Таня, Рита и Рыжик, или Повесть о рыжем котенке

Татьяна Викторовна Дорохова

Автор раскрывает читателю разнообразные стороны отношения людей к природе, к животным. Книга поможет детям бережно относиться к природе, а родителям правильно воспитывать своих детей.

Глава вторая

1. Хлопоты продолжаются

Часам к трём с работы пришла Людмила Петровна. В нескончаемых учительских заботах и проблемах она совсем забыла о рыжем котёнке, которого так заботливо приласкала сегодня утром. Дома ждали неотложные дела. Проблем по домашнему хозяйству всегда через край, не приходится сидеть, сложа руки, и вздыхать от безделья. Людмила Петровна обязательно чем-нибудь занимается. Готовит обеды, ужины, часто печёт вкусные торты, пироги с яблоками к праздничным дням, моет полы, шьёт на машинке, вяжет — не перечесть всех дел, которыми занимается скромный учитель английского языка, когда сидит дома. Ей, несомненно, помогает Таня, помогает Игорь Андреевич. Но она коренная, тянет воз сильнее всех. Её главная задача с первого дня создания с Игорем Андреевичем семьи — семейный уют, семейное благополучие. Таня ещё маленькая и помогает матери лишь в меру своих детских возможностей. Игорь Андреевич подолгу задерживался в зоопарке, иногда приходил поздно вечером. В такие дни помощи от него было мало. Но, как примерный семьянин, муж и отец, всегда изыскивал какую-либо, хоть незначительную, возможность оказать содействие жене в её бесконечных семейных, домашних хлопотах. Помимо домашних забот, Людмила Петровна немало времени отдавала проверке тетрадей по английскому языку, подготовке к урокам. Доброта и взаимоуважение — вот тот основной закон, по которому жила эта маленькая, ничем не приметная семья.

Часам к шести с работы пришёл Игорь Андреевич, немного подуставший, но, мак всегда, бодрый, спокойный, по крайней мере, по выражению его лица невозможно было определить, что на работе по каким-либо причинам пришлось поволноваться. Он быстро разделся в прихожей, переоделся в домашнее трико и, не мешкая ни секунды, двинулся на кухню помогать жене готовить ужин.

Почти вслед за отцом явилась Таня. После танцев она успела сходить к подружкам, провела немало времени с Рыжиком.

— Мама, — прямо сходу, едва успев переодеться в домашнее платье, девочка начала разговор о том, что её больше всего волновало, — у нас во дворе появился рыженький котёночек. Такой хорошенький, пушистенький, — восхищённо улыбалась она, подходя к маме.

— Я видела его сегодня утром, — вспомнила про котёнка Людмила Петровна, закрывая балкон.

— Он тебе понравился?

— Хорошенький котёночек, — с понимающей улыбкой взглянула Людмила Петровна на дочку.

— Это кот или кошечка?

— Котик.

С кухни пришёл Игорь Андреевич, немного вспотевший и раскрасневшийся от газовой плиты. Вместе с его приходом в комнату пахнуло вкусными кулинарными запахами.

— Я тоже видел котёночка сегодня утром, — весёлым тоном сказал сотрудник зоопарка, давая дочери понять, что он тоже не прошёл равнодушно мимо такого события. Он хорошо знал, что дочка любит домашних животных, и всегда говорил ей, что кошки и собачки и ему нравятся, иначе не пошёл бы работать в зоопарк. — Жалко, конечно, котёночка. Кто-то немилосердно выбросил его на улицу. В мире ещё много жестоких людей. Хотя на дворе двадцать первый век. И цивилизация таких громадных высот и успехов достигла, — расфилософствовался отец.

— Его выбросила мама Риты, — сказала Таня, — Дня три тому назад. — Он долго блудил и потом пришёл к нам во двор.

— Это тёмненькая девочка, с которой ты сидишь в школе за одним столом? — поинтересовался отец.

— Да, это она.

— Говорят, её мать очень грубая и злая женщина.

— А кто тебе говорил? — спросила Людмила Петровна.

— Я несколько paз ходил на родительские собрания и слышал от родителей, которые живут с ней в одном подъезде. Говорили, что она даже и дочку свою иногда бьёт.

— Риту?! — удивлённо вскинула Таня свои светленькие бровки.

— Да, Риту.

— Какая у неё нехорошая мама, — поёжилась Таня, словно ощутила дуновение холодного ветра.

— Я тоже так думаю, — проявила Людмила Петровна солидарность с дочкой.

— Рита хочет упрашивать маму, чтобы она разрешила взять Рыжика домой.

— Мне кажется, мать не разрешит взять котёнка, — спрогнозировал Игорь Андреевич ход событий.

— Если не возьмёт, возьми его к сeбe, — благожелательно посмотрела Людмила Петровна на дочку. — Я думаю, папа будет не против.

— Нисколько! — восторженным голосом произнёс сотрудник зоопарка. — Я люблю хороших кошек.

— Я говорила Рите, что могу взять котёнка к себе, — с маленькой обидой на подружку сказала Таня. — Но она не желает, чтобы Рыжик поселился у нас.

— Почему? — удивился Игорь Андреевич, садясь за стол и беря в руки газету. — У нас ему будет очень хорошо.

