалью и сосредоточенностью. Их представили друг другу приятели. Моди склонился и поцеловал её руку. А потом поднял прекрасную, кудрявую голову и заглянул в её очи навеки. В глазах Моди вспыхнули «золотые искры»²³, а их встреча была «Как укус звенящей осы»²⁴.

Анна прибыла в Париж с мужем в тот год. Амедео и русская виделись очень редко. После их встреч Моди писал ей в Петербург всю долгую зиму. — «Вы для меня, как наваждение…»²⁵ Через год она приехала. Анна здесь, его «царственная» и таинственная русская. Они условились о встрече. Моди сидел в кафе «Ротонда», ожидая её. Сегодня Моди был очень красив, он надел светлые, бархатные куртку и брюки, а темные, блестящие волосы зачесал назад. Его большие глаза с золотыми искрам, сияли. Он решил немного перекусить, потому что не помнил, когда ел в последний раз. Здесь были низкие цены, всего за десять су можно было поесть прекрасный луковый суп. А зимой, в кафе, прекрасно топили печи. Кафе «Ротонда» напоминало другие кафе Парижа. Днем, в «Ротонде», собирались разные люди. Клерки торопливо пили свой кофе, извозчики весело переговаривались, заходили случайные прохожие…

В глубине, за стойкой, находился небольшой зал. Вечером, здесь собирались художники, поэты, музыканты… Моди сидел за столиком у окна курил, и наблюдал за прохожими

Вот появилась она, Моди торопливо встал и пошел навстречу. Анна обняла его, погладила по голове, приговаривая, «У него печальное свойство, даже в сон мой вносить расстройство»²⁶. Амедео остановил её руку и поцеловал — Куда мы идем? — Спросила она. Моди улыбался, — мы идем ко мне. Он открыл большой, черный зонт, чтобы укрыть её от дождя. И они устремились по мокрому тротуару бульвара Монпарнас. Синий, плотный туман города как — будто поглотил их. В мастерской на улице Фальгьер, куда Амедео привел Анну, не было электричества. Они долго искали свечи. Моди торопливо зажигал спички.

«Три спички, зажженные ночью одна за другой

Первая — чтобы увидеть лицо твое все целиком

Вторая — чтобы увидеть твои глаза

Последняя — чтобы увидеть губы твои

И чтобы помнить все это, тебя обнимая потом, непроглядная темень кругом»²⁷.

Моди подошел, с зажженной спичкой, совсем близко к Анне и она ощутила его дыхание. Наконец, он нашел свечи. И когда свет их осветил комнату, Анна вздрогнула

Все стены были увешаны его холстами, они надвигались на неё со всей своей силой. Они показались ей огромными: портреты с напряженными, печальными глазами, большие обнаженные, белеющие длинным телом. Она взяла свечу и долго смотрела на картины — Так много работ за один год, — сказала она. Амедео отвечал, смотря на неё очень внимательно: «Приступы напряженнейшей энергии охватывают меня целиком. Но потом проходят. Что — то плодоносное зарождается во мне и требует от меня усилий»²⁸. «Прошлой зимой мне было так плохо, что я не мог думать о самом дорогом…»²⁹ — Ты думала обо мне все это время? — Он налил бокал красного вина и протянул ей. Анна отпили глоток из бокала и поставила его на стол. Затем, она подошла к Моди, положила руки к нему на плечи и поцеловала в губы долгим поцелуем любви.

Париж. Улица Фальгьер, 14

Утром Моди проснулся очень рано. Солнце уже встало. Анна спала, и он любовался ею. Он взял лист и провел линию, длинную линию её тела, уходящую ввысь, затем неожиданно остановил карандаш. Он нарисовал руки, подобные египетской богине Нут, он нарисовал их совершенно, как крылья. Правая рука была согнута в локте, на ней покоилась маленькая, темноволосая головка. Моди отточено изобразил горбатый нос, и наметил спокойные, закрытые глаза. Он нарисовал нежный живот и ноги, а потом, пунктиром девичью шею и грудь. Нут, огромная мать звезд, рождающая богов. — произнес Амедео, и отложил лист. Тогда Анна проснулась и открыла глаза.

