Клуб «Наслаждение». Продолжение. Маша

Татьяна Алая, 2022

Маша встретила того единственного, кого ждала всю жизнь, и влюбилась в него до беспамятства, а он жестоко и цинично обидел ее. Сможет ли Маша простить, если он понял, что поторопился уйти? Второй рассказ цикла "Клуб "Наслаждение". Рекомендовано читать по порядку. Содержит нецензурную брань.

ГЛАВА 6

Когда он вошел в маленький зал, куда ее привел официант, где был накрыт стол только на двоих, то Маша со всей обреченной очевидностью поняла, что пропала. Ее сегодняшний визави был великолепен, словно из ее детской девичей мечты: спортивный, вальяжный и улыбающийся. На Косте были черные брюки и рубашка благородного серо-голубого цвета, которую он носил с элегантной небрежностью и без галстука, а цвет оттенял его загорелую кожу и придавал карим глазам загадочный блеск. Маша не удержалась, и внимательно посмотрела на него, пытаясь понять, есть ли у нее хоть один шанс устоять перед Костей или нет. Но ее сердце подсказывало ей, что маловероятно. И эта уверенность крепла с каждой минутой, чем дольше она на него смотрела. Тогда девушка постаралась отвлечься от парня, пытаясь придумать, как сделать ужин формальным и постараться не затягивать, а потому взглянула на накрытый стол.

— Как красиво! — выдохнула она, сама, не зная, о чем она именно говорит: о Косте или о сервировке стола, которая тоже была выше всяких похвал.

— Все для тебя, белла! — сказал он бархатным нежным голосом, от чего Маша непроизвольно вздрогнула, но постаралась не показать ему свою реакцию.

Сказав это, мужчина подошел к ней и галантно отодвинул стул, а Маша только и чувствовала, как близко он находится от нее. Костя терпеливо ожидал, когда она сядет, и после сам сел на второе место, напротив. В зале кроме них никого не было, и это была его задумка.

— А официанты? — растерянно произнесла девушка, оглядываясь, чтобы не подпасть под его обаяние окончательно.

— Я не хотел, чтобы нам мешали разговаривать, — произнес Костя интимным тоном, вспоминая при этом, что, когда выбирал место ужина, действительно думал именно об этом, но сейчас сам себе мог со всей определенностью ответить, что на самом деле им двигало: желание к ней, стремление уединиться или ожидание чего-то ему не понятного.

— Но как же еда? Кто принесет? — полюбопытствовала она, странно посмотрев на него.

Костя предпочел сделать вид, что не заметил легкий испуг в ее интонации, а просто перешел к теме ужина, чтобы снять напряжение.

— Какое предпочитаешь вино? — спросил он. — Меню я уже продумал на мой вкус, но тебе должно понравиться, — невозмутимо произнес хозяин ресторана. — Я попросил, чтобы все приносили по мере готовности.

— Я, наверно, бокал красного, — пролепетала Маша, чувствуя, как он так неожиданно мягко взял ситуацию под свой контроль.

— А может белого из погребов Монтепульчано? — поинтересовался Костя.

— Откуда? — не удержалась Маша от вопроса, не очень разбираясь в винах.

— Это регион Тоскани в Италии, славиться своими винами, в том числе белыми сортами, которые в силу климата слаще, чем из других регионов, оставаясь при это по категории деления сухими, хотя это вполне относится и к красным, которые тоже очень хороши и их там больше, — терпеливо объяснил он. — Предлагаю Верначча ди Сан-Джиминьяно. Это вино получают из отборных плодов винограда верначча. Оно имеет сложный аромат с нотками цитрусовых и кофе, которое приобретает во французских бочонках в течение года. Причем ферментация алкоголя осуществляется также в дубе, а мацерация на кожице проводится на убывающую луну в декабре. Его даже не фильтруют, — рассказывал он, наблюдая за девушкой.