— Она сказала, что Рыжик тогда станет моим, а не её, — ещё не стихла детская обида Тани на свою подружку. — И тогда она редко будет видеть котёнка.

Игорь Андреевич незамедлительно высказал по этому поводу свою точку зрения. С ним согласилась и Людмила Петровна.

— Тогда дело другое, — сказал отец. — Если Рита против, то брать котёнка не надо.

— Рита права, — заключила Людмила Петровна. — Это её котёнок. Она принесла его к себе домой, а мама её выбросила его на улицу. Так что, Танечка, ты должна согласиться со своей подружкой.

— А если её мама не разрешит взять Рыжика, то как он тогда станет жить на улице? — волновалась Таня. — Рита этого не понимает. Нет, я принесу Рыжика к себе домой! — и надула губки.

— В таком случае поговори ещё с Ритой, — посоветовал Игорь Андреевич. — Но если она запротивится, то тебе, Танечка, придётся остаться при своих интересах. Поняла?

— Поняла, — не очень внятно проговорила Таня.

— Это Рита назвала котёнка Рыжиком? — спросила Людмила Петровна.

— Да, Рита.

— Вот видишь, — глубокомысленно сказал Игорь Андреевич, — по всем статьям котёнок принадлежит твоей подружке. И она имеет полное право распоряжаться его судьбой.

— Папа, но Рыжику будет плохо на улице! — с неизбывной заботой о котёнке воскликнула Таня. — Он там замёрзнет!

— Рита может и не брать котёнка домой, — разъяснял суть вопроса Игорь Андреевич. — Она может его просто-напросто оставить в подъезде. И будет ухаживать за ним. В подъезде тепло. И Рыжику будет не так уж и плохо. Так что не волнуйся. Главное, чтобы она любила котенка и ухаживала за ним как положено.

— Она любит Рыжика и будет ухаживать за ним. Я ей помогу, потому что я тоже люблю Рыжика.

— Вот и прекрасно! — засмеялся Игорь Андреевич и вместе с Людмилой Петровной ушёл на кухню.

Таня осталась в комнате одна, если не считать Маруси, которая всё ещё нежилась в постели. Таня села рядом с ней, погладила, потрепала немножко по холке. Марусе всё это понравилось. Она зажмурилась и ещё сильнее вытянула передние лапы.

— Тебе хорошо живётся, а вот Рыжику приходится трудновато, — поглаживала Таня свою любимую кошечку. — А ты не понимаешь ничего. Какая же ты у меня беспонятная.

Маруся замурлыкала и приготовилась к тому, что её будут поглаживать ещё очень долго.

Таня не переставала думать о Рыжике. Ей было непонятно всё же, как ему придётся жить в подъезде. Насчёт еды и питья проблемы нет. Но ведь в подъезде зимой очень холодно. А Рыжик ещё маленький. И до зимы не вырастет большим, взрослым котом, которому ничего не страшно. И ещё сомнения. А вдруг в подъезде у Риты есть плохие люди? Они, конечно, станут обижать Рыжика. В своём подъезде Таня не знала плохих людей. Здесь все люди хорошие, добрые. Такие как её мама и папа. Потом Рыжика надо купать. И подумала, что Рита может искупать котёнка у себя дома, когда мать уйдёт на работу. Но было бы здорово, если взять Рыжика к себе домой. Она ухаживала бы за ним и за Марусей. Не пожалела бы для них времени и стараний. Слишком жалко ей стало Рыжика. Марусе жилось легко. Её нечего жалеть. Надо подумать о Рыжике.

— Таня! — послышался с кухни голос Людмилы Петровны. — Иди ужинать!

— Я сейчас посмотрю Рыжика, а потом приду ужинать.

— А где он сейчас?

— Он в своём домике. Я коробку спрятала в траву, чтобы никто не нашёл.

— Да кто его будет искать? Кому он нужен?

— А кто знает?

— Ну иди. Только недолго.

Еду Таня для Рыжика не взяла, так как знала, что Рита накормила и напоила его. Она выбежала на улицу, подскочила к дереву. Раздвинула траву, заглянула в домик. Рыжик спокойно лежал на постельке. Он так намаялся, так устал, что не хотел никуда уходить из такого хорошего жилища. Ему хотелось отдыхать после непосильных физических нагрузок и страхов.

— Рыжик! — миленьким голоском тихо сказала Таня.

Рыжик поднял головку, посмотрел на девочку. Он уже усвоил, как его зовут, и всякий раз без промедления отзывался на зов Тани или Риты. Рыжик ни разу не мяукнул: он был сыт и согрет. Таня взяла его на руки. Не терпелось подержать такого пушистого котеночка. Не могла иначе. Она радовалась хорошему настроению Рыжика и хорошему самочувствию. Котёнок не выказывал никаких признаков беспокойства и тревожности. Рита хорошо позаботилась о нём. У него в блюдечке даже остались несколько кусочков варёной колбасы, и вода осталась. Так что ночью ему будет, чем полакомиться. Успокоившись, Таня посадила Рыжика в домик.

— Спи, Рыжик, отдыхай, — говорила она, хотя котёнок уже выспался и хорошо отдохнул.

Она погладила его. Рыжик замурлыкал. Он уже не испытывал того страха, который навалился на него сегодня утром, когда остался один среди громадного и непонятного для него мира. Лаская котёнка, девочка совсем забыла про ужин.

