Чудная деревня. Пятая часть. Тамбовский изгнанник

Татьяна Анатольевна Нурова, 2023

Охотники на нежить и нечисть, закрытая каста со своими тайнами которые они скрывают от всех людей и от тех на кого охотятся. Даже со своими предателями, отступниками они разбираются сами. Никита изгнанник и его почему то пощадили, но выживет ли он и сможет ли он вернуться домой искупив свои преступления.

Все события в этой книге происходят на семь — десять лет раньше, чем в предыдущей истории.

***

Когда-то род Никиты носил фамилию Больших и носил ее гордо, древняя семья со славной историей и знаменитыми охотниками, особенно семья гордилась тем что их род никогда не прерывался. Они хранили знания от первого мужчины в роду, ведь сохранить прямую линию крови за несколько тысячелетий, ох как непросто. Существует легенда что первые охотники, посвятившие себя и близких этому сложному и опасному труду получили особое благословление и не от богов коих тогда было множество. Свет и тьма заключили договор о нейтралитете, а охотники стали на стражу его, как представители с обоих сторон. И каждый из них получил по искорке истинного света и тьмы. Искры меняли охотников, позволяя им сражаться с детьми Ночи почти на равных, темная искра усиливала возможности человека, а светлая не давала тьме захватить сознание охотника защищая его. Они по-прежнему считали себя людьми и жили среди них, скрывая свое занятие, убивая нежить и нечисть, тех, кто перешел грань дозволенного. Всех представителей нечисти убить было невозможно, да и не все были агрессивны к людям. Нечисть тоже разделялась по родам, как и люди, леса заселяли Лешие и Берегини, Берендеи, в горах и реках жили драконы их было много видов, просто перечислять их долго. Название вида Драконы на Руси как-то не прижилось, и их обычно иронично называли змеями, гадами крылатыми, гадами морскими. Так примерно делили на духов лесных и духов живущих среди людей, а еще в океане, и в пещерах, по землей. А до нашего времени дожили самые живучие, те что смогли уцелеть и спрятаться от человечества. Но когда заключался договор что людей, что нечисти примерно было поровну. Если человек чувствовал себя уверенно при свете дня, то нежить только ночью, хотя почти все они умели принимать человеческий облик и жить рядом с людьми. Но солнечный свет делал их слабыми и беспомощными, а некоторые виды так и совсем не могли переносить свет как допустим упыри и стриги, или гули. Оттого и пошло название — дети ночи. Под это определение попали и люди перешедшие на сторону тьмы получив магический дар, колдуны, ведьмы, чародеи. За несколько тысячелетий нечисть сильно повымерла и до нашего времени их дожило совсем немного видов. Договор света и тьмы тоже канул в лету, а охотники уцелели и сохранили способности, когда-то им дарованные и научились с помощью зелий и мазей развивать новые.

Охотой на нежить и нечисть род Больших занимался всегда. Еще прадед поговаривал маленькому Никите тетешкая его на коленях, — что на их век и век детей и внуков, чертовщины хватит с гаком. Да и как иначе, чем еще заниматься людям у которых способность по крови видеть представителей мира Ночи, — это колдунов, ведьм, и прочих обитателей, как бы они не закрывали себя мороком или чарами. Истребление нечисти во все времена было хорошо оплачиваемым и опасным заработком, а как вырастить лучших охотников? Только в роду, где кроме природных способностей мальчиков в добавок с пеленок обучают драться, и усиливают их таланты зельями собственного приготовления еще больше улучшая способности различать любое колдовство и правильно противостоять ему. Женщины в таких семьях тоже вносили свой вклад в общую лепту, обучаясь сбору трав, зелье варенью и лекарству. Ведь микстуры и настойки, усиливающие реакции тела, ночное зрение, готовили именно они по своим фирменным рецептам. А кому еще можно доверить жизнь охотнику, только своим родным людям. Но что-то пошло не так и давно уже почти в каждом поколении семьи Больших, находился охотник, который искал легких путей заработать денег, а то и перейти на сторону тьмы покупаясь на ее обещания. Забывая опыт предков, что тьма всегда обещает много, а вот оплату может и придержать.

Обо всем этом и размышлял сейчас Никита Больших, — когда-то хороший охотник с большим будущим, а нынче Тамбовский изгнанник. Его выгнали из сообщества охотников, вычеркнув его имя из всех списков и запретив появляться на территории центральной России. Он несколько дней за рулем своего дорогого внедорожника, пытается уехать от себя и своих мыслей. Ухитрившись хоть машину сохранить от всей своей прошлой жизни. Загнав машину на боковую дорогу в лесок он остановился на ночевку, и хоть не хотел, а все равно одно и тоже каждый раз. Каждый день он раскладывал в голове события, которые привели к такому финалу, каждый день терзая себя персональным адом, как он дошел до такой жизни, повторив в худшем варианте судьбу отца.

Вот и отец Никиты Григорий тоже поступил так же повелся на обещания тьмы взяв мутный контракт, да еще с таким же отступником семьи, как и он сам, — Степаном Черепановым. И скоро погибли оба при его выполнении, запятнав честь семьи и покрыв имена позором. На имя Григория был наложен запрет на упоминание не только в семье, но и в сообществе охотников. Семье было неприятны слухи вокруг его смерти, и они тоже помалкивали, делая вид что Григорий просто погиб. Только смутные недомолвки и оговорки слышал иногда Никита пока рос, а правды про отца как он не спрашивал не говорили.

— А, зря, — думал Никита частенько, — нужно было все ему рассказать честно пока он был мал, вместо того чтобы щадить его чувства и лгать ему.

Зная правду хоть и горькую о том, как поступок отца опозорил семью Никита бы не наделал столько ошибок в жизни. Умалчивание в семье привело к тому что он считал своего отца жертвой предательства, эдаким непонятым героем и когда только закончил обучение кинулся восстанавливать его честь послушав врагов, и вот к чему это все привело. Если бы он в свое время знал, отчего и как погиб его отец разве бы поверил словам Черепа, ведь он сам всего добился, его успехами гордились родные. Но что теперь тосковать, не плачут по волосам, потеряв голову. В то время уже от когда-то огромной семьи Больших остались дед и прадед из мужчин, а из женской половины мама да бабушка. Прадед долго жил надеясь на возрождение семьи и все надежды его и деда были связаны с маленьким Никитой. Прадед ухитрился дожить до его окончания учебы и умер легко радуясь тому, что Никита вырос именно таким как они и мечтали. Хорошо, что он не знает, что его правнук похоронил вскоре все надежды семьи и опорочил ее приведя к вымиранию. Мама Никиты когда-то была красавицей о которой мечтали почти все молодые и неженатые охотники, но ошибкой сломавшей и ее жизнь было ее замужество. Даже Никита не понимал мать, как она такая умная и правильная выбрала его отца, который к ней охладел сразу же после свадьбы и изменял ей открыто. Ходили слухи что Григорий, отец Никиты, ухаживал и женился на его матери чтобы просто досадить сопернику. Так это было или нет уже не узнать. Мать Никиты сделала свой выбор и его ей было уже не изменить, разводов в семьях охотников не бывает. После гибели отца она стала бледной тенью самой себя и жила только и — за Никиты. Все профессиональные охотники были объединены своими закрытыми сообществами, обучали вместе мальчишек из разных семей, экзаменовали их, а тем, кто желал работать отдельно, выдавали лицензию. Даже в таком вроде против магическом обществе зародился свой бюрократизм. Можно конечно было попробовать работать охотником и без лицензии, но Никита этот вариант отмел сразу, — кому нужен одиночка без семьи и репутации. Серьезный человек с таким охотником даже разговаривать не будет, а на мелких заказах сам ноги протянешь, а то и сгинешь, ведь оружие в работе и зелья дорогие, а заступаться за таких одиночек было некому, так расходный материал без роду и племени. Всегда было так, если охотник состоящий в сообществе погибал на задании, за него мстили, заканчивая за ним невыполненную работу или контракт, а семью погибшего обеспечивали и опекали. Охотник не должен нервничать на задании и переживать за свою семью. Но эти простые правила не касались отступников. Из — за отца Никите пришлось изменить фамилию, чтобы сдать экзамен на охотника. И Никита помнил, как ему тяжело училось под более пристальным вниманием, как сомневались в нем экзаменаторы и как долго они колебались, но очень он уж был с хорошими задатками и способностями и это перевесило в его пользу. Никита в своем выпуске был лучшим охотником и это было теперь ему больней и обидней всего. И как потом те же экзаменаторы жалели, что позволили ему стать одним из них и как они яростно открестились от него, но и это только его вина, он сам спустил все свое будущее в расход. Теперь даже если у Никиты будут дети, охотниками им быть не позволят, — веры в семью Больших уже не будет никогда. К репутации в таких кругах относятся всегда щепетильно. Он заскрипел зубами, вспомнив, что детей у него тоже теперь не будет и род Больших постепенно затухнет и исчезнет с лица земли. Да, он был лучшим в их выпуске охотников, а еще и высокий, симпатичный, ловкий, казалось ему тогда что и вся жизнь будет у него замечательной. Все девчонки из охотничьих семей смотрели на него с восторгом, любовью и ожиданием, только пальцем помани и любая к нему побежит.

Никита усмехнулся, — какой же он тогда был самовлюбленный и гордый, ну прямо индюк напыщенный.

Он горько засмеялся, воспоминания жгли его душу не утихая. Он был уверен, что его ожидают только почести и достаток, ну и славы немножко, а как иначе то, с такими данными. Три года вроде прошло с того времени, а каждую ночь до сих пор, Никита по — прежнему переживал свой персональный кошмар, без конца и края и ничего не мог изменить. Глупый, наивный, горделивый щенок, он сразу же поверил рассказам Черепа о том, что их отцы погибли неотмщенными, непонятыми, оболганными и их долг как сыновей все исправить. Череп был старше Никиты и выпустился раньше на пару лет с весьма средними успехами, сразу собрав свою команду из не очень сильных и обиженных на всех молодых охотников, исчез из-под контроля наставников. Это было нормально, многие охотники уходят из сообщества пытаясь найти свою дорожку в жизни, и Череп держался в тени, не давая поводов приглядеться к нему повнимательней. Да и ушедших с ним охотников никто не жалел, Череп ведь забрал самых слабых, которым и так в сообществе ничего не светило. Наставники, обязанные присматривать за молодыми охотниками первое время в самостоятельной жизни, тоже опрофанились, недосмотрели, как Череп мало того, что сам перешел на сторону тьмы, да и еще нескольких молодых охотников за собой увел. Такое бывает, когда все долго идет по накатанной дороге без проблем, это уже позже, как все произошло, охотники схватились за голову, поняв, что потеряли наработанную веками репутацию и стали каленым железом вычищать свои ряды, а тогда… Как Череп снюхался с чародеем из рода Горынычей теперь уже и не узнаешь, свидетелей не осталось. Никита снова застонал, стиснув зубы до хруста, — как он был слеп, ведь Череп уже был отмечен тьмой, когда он уговаривал Никиту уйти с ним и отомстить за родителей. И ведь слухи про него уже ходили давно, только доказательств не было. Вернее, было и подтверждение, да тогда все пустили на самотек, — вернулся один из ушедших с Черепом охотник, как же его звали то? Никита задумался ненадолго, он ведь знал парня. Антон вроде, да точно Антон, весь такой бледный и с весьма средними способностями, ушел с Черепом сразу после выпуска. Через год примерно Антон вернулся, Никита как раз после экзаменов отрабатывал несколько контрактов и часто виделся со старейшинами. Так вот Никита тогда и услышал, что Антон вернувшись пошел к старейшине Петру Анисимович. Что уж он ему рассказывал Никита не знал, но Петр Анисимович стал срочно собирать всех старейшин, а их обычно десять человек и в одном месте они не сидят, но пока они собирались на совет Антон неожиданно погиб в пьяной драке. Черепа и его компании рядом с Антоном никто не видел и поэтому все решили, что Антон просто оклеветал Черепа, он и до этого то был таким вечно недовольным и постоянно на всех обижался и жаловался и вот все решили, что и тут такой же случай. Когда Никита собрался уйти работать с Черепом, — его наставник Николай попытался поговорить с ним. Никита уважал Николая, но недолюбливал, считая его предвзятым к судьбе отца и к нему лично. Считал, что Николай и к нему часто придирается и требует от него невозможного, читает нотации ни к месту, слишком приглядывает за ним, ограничивает его свободу. То, что Николай переживает за него и любит его как сына, Никите и в голову не приходило, он как-то изначально относился ко всем наставникам в школе с предубеждением, вбил себе в голову, что они не хотят, чтобы он стал охотником и будут его заваливать на учебе и экзаменах. Никита вздохнул, как он тогда не понимал, что они все зная его характер и семейную склонность переживали за него. Вот и получилось, что разговор Николая о Черепе он сразу принял в штыки. Когда Николай стал рассказывать, что Череп по словам Антона насилует и истязает хорошеньких ведьм и колдуний перед тем как убить, да еще и любит затягивать их смерть как можно дальше держа пленниц в сознании.

Никита вспыхнул и резко ответил, — ты Николай как старуха сплетница собираешь слухи. — Антон сам знаешь приврет, недорого возьмет, да и погиб он по пьяни глупо, и что Череп и его убил? — Чтобы он не рассказал ничего, так его даже близко не было от Антона.

Николай попытался урезонить Никиту, — если бы во все верил, то и говорил бы с тобой по-другому, а так только прошу остерегайся, были бы доказательства другое дело и мне так же неприятен этот разговор, но ты мой лучший ученик и я переживаю за тебя.

Никита не стал дальше слушать, ушел гордо хлопнув дверью. Да и Николай ему хотел добра и поэтому не говорил правды про отца хотя все знал. Вот и получилось — все желали ему только хорошего, боялись что узнав правду он наломает дров, а получилось, как всегда. Незнание привело к трагедии, он уже узнал настоящую правду ценой собственной погубленной жизни. Охотники жестоки, но в меру необходимого, старались убивать быстро и сразу. Иногда приходилось и жестоко допрашивать дичь, чтобы получить информацию о сообщниках, все как на войне. Но просто так измываться над теми, на кого ты взял заказ, не принято, а уж насильников и садистов не жаловали сами охотники. В их профессии и так много боли и крови. К тому же Череп чаще всего брал заказы именно на молоденьких женщин, здесь слухи не врут. Но Череп не дурак и Никита был ему нужен и поэтому при нем ничего такого и не творилось. А что Череп любил ловить слабых ведьм и колдуний, — женщин, — одним словом и творил с ними что хотел, в меру своей извращенной фантазии, Никита узнал от дружков Черепа. А вот к от заказав против сильной нежити, нечисти и колдунов всех мастей, — Череп всегда отказывался. Долго ему все сходило с рук, охотникам доносились слухи что Череп и его люди любят поглумится и над обычными девушками, даже говорили, что в его окружении было несколько шлюх, которые затем бесследно пропали. Но это все были домыслы и слухи и им Никита не хотел верить, знал уже что человека оболгать легко. После выпуска Никита отработал на отлично в сборной команде охотников несколько заказов и это его как-то слишком вознесло. Теперь он и сам это понимал, а тогда ему казалось, что все завидуют него успехом и пытаются приземлить, зажать, отодвинуть от интересных контрактов. Многое в сообществе он не принимал, считая, что их старшины живут слишком ограниченно и не поспевают за современным ритмом и их молодых охотников тоже придерживают глупыми запретами и ограничениями. А тут Череп с таким потрясающим предложением, отомстить за невинно погибших отцов и спасти мир от злой невероятно сильной колдуньи Василисы, которую к тому же никому не удается прижать, разоблачить, настолько она хитро маскируется. Никита слышал о семье и отце Василисы и сразу поверил Черепу, — ведь это от ее проклятья погибли их отцы. Найти и наказать колдунью, спасти жизни обычных людей, открыть всем глаза, что их отцы погибли оболганными, — это ведь должно было изменить всю жизнь Никиты и его матери. Она ведь состарилась от предательства мужа и не смела смотреть в глаза другим охотникам, он ведь старался и ради нее тоже и ждал благодарности от своего поступка. А еще Череп напоминал Никите каждый раз, что раньше охотники занимались не только контрактами, а истребляли зло, это ведь было их целью и не за деньги. Ведь всегда охотники были защитниками обычных людей от зла во всех его проявлениях.

— А, как мы живем сейчас, — повторял часто он, — чтобы убить ведьму или колдунью, вампира или упыря, мы как бюрократы какие-то должны собрать и представить старейшинам доказательства их вины и пока мы занимаемся всей этой хренью, они спокойно убивают, проводят кровавые обряды, делая вид что они белые и пушистые.

Отчасти это было правдой, вину каждого, на кого они брали контракт нужно было доказать, и охотники следили несколько месяцев за очередным колдуном, собирали досье, и Никиту это злило. Зачем доказывать вину черного колдуна, если все прекрасно знают, что он никогда не откажется от своего пути, потому что только так он получает молодость, здоровье, богатство наконец. Добрыми делами капитал не скопить и их настоящих целителей, и знахарей которые не требуют денег не осталось, во всяком случае Никита таких не знал. Ему хотелось просто истреблять зло, и конечно, что бы это ценили. Да, вот такая чушь тогда виделась ему в мечтах. Теперь то он понимал, что Василиса просто бы не подошла к Черепу, от него уже тогда смердело тьмой, и уж точно бы не сказала ему о семейных секретах, о которых, и сама не знала ничего, ведь выросла сиротой и ничего не помнила о своей семье. Только для этой цели он и нужен был Черепу. Никита был красив, и девчонки гроздьями вешались на него, и его хоть это иногда и злило, но для самолюбия было приятно. Никита снова застонал, — как же он был слеп. Уже позже он стал подозревать что Череп не просто манипулировал им, а еще и подкармливал его настойками, ломающими волю и внимание. Как-то еще мать говорила, что семья Черепановых с под вывертом, и они умеют готовить зелья замутняющие сознание, и рассчитанные именно на охотников. Да наверняка, и Горыныч помогал своему слуге, тем более он был уже старый и матерый. Поэтому то, и другие семьи сторонились Черепановых, кому охота быть чей то марионеткой и основания были для этого тоже были. Часто друзья семьи Черепановых попадали в странные истории и неприятности, но все это было бездоказательным только на уровне слухов и сплетен. Никите в ту пору явно жала на мозги корона от головокружительных успехов и он так поддался обаянию Черепа что не задавал неудобных вопросов, да и вообще никаких, принимал слова Черепа на веру. А то что он нужен Черепу только как смазливый Жигало, которому нужно обольстить и разговорить неопытную девчонку он тогда даже не думал. Увидев первый раз Василинку в кафе, где он специально подошел с ней познакомится, Никита был поражен в самое сердце. Девушка его мечты и при этом злая колдунья, за что ему такие испытания. Но решил сначала все сам проверить и долго собирал о Василинке информацию и снова был поражен, — все ее любили и уважали и нигде она не была замечена в использовании своих способностей. Череп почти каждый день ему доказывал, что она просто хитрая, коварная и умеет маскироваться, и что только настоящие злобные колдуньи так себя и ведут, прячутся среди людей чтобы их не заподозрили.

— Вот ты и должен вывести ее на чистую воду, разговорить, очаровать, знаешь это важно, чтобы она сама тебе все рассказала, тогда и поймешь все и не жалей ты ее, таких колдуний на твоем пути будет еще много, это первую только жалко убивать, а потом привыкнешь, — шептал Череп Никите. — Она происходит с древнего рода колдунов, сам подумай, как она может быть не причем, тем более единственная в семье и убившая наших отцов проклятьем, а ведь она тогда была ребенком.

И Никита ведь верил, даже проверив всю информацию, он не вспомнил, что в ее семье сила передается по мужской линии, а проклятие произнес ее отец в момент смерти используя дочь как рупор, такое уже бывало и не являлось чем-то необычным. Колдуна такой силы убить сложно, вот он использовал свой шанс, а Василинка потом даже не помнила этого.

