Параллельщики

Татьяна Буглак, 2018

Неожиданно оказаться в другом мире – классическая завязка фантастической истории. Только вот Ната не супергероиня, а обычный музейный работник, да и новый мир мало отличается от нашего. Или все же отличается? Что связывает музейщицу Нату, закованную в колодки крепостную Машу и не помнящего свое детство инженера Лаки – только ли то, что они все параллельщики? Как могут помочь пришельцам местные ученые, принявшие их в свою команду? И как сделать тот единственный выбор, от которого зависят жизни множества людей? Это не рассказ о приключениях, а история о дружбе, связавшей людей из многих миров.

Глава 2

— Ну как, Со, обжилась? — раздался негромкий (библиотека все же) веселый голос. Я подняла голову, улыбнулась Хауку:

— Привет! Обживаюсь.

— Мои тебя не замучили? — Он присел на край стола, оглядел не очень большую комнату, светлую скорее из-за белой, «под известь», краски стен, чем благодаря небольшому окну в глубокой нише: стены главного корпуса были почти полутораметровыми.

— Чем? Оба вкалывают как каторжные. — Я рассмеялась, вспомнив, как каждое утро Пол и Сол приходили, брали гору книг, причем в основном исторических и археологических исследований по местной тематике (у нас в библиотеке и такое хранилось), и до обеда словно исчезали, спрятавшись в углу и что-то выискивая в этих самых книгах.

— Что ты им за задание дал? Неделю уже головы от талмудов не поднимают.

— Важное. — Парень не шутил и ответил, как мог: контора-то не обычная, секретность здесь хоть и неявная, но всегда подразумевается. — Ничего, в выходные опять анализировать пойдут.

— Пойдут… — Я отложила стопку новых брошюр, данные о которых уже ввела в каталог. — А потом тебе придется их разнимать, как две недели назад.

Хаук усмехнулся, вспомнив ту историю. Эти друзья-товарищи — Пол с Солом — на самом деле иногда на выходные любили «проанализировать» бутылочку чего-нибудь покрепче лимонада и периодически вляпывались в забавные истории. Алкоголиками они не были, да даже любителями спиртного — иначе в конторе бы не работали, — и знали, что, где и с кем можно делать, поэтому все обычно заканчивалось смехом. Но две недели назад они, будучи уже в состоянии «анализа ситуации», решили вызвать на дуэль на кулачках двух ребят из отдела быстрого реагирования, бывших вэдэвэшников. Двойная дуэль проходила на площадке между находившимися рядом с нашей «свечкой» гаражами, поэтому посторонних там не бывало. Зато явились Хаук с Попом и Лаки и надавали оплеух всем четверым, при этом Хаук с Попом урезонивали вэдэвэшников, а Лаки — наших аналитиков, благо оба уже здорово раскисли от выпитого. В результате мы с Фо лечили всю компанию, а в понедельник все семеро «дуэлянтов» «светили» полусошедшими синяками.

— Тебе что-то нужно?

Я взглянула на физика, он кивнул:

— Да, хотел пригласить тебя в кино, на новый фильм Уиллкотта.

— Не смогу, — вздохнула я. — У меня сегодня медкурсы, сама Фо контролирует, как учусь. Если только завтра, даже послезавтра — завтра ведь тир, а Поп трясет не хуже Фо.

— Завтра я дежурный по корпусу, — вздохнул уже Хаук, — а послезавтра тоже в тир, Поп из меня душу вынет, если я ему норматив не сдам. Вам, девушкам, легче: хоть раз в мишень попадете — уже хорошо, а мне нужно выбивать не меньше «восьмерки». Тогда в субботу?

— Давай, — кивнула я, краем глаза заметив выходившую из «особого» архива заведующую.

Хаук тоже увидел ее, вскочил, кивнул:

— Добрый день, Маргарита Васильевна.

— Здравствуйте, Саша.

