Из пепла возродится

Татьяна Владимировна Фильченкова, 2022

Мир умер. Мир возродился. Новые континенты, новые государства, новые религии, новые боги. Новые существа. Но люди? Изменились они или остались прежними?Зарнице довелось родиться в суровое время. Страна стоит на пороге большой войны, государи-Власты озабочены лишь пополнением казны, Огненные Отцы калёным железом выжигают любую скверну, а в далёком Загрядье поднимает голову древняя тёмная богиня Виринея. Как выжить в таком мире дочери простого крестьянина? В мире, где участь женщины предопределена с рождения. Где решения о браке принимает родня, а по прихоти мужа тебя могут бросить на костёр. Как выжить, не сломаться, не поддаться злым силам? И не просто сохранить себя, но и понять – кто ты на самом деле.

Глава 6. Снадобье

Стужа сразу потащила невестку в пустую кухню и взялась расспрашивать:

— Ну? Удалось?

— Да. — Зара достала из-за пазухи пузырёк со снадобьем. — Только болеть он сильно будет.

— Не помрёт же?

— Знахарка сказала, что нет. И, кроме меня, никого с ним рядом не должно быть.

— Это я устрою.

За ужином Стужа подала к столу кувшин медовой браги. Буран удивился:

— Ты чего, мать, расщедрилась? Вроде не праздник нынче.

— Это как посмотреть. Дочка в самой обители кланялась, надо и нам поднять чаши во славу Святозаров. Глядишь, устроится всё их милостью.

Пламень хмыкнул, но от браги не отказался. Отставив пустую чашу, вытер губы и пробормотал:

— Даже медовуха горчит от такого праздника.

Зара ждала, что мужа вот-вот скрутит недуг, но успели закончить трапезу и даже помолиться, а Пламень был по-прежнему здоров. Устроившись на ночь на сундуке, он ещё и прошептал:

— Погоди спать. Отец стал двери запирать, так я в окно выберусь. Затворишь за мной.

Когда шаги и голоса в комнатах стихли, Пламень поднялся и хотел было выйти, как вдруг зашатался и рухнул на пол. Зара подскочила к мужу. Тот лежал в беспамятстве, по горячему лбу струился пот. В испуге она чуть не подняла крик, но вовремя вспомнила наставления знахарки. С натугой втащила расслабленное тело на кровать и побежала за водой и тряпками. На шум вышла Стужа, спросила беззвучно: «Началось?» Зара кивнула. Свекровь молча принесла ветхие простыни и пустой чан.

Пламень то метался в горячке, то бился в ознобе. Временами приходил в себя, и тогда его рвало зловонной жижей. Зара то и дело выносила чан с нечистотами. Исподнее мужа и постель вскоре пропитались смрадным потом, в комнате с трудом можно было дышать. Зару саму мутило от запахов. Пришлось преодолеть стыд, раздеть и обмыть мужа. Минуло трое суток, а лучше ему не становилось.

На четвёртый день Зара застала в кухне Радугу. Та прошептала:

— Вчера Горлинка приходила. Долго стучала у ворот, пока батюшка к ней не вышел.

— Какая же нахальная! А что Буран? Прогнал её?

— Не знаю. Говорил с ней тихо, ничего не слышала. Только ведьма после ушла.

«Неужели даже Буран её боится? Оно и немудрено. Вон как сын кузнеца поплатился», — подумала и тут же забыла, потому как Пламеню сделалось совсем худо. Он корчился и выгибался дугой. Зара смачивала его пылающий лоб, по каплям вливала воду в пересохший рот — вот и всё, чем она могла облегчить страдания. Сердце сжималось от жалости к Пламеню, принимающему муки от снадобья, которое жена с матерью подмешали в его питьё. А в минуты, когда муж ненадолго затихал, Зара, как ни крепилась, проваливалась в сон, и ей чудилось, что в наказание за обращение к знахарке Святозары бросили вероломную жену на самый высокий пик Виринеевой гряды, и Карающий Огонь с чудовищными тварями подбираются всё ближе, чтобы пожрать её. Очнувшись в ужасе, Зарница принималась истово молиться, прося о милости к Пламеню и к ней, грешной.