Ну — да Никита и старался разоблачить ее, так переживал что девушка не признается, а только молча терпит все его закидоны, да обхаживает терпеливо и любит. Даже то что он был у Василинки первым мужчиной не разжалобило его, но все-таки заставило задуматься всю ли правду говорит ему Череп. Так и жил как в кошмаре, травил ее, а дома с ума сходил переживая за нее и не знал с кем ему посоветоваться и что делать. То, что он тогда считал кошмаром оказалось только разминкой, прелюдией к его настоящей жизни. Череп ведь его тогда контролировал полностью, заставлял ездить по своим срочным поручениям, не оставляя Никиту без внимания, боялся что тот начнет думать и сопереживать Василине или разберется во всем раньше, чем нужно ему Черепу. Всю свою злость и неуверенность он вываливал на Василинку, разговаривал и обращался с ней грубо, даже сам себе поражался порой, почему он так делает, ему это было неприятно, он такое никогда себе не позволял в отношениях с другими девушками. А тут раскрылся перед ней во всех своей красе показав ей только самые плохие черты характера. Еще и переживал, что Васька даже напичканная ядом который и должен был ее разговорить, молчит и злит его своей хитростью и изворотливостью. И все-таки на каком-то этапе Никита стал понимать, что происходит что-то не то и выглядит так же, он перестал травить Ваську и попытался оглядеться вокруг. Никита избалованный женским вниманием вдруг непонятно для себя влюбился и хоть он издевался над Васькой и отношениях были далеки от идеальных, но именно тогда еще можно все было исправить, и он попытался сделать это. Васька любила его со всеми его недостатками и ему было не просто хорошо с ней, а он понимал, что вот именно с этой девушкой он и сможет прожить всю жизнь без жалости и сожалений о других подружках. Он решил, что не говоря ничего Черепу увезет Василину и женится на ней, а там все уляжется и месть ему не нужна, тем более его отец убил Васькину семью и ему не хотелось, чтобы она об этом узнала. Кровную месть нужно было оставить в прошлом. Он еще не решил, как поступит и как выберется из этой мышеловки как все закрутилось. Никита сорвался увидев Ваську в компании стрыги и даже попытался ее убить, и только лесной хозяин смог тогда удержать руку Никиты от убийства Васьки и своего ребенка которого она ждала и про которого он не знал. Его ребенок который так и не появился на свет, потому что Никита фактически убил его мать и свою единственную любовь. Никита снова застонал от мучительных воспоминаний, перед ним сразу же встало заплаканное Васькино лицо. Ну как ему теперь оправдаться и простить себя. Когда-то в семье Больших рождалось много детей, но вот уже несколько поколений даровался только один ребенок в каждой молодой семье и это поставило род на грань вымирания. Еще дед говорил, что это наказание за обращение к тьме. Никита верил, что когда ни будь он встретит ту единственную, что и станет его судьбой, а что она уже здесь и рядом, — не увидел и не понял. Никита, тогда в лесу убежал не смог убить Василинку и только тогда понял, что он натворил и что он подчинялся Черепу непонятно почему. Мозаика его странных поступков стала складываться причудливым образом, и все не по уму. Ведь хотел же он тогда не бежать сразу к Черепу, а понаблюдать за ним и его окружением. А сорвался и изменил свои планы, как только приехал в Тамбов, сразу же он приехав на квартиру к Черепу, хотел вызвать его на разговор, да узнать побольше, но…не сдержался, — кулаки чесались наказать Черепа за обман. Его терпения хватило только тихо войти в квартиру, ключ у него был, он ведь часто привозил Черепу какие-то посылки. Войдя услышал разговор Черепа, с приятелями который не предназначался для его ушей. Никиту последнее время Череп использовал как курьера на посылках, и собирался убрать как мусор, когда тот узнает Васькину тайну, все просто и незатейливо и нет никакой миссии справедливости, и отец Никиты подлец, который хотел срубить легких денег на девок и удовольствия до которых был охоч. Это все Череп и рассказывал своим приятелям, хвастаясь как ловко он использует Никиту и сколько они получат от Горыныча если добудут Васькин медальон. Тот самый который и их отцы когда-то хотели получить, убив семью Василины. Никита увидев Черепа понял, что тот уже давно стал упырем, как пелена с глаз спала, а он лучший охотник часто был рядом с ним и не видел этого. Тогда еще можно все было изменить, схитрить, обмануть нежить, но… Никита не сдержался. Гнев ударил ему в голову, и он кинулся на Черепа и его дружков, имен их он и не знал. Они тоже были уже упырями, как и Череп. Упырями не кровососущими, а бездушными, Никита еще с таким не сталкивался, но слышал, что такое возможно. Люди отдают душу в обмен на темные возможности, а у Черепа были не просто возможности, он к тому моменту как понял Никита стал правой рукой Горыныча и умел многое из запретных знаний. Череп не испугался увидев Никиту, и поняв, что тот все уже знает, только развеселился над его попыткой напасть на них. Череп слегка махнув рукой в сторону Никиты обездвижил его, превратив в куклу. Никита даже подумать не мог что есть такая магия, которая охотника как котенка связала, превратив его в бревно. Череп сначала сам избил Никиту с наслаждением, прямо там же в квартире, и сразу же рассказывал ему что тот уже хорошо помог Горынычу исполняя его поручения и даже дал время подумать, ведь Никита еще был ему нужен.

— Та вещичка которая должна хранится у Василинки и про которую она никому не рассказывает может изменить весь магический мир и и-за нее Горыныч вывернет всех наизнанку, — шипел Череп на ухо Никите.

Череп нашептывал ему в ухо о том, как сладостна тьма если он примет ее, и что награда его будет необычной, такой которую своей работой он никогда не заработает, что он сможет стать великим приняв предложение, как и его отец когда-то. Но их отцы не справились, а сейчас все как раз-таки исполнимо. Тьма исполнит все его мечты и желания, тем более ведь он уже увяз и возврата ему нет.

Поняв, что Никита уперся и его уже не переубедить Череп отступился, с легкой усмешкой он перечислил все что он сделает с Васькой, когда найдет ее после того как разберется с Никитой. Извращенный секс и долгие пытки лишь малая часть того что Череп приготовил для его девушки. Глядя с улыбкой на неподвижного Никиту который на слова Черепа мог только зло вращать глазами и хрипеть, он наслаждался. А приятели Черепа скалились подзуживая Никиту словами что они тоже примут участие в этом заманчивом развлечении. Именно в этот момент Никита и пожалел, что он сам не смог убить Василинку и что все слухи не отражают даже доли того что делает со своими жертвами Череп. Никиту вытащили из квартиры и так же как бревно утащив в парк избили уже всей компанией, без злости, молча и как-то обыденно, им важно было его наказать, сделать его беспомощным. Череп с дружками не стал добивать Никиту оставив помучится ожиданием того, что он сделает с Васькой, без возможности как-то повлиять на исход. Вот хотелось ему чтобы он умер не сразу, он ведь запланировал еще после встречи с Василиной навестить в больнице Никиту рассказать ему все подробно, а потом уж убить. Череп к тому времени уже жил, питался эмоциями именно такими на крови и пытках. Что Никита, когда ни будь выживет и встанет на ногти, Череп даже не верил в такую возможность. Хотел, чтобы Никита умер в полном отчаянии и с осознанием своей вины, но и здесь все пошло не по его плану. Василина оказалась не такой уж беспомощной и успела сбежать из дома до прихода Черепа и его друзей, кто-то ее предупредил. Никита не умер и попал в больницу, где и выжил вопреки всем прогнозам врачей, хотя и жалел об этом. А Черепу уже тогда было не до брошенного в больнице приятеля, его тогда закрутили другие события, и он не вернулся что бы добить Никиту. Жалеть то Никита жалел, что выжил, но скорее всего жажда мести и не дала ему умереть тогда, он мечтал, что встанет и доберется до Черепа, сам. Ведь Череп распустил слухи что Никита обхаживал молоденькую колдунью, а когда та оказалась беременной заказал ее смерть ему. К тому времени за Черепом уже началась охота своих же охотников, а так как Никита последний год был с Черепом то… Никита только сейчас с ужасом понял, что никто не поверит не единому его слову, да и он сам бы в такой ситуации поступил так же. Ведь Череп его не принуждал, он сам пошел с ним, сам стал выполнять его поручения, не замечая, что его приятель уже давно не человек, а нежить. А когда Никита узнал о гибели Васьки, то мир для него стал черным, он ведь надеялся, что сможет все объяснить ей, повинится, а мертвой то его покаяние и не к чему. О смерти Василинки принес ему вести наставник Николай, и когда уже прошло больше года бесплодных ожиданий. До этого Никита тщетно пытался хоть что-то узнать о ее судьбе, обзванивая знакомых, вернее просил соседей по палате, сам он тогда был парализован и так и лежал колодой не зная, что случилось ни с Василинкой, ни с Черепом. Но очень долгое время ничего никому не было известно, Василинка исчезла, Череп с дружками тоже. Никита никого не ждал, выживал, знал, что мать к нему не пустят родные, даже если она его захочет навестить. Дед и Бабушка были людьми старой закалки, тем более вкладывали в него столько надежд на возрождении семьи, что теперь то они его никак не примут, и его оправданий тоже, он теперь для них все равно что умер. Мать хоть и не пришла, но смогла отправить Никите лекарства, он ведь лежал к тому моменту около года парализованный и беспомощный. А друзья давно отвернулись от него, да и были ли они, ведь раньше то он сильно то и не с кем старался не сходится, держался всегда особняком, никто особенно ему был не нужен. Никита благодаря зельям стал двигать руками, ногами и садиться, когда неожиданно к нему в больницу пришел его бывший наставник Николай. Николай войдя в палату сразу не узнал Никиту долго разглядывая лежащих в палате мужчин. Кроме Никиты в палате лежали еще пятеро мужчин, а платить за отдельную он не хотел, уже тогда экономил деньги понимая, что скоро он зарабатывать не сможет и радуясь хотя бы тому что смог накопить и теперь хоть как-то существовать без помощи родных и знакомых. Николай пришел без гостинцев и даже не пытался замаскировать свою неприязнь к бывшему ученику. Узнав Никиту и подсев к его кровати, не стал здороваться только долго его рассматривал, и хмурился.

— Не буду читать нотаций, — хрипло произнес он, — что все у тебя закономерно. — Мы пытаемся разобраться во всех историях, связанных с Черепом, и я хочу, чтобы ты мне все рассказал, что ты делал для него, какие задания выполнял, в общем все что знаешь.

— А, где он сейчас и что делает, — не выдержал Никита, — я ничего не смог про него узнать, — сжал он кулаки.

— Боюсь и я тебе этого не расскажу, — спокойно произнес Николай, — Череп и его компания пропали, произошло многое за этот год, и мне нужно знать всю историю в целом.

Никита понимал, что толку молчать, и он без прикрас и прежнего гонора рассказал все Николаю, все что знал и вспомнил.

Николай был шокирован, и не скрывал этого, только произнес, — м-да, твоя гордыня Никита довела тебя до такого конца. — Мучить тебя не буду и утешать тоже, только скажу, что Василинка твоя мертва, и ей повезло, она не попала Черепу в руки.

Никита вскинулся, — может это ошибка?

И тут же угас под жестким взглядом Николая.

— Мы все проверили, — сказал он глухо, тело хоть и через год смогли опознать, да и вещи и рюкзак, документы тоже ее. — К тому же кому нужно подделывать смерть обычной девчонки, у которой ни блата ни влиятельных знакомых нет, да и с миром Ночи она никак не контактировала и своими способностями не пользовалась. — Если тебе от этого будет легче скажу только, что Череп ее не тронул, она смогла убежать от него, когда они вломились в ее дом. — Бежала через лес, ночью, споткнулась и улетела в овраг, головой приложилась о пень и погибла мгновенно, не мучаясь, вот как-то так. — Тело долго не могли найти, но там и место глухое совсем, хотя вроде и от жилья недалеко, вот недавно случайно наткнулись. — А вот про компанию Черепа мы еще ничего не знаем, пропали, а вот куда, нам бы это тоже хотелось узнать. — Про тебя ничего хорошего не скажу, прости, но оправданий тебе нет, ты всегда мог уйти от Черепа, силком он тебя не держал, и про Василину мог информацию проверить через нас, но тоже не захотел, — заключил Николай жестоко. — Так что жалеть я тебя не буду, если что узнаю сообщу, — добавил он сухо и ушел.

Даже мысли о мести оставили Никиту, как жить то без Василины. После ухода Николая все потемнело у него перед глазами и жить ему больше не хотелось. Он мечтал о смерти, но и тут ему не повезло, выжил, больше года проведя в больнице и став калекой, затем еще пару лет реабилитации, учился ходить самостоятельно, ухаживать за собой. Всему пришлось учится с нуля, да и ходить то стал проявив невероятное упорство, и не желая гнить в каком ни будь интернате для инвалидов лежа колодой. Никита понимал, что теперь его жизнь — это тоже наказание которого ему не избежать, ведь от него отвернулись все и семья тоже. А главное, мама, единственный человек который смог бы его выслушать и простить, — умерла узнав о подвигах Никиты. Кто ей сообщил обо всем произошедшем, как оно и выглядело со стороны, а Никита тогда не мог ей ничего рассказать сам, он в тот момент о матери не думал, а потом тоже стало поздно. А ведь мог позвонить и рассказать ей все сам, ее смерть тоже оказалась на его совести. Она хоть и передала лекарства, но ведь ему нужно было тогда чтоб хоть один человек поверил ему и поддержал. Она ушла потому что не верила ему. Сначала отец превратил ее жизнь в ад, а он любимый единственный сын, добил свою мать. Когда его выписали из больницы к нему пришел повторно его бывший наставник Николай, рассказал сухо о смерти матери, принес денег и предупредил что в Тамбовской области ему не рады, лучше ему уехать не задерживаясь, а еще лучше в течении суток. Убивать его не будут, руки марать никто не захочет, а вот сделать жизнь более невыносимой чем сейчас это запросто. Пока он скитался по больницам месть тоже отпала, он узнал, что маги из Чудной деревни сами без помощи охотников ухитрились убить Горыныча и Черепа с компанией. Никита понял, так и будет, здесь ему жить не дадут, не стал ерепениться отказываться от денег Николая. Пока Никита болтался по больницам, он истратил все свои сбережения, если лечили его бесплатно, то реабилитация встала ему в копеечку и то не хватило на все необходимое. Он быстро собрал все свои вещи, квартиру продал, благо хоть ее когда-то купил на первые доходы, и теперь смог выручить за нее деньги, правда меньше чем рассчитывал, ведь продавать пришлось в спешке и — за чего цена упала. Вещами он был не загружен, собрал что было ценного и направился Москву, надеясь потеряться в огромном городе. Но мир ночи мал и весть о нем даже в столицу долетела раньше, чем он до нее доехал. Никита понял работы ему не будет и здесь, и Василинку он будет видеть в каждой встречной женщине. Та девушка к которой он кинулся была не первой. Пока он размышлял что же будет и как ему жить его кто-то попытался убить, утопить в Москва реке, он даже не стал искать виновника, понимал все равно ему никто не будет помогать, да и какая разница, он сам был мерзок себе, что уж про других говорить. Выплыв чудом из ледяной уже воды, несмотря на теплую осень, Никита решил уехать совсем в глушь сибирскую в полном отчаянии. На тот момент у него осталась машина и немного денег. Основные то деньги он потратил на лекарства от хороших травников из мира Ночи. За счет сильных зелий он ведь и окончательно встал на ноги, надеясь подзаработать в будущем. Вылечится не смог, ведь Череп хорошо поработал над Никитой, переломанные ноги и руки, ушибленный позвоночник, внутри все отбито, несколько операций понадобилось, чтобы просто сохранить ему жизнь. Из цветущего, молодого, сильного, симпатичного парня Никита в одночасье превратился в хромого, немощного старика. Он высох, от долгого лежания мышцы атрофировались, кости вроде как срослись, но болели постоянно, позвоночник скрючился и не расправлялся несмотря на постоянные занятия. Теперь он хромал, а гладкое когда-то и красивое тело парня изуродовали страшные шрамы от операций и побоев Черепа. А вот лицо Никиты как в насмешку почти не пострадало, Череп сломал ему только нос и то хирург в больнице вправил ему его на место, только небольшая горбинка на месте перелома выросла, но и она не портила его внешности. Но Никита выглядел конечно пока далеко не красавчиком, но за это не переживал, ему бы ходить научится нормально. Никита еще в Москве достал из машины карту России, а карт в машине у него было много, не всегда он надеялся на навигатор. Колесить охотнику по стране приходилось много, поэтому то и у него была целая коллекция карт всех областей. Никита в своем съемном жилище разложил карту на полу сел рядом и просто ткнул в нее пальцем, — попав в Красноярск. И туда же решил ехать, доверив свою жизнь судьбе. Ему показалось что это не просто так, что-то вроде как екнуло у него в груди, чувство, что он там нужен. А так это или нет проверить можно только одним способом — приехать туда, что он и сделал. Уложил все свое барахло в машину, решив, что все пригодится и отправился в дорогу. Дорога вышла длинной и тяжелой, он экономил деньги и только пару раз остановился в дешевых гостиницах, помыться и постираться. Когда уставал за рулем, загонял куда ни будь машину в глухое место и спал, с его то болячками такая дорога была почти невозможной, но снова на упрямстве он двигался вперед. Вот и сегодня он также отоспался в машине, тело болело неимоверно, перекусил холодным и противным пирожком, купленным где-то по дороге в дешевой забегаловке. Все уже он близко у цели, еще пара часов, и он будет в Красноярске, а вот будут ли ему там рады — это вопрос и Никита решительно завел машину, надеясь не зря проделал такую дорогу.

Приехав в Красноярск огляделся в городе, остановился в недорогой небольшой гостинице, и только взглянув на девушку которая его оформляла понял, здесь он тоже не задержится.

Девушка внеся данные в компьютер, как-то занервничала, странно поглядела на него и сказала, — вам здесь не рады и вам здесь лучше не задерживаться надолго.

Никита посмотрел на нее в упор, — почему?

Хотя уже понимал, что разговаривает скорее всего с молоденькой ведьмой, которая его узнала, новости о нем уже добежали и сюда.

Девушка не стала отводить глаз, пожала плечами и спокойно ответила, — вы и сами знаете причины, вам здесь жить будет опасно.

Никита не стал спорить, устал и ему нужно было отлежаться в нормальной кровати и в тепле. Это в средней полосе еще была теплая осень, а здесь уже было ощутимо морозно и снежно. Отоспавшись он снова решил тыкнуть в карту, только теперь Красноярской области, ведь что-то его сюда тянуло и попал пальцем в заброшенное село Михайловка и горько засмеялся.

— Ну да куда же еще податься парню которому нигде не рады, только в мертвое село.

Он собрался, решив осмотреться перед дальнейшей дорогой и прокатится по городу. Увиденное не обрадовало его, теперь все понятно, почему ему здесь тоже не рады. В городе было слишком много детей Ночи, и его в любой момент могли опознать, дурная слава о Никите бежала впереди него, ему казалось, что все смотрят на него и ждут от него чего-то. Если его здесь узнают, что за гость к ним пожаловал, как и произошло в гостинице, то жизни не дадут, сибиряки народ гордый и со своими понятиями о чести, а уж если Никите не дали жить в Москве, где всем друг на друга плевать, то тут…. Он покрутился по городу осмотрелся, суток в Красноярске хватило на впечатления, больше побоялся, если уж ему придётся задержаться, то не нужно никому попадаться на глаза. И он поехал в Михайловку, заброшенное людьми село находилось всего в ста километрах от Красноярска, но попасть в него было сложно, — дороги здесь были обозначены на карте только условными, пунктиром или как еще говорят люди, — нет дороги, а есть направление. Вот он и искал место спрятаться, оправиться или же просто сдохнуть, его устраивал любой вариант. Он устал и хотел осесть хоть где, даже если в том селе живут бомжы, то им до Никиты дела нет, решил он для себя. Он рассудил, деваться ему некуда, а там наверняка найдется заброшенный дом. Если повезет, то он подремонтирует его, и как ни будь протянет, каких-то конкретных планов на будущее не было, он как раненый зверь искал угол потемнее забиться и отлежаться.