Заведующая архивом была единственной в конторе, кто не признавал наших «уличных кличек». В остальном она совсем не походила на привычную библиотекаршу или сотрудницу архива, и в ее послужном списке первой стояла запись «лаборант-испытатель», а местом работы — та самая первая зона. После развала института, а потом и страны, Мара, как ее звали близкие друзья, а за глаза и все мы, помыкалась без работы и устроились вахтером в какую-то фирму, причем слово «вахтер» маскировало реальную должность вполне себе нормального охранника с правом ношения оружия. Никто и подумать не мог, что худощавая скромная «вахтерша» — отличник военной подготовки, лейтенант в отставке, причем со связями в милиции. Несколько «братков», пытавшихся было «отжать» у фирмы часть прибыли, быстро отправились в места не столь отдаленные, правда полежав перед этим на больничных койках: Мара была отличным стрелком. Но и самой Овчарке, как ее тогда прозвали, требовалось на время сменить место жительства: «братки» не простили ей профессионализма. В это время как раз началась заварушка на Урале, и новое правительство стало спешно собирать разогнанных было «прислужников тоталитаризма», как только что «величали» бывших работников института. Мару вызвали одной из первых — у нее имелся опыт и научной, и боевой деятельности. Она переехала не задумываясь, несколько лет кидалась в самые опасные зоны на Урале, потом попала в перестрелку с сепаратистами и была вынуждена оставить столь любимую ею работу. После долгой реабилитации Мара добилась разрешения вернуться в контору, но уже не в отдел быстрого реагирования, а заведующей архивом, и приехала на родину, работая с тех пор в нашем филиале конторы.

Простите, долго все объясняю, но уж больно люди у нас колоритные, если приглядеться. А Маргарита Васильевна — о, ее уважали все, даже Петр Анатольевич к ее советам прислушивался. И никто никогда не обсуждал ее нелюбовь к прозвищам: она так и не забыла Овчарку, да и тех «братков» четвертьвековой давности. Теперь же она внимательно и немного неодобрительно смотрела на нас с Хауком. Тот еще раз кивнул заведующей и убежал к себе в отдел. Мара проводила его взглядом и обернулась ко мне:

— Ната, вы кокетка! Столько хороших парней вокруг вас увиваются, а вы всем от ворот поворот даете. Не девочка ведь уже, и голова на плечах есть, а…

— Простите, дорогая Мара, но и вы не безупречны. — Из общего отдела архива вышел Павел Иванович, отвечавший за открытую часть документации. — Вы тоже долго амазонкой были, а за вами весь институт бегал. Приглашаю вас, дамы и девицы, на чай — уже вскипел.

Павел Иванович галантно указал на дверь своего архива, где мы обычно чаевничали, и улыбнулся. Он тоже был единственным и неповторимым, как и все сотрудники конторы. Невысокий, очень немолодой — хорошо за семьдесят, — он выглядел, словно пришел из другого времени: неизменный берет, светло-серая, в тончайшую полоску, рубашка, обязательная вязаная безрукавка с узором из ромбов, идеально отглаженные брюки и немного стоптанные — ему так было удобнее — ортопедические ботинки. И снова не стоило обманываться: забавный вид профессора — божий одуванчик соответствовал реальности не больше, чем Маргарита Васильевна — традиционной библиотекарше. Причем дважды не соответствовал. Во-первых, Павел Иванович был капитаном в отставке, перешедшим работать в секретный институт еще в конце семидесятых и уже там защитившим докторскую (кандидатскую он защитил в армии). Отличный физик, в девяностых он, к сожалению, не смог освоить быстро менявшуюся вычислительную технику, и верхом его возможностей стал электронный каталог. Такое бывает, особенно когда человек десять лет не работает по специальности. Но это совсем не означало, что Павел Иванович «сдал позиции», просто он перешел на более спокойные «рубежи», фактически являясь соавтором многих работ наших физиков. Второе несоответствие вида и реальности: от рождения светловолосый и голубоглазый, с идеальной дикцией и русским именем-отчеством, был он чистокровным евреем самой лучшей «разновидности» — веселым, никогда не опускающим руки, честнейшим бессребреником и добрейшим человеком. Я до этого, так получилось, с евреями не сталкивалась, и первое знакомство с их представителем меня порадовало.

