Морской змей

Татьяна Воронцова, 2007

Они договорились не задавать друг другу вопросов. Закрыть глаза и повернуться к прошлому спиной! Прекрасная мечта, на деле она неосуществима – в этом очень скоро убедились и Лиза, и Джемма, и Венсан. Молодые, красивые, страстные, эти трое встретились на маленьком греческом острове Корфу, чтобы пережить самое невероятное, безумное, восхитительное, убийственное, лучшее самое фантастическое лето в своей жизни. Лето, когда тщательно скрываемое прошлое напомнило о себе чередой событий, предвидеть которые не мог ни один из них…

Глава 2

Лежа на плоской, как ладонь, вершине скалы, образующей мыс, Лиза прикрывает лицо соломенной шляпкой и слушает, как внизу, в воде, плещутся и вопят Джемма с Венсаном. Что ж, все получилось. Самый продолжительный отпуск в ее жизни оказался и самым удачным. Итальянская подруга нежна и внимательна, без примеси назойливости. Французский приятель неистов в постели и уравновешен в быту. Интересно, как долго продлится это счастье au bord de la mer^[14]?

— Знаете, что нас спасает? — спросила Джемма в один из теплых, благоуханных вечеров, когда они все вместе сидели на веранде, потягивая Метаксу. — То, что мы ничего не знаем друг о друге. Мы не лгуны, не воры, не тупицы, не интриганы, не трусы, не мошенники… о нет, ни в коем случае, ведь доказательства отсутствуют! Здесь, на Корфу, мы можем быть какими угодно. Мы можем начать все с чистого листа. У нас нет прошлого. Мы невинны.

Тогда Лиза не придала этому особого значения, однако слова не забылись. Невиновны, невинны… есть разница или нет? Невинны — это что-то ветхозаветное, состояние до грехопадения. А невиновны — скорее термин судопроизводства. Если некто, совершив преступление, умудрился уйти от ответственности и суд присяжных объявил его невиновным… Господи, да при чем тут преступление? Что за мысли лезут в голову средь бела дня на берегу Ионического моря?

Чихая и отфыркиваясь, на мыс забирается Джемма, несколько минут отплясывает на горячих камнях, давая солнцу подсушить купальник, а потом с блаженным вздохом вытягивается на циновке рядом с Лизой.

— Ну как? — спрашивает та, не открывая глаз.

— Класс! Хотя мне больше понравилось в Сидари.

— Мы были там уже три раза.

— Ну и что? В Антипасе мы вообще были раз сто или двести.

— Мы же там живем, глупая курица!

— Это я-то глупая курица? — Кипя от негодования, большей частью притворного, Джемма наклоняется над простертой на циновке Лизой и кусает ее за грудь. — У-у, ведьма!

Та испускает пронзительный вопль. Отшвыривает в сторону шляпу и хватает обидчицу за горло.

— Ведьма, да? Ну так не приходи больше к ведьме в постель!

— Ишь какие мы обидчивые!

— Значит, ночью я твоя сладкая девочка, а днем — ведьма?

— Ты же не брезгуешь глупой курицей. Почему я должна брезговать ведьмой?

Взобравшийся на скалу Венсан застает их за обычной возней со всякими там шлепками, повизгиваниями и поцелуйчиками, но поскольку здесь нет ничего такого, чего бы он не видел раньше, не обращает на это ровным счетом никакого внимания. Преспокойно раскладывает на полотенце свои трофеи (две витые раковины асфальтово-серого цвета с розовой изнанкой и небольшой кусок рыхлой губки), подбирает с земли отброшенную Лизой шляпу, надвигает на глаза и не спеша подходит к выступающему краю мыса.

Он стоит, поджарый и гибкий, как акробат, с мускулатурой, развитой чуть больше, чем это необходимо для манипуляций с кислородными баллонами. С его длинных волос, собранных в хвост, капает вода. Крепкие ягодицы, обтянутые черной эластичной тканью плавок, заставляют женщин на пляже смотреть ему вслед. Он неразговорчив, но и не угрюм. Любит спонтанный секс в любое время суток, симфоническую музыку, сухое красное вино, легкие завтраки, удобную одежду из натуральных тканей, дорогие сигареты и ни к чему не обязывающие отношения. Хорош он или плох? Отзывчив или равнодушен? Можно ли на него положиться? Стоит ли ему доверять?..