После яркой природы средней полосы здесь было как-то совсем все по-другому, пока Никита ехал в сторону Михайловки, все удивлялся, и слов не хватало описать разницу, но он и не поэт. Здесь природа не яркая, но какая то величавая, что ли. Здесь еще был резкий контраст в погоде, здесь уже была зима и Никита не понимал, когда он проехал ту грань что отделяла среднюю полосу и Сибирь. Там, где он жил было еще тепло и зелено, но ему уже казалось бесконечно далеким, тут уже голые деревья и снег. Красноярск ему понравился, было что такое в этом старинном городе, что цепляло его за душу, жаль, что он не может спокойно осмотреть город и остаться здесь хоть на какое-то время. Полюбовался на реку перед выездом из города. Могучая река неторопливо несла свои тяжелые воды, напоминая людям о том, что их жизнь быстротечна и бессмысленная. Огромные просторы вокруг, незнакомый запах, навевающий мысли о свободе, бунтарстве и о том, что он крохотная мошка без роду и племени. Мысли давили, куда он едет, будет ли там в Михайловке возможность жить или он просто погибнет на этих бескрайних сибирских просторах. Ему уже казалось вот закончится топливо в баке, и он замерзнет в своей машине, кому он здесь нужен, и никто его не знает. Дорога от села к селу становилось хуже. Никите повезло, морозы были уже крепкими, а снега мало, и машина шла довольно ровно на укатанной промерзшей дороге.

— А, весной здесь, наверное, и не проехать, вот уж точно глухомань, — думал он уже подъезжая к Михайловке. — Хорошо, что он еще в дороге набрал продуктов с запасом и всяких нужных вещей для выживания, осталось только надеяться, что все что он набрал пригодится и хоть здесь он найдет какой-то покой.

Двигался пока как не странно Никита без проблем, пользуясь навигатором. По навигатору да дорожным указателям он доехал до крохотной жилой деревушки перед Михайловкой, да и там ему просто махнул рукой прохожий направление в сторону уже почти заросшей разбитой дороги которая и вывела его к брошенному селу, не удивившись что кто-то едет в мертвое село. Въехав на пригорок перед селом Никита огляделся, — м-да все здесь выглядит печальненько и заброшенно. До снега или в слякоть он бы тут не проехал, но вот хоть здесь вроде как повезло, и он без приключений приехал куда его привела судьба. Село считалось заброшенным уже давно, еще при советской власти, и уже бывшие улицы все проросли деревами, постепенно сливаясь с наступающим на него лесом. Но центральная улица еще угадывалась и была явно заселена, не вся, в нескольких домах, разбросанных по ней жили живые люди. Дома стояли хоть и неухоженные, но жилые, и даже из многих труб тянулся слабый дымок от печей. Никита насчитал больше десяти дымящихся труб. Но те, кто жили в этих домах старались не привлекать к себе внимания, ограды домов выглядели заброшенными, если б не дым, то точно и не догадаешься что дома жилые.

Но наряду с целыми домами было много и завалившихся срубов, напоминавших кучи мусора, — и почему их на дрова то не разобрали, — удивился он про себя.

В самом начале села стояли даже два дома, вполне себе ухоженные, выбивающиеся по внешнему виду, — поленницы дров на виду полнехонькие, чистые стекла в домах, одна ограда соединяла два дома и была покрашена явно этим летом, да и двор выметен и вычищен, а вот дыма из труб нет, но это и не значит ничего, хозяев может просто дома нет. Явно за ними следят и значит подъезжать к ним не нужно, а что там дальше то, узнает позже. Когда люди бросают деревню, дома разрушаются быстро, превращаясь в неопрятные серые кучи трухи, а тут как-то на первый взгляд село почти живое, только совсем затерянное в глуши, Никита присмотрелся и у него так даже и сомненья появились туда ли он приехал. Но с другой стороны Никите с первого взгляда здесь понравилось, и он с сожалением подумал, что жаль будет если его и отсюда погонят. Он прислушался к своим ощущениям, его сюда тянуло это точно. К тому же он сразу заметил над селом полог тьмы, видимый только ему, может именно тьма и влечет его сюда. Когда он въехал сюда, огляделся и ему показалось на секунду что его тут ждут, и он тут нужен. Старые дома вроде как глянули на него с одобрением, своими темными окнами, обещая тишину и покой. Тишина то да, Никита заглушив машину как-то даже оглох от тишины, только тихий скрип деревьев и домов и все и то эти звуки нужно еще услышать, он то умел. Даже в последней живой деревушке которую он проезжал слышался гул состоящих из разных звуков, машины хоть и редкие, скотина, куры, звуки бормотания телевизоров, гудение проводов, а тут просто ветер что-то шепчет с деревьями.

Жители Михайловки были нелюбопытными и на шум приехавшей машины никто не вышел навстречу и даже не поинтересовался кого ж там на ночь то принесло. Никита слышал пока спрашивал про Михайловку прохожих по дороге, что здесь доживают несколько одиноких стариков, да и его принимали за родственника который ищет своих родных, — брошенных стариков то нынче много. Говорили Никите что здесь еще живут беглые от разных неприятностей в жизни бывшие городские люди. Никита решил, что нужно ему у кого-то узнать, спросить может даже разрешения, чтобы жить здесь и подъехал к крайнему дому на единственной как он понял жилой улице, из трубы которого тянулся дым и значит точно в нем был хозяин.

Как только Никита въехал в само село и встал у крайнего дома, то тут же, как по взмаху волшебной палочки, дверь заскрипела отворяясь. На крыльцо старенького дома со слепыми небольшими окошками как будто ожидая его, тут же опасливо выглянул древний старец, да поинтересовался, — что ему Никите здесь надо.

— Пожить хочу, не подскажете где здесь дом, в котором жить можно, — спросил Никита.

— Проблемы от тебя будут, — спросил старик сердито, его не удивила дорогая машина Никиты, всяких людей он уже повидал на своем веку, и богатые иногда прячутся и бывают в бегах.

— Нет, — твердо ответил Никита, — я просто хочу жить один без людей.

— Старик захихикал, — да здесь все такие одинокие, а вот что с тобой делать и куда тебя поселить то, — задумался он хитренько поглядывая на Никиту.

Никита намек понял и подал старику гостинец универсальный, бутылку водки, да пару разных пачек печений и упаковку конфет, пару банок тушенки, да еще чего по мелочи, понимал, старик не просто так интересуется, и от него многое здесь зависит, так уж жизнь устроена, даже в заброшенном селе и заранее приготовил пакет. Старику подношение и обращение Никиты понравилось, и он заулыбался, задумался.

— Ну дом есть, вот здесь проедешь, прямо до конца улицы, там поворот и до конца, там и стоит дом почти хороший, и печка в ем исправна и стекла почти все есть и соседей у тебя не будет точно, — обрадованно затараторил повеселевший дед. — Руки есть подделаешь, да приживешься, нет, так и говорить не, о чем. — Там уединённо, как и хочешь, и в лес сразу же за домом тропка есть, и к реке совсем рядом.

Старик заулыбался Никите как родному, — я это, дядька Мефодий, так меня кличут, запомни да если что заходи, только паря я тебя сразу предупреждаю, у нас тут нечистая сила шалит, имей в виду. — Веришь, не веришь, а предупредить я тебя должон обязательно, чтоб потом без претензий.

Никита деду сразу поверил, когда селение покидают люди, там обязательно заводиться нечистая сила, да и почувствовал уже что село под тьмой находится, но деду говорить этого не стал, а только помотал головой что все он понял. В дороге еще и устал сильно, растрясло его, пока двигался держался, а сейчас его усталость как-то сразу взяла за горло, а ему еще на ночёвку устроится надо и обезопасится на новом месте.

— А, совсем забыл старый пень, — вскрикнул дед поняв, что Никита вымотан и торопится, — подожди еще минутку, ключ от замка дам. — Поликарпыч то, когда уезжал, просил наведываться да приглядывать за домом, да сам уж помер как пару лет назад, родных нет, так что живи в доме как в своем.

Старик скрылся в своей избушке, чем-то долго там гремел, звенел и наконец вытащил Никите ключ.

Никита поблагодарил старика, обещал зайти в гости как устроиться и поехал, осторожно объезжая кусты и колдобины. Уже темнело, последние дни осени по календарю, а здесь в Сибири так уже и зима, самая настоящая, без оттепелей и потепления как в средней полосе. Никита поехал по описанию старика и уперся в одиноко стоящий большой бревенчатый дом. Выглядел дом снаружи так вполне себе целым, высоким, крепким и даже забор хорошо сохранился. На калитке во двор замка не было, а кривые ворота были закрыты почерневшей от времени жердей. Никита вошел во двор, огляделся, осторожно вытащил жердь, с трудом смог открыть ворота и загнал машину во двор. Обратно закрыть также ворота хоть и с трудом, но тоже получилось, нужно срочно подремонтировать их и нормально все будет, — решил он для себя. Поймал себя на чувстве что приехал в свой дом, который его ждал и сейчас оглядывался так себе совсем по-хозяйски, думая сразу же о том, что нужно сделать здесь, а что и переделать. Даже засмеялся над собой, вот ведь жизнь, приехал в заброшенное село и радуется, что позволили жить в старой развалюхе. Никита оглядел покосившиеся крыльцо, которое венчало округлая крыша, покрытая ржавым железным листом, низенькая щелястая дверь с амбарным замком ждала, когда он откроет ее. Но старик видно, что приглядывал за усадьбой, дом не выглядел заброшенным. Может даже старик сюда пускал постояльцев на время, — почему-то решил Никита. С крыльца вход в небольшую холодную терраску, и дверь в дом.

Дверь в дом тоже была низенькая, но поосновательнее, из толстых досок и без щелей, хотя утеплить и надо ее будет, — подумал Никита отворяя дверь с заметной натугой и скрипом. — И смазать петли тоже, — добавил он себе зарубку на память.

Никита знал, что в селе нет электричества, и купил еще по дороге несколько упаковок дешевых свечей и сейчас сразу же прихватил их с собой в дом. Если на улице еще что-то было видно, то дом его встретит кромешной тьмой.

Войдя осторожно в дом, боясь споткнутся о что-либо в темноте, сразу же зажег одну свечу, огляделся и пристроил ее на колченогий стол выплывший из темноты навстречу ему. Зажег еще пару свечей, чтобы оглядеть дом.

— М-да, — не думал он что ему придется когда-либо жить в таком жилище, но всяко лучше, чем ночевать на улице. — К тому же как уберется в доме, будет лучше, — мысленно утешал себя Никита оглядывая комнату и морщась от нежилого запаха пыли и запустения, сырости и какой-то безнадеги.

— Да, безнадега тоже имеет свой запах, и она с ним теперь надолго, — снова промелькнуло в голове у него.

Одна, неожиданно просторная комната, громоздкая печь посередине, топчан за печью, у входа рукомойник, вполне себе целый на вид и под ним даже ведро помойное сохранилось. Грязно, пыль на полу и подоконниках толстым ковром, стекла в окнах сто лет не мытые мутные, но хоть целые, хоть и в трещинах. Но главное крыша и полы целые, и печка тоже рабочая. В доме казалось холодней чем на улице и тянуло сыростью, так всегда бывает в домах, в которых долго никто не живет. Никита с тоской глянул на печь, нужно ее протопить, да скорее. Никиту знобило уже давно, долгая дорога вымотала его, но нужно было навести хоть какой-то порядок в доме, иначе здесь и ночевать невозможно. Ему бы по уму отлежаться в тепле несколько дней, но вот беда времени у него как раз и нет. Нужно срочно обживать дом и делать запас на зиму как сурку, да и осмотреться здесь в селе. Никита похвалил себя что додумался купить в Красноярске несколько ведер, пару эмалированных, и штук пять пластмассовых, но где ему сейчас взять воду. Вроде во дворе было, что-то вроде колодца, да и дрова нужно собрать, пока совсем не стемнело, и он зашевелился быстрее, стараясь не обращать внимание на боль по всему искалеченному телу. Он быстро хромая вышел во двор, поленница была рядом с крыльцом и чудо, дрова были, но немного. Никита стал собирать что там осталось. Крыша над поленницей разрушилась и дрова были сырыми, но и выбора то у него не было. Он таскал, складывая их у печи, сегодня дом обязательно нужно прогреть и чтоб хоть на завтра на растопку что — то было, а там уж дальше пока не загадывал, насобирает, лес рядом и сушняка то он точно наберет. Закончив таскать дрова, схватил чистые эмалированные ведра и пошел к обветшалому колодцу, который плотно был закрыт деревянными створками, с трудом ему удалось их открыть, надо же у колодца даже цепь с цинковым помятым ведром сохранились. Никита кинул в колодец ведро, и пробив тонкий лед, зачерпнул немного воды. Вытянул ведро, понюхал воду, вроде чистая, и ничем не пахнет. Колодец то уже давно никто не чистил, но он и закрыт был, мусор не попадал в него, так что вроде и нормально, главное вода прозрачная, а не мутная болотная. Никита быстро заполнил все ведра, что у него были, и перетаскал в дом. Ночью на улице было опасно оставаться, все инстинкты охотника вопили об этом, в брошенном селе ночь время нечисти. Да и полог что он заметил подъезжая сюда с сумерками сжимался, собирался над селом становясь осязаемым для обычного взгляда. Никита закрыл колодец, так надо было, хоть и нервничал, но знал, это необходимо, нечисть может испортить воду, ведь все то что не прибрано в ночь они считают своей добычей, и питьевая вода как раз из этого списка. Даже стоящие в доме ведра или бочки с водой обязательно держали прикрытыми в старину, что бы нечисть не плюнула, не загадила, особенно живущие в деревнях всегда соблюдали эти нехитрые правила, это уже современные люди не помнят и не соблюдают таких примет, оттого и болеют часто. Захватил несколько сумок из машины с самым необходимым и тоже ее запер, завтра уже разберет все свертки и пакеты, сам уже не помнит, чего накупил по дороге. Пока ехал брал все что казалось ему нужным для выживания, но бессистемно, так же, как и свечи, в каком-то поселке зашел в магазин, увидел и купил и радуется теперь что они ему попались на глаза. Затем забежав, в дом с облегчением запер дверь на терраску за собой, изнутри был хороший засов, дверь в доме так же закрывалась, и на засов и большой, тугой, самодельный крючок. Как спрятался от чего-то страшного, сразу же легче стало, ведь пока крутился во дворе было неприятно, чувство что кто-то страшный наблюдает за тобой и ждет момента ухватить. Теперь растопить печь, хоть Никита был горожанином, но умел многое, да и охотников учили всему в том числе и печи топить. Охотникам частенько приходилось жить в полевых условиях, в заброшенных хижинах, в охотничьих землянках и срубах в лесах, да и так только где они не мотались в поисках своих целей, так что всяко жить приходилось.

— Ну да, ну да, — подумал Никита, — одно дело несколько дней в лесу в палатке или охотничьей избушке, а потом домой в благоустроенную квартиру или здесь, ему ведь теперь постоянно нужно добывать дрова и воду, а то иначе он просто не выживет.

Это ему еще повезло, что морозов сильных нет, а вот скоро колодец замерзнет и где он воду то брать будет, но это все потом, а сейчас печь топить нужно, пока он тут не околел. Пока быстро двигался, да таскал все в дом вроде тепло ему было. А уже в доме Никиту снова морозить стало, купание в Москва — реке, тоже ему даром не прошло, и толком подлечится не успел, торопился уехать чтоб еще с ним не сотворили кроме купания. Предупреждают только раз, а его хотели убить, если б не его закалка охотника, он бы не выплыл никогда. Никиту всего аж передернуло, как он вспомнил черную ледяную воду над головой и боль в легких горящих огнем. Никита достал из сумки топор и стал расщеплять полено на лучины. За окном уже было темно, а свет свечи мрак почти не разгонял, холодный дом играл тенями, давил на непрошеного гостя, выгонял его, холод и грязь давили безнадегой. Костерок из лучин вспыхнул в печи и дом тут же наполнился тяжелым сырым дымом. Никита от неожиданности глотнул дыма и натужно до боли в легких закашлялся, и слезы хлынули ослепляя его.

— Ой как плохо, — испугался Никита, — если труба забита я здесь сегодня же или замерзну, или от удушья умру, — заговорил он сам с собою, пытаясь успокоится и найти выход, печка точно рабочая, значит, что он не так делает. Открыл входную дверь настежь на терраску и стал торопливо осматривать печь, — вот дурень, да здесь же несколько заслонок, ругал он себя громко.

Он их все быстро по открывал и печь сразу же ровно загудела, и стала ощутимо нагреваться.

— Ну, вот дело пошло, — обрадовался Никита, с потеплевшей печью сразу стало уютнее.

Одно ведро он приготовил под мойку полов, плеснул в него воды, огляделся стащил с топчана какую — то тряпку и стал убираться в доме. И хоть сам еле уже держался на ногах от усталости, но тряпкой елозил споро, а что делать, — в такой пыли даже одну ночь невозможно провести. Нашел закаменевший веник у порога, обмел паутину, протер все поверхности, оставив жирные разводы, здесь еще мыть и мыть. Но сегодня необходимо хоть как-то пока грязь прибить. На полу тоже высыхая, потянулись грязные дорожки, видимые даже при таком освещении, но дышать сразу стало легче и стало как-то уютней что ли, или не так ужасно. Теперь это уже был не брошенный дом, а просто пока неопрятный. Никита стал доставать из сумок привезенные вещи, — пара кастрюль, веселенький чайник, разнокалиберная пестрая посуда смотрелись инородно в грязной избе, как и новое постельное белье. Не распакованный комплект белья резал глаза яркими цветами на сером старом топчане, закрытым каким-то тряпьем. Консервы сложил в угол, крупы на стол пока, вдруг мыши объедят, а выкидывать или подъедать за ним он не мог, Никиту даже передернуло от брезгливости.

Никита прислушался и почувствовал, что в доме еще жив Домовой, и он очень сердит. Брошенные в старых домах хозяевами, домовые умирают, мучительно, долго. А этот выжил видимо, потому что старик присматривал за домом, но был сильно обижен на людей. Никита почувствовал, что этот домовой верой и правдой служил бывшим хозяевам, а они бросили его, и за долгое время одиночество и обида заполнила его до краев.

— Выходи, дух дома, знаю, что ты живой и обиженный, но пакостить тебе не позволю, я теперь здесь хозяин, — произнес Никита строго.

Решив про себя что Домового сразу же нужно окоротить, если он начнет пакостить Никита с ним не сладит, слишком слаб он воевать с домашним духом, а значит нужно сразу поставить того на место, даже руганью и угрозами, если не признает.

— Да какой же ты хозяин то, — из-под печки выполз замурзанный донельзя старичок, грязный и неухоженный, как и дом.

— Твой хозяин мертв, а старик дал мне ключ от дома, поэтому я новый хозяин, — повторил Никита строго, — и ты ведь уже понял, кто я такой и шалостей от тебя не потерплю. — Так что решай, будем жить дружно, или я проживу и без Домового.

— Экий, ты прыткий, — тут же обиделся Домовой, — знаю я тебя Никитушка, твоя слава впереди тебя бежит, а что делать, мне тоже не выбирать хозяина, так что сживемся лучше.

Никита только горько вздохнул, у Домовых свои способы все узнавать, и его дурная слава и сюда докатилась, но лучше уж он будет с ним общаться, а то один в глуши с ума сойдет. Первое время Никита мечтал о смерти, что бы вот так сразу получить покой, даже как-то стал думать наложить на себя руки. Но понял, будет еще хуже, он мучается сейчас, а если он покончит с собой, будет только хуже, — вечные муки не сказка он это точно знал, лучше уж отмучиться здесь на земле, да попробовать искупить то что он совершил.