— Таня! — послышался с балкона негромкий голос Людмилы Петровны.

— Что-о-о? — не хотелось Тане уходить от котёнка.

— Ты что там делаешь? Почему тебя так долго нет? Пора ужинать. Мы тебя с папой ждём.

На прощанье Таня ещё погладила Рыжика.

— Спи, котёночек мой хорошенький, спи, — убаюкивающим голоском проговорила девочка и прикрыла коробку травой.

2. Беспокойство Тани

Игорь Андреевич уже разложил по тарелочкам жареную картошку, ароматно пахнущую говяжьими котлетами, нарезал хлеб ровными ломтиками, приготовил вилки, — так что жене и дочери оставалось лишь сесть за стол и приступить к вечерней трапезе.

Таня переоделась в домашнюю одежду, помыла руки и пришла на кухню.

Игорь Андреевич, никого не дожидаясь, взял вилку.

Некоторое время ужинали молча. Таня кушала вяло и неохотно. И вилкой работала как-то некультяписто — того гляди упадёт в тарелку или на стол.

Молчание нарушила Людмила Петровна.

— Таня, почему так кушаешь медленно? — тревожилась мама.

— Я ем, — невесело ответила Таня.

— Ты не заболела? — спросил Игорь Андреевич и прислонил ладонь ко лбу дочери.

Таня, не притронувшись к котлете, положила вилку на стол и опустила руки на колени.

— Я хочу, чтобы Рыжик жил в нашем подъезде, — грустно склонив курчавую голову, сказала девочка и быстро взглянула на маму.

— Таня, ты сначала доешь картошку, съешь котлету, а потом будешь говорить о Рыжике, — сделала Людмила Петровна замечание. — Ещё чай будем пить. Кто хочет — кофе.

— Мама правильно говорит, — согласился Игорь Петрович с супругой. — Доешь картошечку, съешь котлетку, а потом поговорим о Рыжике.

Таня моментально доела жареную картошку, расправилась с котлетой. Обещание отца поговорить о Рыжике вдохновило её на такой подвиг. Она прекрасно знала, что отец, если пообещает что-то сделать — обязательно сдержит своё слово.

— Пап, я всё съела, — с затаённой надеждой смотрела она на отца. — Ты не забыл своё обещание? Чай с вареньем я потом выпью.

— Нет, не забыл, — сказал Игорь Андреевич, разливая по стаканам чай.

— Тогда давай говорить, — проявила Таня упорство.

— Так вот, — серьёзно сказал отец, немного подумав. — Допустим, что мама Риты не разрешит взять Рыжика в квартиру. Это первое. Что дальше? Допустим, что Рита не согласится, чтобы ты взяла Рыжика к себе домой. Что тогда с ним делать?

— Да, что тогда ему делать? — беспокоилась Таня. — На улице холодно. Осень наступает. А скоро зима. Он может замёрзнуть.

— Ты сказала, что в подъезде, где живёт Рита, нельзя держать котёнка. Там плохие люди есть и могут сделать ему крупную неприятность.

— Там много плохих людей! — недовольно сказала Таня. — Рыжику там нельзя жить.

— Тогда Рыжика надо принести в наш подъезд, — просто сказал Игорь Андреевич, — И все проблемы с котёнком ты решишь одним махом, — и, погладив дочь по голове, засмеялся.

— Но тогда из Рыжика вырастет дикий кот, — заметила Людмила Петровна.

— Ну и что? — возразил Игорь Петрович. — Ничего страшного тут нет и быть не может. У диких животных много преимуществ перед домашними. У них полная свобода, воля, куда захотел, туда и пошёл. У домашних этого нет. Дикую кошку практически невозможно приучить к скованной домашней жизни, хотя и сытной и тёплой. Она всё равно будет рваться на улицу, на волю, к своим сородичам. Она может приходить домой к хозяевам, но на какое-то время. Погреться, поесть, напиться… Так что, Танечка, тебе не надо переживать за Рыжика, — подводил он успокоительную базу под настроение дочери. — У него есть хороший угол. В нашем подъезде хорошие люди, добрые, не обидят котёнка. Только надо хорошо ухаживать за ним. Чтобы от него не оставалось никаких огрызков, объедков и всего прочего. Чтобы ничего не валялось на полу, иначе будет ругаться уборщица. Да и вообще это нехорошо. Поняла?

— Поняла, — развеселилась Таня. — Я и Рита будем ухаживать за Рыжиком. Мы его очень полюбили.

— Неужели мать Риты не понимает, что её дочка желает иметь кошку? — с едва уловимым возмущением сказала Людмила Петровна. — Должна же она знать, понимать, что кошка для ребёнка — это живая игрушка для него. Какие же есть беспонятные родители!

— Нет, котёнок не игрушка! — решительно не согласился Игорь Андреевич.

— А что, по-твоему?

— Это существо, которое является для ребёнка предметом любви и, если хочешь, — преданности.

— Но игрушки тоже предмет любви для детей, — захотела поспорить Людмила Петровна.

— Там совсем другая любовь. Там любовь пустая, мёртвая, искусственная. Одно дело живой котёнок, совсем другое — плюшевый.