Они договорились не задавать друг другу вопросов, надеясь, что отношения, выстроенные на основе слепого доверия, не омраченные ни подозрениями, ни взаимными обязательствами, окажутся более жизнеспособными, нежели их традиционные аналоги. Закрыть глаза и повернуться к прошлому спиной — ведь если его невозможно изменить, следует его попросту игнорировать! В каком-то смысле эта политика себя оправдала. Они все еще вместе. Им не в чем упрекнуть друг друга. Их ничто не связывает — ничто, кроме удовольствий. Райская жизнь.

Однако где есть табу, там будут и попытки его нарушить. Это общеизвестно. И первым нарушителем оказался Венсан, хотя его-то уж никак нельзя было обвинить в чрезмерной болтливости. Однажды вечером он набрался и рассказал о том, как несколько лет назад чуть не угодил на скамью подсудимых по обвинению в убийстве, которого не совершал. К счастью, убийца оказался клиническим идиотом, в полном смысле этого слова, так что его быстро разоблачили и закатали в психушку.

Джемма пришла в ярость: «Мы что, собрались тут рассказывать друг другу страшные истории в духе старины Хичкока?» — но быстро успокоилась и поведала о своем не очень счастливом детстве на Сицилии. Вот, собственно, и все. Один эпизод из жизни женщины, один эпизод из жизни мужчины. Больше воспоминаниям никто не предавался. Невинность… Что ж, похоже, это и в самом деле неплохая идея.

Перегревшись на солнце, Лиза идет купаться. Венсан догоняет ее, на ходу как бы невзначай касается ладонью ягодиц. Легонько стискивает и тут же отпускает. Это намек. Улыбаясь уголками рта, Лиза замедляет шаг, косит на него краем глаза: «Не шутишь, ковбой?»

Нет, он не шутит. В его глазах плещется жидкий огонь, белые зубы обнажены в злодейской усмешке. Он хочет одну из своих женщин и хочет немедленно. Вот только где? Стоя на каменистой тропинке, в том месте, где мыс примыкает к склону горы, они беспомощно озираются, изнемогая от нетерпения. Наконец Венсан хватает ее за руку и тащит по тропе вниз. Теперь и она припоминает: там, среди громадных каменных глыб, есть более-менее укромное местечко.

Его губы… его горячие пальцы, проникающие в самую сердцевину цветка… Она чувствует дрожь своих бедер, когда он входит в нее с легким стоном, и наклоняется еще ниже, цепляясь руками за камни, чтобы не упасть. Оба сгорают от похоти. С обоих ручьями струится пот. В ослепительном свете дня одинокие пловцы имеют возможность издали полюбоваться змеиным танцем их гибких, загорелых тел, в то время как пешим странникам, передвигающимся по берегу, это зрелище недоступно.

Яркий солнечный свет, ленивый плеск волн почти у самых ног, поблескивание слюдяных крапинок в трещинах камней… тяжелое дыхание, ритмичное движение бедер, невнятные возгласы, свидетельствующие о нарастающем возбуждении…

— C’est un vrai paradis!^[15] — со стоном выдыхает Венсан, добросовестно отвешивая своей подруге несколько шлепков по разгоряченным ягодицам. Для остроты ощущений. — Ты согласна, любовь моя?

— О боже, да, — отвечает Лиза слабым голосом, пробуя представить себя со стороны. Задница смотрит в небо, волосы метут побелевший от морской соли камень. — Да, мой герой. Ты — лучшее, что есть в моей жизни. Не считая той итальянской шлюхи, которая балдеет сейчас на солнышке.

Ночь, как всегда, наступила внезапно, как будто кто-то дернул за волшебный шнурок и выключил свет. Цикады по-прежнему стрекотали, но уже без дневного надрыва. Головокружительный кипарисовый аромат разливался по саду, погружая расположившихся на веранде людей в идиотски-блаженное состояние без единой мысли.

Откинувшись на высокую спинку стула (одного из тех старых деревянных стульев, которые раньше стояли в обеденном зале и при виде которых прослезился бы любой антиквар), Лиза сонно смотрела в кромешную тьму сада, изредка делая маленький глоток из стоящего на столе стакана. Метакса, купленная в московском супермаркете, таком как «Перекрёсток» или «Седьмой континент», — это не та Метакса, которую рассеянно снимаешь с полки в маленьком греческом магазинчике, запихиваешь в пакет вместе с солнцезащитным кремом и картой автомобильных дорог, а потом в течение нескольких дней пропускаешь по глоточку на сон грядущий, пока бутылка не покажет дно и не придет время отправляться за следующей. Лиза улыбнулась и закрыла глаза. Ей, как и остальным, тоже не хотелось ни двигаться, ни думать, ни говорить.

