Личная жизнь женщины-кошки

Татьяна Веденская, 2017

В жизни Фаи Ромашиной наконец-то «все очень хорошо», но появление новой начальницы в отделе ставит с ног на голову всю Фаину жизнь. А тут еще так некстати переезд к любимому мужчине. Проблемы одна за другой сыплются на девушку. Фая оказывается на волосок от тюрьмы. Она уверена: ее подставили. «Кому понадобилось меня уничтожить, зачем?» – не перестает спрашивать себя Фая. Ромашина намерена выяснить, кому выгодно ее убрать. Но получится ли у нее добиться правды и найти виновника ее бед?

Глава 3

Все люди одинаково важны для вселенной, хотя… кто ее спрашивал-то?

С лихим, придурковатым видом… Так хотел видеть своих сотрудников Петр Первый и даже издал соответствующий указ. Я с другим видом и не появляюсь. Работа. Восемь часов моей жизни, каждый день, кроме выходных и праздников, плюс время на дорогу, плюс обед, плюс отпуск. Плюс переработки, за которые нам никто не платил, и посиделки, которые были строго запрещены и карались, но практиковались все равно. Плюс бессонница, ноющая шея, красные от постоянной компьютерной работы глаза. И зачем? В чем смысл? Раньше такие вопросы не мучили меня, ибо все они крайне опасны для начала трудового дня. Но после такого поцелуя я не могла не задаваться вопросом: какую часть моего бессмысленного, но крайне для меня ценного времени моей жизни я трачу на всю эту ерунду вместо того, чтобы целоваться весь день напролет? Да я же практически живу на работе, и таких, как я, — полный «Муравейник», прямо настоящая армия муравьев, тысячи трудолюбивых насекомых, и все бегут, насупившись, тащат каждый свой прутик или щепочку, понятия не имея, к чему это и зачем. Но, что интересно, все преисполнены чувством неосознанной важности своей работы. Иллюзия небесполезности бытия.

Иллюзии, как и предчувствия, основываются на бессознательной работе мозга у тех, у кого он, конечно, есть. Главная задача иллюзий — защитить хилую, уязвимую психику индивидуума от какого-нибудь удара или опасности. Например, мою лично хилую и уязвимую психику. Иллюзия того, что я люблю свою работу.

— Ты чего крадешься? Ты где была? — прошипел главный представитель нашей офисной техподдержки, сладкоголосый толстяк Жора, когда я, как кошка, пробиралась мимо его стола. — Уже десять минут десятого!

— Господи, кошмар-то какой! — всплеснула руками я. — Сколько, говоришь, минут? Десять? Преступление века, вызывай полицию. А вообще не надо, я вот сейчас до рабочего места дойду и сама повешусь, раз такое дело. От мук совести.

— Ерничаешь? Все стрекозишь? Лето красное пропеть не боишься? С голой задницей остаться? — спросил Жора, а затем посмотрел на меня так, словно попытался вдруг визуализировать только что предложенный им образ, то есть представить меня с голой задницей. Я возмутилась и дала ему подзатыльник.

— На жену свою смотри, — предложила я, и Жора моментально утратил интерес ко всему окружающему. Такова была его нормальная реакция на слово «жена». Он потянулся за конфетой, но оказалось, что конфет на столе нет. На Жорином пухлом лице отразились одновременно удивление и разочарование. Обычно на его столе проживало очень много еды, а сейчас почти ничего не осталось: только жалкие следы былой роскоши — обертки от конфет да пустые «ракушки» из-под фисташек.

— Что, все слопал? — хмыкнула я, заметив, что Жора одет куда лучше обычного — на нем не пожеванная футболка, а рубашка, а еще потертый светло-коричневый пиджак с кожаными локтями (откуда, интересно, он его взял?). — А я-то думала, что это невозможно. С твоими запасами можно было бы апокалипсис пережить.

— Ну и что? Да, я люблю поесть, — пожал плечами Жорик. — Люблю, умею, практикую. Ты, Ромашка, не понимаешь, потому что ты — старый холостяк.

— Надеюсь, слово «старый» ты употребил в переносном смысле? — возмутилась я.

