Золушка. Жизнь после бала

Татьяна Герцик, 2014

Как тяжело, когда любимый влюблен в другую. И не просто в другую, а в твою подругу, которая к тому же работает с тобой в одном отделе. И когда он смотрит на нее влюбленными глазами, невыносимо болит сердце. Но приходится делать вид, что все хорошо, что все в порядке…

Глава третья

За четырьмя составленными столиками уместился весь наш отдел в полном составе плюс посторонние элементы. Ну, не совсем посторонние, но все же изрядно меня смущающие. Рядом с Лизонькой сидел Макс в черном смокинге с серебристой бабочкой на накрахмаленной белой рубашке, красивый, широкоплечий, чрезвычайно импозантный, привлекающий восхищенные женские взгляды.

Любовь Николаевна привела мужа, правда, Виктор Михайлович был в сером костюме-тройке, поэтому по импозантности Максу несколько уступал. Вера Гавриловна тоже была при муже, тот вообще заявился в заурядном черном свитере и черных джинсах, явно не желая выделяться из толпы. Он работал инженером на заводе, близко общался с пролетариатом и всяких мусей-пусей не терпел. Для него чем проще, тем лучше. Демократия в действии, так сказать.

Мы с Марьей Ивановной были без спутников и откровенно наслаждались свободой. Марья Ивановна давно была в разводе, избавившись от запойного муженька, я вообще в эту кабалу не стремилась, или, как изящно выражался наш главный конторский балабол Лешик Баранов, активно уклонялась от сдачи в эксплуатацию.

— Ты сегодня как золушка на балу! — Марья Ивановна явно решила меня подбодрить, видимо, уж очень квелый у меня был вид.

В ответ я только кивнула. В самом деле, Золушка. В чужом, по сути, платье, потому что деньги за него я еще не отдала, чужих же туфельках. Единственное, что утешало: красилась я сама и своей косметикой.

Пока роковая вамп нашей конторы Любовь Николаевна кокетничала с чужими кавалерами, рассеянно разглядывала окружение. Все отделы уже на своих местах, до назначенного времени осталось всего пять минут. Нет только автоматизаторов. Неужто работают? Странно.

Пробило четыре часа, и в зал тут же, чеканя шаг, вошел отдел автоматизации. Впереди начальник Владимир Иванович, следом его зам Зайцев Илья Викторович, специалисты Игорь Петухов, Генрих Рудт и тот самый Лешик Баранов. Вошли, дружно подняли руки в общем приветствии и уселись за свой столик. Здорово это у них получилось. Эффектно.

Сердито на них посмотрев, генеральный укоризненно покачал головой и постучал пальчиком по циферблату наручных часов, намекая на опоздание. А потом неторопливо начал новогоднюю речь. Олег Геннадьевич вообще поговорить любит, а тут такой повод классный, как его упустить?

Все молчали, слушая, а, может, и нет. Как я. Торжественные речи генерального я всегда пренебрежительно пропускала мимо ушей. Зачем забивать свою память ненужной информацией?

Справа от меня сидел Макс, нас разделял угол стола. Скорее даже не разделял, а сближал, потому что мне прекрасно был виден и он, и сидевшая рядом с ним Лизонька. Обворожительная, в синем платье до пола. И с чего она вздумала, что я кого-то от нее отвлечь смогу? Большей глупости я в своей жизни не слыхала!

Напротив меня на стене висел розовый постер «С Новым годом, с Новым счастьем!» Это как? Получается, если старого счастья нет, то и нового ждать не приходится? Обидно, однако…

Макс по-свойски положил загорелую руку на голый Лизин локоть и ласково погладил. Ей это не понравилась, но она смолчала, только глазами недовольно сверкнула, Макс и не заметил. И вот так она всегда! Не нравится, но терпит. Для чего? Обидеть боится?

Олег Геннадьевич на мгновенье замешкался, набирая в грудь побольше воздуха для продолжения речи, и тут кто-то завопил: «Ура!..». Генеральный удивленно заморгал, но тут все дружно поддержали инициатора, и директору пришлось с улыбкой поднять бокал, призывая всех выпить.

Мужчины за нашим столом стремительно откупорили шампанское и разлили по бокалам. Мне налил Макс, сидевшей слева от меня Марье Ивановне бокал наполнил Виктор Михайлович.

Подняв бокал, Марья Ивановна с удовлетворением шепнула мне:

— Вот как надо прерывать бесконечные начальственные речи! Олег Геннадьевич добровольно так быстро ни за что бы не кончил. Он же только-только на своего любимого конька сел, докладывать начал о наших успехах, достигнутых благодаря его чуткому руководству, а тут каких-то десять минут, и амба! Кто первым-то закричал, заметила?

Я посмотрела на столик автоматизаторов.

— Лешик. Похоже, он уже подшофе.

— Понятно, — Марья Ивановна захихикала. — Ну, теперь будет весело.

— Почему?

— А вот нужно на корпоративные вечеринки-то ходить, тогда и знать все будешь. Лешик и в трезвом-то состоянии забавен до чертиков, а уж в подпитии ему равных нет. Лучше любого циркового клоуна. Повеселимся.

