Апрельский кот

Татьяна Веденская, 2016

В жизни Фаи Ромашиной «все очень плохо», если верить ее словам. А постоянные споры с сестрой, конфликт с коллегой, одинокие вечера перед телевизором и бессонница – лишнее тому подтверждение. Фая вынуждена обратиться к психологу. Им оказывается очаровательный Игорь Апрель, который готов не только решить все проблемы девушки, но и подставить мужское плечо в трудный момент. Только вот почему-то Фая не спешит открывать перед ним свою душу… и сердце.

Все, во что веришь, превратится в реальность. Мысль, знаете ли, материальна

Суп-харчо, жареные зразы с грибами, пирожок с курагой — ничто не могло успокоить меня после этого странного разговора. Даже то, что мне достался стакан вишневого компота, который я так люблю и который всегда разбирают до моего прихода — даже это я едва заметила, раздумывая над тем, что произошло. Все во мне говорило, что не стоит идти на прием к этому зеленоглазому Малдеру, слишком красивому и благополучному, чтобы понимать таких людей, как я. Но в то же время что-то необъяснимое требовало, чтобы я пошла к нему — и немедленно. Может быть, все дело было в том, что он оставил мне выбор? Не стал убеждать, что психология — это панацея от всех бед, начиная с прыщей на лбу и заканчивая взрывами в ливанских торговых центрах. Так или иначе, а в три часа с небольшим я оказалась в том же самом коридоре, подпирающая собой в нерешительности стену. Меня поймали в ловушку. Я пыталась понять, что за наживку заглотнула. Ведь не верю же я, в самом деле, что напыщенный пижон в идеально отглаженном костюме может решить мои проблемы? Тогда зачем я здесь?

Игорь Вячеславович, расслабленный, без пиджака и с заброшенным на плечо галстуком, высунулся из кабинета и с удивлением посмотрел на меня.

— Что же вы стоите тут? — услышала я его насмешливый голос. — Может, стоит пройти внутрь?

— Я еще не решила, — отбрила его я, но Малдер только рассмеялся и нырнул обратно. Его смех стоял у меня в ушах. Ишь, какой беззаботный. Я чувствовала себя глупо. А еще — я была совершенно без сил. Пришла сюда, влекомая не самим Малдером, а его диваном. Вот он, ответ. Я просто не хотела идти работать. Эта мысль порадовала меня и вселила умеренную долю хорошо сдерживаемого оптимизма. Значит, не так уж и нелогично мое появление здесь. Я зашла в кабинет и спросила, куда мне присесть. Игорь Вячеславович в это время был занят, поливал цветы, держа в руках ярко-оранжевую лейку с длинным пластмассовым носиком.

— Занимайте диван, я сейчас.

— Можете не спешить, — ответила я. — У вас тут море журналов.

— Это да. И не все, прошу заметить, про психологию. А вы, значит, психологов не жалуете. Почему? Разве плохо собирать эмпирические данные? — спросил меня Малдер, когда я устроилась в уголке, положив локоть на одну из многочисленных его диванных подушек.

— Неплохо, если это не мои эмпирические данные, — ответила я, акцентируя внимание на слове «мои». — Не люблю, когда копаются в моей личной жизни.

— Это я понял, — улыбнулся Игорь Вячеславович, ставя на пол пустую лейку. — Ну что ж, придется в таком случае копаться в чем-то еще. Давайте сегодня просто познакомимся поближе и обозначим, так сказать, главные правила.

— Сегодня? — невольно ахнула я. — Разве это будет не единственная наша встреча?

— Вам в солнцезащитных очках достаточно комфортно? — спросил он в ответ. И я покраснела.

— Уверена, что без них мне будет менее комфортно.

— Почему? — поинтересовался Малдер, и я несколько опешила, не зная, что мне ответить. — Я просто хотел сказать, что ходить в таких очках — как повесить на груди вывеску, что вас кто-то ударил. Может быть, это даже более очевидно, чем если бы вы ходили просто с синяком.