— Ну-у… ежели ты настаиваешь, — протянул Жорик, чуть не схлопотав от меня второй подзатыльник. — Однако в каком-то смысле для меня, как человека женатого, в соответствии с пирамидой Маслоу еда теперь составляет и смысл, и одновременно цель существования…

— В соответствии с пирамидой тогда ты к рождению внуков лопнешь, — добавила я, но была проигнорирована.

–… ибо к остальному я отношусь с равнодушием улитки, — невозмутимо продолжал Жорик. — Ты когда-нибудь наблюдала за улиткой, Ромаша? Ты хоть представляешь, каково это, когда у тебя на спине целый дом и нет никакой возможности его отстегнуть хотя бы на ночь? Хотя бы на часок, на минуточку.

— Я знаю, Жора, знаю, — кивнула я, присаживаясь к нему на стол. — Ты — отец-герой.

— Нет, Ромашка, я не герой, просто честный человек, что, по сути, почти синоним глупца, — грустно обронил Жора и совсем уж по «дядюшка Поджеровски» сложил ручки на животике поверх своего пиджака «с локтями». — А честные люди что делают?

— Добрые дела! — предложила вариант я.

— Нет, Ромашка, нет. Детей они делают. Бездумно, без расчета и без противозачаточных средств.

— Знаешь, так детей кто только не делает, — возразила я, и Жора кивнул.

— Делают все, но честные люди после того, как детей сделают, тут же принимаются жениться. Вот. Казалось бы, ну, какая связь?!

— Ну да, ну да. Вот и у моей сестры теперь муж есть. В паспорте как минимум.

— Серьезно? — оживился Жорик, как будто каждый раз, когда кто-либо новый женился, это снимало часть ноши с его персональных округлых и слегка сгорбленных плеч.

— Если откровенно, то наш Сережа переехал из одного паспорта в другой. Мы уже и не ждали. Сейчас вот медовый месяц в пансионате. Может, мне тоже нужно просто залететь? — потянулась я и усмехнулась тому, с каким ужасом на меня посмотрел техподдерживатель нашего хаоса. — Ладно, честный человек, обещаю просто так не залетать. Ну а еда-то твоя где? Неужели и правда ты все съел?

— Ничего я не съел, все выбросил, — поделился бедой Жорик.

— Ты? Но как? — неподдельно изумилась я.

— Пришлось!

— Нет, это неправильно, невозможно. И даже конфеты? К тебе же все шли в тяжелый момент за помощью и за сладким. К кому ж теперь?

— Да хоть к Малдеру твоему на психотерапию, — ощетинился он.

— Нет, Жора, ты как хочешь, а конфеты верни, — я склонилась и прошлепала дыроколом пару каких-то таблиц. — Мне Малдер самой нужен.

— А что это, он просто так зарплату получает?

— У него и без нас тренинги, мотивация, лидерство. Не хватало ему еще неудачников конфетами кормить. Нет, ты уж, пожалуйста…

— Ш-ш-ш… — неожиданно поведение Жорика изменилось: он весь вытянулся, расправил плечи и свел брови, одновременно напрягая все мышцы лица сразу.

— Ты чего? Жорка, ты меня пугаешь? У тебя что, спазм тройничного нерва?

— Слушай, шла бы ты работать, а? А то… ты меня отвлекаешь, Ромаша, — тихо процедил Жора, но в его тихом голосе прозвучала прямая и явная угроза. — Уходи ты.

— Гонишь, значит? — обиделась я, ибо работать мне не хотелось. Не в настроении я была, после таких-то поцелуев.

— Да! Иди уже. Отошла, слышишь.

— Как же все плохо-то, — вздохнула я, поднимаясь со стола Жоры. Он яростно перекладывал бумажки из одной стопки в другую, бормоча что-то про заявки. В конце концов даже до меня начала доходить нетипичность его поведения. В поисках источника этого трудоголического излучения я обернулась и стала искать вампиров или оборотней, которые явно покусали нашего айтехника.

И тут я заметила ее.

— Это кто? — прошипела я, старательно, но безрезультатно пытаясь оторвать взор от явления в нашем запыленном коридоре.

— Отойди от меня, Ромашка, — сдавленно просипел Жорик. — Богом молю, изготовителем всего сущего. Не хватало еще, чтобы меня с тобой увидели в первый же день.

— Сукин ты сын, — отреагировала я, получив в ответ пинок ногой. Явление направлялось прямо на меня. И я поняла, что ничего уже не изменишь.