Париж. Лувр

Через несколько дней они отправились в Лувр. Египетское искусство поражает меня, — говорил Моди. — Я хочу открыть для тебя новый мир, Анна. Посмотри на Большого сфинкса из розового гранита, как — будто ждал нас, все свои долгие годы. Взгляд каменного владыки обращен далеко, далеко. Только его большое львиное тело, с властной человечьей головой присутствуют здесь. Ты видишь, «Танисский сфинкс» все замечает и все видит вокруг. Он как — будто забрал силу божества. И я пытаюсь дать своей скульптуре дыхание и силу. Скоро я выставляю вещь у «Независимых», ты придешь взглянуть на неё. — говорил Амедео. — Здесь не стоит ничего смотреть, кроме Египта, «все остальное недостойно внимания»³⁰

Амедео стремительно переходил от одной скульптуры к другой. Он показывал Анне свои любимые вещи. — Эхнатон, Анна, а на этом рельефе, он с любимой женой. Они из песчаника. Какой теплый золотистый цвет, а здесь он имеёт цвет терракоты. «Все в искусстве должно стремиться к безукоризненности»³¹. — Как убрана его царица, Анна. Она похожа на тебя. Меня поражают эти божества. Они бродили по бесконечным залам Лувра, оставляя навек здесь свои легкие тени и души. Затем, Амедео, решил, что они пешком отправятся в Люксембургский сад. Прохожие улыбались, глядя на них. Они были очень молоды и счастливы. Анна, своей диковинной красотой производила сильное впечатление на людей. Моди радовался этому. Он бережно вел за руку подругу по улицам Парижа. А вокруг, город радостно гудел, как улей. Париж раскрывал свои объятия для них. Они дошли до Сены, и любовались быстрой рекой. Моди неожиданно сказал ей: «Париж меня вдохновляет, в Париже я несчастлив, но уж что верно, то верно — работать я могу только тут»³². Иногда, Анна говорила на чужом ему языке — Как жаль, что я не могу понять твои стихи на русском, — сокрушался Амедео. В саду они сидели на скамейке, и смотрели, как заходящее солнце отражается в воде фонтана. Моди положил голову Анне на колени, и она ласково гладила его темные волосы. Ночью, поздно, они брели по городу, лабиринтами улиц, в мелькании желтых огней, в шуме радостной и возбужденной толпы. Где — то в районе Пантеона, они с удивлением увидели за куполом, на фоне черного неба, огромный, желтый диск Луны.

Париж. Улица Фальгьер, 14

Днем, в мастерской было немного темно, и Моди зажег свечи. Он смотрел на женский портрет с лунным диском на голове, который лежал на столе. Затем он скомкал рисунок, и достал новый лист. Он выбрал изящный карандаш с мягким грифелем, и наметил карандашом женскую голову с короткой, черной челкой и таинственными очами. В них странно отразились доброта и гордость. И линией, которая шла где — то из его солнечного сплетения, он нарисовал длинное тело прекрасной женщины. Анна сидела напротив Моди на кушетке. Она не позировала, просто читала книгу. Анна подняла голову, улыбнулась, и посмотрела на Моди глазами «Танисского божества».

Петербург. Мастерская художника

За окном мастерской можно было увидеть вечерний город. Улицу освещали неяркие фонари. Борис стоял у окна, и смотрел на темный пейзаж за стеклом; на тусклые огни небольших окон, которые поблескивали с надеждой, на мокрый и блестящий асфальт. А ветер гнал и гнал серые облака по темному небу. Борис увидел темную, женскую тень, «медлившую под его окнами»³³. Тоненькая женщина замерла, глядя в его окна. Она увидела Бориса. Он недолго смотрел на неё, затем развернулся и ушел в комнату. Там, на кушетке, расположилась обнаженная длинноволосая натурщица. Она сверкала белым, длинным телом. Зеленые, острые глаза были обращены на Бориса. Но вскоре, ей пришлось опять принять позу, которую желал художник; Женщина на его картине сидела спиной к зрителю. На холсте, ослепительно белая, молодая женщина убирала свои рыжие волосы. Она была окружена бело — розовым воздухом так, как — будто этот воздух и соткал её. На уровне золотисто — рыжей головы, восходило Солнце, цвета её волос. Он решил, что назовет свою картину «Утро».

Утро

Анна стояла у окна своей Петербургской квартиры, и смотрела на случайных прохожих. Она поинтересовалась у горничной, не было ли писем сегодня. Анна не получала писем от Моди. Он написал ей только одно письмо, но оно не дошло до адресата.