— Ну, это вряд ли! — фыркнула я.

— Почему же? Ведь если вы не скрываете синяк, значит, что не стыдитесь его. Может, вас ударили хулиганы или пчела укусила?

— Пчела? — рассмеялась я.

— Ну… некоторые синяки вполне похожи на укус насекомого.

— Значит, вы считаете, Игорь Вячеславович, что я стесняюсь синяка? — спросила я, и тут же сняла очки, которые, признаться, и саму меня уже измучили. Ничего не видно, то и дело норовишь оступиться или врезаться в кого-то. За компьютером работать еще можно, а жить — сложновато.

Итак, я сняла очки. Подслеповато сощурилась, что и неудивительно после стольких часов, проведенных в искусственной темноте. Психолог смотрел на меня спокойным, изучающим взглядом, не пытаясь отвести взгляд, высказать мне сочувствия или проявить любопытство. И молчал. Это было странно, даже возмутительно. В конце концов, синяк был ужасным. Когда с утра я смотрела на себя в зеркало Лизкиной ванной, то хотелось плакать от жалости к себе. Ну почему я такая, вечно вляпаюсь? А тут — никакой реакции, то есть абсолютно. Разве это нормально? Особенно со стороны психолога.

— Может быть, теперь вы расскажете мне, что я сама виновата в том, что получила в глаз? — пробормотала я, невольно злясь на Малдера и на себя. Не нужно было мне к нему приходить.

— А вы сами как считаете? — спросил он, продолжая сохранять эту омерзительную нейтральность.

— Теория взаимного выбора жертвы и мучителя — самая абсурдная и глупая из всех тех, которыми оперирует психология, — ответила я хмуро. — Это надо же придумать, что жертва подсознательно желает, чтобы ей дали в глаз и ищет возможности для реализации этого желания. Возможно, это чувство вины, да? Возможно, я просто наказываю себя за что-то? Стремление к саморазрушению? Попытка привлечь к себе внимание?..

–…вызвать жалость? — добавил Малдер, хитро улыбаясь. — А вы неплохо подкованы.

— Неплохо подкованы кони на ипподроме. А вот скажите, желание сочувствия тоже можно записать в ролевую модель жертвы, да? Вы никогда не хотели, чтобы вам посочувствовали?

— Да почти каждый день, — заверил меня Малдер. — Особенно когда мне приходится иметь дело с грубыми пациентами, которые явно считают, что я зря просиживаю штаны. — И он снова улыбнулся так, словно мои слова не обидели его, а только повеселили. Я же пыталась понять, какой это бес в меня вселился, что я набрасываюсь на этого ни в чем не повинного человека, который, отдаю ему должное, просто желает понять, все ли в порядке в подведомственном ему холдинге.

— Вам требуется сочувствие? — рассмеялась я. — Только не вам, уж простите.

— Это еще почему? — уточнил Малдер, сощурившись. — Я, по-вашему, не человек?

— Все психологи имеют пуленепробиваемое подсознание. И потом, разве это не будет проявлением слабости?

— А вы, значит, считаете, что проявление слабости — это грех?

— Нет, это вы так считаете. Разве нет? — переспросила я и неожиданно для самой себя испытала непреодолимое желание прилечь на диване.

— Боже упаси. Слабости, как правило, — это самые интересные стороны человеческой личности. Вы, Фаина Павловна, располагайтесь поудобнее. Чувствуйте себя как дома.

— Вам не говорили, что вы — очень странный психолог? — спросила я и вытянула ноги — прямо так, в уггах. Я рассмотрела, конечно, вариант снять угги, но он показался мне еще менее приемлемым. Значит, как дома? Я положила голову на подушку и уставилась в потолок. Так, кажется, положено лежать, когда с тобой разговаривает «доктор Фрейд». Интересно, когда этот «доктор Фрейд» меня выгонит? На сколько хватит его профессионализма?