На пятый день Пламень начал исходить кровавым потом. Уже вся перина им пропиталась, а кровь всё сочилась, лилась из глаз и ушей, отхаркивалась из лёгких чёрными сгустками.

Обеспокоенный Буран несколько раз подходил к двери, но Стужа держала слово и скорее упала бы замертво, чем допустила мужа к сыну. Если бы не стойкость свекрови, Зара давно бы звала на помощь, просила привести лекаря, а то и саму Горлинку. Пламень весь почернел, больше не метался, только скрючивал пальцы да скрипел зубами. Но к вечеру шестого дня, когда уже казалось, что жизни в нём не осталось, он расслабился, задышал ровно и спокойно уснул. Зара, измотанная долгим бдением, прилегла рядом и забылась до утра.

Бледный рассвет в оконце робко разгонял ночные тени, когда Пламень зашевелился. Зара тут же проснулась. Муж протёр глаза и с изумлением уставился на свою исхудавшую руку. В слабом сумеречном свете она казалась бесплотной.

— Что со мной сделалось?

— Хворал долго.

Зара надеялась, что он не станет спрашивать о причинах болезни. Пламеня и правда больше волновало другое:

— Как долго?

— Седьмой день пошёл.

— Седьмой?! Мне же надо… скорее…

Он попытался вскочить, но сил хватило лишь на слабое движение. Зара схватила его за плечи и уложила на подушки.

— Лежи! Рано тебе вставать. Куда тебе вдруг понадобилось?

— Куда? А и правда, куда?

Не найдя ответа, он успокоился. Его живот требовательно заурчал.

— У нас поесть чего найдётся?

Зара счастливо улыбнулась:

— Сейчас посмотрю. Погоди, я быстро.

Накинув шаль, она побежала в кухню.

Буран с Паводком уже уехали на мельницу. Стужа тоже собралась на сыроварню и перед уходом давала последние наставления Радуге. Завидев Зару, осеклась, выдохнула тревожно:

— Что он?

— Очнулся! Есть попросил!

Свекровь затараторила радостно, обращаясь разом и к Святозарам, и к обеим невесткам:

— Благодарю, Свет-заступник! Рада, налей молока пока и жидкую похлёбку свари, сынку после такой голодовки только лёгкую пищу понемногу давайте. Можно к нему уже?

— Н-не знаю… — Зара растерялась. Знахарка ничего не говорила о том, когда к Пламеню можно допускать родных.

— Обождём ещё для верности, пусть на ноги встанет сперва. Будь при нём, Радуга с Яблонькой без тебя управятся.

Зара вернулась с большой кружкой тёплого молока. Пламень, ожидавший обильной трапезы, разочарованно протянул:

— Это всё?

— Тебе пока много нельзя. Позже похлёбку принесу.

Подложив подушки мужу под спину, она поднесла кружку к его губам. Пламень жадно глотнул и поперхнулся.

— Пей не спеша, никто не отнимет.

Он послушался. Но не выпил и половины, как покрылся испариной и отстранил кружку.

— Устал. Убери, — проговорил одышливо, будто только разогнулся от тяжёлой работы. Стал разглядывать Зару, словно видел впервые: — Ты всё это время ходила за мной?

— Что ж такого? Я ведь твоя жена, — ответила и глаза в пол опустила. Знал бы он, отчего хворал, не так бы сейчас говорил.

Но Пламень и сам смутился, спросил о другом:

— Что слышно? Война не началась ещё?

— Ох, Свет-заступник, тихо пока. Слава Святозарам, что берегут нас от чудища загрядского.

— От какого чудища?

— Ясно от какого, от власта-вероотступника.

— Почему он чудище?

— А кем же ему быть? Кто в том Загрядье жить бы смог?