Дом стал потихоньку прогреваться, сразу запахло плесенью, сыростью, протухшим тряпьем, но все равно приятно, хоть такой есть у него теплый угол и хорошо бы было чтобы его отсюда не погнали, как из других мест. Идти Никите не куда, никто его не ждет и никому он не нужен. Теперь, несколько дней нужно хорошо топить, что бы дом просох и прогрелся, но хоть успел столько сделать за сегодняшний вечер. Никита сутки не ел почти, все в дороге, и гнал он сюда без остановок, но сил что — то готовить уже не было, он быстро выпил горячего чая, (чайник то он сразу поставил на плиту), подкинул дров, и плотно закутавшись в новое одеяло сразу же уснул, — как провалился в такую приятную темноту. Утром проснулся от холода, вчера вырубился и не закрыл заслонки, печь прогорела и давно остыла, а дом, нетопленный много лет плохо держал тепло, да и щели вон уже образовались между бревнами, все чем когда-то дом утепляли, рассыпалось трухой. Никита все равно выспался и отдохнул, спал то все равно куда удобней, чем в машине, но лучше себя не чувствовал. Все переломанные когда-то кости болели нестерпимо, шрамы и рубцы тоже тянули и горели вымотанные дорогой и неудобными ночевками в машине. Он вздохнул, — лучше уже не будет, ему теперь мог только помочь настоящий целитель из мира ночи, а таких денег у него нет. Да и что об этом думать, нужно шевелиться, если он не приготовит дом и не натаскает продуктов, то точно не переживет эту зиму.

— Да что там зиму, не знаю смогу ли я хоть несколько месяцев продержаться, здесь столько работы, и денег совсем нет, справлюсь ли я, — шептал он тихонько рассматривая комнату при свете дня. — Рядом с Михайловкой есть небольшая деревенька Петропавловка, нужно в ней, в магазине набрать продуктов пока пройти можно, в морозы да, когда снегом все заметет, сильно до магазина то не побегаешь, дороги здесь точно никто не чистит, — продолжал он проговаривать для себя необходимое сделать и заодно унять боль, пытаясь расходится, двигаясь по комнате и внимательно все вокруг оглядывая.

С другой стороны, хоть и не хоромы, но жить здесь можно, не так уж все страшно выглядит в свете дня, и как все здесь приведет в порядок будет весьма уютно, а выбора у него все равно нет.

Никита вроде всю машину закидал продуктами, да нужными для села вещами, а сейчас перетаскав все в дом, с горечью понял, что для выживания ему этого не хватит даже на первое время. Хорошо хоть лыжи со снегоступами прикупил, еще бы снегоход иметь, но это ему пока не по карману. Пока расхаживался незаметно для себя оделся тепло и удобно, растопил печь, поставил полный чайник на плиту. Как ни крути, а жизнь потихоньку налаживается. Запихнув в прожорливую печь все принесенные вчера дрова, пошел собирать во дворе все, что хоть как-то годилось на растопку. Во дворе было несколько сараюшек, забитых хламом, а за домом Никита разглядел и баню. Баня — это очень хорошо и тут же направился к ней осмотреть в каком она состоянии. Баня немного завалилась, и топилась она по-черному, но мыться было можно, котел толстого чугуна кто пытался выворотить из печи, но бросил, так что оставалось немного подделать да пользоваться можно и необходимо, грязью Никита не собирался зарастать. Никита вернулся во двор и стал осматривать надворные постройки, ведь там для дома всегда можно было найти много полезного, обычно в деревнях никогда ничего не выкидывали и складировали вот в таких то как раз сараюшках рачительные хозяева. Пока в одном из сараев нашел уже колотые дрова, да старые полу гнилые бревна, хлама было много.

— Нужно все колоть да таскать на терраску, — решил Никита, — в морозы, где он будет дрова то собирать. — Все быстро здесь перебрать и вон в лес за сушняком ходить нужно, пока относительно тепло запас сделать.

Хорошо хоть хозяин дома оставил здесь, кой какой инструмент, и все это богатство сохранилось, никто ничего не растащил, Никита нашел лопаты обычные для копки огорода и уборки снега, вилы, все это он тоже перетащил на терраску, аккуратно поставив в углу, сразу нужно собирать да прибирать что ему может хоть как пригодится. Видно дед, что приглядывал за домом здесь уважаемый человек и правильно Никита рассудил, что спросил у него разрешения жить здесь и подарок ему сделал. Пока ходил глядел Никита как-то незаметно для себя включился в работу, хоть глаза и боятся, а руки делают, только ноги в ботиночках замерзли. Он вспомнил что купил валенки и резиновые сапоги в каком-то сельском магазине и похвалил себя, — нужно вернутся найти их и выходить теперь только в них, а в ботиночках я ноги на улице оставлю. Точно, огромный сверток Никита вчера откинул и не поглядел, а зря. Примерив валенки Никита расстроился, они были большеваты и ходить в них было неудобно, у него почему-то коленки в них не сгибались. Но вспомнив деда который покупные валенки тоже сразу подгонял под себя и брал их всегда на несколько размеров больше. Видимо, когда Никита их брал в магазине вспомнил советы деда. Острым ножом он обрезал валенки, померил, стало удобней, а теперь можно ноги обернуть газетами или портянками для сухости и тепла. Вот совсем другое дело, теперь можно и во дворе все рассмотреть и набрать дров пока светло на улице.

Всю неделю Никита занимался только домашними делами, поленница дров росла, но как мало этого, беспокоился он постоянно ее оглядывая хозяйским взором. Печка прожорлива, а еще настоящих морозов то нет, дальше еще больше дров понадобится. Зато уже знал сколько дров уходит на растопку в день и примерно подсчитал сколько еще надо, и вроде как уже и запас стал складываться на будущее. Днем Никита был занят сбором дров, тащил как запасливый крот каждую щепку что ему попадалась, и заодно разведка местности вокруг, поглядывал запоминал, вечером же тоже было у него занятие, густой глиной промазывал щели в доме, предварительно протыкивая их разным тряпьем и найденной в сарае дранкой. Глину в мешке он нашел там же, еще и немного извести в придачу. Раньше то хозяева постоянно и подмазывали, и белили, вот и сохранился остаток. Как закончит щели мазать, можно будет и все пробелить, а то от плесени лучшей защиты нет, чем известь. В сарае много чего полезного нашел еще Никита, это и лампа керосиновая, целая, она аккуратно была увязана в газеты и подвешена к балке в сарае, и стекло запасное на лампу и фитили он тоже нашел там же. Видать здесь раньше запасливый мужик жил, ничего не выкидывал, а складывал, да еще и упаковывал аккуратно, вот все сохранилось и пригодилось Никите. А вычистив сарай в самом углу нашел и заваленную ветошью бутылку с керосином еще старую стеклянную, неполную, но на первое время ему хватит. Зато теперь по вечерам в доме было веселей и светлей. В пустой иконостас Никита вставил небольшую икону, которую возил с собой постоянно в машине. Без икон дом тоже был как будто неполноценным и лишенным защиты, а все охотники были верующими и пользовались молитвами как оружием. В сарае он нашел еще хорошие, кованные, широкие санки, вот это подарок просто, подремонтировал их, и теперь каждый день впрягался в них, собирая сухой лес, рубить живые деревья на дрова он не посмел. Лесной Хозяин сейчас спит уже, но когда проснется, не простит. Лесовики тоже общаются между собой, а поссорившись с одним Хозяином в Тамбовском лесу, нужно быть готовым к тому, что тебя не взлюбит и Хозяин Красноярского леса. Да еще и контракт он не выполнил за который брался для Лешего. Никита вздохнул, снова перед ним как живая встала Василина, которую в тот вечер повела скрыга, за которой и охотился Никита. Скрыги падальщики, сродни упырям или вампирам. В Тамбовском лесу поселилась необычная семья скрыг, старых, может даже древних, опытных. Они поселились тоже в заброшенной деревне близ кладбища, прятались очень ловко. Никите их долго пришлось искать, очень осторожное семейство и удивительное. Обычно скрыги ловят своих жертв в темноте, а эти не боялись света и выходили на охоту днем, конечно не на прямое солнце, прятались в тени, но даже это уже удивительно, а как ловко мороком пользовались. Никита тоже их долго не мог вычислить, они казались живыми, и жили вроде как на виду у всех, а что к своему дому не подпускали людей, так странных жильцов в лесу всегда много. Он ведь сам сколько раз проходил мимо их жилья не подозревая что там живет нежить, считая их какими-то новыми отшельниками или небольшой сектой спрятавшийся в лесу от людей. Чисто одетые, Никита наблюдал как женщины семьи стирали и развешивали белье, возились с огородом, даже скотину держали, что для стрыг просто немыслимо. Это как сейчас понимал Никита, как у людей консервы лежат про запас, так у стрыг на случай голода животные были. Они контролировали свой аппетит, и это уже большая редкость для таких семей, умели подбирать жертвы так, что пропавших людей хоть и искали конечно, но всегда были правдоподобные причины пропаж. Ловить они могли больше людей, там ведь было несколько поселений и деревень в округе, но эта семейка брала столько людей сколько им необходимо для выживания. А люди всегда пропадают в лесу. Эти скрыги для пропитания отлавливали животных, вот лесной Хозяин и забеспокоился. Зверюшек то ему жальче чем людей, вот он и нанял охотника через своих знакомых, чтобы тот скрыг уничтожил. Никита невольно улыбнулся, нашел ли Леший другого охотника, или так скрыги и живут в его лесу. И тут же ему стало больно, даже сердце заломило. Скрыга под мороком маленькой девочки отловила Василинку и пока вела к себе домой на еду пожалела и отпустила. Чудовище — нежить пожалело его девушку, а он человек тут же попытался ее убить. Какой же он был идиот. Сейчас спустя три года ему больно вспоминать все что с ним происходило. Как со стороны он вспоминал свои поступки, с ужасом думая, ну почему же он был так слеп. Никита затряс головой, нестерпимо больно ему вспоминать все это, и он даже агрессивно переключился на работу, больше физической работы меньше дум и страшных болезненных воспоминаний. Никита заприметил еще несколько домов еще не совсем разрушенных, нужно их обследовать, может что найдет нужное себе для дома. Несколько дней он шарился осторожно в пустых домах, боясь что какой ни будь ветхий сруб обрушится на него, но не зря. Притащил несколько табуреток, и даже железную крепкую кровать. Ходил очень осторожно, боясь даже в некоторые дома входить, только заглядывал стоит ли вообще в него лезть. Дома скрипели и грозили развалится от его осторожных шагов, в одном доме он потянул на себя входную дверь, и она осталась у него в руках. Потолки сыпались, балки прогибались и опасно скрипели, гнулись, грозясь обрушится и похоронить его в завалах, но кое чего он набрал и теперь разбирал свои находки уже у себя дома. Топчан пришлось срочно ремонтировать он уже разваливался, и теперь обновленный и даже перетянутый стареньким ковриком со стены одного из бесхозных домов он был у него вместо тахты. Ковриков нашел Никита несколько, самый симпатичный он выбил хорошенько от пыли и повесил на стену у кровати, стало гораздо теплее и не дует от стены. А сильно потертыми ковриками покрыл пол, у кровати так настелил один на другой, прикрыв и щели в полу. Все эти мелочи добавляли уюта и обжитости дому. А еще Никита нашел несколько целых чугунков самых разных размеров, для печи самое то. В тех то кастрюлях которые он купил быстро прогорит от печи дно. Да и собирал все что попадается из посуды, чашки, ложки, вилки,-там сям вот и нагреб себе на бедность. Раньше то не задумывался о таких мелочах, зарабатывал он хорошо, а теперь ему нужно выживать и даже такие мелочи стоят денег которых у него нет. Село, когда-то было большим, больше тысячи человек жили здесь когда-то, Никита узнавал историю этого поселения в интернете, когда сюда ехал. Сейчас же Никита насчитал примерно десяток целых жилых домов по центральной улице, похоже весь человеческий сброд, сселился здесь убежав от своих проблем в глушь. Даже здесь люди селились не рядом, а на расстоянии одного или двух домов, чтобы даже здесь в глуши не сталкиваться друг с другом. Оттого и растянулись жилые дома по всей центральной улице. Работая во дворе и собирая дрова в округе Никита чувствовал к себе внимание живущих здесь людей. Они приглядывались к нему, оценивали, но знакомится не спешили. Никита тоже не торопился ходить по гостям и знакомится с соседями по несчастью, главное, что вражды он не чувствовал, только любопытство, а там со временем всех узнает. Люди здесь осторожные и приглядываться к нему будут долго, и Никита чувствовал, что так здесь правильно, пусть присматриваются, и ему тоже нужно время привыкнуть и обжиться здесь. Многие дома в селе были полностью разрушены, даже старое пепелище в стороне видел Никита пока ходил осматривался, еще удивился, как это село то не выгорело, повезло. Так то ощутимо страшновато здесь, даже хоть он и не один живет, — что два десятка людей на такое огромное мертвое село. Сначала, люди, живущие здесь, старались не попадаться ему на глаза, но через несколько дней местные поселенцы привыкли к нему. Все жители потрепаны жизнью, как и он, хоть и не подходили близко, но уже спокойно не дичась занимались своими хлопотами, тоже готовясь к зиме. Наверняка и судьбы у всех такие же вывороченные, как и у него, — размышлял частенько Никита, — по своей воле да от хорошей жизни кто полезет в такую глушь прятаться от всех нормальных людей. Да будет селиться в заброшенном селе в окружении нечисти.

— Да кстати нужно съездить пока можно проехать по дороге до крупного села в церковь и срочно, — решил Никита.

Он последнее время разговаривал вслух с собой и вроде чувствовал, как не один он, но лучше таких привычек не заводить, а то забудется на людях. Будут все думать, что он еще и сумасшедший, а с другой стороны, с психа то какой спрос.

Снег шел уже почти каждый день, но пока лежал на земле тонким плотным покровом, все-таки подтаивал на солнышке днем и трамбовался, а вот когда сугробы наваляться свободно уже не проедешь на машине. А это значит, что срочно нужно закупиться на зиму ему и основательно. С санками в мороз сильно то с его хромыми ногами и слабостью не набегаешься и много на себе не утянешь. Поэтому Никита пересчитал все свои накопления, подумал, что ему нужно еще докупить, записал для себя все на листок бумаги, чтоб уж точно не забыть необходимого и поехал за запасами. Очень осторожно не торопясь, что бы нигде не увязнуть он выбрался из Михайловки да уже спокойно заехал в первое же село, в котором увидел купола церкви. Обычно сумрачная погода сегодня его порадовала ярким солнечным светом, и Никита счел это добрым знаком. Зашел в небольшую почти пустую церковь, поклонился, перекрестился, — все охотники верующие, потому что знают, что их ждет после смерти. Набрал в двухлитровую бутылку святой воды, (с собой пустой бутылки не было, пришлось брать в церковной лавке, выбрав по вместимости самую малую). Никита всегда усмехался, когда люди несут из церкви по нескольку пятилитровых бутылей на семью, купаться они что ли в ней собираются, — всегда удивлялся он. Ведь достаточно немного набрать освящённой воды и можно пользоваться ей долго, добавляя по капельке буквально в обычную чистую воду.

Набрал церковных свечей, да несколько недорогих икон и взял еще лампадку с запасом масла, потом хлопнул себя по лбу и взял еще ладана, — чертей гонять, — как он выражался про себя.

Бесам запах ладана не приятен, он действительно гонит их, а в селе Никита почуял уже кого-то из нечисти, а еще и нежить может подтянуться. Зимой то не так, нежить обычно тоже засыпает, а вот с весны будет ему нелегко, это точно, он уже сейчас чувствовал, что их всех невероятно много расплодилось. А что, — для нежити и нечисти самое то для жизни заброшенное людьми село, вот они и вольготно себя чувствуют. Он еще, когда ехал первый раз в Михайловку, слышал разговоры о том, что здесь давно нечисто, даже подумал, что может судьба его и гонит в это место, где вокруг нет ни охотников, ни магов. А увидев, что в селе все куда как хуже, чем он слышал и вовсе решил, что его сюда потянуло неспроста. Горькая ирония, обычно за истребление детей ночи, охотникам хорошо платили, а вот Никите теперь в искупление придется поработать бесплатно, и может, какая живая душа скажет ему спасибо и его вина станет чуть полегче. Все это он обдумывал, пока покупал ему необходимое, затем выкинув все мысли из головы опустился на колени, да помолился. К исповеди он не пошел, не готов еще, но хоть уже на душе стало легче, светлей, спокойней. В селе быстро найдя магазинчик, он скупил почти весь хлеб что в нем был, сложив все в огромный заранее приготовленный мешок, да так еще набрал самых дешевых консервов, круп, сахара, макарон. Поинтересовался у продавщицы — полной симпатичной тетки без возраста внимательно разглядывающей его, — где можно еще керосину взять.

Тетка махнула пухленькой ручкой вбок проговорив торопливо, — промтовары в следующем доме.

Ей хоть и было любопытно поглядывать на Никиту, но она помалкивала, не расспрашивала его ни о чем, да и говорила только по необходимости. И хоть это показалось ему странным обычно то продавщицы во всех деревенских магазинах любят поболтать да посплетничать, но вот здесь оказалась она именно такой необщительной. А может просто приглядывалась к чужаку, здесь то он как на витрине, все его видят да смотрят на него, а он никого не знает. Точно промтоварный магазин оказался совсем рядом, в небольшом помещении на длинных полках все и мыло рыльные принадлежности и гвозди, краска, в общем все что не продукты, даже несколько рулонов простой ткани соседствовали с рулонами сетки рабицы и пленки для теплиц. Керосин продавался в пятилитровых бутылях и видно пользовался спросом, поскольку было его много и стоял он на виду.

— Ну да, — тут же пришло в голову Никите, — наверняка у местных по лесу много землянок да охотничьих избушек понастроено, а там то везде и керосинки и используют.

Никита все покупки уложил в машине аккуратно, да обратно поехал, самым необходимым затарился, теперь нужно обживаться. Вроде и рано утром уехал, и недолго по магазинам бегал, да и ездил то недалеко совсем, медленно только, а когда Никита вернулся в село, уже темнело. Дядька Мефодий его явно караулил возле крыльца. Увидев машину Никиты, он резво выскочил на дорогу и замахал руками, хотя Никита и так то собирался заехать к нему. Поздоровался Мефодий с Никитой, поручкался, боязливо косясь по сторонам и даже подпрыгивая от нетерпения, быстро переговорить с Никитой да вернуться в безопасный дом.

— Ты это Никита, завтра с утречка заскочи ко мне, будь ласков, — быстро проговорил он. — С соседями тебя познакомлю, пора уже, да о жизни то покалякаем, можешь и тёпленькую с собой взять, а с нас закусь будет, надобно тебе уже за знакомство то проставиться надоть.

— Хорошо, — завтра с утра обязательно приду, — пообещал Никита приготовив снова небольшой подарок для старика, который и отдал, чем вызвал у Мефодия довольную улыбку.

Радовался старик, что новый жилец с понятием оказался и оценил дом, что он отдал ему для житья.

Дядька Мефодий покивал довольно головой, — ты это по вечерам не выходи из дому, берегись, — и бегом припустил к своему крыльцу крепко держа в руках увесистый сверток, не оглядываясь.

Никита решил не смотря на плачевное финансовое состояние отблагодарить старика, понимал, что если бы сам самовольно искал себе дом, могли и устроить ему непростую жизнь, а то и подпалить. А так нехитрыми подарками, вроде, как и подружился со стариком и отношения соседские наладил. Никите даже показалось, что он услышал, как загремели многочисленные запоры на двери у старика, который торопливо запирался на ночь в доме.

Надо же подивился Никита, — даже не поболтал со мной, а ведь старик то явно любопытный, чего же они так боятся то.

Он уже заметил, что и все соседи его работают только до сумерек, а потом все бросают и бегом по домам под замки и запоры.

— Ну да что — то здесь есть, — проговорил Никита сам себе, только бы еще определится с чем ему придется столкнутся из нечисти или нежити, да и хорошо бы подготовится.