Я поверила Марье Ивановне на слово. Она на всех наших корпоративах бывает, ей виднее. Это я на таком мероприятии впервые, не знаю ничего.

После шампанского пришла очередь салатиков и закуски. Не спрашивая у меня разрешения, Макс быстренько накидал мне в тарелку всего понемногу, что было выставлено на нашем столе, и переключился на Лизоньку. Меня это несколько позабавило. Умно, умно. Это чтобы в процессе обольщения не отвлекаться на посторонние предметы.

А он Лизу целенаправленно и как-то даже профессионально обольщал. Глядел в глаза, медленно подносил к губам ручку, целовал ладонь. От этого действа даже у меня по жилам какая-то дрожь пробегала, а представляю, что испытывала Лиза. Неужели устоит? Для этого по твердости железобетонной надо быть, не меньше.

За столом автоматизаторов что-то выкрикнул Лешик, я машинально глянула туда. И поразилась! Илья смотрел на Лизу таким взглядом… Я даже не знаю, как его назвать… Страстным? Неистовым? Гневным? В общем, так смотрел, что мне аж дышать трудно стало. Вот блин! Похоже, он тоже в Лизу влюблен.

Но это он зря. Вряд ли Лиза когда-нибудь поймет, что он классный парень. У нее другой уровень жизни. Как и у меня. Вот я бы Илье вполне бы по всем параметрам подошла, да только мы друг другу лишь симпатизируем, и не больше.

Тягостно вздохнула и принялась за поглощение салатиков. А как же? За корпоратив деньги плачены, вот и нужно их отъедать. Пока пыталась отвлечь себя глуповатым, но действенным ёрничаньем, в зал вошли Дед Мороз и Снегурочка. Дед Мороз густым басом, совершенно не соответствующим его субтильности, несколько утомленно поздравил народ с Новым годом.

Потом объявили конкурсы. Сослуживцы, как малые дети, принялись рассказывать стишки, петь песенки, отгадывать загадки. А что? Приятно, наверное, вспомнить детство. Когда начали водить хоровод вокруг елки, нахальный Дед Мороз потребовал участия в нем всех, пригрозив, что иначе для нашей конторы год будет неудачным.

Под негодующим взглядом генерального все мирно сидящие за столиками вынуждены были подняться и влиться в общий круг. Естественно, там же оказалась и я. Выбранные для меня Лизой туфли были хотя и удобными, но на суматошный забег вокруг елки явно не рассчитывались. Хотя, возможно, дело в моей неподготовленности, у меня туфель на каблуках отродясь не бывало.

Так что, когда после наших дружных воплей «ёлочка, гори!» наш электрик дядя Слава заставил елочку сиять разноцветными огнями, и хоровод наконец-то остановился, жить мне сразу стало как-то веселей.

Едва Дед Мороз распустил по местам дисциплинированных сотрудников, мы все одновременно шмякнулись за стол, и мужчины снова всем налили шампанского. Я с сомнением посмотрела на свой бокал. Стоит ли мне пить? Я и после первого чувствовала себя несколько странно, какая-то опасная легкость в организме проявилась, а что будет после второго? Я вообще не пью, стоит ли начинать?

Я бы пить не стала, если бы не Марья Ивановна с ее кощунственным:

— Не будешь пить с нами шампанское, счастья тебе в следующем году не видать! — я скептически на нее посмотрела, она утвердительно покивала, подтверждая свои слова, и заверила: — Не сомневайся, проверено личным опытом! Причем многократно!

Счастья мне хотелось, и я опасливо выпила бокал. Но вроде ничего страшного не случилось, просто мир вокруг стал гораздо приветливее и веселее.

Дед Мороз с непристойным для сказочного духа коварством вдруг объявил конкурс на песни, начинающиеся на междометия. От каждого отдела по песне. За первое место пообещал бутылку французского шампанского, за второе — российского, но хорошей марки, за третье — коробку конфет. Ух ты, я таких песен и не знаю! Вернее, знаю, но мало. На всех точно не хватит. У нас восемнадцать отделов, а песен я смогла припомнить только восемь. Ну, может, кто и больше знает. Похоже, тут кто первый, тот и на коне.

Сообразив это, первым в бой ринулся начальник отдела автоматизации. Под аккомпанемент деда Мороза, игравшего на гитаре, очень мило исполнил «Ой, мороз, мороз». Не ожидала, что Владимир Иванович такой прыткий. Но баритон у него хороший.

Дальше организовалась очередь из желающих, а мы принялись препираться. В смысле никто из нас петь не хотел.

— Так нельзя! — Вера Гавриловна просто шипела от распирающей ее злости. — Надо идти, Олег Геннадьевич все равно заставит! Лучше уж добровольно!

— Вера Гавриловна, вот от отдела автоматизации начальник пел. Может, и вам стоит поддержать этот почин? — Любовь Николаевна после шампанского чересчур раскраснелась и расхрабрилась.

Вера Гавриловна так на нее посмотрела, что всем стало ясно: запомнит. И не забудет. Но смелой после вина Любови Николаевне все было трын-трава:

— Нет, правда? Что вам стоит?

