Глава 8. Расправа
Вера разглядывала себя в зеркало. После недели жизни с Вяземским чистыми от побоев остались лицо и кисти рук. На груди, животе, бёдрах и ягодицах красочной палитрой растеклись следы укусов: багровые — это свежие, чёрные и фиолетовые — трёхдневные, а жёлтые и зелёные — уже проходящие. Из некоторых ещё сочилась сукровица. Надо бы заклеить их пластырем, чтобы кровавые пятна не выступили на одежде. На лодыжках и запястьях — следы от верёвок. Придётся, несмотря на жару, надеть плотные чулки и тёмную блузку с длинным рукавом.
С того дня, когда Кирилл заявился в поликлинику с цветами, их отношения перестали быть тайной. Больше того, Вяземский будто выставлял их напоказ. На людях был безупречно внимателен и заботлив, но стоило им остаться наедине, как он превращался в зверя. Веру пугало, что это её в нём и привлекало. Прежде они встречались нечасто, раны и синяки успевали сойти к следующему свиданию. Сейчас, рассматривая в зеркале своё истерзанное тело, она думала, что пора расставаться.
Вяземский выбрался из постели, с хрустом потянулся и прошлёпал в кухню.
— Доброе утро, — хмуро пробормотала она ему вслед. — Завтра дочь возвращается. Мне придётся ходить по дому в футляре.
— Кто виноват, если ты не заводишься по-другому.
— Ты тоже. Кстати, собери свои вещи. У меня больше встречаться не будем.
— С чего вдруг? Проблема в дочери? Так давай поженимся.
— Кирилл, ты не понял. Дело не в приличиях. Я не позволю тебе остаться наедине с ребёнком. Ни на миг!
— За кого ты меня принимаешь? Меня интересуют не маленькие девочки, а их матери. И вообще-то, я только что сделал тебе предложение.
— Я польщена, но нет.
— Почему?
— Супругов должно связывать нечто большее, чем любовь к извращениям. Мы же чужие друг другу.
Он подошёл сзади, обхватил её за плечи, сунул ладонь в промежность и с силой защемил кожу.
— У меня есть для тебя подарок. Дикари сшивают своим маленьким дочерям половые губы, а в брачную ночь супруг разрезает сросшуюся плоть и берёт жену, пока она истекает кровью. Я хочу проделать это с тобой.
Вера оттолкнула его:
— Ты омерзителен. Убирайся!
Вяземский усмехнулся:
— Ты сама не лучше. А теперь мысль о брачном ритуале засядет в твоей голове. Сколько ты сможешь ей противиться? Не пройдёт и недели, как прибежишь ко мне и будешь умолять зашить свою дырку.
— И не мечтай! Забирай свои пожитки и проваливай!
Напоследок он оставил ей пару новых укусов и ушёл посмеиваясь.
Весь день Вера старалась не думать о Вяземском. На работе отвлечься оказалось несложно.
«Ничего, переживу. Завтра девчонки вернутся, не до страстей станет. Может, пострадаю немного, но время всё лечит. Надо просто перетерпеть. А что до Исгара, так жила же я с этой тоской столько лет. И сейчас справлюсь. Навалится, потом притупится».
Дома Вера затеяла уборку, приготовила обед для девочек, а после присела отдохнуть с книгой. Чтение тоже неплохо отвлекало, пока сюжет не повернул к свадьбе. Жуткий брачный ритуал, о который рассказал Вяземский, завладел мыслями. Веру одновременно и пугало, и манило это изуверство. И то, что она хотела истязания, пугало ещё больше.
«Интересно, он переживает из-за нашей ссоры? Или ему всё равно? Что он сейчас чувствует? Тосковать он, конечно, не будет. Но должен же жалеть или злиться, в конце концов».
Любопытство не давало покоя. Вера отложила книгу, сделала себе чай и вышла на балкон. В доме светилось несколько редких окон.
«Уже так поздно? — она и не заметила, как наступила ночь. — У него сегодня дежурство. Больные в отделении уже уснули. Чем он занят? Как воспринял мой отказ? Может, всё-таки взглянуть? Мельком, не копаясь».
Вера добралась до свечения любовника и ахнула: от него исходили розовые струйки страсти.
«Он скучает, томится, а я сижу тут. Когда мы ещё увидимся? При Надюшке я не смогу бегать к нему когда вздумается».
Вера быстро привела себя в порядок, накинула плащ и вышла в ночную прохладу.
В тихом и тёмном отделении свет горел только в смотровой. Вера прокралась на цыпочках, чтобы не потревожить больных. Остановилась под дверью и прислушалась. Из кабинета доносились скрип кушетки и сдавленные женские стоны. Вера выпустила рецепторы. Вяземский и правда был охвачен страстью, только не к ней, а к молоденькой девчонке, с которой был сейчас. Вскоре Кирилл глухо зарычал. Девушка тихо рассмеялась:
— Я лучше твоей хромой старухи?
Послышался мягкий шлепок.
— Сама знаешь, что лучше. Не такая уж она и старуха, ей тридцать пять.
— Да? Я думала глубоко за сорок. Кирюш, как тебе не противно с ней?
— А что ты предлагаешь? Отказаться от её тёплого крылышка, от трёхкомнатных хором и тесниться у твоих родителей в домишке-засыпушке в надежде, что через год нам выделят комнатёнку в коммуналке?
— Что ж такого? Все так живут.
— Я не все. В нашей жизни удача с неба не падает. За возможности надо хвататься зубами. В сентябре будет решаться, кого из гинекологов отправят на повышение. Думаешь, мне, не проработавшему тут и года, что-то светит без влияния Горюновой? Или ты мне поможешь? В моих планах уехать работать за границу. И счастливый билет вытянет моя дражайшая будущая супруга.
Конец ознакомительного фрагмента.
