Путь

Татьяна Алхимова, 2022

Герои книги пытаются найти свой путь, несмотря на то, что миры и судьбы переплетаются самым странным образом. Когда рушится привычная жизнь, человек становится самим собой и находит силы, чтобы измениться. Но какова цена таких изменений и чего стоит попытка перевернуть мир?Параллельные миры, жестокие социальные порядки, дружба и любовь, личные и общечеловеческие драмы – всё это переплетается и связывается в единое целое на страницах книги так же, как и в настоящей жизни. Герои сомневаются, рискуют, открывают себя заново и в конце концов совершают то, о чем никогда не пожалеют.

Каждый человек идёт своим путем. В определенный момент жизни он выходит на дорогу и отправляется в свой путь, не похожий ни на чей другой. Никто не знает, когда он ступил на него, но продолжает по нему идти всю свою жизнь. Даже если человеку думается, что он изменил направление, может выясниться, что на самом деле это не так — он просто перестал узнавать дорогу и её окрестности, но направление сохранилось. Почему? Потому что мы никогда не знаем всего пути, нам только кажется — кажутся повороты, рытвины и тупики, кажутся широкие проспекты и узкие лесные тропки. Но не столь важно, как мы идем, важно — куда, и что мы видим по дороге. Оглядываясь, кто-то обнаруживает выжженную пустыню, враждебную непроходимую чащу, кто-то другой — берега рек и тенистые сады. То, что мы видим и кого встречаем на пути, зависит только от нас.

Часть первая. Город.

1.

За множество лет, проведенных в путешествиях по стране, я поняла одно — мы все очень богатые люди. У нас есть земля, небо и солнце, леса, поля, реки и озера, парящие в небе птицы. Даже если у тебя нет еды на сегодняшний день, крыши над головой, то всё вышеперечисленное — есть. Осознание того, что мир вокруг создан не просто так — для чего-то же растут деревья и цветут цветы, — наполняет душу радостью, а существование — смыслом. Мы тоже не просто так, мы часть чего-то очень большого и важного, крохотные шестеренки в механизме жизни. Всё остальное — прах. Вспоминаю каждый раз, когда вижу необъятные просторы, слова, когда-то давно прочтенные в книге, говорящие о том, что самое главное богатство, которое у нас есть — это земля. Она возрождает, кормит, даёт силы. Быть ближе к природе — быть ближе к себе.

С такими мыслями я снова куда-то ехала. Автобус мирно покачивался, набирая скорость, пассажиры дремали, а я смотрела в окно. Мимо пробегали леса и поля, кое-где виднелись небольшие домики, коровы на выпасе. Иногда попадались речушки, через которые перекидывались небольшие мосты. Путь предстоял долгий, но спать мне не хотелось. Со странным ностальгическим чувством я смотрела в окно и не могла от него оторваться. Хорошо бы пройти весь этот путь пешком, своими собственными ногами, останавливаясь на привал там, где захотелось — на опушке леса или среди поля в густой летней траве; на ходу искупаться в мелком прудике и сорвать запоздалую ягоду полевой клубники. Но, боюсь, мне не хватит и жизни, чтобы обойти весь этот бескрайний мир.

Зачем и куда я еду? Имеет ли это какое-то значение? Для меня — нет. Вся прелесть моего далекого путешествия — в дороге. В ощущении мимолетного присутствия везде и нигде. Вопреки убеждениям, я вовсе не бегу от себя, от проблем и забот. Просто это мой образ жизни, мой путь. Чтобы сохранять в себе гармонию и помнить про мечты и цели, мне необходимо иногда куда-нибудь ехать. Именно дорога может напоить меня как холодный родник в жаркий полдень уставшего путника. Этой мой глоток свежего дыхания жизни. Только в пути я ощущаю себя настоящей, живой до кончиков волос.

Всё, что пробегало мимо окна моего автобуса, я видела уже миллион раз, но это нисколько не мешало мне наслаждаться видами. И думала я в этот момент только об одном: «Пусть дорога никогда не заканчивается, пусть следующая остановка будет не скоро…» И мои мольбы были услышаны. Судьбой ли, провидением — не знаю. Когда-то давно я не верила в то, что всё происходящее с нами в жизни предопределено. Сейчас, после многих событий, я уверена в обратном. Без сомнений, у каждого из нас есть базис событий, встреч, происшествий, которые должны произойти в любом случае. Не важно, каким путем ты идешь, ты всё равно споткнешься, рано или поздно, встретишь человека, которого должен встретить. И ничего, совершенно ничего нельзя с этим сделать. Да, у каждого есть своя воля и свобода действий и выбора, но мимо опорных точек-событий-людей пройти невозможно. Многие не верят мне, считают глупой, а кое-кто и вовсе немного ненормальной, слишком далекой от обычной жизни. Но меня это мало волнует. И это — мой путь.

Итак, в очередной раз я отправилась подальше от привычного места обитания в далекие дали. Чтобы глазам было на что посмотреть, легким — вдохнуть, ну а душе — отдохнуть. Иногда, стоя дома у открытого окна, наблюдая привычные очертания соседних домов, свет в окнах, отблески звезд на небе, я вдыхаю свежий ночной воздух и думаю о том, как хорошо было бы, если бы вся эта привычная картина вдруг стала другим городом, другим миром, а я — другой мной. Более свободной, более настоящей. Вот именно поэтому я ищу новые места, непохожие на то, где я живу всю свою жизнь.

Ранним утром автобус остановился на автовокзале небольшого городка. Из-за тумана, застилавшего улицы, сложно понять, каков этот городок на самом деле. Но мне не так уж и важно широкие улицы или узкие, большие дома с множеством квартир или старые частные домики в стиле русской деревни. Важна атмосфера, наполняющая такие места — люди здесь редко спешат, слышны разговоры, щебетание птиц, из дворов доносится шум обычной сельской жизни. И в эти моменты становится не совсем понятно, где ты, — в городе или деревне.

Я иду по пустым улочкам и не чувствую собственных ног, не чувствую ритма жизни, но ощущаю её неспешное течение. Меня как будто несёт спокойная река по равнине среди лесов, полей и холмов. А я лежу, широко раскинув руки, и смотрю на небо, смотрю, как плывут облака, причудливо меняя свою форму, как птицы парят надо мной. И в душе — тишина, покой и умиротворение. Меня не раздражают бегущие мимо люди, потому что бегают здесь только дети, мне не хочется постоянно смотреть на часы и ускорять шаг. Я могу остановиться перед кустом сирени и долго-долго вдыхать её аромат. А потом задержаться на старом мосту и слушать, как внизу шумит крошечная речушка. Мне кажется, что я только что родилась, настолько всё вокруг удивительное, хочется потрогать каждый цветок, доску старого забора, хочется улыбаться людям.

Городок оказался тихим и спокойным, дома в основном маленькие, старые. Окна обрамлены резными наличниками и каждый хозяин явно старался ещё и цветом выделить своё жилище среди остальных. Поэтому улочки пёстрые, как полевые цветы. В центре городка стоит несколько каменных домов, в которых располагается администрация, больница и магазины. Здесь людей гораздо больше, одни отправляются в соседние города на работу, а другие, видимо, просто по делам. Но я никуда не спешила и просто бродила по улочкам. Туман рассеялся неожиданно, и в лучах утреннего солнца гулять было невыразимо прекрасно. К обеду людей на улице прибавилось, и городок стал похож на небольшой улей. Так приятно наблюдать за этими простыми людьми, живущими каждый своей жизнью, сложенной из маленьких дел и забот. Когда я наблюдала за ними, мне казалось, что время для меня остановилось. Вот я сижу здесь, на лавочке, никуда не иду и ничего не делаю, даже не шевелюсь, — а вокруг кипит жизнь. Компания мальчишек на велосипедах пронеслась мимо, подняв столб пыли; женщина с коляской неспешно прошла мимо; на соседнюю лавочку присели две старушки с сумками, чтобы отдохнуть. По дороге едут редкие машины, кто-то заходит и выходит из калиток перед домами, где-то слышен лай собак и шум бензопилы, вдруг пропел петух. Круговорот жизни, а я просто наблюдаю. Мне спокойно и хорошо, и я могла бы просидеть здесь целую вечность.

Проведя почти весь день в черте города, к вечеру я решила выбраться за его пределы, чтобы встретить закат свободным от городских очертаний. Выйдя на главную улицу, я не спеша отправилась вдоль домов в направлении заходящего солнца и не ошиблась. Скоро улица перешла в более широкую дорогу, напоминавшую шоссе, и я свернула с неё, чтобы быть ближе к природе. Вокруг городка раскинулись яблоневые сады. Кривые старые деревья разбросаны среди покосившихся заборов, между ними виднеются протоптанные дорожки, ведущие куда-то далеко, за сады. Я сошла с большой тропинки на одну из таких дорожек и пошла в тени яблонь. Вечерние ароматы наполнили воздух: запах сухой травы, выжженной горячим летним солнцем, терпкий древесный аромат коры старых яблонь. Всё подсвечивалось лучами заходящего солнца, и мне казалось, что я иду по сказочному лесу, и вот-вот из-за дерева выскочит маленький лесной человечек и сотворит волшебство.

Не знаю, долго ли я шла по саду, но он неожиданно закончился, и передо мной открылись бескрайние просторы — поле, полное цветов и чудесных ароматов. Дорожка дальше никуда не вела, и я пошла прямо по полю. Мне вдруг показалось, что я захожу в воду, трава постепенно становилась выше и стала доходить мне до пояса, а я всё шла и шла, навстречу заходящему солнцу. От земли и полевых трав веяло теплом, сладко пахли цветы, и от царившей тишины вокруг звенело в ушах. Я вдыхала теплый воздух полной грудью и иногда закрывала глаза, позволяя себе плыть среди цветов наугад. Когда вот так впервые я прошлась по залитым солнцем просторам, мне было страшно и стыдно. Стыдно от ощущения собственной свободы, от волевого решения не быть как все, а позволить себе просто провести вечер наедине с природой и собой. Мне этот поступок казался дерзким, странным, и если кто-нибудь в тот момент меня увидел, нарушил ход моих мыслей, то думаю, что я не скоро ещё решилась бы снова повторить этот опыт. Но сейчас я абсолютно свободна и независима, для меня никакого значения не имело ничего, кроме моих собственных ощущений. Намеренно созданный вокруг вакуум, заполненный только лишь ощущениями, давал мне чувство защищенности.

Солнце практически зашло, а я всё ещё шла по полю. Вдруг оно растворилось — передо мной расстилался небольшой обрыв, внизу текла река. Песочный склон под моими ногами усеян гнездами ласточек, а противоположный берег пологий и, наверняка, использовался как пляж. Вид завораживал. Вдалеке виднелся лес, по правую руку от меня за рекой продолжалось поле, небольшие холмы отбрасывали длинные тени, солнце золотило высокую траву, кое-где начинали петь вечерние птицы. Я села и стала ждать, когда солнце окончательно скроется за горизонтом. В моей голове не было никаких мыслей, только память записывала каждый прожитый момент. Вот солнечные лучи стали краснеть, закат вспыхнул алым и потух, в тот же миг я поняла, что небо за моей спиной уже давно приобрело синеватый оттенок и стало гораздо прохладнее. Темнело. Скоро станет совсем темно, и ночь накроет всех нас своим покрывалом, а пока мне ещё тепло от травы, откуда-то из-за границ земли солнце продолжает подсвечивать кусочек неба, и я не хочу никуда уходить.

Вдруг до меня донесся странный шорох, я вздрогнула и повернулась в ту сторону, откуда слышен звук. Оказывается, недалеко от меня, буквально на расстоянии десяти шагов, сидел человек. Он точно так же смотрел за реку, и, если бы не случайное шевеление, я бы и не обратила на него внимания. Нарушитель моего покоя, казалось, не видел меня, продолжал сидеть неподвижно и смотреть вдаль. Его присутствие запустило в моей голове череду мыслей и мне стало понятно, что надо уходить. Но, если я начну вставать и вообще двигаться, то покой сидящего рядом тоже будет нарушен — могу ли я позволить себе это? Никаких мыслей о том, что этот человек может быть опасен, не возникало — слишком расслабленной я была. Пока я пыталась понять, что делать дальше, человек повернулся ко мне…

2.

Солнце продолжало медленно опускаться за горизонт, а я не могла оторвать взгляда от человека, сидевшего поодаль. Как только он повернулся, я хотела уйти, но что-то остановило меня, и я стала всматриваться в него пристальнее. Одет он был довольно странно: брюки заправлены в высокие ботинки, белая рубашка застегнута на все пуговицы, а сверху надет тяжелый коричневый вязаный кардиган. Длинные волосы собраны в хвост. Да, этот мужчина определённо одет не по погоде, и к тому же у меня никак не получалось понять, сколько ему лет. Человек без возраста, встречаются такие лица. Вокруг глаз я смогла увидеть небольшие морщинки, но сами глаза были ясными, как у парнишки лет двадцати. И цвет — черные, абсолютно черные, даже зрачков не видно. Из-за этого глаза казались ненастоящими настолько, что мне вдруг стало страшно.

Почему я сижу здесь и смотрю на этого человека? Я приехала в этот город, чтобы отвлечься, чтобы остаться с собой наедине. Надо уходить, темнеет и становится прохладно. Скоро трава отдаст тепло земле, а мне ещё идти и идти до города. Да, надо срочно уходить, пока этот странный человек не пошёл в мою сторону. Совсем не хочется убегать по чистому полю.

Ещё немного поколебавшись, я едва заметно кивнула ему и поднялась. Со стороны реки подул легкий ветерок, и только в этот момент я поняла, что за эти несколько минут (секунд?) человек ни разу не моргнул. Меня пробрала дрожь, и я стала отходить назад, пожалуй, слишком поспешно и быстро, хотелось развернуться и бежать без оглядки.

— Тоже путешествуете? — голос незнакомца взорвал тишину вечера, сердце у меня практически выскочило из груди. Он говорил тихо, но мне показалось, что я слышу его голос рядом со своим ухом. Жарко, вдруг мне стало жарко. Не стоит отвечать, надо просто уйти — это самое разумное. Но, несмотря на все мои сомнения, голова моя кивнула в ответ, а ноги всё ещё отступали в сторону города.