— У меня слуха нет! — чуть ли не с яростью прошипела наша руководительница. — Меня слушать нельзя! Всем плохо будет! Так что давайте кто-нибудь другой! Вот вы, Любовь Николаевна, наверняка поете хорошо!

Приговоренная к исполнительству Любовь Николаевна испуганно заверила, что поет плохо и вообще песен не знает, и нагловато усомнилась, что со слухом начальницы все так скверно.

Откровенно веселящийся муж Веры Гавриловны подтвердил:

— Правда-правда, не думайте, что она стесняется! Она когда дома что-то напевает, я всегда в другую комнату ухожу. Чтобы не помереть прежде времени. От смеха.

Вера Гавриловна гневно на него уставилась, молча обещая медленную и мучительную смерть. Тут, спасая нас всех от неминуемой расправы, Лизонька спокойно пообещала:

— Да я спою, не беспокойтесь. Меня петь еще в музыкальной школе научили. Это не проблема. Главное, чтоб горло потом не заболело.

Макс с откровенным восхищением на нее посмотрел, и я стремительно отвела глаза. И за что мне это? Что я такого в этой жизни натворила? Или, может, в каких-нибудь прошлых? Куртизанкой была, к примеру? Или, может, семью разбила? За что теперь и расплачиваюсь?

Приложила руки к горящим щекам. Так, я опять похожа на спелую помидорку! Из-за шампанского или близости Макса? Выяснять первопричину не хотелось, и я попыталась сосредоточиться на выступлениях соперничающих отделов.

А они старались! Кто пел всем отделом, кто трио, кто дуэтом, но соло не выступал никто. Последние песни начинались не на междометия, междометия были посредине текста, но что делать? Песен мало, отделов много.

Но вот остался наш отдел, последний, и Олег Геннадьевич кинул многозначительный взгляд на наш столик.

Лиза без всякого стеснения вышла к елке. А чего ей стесняться? Она хороша, и прекрасно это знает. Макс как-то судорожно выдохнул, и я тайком взглянула на него. Он со священным трепетом любовался Лизонькой. Думаю, так посетители Лувра любуются картиной Леонардо Да Винчи «Мона Лиза». Да, Лизонька шедевр своего рода, но для чего ее так явно обожать? Она человеком хочет быть, а не иконой.

Перевела взгляд на Лизу. Она уже перекинула через плечо лямку отобранной у Деда Мороза гитары, провела рукой по струнам, вслушиваясь в их звучание, и запела:

«Ах, зачем эта ночь так была хороша!

Не болела бы грудь, не страдала б душа!»

Эту песню еще никто из отделов не спел. Да ежели бы и спел, на это никто бы и внимания не обратил, потому что пела Лиза хорошо. Волшебная мелодия, красивый голос, народ заслушался. Даже Лешик отставил стакан с водкой и пригорюнился, внимая горестной истории.

Потом все разом захлопали, заставляя бедную Лизу петь еще и еще. Она спела песен семь, но публика неистовствовала, оглушительно хлопая и требуя «бис!». Если бы не генеральный, вставший со своего места и решительно прекративший ее сольное выступление, Лизонька точно бы охрипла.

Олег Геннадьевич подвел ее к нашему столику, Макс тут же поднялся навстречу. Усадил на стул, поцеловал руку, интимно глядя в глаза. У меня прервалось дыхание, и я схватилась за почему-то вновь полный бокал шампанского. Выпила, а потом спохватилась: что я делаю? Мне же до дома будет своими ногами не дойти!

Ну да ладно, что сделано, то сделано.

К нашему столику подошел улыбающийся Дед Мороз с бутылкой французского шампанского. Хотел вручить ее Лизоньке, но ему наперерез поднялась Вера Гавриловна.

— Я начальник этого отдела, мне и призы принимать! — она решительно выдернула бутылку у обескураженного таким поворотом Деда Мороза.

Я его прекрасно понимала. Он наверняка рассчитывал не только ручку Лизоньке пожать, но и к щечке приложиться, а тут такой облом. Ладно-ладно, у самого Снегурочка очень даже недурна, нечего на посторонних красоток заглядываться.

Он ушел, сердито вздернув искусственную бороду, а Вера Гавриловна горделиво посмотрела на бутылку, передала ее мужу Любови Николаевны и распорядилась:

— Виктор Михайлович, налейте дамам шампанское, мужчинам — водки!

Тот молча исполнил поручение.

— За наш дружный отдел! — провозгласила Вера Гавриловна. — И за нашу героиню! — она отсалютовала бокалом Лизоньке. — Пьем до дна!

Я с сомнением посмотрела на шампанское. Не слишком ли? Четвертый бокал! Да я после него встать не смогу, это точно! Но под угрожающим взглядом начальницы выпила бокал до дна.

К чему мне лишние неприятности? Все знают, что обиды, даже надуманные, Вера Гавриловна не прощает. Вот сейчас закушу получше, и все пройдет. Я положила в рот кусок колбасы и принялась жевать. Шампанское было холодным, очень вкусным, и сервелат его вкуса перебить не смог.