Говорят, первое впечатление обманчиво. Еще говорят — с поразительной последовательностью, что оно и есть единственное, которое имеет значение. Второе, третье будут только попытками подтвердить правильность первого. Что ж, как бы там ни было, а первое впечатление, если что, я уже произвела.

Мысль об этой всеобщей энтропии впечатлений мучила меня, в то время как я стояла столбом и пялилась на некую женщину в белом. Она шла по нашему коридору прямо ко мне, а у меня в голове стучало:

Ну не может программист носить такую белоснежную шубу!

Энтропия чертова.

Женщина была высокая, но, несмотря на это, на ее ногах были сапоги на высоченных шпильках. Черные сапоги из лакированной кожи, черные брюки-галифе, черная же водолазка виднеется из-под сияющей белизной шубы. Мюллер. Штирлиц идет по нашему коридору.

Я как никогда близка к провалу. Кто эта черноволосая каланча в белоснежной песцовой шубе? Зачем вообще нужна шуба в мае? Ей не жарко? Нет, в таких шубках в Лос-Анджелесе актрисы получают «Оскар». Шуба и волосы создавали эффект черной королевы на шахматной доске. Как могут человеческие волосы так не по-человечески сиять? Чем их нужно для этого мазать? Душами младенцев? И почему она смотрит на меня так, словно я ей денег должна? Может ли статься, что я ей и вправду денег должна? А почему нет? Может быть, у нее Сережа занял, а сказал, что я отдам, и теперь она пришла, чтобы истребовать долг? Сколько же такая вот могла дать взаймы, если одна ее шуба только несколько тысяч чего-нибудь стоит? Каких-нибудь евро.

Я просто брежу.

Я боюсь женщин в белоснежных шубах: они меня нервируют, я не знаю, как вести себя в их присутствии. Как можно ходить в таком и не бояться посадить пятно? Если бы у меня была такая шуба, я бы испытывала муки и угрызения совести при одной только мысли о том, чтобы выйти в ней на улицу, мне было бы неудобно перед шубой за московскую грязь. Что она подумает обо мне? Нет, не шуба, конечно, а то, что в ней. Черт. В смысле кто. Я даже думать перестала связно, какое уж тут первое впечатление. Что белошубая обо мне думает, я уже знала. Ничего хорошего, это уж как минимум. Я растрепана. У меня нет никакой прически, на моей голове просто некоторое количество самопроизвольно разросшихся волос. На мне свитер в полоску. Джинсы драные. Черная майка безо всяких там рисунков. Я мучительно ненавижу себя за то, что слишком худа в одних местах и толста в других. У меня практически нет груди, особенно если сравнивать. С кем угодно причем. Если смотреть на меня и ни с кем не сравнивать — еще куда ни шло, но вот если поставить рядом с Памелой Андерсен… Сразу нужно расстрелять.

Энтропия. Информационная энтропия — успокаивала я себя. Какое первое впечатление я произвожу? Да откуда я могу знать?! У меня нет доступа к данным. Только собственная неуверенность в себе. Между прочим, вся эта энтропия оттого, как устроена наша дурацкая вселенная — ничего невозможно узнать наверняка. Куда ни копни, найдешь еще меньшие молекулы, атомы, кварки, черт знает что. Макромир тоже хорош — необъятен, собака. Как же искать истину в бесконечно черной комнате с бесконечно малой черной кошкой, которой там нет? Чего эта Черная Королева на меня уставилась?

— Наш новый шеф, познакомься! — процедил Жорик, когда белошубая с изяществом модели подошла к нам вплотную.

— Кто? — подавилась я и попыталась оправить складки с вопиющей неуклюжестью. Но было уже поздно, понятно, что мне влетит за мой внешний вид.

— Ваш новый шеф, — улыбнулась женщина, пока я продолжала самопроизвольно разлагаться на радионуклиды и изотопы. — То есть формально я пока только исполняю обязанности. А вы кто? Наверное, Фаина Павловна?

— Я… ну… наверное, — ответила я, заставив Черную Королеву слегка застыть от изумления. Диссонанс, н-да. По ее мнению, каждый человек должен как минимум знать свое имя. А если человек — идиотка?