— Вы можете уходить, я вас не держу, — его губ едва коснулась улыбка. И мне стало даже стыдно и зло. Да что же такое, он ещё и смеется надо мной? Конечно, наблюдать замешательство девушки в такой ситуации забавно, тут-то я разозлилась по-настоящему. И вместо того, чтобы развернуться и уйти, как планировала, я подошла к самому краю поля и села обратно в траву:

— Вообще-то, я давно тут сижу. И если кто и должен уйти, то это — вы. Вы нарушили моё уединение, и я пропустила самый чудесный момент уходящего дня.

— Прошу прощения, но вы не правы. Я здесь был задолго до вас и буду всегда, даже когда вы вернетесь в свой город и проедете ещё городов двадцать маленьких, — он снова улыбнулся, — не стоит думать, что весь мир лично ваш.

— Не стоит оскорблять незнакомых людей, — я всё же снова поднялась, чтобы уйти. На этот раз окончательно. Весь мой философский настрой был испорчен, даже оставаться в этом городе не хотелось. Никогда ещё не сталкивалась я с такими неприятными людьми.

Незнакомец незаметно вздохнул. Все его движения были едва уловимыми. Именно поэтому мне приходилось сильно напрягать своё зрение, чтобы следить за ним. Вот он качнул головой в сторону реки, ловко и бесшумно повернулся в мою сторону и заговорил снова:

— Я не хотел вас обидеть, а всего лишь сказал правду. Этот мир — он не ваш лично, да и не мой тоже. Он наш общий, поэтому каждый волен быть там, где хочет быть. То, что мы оказались с вами в одно время и в одном месте — не более чем случайность. И если вы не видели меня, когда пришли сюда, то это совершенно не значит, что меня здесь не было.

— Словоблудие… — мне не хотелось провоцировать этого непонятного человека, но и уступать первенство тоже отчего-то не хотелось, вопреки здравому смыслу.

Он замолчал, и я тоже погрузилась в свои мысли. Да, мой путь он такой… Быть самой собой, быть в движении. И иногда обезличено существовать в разных местах, именно поэтому я приехала сюда — в этом маленьком городке меня никто не знает, и я не знаю никого. Мне нет нужды общаться и разговаривать с кем-то, я полностью могу принадлежать себе в этот короткий отрезок времени. Кто-то уезжает кататься на лыжах в горы, кто-то лежит на пляже, кто-то бродит по незнакомым музеям среди людей, говорящих на иных языках, кто-то сажает розы на даче. А я блуждаю по маленьким городкам и улочкам.

— Хотите, я вам покажу кое-что? — я снова вздрогнула от звука его голоса. Нет, он не казался оскорбленным моим замечанием, более того, он теперь сидел ближе. Когда это произошло? Как он успел пересесть, что я этого не заметила?

— Нет. Если честно, вы пугаете меня, пожалуй, мне давно надо было уйти, — я перестала контролировать свою речь, мне снова стало не по себе, но от шока или от страха, никаких движений мое тело не могло совершить.

— Посмотрите вон туда, — он как будто не слышал меня, его рука вытянулась вперед и указывала куда-то за реку. — Где-то там, очень далеко, за пределами этой планеты и, возможно, за пределами всей Солнечной системы, в холодном космическом пространстве есть другие миры. Мы никогда ничего про них не узнаем, но это не значит, что их нет. Кто-то предпочитает не думать об этом, потому что им страшно оказаться маленькими безликими существами, песчинками в этом гигантском мире. А мне нравится, сидя на берегу этой реки, думать о том, как я мал и как бессмысленно всё то, что занимает мой разум в обычное время. Я прихожу сюда часто, гораздо чаще, чем вы можете подумать. Возможно, всю свою жизнь я прихожу сюда.

— Это ваш путь, — мне хотелось поскорее закончить разговор и вернуться в город. Это прекрасное место, которое дарило мне столько вдохновения и душевного покоя, показалось неприветливым, осквернённым чужими мыслями.

— Да. Мой. А у вас — ваш путь, — он поднялся. Я успела обратить внимание на то, что он высокого роста, спина прямая, плечи широкие. Он был похож на персонажа какой-нибудь книги. Странное впечатление производил весь его образ. — Ну, что же вы не уходите?

— Боюсь, что вы пойдете за мной, — вот это поворот. Никак я не ожидала от себя таких резких, прямолинейных слов. Да что же такое, совсем эта встреча выбила меня из колеи. Надо бы молчать или отвечать не так резко и прямо.

— Никакого смысла в этом нет. Мне незачем идти за вами, у каждого ведь свой путь, вы помните? — с этими словами он развернулся и пошел прямо к обрыву спокойно, уверенно, будто впереди перекинут мост.

Я не нашлась, что ответить, лишь завороженно наблюдала за тем, как незнакомец идёт вперед. Уже почти стемнело, лишь догорало небо вдалеке. Прохладой тянуло от реки, трава терпко пахла и отдавала в воздух тепло. Я обернулась — сады на окраине города почернели, но над самим городом плыло облачко света от уличных фонарей. Наконец-то мне удалось успокоиться. Повернувшись к реке, я хотела попрощаться с незнакомцем и извиниться за резкость, но его не оказалось передо мной. Куда он исчез? Спрятаться здесь негде, куда бы он ни пошёл, мне его было бы видно. Спустился по какой-то тропинке вдоль обрыва, упал? Я осторожно подошла к краю поля и заглянула вниз, туда, где спокойно текла река. В темноте была видна вода, противоположный берег, песчаный обрыв под моими ногами и ничего больше. Никаких следов. Меня пробрала дрожь, я развернулась и почти бегом направилась к садам.

Времена меняются, люди тоже. Уже не так безопасно путешествовать одной, да и совсем страшно отправляться в безлюдные места без сопровождающего. Кто этот странный человек? Куда он пропал? Нет, лучше не думать об этом. Я незаметно для себя прошла поле, яблоневые сады, — непривычно пусто было в голове. И вот мои ноги уже ступили на асфальт тротуара. Редкие прохожие спешили по своим делам, магазинчики на окраинах уже закрылись, во дворах становилось всё тише. Сколько же я шла обратно, не должно быть так поздно? И тут меня посетила оглушительная мысль — этот человек, которого я встретила в поле, он знал про меня что-то. Он говорил о том, что я путешествую по городам. Я не успела ничего про себя рассказать, так откуда же?..

Нет, не думать об этом. Добраться до гостиницы, а утром взять билет на автобус и уехать из этого городка. Слишком страшно это всё и подозрительно.

3.

Через пятнадцать минут блужданий по тёмным улочкам, я добралась до центра городка. Там оказалось на удивление светло и достаточно многолюдно. Работали кафе, а на лавках в сквере сидели компании молодых людей. Глядя на бурлящую полуночную жизнь, я немного успокоилась. Страх и опасение отступили, и я даже немного посмеялась над собой. Мало ли странных людей на белом свете, не стоит так остро реагировать на то, что они говорят. Тем более, если ничего конкретного из их уст не звучит. Я и сама могла напридумывать всякого, а потом рассказывать небылицы. Конечно, пропал этот человек более чем удивительным образом, но не стоит об этом думать. Городок не маленький, шанс снова пересечься, если незнакомец тоже остановился где-то здесь — практически нулевой.

Побродив немного среди людей, я зашла в первое попавшееся кафе, заказала горячий шоколад и села за столик возле окна. Судя по всему, в ближайшие пару часов кафе будет ещё открыто, а значит можно спокойно выпить шоколад и отправиться в гостиницу, чтобы отдохнуть. Завтра я планировала прогуляться по окрестностям, недалеко от города находится старая усадьба с небольшим домом-музеем. В самый раз для неспешной летней прогулки. Горячий напиток разливался по моему телу успокаивающим бальзамом, мне стало тепло и спокойно, начало клонить в сон, — большую часть предыдущего дня мне пришлось провести в дороге, и усталость дала о себе знать.

Расплатившись, я вышла из светлого, уютного кафе и вдохнула прохладный воздух. На улице всё ещё было многолюдно, но уже встречались места в сквере совершенно пустые и тихие. Чтобы не искушать судьбу, я решила пойти по самой широкой улице, потому что там светло, ходят влюбленные парочки, и некоторые забегаловки ещё не закрылись. Хотя вечерняя встреча мне казалась уже совсем далекой и не такой уж и странной, я всё ещё была насторожена. Возможно, мне стоит стыдиться своего поведения. Зачем я была так груба с незнакомым человеком? От усталости, от обиды за нарушенную идиллию вечера? А если он и, правда, немного не здоров, то мой поступок совсем некрасиво выглядит. Ладно, не буду ломать голову перед сном страданиями о правильности или неправильности своего поведения, просто пойду спать.

В гостинице меня встретила милая девушка, вручила ключи, сказав, что мои вещи уже давно в номере, и объяснила, как туда пройти. Я поднялась на третий этаж по широкой лестнице, прошла по коридору. Третья дверь справа. Ключ легко повернулся в замке, и я очутилась в маленькой комнате. Заперла дверь, включила свет и осмотрелась. В номере оказалась кровать, шкаф, тумбочка, стол и пара стульев. Ванная комната. Ничего необычного — всё очень просто и чисто. Я подошла к окну, раздвинула шторы и распахнула створки. В комнату проник легкий ночной ветерок, воздух стал свежее. Вот именно так и нужно спать летом — в свежей прохладе, в крохотной комнатке, наедине с собой и своими мыслями. Быстро приняв душ, я с нетерпеливым удовольствием легла в постель. Оказывается, усталость больше, чем я могла подумать. Ноги гудели, голова тоже. Ни о чем не хотелось думать, только спать.

Ночь прошла быстро, без сновидений, несмотря на то, что обычно в поездках меня посещает до десятка снов за ночь. От избытка впечатлений, от свободы ли — не знаю. В окно светило солнце, время близилось к десяти утра, завтрак я уже пропустила. Немного размявшись и умывшись, я решила поесть по дороге в усадьбу. День рабочий, и на улице практически никого нет. Жара. Вчерашний день в плане погоды оказался удачнее. Но не важно, — за городом будет легче дышаться, больше тени от деревьев, луговая прохлада и свободный ветерок. Купив кофе и булочку, я поймала такси и отправилась в небольшое путешествие по окрестностям. За окном машины пробегали частные домики с разноцветными заборами, магазинчики и заброшенные постройки непонятного назначения. Чем ближе к окраинам города, тем приятнее глазу становился пейзаж — больше плодовых деревьев, снова яблоневые сады, огороды, кое-где паслись коровы и козы. Дорога бежала вперед, петляя среди полей, через полчаса на горизонте показалась рощица, а за ней лесок, такси свернуло влево с основной дороги, и передо мной открылся изумительный вид.

Широкая подъездная аллея к усадьбе усажена кленами и шиповником, впереди за кронами можно различить очертания дома, выкрашенного белой краской. Я попросила таксиста высадить меня здесь, расплатилась и дальше пошла пешком. В тени кленов пахло свежескошенной травой, солнечные блики играли на пыльной дороге с моими шагами в прятки. Удивительно красивое место. И ничего его не портило — ни дорога с припаркованными машинами, ни звуки голосов гуляющих людей. Через пару минут я вышла на площадку перед домом. Она была усажена розами всех возможных цветов, кустами жасмина и благоухала. Сам главный дом оказался совсем небольшим, но очень аккуратным, кое-где окна распахнуты и ветер выдувает из них шторы как паруса.

Быстро пройдясь по музею, который располагался внутри главного дома, я снова вышла на улицу. Не слишком меня занимали старинные интерьеры, тем более что практически в каждой усадьбе одно и то же — деревянная мебель, изразцовые печи, письменные столы, портреты, книги. Интересно было только слушать о прежних жителях этих беленых стен. Они тоже когда-то ходили по этим аллеям, вдыхали ароматы трав и жили какую-то свою жизнь. Учились, влюблялись, работали, ели вкусные пироги и пили чай вечерами. А теперь здесь нет жизни, здесь пыльный музей — история в предметах, застывшие воспоминания, иллюстрация своего рода. Интересно, но не настолько, чтобы полдня проводить здесь.

А вот разбросанные по двору постройки, вписанные в пейзаж, таинственные беседки, склоненные к крошечному пруду ивовые ветви, — это совсем другая история.

Группа людей шумно вышла из музея и прошла мимо меня, они направлялись к конюшне, чтобы прокатиться на лошадях. В большой беседке позади дома толпилась семья, разодетая празднично, — здесь явно готовились к фотосессии. А я в свою очередь, следуя за неорганизованными парами посетителей, удалилась вглубь приусадебных аллей и к шумящей вдалеке реке. Да, это была та сама река, на берегу которой я вчера отдыхала. Карта подсказывала, что изгибаясь, она окружает городок с двух сторон и уходит куда-то далеко-далеко, собирая маленькие притоки и унося их воду с собой в другие реки.

И теперь, в этой приятной обстановке, я могла подумать обо всём, о чем не успевала в обычное время. Всегда что-то мешает размышлять. То работа требует полного погружения, то просто нет сил и желания. А иногда, в холодное и серое время года, настигнет тоска, и тогда думаешь только о том, чтобы скорее наступило лето.

Последние несколько лет мне начало казаться, что я проживаю свою жизнь впустую. Не произвожу ничего значимого. Работа? Я делаю что-то, но это нужно лишь для продолжения процесса «делания» чего-то. Фирма, в которой я тружусь пять лет к ряду, ничего не производит, ничего не создает. Она просто обрабатывает документы. Если в какой-то момент времени окажется, что эта обработка никому не нужна, то работников просто распустят. Никто не вспомнит, что мы были нужны и полезны, как никто не вспомнит о проходящих отчетах за прошлое десятилетие. Но за эту работу платят, и довольно неплохо. Я могу позволить себе путешествовать несколько раз в год по своей стране или один-два раза за границу; пить по утрам кофе в кафе, а не дома из железной банки; могу покупать новые платья каждый месяц, но не делаю этого, потому что давно потеряла интерес к вещам. В общем, я просто живу, как и все. Но мне этого мало. Поэтому я еду и еду, а хочу идти. Идти долго и медленно. Слушать пение птиц и ловить лучи восходящего солнца. Не перебирать бумажки, а собирать цветы. Мыться не под душем, а под теплым летним дождем. Хотя бы иногда. Это глупо, мечтать о таких вещах в моем возрасте, а ещё более глупо — осуществлять эти мечты. Наше общество устроено таким образом, что нужно быть идеальным, чтобы не иметь проблем. Но мне ужасно скучно лежать на пляже с подругами, красиво сервировать ужины и выкладывать фото в интернет, мне надоело быть идеальной и счастливой для всех людей вокруг. Я хочу быть счастливой для себя, не хочу быть картинкой, как и многие другие люди, а потому — бегу. В смене картинок перед глазами, в этом маленьком бунте обыденности я вижу спасение.