Он так — то еще пока не разобрался, кто шалит в селе, слишком много тьмы вокруг, непривычно, но звуки и топот по ночам слышал Никита часто, а вот определить кто ходит, не смог. Постарался каждый день потихоньку, как только умеют охотники защищать, закрыть свой дом от неожиданных гостей из мира ночи. Но работы ему еще предстояло много, не так просто закрыть такую большую территорию надежно, да и еще толком не зная от кого. И Никита надеялся от живущих здесь мутных мужиков, узнать более подробную информацию, да и познакомиться и присмотреться к соседям надо. Женщин здесь Никита тоже видел, но не разглядел, да и особо — то не присматривался, понимая, что женщины в этом селе появились явно не от хорошей жизни и красотой скорее всего не блещут. Соседи уже поняли, что он здесь остается на постоянное жительство вот и пустили старика парламентером для завязки дружеских отношений. Дома он быстро разгрузил машину, загнал ее под навес и закрыл брезентом, теперь пусть стоит до лета. Снег уже не шел, а валил и день два и проехать уже будет невозможно, чистить дорогу для проезда здесь явно никто не будет. А с одной стороны это и хорошо, ему важно сейчас пожить в такой глуши, успокоится, не боясь что его отсюда погонят, а весной что там будет, — кто знает, да и доживет ли он до той весны. Чем быстрее темнеет на улице, тем печальнее о будущем мысли. На улице уже и было темно и Никите сразу стало жутко, стойкое ощущение что его разглядывают со всех сторон как еду. О-о-очень неприятные ощущения, надо признать. Никита передернул плечами, по спине бежал ручеек страха, он слабый и так рисковать не стоит, стараясь идти, а не бежать, а с сумками в руках это вообще ему непросто. Не нужно показывать хоть кому-то свою слабость и страх, Никита спокойно вошел в дом, хотя больше всего хотелось бежать. Но дома он уже не таясь своего страха быстро закрылся на все запоры и выдохнул облегченно. Первым делом, когда разделся, подкинул дров в печь, это уже он делал автоматически. Затем достал все, что привез из церкви, он ведь сразу все положил отдельным свертком чтоб не спутать. Налил в чистую чашку воду, добавил туда несколько капель освященной воды, ведь ее тоже нужно экономить, и читая нараспев молитвы, сосредоточившись только на них, неторопливо обрызгал дом, стараясь не допустить темных пятен и углов, ему даже показалось, что кое где дым пошел от стен, и слегка потянуло запахом серы. Поставил иконы в вымытый накануне иконостас, повесил лампадку на крюк перед божничкой. Он не только заранее вымыл тут все, но и угол с иконостасом выбелил особенно тщательно и украсил как мог белоснежным полотнищем. На подвешенную к потолку лампадку неторопливо специальную жаровню пристроил, и бросил в нее несколько камушков ладана, пусть продымится дом. Затеплил лампаду, перекрестился и сразу ему стало уютней что ли и спокойней, он уже воспринимал этот дом как свой. Затем уже разложил сегодняшние покупки, пристроил на дрова повыше мешок с хлебом в холодной терраске. Здесь было морозно, и хлеб будет храниться долго, а если засохнет, то на сухари пустит, сам печь хлеб Никита не умел, да и печка у него была обычной, не русской хоть и громоздкой. Поставил чайник на плиту, печь уже разогрелась и стал неторопливо еду готовить. И сегодня поужинать что бы и завтра на весь день приготовить, днем ему некогда готовкой заниматься. Зимой дни короткие и только успевай. Трудно ему было пока приноровится, забывал, что печь нужно постоянно подтапливать и когда заслонки закрывать, чтоб не угореть, вот и в комнате было то жарко, то холодно. Да и готовить на печке целое искусство, это не газ в квартире, который можно регулировать как тебе удобно, в печи либо огонь слабый и кастрюля с водой может нагреваться бесконечно долго, либо сильный и у тебя все выкипает прямо на плиту и горит и воняет. А со стиркой то вообще беда оказалась, привык к стиральной машинке, а здесь то даже духа ее не было, и Никита накопил незаметно для себя столько грязных вещей. Раньше то это проблемой никогда не было, приехал домой собрал грязные вещи кинул в машинку и все, голова не болит. Только не забывай вытащить чистое белье, чтоб вдруг не завоняло забытое в машинке. Был у него и такой печальный опыт. Он нашел в сарае старое корыто для стирки, с ребристой боковиной, попробовал постирать белье. Пересыпал стирального порошка, все казалось ему вода не мыльной, да и оказалось, что порошок бывает разный, для автоматических машинок, и для не автоматических, оказалось и такие еще есть в природе, и для ручной стирки порошок нужен специальный. Такие премудрости невозможно запомнить обычному нормальному парню. Он долго пытался прополоскать белье в том же корыте, но получалось все хуже и страшнее. Ему даже показалось, что белье стало грязнее, пригляделся, оказалось оно почему-то все перекрасилось, были нарядные цветочки, превратились в страшные серо бурые кляксы. Покрутился в замешательстве, что же делать, в таком корыте явно невозможно прополоскать большие вещи, пододеяльники да простыни. Собрал все постиранное белье в тазик и пошел на берег реки, там, где были старые подгнившие мостки. Он теперь прорубал прорубь для воды каждый раз, — благо пока ледок был совсем тонким. Село стояло на реке Большой Терехтюль, как понял Никита, — вроде как это приток Енисея, неважно ему в общем, главное, чтоб вода текла. Берег реки рядом с домом Никиты был высоковат, но вниз шла крутая тропинка, на которой он не стал лениться и потратив день сделал широкие ступени и теперь ежедневно их чистил от снега и наледи. Понимая, что если слетит с этих ступеней, то уже сам не встанет. Вот с бельем в тазу он и спустился к реке, раскорячился на обледенелых от намерзшей воды мостках и прополоскал все белье в ледяном крошеве. Надеясь, что когда он набирает воду для питья кто-то так же, как и он сам сейчас, не полощет белье в воде реки выше по течению. И еле живой от холода вернулся домой, вспоминая как не ценил, как хорошо оказывается он жил раньше, — сунул белье в машинку и забыл. И какое это счастье не думать о стирке. Никита посмеивался над собой, но старался, несмотря на трудности стираться и мыться регулярно, знал, что легче всего опуститься, поэтому проще приучить себя к трудностям, через не хочу и не могу. Глаза бояться, а руки делают, сколько он тут, чуть больше недели, а уже многому научился и освоился, вот завтра с утра с местными аборигенами познакомиться и хорошо будет, нравиться не нравиться, а других соседей у него нет, и нужно им как-то общаться, что бы здесь выжить. Если не сживется с соседями беда, жить ему не дадут, особенно в таком странном месте как это, да и если хорошо подумать у одиночек нигде нет шансов выжить, только в книгах разве в фантастических романах. Утром он, взяв бутылку водки и буханку хлеба, пошел в дом к старику, рассудив, что и водка настоящая, и хлеб здесь редкость, да и дед намекал, пропустить по маленькой. Никита не пожалел денег и купил пару коробок с водкой про запас, считая, что она всегда пригодится. Водку то и в Тамбовских деревнях называли жидкой валютой и даже непьющие бабки всегда держали запас на всякий пожарный случай. Местные то скорее всего самогон гонят и брагу ставят, да наверняка со всякой гадости, а травится Никита точно не хотел. Вставали здесь рано, и Никита не стал тянуть с визитом, быстро умылся, оделся и направился к старику в дом. Как хорошо оказывается просто идти по тропинке к дому старика никуда не торопясь и спокойно осматриваться вокруг. Только вошел, а компания его уже ждала, ну как компания, два его ближайших соседа, живших в домах четырех от него по улице. Никита поздоровался со всеми под внимательными взглядами присутствующих. Понимал, что для них уже привыкших ко всему он все равно выглядел странноватым, дорогая машина, одежда и в то же время руками работать умеет. Наверняка гадают что это за гусь к ним такой интересный залетел и от кого он прячется и почему он такой искалеченный. Дядька Мефодий не мешкая пригласил Никиту к столу, на котором стоял чугунок с отварной картошкой, сковорода с жареной рыбой и бутыль с мутной жидкостью.

— День короткий, — проговорил он, — а нам обсудить надо скоко, так за столом и снюхаемся и обглядимся еще.

Никита тут же выставил на стол хлеб и водку, что было встречено одобрительными возгласами и потеплевшими от такого угощения взглядами.

— Н-да, — не часто им видно нормальная водка и хлеб перепадают, — подумал Никита, но про себя.

Быстро скинул куртку и шапку и тоже присел к столу. Мефодий жил скромно, да и внутри обстановка похожая, почти все как у Никиты, только дом поменьше, да вместо побелки на стенах старые выцветавшие обои, которые уже все потрескались и повисли клочьями. Тоже старая разбитая мебель, только вид дома, более обжитой. Тоже иконостас с почерневшими ликами святых, так же даже днем, тлеющей лампадкой. Только удивительно книг много, которые в беспорядке свалены стопками по дому, и в стареньком серванте вместо посуды и связки книг на небольшом одежном шкафу, у обшарпанного кресла у печи.

Дядька Мефодий представил Никите двух мужиков бомжеватого вида, с явно пропойными лицами. Они спокойно ждали, когда же их хозяин дома представит новому жильцу.

— Это Борис, — указал он на того что повыше и крепче, а на второго, — а это Петр, они здесь в селе за старших и все вопросы Никита можешь решать через них, ну там если вдруг бабу захочешь или продать что.

Никиту так внутри аж передернуло от пожелания здесь найти себе бабу, представив себе какие они здесь могут быть, но он улыбнулся и протянул руку познакомится. Мужики пожали руки, и коротко рассказали о себе, Никита не ошибся, Борис любил выпить, и даже семья не смогла его остановить, так он и оказался на улице, где и познакомился с Петром. Петр тоже был запойный смолоду и даже, и — за этого и семьей не обзавелся и все спустил к тридцати годам, что у него было, квартиру, вещи в ней и потерял работу. Мужики понимали, что бомжи долго не живут, и что — то им там в голове стукнуло, они перебрались в заброшенную деревню и жили который год уже натуральным хозяйством. Мужики были рукастыми, умели все делать по хозяйству, и в огороде у них все росло на удивление хорошо, и даже пить они стали здесь меньше намного, жили можно сказать намного лучше и счастливей чем раньше в городе. Вот так оказывается тоже бывает. К тому же мужики не отказывали в помощи и другим более неприспособленным к тяжелой жизни поселенцам и поэтому пользовались авторитетом как самые хозяйственные и трезвые по сравнению с другими жителями, не считая конечно старика Мефодия. По местным меркам Мефодий считался вообще непьющим и уважаемым старцем, тем более он с рождения жил в этом селе и никуда не собирался уезжать ни раньше, ни позже.

— Так — то мы на тебя посмотрели, мужик ты вроде хозяйственный и непростой, не хошь не говори, почему ты сюда попал, — начал неторопливо и степенно разговор Борис, а Петр поддакивал в нужных местах. — Нам бы это, так помогать иногда по — соседски надо, да и спуск у тебя к реке удобный, мы раньше там тоже рыбу ловили, но ты там все обустроил, ступени удобные к реке сделал, и вроде как пометил территорию, вот хотели узнать ты не против будешь, ежели мы там рыбачить будем, да тебе рыбку подкидывать, ежели конечно поймаем, не всегда сам понимаешь улов есть.

— Нет, — удивился Никита, — рыбачьте, только не мусорите, да лед со ступеней и мостков тоже отбивайте, мне тяжело одному чистить. — А если вы помогать будете чистить и укреплять лестницу, так еще лучше и мне и вам.

Тут в беседу вступил дядька Мефодий, — я вот еще что сказать хотел, наблюдали мы за тобой и поняли, что ты не боишься того что вокруг происходит, — начал он издалека. — Я давно живу, видел таких «знающих», но не понимаю, кто ты, вот и мы тут посовещались и узнать то хотим, ты нам — то сможешь чем помочь? — Я видел, как ты смог свой дом закрыть, был около тебя и даже около твоего дома дышать свободно, не страшно, а отойдешь так прям давит.

Никита не стал делать вид что не понимает, о чем речь идет, да и дед довольно прямо выразился и теперь напряженно и прямо не мигая глядел с явным ожиданием правдивого ответа.

— Я стараюсь, и кое что умею, но дело тут долгое, уж много чего непонятного вокруг села расплодилось, — начал Никита, — вы мне расскажите, кто, что вас беспокоит, подробней бы. — Мне важно все знать, так легче будет защиту строить, я хочу закрыть защитой все жилые дома, а со временем и избавится от всей этой чертовщины. — Но вы понимаете ведь, что все я за один день и без достоверной информации сделать не смогу, это дело не быстрое и на сколько мне сил хватит не знаю, помощь мне ваша нужна будет.

Мужики загрустили и задумались, ну да как рассказывать о чем-то совсем непонятном, видно привыкли что им не верят и на смех поднимают, привыкли сами по себе выживать, да и как классифицировать всю эту чертовщину вокруг. Тем более от пьющих синяков кто поверит то в рассказы о нечисти, все только с легкостью решат, что им белочка от перепою привиделась. Дядька Мефодий разлил по мутным стаканам водку, все также молча, выпили за знакомство, закусили. Никита пока мужики думу думали пристроился поближе к жареной рыбке, сразу чувствуется свежая, вкусная, он уже, сколько дней одной дешевой тушенкой питается, и смотреть ему на нее противно, а сколько еще и предстоит, — добавил он мысленно. — Да и мужикам с мыслями собраться надо вон как Борис напрягся, наверняка думает, как рассказать.

Борис вздохнул, — Ты не подумай, что мы совсем уж испитые и нам белочка мерещится, — прямо повторив мысли Никиты слово в слово. — Ходит к нам упокойник, и непонятно что ему надо, ведь все честь по чести было, как могли мы его схоронили.

— Вы мне с самого начала рассказывайте, что за упокойник, откуда, — еле выговорил жующий с аппетитом Никита.

— Дак, я тебе и пытаюсь, с самого начала, — дернулся Борис не понимая, чего еще надо Никите, все же конкретно сказал.

— С самого, самого, — повторил Никита, — мне же все понять нужно, раз упокойника вы похоронили, то до этого он умер естественно. — А, как и откуда он вообще взялся, непонятно, а от его смерти, ну в смысле какая она у него была, нужно и определить, какой это мертвец, их много разновидностей, тех, кто встает после смерти.

Борис аж поперхнулся от таких слов и даже глянул на Никиту исподлобья, не издевается ли мужик над ним. Но Никита не улыбался, а смотрел на Бориса внимательно с ожиданием и тот продолжил говорить.

— В прошлом году по зиме уже только позже чем ты, пришел сюда в село странный парень, зашел сначала к нам, узнать, что да как, и где здесь можно пожить пока, — собрался с мыслями, наконец Борис. — Одет хорошо, вернее не сам пришел, подбросил его на машине кто-то к селу там до поворота, чтобы он значит здесь отсиделся, он как оказалось потом, в карты проигрался и расплатиться не смог, и здесь на время значить укрыться решил. — Так значит с такой здоровой сумкой сюда пришел, еле допер, по нему видно, что он тяжелое то таскать не привык. — Ну, там ничего интересного не было, так тряпки модные, такие и не наденешь то засмеют нормальные люди, да еда, тоже такая для богатеев, нарезки всякие, хрень какая морская замороженная, много было чего непонятного импортного, и как люди такую гадость жрут. — Мы предложили ему у нас пожить, видно же, что городской он и жить сам здесь не сможет, не выдюжит, руки с маникюром, представляешь, у мужика!!!.

Бориса аж передернуло от таких воспоминаний.

— Так он нас так брезгливо — то оглядел и ушел в дом, ну ты видел между нами дом такой аккуратный целенький стоит, хотя мы говорили, что там совсем плохо. — Мы ведь с Петром, когда сюда жить пришли, тоже сначала туда сунулись, Мефодия не послушались, думали он для кого-то этот дом держит. — Заселились в него, а там страшно стало сразу же, вроде пока мы туда вошли и устраивались ничего было, дом нас как будто звал, заманивал. — А остались и тут же он нам показал, что мы, — тут Борис задумался, — в ловушке что ли. — Мы прямо ночью оттуда сбегли и заселись в дом где и сейчас живем. — Плохой дом одним словом сказать, и как ни топи все в нем холодно и мерещится там всякое, мы там немного по времени то выдержали и сбегли оттуда, и думаю, что если б задержались, то там бы и остались. — Сложно мне описать, что там, но вот уверен, что мы смерти там избежали, да поганой к тому же.

Петр быстро замотал головой, подтверждая слова Бориса, а Никита призадумался. Он ведь тоже обратил внимание на этот дом и тоже хотел к нему сначала поехать еще в первый день здесь, но притормозил рядом постоял присмотрелся, и ему показалось странным, что такой старый дом целехонек, и заметно — так выделяется из общего ряда, да и пахнуло чем — то очень неприятным оттуда на Никиту. Был он тогда уставший, вымотанный и поэтому решил не рисковать и выкинул этот дом из головы подумав, что позже со всем разберется.

Дядька Мефодий тоже не удержался внести свою лепту в разговор, — в этом доме еще, когда село с людьми было, мужик повесился, — стал торопливо рассказывать он, словно боясь что его перебьют, — и с тех пор дом стоит так же, как и сейчас, туда и раньше никто не ходил. — Неприятно там находится, внутри то, шепоток слышится, то кто — то вроде ходит по нему, а страшно — то как, вроде кто на тебя в упор глядит и зло так, до печенки пробирает морозом.

— Вот, вот, — закивали Борис и Петр, — точно так и есть.

— Вы не отвлекайтесь, поближе к упокойнику, — попросил Никита, обсасывая рыбью кость.

— Так вот, — продолжил рассказ Борис, — этого парня звали как его, Петь, вспомни, ну.

— Дык вроде как, ну забавно так он представился, — а точно Стасик, — прокричал Петр радостно, — представляешь взрослый мужик, а говорит нам, я Стасик из города. — Можно подумать, что мы тут все родились, сюда знамо дело все из города и бегут, как накуролесят, прятаться значит.

— Да, — снова заговорил Борис, — Стасик этот ушел туда жить, и вроде мы поглядывали в сторону дома, печка топиться, шума оттуда нет, еще удивились, что Стасик там ужился, целых два дня и тихо, ни криков, ни суеты, мы то его в тот же вечер к нам ждали, даже дверь долго не запирали, думали спугается да прибежить, а мы ж не звери, впустили бы. — А, потом глядим, а он не выходит, и печка больше не дымится, а морозы как раз сильные ударили, ну как в такой холод без печи. — Мы это вечером то только приметили, торопится уже не стали, решили спозаранку разобраться, тут ведь как получается, если помер, так уже не поможешь, а идти в тот дом по темноте, дураков нема. — Ну, мы с Петром, с утра, значит, оделись, потеплей, да в дом этот пошли, проверить Стасика, надеялись конечно, что он просто ушел, не выдержал здесь тяжелых условий, а с нами что ему прощаться, мы ведь так, никто ему, а тут такое дело, вошли, а он уже мертвый, и вроде и непонятно от чего он загнулся.

— Лежит себе, лицо, только удивленное такое было, — добавил Петр перекрестившись, — и замерз уже совсем.

— Ну, мы к Стасику то со всем уважением значит, как смогли, обмыли, одели, да к кладбищу на салазках свезли на другой день. — А морозы такие стояли, что не передать, снега много было, кладбище значит, по оградки занесло, где там Стасику место искать, ну мы с Петром ямку и рядом с оградой вырыли, столько леса сожгли, чтобы хоть небольшую яму выдолбить, я даже как мог молитву над ним прочитал. — Весной и летом нормально все было, мы даже ходили, проверили, как он там лежит, боялись что по весне зверье может раскопать. — Земли подкинули, холмик сделали, камнями вокруг обложили, даже красиво получилось, а осенью этой, он к нам первый раз пришел, хорошо мы в доме были и то как перепугались не передать. — Глядим с Петром в окошко, а за окном Стасик стоит, прям как живой и смотрит на нас, мы то его и впрямь приняли за живого и чуть ему двери то не открыли. — Бог отвел тогда, я прям у порога споткнулся то и угол двери влетел, и от боли то вспомнил что Стасик помер уж год как.

— Повезло вам, — вклинился в разговор Никита, — видно Стасик на это и рассчитывал, а ты с болью его установку и скинул, мертвые как встанут первое время совсем слабые и не могут полноценно загипнотизировать, а вас к тому же и двое.