— Вы… наверное, Фаина Павловна? Неточно? — переспросила белошубая, улыбаясь еще доброжелательнее, отчего кровь заледенела у меня в жилах. О, эти доброжелательные улыбки начальства, я не покупаюсь на них. Все они, Черные Королевы, рождены с такими вот выражениями лиц. А те, кому не повезло с рождения излучать поддержку и одобрение, тех, от Малдера знаю, специально этому учат. Как правильно улыбаться, чтобы завоевать друзей и оказывать влияние на людей. Особенно если они хотят оказывать влияние. И как произвести это самое чертово первое впечатление. Малдер-то этому и учит.

— Но у нас же Саша Гусев. Он же исполняет… супружеские обязанности, — бормотала я вместо того, чтобы прояснить ситуацию с моим собственным именем. Коллектив отдела от моего комментария онемел. Жорик даже откатился на сиденье подальше от стола — и от меня, — будто я внезапно сообщила, что болею чумой.

— Гусев… м-м-м… да-да, ему тоже должны были сообщить. Что-то у вас тут так темно и пыльно. Когда в последний раз пылесосили?

— Тут… как бы… должны были недавно, но… — это зашепелявила Яночка, умненькая бесполая девочка в кофте с капюшоном, уж не знаю, почему она почувствовала себя лично ответственной за чистоту.

— Но не пылесосили. Я догадалась. Меня интересует причина. Я не хочу знать, почему «нет». Я хочу знать, что было сделано, чтобы было «да».

— Случился один инцидент. У нас пылесосом провод засосали и пару коннекторов. Пылесос пришлось менять, но это-то ерунда. Сервер отрубили, уборщица даже не заметила.

— Ага, — прервала ее Черная Королева в белой шубе. Я буквально отказывалась верить происходящему. Из огня да в полымя. Да Саша Гусев был бы идеальным шефом для нашего IT-отдела. И вообще, он заслужил. Его несправедливо обвинили в краже, его имя было очищено от подозрений. Он, как и я, тут уже много лет. Почему шуба, зачем эти длинные ноги и доброжелательная до ужаса улыбка?

— Ему никто ничего не сообщал, — ляпнула я, еле сдерживая злость, направленную главным образом на судьбу.

— Гхм… я заверяю вас, что уже нет. Не исполняет, — на этот раз голос прозвучал куда суше. — Значит, провода уложены небезопасно, понятно. Скажите, э-э-э, — Черная Королева улыбнулась прямо Яночке в лицо, та побелела и ничего не ответила. Черная Королева кивнула и отошла, словно оставив мысль на потом. Повернулась к Рудику, осмотрела его со всей строгостью Эвелины Хромченко, не одобрила его шаманскую бородку, но отвернулась, продолжая улыбаться.

— Вам, может быть, показать ваш кабинет? — спросил Рудик чисто от неожиданности. На него никто и никогда не смотрел таким вот взглядом, после которого так и хочется выбросить всю одежду и немедленно вспрыгнуть на каблуки. Хотя это только вроде для женщин.

— Нет, спасибо, я знаю, где мой кабинет, — заявила Черная Королева, породив тут же бурю вопросов о том, как, когда и при каких обстоятельствах она это узнала. Была тут, пока мы, наивные, наслаждались майским теплом? Обманчиво ласковое солнышко. — Так, господа сотрудники отдела цифровой безопасности и создания интерактивных продуктов, во-первых, прямо с этого момента все сотрудники IT-департамента должны носить бейджики с именами и должностями. Хорошо? И не мычать, а отвечать на вопросы. Давайте поймем друг друга сразу, чтобы потом не было никаких разночтений. Если я встречу кого-то без бейджика, то таковой сотрудник будет оштрафован… на двадцать долларов.

Кто-то присвистнул, и Черная Королева нахмурила свои божественные брови. Я переваривала наше новое название отдела. Значит, я создаю интерактивные продукты… жизнедеятельности.

— А во-вторых? — спросила опять же я. Если бы Малдеру сейчас дать фонарик в руки, он бы им посветил мне в темную бездну моего бессознательного и увидел бы мое неосознанное желание быть уволенной. Только кто ж ему даст этот фонарик-то? Мало ли чего там еще понапихано, в моей черепушке. Черная Королева ожила, склонила голову и посмотрела на меня по-новому, словно прикидывая, как меня лучше готовить — мариновать подольше или сразу уж на гриль.