Хотя, может, и стоило бы. Разогнать эту странную эйфорию и подумать о каких-нибудь важных и серьезных вещах, например, о возвращении домой (рано или поздно придется же это сделать, правда?), о предстоящей покупке скромной однокомнатной квартиры где-нибудь в Южном Бутово (не все же сидеть на голове у родителей), об устройстве на работу, об этом новом, нарисовавшемся перед самым отъездом, поклоннике с непонятным социальным статусом. Об ОЧЕНЬ серьезных вещах — о да!..

Или уж не морочить себе голову, сделать еще глоточек, посмотреть на заласканную средиземноморским солнцем женщину с медовой кожей и волосами цвета ночи, на мужчину, стройного и элегантного, чей взгляд способен растопить даже самое ледяное сердце… Посмотреть повнимательнее и запомнить их навсегда. Вот такими — прекрасными и безмятежными, как боги.

Венсан сидит, повернувшись боком к круглому пластиковому столику, положив ногу на ногу, левой рукой небрежно придерживая стоящий на колене стакан. Он выглядит счастливым и умиротворенным, как праведник, чьи молитвы были услышаны. В правой руке, локоть которой лежит на краю стола, дымится сигарета.

Джемма отрешенно смотрит на книгу, лежащую перед ней просто в качестве предмета, дополняющего натюрморт. Бутылка бренди, стакан, пепельница, книга. Досуг богемы. Впрочем, богемную жизнь, как правило, сопровождает нищета…

— Джемма, любовь моя! — Венсан потянулся к бутылке. — Еще глоточек?

Та глубоко вздохнула, как человек, пробуждающийся от сна.

— Да, пожалуй. — И повернулась к Лизе: — Тебе тоже?.. О господи, Венсан, ты только посмотри: эта швабра уже пьяная в стельку!

— Я не пьяная! — запротестовала Лиза. — Я не…

И тут в кармане у нее зазвонил телефон. При тусклом свете садового фонаря, вокруг которого плясали мошки, Лиза взглянула на дисплей, и ей стало худо. «Вот опять… Что ему нужно? Прошло два года. За два года можно было уже десять раз жениться или хотя бы найти себе подходящую даму сердца… новую дуру, которая согласилась бы терпеть все его закидоны… После того как я оказалась самой жуткой стервой из всех, каких ему когда-либо доводилось встречать, КАКОГО ЧЕРТА ЕМУ ОТ МЕНЯ НУЖНО?»

Прищурившись, Джемма внимательно наблюдала за тем, как Лиза борется с желанием расколотить свой мобильник о каменную стену дома. Венсан как ни в чем не бывало разливал напитки. Наконец трезвон прекратился.

— Почему двенадцать? — шепотом спросила Лиза, глядя на свой наполненный на четверть стакан.

— Что? — удивился Венсан.

— Почему голова змея на гностических геммах увенчана двенадцатилучевой короной?

— Ну, это своего рода традиция, — ответил он неторопливо, краем глаза поглядывая на лежащую перед Лизой трубку, — двенадцать апостолов, двенадцать знаков Зодиака… У манихеев Спаситель создает космическое колесо с двенадцатью бадьями для подъема душ на небеса. — Он смолк на мгновение, чтобы прикурить, после чего продолжил: — По словам Герхарда Дорна, ученика Парацельса, колесо творения поднимается из prima materia^[16] и затем переходит к простым элементам. Сэр Джордж Рипли, каноник Бридлингтонский, говорит, что колесо движется благодаря четырем временам года, и связывает этот символ с peregrinatio^[17]… если я ничего не путаю. Колесо напоминает движение Солнца по небу и практически повсеместно отождествляется с солнечным героем, который претерпевает труды и муки, как Геракл, или заточение и расчленение, как Осирис.

Телефонный звонок заставил всех троих вздрогнуть, хотя если вдуматься, что ужасного в телефонном звонке? У каждого может зазвонить телефон. Телефоны для того и существуют, чтоб звонить… Чушь! Все трое уже знали, что ЭТОТ звонок не предвещает ничего хорошего.