Пока я боролась с послевкусием шампанского, Дед Мороз со Снегурочкой тихо исчезли. Заиграли вальс, и Макс, поднявшись, с поклоном пригласил Лизоньку на танец. Она согласилась, и они грациозно поплыли вокруг елки. Я на них не смотрела. Зачем? Мало мне расстройства? Я уже сотню раз за этот вечер пожалела, что согласилась пойти.

Наши дамы ушли танцевать со своими половинками, и за столом остались только я и Марья Ивановна.

— Слушай, Катя, ты сегодня так хороша, просто прелесть!

Я с удивлением на нее посмотрела. Что это с ней? С чего это она вдруг решила поднять мою самооценку?

— Не смотри на меня так скептически, я правду говорю! — Марья Ивановна понизила голос и для чего-то сказала: — Лизонька все равно Максу от ворот поворот даст. Вот и не зевай!

Нет, это уже слишком! Похоже, что актриса из меня никакая. Зря я сюда заявилась, ох, зря!

— Не напрасно же тебя Лиза на сегодняшний корпоратив чуть ли не силой притащила! Она тоже все понимает!

Я покраснела, хотя, казалось, сильнее краснеть уже некуда.

Марья Ивановна сочувствующе пожала мне руку.

— Да ты не переживай, просто будь посмелее, и все! Никого ни от кого ты не отбиваешь, это даже не обсуждается! Если бы у Лизоньки на Макса были какие-то виды, а то…

Спасая меня от душераздирающих откровений, передо мной возник Игорь Петухов из отдела автоматизации и чуть иронично поклонился, протягивая руку. Забыв, что вальс я вообще танцевать не умею, тут же вскочила и позволила увести себя на танцпол, спасаясь от сентенций сверхромантичной Марьи Ивановны.

Игорь закружил меня в вальсе, крепко прижав к себе. Странно, никакого дискомфорта я не ощутила, хотя обычно терпеть не могу мужчин, нарушивших мое личное пространство. Что это? Действие шампанского, или я начинаю забывать приставания отчима? Хорошо бы, а то здорово жить мешает эта вечная боязнь навязанного интима.

Прогнувшись, чтобы стать хоть немного подальше, я бездумно отдалась мелодии, решив, что если я и наступлю пару раз на ноги партнера, это не смертельно.

— Ты сегодня дивно хороша, Катюша! — Игорь мило мне улыбнулся и подмигнул. — И танцуешь ты хорошо, и вообще само очарование.

Я посмотрела на него из-под полуприкрытых век. Просто от шампанского вкупе с вальсом сильно кружилась голова, а с прикрытыми глазами она почему-то кружилась меньше.

— Это комплимент?

Я хотела добавить «благодарю!», но не успела, Петухов засмеялся и заявил:

— Это факт, Катюша, признанный всеми мужчинами в этом зале.

Посмотрела вокруг. В самом деле, многие посматривали на меня с одобрительными улыбками. Даже проплывающий мимо генеральный как-то фривольно подмигнул и показал большой палец. Мне это не понравилось.

Олег Геннадьевич был известен некоторой ммм… излишней снисходительностью к красивым сотрудницам. Не безвозмездно, конечно. Ходили упорные слухи, что почти все начальницы отделов становились таковыми только после… определенного испытания. Но мне подобное испытание проходить вовсе не хотелось. Я карьеру делать не собиралась. Мне и так хорошо.

Игорь говорил что-то еще, но я его больше не слушала. Испытывая мою выдержку, рядом с нами легко кружились Макс с Лизой, и я с завистью посмотрела на блистательную пару. И тут же насторожилась: Лиза улыбалась Максу безжизненной кукольной улыбкой, элементарно желая очутиться где-нибудь подальше отсюда.

Вальс кончился, Игорь с подчеркнутым восхищением меня поблагодарил за незабываемый танец и отвел на свое место. На нас вопросительно поглядывали наши дамочки, но напрасно. Игорь примерный семьянин, и за грань ни к чему не обязывающего флирта никогда не выходит. Это даже наша Любовь Николаевна уяснила после нескольких провальных попыток.

Вернулись и Лиза с Максом. Виктор Михайлович подсел поближе и завел с Максом какую-то нудную беседу про компьютеры и компьютерное обеспечение, мне это было совершенно неинтересно.

Посмотрела на Лизу. Она рассеянно поглядывала вокруг и снисходительно улыбалась. Проследила за ее взглядом и тоже усмехнулась. Под быстрый танец вокруг нас прыгали все офисные красотки, явно пытаясь доказать Максу, что они ничуть не хуже его спутницы.

Это и в самом деле было смешно. С кем они собрались конкурировать? С Лизонькой? На мой взгляд, это то же, нежели на ринге легковес вздумал бы боксировать с тяжеловесом. Был бы сметен одним ударом, или, в данном случае, одним взмахом ресниц.

Я перевела понимающий взгляд на Лизу, и она мне подмигнула. С каким-то коварным намеком. И, пока я соображала, что к чему, она что-то прошептала Максу. Тот обреченно посмотрел на меня, поднялся и пригласил на танец. А я даже не заметила, что снова звучит этот чертов вальс!