Таня пила чай и краешком уха прислушивалась к разговору отца и матери. Она не очень-то вникала в смысл их беседы. К тому же не всё понимала. Ей не ясно, например, что такое любовь пустая и что такое любовь искусственная и мёртвая. Девочка думала о котёнке. Ей очень хотелось, чтобы Рита получила добро от своей мамы относительно возвращения Рыжика в квартиру. Тогда ему будет хорошо. Но это только благие мысли, желания. Мак всё обойдётся на деле — предсказать невозможно.

— Пап, мама Риты разрешит взять Рыжика в квартиру? — спросила девочка. — Как ты думаешь?

— Не знаю, Таня. Если она хорошая, умная мама, то, конечно, разрешит.

— Тогда уговори свою подружку, чтобы она разрешила тебе взять котёнка к себе домой, — посоветовала Людмила Петровна. — У нас ему будет очень хорошо.

— Я ещё поговорю с ней.

— Убеди подружку, что надо поступить именно так, а не иначе! — эмоционально высказался Игорь Андреевич, — Что это единственный выход сделать котёнку понятное. Но я думаю, что котёнку будет неплохо и в подъезде.

— Нет, папа, лучше взять Рыжика домой! — не соглашалась Рита с отцом.

— Договаривайся с подружкой, — сказал отец.

Таня ещё недолго посидела с родителями и ушла в свою комнату.

— Чем сейчас будешь заниматься? — спросила у неё Людмила Петровна.

— На улицу пойду, пока не поздно.

— К Рыжику? — улыбнулась мама.

— Да.

— Я так и знала. Отнеси ему что-нибудь поесть.

— Он сейчас не хочет кушать. Я его накормила. Рита тоже приносила ему еду.

— Одним словом, Рыжик живёт припеваючи, — пошутил Игорь Андреевич. — Как в доме отдыха.

Когда Таня вышла из комнаты, Игорь Андреевич продолжил разговор о Рыжике и вообще о животных с женой. Любил он говорить о природе. И разговор этот затевал не ради шутки, не от нечего делать или ради приятного, беззаботного времяпрепровождения. Как биолог, как любитель природы и ревностный ценитель её красоты, он придавал серьёзное значение играм, забавам детей с домашними животными. С собаками, кошками, как самыми распространёнными и привычными обитателями наших тихих квартир — прежде всего. Сказывался дух его гуманной профессии. Людмила Петровна, как правило, не вникала в такие вопросы. Но ей, как и дочери, было жалко Рыжика.

— Мне тоже, как и девчонкам, жалко котёнка, — сказала она. — Не мешало бы взять его домой.

— Что поделаешь? — развёл Игорь Андреевич обеими руками. — Рита не разрешает. Нельзя идти против воли ребёнка. Это закон.

— Рита могла бы приходить к нам и вместе с Таней ухаживать за Рыжиком. Это же прекрасно!

— Ты права, — согласился Игорь Андреевич с женой. — Кошка это природа. И любовь к природе — великое дело. Без такого чувства и природе человек на всю жизнь остаётся чёрствым, жадным эгоистом. Почему сейчас в людях так много жестокости, коварства, хамства, ненависти?

— Почему? Ты знаешь? — заинтересовалась Людмила Петровна.

— Знаю! — уверенно сказал Игорь Андреевич.

— Тогда скажи.

— Потому что современная цивилизация оторвала человека от природы, закружила, закрутила его в бесконечном хаосе, кошмаре житейских страстей и страстишек, всевозможных неурядиц, трагедий, швырнула в бездонную пропасть промышленной и научно-технической революции. И сделала его заклятым врагом природы, а саму природу — врагом человека, заложником природных катаклизмов. Вот в чём вся трагедия нашей цивилизации, трагедия нашей жизни. Только сейчас люди стали немножко прозревать и смутно догадываться, представлять, что означает природа для общества и для отдельного человека. И не только с материальной стороны, но главным образом — со стороны духовной. Только прозревать начали, но природу всё равно не понимаем. Поэтому не ценим её красоты. Не бережём её. А ведь она хрупка, как этот Рыжик. Она бессильна, беззащитна перед человеческим варварством, жестокостью. Человек отделён от природы высокой каменной стеной. И по этой причине хиреет физически и духовно. Что такое оторванный от природы человек? — расфилософствовался Игорь Андреевич. — Это ребёнок, насильственно отнятый от материнской груди, от материнского молока в тот самый момент, когда он захотел сильно есть. Поэтому люди слабеют, вянут на корню, становятся дистрофиками, деградируют во всех отношениях. Разве этого не видно на современном поколении? Но человек рано или поздно должен вернуться в нежные и сильные объятия природы. И я в этом убеждён, иначе всему роду человеческому — труба самая настоящая.

— Не думаешь ли ты, — с иронической усмешкой заметила Людмила Петровна, — что люди должны прийти к природе только лишь через любовь к собакам и кошкам? Я твою теорию знаю.

— Что касается собак и кошек, — уловил Игорь Андреевич юмор жены, — то для детей они престо незаменимы. Да и для взрослых тоже. Дети, которые с любовью ухаживают за кошечками и собачками, в большинстве случаев вырастают добрыми, отзывчивыми, со склонностями не к насилию и варварству, а, прежде всего, к добру и милосердию. У них совсем иная душа, чем у тех детей, которые с детства приучены щипать, бить братьев наших меньших. Кошка, собака — это природа, да ещё какая, — сказал Игорь Андреевич и обратил внимание на Марусю, которая пришла на кухню чем-нибудь полакомиться.

