Лунная дорога. Часть 1

Татьяна Герцик, 2019

Как все непросто в этой жизни! Сложные отношения родителей оставляют в душах детей боязнь предательства и измены. А так хочется, чтоб любовь была настоящей, крепкой и счастливой, но все получается вовсе не так, как мечталось…

Глава вторая

День начался сумбурно. Сначала позвонила с работы мама узнать, как мои дела, а на часах еще и девяти не было. Я ответила ей, не открывая глаз, и тут же снова заснула. Потом позвонил папа с таким же вопросом. Потом Инка сподобилась дорассказать мне то, о чем забыла сказать вчера. Пришлось молча выслушать, хотя хотелось ругаться во весь голос.

В результате в десять часов я в несколько взбудораженном состоянии выползла во двор и тут же была атакована вчерашней четверкой мушкетеров, ожидающих меня перед нашим участком.

Председательствовал, естественно, Вадим, старательно изображающий из себя мудрого Атоса. Он стоял перед калиткой в черной майке и черных обрезанных джинсах. Высокий, стройный, сероглазый, с рельефной мускулатурой. Если смотреть непредвзято, то вполне комильфо. Симпатичный такой. Но все равно мне не нравился.

Позевывая во весь рот, нехотя поплелась к калитке. Открывать не стала — вот еще. С них станется ко мне с обнимашками лезть, типа в знак приветствия, оно мне надо? Я вообще не люблю, когда ко мне прикасаются чужие руки.

— Привет, чего такая заспанная? Небось до утра в интернете сидела? — подозрительно осведомился Вадька, непочтительно разглядывая мою помятую физиономию.

— Почти, — не стану же я говорить, что слушала повесть о великой любви, пятой на день? Утрирую, конечно, но Инка в самом деле уж слишком часто влюбляется. На мой пристрастный взгляд, можно бы и пореже.

— Ладно. Дело твое. Мы вот для чего пришли, — Вадька поморщился и ткнул кулаком в бок Сергея. — Лучше ты скажи, а то мне в этой тупой авантюре участвовать вовсе не хочется.

— Вот так всегда! — пожаловался Серега, скорчив жалостливую мину и потирая пострадавший бок. — Как что потруднее, так сразу на меня перекладывает.

— Можем отказаться, — тут же деловито взбодрился Вадька. — Мне это дельце с самого начала не нравилось.

— А что тебе конкретно не нравилось с самого начала? — я одним глазком алчно поглядывала на плантацию земляники, манившую красными бочками из-под темно-зеленых листьев. Есть хочу. Вот уйдут сейчас эти обалдуи, я наберу полную корзинку и как наверну со взбитыми сливками…

Домечтать мне не дали. Серега тут же возопил не своим голосом:

— Ленка сегодня под утро домой приползла! До одури обалдевшая! По уши в этой так называемой любви! — и прагматично, будто торговался на рынке из-за ведра картошки, добавил: — Так что в игру тебе нужно вступать немедленно! Лучше всего прямо сегодня!

Я была невыспавшаяся, голодная, и, соответственно, злая. А кто бы на моем месте был добрым? Покажите мне этого альтруиста, я его сфотографирую и фото в рамочке на стенку повешу. С поучительной подписью «такие долго не живут».

Разговаривать мне ни с кем не хотелось, единственной насущной потребностью было даже не поесть, а пожрать, для чего надо было поскорее избавиться от этих шумных оглоедов.

— Что я должна делать? Быстро, конкретно и по существу! — да, я могу быть строгой, когда меня вынуждают.

Парни сразу по-солдатски подтянулись и отрапортовали:

— Делаем так. Сегодня в деревенском клубе танцы. Мы приходим и тихонько садимся в сторонке. А потом появляешься ты. В самом расцвете своей неземной красоты.

— Это как? — я что-то не слишком представляла, как можно появиться в этом самом расцвете.

— В платье, значит, коротком, — уточнил Сашка. Он из мушкетеров больше всех в женской красоте разбирался. Даже блондинку от шатенки отличить умел. — Чтоб ножки хорошо были видны. Они у тебя обалденные. Ни один нормальный парень не устоит. И можешь даже ресницы нарастить. Чтоб уж наверняка.

Это он зря. Если я ресницы наращу, они мне щеку задевать будут и смотреть мешать. Проходили уже. Так что сказала я одно:

— Я в джинсах приду, вот еще, в платье! И краситься не собираюсь. И вообще это будет рекогносцировка, то бишь ориентирование на местности, кто не знает. А вот потом уж я буду действовать по обстоятельствам. И, честно говоря, не верю я в вашу затею. На танцах наверняка девчонки будут куда красивее меня и при полном параде. Этот ваш Красовский на меня и не взглянет.

Парни посмотрели на меня как-то странно. С непонятным сочувствием. Так на неизлечимо больных смотрят. Или на безнадежных придурков.

— Ладно, встречаемся здесь в семь вечера и едем в деревню, — решил за всех Сашка. — Там и увидим, взглянет он на тебя или нет.

Я повернулась к дому, прощально махнув им рукой. Взяла корзинку, набрала ягод, навернула их с горой взбитых сливок, и на душе враз полегчало. Давно заметила, как улучшает настроение вкусная еда. Не сказать, чтоб я уж очень любила поесть, но вкус к хорошей еде у меня есть.