— Черт! — простонала Лиза, кусая губы, когда проклятая штуковина наконец заткнулась.

— В следующий раз я могу поговорить с ним, если хочешь, — предложила Джемма.

Лиза уставилась на нее, не веря своим ушам. А как же неписаное правило? Нет прошлого — нет проблем.

— Ты знаешь, кто это?

— Твой бывший муж. — Джемма нервно усмехнулась. — Разве нет?

Ответить она не успела. Сидящий вполоборота Венсан бросил на нее быстрый предостерегающий взгляд, и охота язвить пропала сама собой. Предостерегающий — не совсем точно. Во взгляде этом было столько всего, что невольно возникал вопрос: почему незначительное и в общем-то не затрагивающее его впрямую происшествие вызвало у него такой всплеск эмоций? Сочувствие, любопытство, тревога… Чего он опасался? Того, что в сердцах Лиза позволит себе какое-нибудь презрительное высказывание в адрес своего бывшего мужа, и это будет как плевок в сторону всех на свете бывших мужей? Это наводит на размышления. Ему тридцать пять лет, и теоретически он вполне может быть чьим-то бывшим мужем. А дети? Может, у него и дети есть?

Почти не отдавая себе отчета в своих действиях, Лиза встала и медленно спустилась по ступеням в сад. Ее окутал бархатистый мрак. Мелкие камешки поскрипывали под резиновыми подошвами спортивных тапочек, ветви олив тянулись к горящему от волнения лицу.

— Не вздумай заявиться сюда, козел! — процедила она сквозь зубы, обращая взгляд на восток, в сторону материка. — Держись от меня подальше, понял?

В траве копошились мыши и прочая мелкая живность. Из чащи леса доносилось уханье сов. Постояв у калитки, Лиза двинулась в обратную сторону.

Спокойствие, только спокойствие. Навряд ли после стольких лет непрерывной борьбы… сколько, кстати? Четыре года в браке, да еще два после развода… а целый год ухаживаний, когда от звонков и незапланированных визитов было просто некуда деваться — его считать или не считать?.. так вот, после всех этих лет, когда по будням вы пытались установить, кто из вас лучший специалист по части мелких пакостей и необоснованных придирок, а по праздникам не упускали случая порадовать друг друга импровизированным скандалом, очередной грязной выходкой, особо утонченной местью и так далее, неужели ему придет в голову тащиться через всю Европу, только чтобы сообщить тебе, что, несмотря на все эти мелкие житейские неурядицы, ты была и остаешься женщиной его мечты?..

— Тебе пришла эсэмэска, — сказал Венсан, кивком указывая на ее телефон, сиротливо лежащий на краю стола.

Лиза взяла трубку в руки, повернулась к свету и прочла: «Скоро увидимся». Ее бросило в жар. По всему телу разбежались мурашки.

Господи, да когда же я от тебя избавлюсь, сукин ты сын?!

— Там есть что-то такое, о чем нам следует знать? — мягко осведомился Венсан.

Что ж, имеет право. Ведь если этот паразит действительно объявится (речь не о том, насколько это правдоподобно), он испортит жизнь всем троим.

Она принужденно улыбнулась:

— Кажется, мой бывший муж собирается навестить меня в солнечной Греции.

Кашлянув, Венсан покосился на Джемму. А та в это же самое время — на него. По тому, какими взглядами они обменялись, Лиза догадалась, что в ее отсутствие они говорили о ней.

— Что он пишет?

— «Скоро увидимся». Больше ничего.

— Возможно, он имеет в виду вашу скорую встречу в Москве. Он же не может знать, что ты вернешься только в октябре. До недавнего времени ты сама этого не знала.

— Недавно мне позвонила подруга и предупредила, что он собирается в Афины на пару недель. Я подумала: ну и что? Он будет на материке, а я здесь…

— А он знает, что ты здесь?

— Понятия не имею. Может, и знает.

— Откуда?

— Мы прожили в браке четыре года. У нас остались общие знакомые. Да и вообще, как ни шифруйся, какая-то утечка информации всегда имеет место.

— Он на это способен? — поинтересовался Венсан. — Явиться сюда без приглашения?

— Еще как способен. Он большой любитель подобных сюрпризов. В особенности когда дело касается меня.

Они опять переглянулись. Джемма еле заметно пожала плечами: «Я же тебе говорила…»

— А он собирался в Афины по работе или так, в отпуск?