Борис замотал головой что он так тоже решил.

— Приходит теперь почти каждую ночь и стоит у крыльца, а перед рассветом обратно значит уходит, и не только к нам Стасик то зачастил, и к Мефодию тоже и к остальным жильцам значит. — Ходит и молчит, а страшно — то как, жуть просто, мы только ентим первое время и спасались, — Борис щелкнул пальцем у горла, показывая, как пришлось много им пить, — а потом привыкли почти к нему, стараемся на него не смотреть, что б значит под взгляд его не попасть. — Мне в детстве Бабка моя как-то рассказывала, что нельзя смотреть на таких упокойников и слушать их и точно работает правило. — Хотя к то б мне раньше то рассказал, что будет ко мне такое ходить, в жизни бы не поверил, а вот даже тебе рассказываю, — пробормотал Борис растеряно и развел руками.

— Ясно, что ничего не ясно, — пробормотал Никита в ответ, — я подумаю, что сделать можно, а что еще беспокоит здесь. — Я вроде как с нескольких мест чего-то непонятное почуял, вот и спрашиваю, чего еще ожидать.

— Да много чего, в лес то мы зимой только ходим, те, кто летом туда ушли, так с концами, у болот страшно, и в лесу самом, — задумался Борис. — Мы нынче то лето из села то и не выходили почти, да и то хорошо, пока светло, а чуть стемнело так по домам, боязно. — И по селу идешь, а за тобой тени непонятные и шепоток, думал мне мерещится, ан нет у всех здесь живущих такое же. — И года два у нас тут мужичок пропал в гостях засиделся, пошел по темноте домой да не дошел, его мы тоже не нашли и не видели больше. — Податься ему некуда было, да и кому он нужен был, совсем больной он был, мы думали долго что плохо ему стало, да где прислонился и помер, а потом снегом и занесло. — Летом искали, но ничего не нашли совсем и вот теперь конечно опасаемся и бдим.

— Ты Никита, то сможешь нам как-то помочь, — настойчиво спросил дядька Мефодий, — очень надо, а то чую что скоро нам кранты придут, а мы то что сделать сами можем, не знаем мы как с такими Стасиками справляться то.

— Я что смогу сделаю, но быстро не получится, по мертвяку, нужно понять еще, что он такое, а пока за несколько дней вокруг жилых домов я защитный круг поставлю, а там даст бог и начну нечисть успокаивать, много ее здесь, а я один и не совсем здоров как видите. — Я то, так получилось, не в силе, калека теперь и полностью уже не восстановлюсь, но смогу многое сделать, но тоже может помощь мне ваша понадобится.

Борис с усилием кивнул, видно было, что ему ввязываться то ему неохота, но понимает, что Никита один может и не справится.

— Мы если что поможем, но так простое, принести, подтолкнуть, — произнес он, — сам понимаешь, мы тут живем, а в чертовщине не разбираемся.

— Вы уже выжили и это хорошо, пока только, как и раньше по темну не ходите, дома у огня безопасно и приглядывайте друг за другом, а то вдруг что кому послышится, — произнес Никита задумчиво. — Если что услышите, то правильно не слушайте, или отвлекитесь на что-то другое, или вот боль хорошее средство, в смысле ущипнуть себя или вот соседа.

Никите нужна была их помощь и добровольная и он хотел, чтобы они сами решились помочь ему. Мужики переглянулись на его слова, видно, что было, что-то такое уже у них.

— А, как себя защитить то дома, если что, — спросили они хором.

— Да только молитвой и огнем, — снова задумался Никита, — в домах безопасно, главное двери никому не открывайте и вечером в дом никого не приглашайте, запоров на двери побольше наделайте, да похитрее, чтобы открыть вот так сразу сложно было, да что б они скрипели шумели, если вдруг один из вас по чары попадет, то что б другой смог услышать. — Вообще подумайте на досуге, я пройдусь сейчас же по вашим дворам, кой какие знаки нарисую, пока поможет, а там может что и лучше придумаю.

Никита вытер жирные от рыбы руки, — хорошо с вами сидеть, но пойду, день совсем короткий, что успею по защите поставлю, а то если вы уже что — то слышите, то это плохо, тянуть дальше не стоит.

Задерживать его не стали, даже облегченно вздохнули, когда он вышел, Никита понимал, что люди напуганы и надеются на него. Защитный круг он в любом случае собирался установить, и почти с первого дня собирал с печи древесную золу в ящик. Пришел домой, достал приготовленные травы для обряда травы, и готовый порошок в баночке, — жаль совсем мало его осталось. Только теперь лета ждать надо, чтобы приготовить новый порошок. Ничего, когда-то он был лучшим из выпуска охотников и найдет выход обязательно, он ведь знает много способов защиты от нежити, вот теперь пришло время использовать знания, которым его учили, и проверить на практике, так ли он был когда-то хорош. Никита освятил золу, проговаривая тихо и четко молитвы, добавил толченый ладан, от смеси легонько потянуло магией. Кто бы, что не говорил, но у охотников за многие столетия тоже выработалась своя магия, просто она другая, не похожая на ту, которой пользуются маги. Никита задумался, вот каждый вид магии имеет свой запах отпечаток, — чары даже светятся по — другому совсем иначе, чем волшба, также у колдунов и ведьм. Так же, как и всех магов просто передергивает от запаха охотников, зелья, которые принимают охотники перед работой специфические и отличаются своим необычным рисунком. Да и мертвец этот непонятный не выходил у него из головы, что-то он упускает, нужно самому его увидеть, а то все непонятно. По описанию упырь классический, но как Стасик этот им стал и по какой причине тоже узнать нужно, и на людей не кидается, может, они, что-то другое видели, вон как зенки от страха заливают. Пока размышлял, поставил на санки ящик с золой и вперед. Протаптывая тропку в снегу и посыпая ее золой, он повторял слова молитвы, не отвлекаясь ни на что, пока хватит вывести полукруг и закрыть жилые дома от леса, скоро морозы и Ледяной старик с удовольствием отправит сюда своих слуг пощипать на прочность душ беззащитное поселение. Закончил полукруг, золы осталось совсем мало, сначала нужно защитить дом старика Мефодия, он первый в селе, и также старик первый под ударом, он их тех, кто понимает, а нечисть, да нежить таких тоже особо чует. Начертал вокруг дома защитные знаки, тоже вот подумалось некстати, что знаки охотников близки к рунам и также напитываются магией, раньше такие мысли ему и в голову то не приходили. Никита обратил внимание, что в самом начале села стоят два ухоженных дома с опрятным подворьем, даже отсюда были видны поленницы дров, и никто из селян на них не покушался, да и не пытался общипать дома, что уже странно. Да и когда только приехал сюда сразу же обратил внимание на эти дома, они сильно выбивались из общего фона своей ухоженностью. Нужно будет узнать у старика, что это за дома, и не только. Старик явно знает больше всех, и живет здесь постоянно, нужно с ним завтра же поговорить без лишних ушей, обо всем расспросить. Нужно еще узнать точно сколько здесь людей проживает, да кто они, ведь такая публика здесь мутная. И кто из них тоже мог с собой притащить сюда проблемы, такое тоже бывало. Николай как-то рассказывал про проклятья. Переезжает проклятый кем-то человек в новое место не зная даже о своей ноше и все вокруг как бы заражаются от него его проклятьем, здесь тоже возможно такое, тем более проклятье в таком месте тянет к себе всю нежить с округи.

Ночью мертвяк пришел к его дому, обычно Никита в это время уже спал как убитый, измученный тяжелой работой. Нет, присутствие зла он чувствовал, но также знал, что в доме пока ему безопасно и спал себе спокойно. Тут ведь как. Никита здесь очень изменился, и жил по непривычному для него графику, в далеком прошлом остались сон, когда хочет даже днем или валяние в постели перед телевизором в выходной день. Теперь он вставал в четыре или пять утра каждый божий день. И пока за окном светлело он неторопливо одевался, расхаживался, завтракал по возможности плотно. И весь день работал пока было светло на свежем воздухе, на морозе, забегая домой только на короткий обед, да в печку дров подкинуть. Тяжелой физической работы у него теперь было в избытке и сил хватало вечером только снова растопить печь и приготовить нехитрый ужин и еду на следующий день, затем молитва и сон. Сны он к счастью теперь не видел, и благодаря этому высыпался отдохнувшим, а вот в больницах кошмары были у него постоянными, но это пока все в прошлом.

А сегодня он еще не уснул, да и мертвяк этот все с головы не шел, он ведь ко всем уже приходил, может и у его дома бывал, — размышлял Никита вечером, когда услышал, как кто-то бродит под окнами. Когда снег заскрипел под чьими то тяжелыми шагами, что ходит кто-то из местных Никита отмел сразу, видел, как они боятся.

— Видно я просто раньше засыпал, а в доме безопасно, вот я его и не слышал никогда, — думал Никита прислушиваясь к звукам за окном. Вот кто — то подошел к крыльцу, потоптавшись, медленно пошел вдоль дома, — полметра примерно от стен, — так и должно быть, — прошептал про себя Никита.

Первый защитный круг, он сделал сразу же на второй или третий день, как здесь поселился, на всякий случай. Вот мертвяк и шагал теперь мерно по кругу не в силах перешагнуть защитную черту.

— А ведь я даже внимание не обратил днем, что снег то под окнами вытоптан, — раздраженно пробормотал Никита, — ну и олух же я, совсем хватку и осторожность потерял.

Да и лампадка, мерно тлевшая до этого слабеньким огоньком, пошла всполохами и дымом, для этого Никита ее и купил, хорошая сигнальная метка для опознавания нежити рядом. Никита сначала подошел к окну, чувствуя себя голым, — надо срочно чем-то завесить окна, а то свечусь, как наживка для нежити, — подумал он с раздражением.

Сегодня хоть и полнолуние и на улице довольно светло, оконные стекла мутные и ничего не было видно сквозь них, а гадать что там — не дело, Никита быстро оделся, собрался с духом, перекрестился и шагнул за порог.

Остановил его возглас Домового, — опасно хозяин, там нежить.

— Да знаю я, — отмахнулся Никита, — глянуть то надо с чем столкнулся, — и вышел на терраску.

— Н-да, а приятно, когда за тебя переживают, — тепло подумал Никита, — они хоть с Домовым и не в ладах, а связаны вместе домом.

Стекла на терраске были чище и Никита, шагнув к окну, сразу же столкнулся взглядом с мертвяком, глаза которого светились красноватым огнем и притягивали взгляд. Казалось, тот его ждал. Ну да, под голубоватым светом луны, мертвец с горящим взглядом смотрелся эффектно, прям как в кино про вампиров, — улыбнулся Никита, — любой бы режиссёр удавился за такой красочный кадр, а ему одному все это достается бесплатно и с доставкой на дом. Но как он себя не подбадривал, даже ему было страшно.

— Так в глаза не смотреть, мне он ничего не сделает, — зашептал себе под нос Никита, и стал его, искоса, осторожно разглядывать.

Прямой взгляд человека мертвяк если поймает, то может и загипнотизировать, бывало и опытных охотников ловил взгляд упыря и заставлял замешкаться и отвлечься, приводя к беде. Поэтому осторожность необходима даже с самыми простыми проявлениями нежити. Заставить пустить его себе в дом он не сможет, с Никитой такой номер не пройдет, но остерегаться все равно нужно. Все, как и говорил Борис, довольно молодой парень, чуть за тридцать, высокий, холеный, когда-то симпатичный, но после смерти черты лица оплыли, разгладились сделав лицо простым, неярким, как в общем и у всех мертвых людей. Ведь недаром говорят, что все мертвые на одно лицо. Упырь терпеливо топтался, пытаясь ментально достать Никиту. В модных легких одежках мертвяк топчущийся на снегу в такой мороз, смотрелся сюрреалистично, да еще красиво искрящийся вокруг лунной дорожки снег добавлял невероятности происходящему, ну точно, как в красивом кино про вампиров.

В голове у Никиты сначала тихо, затем громче зазвучали слова, — выйди ко мне, помоги, открой дверь мне холодно, впусти меня.

Холод пополз по спине, сознание Никиты стало мутиться, и он неосознанно потянулся к двери скинуть крючок и открыть засов. Вот так и попадаются на крючок у упырям, — дернулся в испуге Никита, — вот ведь, опытный охотник вроде, а чуть не попался как мальчишка.

Никита взялся за крест на шее и стал читать молитву, голос в голове исчез, — И чего это нежить вечно зовет на помощь, выйди, помоги, — ничего другого придумать то не могут что ли, — раздраженно пробормотал он снова тихо, успокаивая себя.

Это был упырь, теперь Никита не сомневался, пока слабый, он ведь никого не порвал, и это очень хорошо. Сейчас он ничего не сделает, слишком устал за день, а уже утром отдохнувший подумает, что же делать со Стасиком.

— Так неохота раскапывать могилу по зиме, да и справится ли он калека с такой работой, а если не успеет за день, так упырь его на месте порвет и сожрет, вот радость то ему будет, обед сам к нему пришел, с доставкой в могилу. — Может поставить магическую ловушку, да сжечь этого упыря Стасика? — Нет, не пойдет, если что-то пойдет не так, то упырь просто порвет меня, — продолжал дальше размышлять вслух Никита, — у меня не хватит сил бороться с мертвецом который больше меня и сильнее физически, он ведь меня просто массой задавит, навалится и ничего ему я не сделаю. — Да и костер посреди села не лучший выход.

Никита почувствовал, как замерз, вот только простыть ему еще не хватало разглядывая пришлого упыря, он быстро вернулся в дом, успокоил взглядом Домового, запер хорошенько дверь на все запоры от греха подальше и нырнул в кровать, кутаясь в одеяло. И уже засыпая, все слушал, и слушал, мерные шаги покойника вокруг дома. Утром Никита понял, почему упырь такой странный, просто давно он с такими мертвяками не сталкивался, привык, что упыри получаются от недоеденных вампирами людей. А ведь должен был вспомнить, что не все упыри происходят от вампиров, еще на каждого человека есть свой бес, а то и не один. Детей бесы старались раньше не трогать, до определенного возраста душа детей была для них закрыта, сначала за этим следили жрецы древних богов, затем православная церковь. Только в последний век стали под власть демона попадать дети, никто за этим и не следит, а если кто понимает и говорит молодым родителям что ребенка не только покреститься надо, но и молитвам научить, да кто ж его слушает. Все сейчас все от моды зависит. Вот модно стало в церкви ходить и все сразу же и покрестились и на праздник почему-то обычно в Пасху стали ходить массово на службу, чтобы красиво постоять со свечами в руках и снисходительно поглядывая на соседей, кто же из набожней выглядит и разумеется моднее. А что б каждый день ходить на службу в храм и каждый день читать молитвы и соблюдать пост не как диету, а как покаяние, нет, к этому люди не готовы, это уже тяжко. И молитвы выучить или понять зачем вообще им вера нужна, это тоже людям неинтересно и не нужно для жизни, тем более церковные книги они такие нудные и непонятные. Ведь все нормальные люди заняты важными вещами, им нужно зарабатывать деньги и желательно много, чтобы потратить их удачно и купить много ненужных, но таких модных вещей, без которых невозможно жить в современном мире. Вот и не понимают простых вещей, что суета их никогда не закончится, так и пройдет их жизнь без покаяния и смысла. Дети рано у таких родителей знакомятся с бесами, ведь родители не заморачиваются их духовным воспитанием. А если и замечают проблемы, когда детей еще можно спасти то отводят не к священнику, а к врачу психотерапевту. Конечно это все утрировано, но близко к жизни. А что касается взрослых, бес с ними всегда рядом, и следит за каждым человеком, а как только тот совершает заведомо плохой поступок, бес уже в нем. И теперь только ждет расширить квартиру, ведь для начала бес поселятся в маленьком темном уголке души, его поначалу не видно и не слышно. Один плохой поступок тянет за собой другой плохой поступок и так далее, и каждый следующий поступок хуже и страшнее, и бес постепенно захватывает всю душу и тело носителя, и через какое-то время уже не понятно кто из них кем руководит. Недаром пословица есть, — бес попутал, он и путает, даже если в него не верят. Но не все люди принимают власть беса, даже некрещеные, есть и такие люди, кто просто живет, стараясь не гадить ближнему, по совести, но таких совсем мало, и они выбиваются из общей массы людей, слывут юродивыми. Или как сейчас говорят обычно, — да лохи они просто, жить для себя не умеют. В тех же, кто принял беса, он поселяется с комфортом и друзей приводит, и несет уже человека по жизни, карты, пьянки, женщины, у кого какая склонность. Лишь единицы могут изменить свою жизнь и изгнать из себя нечистую силу, люди с сильной волей или уходят в веру, или же стараются жить, избегая соблазнов, в аскезе, но их еще меньше. Покойник Стасик был игроком и значит, был уже давно под властью бесов, а попав сюда, что-то увидел в этом странном доме и умер. Хотя тоже умер то он странно, Борис сказал, что Стасик был не напуган, а удивлен перед смертью. Возможно, — подумал Никита, — что сущность, живущая в странном доме пыталась вселится в Стасика, чтобы выбраться из дома. То, что там живет заперто, и хочет воли. Но не получилось, Стасик погиб, а попытка вселения духа в его тело запятнало его тьмой и это в добавку к бесам что уже были в нем. Эта же тьма — это тело и подняла уже после смерти, а бесы только рады такому союзу. Тьма безликая, слабая, поэтому Стасик и получился слабым, но если он получит возможность получить чужую жизнь, убить кого-либо, напитаться кровью, вот тогда это будет сильный упырь, который со временем может и до вампира дорасти, ведь бесы могут развить его разум для собственного выживания, сейчас они на такое неспособны. Борис и Петр как смогли, похоронили его без отпевания, да за пределами кладбища, вот бесы и тьма подняли его. Никита задумался, — кладбище то тоже неспокойно, село построили уже при советской власти, и церкви здесь естественно не было изначально. Даже если бы Стасика на кладбище похоронили, он бы встал. Здесь ведь людей всегда хоронили на неосвященной земле, и теперь, когда над этим местом стала сгущается тьма — это может стать большой проблемой. На каждом кладбище есть Хозяин, первый похороненный мужчина, и он получает необычайную силу, но ограничен только своей территорией, которую обычно освящают, показывая ему границы. Здесь же получается, границ кладбища нет, и теперь Хозяин погоста считает и деревню своей территорией. Тем более село то считается мертвым, а живые что здесь находятся тоже попадают под власть тьмы, они уже мертвы для тех, кто их когда-то знал. Корявое рассуждение, но по смыслу правильное, вот Никиту тоже ведь вычеркнули из списков живых и среди нормальных людей ему нет места, и другие жители села все с такими же историями. Зимой Погостник спит, а слуги его пакостят, где хотят, и как хотят, приструнить их не кому, ведь их ничего, и никто не держит, недаром так все здесь боятся кладбища даже стараясь не забредать туда днем. Стасик первая ласточка если так можно выразится про упыря, теперь за ним и другие появится могут. Никита аж вздрогнул от догадки, ранней весной первым делом нужно освятить границы кладбища и договориться с Хозяином, и будет это наверняка непросто, Погостники и так добрым нравом не отличаются, а тут то, как бы с ним и воевать не пришлось, а справиться ли он. Да, в этом селе ему скучать не придется, так что же с упырем то делать, Никита глянул в окно, вот еще как не вовремя — то снег выпал, который нужно обязательно почистить, пока он коркой ледяной не покрылся. Был бы здоров, ерунда, а так Никита уже знал, свежевыпавший снег чистить гораздо легче, чем лежалый. Ночью была метель, и снега навалило много, ну его упыря этого, — решил Никита, село до весны закрою и все. Хотя понимал, что скорее всего отложить ничего на потом не получится, и как бы он себе не обещал придется ему все равно через не хочу заниматься проблемами, пока они не переросли в огромный снежный ком, который его позже просто завалит. Еще со странным домом, где Стасик умер, надо как-то разобраться, такое место у себя под боком держать опасно. Все эти дни он работал как проклятый, пытаясь хоть что — то успеть сделать до сильных морозов и утеплить дом, а с его здоровьем такие нагрузки не шутка, вот и сейчас он еле ходил, пытаясь размяться и прогнать боль, но сломанные кости, выворачивало, выкручивало от боли. Чувствовал он себя плохо, попил чай с лечебными травами, которые должны были облегчить боль, но толи уже не помогали, либо еще не подействовали и Никита никак не мог отстранится от выматывающей боли. Запас трав был небольшим, и Никита с тоской подумал, — дотянет ли он еще до лета, чтобы пополнить запас новыми сборами. Есть не хотелось, и Никита растопил печь и стал неторопливо одеваться, нужно пока светло сходит к погосту с санками, послушать, осмотреть кладбище, да и дров набрать, там много сухого валежника, а местные бояться там собирать дрова. Снега за ночь навалило много и Никите пришлось сначала очистить двор, пока работал, все в голове крутился этот дом, где Стас умер.