«…Вот так же и сердце мое исчезнет

И вся моя кровь из меня уйдет

Тебя разыскивать сердце станет

Моя любимая, моя красивая

И там, где ты будешь, тебя найдет»³⁴

Зоя Вифлеемская. Рождественская притча для взрослых

Зоя слыла одной из самых красивых женщин города Вифлеема. Слава о красоте Зои, о свободе её нравов простиралась до самого Иерусалима.

Сегодня красавице снился странный, необычный сон: самая большая комната её роскошного дома неожиданно наполнилась птицами. Такие небольшие птички, похожие на соловьёв. Она их ловит, но не может поймать. Столько птичьего гомона и пения. И она решила отправиться к старой гадалке, которая жила на соседней улице. Но её планы разрушил Михаэль, новый любовник Зои, молодой и горячий. Отец Михаэля, Натан, имел богатый торговый дом, много слуг и репутацию хорошего купца. Он знал Зою и всего лишь два года назад бывал частым гостем в её доме. Но теперь сын был страстно увлечён ветреной красавицей. Михаэль обнимал сильными руками тонкий стан Зои и шептал сладкие речи:

— Ах, моя красавица! Ты и святого можешь ввести в грех. Как хороши твои золотые кудри и чёрные глаза. Я отдал бы все царства мира за твои ласки. Отец недоволен нашими свиданиями. Он никогда не допустит свадьбы, но я не могу дышать без тебя. Не гони меня сегодня.

— Какая свадьба, мой дорогой мальчик. Но… Я жду гостей этим вечером, и если ты будешь скромен и спокоен, я разрешу тебе остаться, — молвила Зоя, смотря с насмешкой на молодого человека. Она отдала распоряжения слугам по поводу предстоящего праздника и удалилась принимать ванну, приводить себя в порядок к приходу гостей. Михаэль остался в большой гостиной и скучал, ожидая её. Когда Зоя наконец вышла к нетерпеливому любовнику, он пал ниц перед ней. Она надела платье пурпурно-красного цвета, c широкой юбкой и очень глубоким вырезом, а небрежно одетая накидка цвета слоновой кости, застёгнутая на одном плече драгоценной брошью, подчёркивала красоту красного шёлка. Многочисленные золотые украшения сверкали на точёной шее и руках кокетки. А на голове сияла диадема, подарок отца Михаэля, Натана.

Сегодня в дом Зои пришло много гостей. Прибыл Александр и его возлюбленная Зиссель, сладкая, так переводилось имя подруги Зои и так называл её любовник. Александр был владельцем многочисленных рыбных лавок в Вифлееме. Он имел жену и троих детей. Но любил проводить время с юной любовницей, эта пара часто посещала дом ветреной Зои. Также в этот вечер дом гостеприимной хозяйки посетили: хмурый писарь из суда Ашер и бледная рыжеволосая красавица Лея. Зоя заметила на пальце подруги кольцо с огромным изумрудом, глаза её сверкнули завистью. У неё никогда не было такого изумруда. Она наклонилась к уху Леи и шепнула:

— Продай мне этот камень, я дорого тебе заплачу за него. Лея засмеялась, голос её был низким и глубокий. Подумав только минуту, она произнесла:

— Я согласна. Это только бездушный камень. Я отдам деньги своей матери, она совсем выбилась из сил, поднимая братьев.

Зоя осталась довольна ответом и решила, что Михаэль подарит ей это кольцо, если же он не достанет всей суммы, она обратится к Натану.

Неожиданно на пороге появился Гавриэль, он был начальником стражи. Зоя побаивалась его, он был нечастым гостем в её доме. Но она никогда не отказывала ему в свиданиях, боясь его гнева. И потом, она должна была иметь защитника, имеющего власть.

Много, много гостей сегодня пришли в богатый дом Зои. Подавались роскошные кушанья, музыканты играли нежную музыку. Ближе к полуночи пришли лучшие танцовщицы Вифлеема, чтобы усладить своими плясками капризную публику. Зоя в тот вечер выпила много красного молодого вина. Голова её кружилась, она встала вдруг со своего трона, иначе нельзя было назвать роскошное кресло в центре стола, и закружилась в танце. Зоя сбросила богатую накидку и оказалась полуобнаженной в своём красном прозрачном платье.

— Ты царица праздника, ты самая прекрасная женщина Вифлеема, шептал влюблённый Михаэль.