Я не буду жевать что попало, лучше подожду, когда появится что-нибудь повкуснее. Потому я и не люблю разные там кафешки дешевые и магазинные салатики. Понятно, что туда неликвид разный идет. У домашних блюд, изготовленных из свежих ингредиентов, вкус абсолютно другой.

И вот уже в добром расположении духа собрала ведро все той же земляники, у нас хороший старый сорт «Лорд», вымыла, засыпала сахаром и поставила настаиваться. Завтра сварю. Я помню, как это все делала бабушка. Это вовсе не трудно, если делать с любовью.

Около семи пошла в свою комнату, открыла плательный шкаф и задумалась. Что надеть на деревенские танцульки? В джинсах, как я сгоряча пообещала парням, я испекусь, жара на улице, а танцы наверняка будут на летней танцплощадке, дождя ведь не предвидится.

Ладно, пойду в сарафане, как и велено. Голубой с белыми ромашками, с широкими бретельками, он выглядит вполне прилично, для деревенской танцплощадки сойдет. Правда, не короткий, до середины колена, так что Сашка будет недоволен, но я никого соблазнять не собираюсь. Обойдется без моих колдовских чар этот местный Казанова.

Белые босоножки на низком каблуке тоже вполне уместны. И танцевать в них удобно, и удирать, ежели что. Хотя удирать, я надеюсь, мне не придется. Не зря же там мои охранники присутствовать будут.

Без пятнадцати семь приехали родители и застали меня уже в полном параде: в сарафане, босоножках и с собранными в высокий хвост волосами.

— Ого, смерть окрестным мужикам! — удивленно присвистнул отец. — Куда собралась?

— На танцы в деревню, — по моему кислому тону было понятно, что я не очень-то жажду туда попасть.

— Тебя встретить? — папа всегда очень ответственно подходит к исполнению родительских обязанностей. — Во сколько?

— Мы всей компашкой идем. Так что не надо. В одиннадцать буду дома. Обещали проводить.

— Я в твои годы до утра гуляла, — мечтательно протянула моя сверхромантично настроенная мамулька. — А…

— А твой отец за тобой по кустам с берданкой ползал? — прервал ее радужные воспоминания недовольный отец. — Так у меня берданки нет. Хотя, как я понимаю, пора бы ее и завести.

Мама мелодично рассмеялась.

— Все поняла, исправляюсь, — строгим тоном мне: — В общем, так: от своих парней не отходить, ни с кем чужим не знакомиться, тем паче не гулять, в одиннадцать быть дома как штык! — и уже отцу: — Я все правильно сказала?

Он величественно кивнул головой.

— Да. У тебя порой бывают светлые моменты.

Папа с мамой по-дружески подкалывали друг друга, пока не появились парни на двух байках, «Судзуки» Вадьки и «Хонде» Данила. Они не видели родителей, изображая лихих каскадеров и обгоняя друг друга на задних колесах. Но лишь увидев, что я не одна, тут же скинули скорость и подъехали уже чинно-благородно.

Катили они по двое на каждом байке. Интересно, а меня куда усадить решили? Это из серии «третьим будешь»?

Остановившись у калитки, дружно поздоровались с родителями. Сидевший за спиной Вадьки Серега безропотно пересел третьим к Данилу. Вадька протянул мне шлем — пришлось напялить. Представила, как глупо выгляжу сейчас с этой нахлобучкой на голове, и хихикнула. Ладно, мы с парнями дружим с незапамятных времен, так что они меня еще и не в таком дурацком прикиде видали.

— Ехать осторожно, не гонять! — сердито наказал Вадьке мой строгий папочка.

Мама согласно покивала головой.

— Да когда это я гонял, дядя Антон! — нарочито возмутился Вадим. — Я всегда езжу осторожно.

— Конечно, конечно, — согласился с ним мой мудрый папа. — Недаром это у тебя всего-то третий мотоцикл за третий год. Умеешь ты бережно к вверенному тебе имуществу относиться.

— А это не моя вина, — не остался в долгу Вадька. — Сейчас все такое. Непрочное. Вот холодильник мы дома тоже третий за три года меняем, но я-то на нем не езжу! И даже заглядываю в него редко.

На это папа не нашелся, что ответить, и мы быстро рванули с места. Вадька гоняет только так, но со мной он ездит осторожно, хотя мне всегда хочется почувствовать — каково это, когда ветер бьет в лицо.

Но теперь мы тащились со скоростью резвой улитки. Троица на одном мотоцикле давно нас обогнала и скрылась из виду. Слегка повернувшись ко мне, Вадька прокричал:

— Ты же в джинсах пойти хотела! Передумала? Если б я знал, что ты в платье будешь, то машину бы взял.

Я спокойно ответила:

— В джинсах жарко. В сарафане куда прохладнее.

Хотя на заднем сидении мотоцикла ехать в платье не комильфо, это факт. Пышный подол раздувало ветром, оголяя ноги по самое не хочу. И как я ни пыталась заправить подол поплотнее, ничего не получалось. Вадька косился на мои голые колени, но вождение байка не способствовала проявлению нежных чувств. Впрочем, демонстрировать кому попало мои голые ноги ему тоже не хотелось.

