Озеро молчания

Татьяна Апсит, 2022

Главная героиня, преподаватель вуза, попадает в затруднительную жизненную ситуацию и соглашается помочь подруге в ее коммерческой деятельности. Поездки в Грецию дарят Насте надежду на личное счастье, однако при этом она оказывается втянутой в криминальную историю. Лишь пережив потери, измену и предательство, героиня обретает подлинную дружбу и любовь.

3

Воскресенье, как обычно, следовало посвятить уборке. Город у нас полуторамиллионный, и хотя улица Урицкого, где я живу, довольно тихая, да и третий этаж все-таки, пыли за неделю набирается — замаешься тряпкой махать. Про себя я называла квартиру своим пенсионным фондом: ее всегда можно будет поменять с хорошей доплатой — самый центр — чтобы более-менее достойно продержаться на закате дней. Собственно, ничего менять мне не хотелось, я привыкла к дому с тенистым двором, к высоким просторным комнатам с большими окнами и лепниной на потолке — миру, который помнила с детства. Сейчас казалось даже странным сравнительно недавнее желание бежать отсюда, свить собственное гнездо. Мамин консерватизм и количество метров на душу населения не оставляли никакой надежды на отделение в обозримом будущем, поэтому мы с Антоном так горячо ухватились за возможность заработать валюту и откочевать. Мы подсчитали, что с учетом накопленного раньше сможем купить небольшую двухкомнатную и еще останется на обзаведение, мы учли все, кроме его способности выдержать разлуку. Что и говорить, процесс натирания полов настраивает на элегический лад…

Размышления прервал звонок в дверь, я открыла — на пороге стоял Саня.

— Егоров, ты ли? — обрадовалась я. — Какими судьбами?

— Да вот шел из гаража, подумал: давно не виделись.

— Раздевайся. Ты извини, я хозяйством занимаюсь, — вид у меня был самый тот: фланелевая рубаха навыпуск и старые леггинсы.

— Я не вовремя, — сконфузился он.

— Егоров, в этом доме ты всегда вовремя.

В общежитии физфака он жил в одной комнате с Антоном и был единственным мужичком, который навещал меня после развода. Увидев, как он потирает покрасневшие руки, я честно предупредила:

— Прости, чая предложить не могу: все печку до ума не доведу.

— Да я и зашел ее наладить.

— Егоров, что бы я без тебя делала!

— Известное дело — язву желудка наживала.

Он выложил из сумки инструменты и черные диски, я пристроилась рядом на табурете: мне всегда нравилось смотреть, как он что-нибудь ремонтирует — без суеты, но споро и аккуратно. Он привычно ворчал, однако я не обижалась: Саня был суров, но справедлив. Защищалась, конечно, но так, для порядка. С ним можно было говорить о чем угодно, мы не касались только двух тем: Антона и Гали. Саня женился на четвертом курсе, почти сразу после нас, по-моему, как-то скоропалительно, и, кажется, не был особенно счастлив в браке. С другой стороны, а кто так уж счастлив? Опять же, если люди столько лет несмотря ни на что живут вместе, значит, для этого есть причины. К тому же и Никитка…

Однако сейчас Егоров был настроен маленько побухтеть, я прослушала его монолог до первой паузы и встряла:

— Егоров, — сказала я проникновенно, — достали вы меня своими наставлениями. Вам хочется, чтобы я изменила личную жизнь? Ладно, не придется тебе больше с моей печкой возиться.

Отвертка, звеня, полетела на пол; Саня медленно повернул ко мне растерянное лицо.

— Честно, Егоров, за лето сделаю ремонт, все-все приведу в порядок.

Он глубоко вздохнул, вроде даже с облегчением, посмотрел по сторонам и покачал головой:

— Здесь же пахать и пахать. Как ты одна? Давай договоримся: ты позвонишь…

— Егоров, — сказала я кротко, — ты считаешь, у меня слишком много волос на голове?

Он понял намек, отвернулся и быстро закончил работу.

— Можно опробовать.

— Отлично, сейчас чай поставлю.

— А какую-нибудь глазунью сделать нельзя?

Ох уж эти мужики, вечно они есть просят.

— Егоров, ты же, вроде, умный. Ну подумай: зачем мне яйца, если печка не работает? У меня водится хлеб, сыр и малиновое варенье.

— Узнаю брата Колю.

— Я тоже кое-кого узнаю. Иди лучше руки помой, а я пока спроворю.

Санька скептически хмыкнул на мое «спроворю», а напрасно: к его возвращению стол был накрыт наилучшим образом — на самом-то деле я девушка шустрая. Иногда. Бываю.

Чайник закипел быстро — воды я налила немного, так что вскорости мы пили замечательный «липтон» и уплетали бутерброды. Едва перекусив, Егоров глянул на часы и поднялся:

— Извини, я обещал Никите…

Что поделать — окольцованная птица.