— Интересно, откуда у человека, столь негативно относящегося к психологии, такая подробная информация о ней? — спросил Игорь Вячеславович. Я попыталась приподняться, чтобы ответить, но он меня остановил. — Нет-нет, вы лежите. Просто отвечайте.

— А вы что, вправду считаете, что можете мне помочь? — ответила я вопросом на вопрос. — Допустим, я вам открою душу. Вы ведь этого хотите?

— А вы не хотите?

— Нет, не хочу. Откроешь вот так душу, начнется сквозняк, наметет всякой пыли-грязи… Лучше уж я сама.

— Сама. Значит, думаете, справитесь?

— Не справлюсь — тогда и приду к вам.

— Давайте так, Фаина Павловна. Если я вам не помогу сегодня, вы больше не придете ко мне. Я навязываться не буду. Но раз уж вы все равно здесь…

— То есть вы планируете помочь мне прямо сейчас? — поразилась я, да так, что чуть не встала с дивана.

— Лежите, пожалуйста, — повторил Игорь Вячеславович, но на этот раз настойчивее. — Не вставайте. Маленькие правила, которые нужно соблюдать. Лежите. И закройте глаза.

— Ого! Закрыть глаза и вспомнить детство? Как меня обижали, как я обижала…

— Можно и вспомнить детство, если хотите. А вы многих обижали? — заинтересовался он, продолжая говорить негромко, приятным, мягким тоном. Я услышала шаги Апреля где-то за диваном, затем вдруг до меня долетела тонкая, ненавязчивая мелодия.

— Музыка? Уже больше напоминает сеанс СПА, — улыбнулась и зевнула я. — Теперь и вправду начинаю верить, что наш крокодиловый холдинг заботится о своих сотрудниках.

— Крокодиловый? Почему? — тихо спросил Малдер.

— А вы в отделе по работе с клиентами были? А в финансовом? Не видели никогда, как проходят у них там планерки и пятиминутки? Только зубами клацают. Для нас ведь отбирают самых зубастых.

— И вас тоже?

— Я-то? Что вы! Я же простой программист. Как старая черепаха Тортилла с монитором вместо панциря. Нет, я в крокодиловых забегах не участвую. Ну что, вы уже достаточно сделали, чтобы установить со мной контакт? Когда начнете спрашивать, как же это я дошла до жизни такой, что мне глаза подбивают? — Я испытывала чудовищное желание свернуться клубочком, иными словами, принять позу зародыша, но решительно отвергла эту идею. Не буду давать материала для анализа моей перекореженной личности.

— Не обязательно. Вы же говорили, что можно детство вспомнить, — тихонько рассмеялся он. — Обвинить во всем кого-нибудь… ммм, впрочем, я еще не определился. Вы и в самом деле очень скрытная девушка, Фаина Павловна… Может, маму или папу?

— Лучше дядьку, — схитрила я. Хотя никакого дядьки у нас с Лизкой никогда не было ни по папиной, ни по маминой линии.

— Значит, во всем будем винить вашего дядьку, — кивнул Игорь Вячеславович. — И в том, что вы получили в глаз, тоже?

— Девушки выбирают мужей по образу и подобию своих отцов, — пробормотала я. — А я — по дядьке, значит, ориентировалась.

— Ага, значит, вы замужем.

— Конечно! — радостно подтвердила я. — Это же очевидно.

— Так это вас, значит, он так отделал?

— Кто? — пробормотала я, забыв, о чем мы говорили.

— Ваш муж?

— Мой муж, ах да… Он, он! — подтвердила я, зевая во весь рот. Не говорить же ему всей правды. Все люди любят стандартные истории, и не стоит обманывать зрителей. Какое ему дело до правды?

— А почему вы в полицию не заявили? — Голос психолога как-то все больше затихал, отдалялся, словно он говорил со мной сквозь толщу темной, плотной воды, под которую меня затаскивала какая-то непреодолимая сила. Я чувствовала свое тело, но почти не управляла им. Сила была мощной, но не злой.