— Ну, какой же я стал деревянный, — вздохнул он, ведь только когда эту историю про повешенного услышал, нужно было сразу насторожиться, там ведь тоже или упырь, или злой дух, проведу я черту закрою село и что тогда будет, нас ведь тогда запросто изнутри порвут. — Что толку от защитного круга, если нежить внутри. — Принесло же меня в это чертово место, где упырь на упыре и злым духом погоняет, и как я со всем этим справлюсь, хромой да кривой, ведь еле на ногах держусь, а еще как-то выжить надо, — выпалил он в сердцах, что бы как-то снять напряжение и злость на самого себя.

Только он дочистил снег и впрягся в санки как хромая крестьянская лошадь, мимо него прошли Борис с Петром, они оказывается, с утра пораньше на рыбалку рванули и теперь возвращались мимо дома Никиты.

Борис, увидев Никиту аж руками замахал, — Спасибо, непонятно что ты вчера делал, но мы первую ночь спокойно спали, а то уже устали себя самогонкой глушить, этот Стасик нас первую ночь не мучил воплями, чтоб впустили.

Никита вздохнул, — вы пока то не расслабляйтесь, здесь еще много чего не понятного и как бы вашего дружка то по морозу откапывать не пришлось, что бы совсем — то успокоить, а я сам увечный не справлюсь.

Петр нахмурился, явно ему не хотелось копать могилу снова, а Борис хоть и в восторг не пришел, все равно сказал, — надо так надо, если что говори, когда мы пойдем, а то, я то понимаю, что мы долго так не выживем. — Да и без тебя мы эту зиму точно не переживем, уж много чего завелось непонятного. — А пока держи рыбку, мы хорошо сегодня половили, да сразу там же и почистили, так что ее сразу можешь на сковородку кидать, — и Борис протянул Никите связку крупной рыбы, вдетую на короткую проволоку кольцом.

— Спасибо, — Никита отнес рыбу на терраску да пошел к кладбищу, а Борис с Петром еще долго опасливо и с надеждой смотрели ему вслед.

К самому кладбищу Никита подходить не стал и так все ясно, покойники беспокойники, хорошо хоть зима, да они лежат мирно, только духи очень злые здесь, Никита чувствовал столько злых взглядов, что лучше здесь не задерживаться, но и слабость нельзя им показывать, тогда точно не дадут уйти отсюда живым. Духи они такие, не боишься их они и не лезут, а чуть показал страх, так они вцепляются в человека и пьют этот страх вместе с жизненными силами, как вино, выпивая досуха, до смерти. Он стал быстро рубить дрова и укладывать на сани. Наполнив возок, затянул поленья веревкой чтоб по дороге не рассыпались и неторопливо пошел обратно, больше всего мечтая рвануть как можно быстрее, страшно здесь и это ему, приученному к нежити, а каково тут обычным людям то ходить. Только втянул сани во двор, уже вечерело, как услышал истошный женский визг от начала села, от тех опрятных домов, про которые забыл спросить старика.

— Вот память то дырявая стала, — подумал Никита и побежал на крик.

Ну как побежал, похромал, как смог, там уже толпились другие селяне, окружившие вопящую женщину.

— Что случилось то, — протолкался в толпу, Никита.

Женщина перестала кричать, и быстро стала визгливо рассказывать, — меня там как кто схватил, за сердце больно, оглянулась никого, страшно, а оно непонятное хватает.

— Люська уймись, снова озорничала, — рядом с ней оказался дядька Мефодий, — скока тебе говорить, когда убираешься к зеркалам не подходи.

Никита застонал про себя, — какие еще зеркала, только в этом заброшенном селе ему зачарованных зеркал не хватало, с магией которых иногда и опытные колдуны справится не могут.

— Да не подходила я к зеркалам, там, у дверей меня хватать начало, и холодно так, — махала руками женщина, — визгливо и непонятно быстро крича.

— Умолкни дура, — прикрикнул Мефодий, — голова раскалывается от твоих визгов, жива и здорова, коль кричишь так оглашено.

— Иди к себе в дом и успокойся, а я вон с человеком поговорю, — строго сказал Мефодий, — и быстро все разошлись, ничаго здесь топтаться, вечеряет уже, давайте бегом по домам и не вылазить никуда из дома пока все не успокоится.

Он махнул рукой Никите, пригласив его в дом.

— Люська кредитница, дура, вечно, что ни будь, творит, не будет больше ей халтурки в тех домах, — сердито бормотал Мефодий.

— Да что это за дома, и какая там халтурка, — спросил Никита, прерывая словесный поток Мефодия.

— Да эти дома выбрали городские бизнесмены, мать их, они там перевалочный пункт организовали и что — то типа гостиницы, но ночуют в них редко, — стал быстро рассказывать Мефодий, не забывая поглядывать в окно. — Бизнес у них, зимой они, каких-то богатеев на охоту — рыбалку возят через нас, но в другую сторону, у нас то беспокойно. — А летом тоже и еще туристов водят группами, есть такие дурные, сталкерами себя называют, ходят по заброшенным деревням, для адреналину, те им ужасы всякие про это место рассказывают, а мы пока они ходят, прячемся, вроде как дома нашит брошенные, а обстановка и дух сохранилась. — А за этими домами присматриваем, я договариваюсь, я же местный, а не бродяга, а они мужики эти мне продукты привозят, водку, да так иногда и денег подкидывают, а я слежу и печи подтапливаю, чтоб дома не корежило. — Старший я за домами приглядывать получается, вот и слежу и ответственность на мне только, слежу еще что бы там убирались всегда к приезду и дома прогревали, ты вот завтра утром протопись и все, и в это сторону не ходи. — К тому говорю, что б не знали, что ты еще здесь живешь, я ведь говорю, что нас здесь совсем немного обитает. — А кто знает их возможности, они ведь к власти близко, пригонят летом бульдозер, да сровняют здесь все у чертям собачьим, вот тогда и будет точно мертвое село.

— Да понял я все, — остановил Никита Мефодия, — завтра никому не показываюсь и что дом жилой тоже скрываю, печь топлю по темноте чтобы не заметили, так?

Старик успокоился, кивнул Никите, что тот его понял правильно и продолжил рассказ про дома.

— В ентих домах мы убираемся по очереди, вернее я приглядываю, чтоб значит, двор от снега чистили и дрова носили, воду, а Люська в доме уборку делает, полы там моет и пыль трет. — Чтоб значит к приезду гостей свежо было и чисто. — В тех домах тоже не спокойно, давно уже, а Люська еще в зеркало насмотрится, а потом ей кошмары снятся, зеркало там старинное большое в рост, дура, у нас и так чертовщины хватает. — А уж как она сейчас выглядит, так и свого мужика пугает, а он к ей привык, знает ведь сама как выглядит, а все равно смотрится, все надеется, что похорошеет вдруг, дура, одним словом. — Ты Никитка посмотри завтра там с утра пораньше, хорошо, ты там работать не будешь, а продуктовая твоя доля тебе пойдет за нечисть, мы ж понимаем, без тебя мы не выживем. — Они после двенадцати приедут, не раньше, ты уж будь ласков, с утра глянь, что да как, я там сам буду печи топить, и двери тебе все открою, хорошо.

У Никиты много еще вопросов было, но старик замахал руками, — темно уже, ты давай домой беги, а то тебе еще мимо энтого дома идти, завтра все скажу.

Никита тоже глянул в окно и домой, только быстро попрощался, и в путь, точно на улице темно уже, а сегодня еще смурно, тучи тяжелые все укутали, даже от луны слабого отсвета нет. Когда в городе живешь, забываешь, что бывает так темно, а уж в таком страшноватом селе и подавно, мрак просто ощутимо давит, и он зашагал быстрее, скорее тепло в свой дом под защиту. Около странного дома притормозил немного, посмотрел на черные окна, показалось, что кто на него смотрит оттуда, тяжело с ненавистью, и звуки оттуда идут странные, как будто ходит кто, говорит что-то, бубнит, вроде ведь и далеко, как услышишь то с дороги. А все равно такое чувство есть, и поневоле шаги ускоряешь пройти быстрее, миновать скорее этот дом. Никита только в свой дом успел вбежать, как снова мертвяк Стас пришел, и снова всю ночь нарезал круги вокруг дома. Это он нового жильца в селе почуял и решил измором взять, раз другие не поддаются, но пусть лучше тут ходит. Никита и поужинал, и уснул под мерный хруст снега вокруг дома.

— Это не дело, придется мертвяка выкапывать, да убивать, иначе покоя не будет, найдет он себе жертву и тогда еще труднее справиться с ним будет, — решил он очень рано утром, жаря свежую рыбу и подкидывая дров в печь. — Но хоть с голоду не дадут помереть, вот уже рыбки подкинули, там может, что за эти дома отдадут, так и проживу, если вся нежить местная меня раньше не прикончит, — размышлял он пока завтракал. — Так сегодня днем не забыть не топить печь и что ни будь успеть сделать в тех домах до двенадцати часов, прям Золушка, только что дневная, — рассмеялся Никита.

В домах для приезжих, оказалось, балует дух. Зеркало оказалось к счастью обычным и даже не старинным, а вот рама у него да, оказалась непростой, сделанной с душой и искусством. Видно нашли мужики бизнесмены раму, когда дома обставляли. Наверняка или в каком-то заброшенном доме пустую раму нашли сталкеры доморощенные или у какой деревенской старухи купили в ближайших селах, да вставили обычное зеркало для антуража. Дух жил в раме, вернее спал, а тут зеркало вставили, возможно он увидев свое изображение и поняв, что он такое и решил пошутить над глупой бабой. Духи иногда не понимают кто они такие, пока не увидят свое отражение. Повезло еще, что в раме не было озлобленного приведения, так только скучающий и проказничающий дух оказался. Никита не стал уничтожать духа, только приструнил и запечатал его в раме, оставив спать дальше. А вот сами дома Никита закрыл от любых духов, запечатал подворье. Побрызгал святой водой, обнес дома защитой и вроде пока там все должно быть спокойно, тем более люди здесь постоянно не живут, так только редкие ночевки бывают и теперь они вполне безопасны. Он в тот же день успел еще закрыть соседский плохой дом, входить пока он туда не решился, просто запечатал нежить, живущую там, решив уже весной разобраться, что же там такое живет. Любопытничать и смотреть потихоньку кто там приезжает, он не стал, люди и ладно, ему пока до них дела нет. А что-то понадобится, так успеет познакомится. Так то его дом со стороны не видно совсем, и Никита сегодня старался все делать не показываясь, как старик и просил, ну и соответственно не шумел. Таскал на санях сушняк да складывал под навес, гости уедут, он тогда и порубит спокойно дрова. Навес над дровяником он починил, да закрыл его с боков и теперь заполнял его, как муравей без устали и отдыха, и терраску заполнял дровами, чтоб в морозы можно было не бегать во двор. Никита уже слышал, что бывает тут, неделю другую морозы лютые держатся, а ему так и непривычные.

Покойный Стас теперь ходил к его дому как на работу, и Никита договорился с Борисом и Петром на следующий день, что они помогут ему и раскопают могилу, а то беда будет. Уж очень Стас стал быстро двигаться, покойники тоже чуют, что их убить второй раз собираются и становятся злее и настойчивей. Никита догадывался, что его приезд сюда спровоцировал всю нечисть, и нежить в округе, слишком вольготно они привыкли жить здесь и уже не остановятся, надо торопиться. Мужики не подвели, как и договорились, только стало светать они пришли к дому Никиты с орудиями труда, лопатами да ломами. Никита тоже загодя упаковал рюкзак, который бросил на санки, и они втроем пошли к могиле Стаса. Да мужики хоть боялись сильно, зато работали быстро, на совесть, хотелось быстро все сделать по светлу. Повезло еще, что земля не успела сильно промерзнуть, только верхний слой им пришлось подолбить, дальше легче пошло. Даже не пришлось землю кострищем греть, верхний слой ломами расколупали и все. Копать Никита не помогал, толку в такой работе от него калеки не было, но это не значило что он бездельничал. Он быстро развел хороший костер рядом с могилой, приготовил несколько импровизированных факелов, если что пойдет не так, чтобы было чем отбиться от упыря. И пока мужики махали мотыгами, неторопливо обошел все кладбище, освятив его границы. Снега намело много и освящение кладбища оказалось непростым делом, но стразу же, как Никита запечатал границы погоста, стало легче, исчезло чувство давящего взгляда, и как-то страх отступил, стало гораздо спокойней и не только ему. Работающие мужики расслабились, успокоились и даже стали перебрасываться шутками, а то все поглядывали в сторону кладбища, готовые в любую минуту все бросить и бежать отсюда сломя голову. Закончив копать с явным облегчением крикнули Никите, который как раз и запечатывал вход на погост. Могила Стасика оказалась глубиной всего в метр, покойник лежал прямо, плотно завернутый в простыню, как и похоронили его когда-то, мужиков поразило что даже простынь не посерела, а ведь летом дождливо было. Сибирь Сибирью, а все-таки год уже пролежал в земле, какие-то изменения должны быть с телом, чай не Крайний Север с его вечной мерзлотой и где из земли еще свежих мамонтов иногда выкапывают. Когда мужики откопали Стасика, Никита, молча мужикам, махнул рукой, чтоб выбирались из могилы. Говорить не хотелось, мужики вылезли, опасливо прижались к костру, вопросительно поглядывая на Никиту.

— Ну, с богом, — тихо сказал сам себе Никита, и бросил приготовленный мешок в могилу и спрыгнул сам к мертвому телу с наточенным топором в руке.

Остальное все должен сделать он сам, хорошо бы еще мужики не сбежали, а то вдруг чего не так и помочь то ему будет некому. А с другой стороны, это не их работа, они и так уже хорошо помогли ему выкопать тело, и если сбегут сейчас он их не осудит. Мертвяк хоть было еще светло, словно почуяв Никиту, зашевелился, стал извиваться в яме как червяк при этом не пытаясь скинуть саван, видно понимал, что ткань единственная защита от солнечного света. Почуял свет, забеспокоился, для молодого упыря ведь как огонь по телу дневное освещение. И Никита мешкать не стал, чего ждать то, упырь есть, вот он под ногами шевелится, а день то уже к концу идет. Не разворачивая саван, в несколько ударов он отрубил голову упырю топором, крови вылилось немного.

— Точно никого не успел слопать, — радостно подумал Никита, — мне повезло.

Тело трогать не стал, а голову не удержался, открыл на секунду буквально, да и хотел убедится, что это действительно Стасик, а не какой еще приблудный упырь. Так и есть, мертвец за год даже не разложился, лицо только умершего человека, и тело хоть еще и дергалось как в агонии, на лице уже проступила печать спокойствия окончательной смерти. Никита торопливо уложил голову лицом в землю. Тело продолжало дергаться как в судорогах, но встать Стасик уже не мог, вернее для этого теперь нужно Никите закончить неприятную часть работы, что бы мертвый окончательно покинул этот мир, без возможности возврата. Никита достал бутылку полуторку с заготовленной горючей жидкостью, тщательно облил тело и голову и выкинул рюкзак из могилы, этого количества должно хватить. Так — то у Никиты были заготовлены и осиновые колья, и святая вода, даже наговоренные кованные гвозди что бы забить в руки и ноги, но покойник был относительно спокойный, хватит и сожжения. Стал вылазить из могилы сам, Борис подскочил, протянул руку, Никита, облегченно вздохнув, ухватился, в тяжелой одежде он бы долго возился, а мертвяк, почуяв окончательную гибель, заворочался сильнее и даже пытался сесть. И обрадовался, что мужики его не бросили здесь одного. Борис, из любопытства заглянул в яму, увидев шевелящийся труп, не выдержал, и вытащив Никиту, сразу же отбежал в сторонку и стал блевать от страха. Никита же спокойно зажег факел и бросил в могилу, быстро уковыляв подальше в сторонку. Жар от костра в могиле шел нешуточный, специальный состав, придуманный охотниками сжигал до пепла любое тело буквально за десять минут. Пока тело горело все молча стояли у костра и ждали, Петр хоть и не видел, как мертвяк шевелится, но все равно понял по реакции Бориса, что там, что-то страшное было, и стоял бледнее снега, да и звуки, доносившиеся из могилы, не давали расслабиться. Мертвец пытался сначала закопаться в землю, затем смог привстать, уже пытаясь просто выбраться из ловушки могилы и даже буквально на секунду мужики увидели обезглавленный силуэт над ямой, все дернулись назад, но горящее тело осело, и у всех вырвался вздох облегчения. Обычным способом сжечь его бы они не смогли, Стасик несмотря на голод, оказался весьма крепким и стремился выжить всяко разно сражаясь за свою не жизнь. Никита радовался, что мужики крепкие оказались, и не испугались, не сбежали, сибиряки, одним словом. Когда костер прогорел, Никита заглянул в яму, все прогорело дотла, только черный костяк еще тлел, но лежал уже спокойно, да и он чувствовал, не — жизнь ушла, теперь можно спокойно закидывать могилу землей и домой, Стасик больше их не побеспокоит. Они, втроем не сговариваясь, споро заработали лопатами, как на соревновании, торопясь быстрее все закончить. Подровняли могилу и домой, и Никита почувствовал, что сегодняшние испытания их как-то породнили, сделали семьей. Они здесь все отверженные, но именно он был им всем чужой, а вот сегодня Никита влился в их семью. И может здесь собрались не самые лучшие представители людского рода, но семью не выбирают, и Никита теперь отвечает за них всех, как более приспособленный и ловкий в жизни за пределами этого села.

Первая зима была очень нелегкой для Никиты, он понимал, что нежить будет пакостить и через Мефодия, оповестил всех, что бы запаслись дровами, в морозы обязательно, Ледяной старик со своими помощниками попытается запугать, а то и убить, привык он здесь хозяйничать. Сколько людей живет, он по-прежнему еще не знал, и знакомится пока не хотел, хоть и понимал нужно. Ледяной старик не нежить, а сущность, его знаками, да рисованным кругом не остановишь, и как в воду Никита глядел, в морозы в этом месте стало особенно жутко. Люди сидели по домам, только днем выбегая за дровами про запас, да набрать снега на растопку для еды. Никита даже не пытался ходить к реке, боялся, что слуги Ледяного старика, снежные вихри, будут шалить и могут скинуть его на лед, не дадут прорубить прорубь, а уже если и прорубит, то могут и утопить, для них такие поступки забава. Поэтому он как все, днем выскакивал на улицу, набирал в ведра снега, таскал приготовленные дрова с улицы в дом, пусть лучше дома сохнут, чем остаться с сырыми или промороженными дровами в такой мороз. А Ледяной старик злился, стучал в окна по ночам, у многих даже стекла от мороза потрескались, а кто — то даже говорил, что видел белое злое лицо, подглядывающее в затянутые инеем окна. А уж буранчики то, как шалили, и днем и ночью пели голоса вокруг домов, звали на улицу людей, пели и женскими голосами, и детскими. После Нового года в самые страшные морозы Никита слег с высокой температурой, организм не выдержал тяжелых физических нагрузок, а еще и плохое питание, отсутствие необходимых ему лекарств, в общем все было плохо. Вот так просто он однажды проснулся и понял, что скоро умрет, сил доползти до печи и подбросить дров, не было, все перед глазами плыло, он попытался хотя бы сесть, но не смог. Бессильно упал в кровать, понимая, что скоро дом промерзнет и все ему каюк, помочь некому, с этой же мыслью он и потерял сознание. Очнувшись Никита, даже не понял где он находится, в доме жарко, Домовой хлопочет у печки, чайник кипит, свистит, он прислушался, вроде как что-то льется.