— Ты соблазнишь любого мужчину, кроме святого Мартиниана! — вторили гости…

Зоя, раскрасневшаяся от танца, блистая чёрными лукавыми глазами, садилась в своё роскошное кресло.

— Кто этот Мартиниан? — говорила она, ловя восхищённые взгляды мужчин.

— Преподобный Мартиниан, гордость Кесари Палестинской, он славен своими подвигами во имя Бога. И ещё он имеет благодатный дар исцелять людей. Живёт в пустыне, недалеко от города. Он вылечил моего сына, — сурово молвил Гавриэль, с укором глядя на кокетку.

Но разгорячённая Зоя не унималась:

— Я не знаю мужчины, способного устоять передо мной. Я готова биться об заклад, что соблазню его.

Гости встали с мест, приветствуя вызов хозяйки. И только немногие отвернулись, эти слова Зои вызвали их гнев. Праздник подходил к концу, гости покидали гостеприимный дом. В ту ночь молодой Михаэль остался в доме красавицы. Рано утром Зоя быстро оделась и отправилась в дом к старой гадалке, на соседнюю улицу. Её никак не оставляли мысли об увиденном накануне сне.

Геула

Старая Геула встала ни свет ни заря, как многие люди в её возрасте. Она жила в большом светлом доме в центре Вифлеема с младшей дочерью и внуками. Геула неспешно готовила еду во дворе. Это был цимес, блюдо было почти готово, оставалось только добавить чернослив и изюм. Геула вздрогнула, услышав громкий стук в ворота своего дома. Но быстро успокоилась и побежала открывать двери незваному гостю.

— Кто здесь? — тревожно спросила гадалка.

— Не бойся, это я, твоя Зоя. Открой мне, — ответил ей нежный голосок. Геула с радостью распахнула дверь.

— Ты стала ещё прекраснее, совсем большая. А я помню тебя крошкой. Как жаль, что твоя бедная мама не видит тебя сейчас, — приговаривала гадалка, ласково гладя девушку. Зоя любила Геулу всем сердцем. Гадалка помогала бедной матери Зои растить дочь. Кармель, так звали маму Зои. Она рано потеряла мужа и осталась совсем без средств, одна, с маленькой дочкой на руках. Кармель занималась подённой работой, но никак не могла свести концы с концами. Дочь свою она оставляла с детьми Геулы, и девочка привыкла к ним, как к братьям и сёстрам. Зоя всегда была сыта и одета благодаря доброте Геулы и любила её необыкновенно. Гадалку ещё тогда, когда Зоя была совсем маленькой, поразила необыкновенная красота девочки. Но самое главное, она очень давно знала, что эта крошка избрана Богом для некого высокого замысла.

Кармель прожила совсем короткую жизнь, она заболела от тоски по мужу, её даже не радовала красавица-дочь. Да и непосильный труд сломил её. Она недолго болела…

Зоя осталась на попечении семьи Геулы, ей тогда исполнилось только десять лет. В пятнадцать лет Зоя превратилась в совершенную красавицу. И тогда к ней посватался старый Акива. Геула уговаривала Зою выйти замуж за него, но та была непреклонна. Акива был небогат, у него была только одна служанка. Да и его две лавки не приносили больших доходов. Зое же хотелось всего, роскошный дом, наполненный слугами, дорогие украшения и одежду из тонкого шёлка. Её выбор пал на Натана, самого богатого человека Вифлеема. Она стала его любовницей и он выполнил все условия своей юной возлюбленной. И Зоя поселилась в своём огромном доме в центре города. Геула горевала о выборе своей любимицы, но не пошла против воли Зои. Порядочные женщины Вифлеема презирали Зою, отворачивались от неё и плевали ей вслед. Но мужчины, многие из которых были их мужья, боготворили её. Зоя баловала старую Геулу, свою приёмную мать, деньгами и дорогими подарками, она одевала и обувала своих приёмных сестёр. Зоя имела доброе и благодарное сердце. Но свою любовь к людям она прятала очень далеко, в самые дальние тайники своего сердца. И только старая гадалка знала, что Зоя отдаст всё своё богатство и даже жизнь за Геулу и её семью. Зоя обнимала гадалку, смотря на неё с нежностью и заботой:

— Я принесла тебе деньги на свадьбу твоей внучки. Возьми, это от души. Я хочу, чтобы Эстер была счастлива и запомнила свою свадьбу на всю жизнь. Она любит своего будущего мужа?