— Ферментация? — переспросила Маша, повторяя совершенно непонятные слова.

— Это, проще говоря, брожение, — пожал плечами Костя и улыбнулся.

— И ты все это знаешь? — удивилась она.

— Я люблю кулинарию и традиции моей второй родины. Потому и решил открыть итальянский ресторан, — и он опять улыбнулся. — Мама очень любила готовить, — добавил он к чему-то несколько отстраненно.

— Любила? — выдохнула Маша, подметив в каком времени он употребил это слово, не ожидавшая, что он поделиться с ней такими личными моментами своей жизни.

— Да, она умерла пару лет назад, — произнес Костя, и его лицо на секунду поменялось до неузнаваемости, — рак.

— Извини, — тихо произнесла девушка, искренне ему соболезнуя.

— Ничего. Мы были готовы, когда сказали диагноз, — сказал он, как можно равнодушнее, но Маша все равно по его голосу поняла, что это только слова, а на самом деле вся боль еще сидит внутри него. В этот момент последний барьер, возведенный ею для обороны своего сердца и чувств к нему, внезапно рухнул, и она молча положила свою руку на его кисть, лежавшую на столе, в немой поддержке. Костя удивленно взглянул на нее, не ожидая от девушки такой искренности и теплоты, от чего в его глазах на секунду появилась какая трогательная ранимость, от которой у Маши перехватило дыхание, но это быстро пропало, словно и не было, и парень опять легко, как ни в чем не бывало, улыбнулся.

— Давай лучше о тебе, — предложил он, убирая руку.

И Маша поняла, что он, как и сама она, не любит казаться слабым, а потому тут же настойчиво решил поменять тему разговора. Она и не стала сопротивляться.

— У меня как я говорила, все стандартно. Но оба родителя живы, а в остальном, — она пожала плечами, — я давно не живу с ними.

— Почему? — спросил он с искренним любопытством.

— Не знаю, — ответила Маша, сама сейчас толком не понимая, почему так поспешно сбежала, как только ей исполнилось восемнадцать лет. Они жили сейчас в одном городе, но виделись только по праздникам, а перезванивались примерно раз в неделю, разговаривая почти ни о чем.

— Наверно я слишком независимая, — пошутила она с неожиданной горечью.

Костя понял, что говорить об этом ей неприятно и не хочется, и решил не трогать ее этими вопросами, вдруг осознав, что в этом схожи. Тогда он переключился на самую нейтральную тему.

— Я решил предложить тебе на закуску карпаччо с дыней, — произнес он, уже снимая металлическую сервировочную крышку с блюда, стоявшего на столе.

— А что это такое? — выдохнула Маша, рассматривая тонкие почти прозрачные ломтики мяса, на которых лежали кусочки оранжевой спелой дыни. Она знала итальянскую кухню на уровне пиццы и макарон с сыром, которые правильнее было называть «паста», как она выяснила совсем недавно.

— Карпаччо — это тонко нарезанные кусочки сырой говяжьей вырезки, приправленные соусом на основе оливкового масла и лимона, достаточно соленые, — начал объяснять Костя. — В сочетании со сладкой дыней дает очень интересный вкус, — пояснил он, совершенно спокойно и без раздражения ее бестолковостью, при этом пододвигая тарелку, находящуюся на столе с аппетитно сервированными кусочками, ближе к ней.

Когда Маша взяла в рот мясо и дыню одновременно, то не удержалась от восторженного выдоха. Костя хитро смотрел на ее реакцию, а когда увидел, то, на что рассчитывал — довольно усмехнулся.

— Я почему-то знал, что тебе должно понравиться, — сказал он и положил тоже самое себе на тарелку. — Совсем забыл! — спохватился он и разлил вино по бокалам, а затем зажег свечи, стоявшие на столе, и выключил свет, что сделало атмосферу словно сказочной.

— И это только начало, — с обещанием в глазах, сам не понимая, чего именно, сказал он, — впереди тебя ждет много интересного.