Видимо, именно поэтому мы подъехали на стоянку возле танцплощадки на невероятно низкой скорости. Остановившись подле уже пустого мотоцикла Данилы, Вадька быстро спрыгнул с сидения, повернулся и снял меня. Я даже ногу поднять не успела. Слегка прижал к себе, но, ориентируясь на мои угрожающе сведенные брови, со вздохом поставил на утоптанную землю.

Отдала ему шлем, слегка поправила сбившиеся волосы. Оправила подол и пошла в сторону громко звучащей музыки. Вадим повесил шлем на ручку байка и потопал сзади. Увидев знакомых девчонок, я радостно подошла к ним. Весело поздоровалась и встретила в ответ заносчивые кивки и горделиво задранные носы.

Неприятно, блин! Вот почему, скажите мне на милость, без парней эти девчонки вполне адекватные, отзывчивые и приятные, но стоит появиться на горизонте самому завалящемуся парню, как они тут же превращаются в свою полную противоположность?

Конкуренция? Так я ни с кем конкурировать не собираюсь, вот еще.

Посмотрела по сторонам. Солнце светило вовсю, все видны были как на ладони.

Ленку я увидела сразу. Она стояла подле высокого мускулистого парня в черной майке, положив руку на его локоть, и трепетно внимала его небрежным словам. Вид при этом у нее был глуповато-восторженный.

Я поморщилась.

Она всегда вела себя с парнями так, будто уверяла: «я твоя навеки», но тут перещеголяла сама себя, до того у нее был преданный собачий взгляд. Ну хоть хвостом не виляла, и на том спасибо. Вообще-то, в ее поведении резон был: кое-кто из парней на этот обожающий взгляд покупался. Какому слабаку не хотелось казаться умнее и сильнее? Одним словом, хоть чуть-чуть постоять на пьедестале?

Одна из местных девчонок, Маринка, я ее давно знаю, мы у них уже лет десять молоко покупаем, поманила меня к себе и на ухо прошептала, вернее, говорила-то она в полный голос, просто из-за громкой музыки слышно было очень плохо:

— Ты этой дурочке скажи, что Леха с ней только играет. Он со всеми только играет. Он такой… — тут ее голос нехорошо дрогнул, и я поняла, что этот местный ловелас с ней тоже «поиграл», — балабол. Любую уболтает.

Я уже с большим интересом посмотрела на этого Леху. Уболтает? Это уже интереснее. Потом перевела взгляд на Ленку, с восторгом таращившуюся на явно пренебрегавшего ею парня и погрустнела. Стоит ли мне ввязываться в эту не слишком чистоплотную игру? Не проще ли повернуться и уйти?

И тут парень вскинул голову и в упор уставился на меня. Взгляд я отвести не успела, и мы несколько мгновений мерялись силами. Наконец, хмыкнув, я перевела взгляд на продолжавшую что-то мне говорить Маринку.

Автоматически кивая головой в знак понимания и одобрения, я подводила итоги. Они были неутешительными. Этот Леха Красовский и впрямь оказался неординарной личностью. Красив, нахален и очень притягателен. Кажется, именно это человеческое свойство называют шармом, оно же харизма.

С такими лучше не связываться. Они самоуверенны до чертиков и слова «нет» не понимают. Придется сказать Сереге, что я пас. Пусть кто-нибудь другой спасает его доверчивую сестренку, а я в этом благотворительном дельце участвовать отказываюсь.

Я повернулась к толпе прыгающего в такт музыке молодняка, выглядывая своих. Можно было, конечно, и пешком до дачи дойти, но где гарантия, что ко мне не привяжется очередной ухажер? А шагать мимо чудных стогов сена, влекущих парней к интиму, как магнит иголку, не позволяет мой здравый смысл. Так что уж лучше выловить кого-нибудь из четверки мушкетеров и заставить отвезти меня обратно.

Тут на мое плечо опустилась твердая рука, и глубокий красивый баритон вкрадчиво предложил:

— Потанцуем?

Ха! Можно подумать, это вопрос был. Это было распоряжение, уведомление, приказание, и все в одном флаконе. В известность меня поставили, одним словом. Не успела я опомниться, как меня уже кружили посредине танцплощадки под звуки медленного вальса. И вот скажите мне на милость, с каких это пор на деревенской дискотеке танцуют вальсы?

Но нужно отдать должное Красовскому, а это именно он утянул меня на танцплощадку столь нетривиальным образом, танцевал он хорошо. Даже очень.

Предваряя мой вопрос, сообщил добровольно:

— У нас в клубе танцевальный кружок есть. Я туда несколько лет ходил.

Я поняла, что этот банальный вопрос задают все его знакомые девчонки. В ответ только пожала плечами, продолжая высматривать своих парней.

— Ты с кем пришла? — проследил он за моим взглядом.