И вот я опять кружусь в вальсе, на этот раз венском. Голова тоже кружится. И не от выпитого шампанского, а от близости Макса. Хотя он держит меня гораздо дальше, чем Игорь, но мне все равно кажется, будто я слышу стук его сердца. Или это пульсирует в моих ушах мое собственное сердце?

Макс натужно улыбается, но что мне до этого? Я и так знаю, что никаких добрых чувств он ко мне не питает. Злых, впрочем, тоже. Сплошная индифферентность, одним словом. Но я все равно улыбаюсь ему, как самому дорогому в своей жизни человеку, и ничего с этим поделать не могу.

Внезапно Макс чертыхнулся и чуток сбился с ритма. Что случилось? Поворачиваю голову и пораженно наблюдаю необычную картину: Илья, наш конторский недотрога, кружит по залу несколько растерянную Лизоньку.

А после того, как она поправила Илье галстук, Макс вообще слишком сильно сжал мою талию и что-то злобно пообещал. К счастью, не мне. Подвальсировал поближе к танцующему конкуренту и посмотрел на него так… предупреждающе? Это определение не совсем подходило под откровенно свирепый взгляд, но мне нравилось больше. К моему удивлению, в ответ Зайцев нахально подмигнул Максу, отчего тот поморщился и откровенно заволновался.

К счастью, танец окончился. Мы с Максом пошли к своему столику. Он учтиво отодвинул мой стул и усадил меня, но Лиза с Ильей так и остались посреди зала, о чем-то говоря. Макс замер в охотничьей стойке. Кулаки у него внушительно так сжались. Я как наяву увидела, как этот немаленький кулак впечатывается в скулу Ильи, и тоже забеспокоилась. Вот только драки тут и не хватало.

Но Лизонька мило так постучала по груди Зайцева, призывая опомниться, и они пошли к нашему столу. Макс вклинился между ними, не дожидаясь, когда они подойдут поближе, и приложился к ее щеке, будто поставил свое клеймо. При этом он с таким откровенным предостережением посмотрел на Илью, не разжимая кулаки, что тот молча отошел с застывшей улыбкой на хмуром лице.

Лиза сердито посмотрела на Макса, и я с острым сожалением поняла, что вижу его в последний раз. Какого лешего демонстрировать свои весьма и весьма призрачные права?

После массового прыгающего танца заиграло томное танго, и ко мне вдруг подвалил едва стоящий на ногах Лешик! Я и не думала с ним идти, но злокозненная Марья Ивановна сильным толчком подняла меня со стула и отправила ему прямо в корявые ручонки! Вот черт! Никогда не подозревала, что она такая сильная!

Лешик от моего наскока на свою грудь пошатнулся, но устоял. Я угрожающе посмотрела на Марью Ивановну, та спокойно беседовала с Виктором Михайловичем, типа она тут ни при чем. Лешик потащил меня к елочке, обхватив за талию. Подозреваю, что она служила ему скорее опорой, чем местом приложения силы.

— Какая ты страстная! — заявил он, ведя меня совершенно невпопад. — Просто жуть! Никогда не подозревал!

От него тянуло непередаваемым букетом из водки, вина и шампанского. Похоже, он продегустировал все напитки в зале. И даже не продегустировал, а ополовинил. Крепко обхватив меня обеими руками и плотно прижимаясь ко мне с единственной целью не возлечь на скользкий пол, он интимно поведал:

— Слушай, Кать, поедем после корпоратива ко мне, а? — при этом он устало опустил мне на плечо свой подбородок, для чего ему пришлось согнуться, превратившись в странную букву зю.

— Зачем? Боишься, до дому сам не дойдешь?

Он покорно согласился:

— И это тоже. Но к утру я буду как огурчик, вот увидишь!

— Я огурцы не люблю. Причем ни в каком виде. — Я двинула его плечиком, заставив выпрямиться.

— И чего ты такая несговорчивая? Я бы, может, даже замуж тебя взял. — Он оценивающе посмотрел на меня и поклялся: — Правда-правда. Вот те крест!

Он оторвал одну руку от моей талии и попытался перекреститься, но тут его подвели ненадежные ножонки. Чтобы не грохнуться на каменный пол вместе с ним, мне пришлось обхватить его руками за пояс и удержать.

— Слушай, — обрадовано прошептал он мне громовым шепотом, который расслышали все танцующие рядом, — а так гораздо лучше! Не отпускай!

В общем, в моих надежных объятиях он так и дотоптался на одном месте до конца этого сверхтомного танго. Потом я отвела своего кавалера на его место и сдала с рук на руки Владимиру Ивановичу. Тот укоризненно крякнул и, приняв от меня эстафету, скинул своего сотрудничка на стул.

Похихикивая, потому что удержаться не смогла, вернулась к себе.

Умиравшая со смеху Лизонька тут же спросила:

— И как тебе этот знойный кавалер?

— Если б у меня сил было побольше, то даже понравился бы. А так я устала сильно. Уж очень он тяжелый, держать трудно.

— Ну, ты же его вела, как кавалер даму, — заметил тоже веселящийся Виктор Михайлович. — Потому и тяжело было.

— А иначе никак. Он бы просто растянулся под елочкой.