— А почему вы решили, что я не заявила? — фальшиво обиделась я, повернув лицо к спинке дивана. Лежать было хорошо. Особенно если учесть, что я не спала две ночи подряд. Пожалуй, единственная сейчас проблема, с которой бы мне хотелось справиться, — моя бессонница. Черт его знает почему, но я не могу просто так взять и уснуть. Ворочаюсь, ворочаюсь.

— Заявили?

— Ну… нет. Но это просто потому, что я дура. И потом, я верю, что он изменится.

— Серьезно? — я услышала, как застучали пальцы доктора по клавиатуре. Значит, он еще и записывает весь этот бред.

— Совершенно серьезно, — заверила его я, все больше входя в роль. — А еще он мне говорит, что это все из-за меня, что я не так себя веду, что перестала за собой следить. А он просто не может этого выносить.

— Даже так? — Тихий смех Игоря Вячеславовича прозвенел, как хор цветочных колокольчиков. — А раньше вы как выглядели?

— У меня были длинные светлые волосы, и я смеялась по каждому поводу. И все время думала, что меня ждет светлое будущее. И большая любовь, — продолжала я. — А потом растолстела, пострашнела и поглупела. Ну… это если верить тому, что говорит мой муж.

— А вы верите?

— Я? — на моем лице появилось удивление. — Ничему не верю. И ничего не хочу.

— Совсем ничего? — удивился психолог. — Все чего-то хотят. Как вы сказали — чтобы все было хорошо, светлого будущего, большой любви.

— Вот только любви мне не нужно. Этого еще не хватало, — ответила я, но, сколько ни ждала ответа, его не последовало. Только мерный стук клавиатуры. Может, я только подумала, но не сказала вслух? Может, мне показалось, что ответила.

— Любовь нужна всему на свете, даже имбирному печенью, — сказал кто-то, но голос вроде был женский. Фраза показалась мне смутно знакомой, но я никак не могла вспомнить, где я могла ее слышать. Мне захотелось вдруг имбирного печенья, да так сильно, что я почувствовала его вкус у себя во рту. Я огляделась. Мир изменился, потерял четкие контуры, а мое тело стало легким, как пушинка. Я побежала искать печенье. Мама иногда делала такое, если у нас в доме оставался ненужный, залежавшийся имбирь. Мама терпеть не могла всякие порошки-концентраты, сушеные, перетертые, поэтому она покупала натуральный корень, больше похожий на какой-то древесный гриб. Мама делала соусы к мясу, кисло-сладкие, пряные, вкусные, добавляла имбирь в чай. После этого чая во рту немножечко жгло, но все равно было очень вкусно. Лизавета не любила чай с имбирем, а я обожала. Мама любила Лизу больше, чем меня, но говорила, что любит нас одинаково. Я тоже любила Лизавету больше, чем себя, так что вполне могла понять маму и ее чувства. В детстве сестра была как китайский фонарик. Плыла по небу и светилась, а я стояла обеими ногами на земле, сжимая в руках горячую чашку с имбирным чаем. Я даже почувствовала запах имбиря, и странная мысль, что наш новый корпоративный психолог жарит в своем офисе имбирь, заставила меня рассмеяться.

Одновременно с этим я проснулась.

— С добрым утром, — тихо сказал Игорь Вячеславович и рассмеялся. — Ничего себе. Почти два часа проспали, Фаина Павловна. Хорошо, очень хорошо.

— Что? Как! — Я изумленно огляделась по сторонам. В комнате стало темно, и это был дурной знак. И да — я улеглась-таки в позу зародыша. Я запоздало попыталась убедить себя, что все еще сплю, но это не помогло, ибо если было бы правдой, то означало, что я все еще сплю все в том же офисе психолога. А это уже катастрофа.