— Конечно, в отпуск. Его работа не имеет к Греции никакого отношения.

— Ага… Значит, ожидать его появления можно в любой день, не только в выходные. Сел на паром, и через несколько часов ты уже в Керкире. Что может быть проще?

— Хоть бы он затонул, этот паром! — в запальчивости воскликнула Лиза, совершенно не думая о своем желании как о чем-то реально осуществимом. — И Макс вместе с ним.

— Ты правда этого хочешь? — Венсан заинтересованно смотрел на нее из клубов табачного дыма.

— Да, хочу! — повторила она упрямо. — Правда, жаль тех ни в чем не повинных людей, которые окажутся в тот же день на том же самом пароме… И все равно хочу. Это плохо? Хочу, чтобы он отправился на корм рыбам.

— Ни в чем не повинных… — задумчиво повторил Венсан. И машинально стряхнул пепел с сигареты. — Таких же невинных, как мы?

После этого некоторое время было тихо.

Что там с ним снова стряслось, с этим несчастным кретином? — недоумевала Лиза. — Что заставило его вспомнить обо мне?.. Расстался со своей Галочкой?

Лиза видела ее один раз уже после развода. Крашеная блондинка (ну разумеется!) с плоской, невыразительной задницей и блеклым, хотя и не безнадежным, лицом. Неужели она его бросила? Нет, это невозможно, женщина с такой внешностью не способна ни завладеть мужчиной, ни отделаться от него. Полный пассив. Так, значит, он бросил ее? В таком случае чего же он ждет от женщины? Уж эта-то в отличие от предыдущей (то есть от нее, Лизы) буквально по струнке ходила, в рот ему смотрела — и что? Ох, да какая разница? Плевать на эту Галочку, модницу мытищинскую с вечной ниткой дешевого китайского жемчуга вокруг шеи… плевать на все на свете теории психологической совместимости… Главное, что он снова вступил в маниакальную стадию своего хронического заболевания. А музой его чудовищной мании на протяжении долгих-долгих лет являлась она, Лиза. Господь, помилуй наши души!

Она потянулась за стаканом и заметила, что Венсан украдкой следит за ней.

— Расслабься, chere. Никто пока не покушается на твой гарем.

Тот усмехнулся краем рта, и усмешка получилась довольно-таки зловещей. В который раз Лиза подумала о том, что ни ей, ни Джемме, в сущности, ничего не известно об этом парне. Кроме того, что он знает толк в наслаждении и не считает плотские утехи чем-то грязным, чем-то недостойным. Чем-то, что нужно делать второпях, под покровом тьмы. До сегодняшнего дня этого было вполне достаточно.

До сегодняшнего дня. А что случилось сегодня?

— Что он собой представляет, твой Макс?

Лиза передернула плечами:

— Настырный зануда.

— Только и всего? — Он зевнул, смял окурок в пепельнице. — Soit, mes petites^[18], не пора ли нам в постельку?

— Пора, пора, — радостно закивала Джемма.

— А кто из вас сегодня будет рассказывать мне вечернюю сказку?

— Мы обе, разумеется!

Венсан выпрямился во весь рост, закинул руки за голову и потянулся с грацией балетного танцора. Рубашка, которую он застегивал только за обедом, распахнулась, обнажив загорелую грудь и плоские мышцы живота.

— Quelle vie! C’est fantastique!^[19]

Привстав со стула, Джемма со смехом подергала его за пояс джинсов.

— Элиза, тебе не кажется, что он похудел? Штаны-то, того и гляди, свалятся. Бедняжка! Мы с тобой совсем его заездили.

— Ремешок потуже затянуть, и все дела.

— Худой или не худой, заезженный или не заезженный, — одним глотком Венсан прикончил содержимое своего стакана и сделал шаг назад, не забыв подхватить штаны, — но в ванную я иду первым.

— Можно ли зайти потереть тебе спинку? — промурлыкала Джемма.

— Ни в коем случае! — ответил он сурово. — Есть места, где человеку следует пребывать в одиночестве. Наедине с господом богом, если ты понимаешь, что я имею в виду.

— Свинья, — удрученно заметила Джемма. — Ну погоди, ты за это заплатишь!

Он одарил ее лучезарной улыбкой:

— Аминь!