— Так и пусть бы полежал. Отдохнул бы немного.

— Да я и не против. Но он так за меня уцепился, что отдыхать мы бы устроились вместе. А мне это не нравится. Я комфорт люблю, а на полу слишком твердо. И холодно.

Села на место и угрожающим шепотом осведомилась у Марьи Ивановны:

— А зачем это вы меня с Лешиком танцевать отправили?

Та с недоумевающим видом поразилась:

— Я? Да никогда! Ты что-то путаешь!

— Понятно. Позабавиться решили, — сделала я вполне логичный вывод. — Ну и как, весело было?

Удержаться в роли неправедно подозреваемого Марья Ивановна не смогла.

— Весело! — легко согласилась и добавила: — Видела бы ты свое лицо! Глаза горят, щеки пылают, хорошенькая такая, жуть! Тобой все любовались, не вру!

— А мне Лешик сказал, что я страстная, и домой к себе звал.

— Ну, это он зря. Что б он с тобой делать стал, когда проспался?

— Вот и я о том же. Вы уж, Марья Ивановна, будьте так любезны, больше мне таких ухажеров не подсовывайте.

Та таинственно усмехнулась.

— А я тебе их и не подсовываю. Я это для того, чтоб на тебя некоторые со стороны посмотрели. — И сумбурно добавила: — Большое, оно, как ты знаешь, видится на расстоянии. Есенин, он не дурак был.

Какие некоторые? С какой стороны? Большое, это что, я? Тихо вздохнула. О чем это она? Что-то я раньше в ней столь вопиющей неадекватности не замечала. Или это я чего-то не понимаю вследствие излишних возлияний?

Пока я сумрачно размышляла об окружающих меня интриганках с матримониальными замашками, к нашему столу подошел Владимир Иванович с двумя бутылками шампанского.

— Вот, примите, пожалуйста. Как говорится, от нашего стола вашему. Так сказать, в возмещение морального ущерба. — И уже конкретно мне: — Я понимаю, Катенька, танцевать с нашим Лешиком — это настоящий подвиг.

Мне стало неудобно.

— Да ладно вам, Владимир Иванович! Лучше распейте шампанское с коллегами. Это же ваша доля.

— А у нас никто шампанское не пьет. Мы одну-то бутылку еле-еле одолели, да и то лишь оттого, что традиции требовали. Мы как-то больше водочку уважаем, — и он бросил скептический взгляд на Лешика, который снова наливал себе живительной жидкости. — Но хорошо уже то, что он песен блатных нам не поет и стишки пошловатые не рассказывает. Уж и на том ему спасибо.

Любовь Николаевна встала и твердой рукой забрала бутылки.

— Спасибо, Владимир Иванович! А то крепких напитков купили много, а о нас, нежных созданиях, которые водку не пьют, не подумали. — Она королевским жестом по-братски поделила бутылки между Максом и мужем, и распорядилась: — Открывайте!

Они покорно открыли бутылки и налили шампанское дамам. Женщины спокойно выпили вино, а я опасливо вертела в руках бокал, сомневаясь, стоит ли его пить. У меня еще от предыдущих порций в голове шумело.

Увидев мой саботаж, дамы сердито потребовали не отставать от нашего дружного коллектива. Я вопросительно посмотрела на Лизоньку, та многозначительно показала мне пустой бокал. Я растерялась. Она уже выпила? Но по ней незаметно, чтоб она вообще что-то пила.

Поняв мои сомнения, она горделиво заявила:

— Привычка. Ты пей, пей, не стесняйся. Ежели что, проконтролируем.

Пришлось выпить. Ух ты, как сразу изменилась жизнь! Мне тоже, как Лешику, захотелось спеть, причем во все горло, и стишки рассказать. Но не пришлось. Загвоздка была в том, что пошлых я не знала, а лирические в нетрезвой компании точно бы не оценили.

Дошедший до нужной кондиции коллектив решил вспомнить пропетые на междометия песни и начал с общеизвестной «Ой, мороз, мороз». Я с удовольствием подтягивала, ничего не стесняясь. Макс, искоса на меня поглядывавший, подлил мне еще шампанского и сказал:

— У тебя голос красивый, и поешь ты хорошо. Ты когда-то в хоре пела? Или, может, в музыкальную школу ходила?

— Не-а, я с бабушкой пою. — И влилась в общий хор. На сей раз пели «Ой, цветет калина».

Макс еще как-то странно на меня посмотрел, но мне уже было все равно. Закончили песню, затянули другую. Почувствовав, что в горле пересохло, я посмотрела по сторонам. Минералка давно кончилась, поэтому пришлось взять бокал с шампанским и выпить его. Шампанское согрелось, пузырьки исчезли, и оно мне даже в нос не ударило. Пошло за сок.

Потом Макс с Лизой ушли танцевать, а к нам подсел Олег Геннадьевич. Точнее, ко мне. Мне бы насторожиться, но в моем крайне благодушном состоянии мне было все трын-трыва.

— Вы очаровательны сегодня, Катюша, — генеральный был сама любезность. — И почему я вас раньше не замечал?