Через пару минут к нему подошел Домовой с горячей кружкой, — Ты это пей, тебе поможет, это мое лекарство, не отрава.

Никита обалдел слегка, с Домовым у него как-то сильно отношения так и не сложились и такой заботы он не ждал. Тем более знал, что Домовые многое умеют и знают, но с людьми делиться знаниями и умениями не торопятся, а помогают обычно только тем хозяевам, с которыми крепко дружат, а это редкость.

— Чего это ты решил мне помочь то, — хрипло просипел Никита.

— Да приглядываюсь я к тебе, с той поры как ты здесь появился и думаю, что не все слухи о тебе правда, да и нужен ты здесь, без тебя это село пропадет, и люди эти, — тихо прошелестел Домовой.

Он тоже все время подчеркивал своим поведением что Никита ему никто.

— А, тебе то, что с тех людей, — полюбопытствовал Никита, прихлебывая отвар.

— Так нет людей, и мы погибнем, мы ж с вами — то, сколько вместе живем, а вы нас чаще то на смерть бросаете, а нам жить тоже охота, — снова прошелестел Домовой. — Лучше уж с тобой, чем…

— Это — то да, — согласился Никита, — а у меня и правда, не все, так как говорят, но я сам во всем виноват и надеюсь, что смогу искупить свои грехи.

— Бывает, — согласился Домовой, — видно не зря тебя сюда потянуло, возможно, здесь твоя судьба изменится, всякое значит бывает.

Дядька Мефодий потеряв Никиту из виду, через несколько дней прибежал к нему спозаранку с продуктами.

— Живой, — первым делом вскричал он от порога, только Никита отпер ему дверь.

От снадобья Домового Никита стал поправляться, но был еще слаб и старался не выходить из дома пока не выздоровеет.

— Да тебя, сколько уже никто не видит, но дым от печи идет, и я так и подумал, что ты заболел, вот прибежал навестить, да принес тебе кой чего из еды, — затарахтел дядька Мефодий. — Хоть и не деликатесы какие заморские, а все ж и не для всех еда.

Никита тоже обалдел от банок с консервированными ананасами, хорошей белорусской сгущенки, сыра, копченой колбасы.

Мефодий теперь частенько подкидывал Никите продукты, в этом селе жили белорусы, уж незнамо каким ветром принесло их в Сибирь, дядька Мефодий и не помнил уже, он то здесь и родился уже, но приметы знал, и про людей которые с нечистью борются и видят ее, знал тоже. И по-своему пытался удержать здесь Никиту, что бы ему здесь жилось хорошо, боялся что тот просто исчезнет, как и не было, или же помрет, разница для жителей села небольшая. А им то без охотника в таком мраке не выжить.

Вот и рассказывал теперь торопливо Никите, — последние лет пять, а то и шесть у нас тут совсем худо стало. — Когда-то мои родители еще молодые говорили, что село не уму построили, наплевали на приметы, и будет, когда, ни будь, здесь плохо. — А, мне здесь жить нравится, прикипел я к этому месту, я ведь не один когда-то остался, да и жил здесь со своей старухой, а вот теперь один доживаю, да за вами неразумными приглядываю. — Народ, здесь конечно битый озлобленный на всех собрался, а вот здесь прижились, и идти всем им некуда. — Я то что старый уже, помру и никто не заметит, а вот хочется, что бы, и они как люди пожили. — Да и ты ведь совсем молодой еще, может сможешь это место изменить.

Никита улыбался словам старика, догадывался, что тот многое скрывает, и теперь слушая его торопливый рассказ, понимал, что его основные неприятности еще впереди.

— Здесь ты утихомирил бесовство покуда, но дом еще этот плохой проблем то добавит, — продолжал рассказ дядька Мефодий. — Еще мои родители говорили, что изначально дом на плохом месте построили, там какое-то капище было, так то вроде высокое сухое, а там и до этого место страшноватое было, даже когда село уже построили, там был огромный пустырь.

— А, кто там повесился то, и по какой причине, — поинтересовался Никита, собирая на стол.

— Парень молодой, Иваном вроде звали, я то тогда совсем малым был, а потом уже и спросить не у кого было. — Помню, что про него слышал, и я то эту историю со слов сельчан знаю, какой-то он упертый был, идейный вроде, комсомолец, одним словом. — Говорили, что даже он кому-то доказать хотел, что мол басни это и суеверия, что место плохое и назло всем стал дом строить. — Сам строил, и вроде как стало за ним странное что-то водиться, даже родители его уговаривали бросить затею эту с домом, но нет. — Он жениться собирался, и дом то на большую семью строил, а уж стройку заканчивал, люди уже тогда от него шарахаться стали, он и так — то грубый был, резкий такой, а тут замкнулся совсем, стал злой и как сыч на всех смотрел и не с кем не общался, на соседей чуть ли не рычал и кидался, чтобы они к его забору даже не подходили. — Все наблюдал за ними и дом охранял, казалось ему, что его разграбить хотят, свихнулся, одним словом. — Чего в пустом доме грабить то. — А тут и невеста его бросила, сбежала из села, и пропала, никому ничего не сообщив, как и не было ее, даже родным никакой записки не оставила.

У Никиты заломило в висках, как бы невеста этого Ивана, не оказалась замурованной в этом подвале. Если Иван попал под действия капища, запросто мог невестушку строптивую в жертву принести, и тем освятить дом во зло. Такие случаи были довольно часто, и смутную догадку Никиты нужно будет проверить обязательно.

А дядька Мефодий продолжал, — То, что Иван то повесился, тоже сразу не заметили, к тому времени, он прям дикой стал, дома сидел не с кем не общался. — И он дома в петле пару недель провисел, хорошо хоть холодно было, и говорят, что он хоть и вонял, но целый был еще. — Родители его дом заколотили и даже продавать не стали, так вот и стоял, а потом уже, когда столько то лет прошло стали все удивляться, стоит дом без хозяина, а не ветшает. — И ходить возле него тошно, даже малышня туда не лазала боялись.

— А, дети не пропадали в селе, — поинтересовался Никита.

— Так просто нет, были и несчастные случаи, и утопленники, а в этом доме нет, я, во всяком случае, не припомню.

— Это хорошо, — пробурчал Никита, разливая чай, и выставив на стол чугунок с распаренной картошкой.

Рыбные консервы он уже к картошке открыл, хлеб, сало нарезал, достал только водку и налил по рюмочкам. Дядька Мефодий одобрительно крякнул, выпил, закусил и продолжил рассказ.

— В лес мы уже несколько лет не ходим, там тоже проблемно, да и люди стали часто пропадать, и наших селян в прошлом году двое не вернулись. — Раньше — то шишки кедровые собирали, грибы, да бруснику с клюквой, а теперь все, боимся.

— А, чего конкретно — то боитесь в лесу и где самые плохие места, — уточнил Никита.

— Так за селом болота, небольшие, но ягода там хороша всегда, — говорил дядька Мефодий, нежно поглядывая на бутылку с водкой. — Там туристы дикие, в прошлом году в составе аж пятерых людей пропали, а один выбежать успел, — только совсем он с ума то сошел, но сначала — то говорил, что к ним с болот девушки вышли красивые, голые, а потом в чудовищ оборотились, и стали всех зубами рвать. — А он, ну тот, который выжил, приотстал, ногу натер, да как все это увидел, убег, хотя говорит, за ним и гнались.

Никита поморщился и налил еще водки, — а вы — то ходили их искать?

— Нет, — сразу же резко ответил дядька Мефодий, — там девок голых и раньше видели, а последнее время кто туда уходит, то уже не возвращается. — А уж дальше болот кто шалит, мы не знаем, охотники одно время зимой туда ездили, да что там показалось, про глаза, горящие говорили, да вой, но не волчий, а такой совсем жуткий. — Они то на снегоходах и с ружьями и то одного из своих потеряли, — сказали, шел и исчез, вот есть следы, дальше нет, и нет крови, ничего.

— М — да, — Никита налил еще по рюмочке, — чем дальше в лес, тем страшнее.

— А, то, — оживился Мефодий, — ты главное не болей, тебя ведь к нам судьба послала. — Слышал я про таких как ты, охотников, но никогда не видел. — Люди здесь в селе собрались неплохие, просто к жизни не приспособленные, вроде посмотришь на каждого, ведь неплохой человек и жил вроде хорошо, а вот сюда попали все, да сжились. — Нет среди нас отморозков, тюремных, просто все люди с тяжелыми судьбами, — заключил Мефодий, — а ты наша защита теперь.

Уже после ухода старика Никита задумался, — ясно, что в лесу и мавки свободно живут, а девки голые, — кикиморы, они любят сначала мороком красоты заманить, а затем уже истинное лицо показывают, только вот с ними воевать тяжело. — Справится ли он, ну а с другой стороны старик прав, помочь местным некому, а для него это долг, как ни крути. — И уж лучше от клыков кикиморы погибнуть в бою, чем ему снова кто — то будет вспоминать старое. — Но до весны еще дожить надо, а пока время есть, нужно готовиться, инвентарь для походов в лес приготовить, разобрать остатки трав и зелий, оружие то же приготовить. — Ну как оружие, ножи надо будет ядом промазать, теперь то он понимал, с чем ему столкнуться придется. — Да еще наделать путы специальные, так и порошок, обязательно, трав должно хватить, что бы в случае можно было нежить притормозить, хоть, ненадолго.

Вот так и разговаривая с собой, Никита готовил инвентарь и отлеживался, на морозы дров он набрал, и пока дни короткие спокойно наберется сил для тяжелой работы весной. Беспокоило его и другое, те мысли он гнал от себя еще лежа в больнице в Тамбове, понял тогда еще, что его раны не совсем обычны. Он видел во что превратился Череп и его дружки и был уверен, что и его тоже Череп собирался обратить в упыря. Боялся что заражен тьмой, и хоть гнал такие мысли понимал, что прав и даже где-то не понимал почему еще жив. Он старался выгнать из себя тьму постом и молитвами, не хотел умирать не очистив душу и знал, что боли — это его испытание. Это не кости так болят, а его душа терзается. И пока он сопротивляется злу ему будет мучительно больно, может и еще будет больней, но менять ничего не собирался, он сильный и выдержит, но душу сохранит. И Никита снова выкинув все мысли уткнулся в свой инвентарь.

Инвентарь охотника за нежитью в глаза не бросается и места мало занимает, особенно если все по уму приготовить заранее. Когда морозы отступили, Никита пару раз ходил на лыжах за продуктами в магазин. Сам себе удивлялся, в городе то еле ноги носил, а сейчас уже такие расстояния стал ножками проходить, а ведь когда-то сомневался, будет ли он вообще своими ногами двигать, вот что делают экстремальные условия и жизнь в заброшенном селе, лучше, чем дорогая реабилитация в клинике. Никита все посмеивался над собой, пришлось горя хлебнуть, чтоб теперь ценить простые радости жизни. Он и правда, тяжелой ежедневной работой окреп, а как еще назвать добывание льда из реки и на еду, на стирку и мытье. Ежедневная чистка печи и дрова, тоже легким времяпровождением не назовёшь, и не пропустишь, не отложишь на потом всю эту работу. Ближе к весне Никита осмелился сам ногами сходить в ближнее село в церковь, то что оно ближнее это не значит рядом. Но он сам дошел и даже смог отстоять утреннюю службу, только к священнику не подошёл, и увидев, как тот к нему направляется, уклонился от встречи. Он еще не готов к исповеди, и к разговору тоже. Хоть Никита ушел очень рано из дома и как не торопился обратно, только в церковь, да в магазин заглянул, домой вернулся только к полуночи, и даже удивился, страшновато ходить по темноте еще, но уже вполне безопасно. Все — таки он смог, что-то реальное уже здесь сделать за короткий срок, по осени он бы пешком просто не дошел, попал бы на зуб нежити, и не факт, что смог бы отбиться. Тогда ведь он еще даже не понимал куда его судьба привела, видать действительно его сюда толкало предназначение, а как еще объяснить, что бездомный отверженный охотник попал именно в то место где он нужен. А так пока шел в село домой по самому последнему и опасному участку пути, слышал и шаги рядом, и странное бормотание вокруг, видел, как анчутки роятся вдоль тропинки, но не нападают. Он ведь не ленился и всю тропку знаками защитными огородил, каждый день, отвоевывая у нечисти часть земли заброшенного села. Он даже что-то вроде вешек поставил, объясняя жителям заброшенного села где можно ходить спокойно хоть и с опаской, а куда не стоит вообще пока лезть, опасно. Село хоть и числилось мертвым, но Никита уже знал, что все люди в округе прекрасно знают поселившихся там бедолаг, и он сам как-то незаметно уже примелькался, хотя вроде к людям выходил только несколько раз ненадолго в магазин. Теперь, когда он выходил в обычное село и к таким же обычным людям, с ним здоровались, сибиряки спокойно относились к поселенцам мертвой деревни, даже жалели их, главное им чтоб они сидели тихо, и не пакостили, а что так получилось, так с кем не бывает, мало ли по какой доле в тяжелые обстоятельства попадешь. Но не зримая черта все-таки людей делила, там обычные люди, а здесь живут отверженные обществом, и они между собой не смешиваются, как воду и масло сбить вместе не возможно. Их жалеют и стараются не замечать, а вот если они вылезут на свет божий со своей глухомани, мигом заткнут обратно. И вроде об этом прямо никто не говорил, но как-то это чувствовалось отчетливо. Но Никиту и это устраивала, здесь он спокойно ходил в магазин, жил среди людей и его не гнали отсюда, а остальное его не волновало пока, там будет видно, как все сложится. Даже местная власть за ними отверженными присматривала, но не гнобила. По весне заехал в заброшенное село участковый, ну как по весне, это там в родной средней полосе была весна, ручьи и первые цветы и трава из-под снега. А здесь снег еще даже не думал таять, он только уплотнился под солнечными лучами. Днем яркое солнышко, ночью крепкий мороз, это сибирская весна наступала здесь в этой части страны пока только по календарю. Участковый района ехал именно к Никите. Утром неожиданно заглянув в дом Никиты, представился назвавшись Василием Степановичем, не торопясь оглядел комнату Никиты, его самого, проверил документы, поспрашивал о жизни. Никита то сначала напрягся, думал, не все загремит в кутузку, прописки то у него уже давно нет, или ожидал что участковый ему скажет, чтоб он убирался отсюда.

А полицейский, пожилой мужик, с усталым взглядом вдруг участливо поинтересовался, — как же ты такой молодой то изгоем оказался, без жилья и прописки. — Смотрю вот на тебя весь ты искореженный, может, воевал, у нас таких неприкаянных тут много, — спросил он тихо, — так то я ведь тобой интересовался, ты не пьешь, не колешься, дом почти в порядок привел, значит и руки у тебя из нужного места растут, а живешь то здесь с человеческими отбросами. — А ведь и ты сам и даже дом твой от них отличаются.

Никита не знал, что ответить, как объяснить или рассказать свою историю чужому человеку, но он служил и как раз в Чечне, поэтому ухватился за слова участкового и признался, — да воевал и после службы случайно под замес попал, избили меня, думали убить, а я вот выжил, и как-то не смог на работу устроится, пошлялся по стране, да вот тут оказался.

Знал, что если будет проверять его документы полицейский, то расхождений с рассказом не будет. Он ведь и в свои — то неприятности как раз скоро после армии и попал. Отслужил в армии, сдал экзамены, ведь охотников, не служивших в природе не бывает, так принято у них, сначала долг Родине отдать, затем заниматься своим ремеслом. Быстро выполнил несколько контрактов показав, что он профессионал и многое умеет, обозначил свое будущее и тут же потерял его связавшись с Черепом.

— Я твои документы пробью обязательно, — спокойно сказал полицейский, — так что лучше мне не лгать, а Мефодий за тебя особенно просил, говорит, что ты парень неплохой, случайно здесь, или по глупости оказался. — Так что если за тобой ничего страшного нет, живи спокойно, мне главное, чтоб тихо здесь было, без блатных и наркош, а если человек нормальный… — Время такое, что не все в большом мире выжить могут. — А, ты если со временем что — то в жизни изменить захочешь, обращайся, помогу чем могу, ну может документы какие восстановить или еще что. — Ты не думай о людях плохо, я ведь тебе могу и с работой и жильем помочь, у нас вон сколько тут деревень с пустыми домами, и работу помогу найти, но ты сам должен этого захотеть.

Полицейский то вроде, как и служивый и чертовщину верить не должен, а в окно все поглядывал, пока с Никитой говорил, долго задерживаться не стал и быстро попрощался, обещав еще заехать скоро. Ну понятно участковый приехал сам лично на Никиту взглянуть. Теперь Никита был уверен, что его приезд участковый сразу на заметку взял, но тревожить не стал, решил присмотрится к нему за зиму, теперь проверит его документы, и наверняка еще заедет.

— На чем он сюда добрался то, — удивился Никита, вышел почти сразу за полицейским и услышал звук снегохода, — а ясно теперь.

Надо же, как все сложилось, ну так даже и лучше, Никита не привык скрывается и с властью по долгу службы ладил всегда, да и этот участковый из «знающих» явно. Даже если узнает про Никиту настоящую правду никуда не погонит, здесь он нужен, как охотник, тем более живет тихо, денег за свои услуги не требует. Никита как-то сразу и успокоился, все складывается потихоньку, не может же все в его жизни быть постоянно плохо.

Уже совсем по весне, когда снег осел, уплотнился до тонкого слоя, но по утрам был еще морозным крепким, Никита еще раз освятил границы кладбища. Летом придется ему, и сам погост внутри освятить. Сам над собой теперь он частенько посмеивался, где истреблять, а где и договариваться ему теперь придется с нежитью, раньше бы ему и в голову такое не пришло. Вот весна только чернеть проталинами стала, вокруг радость от первого тепла, обновление природы вокруг, все зеленеет робко, а Никита думает только о том, как ему с водяником договорится, дядька Мефодий говорил, что часто люди тонуть стали на неглубоких местах, особенно весной. С Лесным Хозяином договориться тоже проблема будет, с ними — то ведь как бывает. С одним Лешим поссоришься и все они как один, будут, на тебя сердится по всей нашей огромной стране. Хвалили бы так, хоть изредка, так нет же, если благодарность, то проскрипят тебе ее еле, еле, а вот гадость сделать это всегда в радость, всем соседям тут же наябедничают. А Никита уже накуролесить успел, Тамбовского Хозяина обидел, и значить и здешний Леший ему это припомнит.

— Ну да ладно, — задумался Никита, — буду решать проблемы по мере их поступления, сейчас нужно водянику угодить.

Что бы угодить водянику, Никита поспрашивал дядьку Мефодия, кто здесь кур на продажу разводит и пришлось ему отправился не в самое ближнее село, уже по слегка талому снегу. Решил он, не откладывать на потом, когда снег растает, а то дороги расползутся совсем, и не успеет Никита с подарком. А здесь просто, не успеешь, твои проблемы, это если бы он вел дружбу с водяником, тот бы подождал, поверил ему на слово. А этому Водянику местному даров видимо давно никто не приносил, вот и он зол он на всех. С ним Никите только предстоит наладить отношения и дружбу.

Добравшись до дома тетки, что торгует курами, а это было не просто, утром он еще хоть как-то свободно прошел по замерзшей грязи. Хорошо еще что когда только собирался сюда купил сразу же огромные валенки и болотные сапоги, а ведь сомневался. Как бы он смотрелся сейчас смешно в своих весенних модных ботинках. Пока шел сюда, лужи и грязь под яркими лучами солнца стали стремительно таять, а как он попрется обратно да с тяжелым мешком за спиной, даже думать страшно. Найдя дом птичницы в деревне Никита долго стучал в калитку, вот будет смешно если тетка вдруг уехала в центр по своим делам, и вся эта дорога окажется пустой.

Конец ознакомительного фрагмента.