Геула кивнула в ответ:

— Я знаю это, вижу, как сияют её глаза. Она спит? Хотела бы увидеть её и обнять. Рядом с Эстер я тоже начинаю себя чувствовать счастливой, — продолжала Зоя.

— Разве ты не счастлива, моя девочка? Ты красива и богата. Геула внимательно смотрела в глаза Зои.

— Нет, я несчастлива, моя Геула. Печаль поедает меня изнутри. Я не радуюсь больше моей власти над мужчинами, мне скучно перебирать мои драгоценности. Вот кольцо с изумрудом, его купил мне вчера мой любовник. Но я любовалась им одну только ночь. Возьми его и подари Эстер от меня на свадьбу. Не бойся, этот подарок от чистого сердца. Вы моя семья, для кого все мои богатства? Всё достанется твоим детям.

Я не знаю, почему. Но уверена, что не найду счастья в этой жизни. Только сейчас я стала задумываться, зачем мне Бог подарил жизнь. И потом, этот странный сон. Мне снилось, что вся моя комната наполнилась птицами, похожими на соловьёв, я ловлю их и не могу поймать. Но одна птица затрепетала в моей руке, и я почувствовала, как бьётся её маленькое сердечко. Птицы исчезли вдруг, и комната осветилась вся светом, таким ярким, но он не слепил и не грел… Этот свет вызвал мой восторг. И из света соткалась фигура мужчины, и не то чтобы он огромен был, но я себе песчинкой показалась. Ничего он не говорил мне, только смотрел, и взгляд его длился то ли один миг, то ли всю мою жизнь. Но так мне хорошо сделалось, как будто меня увидели и призвали. Скажи мне, что делать?

А тут ещё этот спор. Сегодня еду посмотреть на Мартиниана. И Михаэль меня будет сопровождать.

Старая Геула внимательно выслушала свою любимицу. Затем, нежно гладя по волосам, произнесла:

— Не бойся, моя хорошая. Вот и сбывается твоя судьба. А я уже отчаялась ждать этого дня. Это Бог тебя призывает на служение.

— Какой Бог? Геула, мама. Я грешница. И еду с плохими мыслями.

— Готовься к встрече с Мартинианом. Пути Господа нашего неисповедимы.

Путники

Зоя спешила домой, она почти бежала. Старая Геула, её приёмная мать, утешила её немного. Но сердце всё время ныло от какой-то непонятной тоски.

Придя в свой дом, Зоя отдала распоряжение не беспокоить её. Она позвала только свою любимую служанку Дину и велела ей принести тёплый старый плащ, причём добавила, что одежда эта должна быть бедной и ветхой. Дина удивилась, но не посмела спросить хозяйку о назначении такого наряда.

— И ты придёшь ко мне вечером, когда стемнеет, чтобы помочь одеться к свиданию. Принеси мне моё любимое белое платье, вышитое золотом и украшения из бирюзы. И никому в доме ни слова, проболтаешься, накажу. Не делай удивлённое лицо.

— Я никогда не подведу тебя, — ответила служанка с улыбкой. Дина была старше хозяйки всего лишь на десять лет. Но относилась к ней с материнской нежностью. Несколько лет назад Зоя спасла семью Дины от позора. Она выкупила все долги их и дала работу в своём доме.

Когда солнце ушло за горизонт и на улицах города стемнело, к дому Зои подъехал всадник. Он был на, вороном коне, под уздцы он вёл белую лошадь.

Из дома вышла женщина, закутанная с ног до головы в старый нищенский плащ.

— Михаэль, помоги мне взобраться на лошадь. Ну что ты медлишь? Это я, Зоя, — раздался нежный и властный голос возлюбленной Михаэля. Он торопливо спрыгнул с лошади, поднял Зою на руки и стал усаживать свою драгоценную ношу на белую кобылу.

— Какой ты неловкий, Михаэль, — ворчала недовольно красавица. Из дома неожиданно вышла Дина. Она припала к ногам Зои и тихо запричитала:

— Я увижу тебя, моя хозяйка? Сердце моё полно тоски.