В этом вопросе сквозила ленивая уверенность «с кем бы ни пришла, а уйдешь со мной». Мне стало скучно. Бывали у меня и такие знакомые. Особенно один, довольно известный киноартист из Москвы. Когда я послала его подальше, очень удивился и даже на человека немного стал похож. А до этого тоже изображал из себя пресыщенного жизнью бонвивана, наперед знающего все, что будет.

Вот и Красовский смотрел на меня с такой же непоколебимой уверенностью в своей неотразимости. Я пожала плечами. Разговаривать с ним я не собиралась. Зачем? И без того все ясно.

Вальс закончился, заиграли массовый танец, но парень и не думал меня отпускать. Ухватив за руку, вытянул с танцплощадки и увел за какой-то сарай. Он был намного сильнее меня, поэтому сопротивляться было бесполезно. Но я и не противилась. Надо же сказать этому типу все, что я думаю о таких, как он?

Усадив меня на потрепанную жизнью скамейку, перевидавшую за свою жизнь всякое, сел рядом и обнял меня за талию.

— Ну, и как нас зовут? — поинтересовался, потому что принято же как-то к девицам обращаться.

— А какая разница? — я в самом деле не могла понять, для чего ему мое имя. — Ты же из тех, кто всех знакомых девиц зовет «милая», чтоб не промахнуться.

Он вздрогнул и даже немного отшатнулся. Ага, не в бровь, а в глаз!

— Кто тебе это сказал? — подозрительно повел взглядом вокруг, будто надеясь увидеть предателя.

— Никто. Я и сама догадливая, знаешь ли. А теперь пусти, мне здесь не нравится! — я рванулась, намереваясь подняться.

Как и следовало ожидать, он не пустил.

— Не спеши. Мы же с тобой еще и не поговорили. — Его голос вновь окрасился в томно-соблазняющие модуляции.

— А зачем? Тебе же не разговоры нужны, — рубила я сплеча правду-матку.

— Тоже верно, — послушно согласился Красовский и прижал меня к себе. А потом еще и поцеловал!

А вот это он сделал зря, потому что я возмутилась. А когда я возмущаюсь, я становлюсь опасной, и это хорошо знают все мои знакомые. Пришла пора узнать об этом моем неприятном свойстве и местному донжуану.

Недаром мама у меня хороший врач. Благодаря ей я знаю такие штуки, которые вообще-то нужно знать всем барышням, желающим за себя постоять. Короче, я закинула ему руку за шею, что его весьма и весьма ободрило. Он еще сильнее прижался к моим губам в полной уверенности, что я рада его напористости.

И тут я нажала на одну маленькую такую точечку на предплечье. И рука у него враз повисла, онемев.

Отодвинувшись от на безопасное расстояние, мило предупредила:

— Я много интересных приемчиков знаю, вроде этого. Испытывать их на подобных тебе приставалах мне приходилось многократно. Опыт имеется. Так что не советую вообще распускать свои наглые ручонки. Адью! — и гордо удалилась.

Уже стемнело, идти пришлось медленно. У танцплощадки он меня догнал и спросил как ни в чем не бывало:

— И когда эта дрянь пройдет?

Я пожала плечами.

— Понятия не имею. Никогда не дожидалась окончания онемения. Я же не мазохистка. Но не смертельно, не бойся.

— Я и не боюсь, — он пошел рядом. Потом неожиданно рассмеялся и заявил: — А ты ничего. С тобой интересно. Обычно блондинки, они… — тут он замялся, подыскивая приличные слова, и пришлось подсказать:

— Круглые блондинки. Тупые и порочно-сексуальные. Но это только искусственных касается. А я натуральная. Увы.

— Почему увы? — заинтересованно спросил он, разминая неподвижную левую руку правой.

— А потому что ко мне все парни относятся так же, как ты. Типа блондинкам нужно только одно.

— Ну, извини. Больше не буду, — проникновенно пообещал он.

И я бы даже поверила, если бы при вспышке иллюминации не заметила хитроватую улыбку и вспыхнувшие озорством глаза.

Вот как? Будем брать крепость измором, значит? Приятное разнообразие в скучной жизни? Хорошо, я тебе подыграю, враль ты бессовестный! Из меня тоже неплохая актриса получается, когда до белого каления доводят.

— Ладно, чего там, — постаралась, чтоб это прозвучало примирительно, а не воинственно, как хотелось.

Он повелся, потому что как-то сразу расслабился.

— Когда встретимся снова? — спросил, уверенный в моем согласии. — Давай завтра в лес по грибы сгоняем? У меня байк есть. Я такие места знаю — рыжиков ведрами собирать можно.

Я посмотрела на небо. Погода хмурилась, луны не было, редкие звезды едва-едва пробивались сквозь надвигающиеся тучи. Подыгрывать ему отчего-то враз расхотелось.

— Я не люблю грибы собирать. А ягод у нас на участке полно. И вообще, уж извини, ты мне неинтересен. Я с друзьями поболтать люблю, а с тобой о чем говорить?

Предложение «поговорить» от девчонки бедолага явно услышал впервые в жизни, потому что с недоумением переспросил:

— Поговорить? О чем?

— Вот и я о том же, — с готовностью согласилась я с ним. — Не о чем нам с тобой говорить. Так что пока! — и быстро нырнула в темноту.