— Вот и природа явилась к нам, — засмеялась Людмила Петровна. — На вспоминку лёгкая.

— Маруся, иди сюда, — позвал Игорь Андреевич кошку. Когда она подошла к нему, виляя пушистым хвостом, погладил её по лбу и по холке.

Маруся, почувствовав желанную ласку, присела рядом с хозяином и вытаращила на него свои желтовато-зеленоватые глаза. Игорь Андреевич поднялся со стула, зашторил окно, сел на прежнее место.

— Зачем ты окно зашторил? — спросила Людмила Петровна. — Ещё не темно. Свет рано включать.

— Чтобы сделать на кухне полумрак.

— Зачем он тебе? — удивлялась супруга.

— Сейчас поймёшь. Маруся сейчас покажет способности, которыми наградила её природа.

Игорь Андреевич мягко поводил кончиком указательного пальца по сиденью стула с противоположной от кошки стороны. Чтобы она сразу не догадалась, откуда слышен шуршащий звук. Услышав тихий шелест, Маруся отвела взгляд от хозяина, навострила уши, слегка заволновалась, затем пригнула голову и, притаившись, напряжённо и выжидательно прицелилась неподвижными глазами в то место, откуда доносились растревожившие её тихие звуки. Затем мягко, беззвучно присела на все четыре ноги, плотно прижалась к полу и, импульсивно поигрывая мышцами задних и передних ног, пружинисто затряслась, завибрировала всем телом, приготовившись к решительному прыжку. Она выжидала нужный момент. Вытянув шею и пригнув голову до самого пола, она с жадностью улавливала каждый шорох, едва различимый в кухонной тишине. В таинственном полумраке хищно мерцали её зрачки, вспыхнувшие зелёным пламенем. Маруся была готова приступить к тому делу, которое определила для неё природа. Игорь Андреевич перестал водить пальцем по краю стула, выждал несколько мгновений. Потом снова начал потихоньку шуршать. И в этот момент Маруся свершила то, к чему приготовилась. С дикой, изящной ловкостью она прыгнула под стул, на котором сидел Игорь Андреевич, и её передние лапы с выпушенными когтями моментально очутились как раз на том месте, где находился указательный палец Игоря Андреевича. Он едва успел убрать руку. Не обнаружив для себя ничего хорошего, Маруся успокоилась, утихомирилась, её хищный пыл охладел, и она приняла обычный миролюбиво-домашний вид. Выйдя из-под стула, спокойно направилась в угол, подошла к блюдечку, где для неё была приготовлена сметана.

— Что ты хотел этим показать? — спросила Людмила Петровна.

— Ты разве ничего не поняла?

— А тут и понимать нечего. Кошка подумала, что где-то на кухне появилась мышка, и ей захотелось её сцапать.

— Правильно ты говоришь! Всё верно. Маруся захотела сцапать мышку, хотя замечу, что она не голодная и ни разу в своей жизни не видела и не нюхала эту мышку. Но инстинкт у неё не заглох, не исчез бесследно. Почему так получилось? В природе всё устроено очень интересно. Природа отвела кошке только одну самую главную задачу — ловить мышей и что-либо ещё маленькое. Эта задача намертво закодирована в генах. Даже самые отличные домашние условия не в силах заглушить кошачий инстинкт. Он может проявиться в любую минуту. Но если бы я не зашторил окно, то инстинкт мог бы и не проявиться. Мог бы не сработать. Знаешь, почему?

— Откуда же я знаю, — сказала Людмила Петровна. — Я преподаватель английского языка. В биологии ничего не смыслю. В школе я ужасно не любила этот предмет. А ты, наверное, любил биологию.

— Даже очень любил, — с пристрастием сказал Игорь Андреевич.

— Так почему же всё-таки при свете Маруся не стала бы кидаться на шорох?

— Кошки выходят на охоту в основном ночью или в сумерки. Опять возникает вопрос — почему? Знаешь?

— Не знаю, — рассмеялась Людмила Петровна.

— А потому что домовые мышки выходят искать себе пропитание ночью. В основном — ночью. Днём они сидят в своих норках, щелях, закоулках.

— Почему? — спросила Людмила Петровна.

— Потому что ночью им никто не мешает. Никто их не видит. Все спят. Ночью тихо. Ты заметила, что наша Маруся днём спит, а по ночам, как правило, обнюхивает, обшаривает все углы в квартире или сидит в каком-нибудь укромном местечке и терпеливо выжидает, когда появится где-нибудь тихий шелест — под столом, за шкафами. Малейший шорох — и она уже готова к прыжку.

— Но почему ночью? — загорелась любопытством жена. — В чём секрет? Ведь кошки не знают, что мыши вылезают из своих убежищ чаще всего ночью, когда вокруг всё тихо. Им ведь никто не сообщает по мобильнику.