В глубине аллеи людей от солнечных лучей защищали густые кроны старых деревьев, было чуть свежее и прохладнее, чем под открытым небом. Время близилось к полудню, и жара набирала силы. Я замедлила шаг и старалась дышать глубоко и спокойно, чтобы расслабиться, нестись по волнам своих ощущений и мечтаний. В такие моменты я даже не понимала, о чём думаю. Просто позволяла себе сосредоточиться на наблюдении, сливаясь с окружающим миром. Потрясающее чувство умиротворения.

4.

Кажется, я закрыла глаза на мгновение, а когда открыла, то увидела, как из глубины аллеи прямо на меня летит что-то с огромной скоростью. «Птица?», — с испугом подумала я. Но для птицы объект двигался слишком уж быстро, пикировать здесь просто неоткуда. Инстинктивно прикрыв голову руками, я присела как раз вовремя, — объект пролетел в нескольких десятках сантиметров над моей головой и исчез в кустах. От шока я не могла встать, так и сидела посреди аллеи на корточках и смотрела то на кусты, то на деревья впереди себя. Мне думалось, что здесь могут быть играющие дети, что просто какой-то шутник решил разыграть гуляющих. И в ту же секунду слева от меня раздался шум, похожий на выстрел и что-то со свистом вылетело из-за дерева. Моим первым желанием было бежать, но разум восторжествовал, и я так же на корточках спешно подобралась к кустам и притаилась в их тени. Вставать очень страшно. Наверное, я перегрелась. Это тепловой удар и впечатления вчерашнего вечера играют со мной злую шутку. Зажмурив глаза и потерев уши, я решила подниматься и идти дальше. И хорошо, что сделала это — в мою сторону уже направлялась возрастная пара, гуляющая по аллее. Я кивнула им, показав, что со мной всё хорошо и пошла дальше уже без особого воодушевления, настороженно прислушиваясь и присматриваясь ко всему. Каждый шорох заставлял меня оборачиваться или приостанавливаться. Мне точно слышался шум, похожий на канонаду, будто где-то запускали сотни салютов, а иногда и выкрики людей, хотя рядом со мной никого не было. Вдруг за моей спиной что-то громко щёлкнуло и засвистело, я в панике обернулась и увидела, что прямо на меня летит огромная стрела! Нет, стрелой это назвать сложно, — летело копьё, не меньше. Оно приближалось с невероятной скоростью, а я продолжала стоять и смотреть, нереальность происходящего не позволяла мне сдвинуться с места. Наконечник красиво блестел в солнечных лучах, прорывающихся сквозь листву, свист нарастал, гул вокруг и голоса тоже становились громче, голова моя начала кружиться. Я почувствовала сильный толчок справа, кто-то налетел на меня и крепко схватив, оттащил в сторону. Копьё пролетело мимо.

Вокруг резко стало тихо, меня как будто накрыли тёплым ватным одеялом, которое не пропускало ни звук, ни воздух. Деревья скакали и кружились перед глазами, и кто-то твёрдо держал меня за плечи. Я помотала головой, несколько раз открыла и закрыла глаза и только после этого снова обрела способность нормально слышать и видеть. Всё та же аллея, вдалеке неспешно бредут группы людей, щебечут птицы, солнце пробивается сквозь листву. Передо мной стоит и крепко держит меня тот самый человек, которого мне довелось встретить вчера около реки. Только теперь он был чуть более растрепанным, глаза его горели, ворот рубашки распахнут, на волосах осела пыль. Лицо выражало интерес и в некоторой степени испуг, или мне просто показалось.

— С вами всё в порядке? — он отпустил меня, убедившись в том, что стою я крепко.

— Да… — звук моего голоса напугал меня, хриплый, тусклый. — Опять вы?

— Могу задать вам тот же вопрос, — по лицу его невозможно было понять, серьезно он спрашивает или это проявление сарказма. — Но вы, скорее всего не сможете ответить на него. Как, впрочем, и я могу лишь частично предположить, каков верный ответ.

Я непонимающе смотрела на этого странного человека. В очередной раз он спутал мои мысли и ворвался в мой день. Но надо отдать должное, — сегодня он меня спас, а не просто напугал и запутал своими непонятными разговорами. Мой разум озарился недавней картиной летящего копья, и я инстинктивно повернула голову в ту сторону, куда оно улетело. Там ничего не было, кроме деревьев. Никаких следов пролетевшего оружия, никакого дыма и шума. Обычный летний день. Если мне почудилось, то этот человек не стал бы меня отталкивать. Значит, всё произошло на самом деле? Но почему нет никаких следов?

— Мне кажется, что вы знаете что-то о случившемся. В меня летело копье! Это совершенно точно. Летело вон с той стороны, — я указала рукой в начало аллеи.

— Да, летело, — он спокойно ответил мне. — Но по какой причине это произошло, мне тоже пока не совсем понятно.

— А меня больше всего смущает то, что вы второй день подряд оказываетесь там же, где и я. И вот теперь ещё и происходит что-то непонятное. Страшное! — мне ужасно хотелось толкнуть его, ударить, пихнуть. Хоть как-то выместить на нём свой страх и злость, свою растерянность и беспомощность. Я даже сжала руки в кулаки и, наверное, ударила бы его, если бы не выражение спокойствия на его лице, спокойствия на грани безразличия. Казалось, что он погружен в какие-то свои мысли. Стоит передо мной и вычисляет что-то в своей пыльной голове. Он перевел взгляд с моих рук на лицо, потом обернулся, легко отряхивая и поправляя свою одежду. Застегнул ворот на рубашке, едва заметно кивнул, соглашаясь с какими-то своими мыслями, и пошёл вперед, жестом приглашая меня последовать за ним.

Мне ничего не оставалось, как пойти следом. Я не пыталась поравняться с ним, поэтому шла чуть позади, внимательно наблюдая его твёрдую походку, прямую спину. Только сейчас я обратила внимание, что у него практически военная выправка — широко развернутые, прямые плечи, ровная спина и чёткий, уверенный шаг. Руки он вложил в карманы кардигана, того же самого, что и вчера, только чуть запыленного, будто он бежал по сухой грунтовой дороге вслед за скачущей лошадью. Через пару минут нашего «променада» я поняла, что разговор не начнется, пока я не подойду ближе и не проявлю инициативу. В конце концов, это мне было непонятно вообще всё. Догнав незнакомца, я спросила:

— Так, может, поделитесь мыслями? Не каждый день в тебя стреляют чем-то вроде копья, да ещё и не один раз. И не каждый день тебя спасает случайный человек, который судя по всему, совсем не случайно оказывается рядом.

— Ну, во-первых, я действительно оказался и вчера у реки, и здесь, в усадьбе, совершенно случайно. Хотя правильнее сказать, что вчера вы оказались случайно в том месте, где обычно бываю я. А сегодня случилось наоборот. Но это никак не меняет сложившейся ситуации, поверьте.

— О да! Вы говорите странные вещи и хотите, чтобы я вам поверила? Вы в своем уме?

— Конечно в своем, впрочем, как и вы — в вашем. Я не уверен, что объяснение вас устроит. Но если вы настаиваете… — он неожиданно повернулся ко мне и внимательно посмотрел прямо в глаза. Этот взгляд. Вчера он был совершенно другим. А сейчас — тяжелый, глубокий, холодный. До дрожи неприятно смотреть в его глаза, а выдержать это долго и попросту в тот момент казалось мне невозможным. Чтобы он перестал смотреть на меня, я кивнула и поспешила отвести взгляд.

— То место, откуда прилетело копьё, и откуда пришёл я, вы можете называть как угодно — параллельным миром, другим измерением, прошлым, будущим. Всё это не важно. Просто мы живём в другом мире, но в том же времени что и вы. Здесь проходит час и у нас проходит час. Но события случаются разные и люди тоже разные. Во всяком случае, мы склонны так думать. Потому что никогда ещё не встречали одинаковых людей здесь и там. Хотя есть одно различие — мы живём гораздо дольше, чем вы, да и законы у нас иные. Как и весь мир. Наш мир — это бесконечная война. Развитие технологий, искусство — всё это достигло определенного предела и просто стало не нужным. Мы потеряли цели и ориентиры, а поэтому просто живём тем, что дает нам смысл — бесконечно воюем. Гибнут люди, разрушаются города, уничтожаются страны и возрождаются вновь. Мы будто вернулись в далекое прошлое, когда междоусобные войны были решением всех проблем. Когда они были и двигателем и тормозом. Конечно, за множество столетий войн и последовательного развития науки и техники, мы потеряли желание совершенствовать оружие, но усовершенствовали себя. Мы всё те же люди из крови и плоти, но развили разные способности, которые помогают нам жить дольше и не умирать каждый день в боях от легких ран и примитивных болезней. Некоторые, как я, например, умеют перемещаться между измерениями. Так мы спасаемся от тлена нашего мира, от грохота войны, от бесконечных мыслей о сути бытия. А сегодня, пока по неизвестной причине, наш мир прорвался в ваш. Отголоски нашей войны докатились до этого чудесного спокойного места. И, увы, задели вас. Этого не должно было случиться, ведь вещи не обладают своей волей, чтобы просто так взять и переместиться сюда или в иное место.

Я слушала его и не понимала, держит ли он меня за дуру, или у него не всё в порядке с головой. Что за чушь? А потом вспоминала летящее на меня блестящее копье и начинала сомневаться в собственной вменяемости.

— В ваши слова сложно поверить, — скорее я пыталась убедить в этом себя.

— В этом я даже не сомневаюсь. Для меня произошедшее тоже кажется удивительным.

— То есть, ваше перемещение из другого мира, как вы говорите, для вас не удивительно. А вот копье — да?! — мне вдруг стало смешно и одновременно страшно неуютно. Кто знает, чего можно ожидать от такого странного человека. Все опасения прошлого вечера снова вернулись ко мне, и отчаянно захотелось убежать отсюда. Сесть в автобус и уехать домой, где меня не настигнут все эти странные события — ни люди, ни копья.

— Вы совершенно правы.

— Знаете что, перестаньте морочить мне голову, — я начинала злиться.

— Я говорю вам правду, такую, какая есть. Вы можете мне верить или нет. Но боюсь, что если бы я не помог вам сегодня, то мы с вами не разговаривали бы сейчас, — лицо его было непроницаемым. Он смотрел вперед, продолжая спокойно вышагивать по аллее и иногда отряхивать с рукавов пыль.

— Не могу вам поверить. Все ваши слова звучат слишком неправдоподобно. Перемещения сквозь измерения и копья? Это смешно и абсурдно. Говорите, кто вы и зачем вы здесь?

— Мне кажется, вы плохо меня слушали. Я же объяснил вам, что война для нас — не более чем игра. Да, страшная. Да, игра с настоящими людьми. Но это так. Нам нет смысла, да и неинтересно уничтожить противника в одно мгновение. Мы придумываем новое оружие, новые способы нападений. Создаем форму и броню для наших военных, возводим защитные сооружения, меняем ландшафты и места боя. А перемещения, длительность жизни, — это наша обычная жизнь, обыденность, если хотите, — он едва заметно вздохнул.

— Ладно, вы можете утверждать, что война для вас игра и что вы можете перемещаться между измерениями или мирами. Не хочу даже вникать в это. Только скажите — причем тут я? Зачем играть со мной в эти ваши ненормальные игры?

— А вот это совсем другой вопрос. На вашем месте мог оказаться кто угодно, любой человек, который решил бы прогуляться здесь в этот час. Вам просто так сомнительно повезло. И вам не стоит переживать об этом. Разрывы в пространстве и времени случаются. Скорее всего, кто-то неаккуратно совершил переход, и осталась щель, в которую и вылетело копье.

— Бред… — у меня начинала болеть голова, спокойная прогулка снова не удалась. И вообще, вся поездка превратилась в сплошной стресс. Мне уже ничего не хотелось, усталость наваливалась на плечи. Я увидела скамью впереди и поспешила к ней. — А вчера? Вчера тоже была случайность?

— Совершенно верно, — мой спутник присел рядом. — Я часто бываю на том берегу, сижу и отдыхаю от шума. Если вы думаете, что всем нам, в моем мире, по душе война, её шум, её вид… Нет. У нас просто нет выбора. Поэтому иногда хочется просто сбежать в другое место, куда не доберутся отголоски битвы. Сидеть, слушать тишину, смотреть, как течет река, как ласточки кружат у берегов, как заходит солнце…

— Да, иногда это очень нужно, — вдруг во мне проснулось сочувствие к этому несчастному. Может быть, война происходила у него в голове и он серьезно болен. Нет! Копье точно было настоящим. Тем хуже. Как поверить в то, во что поверить невозможно?

— Вы всё ещё не верите мне. Хотите, я вам покажу? — он повернулся ко мне и стал рассматривать лицо.

— Нет. Спасибо, но нет, — ещё этого мне не хватало, отправляться куда-то с сумасшедшим человеком. Я и сама-то уже не совсем нормальная после всего, что произошло. Мне захотелось отодвинуться подальше, но я сидела на самом краю, поэтому пришлось остаться на месте. Встать и уйти я не могла, так как не была уверена в своем состоянии.

— Да, кстати, меня зовут Рей, — он схватил меня за руку и всё вокруг закружилось.

5.

Голова раскалывалась, мне было больно открыть глаза, поэтому я не пыталась этого сделать. Руки и ноги дрожали. Я лежала на чем-то довольно жестком и неровном, возможно, на земле. Рядом слышались голоса, но разговор постоянно заглушали грохот и вой. От этого шума мне становилось ещё хуже. Перед глазами постоянно всплывала картина кружащейся аллеи, тускнеющие зеленые краски, и меня мутило. Кто-то осторожно потрогал мою руку, и я разобрала слова:

— Зачем было тащить сюда неподготовленного человека?