Откуда мне было знать, почему он меня не замечал? Я промолчала, вопросительно глядя на него. Это у меня условный рефлекс взыграл: если рядом генеральный, то меня какое-нибудь задание ждет паршивое. Он гнусненько так ухмыльнулся и предложил:

— Пойдемте в мой кабинет, Катюша? Поговорим?

Так я и знала! У всех праздник, а меня сейчас за работу посадят! Заставит проверить отчет филиала или срочно ответ подготовить в контролирующий орган, или еще какую-нибудь гадость всучит. И почему всегда мне? Вон начальница наша сидит, ей бы и поручения давал.

Я ему на это намекнула, причем довольно прозрачно, но он твердо заверил:

— Вера Гавриловна с этим не справится, гарантирую. Пойдемте, там нам никто не помешает.

Если бы я была в адеквате, никуда после слов «нам никто не помешает» не пошла. Но, поскольку в голове была новогодняя вата, вздохнув, поднялась с места и тут же покачнулась. Так, какой из меня в данной ситуации специалист? Да никакой!

Довела этот факт до сведения начальника, он только посмеялся и обнял меня за талию. Повел к выходу, что-то успокаивающе приговаривая. Я оглянулась. На меня изумленно глядели все сотрудники нашей конторы. И чего они так смотрят? Будто меня на казнь ведут или чего похуже.

Мы почти дошли до дверей, когда к нам элегантно подтанцевали Макс с Лизой.

— Ой, Олег Геннадьевич, как хорошо, что вы Катю прихватили! Мы как раз домой едем и ее подвезем! — Лизонька беспардонно отцепила меня от генерального и подтолкнула к Максу.

Он подхватил меня одной рукой, другой открыл дверь, и мы оказались на лестничной площадке. Потом я как-то уж очень быстренько взлетела на наш этаж, подозреваю, на его руках. Очутившись в родном отделе, обескуражено посмотрела по сторонам. Найдя отчего-то расплывающуюся Лизу, укоризненно попеняла заплетающимся языком:

— Олег Геннадьевич мне какое-то задание дать хотел, а ты меня украла! Он будет жутко недоволен.

Лизонька мрачно покивала.

— Недоволен, это точно! Но ты одевайся давай, мы домой едем.

Я с трудом натянула сапоги и, прищурившись, посмотрела на свою куртку. Их было две! Поморгав, я снова посмотрела на нее. Теперь их стало три! Я попыталась взять крайнюю, но промахнулось. Пригорюнилась, понимая, что со злокозненной курткой мне не справиться. Не дожидаясь следующей попытки, Макс молча натянул куртку на меня, Лиза взяла и свою сумочку и мою, натянула на меня шапку.

— А ты? — проявила я заботу о ближнем.

В ответ Лизонька махнула рукой.

— Я шапки не ношу. Я же не езжу на общественном транспорте и пешком не хожу. Хотя порой так хочется… — она тяжело вздохнула, и я ей от души посочувствовала.

В самом деле, ей даже на рейсовом автобусе покататься не дают! Дискриминация, однако…

Видимо, я сказала это вслух, потому что Макс глухо хохотнул и сказал:

— Забавная она какая.

— Катя вообще очень хороший человек. — У Лизы это прозвучало уж слишком прочувствованно. — И с юмором.

Хм… ей вполне можно свахой на брачном рынке подрабатывать. Вот сократят нашу контору, и откроет она брачное агентство. Может, и меня в хорошие руки пристроит…

Макс захохотал уже открыто и распахнул передо мной дверь. Выйти из кабинета оказалось почему-то на редкость сложно. Проход оказался липовым, и я ударилась об стену. Удивилась и попробовала еще раз. Опять неудача. Тогда Лизонька взяла меня за руку и провела сквозь стену.

Вот это да! Есть еще чудеса на этом свете!

Макс спросил почему-то у Лизы:

— Может, мне ее на руки взять, как ты думаешь?

— Нет, нет, не будем привлекать к себе излишнего внимания! — во мне проснулось мое неистребимое благоразумие. — А то еще решат, что я вас у Лизы отбиваю! Мне такой славы не нужно!

— Ну, не нужно, так не нужно, — покладисто согласился Макс. — Но идти-то ты все равно не можешь!

Я демонстративно пошла вперед, и внезапно наткнулась на стену, которой не было! То есть на ощупь она была, но я ее не видела! Такие шутки со мной стены еще не шутили.

Во избежание дальнейшего моего лобызания со стеной, Лиза подхватила меня с одной стороны, Макс с другой, и мы тесной компашкой добрались до лифта. Спустились и дружненько так вышли из здания.

На улице курили сотрудники, охлаждающиеся после жаркой встречи Нового года. Почти все были без пальто, на что я им заботливо и указала, предупредив о возможных весьма неблагоприятных для них последствиях. Они поблагодарили меня за внимательность к их скромным персонам и пригласили присоединиться, даже сигаретку предложили, но Лизонька решительно воспротивилась.

— Нет, спасибо, курение вредит нашему здоровью!

И меня эвакуировали дальше, до машины. Сидя на переднем сиденье, я позволила Максу себя пристегнуть, и обессилено уронила бедную голову на спинку сиденья. Все вокруг кружилось, но зато легкость во всем теле была необыкновенная.