— Об этом им сообщила природа, — вдохновенно излагал Игорь Андреевич свои взгляды по мышиному вопросу. — И не просто сообщила — приказала им выбираться на охоту ночью. И все поколения кошек, с первого дня создания, беспрекословно подчиняются этому приказу. Закодированная информация передаётся из поколения в поколение в неизменном виде. Но что из себя представляет инстинкт сам по себе, так сказать, в чистом виде? Об этом пока никто не знает. Есть, как я полагаю, зов природы. А инстинкт, видимо, — это своеобразный ответ на этот зов, своеобразная реакция. Приспособительная реакция на требования окружающей среды. Но это моё видение. Это великая тайна природы. И здесь есть своя красота. Так вот что я хочу сказать, — не на шутку завёлся Игорь Андреевич. — Как ни странно, как не парадоксально, кошки лучше, глубже понимают природу, её законы, требования, чем люди, эти так называемые разумные существа. И люди страдают от этого. Любая кошка глубже проникла своим инстинктом в существо природы, чем самый гениальный представитель рода человеческого, вот в чём вопрос. Это великая тайна.

— Ты принижаешь разум человека, — возразила Людмила Петровна. — Я не согласна с тобой в этом пункте.

— Нисколько я не принижаю человека. Он сам себя принижает. У человека тоже есть свои инстинкты, — развивал Игорь Андреевич свои мысли. — И для человека природа уготовила свой зов. Но человеческий инстинкт не откликается на этот зов. Потому что природа притупила его, скомкала, можно сказать, атрофировала. Инстинкт направлен на сохранение жизни. А что получается в обществе разумных людей? Люди до сих пор дерутся, жестоко бьются и гибнут за презренный металл. Им золото дороже жизни. А Марусе нашей золото не нужно. Ей дорога жизнь, — улыбался сотрудник зоопарка. — Когда человек постигнет, что есть для него природа и бог, тогда только начнётся совершенно новая эра в его исторической судьбе. Но прежде всего люди должны понять, что жизнь дороже золота. Тогда они и душу свою поймут по-настоящему. Увидят в ней всё истинное, человеческое, божественное. И станет тогда человек совсем другим человеком. Очень сильно, существенно не похожим на современных людей.

— Никогда мы не постигнем этого, — разочарованно сказала Людмила Петровна.

— Постигнем, — твёрдо сказал Игорь Андреевич.

— Когда? Когда рак на горе свистнет?

— Когда победят разум, добро, совесть — окончательно и бесповоротно. Пока что миром управляют жадность, алчность, жестокость.

— Это утопия. Никогда разум не восторжествует над пещерным мракобесием и человеческой глупостью, — с ещё большей разочарованностью сказала Людмила Петровна.

— Придёт такое время, — сделал Игорь Андреевич оптимистический вывод. — Разум всё же рано или поздно начнёт править миром. Иначе люди перебьют друг друга за деньги, за всякие богатства. И всё человечество погибнет раньше, чем навсегда погаснет наше светило — Солнышко.

— Иди, позови Таню, — вздохнула Людмила Петровна. — Хватит ей с Рыжиком заниматься. Во дворе стало уже темно. И мы с тобой слишком долго философствовали. А я сейчас помою посуду, — и, поднявшись со стула, включила свет.

Игорь Андреевич отправился за Таней.

3. Рита уговаривает свою маму взять Рыжика домой

После встречи с Рыжиком Рита пришла домой. Потом опять ходила к нему, кормила, поила его. Домой шла со слезами: жалко Рыжика. Вытерев полотенцем слёзы, села за уроки. Читала, писала, решала задачи часа два. И всё это время с острым, щемящим нетерпением ожидала, когда придёт мать. Девочка питала большую надежду, что мама всё-таки одумается и разрешит принести котёнка домой. Но сомнений было больше, чем надежды. Однако попробовать можно: а вдруг произойдёт чудо? Ну что здесь плохого? Почти у всех её подружек есть кошки или маленькие собачки. У некоторых девчонок собаки большие, породистые. И ничего. Родители не возмущаются. Покупают животных за большие деньги. Охотно идут навстречу детям. Стараются сделать им приятное, хорошее дело. Её сердечко тряслось от жалости, когда она смотрела на блюдечки, тарелочки, из которых Рыжик всего лишь несколько дней назад пил воду, молочко, ел сметану, колбасу. Вся эта посуда находилась на прежнем месте, возле кухонной мойки, и Рита не хотела её убирать, надеясь, что котенок вернётся домой. Мать не убирает тоже эти блюдечки и тарелочки: ей всё время некогда. Много других дел, более важных и ответственных для неё. Руки пока не доходят до всего этого. Но рано или поздно она всё равно вышвырнет их на улицу, как и самого Рыжика.

Рита думала только о котёнке. Уроки шли туго, со скрипом. Читая какой-нибудь учебник, она представляла, что он сейчас делает, лежит или сидит на постельке, спит или бодрствует, ел ли что или не ел, в своём ли он сейчас домике или куда-нибудь убежал. Заплаканные глаза быстро и бессмысленно скользили по строчкам, но смысл, заложенный в них, не доходил до её сознания, ускользал, как рыба из рук. На каждой странице девочка видела только одну картину. В центре этой картины стояло или лежало, свернувшись клубочком, пушистенькое, маленькой существо и с укором смотрело на неё своими круглыми, пытливыми, доверчивыми глазками.