— Да, Рей, это крайне безрассудно. И опасно. Вспомни свои первые перемещения, а ведь вы все готовы к таким нагрузкам, — послышался хохот, — Франц вообще был зеленый весь и полдня провалялся в обмороке.

— Успокойтесь, такие перемещения безопасны. Она скоро придёт в себя, — голос Рея. Куда он притащил меня? Когда прекратится этот дикий шум? И как же хочется открыть глаза и напиться, в горле ужасно сухо.

— Воды… — хрипло прошептала я. Кто-то моментально поднял меня и прислонил к чему-то твердому, в руки мне попытались вложить холодный металлический предмет, — наверняка кружка. Руки плохо слушались, глаза всё ещё сложно было открыть. Человек понял, что дело плохо, и стал поить меня как ребенка. Вода оказалась необычайно вкусной, даже сладкой. Я никак не могла напиться. Стало легче, голова перестала кружиться, и я решила рискнуть и открыть глаза. Яркий свет ослепил меня на мгновение — стоял яркий, солнечный день. Вокруг меня находились четыре человека, два совсем рядом — Рей и ещё какой-то молодой парень, который держал в руках кружку. Чуть поодаль — крупный высокий мужчина и ещё дальше, смотря в другую сторону, кто-то в длинном сером плаще, невозможно разобрать мужчина это или женщина.

— Я же говорил, что она очнется быстро, — сказал Рей, обращаясь к двум другим. — Как вы себя чувствуете?

— Благодаря вам — отвратительно, — я не пыталась скрыть злость и раздражение. Парень с кружкой рассмеялся и кивнул на Рея.

— Любит он пошутить, но вот так — впервые. Да вы не злитесь, самое правильное решение — притащить вас сюда, чтобы вы не чувствовали себя сумасшедшей после того, что произошло. Хотя и потрепало вас в дороге, но это так только в первый раз, — голос у него был спокойный и приятный, да и по виду он казался самым нормальным из всех. Красивая зеленая форма, черный блестящий пояс и сапоги. Длинные, пшеничного цвета волосы аккуратно собраны в хвост, в ухе длинная серебряная серьга в виде капли. Никакого оружия, кобуры или чего-то другого, что бывает у военных, я не увидела.

— Я бы предпочла, чтобы прежде чем тащить человека куда-то, некоторые дожидались бы его согласия, — я забрала кружку с водой из рук паренька и с жадностью допила. — Не понимаю, зачем мне всё это показывать. Я не верю в это. Гипноз? Наверняка…

— А дама-то с юмором или сумасшедшая? — в разговор вступил крупный мужчина, который стоял чуть поодаль. У него была такая же форма, как у молодого, только на груди красовалась нашивка с буквами из неизвестного мне алфавита. И в ухо продета другая серьга, со звездой. Волосы темные, коротко стриженные, борода такого же каштанового цвета, как и волосы. Голос низкий и грубый, он явно много курит.

— Давайте без оскорблений, я не по своей воле тут, — огрызнулась я. Компания подозрительных мужиков. Кто знает, что можно ожидать от них, а я даже не знаю, как отсюда выбраться.

— Можете встать? — Рей подошел ко мне и помог подняться. Ноги как ватные, но я смело поднялась и, отказавшись от помощи, пошла вслед за ним, — пойдемте, я покажу вам то, о чем говорил. Вот мой мир.

Оказалось, что я сидела, прислонившись к дереву, которое стояло на вершине холма, далеко внизу простирался небольшой лесок, а за ним поле и река. По одну сторону реки земля располосована рвами и насыпями, ближе к лесу виднелись другие укрепления, между ними постоянно сновали люди в зеленой форме, как муравьи. Слышались выстрелы, вой орудий, вспыхивали и угасали огненные облачка, оставляя за собой след из дыма. Летали те самые серебряные копья. А с другого берега реки на этот перекидывались мосты, рушились и перекидывались снова, летели снаряды и такие же копья. Постоянно что-то взрывалось на обоих берегах, слышались крики людей. Что располагалось на противоположном берегу, мне не удалось рассмотреть — мешал дым и расстояние. Я подняла глаза к небу и поняла, что ошиблась на счет воя орудий. Выли вовсе не они, а непонятные летающие шары. Они похожи на обычные воздушные, но стального оттенка, без корзин внизу. Звуковая атака, не иначе. Ужасно жестоко, учитывая, что даже здесь, достаточно далеко от полосы военных действий, невозможно терпеть этот жуткий звук.

— С другой стороны холма то же самое, и с третьей тоже. Мы практически окружены, воюем по всем направлениям. Впрочем, как и наши соперники, — Рей говорил так обыденно, что я снова усомнилась в реальности происходящего. Голова опять закружилась.

— А можно выключить этот дикий вой?.. — меня странным образом повело в сторону, в глазах начало темнеть и стало тихо.

Очнулась я тоже в тишине. Никакого воя, шума и людей вокруг. Мягкая теплая постель посреди совершенно белой комнаты. В открытое окно, занавешенное белыми полупрозрачными шторами, светило заходящее солнце. Голова больше не кружилась и не болела. Руки и ноги тоже были при мне и в нормальном состоянии. Удалось присесть без последствий, я спустила ноги на прохладный пол и осторожно встала с постели. Мне хотелось подойти к окну и посмотреть в него. Что я увижу там? На белом столике возле кровати стояла кружка с водой и тарелка с яркими фруктами, пожалуй, даже слишком яркими. Есть я не рискнула, но воды выпила. Медленно, стараясь не делать резких движений, я подошла к окну и откинула штору. Меня обдало горячим летним воздухом. Здесь явно жарче, чем у нас, в моем мире. Странно было думать так — не в другой стране, не в другом городе, а в другом мире. Насколько он отличается от моего привычного, если всё же допустить его существование? Я всё ещё думала, что это либо сон, либо бред, либо гипноз.

За окном я увидела аккуратные белые дома с распахнутыми окнами, улицы были пусты, вымощены белым камнем. Солнце отражалось от белых стен и мостовой, окрашивало их в желто-оранжевые цвета и казалось, что всё вокруг светится, как пламя свечи. Дома невысокие, трёх и четырехэтажные, с двускатными крышами и маленькими чердачными окнами. Судя по всему, моя комната или правильнее сказать палата, была расположена на последнем этаже. Поэтому мне хорошо виден город — сплошные белые крыши, и где-то далеко, за множество кварталов отсюда, высокая белая стена из небоскребов. Такие же белые как все дома вокруг, но с высокими окнами — они казались столпами света, красные, желтые солнечные блики играли на их гладких стенах, — отражение маленького белого города в кривом зеркале. Долго смотреть на этот город в яркий летний полдень было бы невозможно.

Но пахло вокруг чудесно, я уловила запах жасмина и спелых яблок, ветер приносил ароматы апельсиновых цветов и почему-то корицы. А если повернуть голову влево, туда, где улица уходит резко вниз, то можно ощутить запах моря. Удивительное сочетание. Единственное, что пугало и настораживало — отсутствие людей и звуков. Казалось, что город пуст. Никто не ходил по улицам, не бегали кошки и собаки, не летали мухи, даже птиц не было слышно.

Пока я стояла и рассматривала город, чистый и белый как лист бумаги, дверь в палату открылась. Из-за белого цвета вокруг, мне сложно называть это помещение комнатой, но именно её оно напоминало больше всего, — красивая с резным изголовьем кровать, пышные подушки и одеяла, аккуратный прикроватный столик, в углу зеркало в широкой раме, пара стульев и крохотный круглый стол. Только обернувшись на звук открывающейся двери, я увидела, что на столике стоял букет мелких голубых цветов — неожиданно яркий в монохроме белого.

В дверях стояла старушка невысокого роста в белом переднике и нежно-розовом платье. Очень странно видеть женщину преклонного возраста в одежде таких цветов. Её седые волосы аккуратно убраны в пучок и прикрыты полупрозрачной косынкой. В руках она держала стеклянный кувшин с водой, а через руку была перекинута пара полотенец. Старушка приветственно кивнула и молча прошла к кровати, повесила полотенца на спинку, а кувшин поставила на столик.

— Благодарю вас, — я кивнула ей, не ожидая ответа. Почему-то мне казалось, что в такой тишине слова равноценны скверне, да и старушка смахивала на немую или даже глухую.

— Не стоит, это моя работа. Если вы уже отдохнули и готовы поесть, я принесу вам ужин сюда, — голос совершенно не подходил к образу старушки, он был звонким, почти молодым. Но слова были напрочь лишены эмоций, она и правда просто делала свою работу.

— Я не голодна, после такого странного дня есть не хочется совершенно, — снова повернувшись к окну, я дала понять, что разговор окончен. Но старушка не ушла, она стояла около двери и тихо говорила.

— Как вам будет угодно. День совершенно обычный. Не думайте, что с вами произошло что-то невероятное. Да, вас переместили сюда, но это совершенно обычная история. Каждый день сотни тысяч людей исчезают из этого мира, возможно, перемещаясь в какой-то другой. Не думайте, что ваш мир не такой. Вы пропадаете там, но не физически. Так что вам в некоторой степени повезло, — от её слов у меня по коже побежали мурашки, даже вид уютного заходящего солнца не мог унять беспокойства. Зачем она говорит мне всё это? Чему я должна радоваться — тому, что пока жива или тому, что попала сюда, а не куда-то ещё? Я в бреду, точно. Наверняка у меня случился тепловой удар или я просто споткнулась, упала и ударилась головой и теперь лежу на скамейке в аллее, поднятая неравнодушными прохожими и брежу. Скоро придёт врач и поможет мне. И тогда всё точно будет хорошо. Тем временем старушка продолжала, — хозяин всегда возвращается ближе к заходу солнца и будет ждать вас внизу, так он мне сказал. Будьте готовы.

С этими словами она развернулась и вышла из комнаты, закрыв за собой дверь. Странная, очень странная женщина. Сколько ей лет? Она не выглядела добродушной старушкой-служанкой. Больше похожа на робота-надсмотрщика. Выходит, что я нахожусь в доме Рея, а не в какой-то больничной палате. Хоть какая-то определенность. Стоп! У меня же бред, не стоит в него углубляться рассуждениями о том, где я нахожусь и кто все эти люди, — они плод моего воспаленного воображения, последствия травмы. Я постояла у окна, потерла виски, даже немного похлестала себя по щекам, раз десять ущипнула, — ничего не помогало. Никак не получалось очнуться. Волей-неволей придется свыкаться с мыслью о том, что всё происходящее — правда, и происходит со мной здесь и сейчас. И тогда… Надо принимать серьезные решения и выбираться отсюда. Страх. Страх овладевал мной всё сильнее и сильнее. Неужели, правда? Нет. Не хочу, чтобы это было правдой. Вдох-выдох. Ещё раз. И снова. Закрыть глаза и открыть. Я оперлась руками на подоконник, вдыхала и выдыхала сладкий ароматный воздух. Старалась расслабиться, не думать ни о чем, не анализировать. Пусть всё так, как оно есть. Пусть это будет правдой, не надо бояться. Надо действовать, если это возможно. Для начала хотя бы понять, когда меня вернут обратно и собираются ли вообще это делать.

Вдруг мои тревожные мысли прервались. На улице что-то изменилось, солнце практически зашло, и длинные темные тени разбавили чистый белый цвет дорог и домов. Появились люди. Мужчины в зеленой форме, длинных плащах, группами и поодиночке возвращались домой. Возможно, среди них были и женщины, я не могла разобрать лиц из-за надвинутых на них капюшонов. Все они были пыльными, кое-кто грязными, у многих плащи порваны. Но были и те, кто вышагивал бодро, сверкая серьгами в ушах и запонками на рукавах формы. Запонки? На рукавах военных? Они действительно воюют или это просто маскарад? Зажигались фонари, и в их ярком холодном свете всё это шествие казалось призрачным танцем мотыльков в серых плащах и светлячков в яркой зеленой одежде. И тут я догадалась — в плащах, запыленные и уставшие шли обычные солдаты; в яркой чистой форме, бодрым шагом, поблескивая серьгами, вышагивали командиры. Наверняка, именно так — они сидят в штабах и руководят, у них есть знаки отличия — однозначно по роду войск. А Рей? У него не было серьги в ухе, да и формы тоже. А тот парень, который напоил меня — он слишком молод, чтобы быть командиром. Столько вопросов. Раз уж я попала сюда, стоило бы разобраться в устройстве этого мира. И кстати, почему никто не встречает мужчин, по-прежнему никого не видно в окнах домов.

Где-то совсем рядом, внизу, я услышала громкие голоса, а потом и увидела, как какой-то мужчина на дороге остановился и указал рукой на меня. Голоса стихли, и множество лиц поднялось вверх, чтобы посмотреть туда, куда указывал военный. На меня смотрели удивленные глаза, много глаз. Ветер развевал волосы этих людей с мужественными лицами, трепал бороды, заставлял чаще моргать. Мне стало очень неуютно, снова послышались голоса, они спрашивали что-то, искали кого-то. Конечно, они искали хозяина дома. Я поспешно отошла от окна, задвинув штору получше, и села на кровать. Внизу хлопнула дверь. Наверное, стоит перекусить, привести себя в порядок и отправляться вниз, на разведку.

6.

После полного захода солнца улица не погрузилась в кромешную темноту из-за света фонарей. Они светили настолько ярко, что их свет запросто мог заменить дневной. О позднем вечере напоминало лишь темно-синее небо, практически черное. Звезд видно не было — либо их нет здесь вообще, либо мешал всё тот же свет.

Я перекусила фруктами, лежавшими на столике у кровати, выпила воды, собрала растрепавшиеся волосы в хвост, посмотрела на себя в зеркало — уставшее бледное лицо. Ну и ладно, голова не болит и больше не мутит, уже хорошо. Только я успела подойти к двери и взяться за ручку, как она распахнулась, и передо мной снова возникла та самая старушка.

— Пора, — бесцветным голосом сказала она и, развернувшись, пошла вправо по коридору.