— Катя, ты что, вообще не пьешь? — Макс аккуратно выехал на дорогу и почему-то взлетел. Огни домов слились в одну сплошную линию, и я испугалась.

— Слушай, давай помедленнее, а? — взмолилась, закрыв глаза. — Ты же не на самолете. Это автомобиль! Ему не положено летать!

— Да у меня скорость всего сорок кило! — почему-то возмутился он.

Но физику я помнила. Я ее на всю жизнь запомнила. Эта физика мне до сих пор снится. В кошмарных снах. Поэтому я твердо указала ему на несоответствие:

— Неверно! Кило — это мера веса, а не скорости!

— Ну-ну! И все же, ты вообще не пьешь?

Но биологию я тоже знала!

— Человек не пить не может! Он без питья сразу умрет, вот! Поэтому я пью! Не менее полутора литров в день!

— Да? Чудненько, а я этого и не знал!

Интересно, он так шутит или в школе не учился? Пока я просвещала его на этот счет, машина затормозила. Макс повернулся на сто восемьдесят градусов (да-да, геометрию я тоже помнила!), взял у Лизы мою сумку и велел:

— Лиза, мне придется доставить ее домой. Закройся в машине и не выходи!

Доставить? Меня? Я что, багаж?

Начала, путаясь, объяснять ему разницу между одушевленными и неодушевленными предметами. Со словами:

— Да, да, конечно, я все понял, — он извлек меня из салона и повлек к дверям. — Карта где?

Мне почему-то представилась карта географическая, с горами, морями, океанами, материками, исчерченная вдоль и поперек тонкими линиями параллелей и меридианов.

— Эээ… нет ее у меня с собой. А зачем тебе она? Ты хочешь вспомнить, где какая столица? Для этого атлас нужен. Политический. Дома есть.

Он похмыкал, но серьезно пояснил:

— Нет, мне карта допуска нужна. В твой подъезд.

Только тогда до меня дошло. Я замедленно взяла сумочку, открыла молнию и задумчиво уставилась в ее темное нутро. Интересно, а где же карта?

Но размышлять мне не дали. Макс протянул руку и беспардонно вытащил из бокового кармашка моей сумки проходилку. Интересно, откуда он знает о моих привычках?

— Ты в прошлый раз ее доставала, я видел, откуда. Так что ничего криминального в моих действиях нет.

Он провел ею по дисплею, дверь открылась.

— Прошу! — Макс изобразил шутовской поклон и убрал карту на свое место. Но сумочки мне не отдал.

Это было невежливо, и я принялась рассказывать ему о правилах хорошего тона. Я их знала, потому что бабушка с детских лет вбивала в мою голову эти чертовы правила.

Макс взял меня под руку, завел в подъезд. Дверь аккуратно закрылась за нами сама. Я продолжала вещать про этикет, он немного послушал, пытаясь затащить меня по лестнице на первый этаж, потом выдал:

— И не предполагал, что ты такая забавная, когда переберешь.

Я не поняла.

— Чего переберешь? Или кого переберешь? Ты это о чем?

Макс сообразил, что для быстроты доставки доставлять меня лучше на руках. Подхватив, взбежал со мной на мой третий этаж и попытался поставить возле дверей.

Но не тут-то было! Мне очень понравилось сидеть у него на руках. Или лежать? В принципе, это было неважно. Я обняла его за шею и нежно прошептала:

— Ты мой герой! Как жаль, что больше я тебя никогда не увижу! — и, закинув руки ему на шею, в прощальном поцелуе прижалась к его губам.

Он оторопел. Отвертеться от насильного поцелуя он не мог, бросить меня посреди коридора ему не позволяло воспитание, а я все никак не могла оторваться от его губ. И Макс вдруг мне ответил! Он провел языком по моим губам и принялся целовать меня сам!

И тут раздался звук поворачиваемого в замке ключа. Бабушка! Макс моментально поставил меня перед дверью, пытаясь заслониться мной. Видимо, забыл, что я его ниже сантиметров на двадцать пять.

Бабушка выглянула и внимательно на нас посмотрела, задержалась на моих губах и перешла к обзору губ Макса. Он понял, что скрыться не удалось. Поздоровался и нагло заявил:

— Вот, доставил вашу внучку. Хороший был корпоратив! — и тут же удрал, оставив меня стоять посредине лестничной площадки.

Вот ведь свинство! И как мне теперь зайти в собственную квартиру? В нее две двери! Нет, три! Или все-таки две?

Пока я таким образом выясняла количество дверей, бабушка спокойно взяла меня за руку и втянула внутрь. Потом помогла раздеться, помыться и отвела спать. Уложив, подоткнула одеяло и совершенно спокойно, как будто я каждый вечер заявлялась домой в подобном неадеквате, сказала:

— А ведь его к тебе тянет, Катя, и сильно тянет. Только вот он этого не понимает, ослепленный Лизиной красотой. Интересно, что будет дальше?

Это и мне сильно-сильно хотелось узнать. Но не сейчас. Сейчас мне хотелось лишь одного — спать.