Лидия Фёдоровна, мама Риты, маленькая, юркая женщина, успевшая к тридцати пяти годам располнеть и округлиться, с вещевого рынка приходила почти всегда часам к пяти. Трудилась она много, упорно и дома была, можно сказать, временной гостьей. Чтобы продать товар и сколотить какую-либо прибыль, приходилось целыми днями, зимой и летом, сидеть, стоять в своей крохотной палатке и с тоской ожидать покупателей. Когда товар кончался, уезжала за новой партией ширпотреба в Турцию, Китай, Польшу, очень редко в Италию. Довольно часто Рита встречала свою маму в подвыпившем состоянии, от неё пахло в такие минуты водкой и пивом, и всякий раз у Риты возникала очень отдалённая, робкая мысль, что мать её не понравилась отцу за такие проделки, и он от неё ушёл.

Сегодня Лидия Фёдоровна пришла к семи часам. Рита, как и всегда, вышла в прихожую встречать её. Она с наслаждением встречала маму. Едва заслышав щёлканье открываемого квартирного замка, с радостной улыбкой выбегала ей навстречу.

Мама пребывала в хорошем настроении. Это означало, что сегодня товар шёл неплохо и у неё хорошая выручка. Темно-карие глаза мамы смотрели весело, искрились какими-то неясными вспышками, на сочных, ярко накрашенных губах витала томная и довольная улыбка. Сегодня она вполне удовлетворена жизнью и ни за что не будет ругать дочку, даже за двойки, если бы она их получила. Когда выручка хорошая, мама довольна всем на свете и поэтому так весело играет на её губах довольная улыбка. Но сегодня благополучный настрой матери, вся её приподнятая игривость преломлялись в душе Риты в совершенно ином направлении. Для неё не имело ровно никакого значения то, что у матери коммерческие дела шли неплохо, и что она заработала много денег. Девочка вынашивала совсем другую мысль, другие желания. Ведь от маминого настроения в одно мгновение может решиться судьба Рыжика. Быть ему снова в квартире или нет — всё во власти мамы. Поэтому Рита нежно щебетала приятные для мамы слова, помогала раздеться, что не всегда бывало, помогала даже снять туфли и вообще увивалась вокруг неё шустрым волчком, с любовью заглядывала в глаза и снимала с платья всевозможные волоски и соринки. А в голове носилась счастливая мысль: мама должна разрешить взять Рыжика в квартиру.

— Чем ты тут без меня занимаешься? — традиционно спросила Лидия Фёдоровна, проходя в комнату.

— Учу уроки, — сказала Рита, входя в комнату вслед за матерью.

— Какие отметки сегодня получила?

— А меня сегодня не спрашивали.

— Ни по одному предмету?

— Ни по одному, — угрюмо опустив голову, обиженным голосом сказала Рита. Она сидела рядом с матерью на диване и выжидала подходящий момент для того, чтобы заговорить о Рыжике.

— Ты что-то сегодня не в духе, — как бы между прочим спросила мать и строго взглянула на дочь. — Что случилось? Почему у тебя такое печальное, пасмурное лицо? Когда встречала меня, улыбалась, радовалась. Рыжика жалко? Я всё вижу. Меня не обманешь.

— Жалко Рыжика! — затуманенным взором смотрела Рита на мать. Удушливый ком горечи подкатился к её горлышку, и ей стало трудно говорить. Опустив руки на худенькие колени, она смиренно ожидала, когда мать начнёт её за что-нибудь ругать, отчитывать, что происходило довольно частенько. Стоит придти с вещевого рынка не в духе — и всё. Может устроить дикий разнос за ничтожную, пустяшную мелочь. — Мне жалко Рыжика, — повторила Рита, не поднимая головы и не глядя не мать.

— Его нечего жалеть! — отчеканила Лидия Фёдоровна фельдфебельским тоном. — Его у нас нет, и больше не будет. Жалко, не жалко — ничего теперь не поделаешь. Я его отнесла далеко от дома. И теперь он пропал. А может, кто подобрал. В мире много жалостливых людей.

После слов матери, что Рыжик пропал, Рита неожиданно приободрилась, подняла голову и взглянула на мать умоляющими, просящими глазами. В них вдруг вспыхнул неподдельный, не замутнённый ни малейшей хитростью, чистый порыв детской души к добру и свету. Это был естественный порыв детской души к милосердию, ещё не осознанному, пока непонятному для неё, но властно заявившему о себе в её пока не раскрывшейся до конца и не вызревшей высокой духовности, культуры. Это как раз один из тех всплесков наивной детской чистоты, о котором мы часто вспоминаем в зрелом возрасте.

— Мам, Рыжик не пропал! — радостно воскликнула Рита. — Никуда не пропал, никуда не убежал! И никто его не взял! — и на счастливом лице девочки промелькнула та смутная надежда, которая всегда появляется у человека в такие трагические минуты, когда кажется, что еще не всё потеряно. — Мам, я нашла Рыжика! — и в её широко раскрывшихся глазах загорелся лучезарный восторг. — Что же ты молчишь и ничего не говоришь?

— Где ты нашла его? — сквозь зубы процедила Лидия Фёдоровна.

— Около дома, в котором живёт Таня, — отблеск надежды ещё ярче загорелся в глазах Риты. — Он сам пришёл к её дому. Он пищал, мяукал так жалобно и просился домой, мне так жалко Рыжика.