— Как вы себя чувствуете? Я позвонил в ваш отдел и сказал, что настоял на том, чтобы вы сегодня взяли отгул.

— Я не беру отгулов, — обмолвилась я. — Никогда!

— Интересно, что именно так мне и ответили.

— Кто? — снова с запозданием отреагировала я. Вечерний вид из кабинета нашего штатного психолога действительно радовал. Ночной город светился, как новогодняя елка, с двух сторон заливая кабинет иллюминацией. Комната освещалась только светом от домов и бледно-голубым светом от монитора, отражавшимся на лице Малдера. Он выглядел усталым.

— Кажется, его зовут Александр. Приятный молодой человек. Сказал, что никаких проблем.

— О господи! Я же обещала отпустить его пораньше. — Я вскочила с дивана и огляделась. — Может быть, еще не поздно? Сколько времени? О, я успею. Извините, но я должна бежать. Простите, что так…

— Да успокойтесь, пожалуйста, — свел брови Малдер. — Все в порядке. Не надо никуда бежать.

— Надо, надо, — пробормотала я, похлопывая себя по карманам. Вроде ничего не забыла. Какой позор — уснуть в кабинете психолога. Прямо на приеме. Посреди, можно сказать, поисков истины…

— Фаина Павловна, скажите, проблемы со сном у вас только сегодня или вообще?

— Что? Какие проблемы со сном? Нет… я…

— Я спрашиваю только потому, что у вас налицо все признаки переутомления. Я мог бы для начала выписать вам один препарат — очень легкий, чтобы снять напряжение.

— Какой препарат? Наркотический? Ого! — живо заинтересовалась я, но Малдер хитро улыбнулся и покачал головой.

— Как часто у вас бывает бессонница?

— Иногда, — ответила я со всей возможной неопределенностью.

— Перефразирую вопрос. Как часто вы спите нормально? Сколько дней в неделю? Все семь? Шесть? Пять?

— Иногда, — упрямо повторила я.

— Ох… — И Игорь Вячеславович посмотрел на меня недовольным взглядом учителя, в очередной раз обнаружившего несделанное домашнее задание. Я огляделась, нашла валяющийся на полу пропуск и решительно направилась к двери. Уже стоя на пороге кабинета психолога, я обернулась к нему.

— Я бы взяла рецепт. Плохо сплю, — призналась я, и это было единственное слово правды, сказанное мною на этом сеансе.

— Я вижу, — кивнул он. — Но в этом случае я должен быть уверен, что вы придете снова. Даже если станете опять рассказывать мне сказки про несуществующих персонажей.

— О чем это вы? — фальшиво удивилась я. — Сказки?

— Про мужей и про белые волосы.

— Ах, эти… значит, вы не поверили?

— Ни единому вашему слову. Так вы придете?

— Не знаю. Может быть. Да. Наверное. — Я неуверенно улыбнулась. — Вы сказали, что я могу не приходить, если вы мне не поможете прямо сегодня.

— Что ж… — кивнул он, — был такой разговор. И все же я бы хотел, чтобы вы пришли на повторный прием. Считайте это моей личной просьбой. Вы же отзывчивый человек, да?

— Боже упаси, — замотала головой я. — Я черствый, бесчувственный человек, циничный до мозга костей.

— Да? Странно. А коллегу своего пораньше с работы отпускаете. В то время как доктор вам отгул дал и вы могли бы сами пойти домой, чтобы отдохнуть.

— Доктор? — удивилась я.

— Конечно, доктор. А кто я, по-вашему?

— Серьезно? Прямо реальный доктор с высшим медицинском образованием, дипломом и всем таким?

— А как же, — кивнул он.

— И с анатомией тоже? И с патфизиологией?

— Нет, все-таки вы презираете психологов не просто так! — воскликнул Игорь Вячеславович.

— Ладно, извините, — стушевалась я. — Просто… это странно. Сейчас психологи — каждый второй. Кругом консультанты.