Он хотел было кинуться следом, но тут на него набросилась какая-то шустрая девица.

— Вот ты где! А я тебя ищу, ищу…

Усмехнувшись, я прошла к танцплощадке. Решив, что на танцах мне больше делать нечего, я свистнула. Этот условный свист я учила несколько лет, прежде чем он у меня стал более-менее понятен. Именно тогда я поняла, что рот у парней здорово отличается от моего — у них-то свист никаких затруднений не вызывал.

Из темноты тут же вынырнул взвинченный Вадька.

— Где ты была? Мы тебя потеряли! — прошипел сердито, с силой схватив за руку и уводя подальше от грохочущей музыки.

Ну и ну! Хороши охраннички! Вот и доверяй им после этого!

— Поехали домой! — потребовала я, недовольная всем на свете и более всего собой.

Вадим молча пошел к автостоянке.

— А парни что, с нами не поедут? — я оглянулась на сверкающую в темноте танцплощадку.

— Что они, маленькие, что ли? — отчего-то рассердился Вадька. — Или ты со мной наедине оставаться боишься?

Этого я не боялась, но настроение парня мне не понравилось.

— Чего ты злишься? — я вырвала у него свою руку и остановилась. — Говори прямо и не финти!

Он снова взял меня за руку, но на этот раз мягко.

— Извини. Если честно, то ревную.

Вот так-так! Это что еще за новости?

— Во-первых, у тебя на это никаких прав нет. Во-вторых, ты же сам мне предложил познакомиться с этим местным донжуаном!

Подавая мне шлем, Вадим мрачно уточнил:

— Это не я предложил, а Серега. Я был против. К тому же был уверен, что ты откажешься. А что с парнями не спорил, это чтоб не ехидничали. И так все знают, что я на тебя серьезно запал. Одна ты ничего не замечаешь.

Я вздохнула. Какая разница, замечаю я или нет? Мне это никакого удовольствия не доставляет. Раздражает только. Ну не красное я солнышко, всех не обогрею, так что?

Не дождавшись ответа, Вадька сел на байк, протянул мне шлем и скомандовал:

— Садись скорей!

Застегнула шлем на голове и села позади него, приготовившись к черепашьей скорости. Мне порой казалось, что пешком идти куда быстрее.

Внезапно где-то в темноте раздалось:

— Стойте, вы куда? — баритон был знакомый.

Я повернула голову на звук и чуть не упала от резкого рывка «Судзуки».

— Держись крепче! — рявкнул Вадим и ударил по газам.

Я ухватилась за него, невольно прижавшись что было сил. Он низко пригнулся к рулю, и мы помчались!

Но вопль Красовского все равно догнал:

— Мы еще увидимся!

Байк ревел на запредельной скорости, ветер бил в лицо, мы неслись сквозь ночь, но мне ничуть не было страшно. Наоборот, в груди играл азарт, хотелось петь во все горло. Но я сдержалась. Минут через пять в голове возник вопрос: и с чего это мы так гоним?

Осторожно оглянувшись, заметила неуклонно догоняющее нас световое пятно явно от фары мотоцикла, и только тогда дошло: да это ж мы от погони уходим!

Вот уж в чем мне никогда не приходилось участвовать, так это в погонях, причем в роли уходящей от этой самой погони. Кто за нами шпарил, было понятно — похоже, Красовский никогда не сдается. Но как он умудряется вести мотоцикл одной рукой?

Во мне сразу взыграл профессиональный интерес. Захотелось остановиться и осмотреть его руку. Неужели она так быстро отошла? Прецедентов я не знала. Мне несколько раз приходилось использовать этот не слишком гуманный приемчик, но восстановление всегда шло больше часа.

Неужто он такой выносливый? Или ведет байк одной рукой? Надо бы встретиться с ним снова и это выяснить.

Вадим подвел мотоцикл к общим воротам кооператива и скомандовал:

— Прыгай и прячься!

Я на автомате спрыгнула с сидения и спряталась за стволом старой раскидистой липы. Вадька тут же умчался дальше, и мимо меня на запредельной скорости тотчас пронесся байк Красовского. Однако вот это скорость! Сомнений в том, что через пару минут они встретятся, не было никаких.

Набрав код, я вошла в калитку товарищества и по грунтовой дороге потопала на свою дачу. Вокруг было темно и тихо. Все уже спали, завтра рабочий день. Интересно, сколько времени? Телефон я не взяла, боясь потерять, его просто некуда было положить.

На пороге сидел ожидающий меня отец. При виде меня встал, посмотрел на часы и удовлетворенно сказал:

— Вот это чутье! Одиннадцать ноль-ноль. Молодец. Пошли в дом.

Мы зашли в прихожку. Загорелся свет, папа окинул меня внимательным взором и спросил:

— Все в порядке?

Я кивнула, изрядно удивившись.

— А почему ты тогда в шлеме? Некогда было Вадиму его отдать?

Обалдеть! Я забыла шлем снять! Меня так впечатлила быстрая езда? Хотя когда мне было его отдавать?

Стянула с себя шлем и небрежно махнула рукой:

— Ерунда! Завтра отдам!

Папа покачал головой:

— Придется перекинуться парой слов с Вадимом. Что-то мне это не нравится.