Я последовала за ней. Мы спустились по узкой лестнице, минуя второй этаж, и оказались внизу. Ошибки не было — в доме ровно три этажа и два из них похожи друг на друга как близнецы. Когда мы проходили площадку второго этажа, я успела обратить внимание, что от лестницы начинался такой же длинный белый коридор с чередой дверей, как и на третьем этаже. Узнать число дверей было невозможно — все они совершенно одинаковые, да ещё и белые, как и стены. Их могло быть три, четыре или десять на этаже, пока не подойдешь к каждой — не сосчитаешь.

Первый этаж отличался от остальных. Лестница вела в большую прихожую, занимавшую чуть ли не треть всего пространства. Старушка, указав мне на большую двустворчатую дверь с противоположной стены от лестницы, засеменила к небольшому проему рядом со входом и прошла в него. Там, скорее всего, располагалась кухня или столовая. Прежде чем войти в указанную дверь, я осмотрелась. Единственным цветовым пятном в помещении была вешалка у входной двери — на ней висел серый плащ и два ярко-зеленых мундира. Всё остальное — белое. Меня уже начал раздражать этот цвет. Всё вокруг белое-белое-белое, как будто здесь постоянно зима или кто-то не раскрасил этот мир. Я посмотрела на свои руки — не стали ли они белыми из-за постоянного контакта с белыми вещами?

Окна занавешены такими же шторами, как и в моей комнате. С улицы лился уже не слишком яркий свет, но его было достаточно, поэтому лампы в прихожей не горели. Я прислушалась — из-за дверей доносился разговор. Наверняка там Рей и его сегодняшние спутники. Мне не хотелось туда идти, я не чувствовала себя уверенной среди этих людей. Как себя надо вести, что говорить? Озарение! Я же понимаю их язык, значит мы не настолько уж и разные. Мир другой, а язык прежний. Эта неожиданная догадка о совершенно очевидных фактах добавила мне смелости, я сделала глубокий вдох, подошла к стене и потрогала её — она была совершенно гладкая и холодная, как камень. Взбодрившись от ледяного прикосновения и свежих мыслей, я быстро подошла к двери, постучала и еле открыла тяжелую створку.

Передо мной возникла огромная комната с высокими распахнутыми окнами, с противоположной стены смотрел на меня молчаливый камин. Посередине комнаты лежал серый ковер, похожий на шкуру какого-то неизвестного мне огромного зверя, вокруг ковра стояли диваны и кресла с маленькими пуфиками. Вдоль стен от пола до потолка располагалась ниши с полками. У нас, в моем мире, там обязательно стояли бы книги, сотни книг. Здесь же, в этой странной гостиной — на полках лежало оружие, я смогла различить револьверы и ружья, сабли и кирасы, и какие-то неизвестные мне виды колющих и режущих предметов, а над камином висело, тускло поблескивая, копьё. Меня снова пробрала дрожь.

На одном диване сидели уже знакомые мне молодой блондин и бородатый мужчина с карими глазами. Напротив них, на другом диване, закинув ноги в сапогах прямо на белый пуфик, сидел тот самый человек, которого я не успела рассмотреть сегодня днём. Плащ принадлежал ему и скрывал он возрастного мужчину с наполовину седыми волосами, серыми водянистыми глазами и глубокими морщинами на лбу. В его руках я заметила бокал с красной жидкостью, похожей на вино. Но кто знает, что они тут пьют вечерами. Рей сидел ко мне спиной в кресле, за высокой спинкой не было видно его головы, но по локтю в кардигане, лежащему на подлокотнике я поняла, что это именно он.

Когда я открыла дверь, разговор среди мужчин прекратился, они посмотрели в мою сторону. Мне было крайне неловко и страшно, поэтому я продолжала стоять в дверях. Несколько мгновений спустя Рей поднялся, плавно обогнул кресло и подошёл ко мне, чуть подтолкнул вперёд и закрыл тяжелую дверь.

— Ну что же вы стоите? Проходите, будьте нашим гостем в этот чудесный вечер, — он снова говорил спокойно, размеренно, будто читал заготовленный текст. Мне стало ясно, что разговор в гостиной до этого момента шёл про меня.

— Добрый вечер, — дневная смелость и дерзость куда-то делись, и на их место пришла опасливая вежливость, мне хотелось сжаться до размеров атома под этими открытыми колкими взглядами. Мужчины встали мне навстречу и едва заметно наклонили головы в знак приветствия. Напротив Рея, спиной к камину стояли ещё два кресла, в одно из них я и опустилась. «Ещё одно цветовое пятно, клякса», — подумалось мне.

— Как вы себя чувствуете? — молодой блондин, с серьгой в виде капли, с улыбкой посмотрел на меня. Он был самым приятным и, видимо, добрым из всех присутствующих — скорее всего из-за возраста и неопытности. А может быть, дело в чем-то другом.

— Спасибо, уже хорошо.

— Наверное, нам стоит представиться, прежде чем спрашивать вас о чем-то ещё, — бородатый с ухмылкой посмотрел на меня и выпустил облако едкого дыма. Он курил трубку, какие я видела только в музеях, — огромную, деревянную, по виду очень и очень старую. — Линкок, капитан Линкок, если быть точным.

— Вот любишь ты во всём быть первым, — смешливо проворчал блондин, затем повернулся ко мне и всё с той же добродушной улыбкой произнес, — старший помощник Франц! Франсуа на самом деле, но Франц звучит гораздо лучше. Теперь ваша очередь, — он пристально посмотрел на старика с бокалом.

— Ну что же… Гальер. Можно без всяких дурацких званий, — голос его был очень низким и хриплым, будто он говорил сквозь пелену тумана. Мне он показался слишком странным, серьезным, ведущим постоянную войну внутри и снаружи. Я переводила взгляд с одного на другого, рассматривала их, вдыхала аромат дыма и пыталась рассмотреть сквозь серую пелену Рея. Что он скажет, что спросит? Но все ждали, пока я представлюсь.

— А вы? Как ваше имя? — Франц явно был непоседлив как молодой жеребенок. Он с интересом смотрел на меня, лицо его было в постоянном движении, живой взгляд успевал заметить всё. Я серьезно задумалась. Стоит ли им называть своё настоящее имя? Возможно, они знают его, тогда если я скажу неправду — это будет выглядеть, по крайней мере, странно, тем более что я не знаю их намерений. Но если никто из них не знает моего настоящего имени, то не стоит вот так сразу раскрывать про себя всю правду. Хотя бы ради безопасности, если можно говорить об этом, находясь вообще неизвестно где. Я решила назваться вымышленным именем и никак не могла придумать ничего подходящего. Пауза затянулась, все смотрели на меня и ждали.

— Рина, — сказала я первое, что пришло мне в голову. Никаких ассоциаций, никаких хороших идей. Ну, пусть пока что меня зовут так, а дальше посмотрим. Рей как-то странно взглянул на меня, мне показалось, что он удивленно поднял бровь, — за дымом от трубки сложно было рассмотреть подробнее его лицо. Меня бросило в жар, неужели он знает моё настоящее имя?

— Добро пожаловать, Рина, — спокойно произнес Рей. — Простите, что пришлось поступить с вами довольно некрасиво, но, как верно заметил Франц, лучше увидеть всё своими глазами, чем потом всю жизнь считать себя ненормальным. У нас не так много свободного времени, но если вы хотите, мы покажем вам кое-что из нашего мира. Город, например.

— Было бы гораздо лучше, если бы вы рассказали мне немного об устройстве вашего мира. У меня накопилось достаточно вопросов за то время, пока я была одна, — набравшись смелости, я решила задавать вопросы в лоб. Всё же мысль о том, что происходящее — нереально, ещё поддерживала меня и даже в какой-то степени развязывала язык.

— Рей, не трать время на пустые разговоры, она либо ничего не поймет, либо ей ни к чему эта информация. Гость он и есть гость, — Гальер снисходительно улыбнулся мне. Какой противный старик, неужели он занимает какую-то важную должность, что вот так свободно, против всяких правил приличия, может говорить обидные вещи.

— Да ладно вам, если человеку интересно, то почему бы и нет? — Франц вступился за меня горячо, даже радостно. — Разве часто у нас бывают люди не из других городов, а других миров? Я вот такого не припомню.

Капитан Линкок убрал трубку от лица и громко рассмеялся, шлёпнув Франца огромной рукой по спине:

— Да ты же зеленый ещё, считай почти ребенок, куда тебе помнить о таких вещах. Твоих воспоминаний горсть, если наберется, уже хорошо, — он улыбался широко, глаза его тоже смеялись. Однозначно, он гораздо добрее и проще, чем Гальер. Я старалась подмечать всё, что могла, каждую мелочь, чтобы понять, с кем имею дело.

— Капитан! Но ведь это правда, за последние лет пятьдесят никто к нам не перемещался, — Франц не хотел сдаваться, но обиженным или задетым не выглядел.

— Да, правда. Хотя это ничего не значит, мы просто могли об этом не знать, как не знают и люди из мира Рины, что мы бываем у них, — Рей снова вступил в разговор. Заметно, что ему интересно побеседовать об устройстве мира.

— Ладно, вы можете болтать тут хоть до утра, но завтра в бой, а годы берут своё. До встречи, — Гальер встал, пожал всем руки, кивнул мне и вальяжно вышел из комнаты, закрыв за собой дверь.

— Предлагаю пройти в столовую и поужинать. Там и продолжим наш разговор, — Рей встал и проводил нас к едва заметной двери в стене напротив окон.

Мы прошли в такую же белую комнату, но гораздо меньше. Окна столовой выходили на мостовую, свет фонарей стал совсем тусклым, поэтому в комнате зажгли люстру. Большой белый стол, окруженный мягкими стульями, уже накрыли к нашему приходу. Во главе стола сел Рей, а мы расселись по бокам. Я снова оказалась одна напротив всех. Но тем лучше, мне будет удобнее наблюдать. Та же самая старушка, с которой мы виделись ранее, принесла горячее, по виду — запечённую птицу. Может быть даже индейку, во всяком случае, размер соответствовал. В этот момент я поняла, насколько голодна. Поэтому молча принялась есть, слушая разговор мужчин и запоминая каждую деталь.

7.

Разговор шёл неспешно и был похож на беседу между друзьями, а не сослуживцами. Мне удалось понять следующее: Франц имел принадлежность к войскам, ведущим бой на воде, видимо, поэтому серьга у него с каплей. И несмотря на молодость, он не последний человек, но в бою не участвовал, находился в штабе и разрабатывал стратегии ведения боя. Капитан Линкок руководил отрядом, ведущим подрывную деятельность. Всё, что взрывалось, горело и светилось, — в его ведении. И что удивительно, Франц по званию оказался выше, чем Линкок. Да и «капитан» — не звание, а просто красивая приставка к имени, которая нравилась Линкоку, Рей даже пошутил на эту тему. Они обсуждали сегодняшний бой, устройство какого-то оружия и я половину не могла разобрать, потому что не понимала многих слов и даже названия мест ни о чем мне не говорили. Когда нам принесли чай, все немного расслабились, Линкок снова стал набивать трубку, готовясь закурить. Франц задумчиво мешал ложкой чай, хотя сахара туда не положил. Рей медленно отпил из кружки, провёл взглядом по каждому из присутствующих и остановил его на мне:

— Ну что ж, если у вас есть вопросы, Рина, то задавайте. Думаю, мы сможем ответить на большинство из них, — он откинулся на спинку стула и ждал. Я думала, с чего начать, столько всего непонятного было в этом мире. Но первым с моих губ слетел самый нелепый и бесполезный вопрос, как мне показалось:

— Почему всё здесь белое?

— Хороший вопрос, — Франц продолжал размешивать чай. — Я бы даже сказал очевидный. Но ответить на него не так просто.

— Это целая философия, которую даже не каждый житель нашего города понимает, — добавил Линкок, а Рей продолжил:

— Если говорить кратко, то белый цвет символизирует идею не чистоты в плане принципов и морали, как можно подумать. Это — чистый лист. А мы, люди, которые появляемся на нём пятнами — рисуем свою судьбу, свой путь. Конечно, это своего рода аллегория. То, что невозможно увидеть глазами, но то, что действительно существует, должно быть выражено физически в реальном мире. Почему бы не сделать совершенно чистый, белый город, пустой и холодный, и наполнить его людьми в разноцветных одеждах, идущих к своей цели, даже если этой цели нет? Каждую ночь этот город становится черным, как тьма, как лист черный, зарисованный и зачерченный линиями судеб. А утром он снова бел и чист, и всё начинается с нуля. Каждый день мы пишем свою личную и общую историю, чертим свои линии.

— Да-да, рождаемся и умираем вновь, — чай Франца начал остывать и он, шумно положив ложку на блюдце, залпом выпил.

— Я бы сошла с ума всю жизнь жить среди белых стен. Как в дурдоме, — вырвалось у меня. Линкок кивнул:

— А вы думаете, почему мы постоянно воюем? Чтобы, как раз-таки, не сойти с ума.

— Не надо мрачности, капитан, — Рей строго посмотрел на него, и Линкок закусил губу. — Может быть, вы хотите спросить ещё что-нибудь?

— У меня есть ещё три вопроса. Где все остальные люди, женщины, дети? На улицах пустота. Что это за белые небоскребы на краю города? И с кем вы воюете и за что? — мне удалось собраться с мыслями и сформулировать основные интересующие меня моменты.

— Странно, что вас не интересует, когда мы вернем вас домой… — Рей задумался. — Давайте я начну с небоскребов. Они стоят не на окраине, на самом деле они занимают самое сердце. Там находится всё самое важное — архивы, лаборатории, производство, правители. В нашем мире нет стран, как у вас. Мы живем в городах, каждый из них объединяет людей вокруг себя, исходя из разных причин. Города-государства. И в каждом свои порядки, свои законы. Хотя так назвать их нельзя, скорее это просто правила, которых придерживаются все жители. Собственно приверженность каким-то определенным правилам и есть одна из причин объединения людей. А весь мир держится на том, что мы не преследуем людей из-за их расовой принадлежности, из-за их принципов и взглядов, во всяком случае до тех пор, пока выполняются правила. Мы просто воюем, чтобы не уничтожить самих себя. Когда наши представления о мире настолько расширились, что мы поняли, какой на самом деле страшной силой обладаем, тогда и было принято решение направить её в самое мирное русло.