В закутке «открытого» архива на самом деле все уже было готово для чаепития: электрический самовар пыхтел паром, в вазочке высилась горка из нескольких видов печенья, на столе стояла коробка конфет, в «хохломской» сахарнице искрился рассыпчатый сахар (ни Мара, ни Павел Иванович не признавали кускового: «нельзя взять столько, сколько нужно: или несладко, или переслащено»), посверкивали позолотой фарфоровые чашки и блюдца. Роскошь такого чаепития до сих пор казалась мне непривычной: всюду, где мне приходилось работать, люди обычно пользовались дешевыми кружками, а об остальных предметах сервировки и не вспоминали; только на кафедре института, в котором я училась, преподаватели устраивали подобные застолья, но далеко не каждый день. Павел же Иванович как старший из нас давно ввел эту традицию, и к нему на чай заскакивали и руководители отделов, и Петр Анатольевич.

— Прошу вас. — Павел Иванович придвинул стул сначала Маргарите Васильевне, потом мне и лишь затем сел сам. Дальше была уже моя работа — аккуратно и красиво разлить по чашкам чай.

Пока я возилась с напитком, Мара продолжала несколько наигранно возмущаться нехваткой в нашей конторе девушек. Это было верно — только Фо и я считались «невестами», а все остальные представительницы «слабого пола» давно уже являлись замужними дамами, что и неудивительно: из девяноста пяти человек коллектива всего девятнадцать женщин, считая пожилую сухорукую уборщицу.

— Ната, ну скажите, что за поколение у вас? Чем вам эти трое не нравятся? Всем ведь хороши, а ни одна девушка на них внимания не обращает! — Мара имела в виду Хаука, Попа и Лаки, действительно не пользовавшихся вниманием прекрасного пола. Спокойные и ответственные, они были слишком заняты работой, слишком серьезны и отстранены, чтобы девушки чувствовали себя рядом с ними комфортно. Вот Пол с Солом — да, душа компании и мечта девушек, по ним вздыхали многие подруги Фо и Кью.

— Ну почему вы отказали Саше? — допытывалась у меня Мара.

Я пожала плечами:

— Не отказала, но сегодня у меня курсы, и вы первая мне выговор сделаете, если пропущу их; про Свету вообще говорить не буду — съест.

— Ната, нельзя так, вы ведь всю жизнь одна проживете!

— А вы, Марочка, во сколько семью завели? — ласково напомнил Павел Иванович.

Заведующая замолкла, потому что на самом деле замуж вышла после сорока, что, впрочем, не помешало ей родить двух «оболтусов», старший из которых учился в десятом классе, а младший закончил начальную школу.

Я слушала Мару и Павла Ивановича и молчала: они оба забыли, кто я, и откуда, и что мне нужно вернуться в свой мир. Парни же просто взяли надо мной шефство, чтобы я не чувствовала себя одинокой и чужой. Точно такое же шефство взяли на себя и Фо с Кью, периодически таская меня в магазины, обсуждая журналы и модную музыку. Последняя была для меня совершенно непривычна: не старомодные мелодии, которые вроде бы должны были соответствовать носимой в этом мире одежде, но и не попса и рэп моего мира, а что-то иное, столь же энергичное, как музыка моей родины, но намного более мелодичное, с вменяемыми текстами песен.

— Ната, вы опять витаете в облаках? — перебил мои мысли Павел Иванович.

— Простите, задумалась, — улыбнулась я.

— О родине? — понимающе кивнул он. — Потерпите немного, наши ученые уже поняли принцип работы прибора Миши, да и его самого, надеюсь, скоро найдут живым и здоровым.

Павел Иванович был лично, хотя и не очень близко, знаком с тем самым ученым, из-за которого я оказалась в этом мире:

Михаил Петрович когда-то учился у друга Павла Ивановича.

— Вы ведь знаете, над чем он работал? — Маргарита Васильевна протянула мне чашку, прося еще чаю.

— Практически нет, в последние годы мы не общались. — Павел Иванович тоже протянул мне чашку. — Насколько знаю, он разрабатывал одно из предположений опекуна вашего, Ната, друга Лаки. Простите, Мара, но в данном случае «кличка» этому молодому человеку ближе, чем официальное имя. А работа Миши… Существовала такая теория, не подтверждавшаяся расчетами и экспериментами, но и не опровергавшаяся ими, ее отчасти поддерживал дед Лаки: что только один раз произошел реальный перенос поверхности между пространствами — в том, довоенном эксперименте. Все же действия исконников вызывают не смещение пространства как такового, а временную материализацию возможных вариантов прошлого и будущего, которым не нашлось места в реальной Вселенной.