— Эй, ну сколько можно?! — кричит, потеряв терпение, Джемма. — За то время, что ты проводишь в ванной, мы с Элизой успеваем подарить друг другу по три оргазма!

— Так это же хорошо! — отзывается из-за двери Венсан.

Воду он уже выключил и, кажется, приступил к процедуре растирания своего тощего тела махровым полотенцем.

— Чем ты там вообще занимаешься?

— А ты как думаешь?

— Ей-богу, я начинаю подозревать самое худшее.

Лиза слушает их, закрыв глаза, расслабленно лежа на разбросанных по полу подушках. Эта вечерняя перебранка доставляет ей ни с чем не сравнимое удовольствие, потому что, повторяясь изо дня в день, точнее, из ночи в ночь, служит своеобразной прелюдией к сексу.

Пол застелен толстым джутовым ковром ручной работы. Он преимущественно бордовый, но толстые, похожие на валики нити окрашены неравномерно, и в их окраске, помимо основного цвета, присутствуют также бежевый и коричневый. Очень красивый ковер. «Когда-нибудь, вот увидишь, он снова сможет заниматься этим в постели, — сказала однажды Джемма, после того как Венсан повторил все двенадцать подвигов Геракла и удалился в душ. — Мы ему поможем». Ну а пока… пока приходилось довольствоваться креслами, кушетками, столами и всевозможными укромными местечками на лоне природы, куда обаятельный хулиган мог увлечь одну из них или обеих сразу в любое время суток.

Прошлепав босыми ногами по коридору, Венсан переступает порог спальни, сбрасывает полотенце, которым зачем-то обернул свои стройные бедра, и заползает на ковер.

— Princesse, а vos ordres^[20].

— Ну, наконец-то, — вздыхает Джемма, протягивая к нему обе руки.

Волосы ее распущены, губки полураскрыты, на лбу горит неоновая вывеска: «ВОЗЬМИ МЕНЯ!» И вот в то время как она томится и благоухает, как целый розарий, этот негодяй решает выкурить сигаретку. Джемма вне себя. Ее острые ноготки рвут в клочья кожу на его мускулистом плече, заставляя его щурить уголки глаз и тихонько шипеть сквозь стиснутые зубы.

— Вы обе просто фурии какие-то, честное слово. С кем вы раньше-то имели дело? Ну, раньше, в прошлой жизни… Кто вас так рассердил?

— Известно кто. Твои братья-мужчины.

— О нет, не продолжай. — Наморщив нос, он умышленно выдыхает дым прямо Джемме в лицо. — Вся эта чушь про войну полов… Я это ненавижу. Merde!^[21]

— Ах так?

В ярости Джемма выхватывает у него сигарету, несколько секунд пристально смотрит ему в глаза, после чего вдавливает горящий, дымящийся кончик в его запястье. С коротким стоном Венсан падает лицом в подушку и замирает, почти бездыханный. На его руке, которую он даже не попытался отдернуть, расцветает багровое пятно ожога.

— Бог ты мой! — слышит Лиза свой собственный голос, охрипший от возбуждения. — Тебе не кажется, что это чересчур?

Отбросив погасшую, изломанную сигарету, Джемма склоняется над сжатой в кулак рукой Венсана и, что-то нашептывая себе под нос, дует на больное место. Потом осторожно целует. Сейчас она — само раскаяние. Готова на любые жертвы, лишь бы господин и повелитель не лишал ее своей благосклонности. Смиренная, покорная… И только когда она на минутку приподнимает голову и подмигивает Лизе, та убеждается, что ничего случайного в ее поступках не было и нет.

Наконец Венсан отрывается от подушки, и обе видят, что он не злится, а смеется.

— Чертовы шлюхи! Но я, наверное, тоже малость detraques^[22], раз играю тут с вами в ваши дурацкие игры.

С тем же разбойничьим смехом он хватает за шею и целует с жадностью захватчика сначала Лизу, а потом, pour eviter des jalousies^[23], Джемму. Опрокидывает их на измятые подушки, а сам устраивается между ними, чтоб было удобно тискать обеих сразу. Он отличный любовник, неутомимый и изобретательный. А чтобы какая-то выходка, чужая или собственная, привела его в смущение — об этом можно даже и не мечтать. Смущение? Робость? Боже упаси!.. Все свои сексуальные фантазии он немедленно воплощает в жизнь, сожалея только об одном: не всегда удается придумать что-то новенькое. Все-таки этому полезному искусству уже не одна тысяча лет.