— Убивать друг друга? — страшные вещи мне представились при упоминании силы.

— Да. Это самое мирное. Представьте себе, — Рей подался вперед и оперся руками на стол, — что вы прочли все самые лучшие книги, увидели самые лучшие картины, создали лекарства от всех болезней, победили голод, покорили космос, узнали все тайны Земли, стали почти бессмертными… И что тогда? Не это ли самая страшная сила — знания? Потеря интереса, потеря смысла. Мы знаем ответы на все вопросы. Нам не нужно вступать в брак и жить семьями, чтобы иметь потомство; нам не нужно учиться годами, чтобы получить навыки и знания. Мы ничего больше не можем открыть и ничего не можем узнать. Поэтому возвращаемся к истокам. Что всегда, тысячелетия подряд, давало стимул людям? Война. Люди заняты переделкой и разработкой оружия, составлением стратегии. Для воинов шьют одежду, готовят еду, медики лечат раны. У каждого есть дело. Никто не успевает задуматься о смыслах. Что делает человек, который потерял смысл и никак не может его найти, несмотря на все свои безграничные возможности? Он умирает. А чтобы остаться в живых, мы отказались от космоса, от технологического прогресса, от семьи. И существуем.

— И какой в этом смысл? Вы же играете в солдатики, бездумно. Разве может быть смысл в отсутствии поиска этого смысла? — мне хотелось поспорить с ним, отстоять основы своего мира, которые здесь уничтожились. Они же просто тратят своё время впустую. Ничего не делают ни для себя, ни для других. Живут, чтобы умереть. — Вы могли бы помогать другим мирам! Дать лекарства, технологии, сделать что-то хорошее.

— Вам самой не смешно? — Линкок улыбнулся моей резвости и горячности, — если вам просто так давать еду, кров и ничего не требовать взамен, даже спасибо, вы быстро превратитесь в жирную наглую свинью. И сдохнете от обжорства.

— Фу, как грубо, — состроив кривую рожицу, Франц продолжил, — можно было и без таких некрасивых сравнений обойтись. И не пожимай плечами Линкок, мы же не в казарме, с нами девушка. Кстати говоря, редкое зрелище в нашем мире. Как вечером глазели на неё солдаты, вы видели? В нашем мире, дорогая Рина, — он посмотрел на меня, — есть женщины, но их крайне мало. Они в какой-то момент времени даже рождаться практически перестали. Ведь для войны и свершений нужны мужчины. Обновляем мы человеческий состав искусственно, с помощью научных методов. Да и чем заняться женщинам в нашем мире? Для боя они слишком ранимы и слабы, вести хозяйство им тоже не нужно — у нас есть возможности не тратить время на бытовые вопросы. Дети воспитываются группами в соответствии с их способностями и предрасположенностями к определенной деятельности. Эти группы для них сначала семья, а потом боевая единица. Так мы поддерживаем боевой дух и дружественную атмосферу. Ведь каждый день есть повод показать силу связывающих нас уз и использовать её. Причем такие узы крепче семейных, — спасти друга, например, или пожертвовать собой ради него. Прекрасно, не правда ли? И как вы говорите, человек не умирает бесцельно — он спасает другого. И не просто друга, а человека, с которым был рядом с самого рождения, с которым учился ходить, пить и есть самостоятельно. Поэтому мы все равны и ценны друг для друга, даже занимая разные посты. Предвижу ваш вопрос об этой старушке-служанке. Рей у нас немного странный, таким можно держать прислугу из числа детских нянь. Но они настолько привержены своему делу, что похожи на роботов. У меня дома такого никогда не будет, страшно представить, если вдруг она умрет от старости или по рассеянности положит лишний кусок хлеба мне в тарелку. Нет уж, я доверяю науке и технике.

— Хватит, Франц, ты слишком много говоришь. Рина уже, наверное, ничего не понимает. Тем более ты не можешь рассказывать объективно. Твоя молодость с её эмоциями затмевает разум. Сколько там тебе? Чуть за сто? Вот пожил бы ты с моё… — Линкок подлил ему чая и поставил тарелку с фруктами поближе.

— Да что мне ты! Если я проживу столько, сколько Рей, тогда и поговорим. И я тебя тогда точно уделаю с твоей мрачной философией!

— Хватит, ребята, — Рей прервал начинавшийся спор. — Каждый из вас по-своему прав. Да, мне нравится, что в моём доме есть живой человек, который готовит для меня. Когда живёшь долго, даже слишком, начинаешь понимать старость. Не думаю, что моей старушке было бы легче работать с детьми или отправиться в дом старости, доживать свой срок. Но, не будем об этом. У нас остался ещё один вопрос. Мне кажется, я уже говорил вам, Рина, в прошлую нашу встречу, что мы воюем со всеми. Сотни городов существуют сейчас в нашем мире. И каждый из них воюет с таким количеством соперников, скольких может позволить себе потянуть технически, экономически и сообразно своим целям. У кого-то больше войск, но лучше техника. У кого-то отлично работает наука, и тогда обычный бой практически не ведется, всё решает оружие — химическое и биологическое. Рамок нет никаких, кроме одной. Это правило соблюдают абсолютно все, именно оно изначально послужило толчком к объединению нашего мира — мы не используем оружие, которое может уничтожить всё вокруг. Если это какой-то вирус, значит, есть лекарство, пусть не у защищающихся, но есть. Если это ядовитое вещество, значит, есть противоядие. Вот и всё. А причины находятся разные — солдат зашёл за границу, течение реки замедлилось из-за стройки, всё что угодно. По сути, мы каждый день просто идём на поле боя как на работу, даже не осознавая того, что делаем и с кем боремся. Ведь мы живы, а поэтому можем встать и идти. Это самое главное. И день наполнен смыслом действий.

— Странно всё это. Непривычно. И жутковато, — мне надо было взять тайм-аут, подумать хорошенько, чтобы усвоить всё, что я узнала. Эти люди не выглядели несчастными, но и счастливыми тоже. Они просто жили, как умели. Но что-то здесь было не так, и я никак не могла понять, что именно. Францу больше ста лет? Но он выглядит как мальчишка лет семнадцати. При этом уже занимает хорошую должность. Сколько же живут эти люди? Возраст Рея определить невозможно, он выглядит как мужчина чуть за тридцать в моём мире, но из-за его взгляда не получается в это поверить. Если он гораздо старше Франца — значит триста, пятьсот? Нет. Такое точно не может быть правдой. Мне не верилось в половину из того, что они говорили, слишком фантастически это звучало.

Франц и Линкок поднялись из-за стола и стали прощаться. За окном было практически темно, фонари светили совсем тускло, судя по всему, время близилось к полуночи, а может быть и перевалило за полночь. Здесь нигде нет часов. Я тоже попрощалась с капитаном и Францем и подошла к окну, чтобы посмотреть, куда они пойдут, пока Рей провожал их до дверей.

На тёмной улице пусто, только горели окна в некоторых домах напротив. Неожиданно на мостовую упал луч света — это открылась дверь дома. Затем луч пропал, и две фигуры неспешно пошли в разные стороны. Я отвернулась от окна и стала ждать. Рей зашёл в столовую и предложил проводить меня до комнаты, так как служанка уже отдыхала. На мой вопрос о посуде он сказал, что не стоит об этом беспокоиться, и мы молча поднялись на третий этаж. Он проводил меня до двери, и теперь я посчитала, что она была третьей от лестницы.

— Доброй ночи. Завтра, если хотите, могу вас взять с собой на передовую, посмотрите, как идёт бой, — лицо Рея снова ничего не выражало, только взгляд казался очень уставшим.

— Мне было бы интереснее узнать, когда вы вернете меня домой или посмотреть город, если вы не хотите меня возвращать.

— Пусть так. Сопровождать по городу я вас не смогу, так что, будьте добры, не потеряйтесь, — с этими словами он развернулся и пошёл в сторону лестницы. Я стояла и смотрела ему вслед, пока спина его не скрылась за лестничным пролётом. Потом открыла дверь, зашла в комнату и легла на кровать.

8.

Через несколько минут вокруг стало непроглядно темно — фонари на улице отключились, а луны видно не было. Я лежала, закрыв глаза, и даже не пыталась уснуть. Как, почему со мной всё это произошло? Странная, страшная ситуация. Ладно бы, если это было рядовое похищение, — хотя кому и зачем меня похищать? Я даже согласилась бы, что это действительно бред или сон. Но я могу думать, могу чувствовать, и всё вокруг настолько реальное… Я могу менять ход событий, отвечать, как захочу, и люди действуют так, как сами того желают. Тем более выдумать такое устройство мира и в таких подробностях внешний вид, голоса людей я не смогла бы, даже в самом лучшем сне. Да, я уже приняла решение считать этот мир настоящим, а всё происходящее — своей нынешней реальностью. Но количество неопределенностей пугало меня и очень хотелось снова спрятаться в раковину под названием «это всё сон».

Белый город, чистый лист. Эти слова схожи с моими мыслями об этом месте. Прямолинейная история, никаких красивых картинок и легенд. Просто люди так решили — перенести суть своего мира на его физическое выражение. Да никто из них не идет своим путем на самом деле! Они все идут по одному и тому же пути — каждый день играют со смертью. Жизнь каждого из них, судя по всему, похожа на жизнь другого. Отличаются имена, звания и, возможно, место боя. Никакого смысла. Они не готовят, не убирают, не ухаживают за домом и садом, не ходят в музеи и не читают книг. Господи, они даже не влюбляются и не заводят семьи. Их мир пуст! Что его наполняет? Детская игра в солдатики, только с живыми людьми. Неужели, если их технологии позволяют путешествовать в космосе, они не смогли найти там ничего интересного, не продолжили изучать его? Всегда, всегда можно найти множество вопросов, на которые нет ответов. Ученые нашего мира до сих пор не разгадали огромное количество тайн, не ответили на уйму вопросов: может ли человек воскреснуть, как возникла жизнь, есть ли другие живые существа во Вселенной, конечна ли она сама, что такое любовь, можно ли уменьшать и увеличивать предметы, существует ли магия? Да сколько угодно можно ещё выдумать себе задач. Возможно ли, чтобы они разгадали и эти тайны? Даже если предположить, что разгадали, хотя это сомнительно, разве не интересно самому попробовать уменьшиться или научиться пользоваться волшебной палочкой, вырастить детей и внуков, даже правнуков?.. Насколько далеко они ушли вперед нас в науке и технике, что потеряли смысл во всём и просто убивают время и ресурсы.

Голова у меня начала болеть, в глазах жгло. Я встала, нащупала стакан с водой у кровати и выпила. Мне вдруг ужасно захотелось вернуться домой, да хоть в гостиничный номер того города, в котором я остановилась. Интересно, кто-нибудь станет меня искать? На работе точно никто не переживает, ведь я в отпуске. Ещё как минимум неделю могу спокойно отсутствовать. Номер в гостинице оплачен на шесть дней вперед. Но там остались вещи. Куда они их денут, если я не вернусь к этому времени — выкинут, заявят в полицию? Вернусь ли я вообще? Стало тяжело дышать, несмотря на открытое окно. Я отошла от кровати и начала ходить по комнате, раздражающе простой комнате. Ничего лишнего — ни картин на стенах, ни узоров на шторах, никакой дополнительной мебели, кроме той, которая необходима. Скучно, тоскливо. Находиться здесь долго невозможно, либо начнешь всё крушить, либо сойдешь с ума. Я выглянула в окно. На тёмном, почти черном небе горели звёзды. Луна по-прежнему не показывалась, но глаза привыкли к темноте, да и очертания белых домов прекрасно виднелись, благодаря цвету. Я стояла и рассматривала их, ни о чем не думая. Просто смотрела и ждала, пока появится где-нибудь свет в окне — может быть, кому-то тоже не спится ночью. Напрягала слух, чтобы разобрать голоса, и ничего не слышала. Не знаю, сколько прошло времени, но спать мне так и не захотелось, а находиться в этих белых стенах стало невыносимо.

Стараясь ступать бесшумно, я вышла из комнаты и стала спускаться по лестнице. Я не боялась столкнуться с Реем, гораздо неприятнее было бы увидеть в это время старушку-служанку. Но никто не попался мне на пути, я спокойно вышла в прихожую и подошла к входной двери. Она оказалась не заперта. О, как приятно и свежо на улице. Сладкие запахи, которые я ощущала днём — вернулись, стали ярче и сочнее, к ним добавился запах ночной прохлады и соленый легкий ветерок, как будто город стоял на побережье. Все дома похожи друг на друга, как близнецы, но мне надо найти какой-нибудь ориентир, чтобы не потеряться, когда буду возвращаться обратно. Я оглянулась на дом — над дверью не было ни номера, ни названия улицы, зато висела небольшая табличка с непонятными символами и изображением розы ветров — её я узнала. И рядом с ней, по направлению юго-юго-запад вырезана змея. Я перешла через улицу и посмотрела на табличку, висевшую над дверью соседнего дома — направление было тем же самым, а рисунка не нашлось. С остальными близлежащими домами была такая же история, направление совпадало, символы разнились, а дополнительные рисунки отсутствовали. Ну, хотя бы теперь мне ясно направление, а с остальным разберусь.

Я пошла по белой брусчатке мимо спящих домов вглубь города, помня, где находятся центральные небоскребы. Да, они моя цель на сегодня. Пока никого нет на улицах, на меня не будут показывать пальцем, и не придется ни с кем разговаривать лишний раз. Да и вообще, город, населенный практически одними мужчинами, казался мне безопаснее в ночное время суток.

Хорошо, что летние ночи здесь не слишком тёмные: ни в одном окне не горел свет, фонари тоже давно погашены, и только благодаря свету звезд можно ориентироваться в пространстве. Отголоски страха скреблись у меня в голове. Я проходила вперед шагов десять-двадцать и оборачивалась, стояла, прислушивалась, — не крадется ли кто-нибудь за мной, не смотрят ли чьи-то внимательные глаза из открытых окон. Зачем я вообще решила гулять ночью? Но гордость уже не позволяла мне вернуться обратно, тем более всё ещё страшно наткнуться ночью в доме на старушку или, что теперь мне казалось хуже, — на Рея, пришлось бы объяснять, почему я хожу ночами одна по улице. Постепенно мои глаза окончательно привыкли к темноте, светлые очертания домов делали мир вокруг скорее серым, чем черным. Я достаточно долго шла по широкой улице, которая едва заметно поднималась вверх. Иногда влево и вправо поворачивали узкие проулки. По-прежнему было тихо и спокойно. Непривычно. Хотелось услышать лай собаки, шорох листвы (деревьев в городе мне не попадалось) или заметить, как кошка спрыгивает с забора. Да хоть что-нибудь кроме глухого звука моих шагов.