— Во-вторых, у меня в кабинете через десять минут состоится ознакомительное совещание, на которое прошу прибыть всех.

— Уже в бейджиках? — уточнила я, и Черная Королева усмехнулась. Затем кивнула.

— Уже в бейджиках. У меня все!

С этими словами Черная Королева развернулась, тряхнула своей белоснежной меховой мантией и направилась в глубь нашего двадцать шестого этажа. Мы все остались стоять (Жорик, правда, остался сидеть) с раскрытыми ртами.

— Ты с ума сошла, Ромашка? — прошипел Жорик. — Тебя куда понесло? Ты не могла ей просто по-человечески сказать, как тебя зовут? Язык бы сломала?

— Уже в бейджиках? — съязвил Рудик, пародируя меня, и отошел от нас своей легкой, вечно слегка танцевальной походкой. Дать бы ему… в бубен.

— Господи, она уволит меня прямо сейчас, на первом же совещании — за то, что у меня такие жирные икры, — простонала Яночка.

— За это не увольняют, — успокоила ее я, но Яночка только обиженно засопела.

— Откуда ты знаешь? Она похожа на фитнес-тренера из гестапо, — огрызнулась она, убегая.

— Слушайте, а где Гусев? И еще — кто-нибудь хоть знает, как ее зовут?

— Гусев тоже опаздывает, — ядовито заметил Жорик. — Где-нибудь бегает… за воланчиком. Пока над всеми нами сгущаются тучи. Черт, не помню я, как ее зовут. Может, в отдел кадров позвонить? Или твоей Горобец? Она все про всех знает.

— У нас десять минут на то, чтобы изготовить пятнадцать бейджиков, а ты говоришь — Горобец. Да! — закричала я.

— Что «да», вспомнила имя? — обрадовался Жорик.

— Нет, но зато я вспомнила, откуда эта пафосная фраза — «мне неинтересно, почему «нет», я хочу знать, что было сделано, чтобы было «да». Это же из фильма «Москва слезам не верит».

— Да, ну и что? — загрустил Жорик, пока я методично и быстро клепала имена на фирменные бирки. Подумала, не приписать ли каждому из нас цену, но не определилась с тем, сколько на нынешнем рынке стоит кучка нердов-айтишников, и забила на эту идею.

— Ее зовут Оксана Павловна, фамилия — Метлицкая, — услышала я знакомый голос за спиной и обернулась. В коридоре стоял Саша Гусев — бледный, какого-то даже зеленого цвета, он чем-то напомнил мне в этот момент Бэтмена, человека, который пришел, чтобы спасти весь город. Значит, Бэтмен все знал, его действительно предупредили.

— Новая Метла, — пробормотала я, Саша двинулся ко мне. Через пару секунд — и шагов — стало ясно, что такому Бэтмену вряд ли удалось бы спасти Готэм — не хватило бы топлива. От Сашки исходил забавный, ни разу мною еще не отмеченный аромат перегара, смешанного в пропорциях один к трем с арбузной жвачкой. Саша Гусев явно много пил накануне. — Откуда она взялась? — Я предпочла не замечать того, что Сашка едва стоит на ногах. Возможно, он даже успел уже похмелиться.

— Что, я смотрю, все уже в курсе изменения нашего курса?

— У тебя есть бейджик? — ехидно поинтересовался Жорик, затем принюхался и помахал рукой перед лицом. — Ты что, все майские, не просыхая? Ты мой герой.

— А ты мой геморрой. Что происходит? — спросил Гусев.

— Велено всем холопам и челяди ходить с бейджиками. Тебе тоже, как я понимаю. И еще — мы уже почти опоздали на совещание.

— Да? Ну, тогда пойдем, — легко предложил Саша. По этой невыразимой легкости его бытия я понимала — анестезия еще не отошла. Я прицепила к его свитерку бейджик, ибо лишней двадцатки не было ни у кого, — и мы отправились в геенну огненную, в бывший кабинет Кренделя, в котором с того самого момента, когда его выперли из «Муравейника», никто не появлялся.

Втайне я надеялась, что и Черную Королеву постигнет участь нашего предыдущего шефа. В конце концов, тот тоже был экстремально прекрасен собой. Так, что Машка Горобец млела и мечтала за него замуж. Теперь наш Крендель, вероятнее всего, обитает где-то на просторах Head Hunter. Туда им всем и дорога!