Пламень рассмеялся было, да зашёлся кашлем. Как отдышался, проговорил сквозь выступившие слёзы:

— Он обычный человек, и жена его — сестра родная нашей власты Иволги. И все люди в Загрядье обычные.

Зара в изумлении руками всплеснула:

— Чего же обычным людям в скверных землях жить?

— Бежали они туда. Кто от дознавателей, кто от доли невыносимой. Жизни свои спасали.

— Значит, не такие и обычные. Чего чистому человеку дознавателей бояться?

— Того, что сначала огню предадут, а после разбираться будут, чист он или грешен.

— Всё одно, обычный человек через Гряду не сможет перебраться.

— Так в Загрядье морем попасть можно. Только от берега подальше отойти надо, чтоб в кипящие воды не попасть.

— Отчего же они кипящие?

— От огня, что в ущельях Гряды бушует и воды морские греет. Зато от его жара в Загрядье зимы никогда не бывает, хоть и на севере оно.

Зара ахнула. Матушка рассказывала, что Виринея сотворила Гряду, когда в гневе разверзла недра земные. Из них расплавленное железо вырвалось. Падшая хотела, чтобы раскалённой волной смыло всех людей, да остальные Святозары вовремя подоспели, запечатали недра, а железо, что из них хлынуло, так и застыло, в Гряду превратившись. И поднялось за ней дно морское. Так появились земли, которых ранее не было, и назвали их Загрядьем. Но матушка всегда называла Загрядье проклятым и никогда о нём не сказывала. Зара напустилась на мужа с расспросами:

— Как же там живут? Какую одёжу носят? Чего на полях растят? Видать, по два урожая снимают, раз зимы у них нет.

Пламень усмехнулся:

— Вот уж не ожидал в тебе такую страсть по Загрядью встретить. Расскажу, что знаю, я с их купцами на ярмарках в Приморье встречался. Только вздремну сперва.

И уснул, едва проговорил. Зара тихо вышла из комнаты и отправилась помогать Радуге, чтобы не томиться в ожидании сказания.

Похлёбка давно поспела, а Пламень всё спал. Зара то и дело заглядывала в комнату, ожидая его пробуждения. Наконец, когда уже начало смеркаться, он зашевелился. Зара покрошила в миску с варевом горбушку свежего хлеба, налила горячего сбитня в кружку и отправилась кормить мужа.

Пламень заметно окреп и уже сам доносил ложку до рта. Зара ёрзала от нетерпения, наблюдая, как медленно он жуёт. Наконец с обедом было покончено. Она отнесла посуду и тут же вернулась в комнату. Присела на краешек кровати, посмотрела выжидательно.

— Что? — не понял её взгляда Пламень. — А-а, ждёшь баек про Загрядье?

Зара закивала часто-часто, отчего оборка чепца затрепыхалась, словно крыло бабочки. Пламень рассмеялся, видимо, посчитал это забавным, но тут же принял серьёзный вид:

— Вообще-то, купцы загрядские врут много, забавляются так: наплетут небылиц, а потом гогочут, глядя, как ты глаза от удивления выпучил. Но кое о чём схоже сказывают. Загрядье — чудной край. Потому как он со дна морского появился, всё на нём вид подводный имеет. Трава, кусты, деревья — всё водоросли. Одни по стенам и крышам вьются, другие в небо устремляются и змеями на ветру полощутся. А птицы у них от рыб пошли. И которые покрупнее, те с зубами. Р-р-р…

Пламень оскалился, Зара взвизгнула и расхохоталась:

— Напугал! А дальше, дальше что?

— Лошади у них огромные, с полдома, и о восьми ногах. Только в Приморье их не привозят, хотя за такую диковину хорошую цену дали бы.

— Почему не привозят?