— С этим я, кстати, даже спорить не буду. Правда ваша. Кто ни попадя собирает эмпирические данные, да еще не факт, что данные эти — корректные. А мы — профессиональные психотерапевты — потом отдуваемся. Знаете, а ведь Ленин говорил, что и кухарка может управлять государством. Думаете, не может?

— Он ошибался, ваш Ленин. И не только в этом, — улыбнулась я. Повисла неловкая пауза, во время которой Игорь Вячеславович явно ждал от меня чего-то. В конце концов я сдалась. — Ладно, Игорь Вячеславович, я приду, хоть и не понимаю зачем.

— По крайнем мере, сможете выспаться, — пожал плечами он.

— Тяжелый случай, — вздохнула я и пошла к двери.

— Постойте, — Малдер остановил меня, склонился к столу и принялся писать что-то. Он протянул мне бумажку, на которой неразборчивым почерком — прямо как у заправского врача — был выведен какой-то латинский термин.

— Это что?

— Рецепт. Только применяйте как экстренное средство. Не стоит злоупотреблять химией. Обычно я не применяю ее, но в вашем случае…

— Что, все так плохо? — усмехнулась я. — Пациенту поможет только топор?

— Сон — это важно, — покачал головой Игорь Вячеславович, а потом записал меня на следующий прием через два дня и выпроводил из своего кабинета, аккуратно намекая на то, что занят, ждет следующего пациента. Я вышла, дошла до конца коридора, дождалась лифта, доехала до нашего двадцать шестого этажа и только потом вспомнила, что забыла солнцезащитные очки в кабинете у психолога. Странно, что я об этом не подумала сразу. Потому что… вот ведь забавно, я совсем забыла, что у меня под глазом пылает этот дурацкий синяк. А все потому, что сейчас я чувствовала себя совершенно по-другому.

Я вернулась в кабинет, сунув нос туда, где уже другой пациент раскрывал душу, разглядывая рыбок. Схватила очки и испарилась так быстро, что меня, по большому счету, можно было принять за привидение.

— Надо же, ты вернулась? — ахнул Саша Гусев, скользнув по моему лицу удивленным взглядом, ибо я очки на нос надевать не стала. Решила проверить кое-что. — Это тебя кто, психолог или Крендель?

— Крендель, — буркнула я, и Саша рассмеялся. И все. Никаких больше разговоров. Никаких вопросов. Стоило ли так волноваться. Надо же!

— Ну и? — спросил он, глядя на меня в нетерпении, как пес, которого давно уже должны были вывести на прогулку.

— Что — ну и?

— Отпускаешь ты меня или нет? А то твой доктор сказал, что у тебя отгул.

— Отпускаю, — кивнула я, и Саша выдохнул с явным облегчением. — Ты что, ни дня без тренировки не можешь прожить?

— О, это нужно только попробовать, Фая. Так что, психолог-то толковый? Будет хоть какая-то польза от его сеансов?

— Знаешь, Сашка, а ведь, что странно, — да. Есть от его сеанса польза.

— Серьезно? — и Саша сделал круглые глаза, словно был потрясен до глубины души. — И какая? Ты поняла, что счастье в труде?

— Я хоть выспалась, — брякнула я, и Гусев расхохотался. Я тоже посмеялась, глядя на его удаляющуюся фигуру с громадной зеленой сумкой, заброшенной на плечо. Но говорила я это не в шутку, а совершенно серьезно. Единственное, что могло мне помочь сегодня, — это если бы мне дали хоть немного поспать. После этого так называемого сеанса я чувствовала себя несоизмеримо лучше, и меня не покидала мысль, что Игорь этот Вячеславович усыпил меня не случайно, а намеренно. Вся эта тихая музыка, вкрадчивый голос, тихий смех… Возможно ли? Я посмотрела на рецепт и улыбнулась. Люблю химию в нужных пропорциях. В самом деле, у нашего «Муравейника», кажется, хватило ума нанять по-настоящему хорошего специалиста.