— Не плачь, Дина, я не оставлю тебя без моей заботы. Смотри за домом. Ты за старшую остаёшься. Зоя кивнула Михаэлю, они тронулись, путники направлялись к жилищу Мартиниана. Зоя и Михаэль продвигались по городу медленно, внимательно вглядывались в лица людей, они рассматривали дома горожан, лавки, харчевни…

Вот показался дом Геулы.

— Мама, наверное, ещё не спит, всё хлопочет, — с неж-ностью подумала Зоя. Воспоминания детства нахлынули на неё. И такая печаль охватила. Подобные чувства возникали в ней всегда перед прощанием с любимыми людьми. Но она справилась с собой, отвернулась от дома и продолжала свой путь.

Они миновали городские ворота, оказавшись в старых садах Вифлеема. Вечер был ясный, свежий ветер с востока принёс долгожданную прохладу. Деревья выделялись тёмными силуэтами на фоне звёздного неба. Звёзд на небосводе высыпало такое количество, что кружилась голова при взгляде на них.

Михаэль остановил лошадь, спрыгнул с неё. Затем подошёл к Зое и обнял её колени.

— Нет, Михаэль, не сейчас. В путь, — сказала она, при-стально вглядываясь в его лицо. Михаэль нехотя уселся на свою лошадь, они продолжали своё шествие по ночному саду под яркими звёздами. Вот и сады остались позади, два одиноких всадника шествовали по пустыне.

— Михаэль, что за звезда светит так ярко? — спросила Зоя.

— Её называют звездой Бетельгейзе. Она одна из самых ярких на ночном небе. Посмотри, она красная, — молвил Михаэль и пустился в рассказ о звёздах. Он долго и вдох — новенно говорил своей возлюбленной о далёких светилах, о их путях.

— Я ничего не знаю о тебе, Михаэль, как много ты знаешь. Как красиво и складно ты говоришь. А я только немного умею писать и читать благодаря Геуле. Я ничего не знаю о мире.

— Мы приехали, как быстро летит время с тобой. Я не успел насладиться нашей прогулкой, — неожиданно молвил Михаэль. Путники увидели скромную хижину и горящий костёр невдалеке от неё.

— Ты должен меня оставить на время здесь. Завтра, на рассвете, ты придёшь за мной, — сказала она голосом госпожи.

Михаэль бережно снял Зою с лошади, затем запрыгнул на своего коня, чёрного, как вороново крыло, и не оглядываясь поскакал прочь от этого места.

— Какой горячий! — усмехнулась Зоя. И медленно, закутываясь в свой ветхий плащ, она пошла к жилищу Мартиниана.

У костра, присев на корточки, сидел мужчина. Он увидел путницу не сразу. Но вдруг неожиданно поднялся во весь рост, почувствовав присутствие гостьи. Мартиниан был очень высок ростом. Имел светлые кудрявые волосы, слегка тронутые сединой. Черты лица его были правильные и гармоничные. Но Зою поразили его глаза, необыкновенно светлые и кроткие. Она не могла оторваться от них. Никогда ни один мужчина не вызывал такой восторг в ней, как Мартиниан.

— Такими бывают ангелы, — подумала она и продолжила свой обман.

— Я одинокая путница. И прошу быть милосердным ко мне. Мне страшно одной на тёмной дороге. Не мог бы ты дать мне кров и немного хлеба в эту ночь?

— Садись у костра, путница, утоли свою жажду и голод. Ты можешь положиться на мою помощь и защиту, — сказал Мартиниан. Зоя расположилась у костра, кутаясь в свой нищенский плащ. Она стала рассказывать Мартиниану о своём сиротском детстве, о Геуле и сестрах.

Он внимательно слушал, смотря своими светлыми глазами на Зою. Она вся согрелась от этого взгляда, ей давно так хорошо не было в обществе человека. Но ещё одно чувство поразило её. Она никогда так сильно не желала мужчину. Неожиданно для себя она поднялась и скинула свой плащ. Зоя сняла гребень и тряхнула своими золотисто-рыжими кудрями и они заструились до самой земли.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

19

Анна Ахматова

20

Иосиф Бродский

21

Максимилиан Волошин

22

Анна Ахматова

23

Анна Ахматова

24

Анна Ахматова

25

Амедео Модильяни

26

Анна Ахматова

27

Максимилиан Волошин

28

Амедео Модильяни

29

Анна Ахматова

30

Анна Ахматова

31

Амедео Модильяни

32

Амедео Модильяни

33

Анна Ахматова

34

Жак Превер