Вот ведь никчемушная проницательность! Постаралась ответить как можно небрежнее, чтоб папа понял бесплодность своих подозрений:

— Он спешил к парням. Он меня отвез, а они остались.

— На танцах в клубе?

— Ну да. А что? — слегка удивилась я. Это же и так понятно, к чему спрашивать?

Папа немного помолчал, обдумывая мои слова, потом выдал многообещающее:

— Судя по всему, намечается грандиозная драка.

Что ж, ему виднее. В молодые годы он не раз был замечен в драках между аборигенами и садоводами. Это ерунда, дело молодецкое. Как говорила бабушка, иногда и размяться не грех. Главное, до членовредительства дело не доводить.

— Как тебе на танцах, понравилось?

И с чего это сегодня папа проявляет праздное любопытство? В обычное время он этим не страдал.

— Нормально. Если б еще музыка так не орала, вообще бы классно было. Представляешь, там даже вальс танцуют!

А вот зря я это сказала. Папочка враз насторожился.

— Вальс? Что-то о таком чуде я никогда не слыхивал. И кто с тобой его танцевал?

Я небрежно передернула плечами.

— Не знаю. Какой-то местный парень.

— И что, он даже не попытался познакомиться? — не поверил своим ушам папа.

— Он-то пытался. А вот я — нет, — призналась я. А чего скрывать? Не в первый же раз.

Папа удивлен не был.

— И что, ему можно посочувствовать?

— С чего это вдруг? — не поняла я его. — Он жив и даже здоров. — Врожденная тяга к справедливости потребовала уточнить: — Частично.

— Частично — это как? Руки отнялись или ноги? — да уж, в дотошности папочке не откажешь.

Да, ноги обездвиживать я тоже умею. Пришлось признаться:

— Всего только одна рука. Левая.

— Не очень-то и нужная, так? — папа уже откровенно прикалывался.

— Не придирайся, папа! Все равно скоро пройдет. Так что ничего страшного. И вообще, он сам виноват.

Отец рассмеялся.

— Ладно, ты права. Спать сразу пойдешь или перекусишь чего-нибудь?

— А что есть поесть?

Он призадумался.

— Не знаю. Но что-то в доме ведь все равно найдется. Нужно просто посмотреть.

Вот что значит всю сознательную жизнь прожить с домработницей! Ни он, ни мама в продуктовых магазинах по своей воле не бывали. Если только с закупочным списком от бабушки. Я выбрала менее затратный вариант:

— Лучше спать пойду. Устала что-то. Пока!

Ушла к себе, включила комп и снова принялась за разбор почты.

Опять сообщений немерено! Просто наказание какое-то! Это у всех так или только у меня популярность угнетающе высокая? Или я к ней как-то неправильно отношусь? Утомляет меня она слишком.

Полюбовалась на новые селфи, выложенные подругами, удивилась, как это может им нравиться. Лично я на себя лишний раз смотреть не люблю и другим свои фото показывать не желаю.

Бабушка говорила, что люди все разные: есть хорошие, а есть дурные. Они, позавидовав, могут сглазить. Я тоже так считаю. Мысль — она материальна, это давно доказано. А вот свойства мысли неизвестны. Так что все может быть. Позавидует кто-нибудь красоте моей писаной (шучу, конечно, мне до сказочных королевен как до луны) или популярности неизбывной, пожелает гадость, а она возьми да исполнись! Нет, этого мне не надо. Уж лучше пусть меня в инете будет поменьше, мне же спокойнее.

В общем, спать удалось лечь стандартно, в два часа ночи. Уже засыпая, услышала незнакомую мелодию, настойчиво наигрываемую телефоном, но отвечать не стала. Вот еще! Они что, время определять не умеют? Или с противоположного конца планеты звонят, где сейчас день в разгаре?

Встала в десять. Вот знаю, что поздно, а что делать? Если б я могла ложиться вовремя, то и вставала бы рано, а так… Спать-то ведь тоже надо. Я и так сплю восемь часов, ровно столько, сколько нужно.

Чтоб взбодриться, приняла прохладный душ, привела себя в порядок. В огород вышла в одном купальнике. Лето, а я бледная, как поганка. Непорядок, надо загорать. Наберу подножного корма, поем и сгоняю в деревню за молоком.

Потом надо будет приготовить сметану, вернее, просто молоко просепарировать, это и сливки и сметана, два в одном флаконе, так сказать. Ну и хотя бы пару грядок прополоть. Дел выше крыши, как обычно.

А считается, что на даче отдых. Хотя так оно и есть, если верить, что отдых — просто смена деятельности. Поучился или там поработал — в огороде покопал. Мозги расслабились, мускулы окрепли. Это и называется «здоровый образ жизни».

Едва вышла за порог, как мне навстречу со ступенек поднялся Красовский собственной персоной. Причем находился он не с той стороны калитки, как положено, а с этой. А точнее сидел на нашем крылечке, сиротливо так. На нем была все та же черная майка, но на длинных мускулистых ногах красовались неровно обрезанные темно-серые шорты.