— О боже, боже… — стонет Джемма, сплетая свои горячие пальцы с пальцами Лизы. — Что он со мной делает, мерзавец… он сводит меня с ума… боже…

Любуясь ее извивающимся по-кошачьи телом, Лиза вспоминает тот день, когда Венсан впервые был допущен к нему (к этому роскошному, щедрому телу, созданному специально для любви), досыта насладился им, а заодно и телом Лизы. Он только хотел спросить, куда они засунули его пляжное полотенце, вошел без стука и застыл как вкопанный. Его ввела в заблуждение распахнутая настежь дверь. Ему и в голову не могло прийти, что две женщины способны ласкать друг друга с такой головокружительной страстью, да еще при сорокаградусной жаре, да еще при открытых дверях.

Какое-то время он просто стоял столбом, не в силах отвести глаз. Да и что он мог поделать? Кашлянуть, чтобы привлечь к себе внимание? Пробормотать «извините»? Черт, ну и дела!.. После мучительных колебаний он принял решение бесшумно удалиться, как поступил бы на его месте всякий порядочный человек, но его собственные ноги отказывались ему повиноваться. Он стоял на пороге, почти не дыша. Стоял и смотрел, как мальчишка, как школьник, пока одна из прекрасных обнаженных женщин не повернула голову и не встретила его взгляд.

Минуту они молча смотрели друг на друга. Затем стройная, как топ-модель, блондинка улыбнулась призывно, провела язычком по верхней губе и чуть заметно кивнула: можно… Во всяком случае, так рассказывал об этом сам Венсан. Вторая, полногрудая брюнетка, тоже увидела его и приподнялась на постели. Переглянулась с блондинкой. Слегка изменила позу: повернулась боком, чтобы стоящему в дверях Венсану стали видны ее тяжелые ягодицы, все в красных пятнах от щипков и шлепков, которыми награждала ее разыгравшаяся подруга. Почему-то это особенно подействовало на него. Почти не соображая, он шагнул вперед… потом еще…

Шаг за шагом он приближался к кровати, на ходу стаскивая с себя одежду. Они поджидали его, продолжая лениво играть друг с другом. В их взглядах сквозило презрение. Да-да! Эти наглые молодые сучки взирали на него с чувством превосходства, точно две могущественные богини на жалкого смертного. Неужто он всерьез намерен присоединиться к ним? Неслыханная дерзость!

— Вижу, ты уже готов, mon chere, — промолвила блондинка с гортанным смешком (до ужаса вульгарным, от которого его затрясло). — Ты в самом деле этого хочешь? Уверен? Смотри, как бы тебе не пожалеть о своем легкомыслии. Мы вовсе не добрые девочки, как ты, возможно, полагаешь. Мы можем замучить тебя до смерти.

Он ответил ей пристальным взглядом:

— On verra^[24].

И начал сбрасывать на пол подушки и одеяла.

— В чем дело? — изумились богини.

— Я не могу заниматься любовью в постели. В постели я могу только спать.

К этому моменту его манеры потомственного аристократа уже начали понемногу раздражать и Лизу, и Джемму. Эта неизменная вежливость, эта неприступность… Они прожили под одной крышей уже целых четыре дня, и он ни разу (подумать только!) не попытался забраться к ним в постель. Ни к одной, ни к другой, не говоря уж про обеих сразу. А еще француз! Соотечественник Руссо, Бальзака, Мопассана и маркиза де Сада. Им захотелось поразить его своим распутством. Заставить его осознать, каким он был дураком. Уязвить, заинтриговать.

Все получилось. Парень был сражен, заинтригован… и обрадован. Оказывается, он давно мечтал о подруге (а тут целых две — вот уж повезло так повезло!), с которой можно на время забыть о том, что ты цивилизованный человек, обремененный всякими там правилами и нормами морали.

Единственное правило — не задавать вопросов. Он и не задавал. До поры до времени.

Примечания

14

У берега моря (франц.).

15

Это настоящий рай! (франц.)

16

Первичная материя (лат.).

17

Странствие, путешествие (лат).

18

Ладно, мои крошки (франц.).

19

Какая жизнь! Фантастика! (франц.)

20

Принцесса, я к вашим услугам (франц.).

21

Дерьмо! (франц.)

22

Тронутый (франц.).

23

Во избежание ревности (франц.).

24

Посмотрим (франц.).