— Видно, я его отнесла не очень далеко, если он пришёл к Таниному дому, — с отменной невозмутимостью сказала Лидия Фёдоровна.

— Ну зачем ты так говоришь? — и взгляд девочки вновь потускнел, затуманился. — Мне жалко Рыжика.

— Ничего, всё пройдёт, — тоном экзекутора проговорила мать. Она устало откинула голову на мягкую диванную подушку, лениво закрыла глаза.

— Мама, можно я опять возьму Рыжика домой? — робко спросила Рита, — Он такой хорошенький, миленький, такой слабенький, беззащитный. Он пропадёт, если его не взять домой.

— Ну и пусть пропадёт, — дремотно сказала Лидия Фёдоровна, чуть приоткрыв глаза. — Беда какая! Подумаешь! Ты лучше об учёбе думай, а не о котёнке.

— Я никогда об учёбе не забываю. У меня по всем предметам хорошие отметки. А если Рыжика возьмём домой, то ещё лучше стану учиться. Мам, разреши взять Рыжика домой. Я прямо сейчас сбегаю за ним и принесу его. Мам, разреши, — наступил момент истины. — Можно принести его домой?

— Нет, я не разрешаю! — с железной твёрдостью отрезала Лидия Фёдоровна. — И не приставай ко мне больше с таким глупым вопросом. Я кошек не люблю. Ты об этом хорошо знаешь. Ясно тебе или нет?

— Ты не любишь, а я люблю.

— А я не люблю! — властно повысила голос Лидия Фёдоровна. — Сколько тебе можно об этом твердить? Я не хочу видеть в своей квартире кошку! — впала она в истерику. — Когда купишь свою квартиру, тогда держи хоть сто кошек!

— А я люблю! — не сдавалась четвероклассница, неизвестно на что надеясь.

— Всё равно не разрешу! — оставалась непреклонной мать. И куда только делась её благосклонная, радужная улыбка, призрачно игравшая на её лице, когда она пришла с вещевого рынка. — Пойдём на кухню. Пора ужинать. Я сильно проголодалась, — и встала с дивана.

— Я не хочу есть! — выразила девочка свой детский протест.

Лидия Фёдоровна промолчала. И спокойно отправилась на кухню.

Даже в её замедленной, неторопливо-флегматичной походке чувствовалось полное безразличие и пренебрежение к переживаниям дочери.

В приступе тяжёлой обиды, Рита, будто стрела, всем телом метнулась на диван, поджала колени и груди и, прижавшись к ним лицом, заплакала. По худеньким щёчкам ручьём потекли слёзы, под глазами расплылись красные круги, похожие на тусклые ночные фонари. Девочка судорожно всхлипывала, и от этого её неразвитое тельце часто вздрагивало и подпрыгивало на диване. У неё был такой почти обречённый вид, будто на её детские плечики нежданно-негаданно свалилось страшное горе, с которым ей довелось остаться один на один. Никто в данную минуту не протянул ей руку помощи. В такую суровую минуту испытаний! Даже утешить некому, чтобы хоть немного облегчить страдания. Лидия Фёдоровна тем временем сидела на кухне, преспокойно ужинала, пила чай и думала о своих неотложных делах.

Рита долго не могла успокоиться. Слёзы текли без конца. Она уже не просто плакала, она горько и безутешно рыдала. Рыдала безумно, исступлённо, как будто прощалась с тем, без чего не представляла, не мыслила свою дальнейшую жизнь. К такому состоянию может придти человек, который во время страшного землетрясения или какого-либо другого трагического события потерял всех своих родных, близких, самых дорогих для него людей и теперь остался совершенно одиноким и никому не нужным в пустом для него мире. Мир для него опустел и стал абсолютно бессмысленным. Потом Рита стала реветь. Да, да — реветь. Вполне серьёзно. Самым настоящим образом. Плакать и рыдать перестала, и сейчас её состояние проявлялось в звуках, которые могли напугать кого угодно. Она ревела надсадно, как-то придушенно. Можно было подумать, что её горлышко кто-то сильно и немилосердно сжимал.

Лидия Фёдоровна слышала всё, но даже не шевельнулась и не подумала подойти к дочери, успокоить, поговорить с ней по-матерински. Пусть поревёт. Авось перестанет, выбьется из сил, измучается и затихнет. Пусть выплачется до конца, чтобы кончились все слёзы, пусть вдоволь наревётся, нарыдается, если ей так хочется. Рано или поздно всё равно успокоится. В комнату она пришла только после полного завершения ужина, когда была выпита вторая чашка чая. Вошла вразвалку, медлительно, потому что спешить некуда и незачем. Одним словом, прекрасно продемонстрировала своё равнодушие, своё безразличное отношение к слезам дочери и свою гранитную непреклонность относительно Рыжика. Лидия Фёдоровна не бросилась к дочери со всех ног, не подсела рядышком, не обняла её худенькие детские плечики, не заглянула в её заплаканное, помертвевшее от горя лицо, не посмотрела на дочь согревающим, успокаивающим, исцеляющим взглядом матери. Не приласкала дочку, не утешила в такой тягостный момент её жизни.

Конец ознакомительного фрагмента.