Я оторопела и даже не знала, что сказать. Он ухмыльнулся и с некоторой издевкой поклонился:

— Добрый день, спящая красавица! Я тебя тут уже больше часа жду.

Впав в какой-то ступор, я смогла только невнятно прошелестеть:

— Зачем?

— Пообщаться. Ты же мечтала со мной поговорить? — это прозвучало вовсе уж насмешливо. — Ты не против, надеюсь?

— Надеешься зря! — опомнившись, сурово отрезала я. — Мне не до случайных знакомых! И вообще, как ты меня нашел?

Он хмыкнул, разглядывая меня. Моя неодетость меня изрядно смущала, но вида я не показывала. Вот еще! Я его не ждала и красоту наводить не обязана. Хотя от его слишком уж пристального взгляда и хотелось прикрыться простынкой.

— Нашел очень просто. Ты же личность приметная. Спросил у Маринки, я ведь видел, как вы с ней болтали. Она и сказала, кто ты и откуда.

Вот уж от Маринки такой подставы не ожидала, не такой она человек! Посмотрела на его красивое ухмыляющееся лицо и догадалась:

— Шантаж, да?

Он ничуть не смутился. Более того, горделиво вздернул подбородок, будто совершил что-то на редкость нужное и дельное.

— Есть немного. Ну и что? Своего нужно уметь добиваться, — и при этом посмотрел на меня так, как смотрят на уже купленную вещичку.

Почему-то мне стало ужасно обидно. И с чего бы это? По идее, мне нужно было бы проникнуться собственной значимостью и милостиво откликнуться на его предложение, но вот только не хотела я быть вещью, которую «добиваются».

— Здесь ты ничего не добьешься. Вали отсель быстро! — рявкнула, не скрывая своего возмущения.

— Ай-яй-яй! — укоризненно заметил он. — И не стыдно? Какие выражения употребляешь некрасивые!

— Зато общедоступные! Как раз для таких олухов, как ты! Ты в курсе, что это такое — частная собственность?

Он с нарочитой задумчивостью почесал в затылке.

— Ты намекаешь, что мне здесь находиться нельзя?

— Я не намекаю, я тебе это прямо говорю! Как ты сюда проник, интересно?

Вопрос был актуальным — высота забора была более двух метров, калитка захлопывалась изнутри.

— Это моя тайна! — гордо оповестил он меня и широко улыбнулся.

— Ты взломщик-любитель? — подозрительно поинтересовалась я. — Или занимаешься этим профессионально?

Отпираться он не стал:

— А вот это в соответствии с обстоятельствами.

Я не поняла.

— С какими-такими обстоятельствами?

— Разными, — и нарочито плотоядным взглядом обвел мою фигуру.

Посмотрев на свой пляжный наряд, я сочла его недостаточно пристойным для встречи на столь высоком дипломатическом уровне. Молча повернулась и зашла в дом, негостеприимно захлопнув дверь перед носом непрошеного визитера. Потом быстро надела шорты и свободную рубашку.

Снова вышла из дома, надеясь, что этот нахальный тип проникся недопустимостью своего поведения и смотался.

Ошиблась.

Тип привольно сидел на том же месте и меланхолично жевал травинку. Увидев меня, печально констатировал:

— А раньше было лучше, — и с похабненькой улыбкой посмотрел на мои голые ноги. — Но, впрочем, и сейчас неплохо.

Захотелось завернуться в паранджу и лицо чадрой завесить. А что? Они для того и придуманы, чтоб у всех мусульманок равные возможности были. И чтоб мужики их вот такими скабрезными взглядами не окидывали.

— Тебе что, делать нечего? Все крестьяне работают, хлеб добывают, а ты дурью маешься? — патетично воззвала я к его совести.

Зря. Похоже, подобного чувства у него отродясь не бывало.

— Да, работают. А что, тебе тоже хочется?

И почему это мне показалось, что сказанное им с подозрительным вывертом вполне приличное слово «хочется» к нормальной работе никакого отношения не имеет?

Нет, в подобном словоблудстве я не сильна. Как бы мне поскорее избавиться от этого охламона, считающего себя неотразимым? Некомфортно мне с ним что-то. Инка бы употребила другое, более выразительное словцо — «стрёмно».

Прерывая наш тет-а-тет, оглушительно загрохотал байк, и к нам подкатил Вадька на своей «Судзуки». Но как к нам? Мы-то были с этой стороны ограды, а он с той.

Увидев меня с Красовским, потемнел и сжал кулаки.

— Неплохая машинка, — снисходительно похвалил «Судзуки» Леха. — Но мой «ИЖик» лучше.

Я поразилась. Как может тихоходный старый мотоцикл еще советского производства быть лучше импортного спортивного байка? Посмотрела на хитрую морду Красовского и догадалась, что от «ИЖа» осталась только видимость.

— Правильно мыслишь, — улыбнулся мне Красовский. — У нас все драндулеты подшаманенные. С виду старые, никто и не подумает, что сходу до двухсот разгоняются. Я вас вчера не догнал нарочно, боялся, что в аварию попадете, от меня уходя. Да и к чему было спешить? Я все равно все о тебе узнал.

— Замечательно! — добродушно одобрила я его действия и без перерыва рявкнула: — А теперь брысь с моей территории!