— Да, Лаки мне о таком говорил. — Я потянулась к коробке с конфетами. — Но люди? Я? Мой мир?!

— Люди… В том и дело, что в реальности к нам попадают только люди. Миша придерживается мнения, что действия исконников вырывают из других миров, или вселенных, если хотите, только людей и что основные методы воздействия исконников не соответствуют тем фактам, которые мы знаем о первом эксперименте. Мара, вы ведь хорошо помните первую зону? И все данные по ней? Каким количеством энергии могли располагать наши предшественники? В лучшем случае это соответствует тому электричеству, которое сейчас потребляет один дом-«свечка». И какой результат? А техника исконников выкачивает энергию целого города и не может сделать ничего, кроме кратковременной материализации призраков и блокады.

— Вы преувеличиваете. — Маргарита Васильевна слегка поморщилась.

— Не я, это теория Миши. — Павел Иванович отставил пустую чашку. — Он думает, что можно переносить сюда не участки иного мира, а… «проложить тропинку» между мирами, если позволите образное выражение. Как видите, он оказался прав. Простите, Ната, я сейчас говорю о теории, а для вас это — жизнь. Но теорию Миши сейчас разрабатывают ведущие ученые страны, так что…

— Теория — это теория. — Мара тоже отставила чашку. — А меня интересует жизнь. И люди. Я все же не могу понять, чем вам наши ребята не нравятся.

— Нравятся, — отвечала я честно: местные парни мне на самом деле нравились, тем более Хаук, Поп и Лаки, и я тоже не понимала, почему девушки сторонятся их. Даже доброжелательная ко всем Кью, принимая Попа, несколько напрягалась в компании Хаука и Лаки. Только Фо без особых заморочек дружила с этой троицей, а с Попом вообще могла по-детски подраться из-за диванной подушки или добавки к ужину, правда с Лаки и тем более с Хауком она себе таких вольностей не позволяла, да и они не особо стремились к детсадовским дурачествам, хотя посмеяться тоже любили. В нашей компании.

— Так если нравятся, то… — Заведующая не договорила, потому что в примкнутую на время чаепития дверь постучали. Пора было возвращаться к работе.

Мара пошла открывать, я собирала для мытья посуду, Павел Иванович отошел к привычной для него старомодной (и надежной) картотеке, перед этим взглянув на меня:

— Не волнуйтесь, Ната, все образуется.

* * *

Я вернулась к работе, машинально сканируя выходные данные брошюр и внося их в каталог, но думая не о текущих делах, а о прошедших трех месяцах.

Тогда, в начале июня, мне пришлось многому учиться с авральной скоростью, особенно навыкам библиотекаря. Мало того что я не знала особенностей профессии (это лишь кажется, что библиотекари только улыбаются посетителям, дают книги и требуют соблюдать тишину), так еще и другая операционная система на компьютерах, немного иное расположение клавиш на клавиатуре, разработанное не под стандартно-уравнительный международный вариант, а именно под русских. Кому интересно — попробуйте откопать советские калькуляторы и понять, как что работает. Вроде бы все просто, но ведь все уже привыкли к другим обозначениям, другим движениям пальцев. Выработавшийся с детства рефлекс очень сложно изменить. А тут иным, пусть и столь же удобным, когда разберешься, оказывалось все. Как и сама операционная система, которую здесь начали разрабатывать тогда же, когда и Windows у нас, причем операционка эта была русской. Вопросов совместимости не побоялись, людей талантливых подключили, и в результате вышло все очень даже неплохо: несколько пакетов программ для разных потребителей — от обычных домохозяек до спецслужб — были именно русскими, да и в других странах пользовались популярностью, к примеру в Индии, а это ведь огромный рынок сбыта.