Его слова прозвучали для Маши настолько неоднозначно, что она нервно сглотнула. Но неприятное оцепенение и напряжение неожиданно превратилось в нечто другое, чего она не понимала, а поэтому девушка теперь просто решила наслаждаться всем тем, что сейчас происходило, понимая, что волнуется как девчонка. Одно она осознала однозначно: бояться и бежать его — уже было поздно. Уединение и интимность обстановки давали о себе знать, а еще эти свечи. Она была очарована Костей окончательно, а потому ловила себя на мысли, что, возможно, была не права в своем мнении о нем. Что на самом деле этот мужчина совершенно другой. Что он не может быть бесчувственным ловеласом, когда так реагирует на смерть матери.

«Может быть, у него просто такая внешность, от которой же не избавишься?» — спрашивала она сама себя, наблюдая за парнем, как он внимателен к ней без сексуальных намеков. А уж она-то хорошо знала по себе, что мужчины зачастую воспринимали ее исключительно как объект сексуальных домогательств и желаний, видя только внешность, как картинку, не думая о ее душе. Маша уже привыкла давать отпор таким наглецам, примерно так, как она это сделала сегодня утром с Сашком. И, если честно, ни секунды не жалела о содеянном ни сегодня утром, ни в других случаях.

Примерно минут через десять к ним, постучав, вошел официант и принес накрытое блюдо.

— Подавать? — спросил тот у Кости.

— Да, спасибо, — кивнул хозяин, и на столе перед каждым оказалась две небольшие емкости с супом.

— Это минестроне, — тут же прокомментировал Костя, — по рецепту моего шеф-повара. Очень советую. Нигде больше такое не попробуешь, — и благодарно легким движением кивнул официанту, а тот тихо и быстро удалился.

— Предлагаю попробовать с фокаччей, — добавил он, придвигая к ней корзинку, накрытую тканевой салфеткой.

— С чем? — спросила Маша, путаясь во всех этих замысловатых новых для нее названиях.

— Фокачча. Это такой хлеб с травами и на основе оливкового масла, — продолжал пояснять Костя, — очень вкусные, особенно, когда совсем свежий.

Он посмотрел на содержимое корзинки.

— Эти, например, пекли пару часов назад.

Маша молча отломила лепешку и попробовала суп. Все было так восхитительно, так изысканно и свежо, ароматно, как она никогда не пробовала, и девушка искренне наслаждаясь, улыбнулась. А главное, рядом был тот, кто все больше вызывал в ней волнение, что бы он ни делал. И при этом Костя был очень сдержан и вежлив, не допуская похабных намеков, от чего ей становилось спокойнее рядом с ним. У Маши даже в какой-то момент возникло ощущение, что он пригласил ее только по причине обсудить, как все-таки она будет возвращать стоимость витрины. Чтобы не мучить себя этим вопросом и сомнениями более, девушка решилась спросить сама:

— Костя, я понимаю, что ты говорил про компенсацию ужином и все такое. Но все-таки скажи честно, сколько стоит витрина?

— Зачем тебе? — удивленно спросил он.

— Я хочу знать, — упрямо сказала она, про себя решив, что обязательно все равно вернет ему всю сумму.

— Примерно пятьдесят тысяч, — нехотя ответил ресторатор.

— Сколько? — выдохнула Маша в шоке, — какой-то шкаф, в который толком и поставить ничего нельзя, если только для красоты? — не поверила она.

— Ну, собственно, для красоты он там и стоял, — усмехнулся Костя, а потом, как будто поняв, к чему она спрашивала, строгим и сухим голосом сказал, недовольно сверкнув глазами.

–Даже не думай!

— Что не думай? — спросила она удивленно.

— Даже не думай о том, чтобы возвращать мне эти деньги! Я хозяин и я решил, что ужина достаточно. Если даже принесешь — я не возьму, — жестко, почти зло закончил фразу Костя.