Не знаю, сколько прошло времени, но я устала идти, и вдалеке заметила, что небо чуть светлеет. Передо мной открылась круглая площадь, от которой расходилось в стороны пять широких дорог. Я пыталась найти какую-нибудь примету, чтобы запомнить ту дорогу, с которой вышла, чтобы потом вернуться обратно тем же путем. Но ничего не могла найти. Посреди площади стоял фонтан, отключенный на ночь или не работающий совсем. В центре его помещалась фигура, изображающая маленькое кривое дерево, яблоню. На ветках не было листьев, только белые яблоки. Я постаралась приметить расположение ветвей со стороны своей дороги, отсчитала влево третью — и направилась туда. По моим простеньким расчетам именно этот путь должен привести меня к небоскребам. Небо светлело и светлело, а я всё шла и шла. Какой же огромный город на самом деле! Я почти выбилась из сил и потихоньку ругала себя за безрассудство. Могла ведь спокойно спать или просто лежать в теплой мягкой постели. Даже страх отступил перед усталостью от долгой дороги и от однообразной картины вокруг.

Небо быстро бледнело, что казалось, вот-вот взойдет солнце, а я всё ещё не добралась до своей цели. Неожиданно со всех сторон раздался громкий протяжный звук, похожий на горн или трубу. От испуга я вздрогнула, сердце колотилось как бешеное, ладони взмокли. Что это? Ответ пришёл быстро — по левую руку от меня я увидела розово-желтые полосы на светло-синем небе — вставало солнце. Значит, этот звук был чем-то вроде будильника.

Я стояла, как вкопанная посреди улицы, вокруг стремительно светлело и мне удалось разобрать звуки, доносящие из открытых окон. Хлопали двери, слышались голоса, даже кое-где звон посуды. Город просыпался. Надеясь, что меня никто не заметит, я продолжила двигаться вперед. Все эти люди не будут вечно оставаться в своих домах, совсем скоро они, наверняка, выйдут на улицу, и что тогда делать мне? Ночная темнота спящего города уже не казалась мне такой тревожной и опасной. А вот толпа военных на улице страшила куда сильнее. И снова раздался глухой протяжный звук, теперь он мне напомнил волчий вой. Не самое приятное звучание. Воздух будто напрягся, слышались громкие шаги за дверями. Сейчас эти люди начнут выходить. Я бросилась бежать, мне уже было всё равно, успеют меня заметить или нет, надо было спрятаться. Но куда? В этой части города нет широких боковых улиц, но иногда попадались тупики между домами, пустые места, заканчивающиеся стеной дома, повернутого спиной к этой улице. Будто дыра от вырванного зуба. Ну, где же этот спасительный тупик, должен же быть хоть один, я встретила штук пять таких до этого места. Смертельно напуганная я бежала и успевала следить за домами. В самый последний момент, когда ручки на дверях начали опускаться, слева обнаружился тупик. Я с удивительной для себя быстротой кинулась туда, отошла как можно дальше, в тень, вжалась в стену и старалась практически не дышать. Это оказалось очень трудно, после бега дыхание сбивалось, в боку кололо, и ужасно хотелось пить. Я глотала слюну и старалась делать медленные вдохи и выдохи, чтобы успокоиться.

Со стороны улицы слышались шаги, приветственные возгласы, и через пару мгновений я увидела людей. Мужчины выстраивались в ряды и неспешно, но стройным шагом двигались в сторону площади с деревом-фонтаном. Выглядели они не так, как вчера. Форма не зеленая, а темно-синяя, глубокого насыщенного цвета. Серебряные полосы шли вдоль внешнего края рукава от плеча к запястью и заканчивались пятью полосами на каждой манжете. На слабом утреннем свете полосы сверкали от каждого движения. Необычайно красиво выглядела эта форма на высоких статных мужчинах, вышагивающих на фоне белых домов. Мне хотелось рассмотреть их лица подробнее, но ближе подойти я не решалась. Страх быть обнаруженной останавливал меня. Ряды военных двигались вперед, среди них стали попадаться люди в серых и голубых плащах. Ни у кого я не увидела даже намека на оружие. Чем дольше они шли, тем меньше говорили. Солнце уже поднялось настолько высоко, что попадало на крыши и верхние этажи домов. Мне стало легче дышать, вынужденная остановка позволила отдохнуть, и я думала, что как только все военные пройдут, можно отправиться дальше.

9.

Когда шествие синих мундиров закончилось, и даже звук шагов до меня перестал доноситься, я вышла из своего укрытия и продолжила путь. Но уже того энтузиазма как ночью, не испытывала. Резко мне стало абсолютно всё равно, что там внутри небоскребов и вокруг них. Мне ужасно хотелось есть и пить, ноги болели, глаза слезились от яркости белой краски на стенах домов, отраженной солнцем. Да какая, в сущности, разница, как устроен этот мир и чем живут эти люди. Всё это не моё дело, я не живу здесь и не собираюсь долго задерживаться. Чёрт дернул меня пойти к небоскребам. Сидела бы лучше дома у Рея и ждала удобного момента, чтобы попросить вернуть меня обратно. Да и зачем удобный момент? Надо было прямо с утра, за завтраком, поставить вопрос ребром. Либо ты возвращаешь меня домой, негодяй, либо… Либо что? Что я могу противопоставить ему и всем жителям этого мира, этого города? Ничего. Я вдруг почувствовала себя беспомощной, пустой и даже несчастной. Одна, посреди чистого листа, иду, рисуя свой путь, иду, не зная, куда и зачем. Гонюсь за призраками чужого мира, обитающими в белых небоскребах. Почему? Сначала мне было любопытно, потом обидно за детей и женщин. А теперь?

За этими мрачными путанными мыслями я не заметила, как добралась до конца улицы. Она упиралась в высокую стену, метра два с половиной высотой, тоже белую, каменную. Дорога поворачивала вправо и влево вдоль стены, окружая её. С того места, где я остановилась, мне четко было видно, что стена закругляется. За стеной, внутри, были они — десятки высоченных домов. Я настолько устала и разочаровалась в себе, что даже не обратила внимания, как добралась до своей цели. Мои глаза гуляли по ровной поверхности гигантов, голову приходилось запрокидывать далеко назад, практически до параллели с землей, чтобы увидеть вершины каменных небоскребов. Да, они были построены из камня и стекла. Или из материала, похожего на камень. Солнце играло на стеклянных панелях первых двух-трех десятков этажей, а выше начинались окна. У каждой башни они разные — где-то круглые, где-то высотой во всю стену, где-то витражные, как в готических соборах, с тем лишь исключением, что стекла все одного цвета. Форма башен тоже отличалась: некоторые привычной для меня формы — параллелепипеды, цилиндрические, башни-конусы и башни-пирамиды, а посередине возвышалась гигантская башня в виде звезды, скорее всего пятиконечной, сколько я ни старалась, не могла сосчитать количество этажей. Мне были видны два угловых выступа этой башни, расстояние между ними как раз такое, как обычно получается на рисунках, когда изображаешь пятиконечную звезду. Что-то в ней меня смущало, я могла двигаться в любую сторону, смотря на башню и мне казалось, что она движется вместе со мной. И тут я поняла — одним своим концом он смотрела как раз в сторону той большой улицы, с которой я пришла. Чтобы подтвердить свою догадку, я пробежала вдоль забора до следующей такой улицы и убедилась, что соседний конец башни-звезды смотрит именно туда. И на той круглой площади с фонтаном пять дорог. Значит, в этом городе есть определенная схема постройки, какая-то идея. Я решила чуть позже расспросить кого-нибудь об этом подробнее. А пока пошла вдоль стены, оставив на углу последнего дома резинку для волос, чтобы по ней сориентироваться, когда буду возвращаться. Никаких дверей и ворот в стене не попадалось, хотя я прошла уже две дороги.

Вдруг я услышала какой-то шум, похожий на гул голосов. Прислушавшись, я разобрала мелодию — прекрасными нежными голосами пел небольшой хор. Мелодия звучала веселая, ритмичная. Я пошла на звук вдоль стены, голоса становились громче. Да, пение раздавалось из-за стены, и теперь я могла различить голоса — это дети. И пели они о том, какой прекрасный сегодня день, как ярко светит солнце и как они хотят радоваться этому дню и делиться радостью со всеми. Обычная детская песня, но как же странно она звучала здесь, среди голых улиц, белых пустых домов. Где-то за границей этого чистого города гибнут люди, льётся кровь, земля расплескивается грязью от рук человеческих, от ранящих её бомб, звери и птицы разбегаются, напуганные страшным воем. А дети, запертые в этом искусственном мире, как в вакууме — ждут радости, поют песни солнцу. Они не знают, какая страшная участь их ждет. Когда они подрастут, то им сошьют зеленые или синие мундиры, наденут на них блестящие черные сапоги, серые плащи, выделят комнату в белом домике на окраине и отправят умирать. Умирать с этой песней, спрятанной где-то глубоко в душе. И они никогда не улыбнутся своим родителям, потому что не знают их, потому что нет у них мамы и папы. Есть только друг, товарищ, который так же безмолвно будет умирать и убивать других. Они никогда не узнают, как здорово возвращаться не в пустой дом, а к родным; как приятно, когда на пороге тебя встречает кошка или собака. Они будут есть, пить, спать и воевать. Свои прекрасные детские мечты они оставят за этими стенами, в архивах одной из десятков башен.

Я вдруг ощутила внутри себя волну злости и отчаяния. Это детское пение всколыхнуло неконтролируемую ненависть к устройству этого мира. Я никогда не была борцом за справедливость, просто жила, как получалось. Меня не волновали глобальные социальные процессы, судьбы мира. Но здесь и сейчас мне было совершенно не всё равно, мне хотелось ломать эти белые стены, рушить вокруг всё, лишь бы эти дети оказались на свободе. Мне казалось, что они живут там, в этих небоскрёбах, как в тюрьме. Я стояла и смотрела на кирпичную кладку, дышала тяжело и глубоко, то сжимала, то разжимала кулаки. А дети продолжали петь, уже какую-то другую песенку. Так весело петь могут только счастливые дети, я ведь могу ошибаться на счет их видения мира. Они никогда не знали семьи, свободы. А потому — счастливы тем, что имеют. Нет! Это невыносимо. Здесь не только дети, здесь все люди живут как на скотобойне. И как бы они не видели свой мир, для меня он именно таков — жестокий, холодный, белый.

А женщины? Внезапная мысль о женщинах заставила мою ярость перерасти в непонимание. Я двинулась дальше вдоль стены, пение становилось тише и мысли мои побежали вперед. В воображении разыгрывались жуткие картины жизни небольшого числа женщин, которые становились матерями для сотен детей. Они лишены материнского инстинкта, раз позволяют такое обращение с собой и детьми, а может быть, они даже не понимают, что происходит, или их удерживают силой и искусственно контролируют пол рождаемых детей? Это же ужасно — но неужели слова о том, что все солдаты здесь как братья, стоит воспринимать буквально? Мне до тошноты стало противно. Такой вариант показался чем-то мерзким, грязным, преступлением против человека, против природы и Вселенной. Нет, должно быть что-то другое. Неужели эти люди настолько аморальны, лишены этических понятий?

За размышлениями я не заметила, как оказалась довольно далеко от того места, с которого начался мой путь вдоль стены. Солнце поднялось высоко, становилось жарко, и мне явно пора возвращаться обратно, если я не хочу снова прятаться или идти по темноте. В этот момент впереди я заметила что-то блестящее на стене. Ускорив шаг, через пару минут оказалась перед огромными стеклянными воротами, ведущими внутрь стены, к небоскребам. Их величие снова поразило меня, но и напугало. Ни какого намека на растительность, белая широкая дорога вела от ворот вглубь территории, белые резные беседки были раскиданы у подножия небоскребов, фонтанчики шумели с разных сторон. И вдалеке люди. Одетые в белое, бледно-розовое, серебристое, — балахоны, платья. Это женщины! Их было мало, не больше пары десятков у самого подножья, возраст издалека разобрать невозможно, но все они были высокими, статными. Женщины спокойно шли, подходили к дверям и скрывались за ними. Я отошла чуть в сторону и притаилась у ворот, так удобнее наблюдать. Когда последняя из женщин скрылась внутри, из-за угла ближайшей к воротам башни вышла высокая седая дама в голубом, а за ней, держась за руки и выстроившись парами, шагали дети. Аккуратно одетые в одинаковые костюмчики такого же голубого цвета, как платье воспитательницы, с каштановыми, черными, пшеничными волосами. Они весело болтали, некоторые смеялись. И все — мальчики. Сколько я ни старалась разглядеть хоть одну девочку среди них — так и не смогла. Моё зрение напрягалось до такой степени, что начала болеть голова. Обходя башню, они приблизились к воротам настолько, что я смогла различить и некоторые другие мелкие детали — на рукавах костюмчиков нашиты такие же серебристые полосы, как и у солдат, которых я видела сегодня. У многих мальчиков проколоты уши и в них продеты серьги — какие, я не смогла рассмотреть, видела только, как они поблескивают в свете солнца. Загорелые, довольные ребята вслед за дамой прошли мимо ворот и, свернув на дорожку, идущую вдоль стены, скрылись из виду.

От всего увиденного я пришла в смятение. Ничего подозрительного и страшного я не увидела — спокойные женщины, счастливые здоровые дети. Но при мысли о том, что они живут обособленно, следуя одной единственной цели, я снова начинала злиться. Оставаться здесь дольше было нельзя, и я повернула обратно.

Силы меня покидали, я очень хотела есть и пить, желудок сводило от боли, глаза слезились от яркого солнечного света, многократно отраженного белыми стенами, брусчаткой. Солнце пекло так, будто хотело зажарить меня, как тушу дикого зверя на вертеле.