Но все эти плюсы совсем не помогали мне освоить новую технику, особенно когда и работать приходилось не по профессии, и помочь было некому: Маргарите Васильевне как раз в это время пришлось уехать в Москву, Павел Иванович сам с такой техникой не очень дружил, а Фо и парни работали. Вот и получилось, что вместо недели на освоение своих обязанностей я потратила почти месяц, а полностью втянулась в работу только к концу лета.

Сложности возникли и со многими другими мелочами, из которых как раз и состоит жизнь: как выбрать нужные продукты, определить размер одежды и обуви (обычных для меня «эсок», «элек» и тому подобных международных обозначений не существовало, ведь практически вся одежда производилась в России), да даже как оплатить проезд в транспорте. У нас тоже кое-где к тому времени ввели электронные карты, браслеты и сходные с ними вещицы, но, в основном, в мегаполисах, а так: «Передайте за проезд, пожалуйста». Теперь же мне пришлось привыкать платить с телефона. Да много к чему пришлось привыкать, так что вскоре я совсем замоталась. Лето, солнце, зелень, а я сутками сидела за компом: то на работе, то оккупировав ноут Фо, — а выходя в город, шарахалась ото всего, потому что обычная для «туриста» самоуверенность первых дней исчезла слишком быстро. И ребята наконец не выдержали.

— Так, мышь библиотечная, на пятницу берешь отгул, мы уже договорились! — Хаук не собирался слушать никаких возражений. — Мы тоже берем отгулы. На три дня едем отдыхать. Палатки, спальники — за нами. И мы отдохнем, и ты в себя придешь, иначе свалишься, а Фо потом за тебя отвечать.

— Хорошо. — Я на самом деле устала до невозможности, даже по ночам снились мониторы и таблицы каталогов. — Что брать-то?

— Одежду, остальное — наша забота. — Он взглянул на экран компа. — Стиль «космический корабль»?

— Его я хотя бы понимаю.

Я щелкнула по «открытке» (так здесь называли аналог «иконки») ненужного документа, перетащив ее в правый верхний угол экрана. «Железные шторки» «мусороприемника» мультяшно разошлись и захлопнулись, по «схеме корабля» пробежал огонек. Все, в отличие от творения Гейтса, было наглядно, а поиск файлов в таком вот оформлении системы напоминал игру-путешествие по кораблю — здесь существовали интерьеры «кинотеатра», «библиотеки», «кабинета» и еще несколько подобных скинов, помогавших новичкам освоиться с программой.

— Неудивительно. — Физик улыбнулся. — Тебе нашу технику еще долго осваивать, пока на обычные экраны перейдешь. Ладно, до завтра!

В пятницу утром собрались все, я этого даже не ожидала. Машина Лота была забита тюками и ящиками, и нам пришлось потесниться, чтобы все могли усесться.

— Все собрались? — не выдержал долгой возни Лот.

— Поднимите лапы, кто опоздал? — Хаук обернулся с переднего сиденья. — Лап не вижу, значит, все на месте, можем ехать.

Я от неожиданной шутки фыркнула и едва не упала с края сиденья. Пол успел поддержать меня:

— Погодь, Лот, сейчас пересядем, а то дамы с лавок падают.

— Не дамы, а девицы, — поправила его Кью. — Я тут одна замужняя дама.

— Будешь ворчать, тоже в разряд девиц перейдешь. — Лот, не оборачиваясь, шутливо осадил жену. — Так едем, или до вечера устраиваться будете?

— Все! — Пол упер ноги в какой-то баул и улыбнулся. — Ну как, Сплюшка, теперь не падаешь?

— И не дышу.

Меня зажало между ним и Солом, а последний, в отличие от друга, занимал довольно много места, к тому же, как многие полноватые люди, был горячим как печка: хорошо что еще раннее утро, жары нет, иначе бы сварилась.

Пока ехали, болтали о конторских делах, становившихся понятными и мне, и о том, что будем делать в предстоящие три дня. Парни галантно спрашивали мое мнение, каждый раз спотыкаясь на прозвище:

— Спл… юшка, как тебе наша контора?

— Нат… Сплюшка, ты на самом деле плавать не умеешь? Ничего, научим.

Конец ознакомительного фрагмента.