Он удивился, будто не понимая, как может такое субтильное существо, как я, издавать такие громкие мерзкие звуки.

— И что ты сделаешь? — прозвучало на редкость заинтересованно. — Полицию вызовешь? Или этого типа на помощь кликать будешь? — он пренебрежительным взглядом окинул нахохлившегося Вадима. — Я сразу предупреждаю — этого дохляка я одной рукой заломаю. Уже пробовал.

Я одобрительно покивала и с лучезарной улыбкой пообещала:

— И я тебя тоже. Одной. И даже не рукой, а пальчиком. Как твоя пострадавшая от меня ручка, кстати, отошла? Сколько времени понадобилось?

Смотрела я на него с откровенным научным интересом, так, наверное, лаборант смотрит на подопытную мышь, гадая, когда она подохнет, сейчас или немного опосля.

Ему мой заинтересованный взгляд не понравился.

— Эй, ты что, еще раз попробовать хочешь? — недоверчиво спросил он, явно не понимая, как это я не западаю на его неотразимую для девиц физиономию.

С широким зловещим оскалом, рьяно имитирующим дружескую улыбку, я вежливо поинтересовалась:

— Ты вчера так быстро оправился, нужно опыт повторить, очень интересно. Я время засеку, вчера не заметила, жаль. Ты же не будешь против?

Он был против. Причем категорически.

— Знаешь, мне мои руки еще пригодятся.

И тут на «Ямахе» подкатили Данил с Серегой. Тоже, как и я, изобразили столь же милые улыбочки и предложили:

— Может, выйдешь к нам, гроза девичьих сердец?

Красовский укоризненно поцокал языком.

— Ну вот, слышала, кто я? — горделиво так вопросил. — А ты мне всю репутацию портишь. Нехорошо. Стыдно должно быть, стыдно, девушка. Ай-яй-яй, одним словом, — таким тоном, наверное, его учительница в школе за плохое поведение ругала.

Я рассмеялась. Настроение стало легким. Нет, у него чувство юмора присутствует, несомненно, а я людей с юмором уважаю.

Посмотрела на него уже с доброй открытой улыбкой, и он вдруг замер, как-то странно глядя на меня. Потом сглотнул и тряхнул головой, будто избавляясь от глюка. И что это с ним? Но это его проблемы: что с ним, меня не особо волновало.

Подхватив стоявший возле крыльца уже приготовленный мной для молока семилитровый бидон и шлем, оставленный вчера Вадимом, я решила воспользоваться оказией:

— Вадим, не подкинешь меня до Ясиней?

Он кивнул и с намеком посмотрел на незваного гостя.

— Извини, но у меня дела, — достаточно воспитанно намекнула я Красовскому, что пора бы и честь знать.

Но он отчаянно замотал головой и с мольбой протянул ко мне подрагивающие якобы от страха руки.

— Как ты не понимаешь, что стоит мне выйти с охраняемой тобой частной территории, как меня тут же до полусмерти изобьет эта безжалостная троица!

Он кривлялся, это точно. Я посмотрела на мрачных парней и поняла — они это сделать уже пытались. Но ничего не получилось. Интересно, он что, карате занимается или самбо? Или что там еще есть из спортивных единоборств?

— Ну-ну, — насмешливо утешила, — не плачь, бедолага. Я здесь, и я тебя от злобных злодеев защищу, — показательно расправила плечи, выпятила грудь, демонстрируя силу и отвагу, и добавила уже тихо, только для него: — Но учти — если ты и впредь будешь распускать руки, я уделаю тебя так, что папа с мамой не узнают.

— Папа с мамой? — он скривил губы в какой-то странной ухмылке. — Папу не знаю, маму не вижу. Вот дед с бабкой могут не узнать. Но им не привыкать.

Если это было рассчитано на жалость, то он промахнулся. Я и не такие байки в жизни слышала. Может, и не байки, но такие же жалостливые.

— Выходи! — открыла калитку и сделала приглашающий взмах рукой. — И поживее.

Он нехотя вышел. Парни следили за ним неприязненными взглядами, но с места не двигались. Я натянула шлем, привычно устроилась позади Вадьки. Повесила бидон на руку, приспособила так, чтоб не бил по бедру, и похлопала по плечу, давая команду «старт».

Взревели моторы, и мощные байки рванули вперед. На этот раз Вадим ехал быстро. Что это с ним? Данила не отставал, рыча мотором метров на пять позади.

Я поняла, почему мы едем на весьма приличной скорости, когда нас догнал старенький с виду мотоцикл. Объехав нас по стерне, Красовский поднялся на заднее колесо, привстал в седле и так помчался впереди нас.

Потом опустился, развернулся и принялся нарезать круги вокруг, поднимаясь то на заднее колесо, то на переднее. «ИЖ» высоко подскакивал на неровной стерне, то и дело грозя завалиться на бок, и удерживался лишь каким-то чудом.

Разозленный Вадька крикнул мне:

— Вот циркач! Это он перед тобой выхваляется.

Это я понимала и без подсказок. И как он только свою буйную головушку не свернул, я же наверняка далеко не первая, перед кем он так выпендривается. Большой опыт?