Вконец измучившись мыслями, дорогой и жарой, я присаживалась на ступени домов отдохнуть буквально через каждые сто метров. Если солнце не перестанет так печь, если я не напьюсь воды, то точно умру. Собрав последние силы, я поднялась и поплелась дальше, вот уже впереди виднелось дерево-фонтан, там есть вода. Мне уже было всё равно, чистая она или грязная, я готова была пить любую воду. Лишь бы добраться до неё. Я ускорила шаг, ноги отозвались болью, но я упорно двигалась вперед, стиснув зубы и иногда постанывая от страданий. Мне казалось, что какие-то животные чувства овладели мной. Я злилась на всех — на себя, на Рея, на этот мир. Почему нельзя посадить деревья, чтобы была тень, почему нельзя сделать дома разноцветными, чтобы этот ужасный белый цвет не слепил глаза? Зачем я здесь, почему никто не спросил меня, хочу ли я быть в этом городе? От злости я так сильно стиснула зубы и кулаки, что мне стало больно. В глазах темнело, ноги отказывались идти. Почему я так ослабла, даже суток не прошло с момента последнего приема пищи, да и путь был не таким уж и долгим, чтобы измотать меня настолько сильно. С этими мыслями я вышла на площадь перед фонтаном, вместо яблок на дереве теперь появились листья, белые листья. Из них лилась прозрачная вода и с шумом падала в чашу. Добравшись до неё, я опустилась на колени и зачерпнула руками воду, — она оказалась ледяной, кристально чистой и невероятно вкусной. Я набирала её в ладони и пила, не могла остановиться. Умывалась, смачивала волосы, да что говорить, — я была готова залезть в фонтан и лежать там до скончания мира. Зубы сводило от холода, руки немели, а я всё продолжала пить. Мне стало чуть легче, да и солнце покинуло зенит.

Прислонившись спиной к чаше, я опустилась на мостовую, прикрыла глаза и под звук льющейся воды стала представлять оставленный мной городок. Что сейчас там делают люди? Работают, гуляют, пьют чай в кофейнях, дети катаются на велосипедах, за городом созревают яблоки в садах, река неспешно течет куда-то, летают птицы… Там настоящая жизнь. У каждого своя маленькая цель и каждый живет согласно ей. Наш мир цветной. Нет! Он пёстрый, потому что мы, люди, тоже разноцветные. У меня черное грустное пальто и сегодня я мрачно иду сквозь толпу, а завтра надену красное платье и побегу гулять в парк. Женщина рядом со мной счастливо улыбается — у неё желтая кофточка, а вон тот ребенок плачет, и костюмчик у него синий. Синие костюмы… Серебряные полосы… Белые стены… Мои мысли становились всё более беспорядочными, и я ощутила себя немного сумасшедшей. Мне никак не удавалось зафиксировать желания, заставить глаза открыться, встать и идти к дому Рея.

10.

Во второй раз за последнюю пару дней меня будили. И будили достаточно настойчиво. Сквозь сон я слышала тревожный звонкий голос:

— Рина, вставайте! — я никак не могла понять, кого зовут, и кто говорит.

— Оставьте меня в покое, — пробормотала я и хотела повернуться на другой бок, но кровати подо мной не оказалось. От испуга я резко открыла глаза и раскинула руки в разные стороны, но меня успели поймать до того, как я коснулась земли. Оказалось, что я сижу посреди площади, прислонившись спиной к чему-то холодному, и чуть не упала на бок. Рядом со мной сидел на корточках Франц, это его руки остановили моё падение. Рина, точно, именно так я представилась. Теперь меня так зовут.

— И давно вы здесь спите? — он явно успокоился, убедившись, что я проснулась.

— Когда я уснула, уже было за полдень. Как вы нашли меня? — мои ноги совершенно каменные, ступни горят. В глаза будто насыпали песок, моргать больно, да и смотреть по сторонам я могла только прищурившись.

— Рей утром не обнаружил вас в комнате и подумал, что вы ушли или сбежали. Поэтому попросил меня разыскать вас. Я уже полгорода обежал, а вы тут спите! Разве так можно? — он вроде бы и ругал меня, но делал это крайне деликатно. Мальчишка!

— Он сам сказал, что я могу осмотреть город днём.

— Днём? Не смешите меня. Судя по вашему состоянию, вы тут бродите ещё с ночи. И только попробуйте сказать, что я не прав, — он укоризненно посмотрел на меня, и мне неожиданно стало стыдно. Может, они вовсе не плохие люди?

— Не буду врать. Только не говорите Рею, пожалуйста. Боюсь, что он не правильно меня поймет, — я постаралась говорить как можно мягче. Если они заметят, как мне здесь плохо, то поскорее отправят домой.

— Рей не дурак, к вашему сведению. Он и так всё знает и понимает. Но если вы настаиваете, то я ничего ему не скажу. Объясните всё сами, — он помог мне подняться и позволил опереться на его руку, достал из кармана яблоко и вложил его в мою ладонь, — а теперь я отведу вас домой, пока войска не стали возвращаться.

— Спасибо, Франц.

Он едва заметно смутился от моей благодарности, и мы пошли к дому Рея. Я немного прихрамывала, и Франц не торопил меня. Мы молчали, я жевала яблоко. Мне всё ещё было стыдно, но и чувство торжества не оставляло меня. Пусть, пусть они увидят, что их мир сделал со мной! Пусть Рей поймет, какую глупость и отвратительный поступок он совершил, притащив меня сюда. Я решила не тратить время зря, а задать Францу вопросы, которые мучили меня весь день и ночь:

— Скажите, Франц. А почему сегодня форма другого цвета была у войск? Я видела, как они выходили утром из домов.

— Ах, это… У нас есть цветовая градация в войсках. Когда мы только начинаем военные действия, войска одеты в коричневую форму — на ней не так заметна грязь, ведь приходится рыть траншеи и окопы, да и в целом, много трудной, однообразной работы, включая разведку. Когда идут основные боевые действия — форма зеленая, а когда мы начинаем побеждать и переходим в наступление, то надеваем синюю форму. Синяя же и парадная. Если честно, она мне нравится больше всего. Цвет моря и небесной синевы, — Франц задумчиво улыбнулся, и мне подумалось, что он совершенно не похож на военного. Если бы не форма и выправка, он был бы похож на юного мальчишку, только-только окончившего школу. Он красиво и образно говорит, наверняка любит помечтать, пальцы на его руках длинные и изящные — из него вполне мог бы выйти пианист или скульптор. Но волею судьбы он должен воевать.

— Интересно… А если в процессе наступления окажется, что вы всё же проигрываете, что тогда?

— С начала наступления и до окончания боев в этой фазе, чем бы они ни закончились, мы носим синий цвет. Это, кстати, очень помогает настроиться на боевой лад и не отчаиваться, когда над нами висит гильотина поражения.

— И часто вы проигрываете? — интересно, придают ли они какое-нибудь значение происходящим событиям, нравится ли им то, что они делают.

— Теперь нет. Раньше, когда я ещё не родился, проигрывали часто. Соперники были сильнее, да и оружие не такое совершенное. В настоящее время наши войска одни из самых маневренных и обученных на всей планете, у нас отличное оружие и умелые, опытные командующие. Мы смогли сохранить им жизни, и теперь они делятся с нами опытом. А многие наши соперники бросали командиров на амбразуру или казнили за поражения и остались с тем, что есть. То есть ни с чем. Мы же поступили хитрее.

— Франц, неужели вам так нравится воевать? Ничто другое не занимает ваш разум? — я старалась говорить мягко, играя легкое любопытство, даже наивность. Не думаю, что мальчишка настолько опытен, чтобы обнаружить подвох в моих словах. Он задумался, какое-то время мы шли молча. Дорога всё больше уходила вниз, а значит, скоро мы достигнем дома Рея, и разговор может закончиться раньше, чем я узнаю ещё хоть что-то важное.

— Если бы мне не нравилось воевать, я бы не занимался этим. Не правда ли? — он внимательно посмотрел на меня, и я поняла, что хитрость не удалась. Да, дураков здесь нет. Надо принять этот факт и быть осторожнее, — тем более я не воюю в прямом смысле этого слова. Мне никогда не приходилось держать в руках оружие, сидеть в окопах и тому подобное. Я работаю в штабе — тактика, стратегия, локальные маневры — вот это то, чем я занимаюсь каждый день. Здесь больше исследовательской работы, науки, если хотите. И размышлений. Я должен знать и видеть не только свою часть фронта, но и всю картину в целом. Понимать, как действия моих частей могут повлиять на исход битвы. Я должен придумать что-то такое, чего не сможет придумать противник. Удивить его, и тем самым победить.

Должен, должен… Франц постоянно повторял эти слова, будто внушал себе, что это единственно правильное и важное в его жизни. Долг, честь, что там ещё в почете у людей его профессии? Неожиданно мне стало жаль его, ещё несколько лет такой жизни и он совсем забудет себя, станет машиной, вычисляющей лучшие ходы. Хотя Рей, Линкок — они гораздо старше Франца, но не стали машинами. Может быть потому, что действительно опытные, слишком много видевшие?.. А ведь я тоже своего рода машина — что я делаю в обычной жизни? Ничего полезного и значимого, просто выполняю набор определенных функций и всё. Мы одинаковые. Они выросли в военной догматике, а я в догмах «нормальной жизни», где дом-работа-семья это и есть вся жизнь. Я ещё пыталась обвинить этот мир в чём-то ужасном, а сама живу в таком же. Да, мы прикрываемся моралью, этикой, счастьем и пользой. А по сути непонятно чем мы живем, счастливы ли мы? Вот я, например, постоянно бегу. Бегу, чтобы быть собой. А они живут отсутствием себя. Цель у нас одна — спокойно добраться до конца. Но не может быть, чтобы никто не пытался вырваться из этой паутины. Рей же говорил при нашей первой встрече, что приходит на берег реки, чтобы что? Отдохнуть, отвлечься. А почему? Он устал. Кто хочешь устанет от такой бессмысленной жизни, от белого цвета, взрывов, воя орудий.

— Спасибо, Франц. Вы в очередной раз помогаете мне.

— Не стоит. Мне немного жаль вас, если честно. Вы здесь, оторваны от привычной жизни. Наверняка и самочувствие неважное, после перемещений в первое время всегда так — быстро устаешь, голова болит, мысли путаются.

— Да, чувствую я себя действительно ужасно. И домой тоже хотела бы вернуться, — я решила быть честной с ним.

— Вас наверняка ищут?

— Нет, не думаю, — вырвалось у меня. — На работе отпуск, а все остальные знают, что я уехала.

— Может, оно и к лучшему. Не думаю, что вы сможете вернуться в ближайшее время.

— Почему? — мне стало неуютно от этих слов. Они что, собираются держать меня тут силой? Хотя я всё равно не смогу ничего сделать.

— После первого путешествия вам надо восстановиться, иначе могут произойти необратимые изменения в организме, головном мозге и психике. После десятого, иногда двадцатого перемещения человек полностью адаптируется, и тогда можно перемещаться практически без ограничений.

— И сколько времени должно пройти, чтобы я могла вернуться?

— Неделя, может быть две. Всё зависит от вашего состояния, — последние слова Франца донеслись до меня будто издалека.

Неделя… Это много или мало?

11.

Дом Рея пустовал, окна открыты. Старушки-служанки нигде не было видно. Мы с Францем прошли в гостиную, он сел в кресло, перед этим принеся мне еды и воды. Я перекусила и легла на диван. Удивительно, но спать уже не хотелось. Прикрыв глаза, я размышляла, чем буду заниматься здесь целую неделю. Франц тоже молчал, пил чай — я слышала, как он ставил кружку на стол и иногда подливал из чайника заварку. Легкий ветер сквозь окна проникал внутрь комнаты, шуршал шторами.

— Вы не расстраивайтесь, Рина, — неожиданно сказал Франц. — Если хотите, я поговорю с Реем, чтобы он разрешил вам выходить за город и издалека наблюдать за ходом боя? Он упоминал про такую возможность.

— Мне не интересна война, — я всё ещё не открывала глаза. — Гораздо лучше было бы провести меня за стену к небоскребам, чтобы я могла посмотреть на детей и женщин, которые живут там. Почитать архивы, — от собственной смелости мне стало и страшно, и радостно, наверное, даже щеки покраснели, пульс повысился точно, как бьется сердце, чувствуется даже в пятках.

— А вот это вряд ли удастся осуществить. Рей хоть и очень влиятельный, но уже нарушил закон, притащив вас сюда. Эта шалость сойдет у него с рук, поскольку виноват в этом тот, кто позволил копью проникнуть в ваш мир. А в небоскребы попадают только избранные, или командиры и то, исключительно по делу. Нам с вами, простым смертным, — он рассмеялся, — туда нет входа. Кстати, мы ищем того человека, который виновен в случившемся, но пока безуспешно. Дезертир, скорее всего.

— Это такая страшная провинность? Вы сами говорите, что для Рея это шалость.

— Утащить человека — да, шалость. А убежать в ваш мир, не закрыв переходное окно — преступление. Не так много людей в нашем мире умеют это делать, перемещаться то есть. И скорее всего это был не просто военный, во всяком случае точно не рядовой. Но пока бои идут активно, найти его сложно.

— И что будет с этим человеком, если вы его всё же найдете? — насколько жестоки здешние законы? Мне ничего неизвестно об их морали, о правилах.

— Сначала его будут судить, а потом либо накажут соответствующим образом, либо отпустят, если вина не будет доказана. Мы один из немногих городов, который сохранил систему судов. В большинстве городов их как таковых нет, там работает четкая система «проступок-наказание» и никто не разбирается в ситуации. Для нас такой вариант неприемлем, слишком мало население, чтобы уничтожать людей за небольшие шалости, — слышу, как Франц встал и прошёл куда-то. Приоткрыв глаза и повернувшись в его сторону, я увидела, что он стоит у окна.

— Да уж, не завидую я этому человеку. Может быть он просто хотел сбежать от того ужаса, что творится на фронте. От дикого воя и ожесточенной борьбы, которая происходит каждый день, можно запросто сойти с ума.

Конец ознакомительного фрагмента.