Уборку я так и не смогла закончить: позвонила Лерка, пришлось ехать к ней, но я была даже рада — после ухода Саньки сделалось почему-то жутко тоскливо, хоть вой. А тут снова альбомы, каталоги, разъяснения — глупости из головы вон. Прервал наши интенсивные занятия телефонный звонок; Лерка ответила, я смотрела, как она кивает перламутровому айфону — забавная картина.

— Не беспокойтесь, сделаю… Да… Настя, запиши. Э-э, чистый лист возьми.

Я послушно зафиксировала под ее диктовку на белоснежной странице: «Среда, 17–00, у киоска, Тагир». И не жаль изводить такую чудесную бумагу на ерунду! Как всякий пролетарий умственного труда, я бережно относилась к писчему материалу, но эти новые русские — что с них взять?

— Ладно, я притомилась, айда пожуем чего-нибудь, — объявила Лерка. Давай-ка я тебя к делу пристрою. Чай заварить сумеешь?

— Обижаете, ма тант, в этом вопросе я Эйнштейн. Где продукт?

Серебристая коробочка, вся в стремительных парусах, нашлась на полке.

— М-м, — я повела носом, — «Эрл Грей», вкус вашей мечты!

— Я тоже обожаю бергамот. Ты что предпочитаешь: икру или семгу?

— Икру, моя радость. И семгу.

Бутерброды Лерка делала виртуозно, я просто не могла отвести глаз: первое касание — тонкий слой масла, второе — ровный плотный слой икры — артистическая работа.

— Э-э, ты что сачкуешь? Яблоки помой.

— Отвлеклась, извини. А насчет плодов уговора не было.

— Могла бы сама догадаться.

— Инициатива, мой друг, всегда наказуема.

— Ты, Платон в юбке, не отлынивай.

— Что может быть приятнее задушевной беседы? Так, а складывать куда? Синее блюдо в сушилке, нашла. Знаешь, что мне пришло в голову? Я с тобой в полное буржуинство скачусь: мыслимое ли дело — вот так запросто потреблять семгу?

— Претензии к ассортименту?

— По совести говоря, рыбопродукт тает во рту, однако все же…

— А ты живи без «все же». Кто знает, сколько нам отпущено? Я как со своим любезным рассталась, дала зарок: больше никакого второго сорта, никогда.

— Такой некачественный попался? — полюбопытствовала я.

Лерка пожала плечами:

— Не сказать, чтобы уж совсем, скорее, планы переустройства мира одолели.

Я кивнула:

— Знакомо. Профзаболевание наших мужиков.

— Ага, тоже хлебнула? Я от этого прямо на стену лезла. Одни разговоры. Дитятке уже тридцать, а все в слова играет. Сядет напротив и пошло: этот не то, тот… А сам-то ты кто? Главное, знал ведь, что меня это бесит, но каждый вечер в одну дуду. Достал, «Челноком? Моя жена?» Футы-нуты!.. Представляешь, год после развода под одной крышей жили: квартирешка однокомнатная, разменять не могли, а уйти некуда. К счастью, ему парочка нашлась, так я у них эту клетушку выкупила. На Троллейном, ужас, как вспомню…

— Кто меня учил не оглядываться? Может, если бы не он, ты бы не взлетела так высоко?

— Стимул был, это точно. Веришь ли, я себя от счастья не помнила, когда сюда перебралась.

— Что и говорить, форменный рай.

Лерка огляделась и задумчиво проговорила:

— Да, ее можно хорошо продать.

— Зачем? — удивилась я. — Ты же не нуждаешься?

— Это конечно, — засмеялась она. — Я на днях такое колечко прикупила, пойдем покажу.

Кольцо и вправду было изумительным — продолговатый изумруд в бриллиантовом венчике. Лерка медленно поворачивала прекрасную холеную руку в лучах лампы, и я ахала, любуясь игрой света в гранях, — мне искренне хотелось доставить ей хоть какую-то приятность.

— Ладно уж, покажу свои побрякушки, — довольно проворковала она, вынула из ящика туалетного столика лаковую коробочку и принялась извлекать из нее сверкающие вещицы — их, наверное, хватило бы на витринку средних размеров. Украшения были изысканны и изящны, ничего купечески тяжеловесного.

— Слушай, поделись, куда ты такую красоту надеваешь?

Длинные пальцы, между которыми струилась золотая змейка, замерли, Лерка взглянула на меня с какой-то затаенной грустью:

— Я и не надеваю. Так только, самое простое. У нас действительно некуда. Да и опасно.

— Точно, к таким камням охранник нужен. Тогда зачем?

Ее глаза мечтательно сузились, словно она увидела в переливах света нечто прекрасное и знакомое:

— Может же быль в жизни поворот…