— А те, волны морские увидев, будто вспоминают, откуда вышли, да удрать норовят. Если же их привязать, то корабль качать принимаются. Поди справься с такой громадиной! А ещё чудно, что улицы там водным камнем мостят. Он прозрачный, как стекло, только чище, а тронь его — так звенит. Поэтому все загрядцы набивают подковки на каблуки, гуляют себе или по делу ходят, а по улицам перезвон стоит. Даже дома из этого камня строят.

— Прозрачные?!

— Ну да.

— Срам-то какой! И бани у них прозрачные?

— Про бани не знаю. Может, из дерева их складывают.

Зара готова была слушать до утра, забыв о времени, но по улице зацокали копыта, скрипнули ворота, и со двора донёсся голос Стужи.

— Матушка вернулась. Потом остальное. Сейчас поди скажи ей, чтоб велела баню истопить.

Узнав, что сын окреп настолько, что захотел попариться, Стужа запричитала и, прежде чем распорядиться о бане, метнулась в поклонную. Зара надеялась, что Пламеню отец или брат помогут помыться, но свекровь сунула ей в руки чистое бельё и велела идти с мужем.

Зара огнём пылала, воображая, что увидит наготу Пламеня, когда он в здравом рассудке, да ещё придётся самой раздеться при нём. Но он смутился не меньше, чем она, и отправился в парную в исподних портках. Зара тоже не стала снимать рубаху.

Пламень дал промыть себе волосы, натереть спину и плечи, после же отобрал мочало.

— Иди, дальше я сам.

Спорить Зара не стала.

Из бани вернулись, когда семья принялась за ужин. Пламень сел за стол со всеми и подцепил ножом здоровый кусок пареной телятины.

— Значит, дело на поправку идёт, — усмехнулся Буран.

Зара же ждала, когда закончится ужин, они с мужем вернутся к себе в опочивальню, и он продолжит историю о чудесном Загрядье. Но после бани и обильной еды Пламеня разморило, и он уснул, едва опустившись на постель. Зара хотела было устроиться на сундуке, но одумалась — не для того она ездила к знахарке, чтобы и дальше жить порознь с мужем. И легла с ним рядом.

Ночью она проснулась оттого, что Пламень трогал её грудь через ткань рубахи. От прикосновений делалось стыдно и приятно одновременно. Почуяв, что жена не спит, он отдёрнул руку. Зара поняла, что это и есть то самое, чего все так ждут от них, и повернулась к мужу:

— Я твоя жена.

Легла на спину и вытянулась стрункой, как учила её матушка.

Пламень замер. Зара боялась, что он отвернётся и снова уснёт. Может, приворот Горлинки настолько силён, что снадобье знахарки не способно изгнать его до конца. Или сама ведьма так хороша, что никакая женщина ей не соперница. Тусклый свет ночной лампы неровными всполохами выхватывал из тени лицо Пламеня, но Зара не смела посмотреть на него, опасаясь встретить презрение, и только слушала прерывистое хриплое дыхание. Она смутно представляла, как происходит близость между супругами. Матушка никогда при ней не делила ложе с отцом. Конечно, она не раз видела, как это было у собак и коз — так они твари неразумные, опаление над ними не творили, у людей всё иначе.

Пламень рывком натянул одеяло, укрыв их обоих с головами. В душной темноте суетливо задрал рубаху на жене, путаясь в складках ткани. Потом завалился сверху, развёл её ноги и долго возился, пристраивался. Боль оказалась вполне терпимой, с поркой от отца и не сравнить, Зара даже губы не кусала, пока муж дёргался на ней и стонал, а затем замер с негромким вскриком. Ему, видать, тоже было больно.

Пламень наконец откатился и скинул одеяло. Зара решилась взглянуть на мужа: по лицу и шее струился пот, рубаха вымокла, но он довольно улыбался. И вдруг сказал:

— Давай ещё!

Утром Зара сняла с постели простыню с кровавым пятном и понесла застирывать. Мимо свекрови проскочить не получилось. Однако Стужа, поняв, в чём дело, в порыве радости прижала невестку к груди:

— Теперь и внуков ждать недолго, и дознавателей можно не страшиться.