— Но я же честная девушка, я не могу вот так! — возмутилась Маша в недоумении от такой его щедрости, все еще боясь, что это неспроста.

— Чтобы я этого больше не слышал! — грозно сказал он, уже действительно раздражаясь все сильнее, — и все, тема закрыта. А в твоей честности я не сомневаюсь!

И по выражению его лица Маша поняла, что тема действительно закрыта, а если она еще хоть попробует намекнуть об этом, то он может просто встать и уйти, чего ей не хотелось сейчас. Но как только он сказал об этом свое последнее слово, то улыбка вновь вернулась на его лицо, и Костя совершенно прежним тоном произнес:

— А что насчет горячего?

— Какого горячего? — в почти испуге произнесла Маша, понимая, что уже фактически объелась, да и сама была не против поменять ставшей неудобную и напряженную тему об этом возврате денег, — Я больше ничего не смогу съесть! Честно! — и посмотрела на него круглыми несчастными глазами.

Костя понял, что в своем вечном стремлении показать все и сразу, явно переборщил и тут же отступил.

— Хорошо, — согласился он, — тогда может быть сладкое? — и лукаво посмотрел на Машу. — Даю слово, что это не очень сладко, но очень вкусно, — его взгляд говорил, что он не отпустит ее отсюда, пока не уговорит попробовать.

— Согласна, — обреченно сказала девушка, понимая, что никуда это сладкое уже не полезет в нее, но она попытается, сама не понимая этого чувства.

Вошедшему в это время официанту Костя сказал, что горячее не нужно, а попросил принести кофе и десерт. Название сладкого он так и не сказал, и Маша поняла, что все меню был заранее очень тщательно продумано, а это будет очередной сюрприз.

Через пару минут в изящных креманках принесли нечто белое и нежное, похожее на желе, но не прозрачное, а плотное, по цвету напоминающее молоко.

— Это панакотта, — прокомментировал новое блюдо Костя, — готовиться с добавлением мякоти из настоящих стручков ванили, а не всякой там эссенции, — самодовольно, как будто делал сам, произнес он.

Когда Маша попробовала, то замерла в восторге, смакуя вкус. Это творение было восхитительно холодным и приятно таяло во рту, оказавшись действительно не столь приторно сладким, как она боялась, точно зная, что не сможет съесть его тогда.

— Недаром это одно из самых любимых итальянцами десертов, — произнес Костя тихо, наблюдая за девушкой, как будто не хотел нарушить ее удовольствие наслаждаться нежным вкусом, а глаза его странно блестели.

— Предлагаю запить крепким черным кофе, — почти прошептал он через полминуты, и пододвинул к ней малюсенькую чашечку.

Маша сделала небольшой глоток темной терпкой жидкости и, еле сдержавшись от того, чтобы сморщиться, отставила.

— Очень крепко! — произнесла она при этом извиняющимся тоном, на что Костя усмехнулся.

— Знаю, это ристретто. На ночь, пожалуй, на любителя, — произнес он, ничуть не обидевшись.

После этого они просидели за столом, не замечая времени, и говорили на множество тем. Маша все больше понимала, что давно, а может, и никогда, не чувствовала себя в обществе мужчины так легко и приятно.

Уже позже этим же вечером, придя домой, девушка осознала, что это бы самый странный и романтический вечер, который был у нее в жизни. А еще самая интересная беседа, и необычный человек, который не смотрел на нее, как на тело для сексуальных утех, а интересовался именно ею, слушал и слышал, что она думает и чувствует, и был готов рассказать много интересного сам.

Засыпая, Маша окончательно с обреченностью поняла, что безоглядно, в первый раз в жизни влюбилась, а значит, ничего хорошего ей это не сулит. Она все равно не могла избавиться от первого впечатления о нем, как о ловеласе, не смотря на такой замечательный вечер.