Спасти королеву. Хроники земли Фимбульветер

Татьяна Авлошенко

Раз в году знать земли Фимбульветер собирается в столице, чтобы представить королю наследников, достигших совершеннолетия. Пришел черед и для Ларса Къоля. Кто б мог подумать, что на скучном мероприятии случится ссора, дуэль и даже покушение на Её Величество. Кто-то явно задался целью извести добрую королеву Брюнхильду. Значит, придется спасать. А помогать Ларсу на этот раз будут не только люди, но и нежить.

© Татьяна Авлошенко, 2023

ISBN 978-5-0059-2669-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Цикл «Хроники земли Фимбульветер»

Ученик хрониста

Время щенков

Маяк Птичьего острова

Пепел

Дела семейные

Небо для Баккена

Хойя

Берег делсе

Нечисть

Спасти королеву

Глава 1

— Хельга, ну скажи родному брату, зачем мы туда поедем? Я видел короля, король видел меня. Даже, вон, шпагу вручил за заслуги перед государством.

— Ларс, закон одинаков для всех, — сестра даже взгляд не подняла от вышивки, старательно выкладывая стежки.

— Да, знаю, каждый вурд по прошествии года после достижения им совершеннолетия должен быть представлен монарху на ежегодной ассамблее. Но это полезно только тем, кто хочет пристроить отпрыска на выгодную службу или заключить брачный договор. Мне-то зачем? Я с десяти лет служу королю и городу, а теперь еще и женат. Между прочим, счастливо.

— Вот и выскажешь Хрольву при личной встрече претензии по поводу устоявшихся традиций.

На самом деле мое нытье и вправду не имеет никакого смысла. Ежегодная ассамблея — событие, утвержденное веками. На нее собираются представители всех знатных семей земли Фимбульветер, неявка не считается изменой и оскорблением короля, но не поймут, это точно. От нашего клана едем не только мы с Хельгой, но и наши родители. И Герда.

— Тем более, — отставив руку с пяльцами, сестра любуется почти законченной работой, — твоя женитьба. Надо же довести до сведения барышень на выданье и их родичей, что на Къолей в ближайшее время можно не рассчитывать.

— Как будто это раньше было не ясно. Что-то я не слышал, чтобы девушек из хороших семей так уж стремились выдавать замуж за хронистов.

— А много ты знаешь вурдов, ставших хронистами? Брат, тебе зеркало в руки дать? Не образец безусловной красоты, но лет через пять провинциальные прелестницы и придворные фифы будут готовы твою Герду без масла съесть, за то, что успела раньше. А добавить родство с древним кланом… А еще слухи о том, что после того как Моди нашел этот пласт лисьего глаза, наше семья сказочно разбогатела… Думаешь, это не затмит и сказки о проклятии, и слухи о том, что хронисты долго не живут, и смущение перед тем, что придется постоянно общаться с человеком, который никогда не лжет. Вот только глазки твои волчьи… Но ты не помнишь, а в свое время наши братцы были настолько желанными женихами, что могли вдоволь покочевряжиться.

— Ну хорошо. Ты будешь мило беседовать с королем и попутно добывать всяческие блага для Палаты Истины Гехта. Между прочим строить рожи канцлеру Секъяру, которого мы не любим… Не любим же?

— Я не люблю Хегли с самого окончания Университета, а это гораздо дольше, чем ты его знаешь. Из-за него не хочешь показываться в столице? Не бойся, чтобы снова упрятать тебя в Арахену или впутать в свои интриги…

— Не в этом дело! Та канитель с отреченной книгой, это было даже интересно, — Хельга многозначительно выгнула бровь, — но мне абсолютно не хочется завивать локоны, напяливать столько перстней, что пальцы не соединить, наряжаться в… что там сейчас предполагает придворная мода? А потом тратить три дня в столице, не считая дороги, неизвестно на что.

— Известно, — приятно улыбнулась сестра. — Будешь танцевать с Гердой, заботиться о том, чтобы ей было хорошо и интересно. Да и мне будет лестно выйти в свет в сопровождении взрослого брата.

— У тебя старших пятеро. И муж есть.

— Оле ехать категорически отказался. Говорит, что нечего сиволапому стражнику делать в королевском дворце.

— Да просто боится. По совокупности заслуг давно заслужил статус вурда, вот и думает, что как только Хрольв его снова увидит, повелит схватить, скрутить и в благородное сословие записать. Разумный человек! Вестри! — я прижался лбом к пушистому собачьему боку. — Придется тебе опять гулять с капитаном стражи и делить с ним пельмени.

Пес вздохнул, выражая свою печаль по поводу несовершенства мира, и несколько раз ударил хвостом, давая понять, что хозяина он, несмотря ни на что, все-таки любит и уважает.

— Пельменей не будет, если только свеженалепленные, — Хельга снова вернулась к вышивке. — Гудрун остается в Гехте. Кстати, Вестри мы можем взять с собой. На балы он, конечно, ходить не будет, а вот посетить королевскую псарню, подучиться немного вы можете. Только приведи собаку в порядок, чтобы у людей не возникало вопросов, из-под какого забора вы оба вылезли.

Хельга оказалась права: общение с хеском Вагтом, старшим королевским псарем, действительно принесло много пользы. Я не хотел учить Вестри каким-либо хитрым трюкам, он и без того знал и понимал достаточно, но считал нужным внушить псу, что нестись по улице огромными прыжками, при этом периодически закладывая немыслимые зигзаги или резко останавливаясь, в принципе, можно, но не когда следом на поводке тащится хозяин. Или что смысл игры не только в том, чтобы настигнуть брошенный мячик, но и принести, и отдать. Или что не все люди, особенно не входящие в нашу семью, в восторге от того, что при встрече на них набрасываются, дабы немедленно облапить и облизать.

Веселый и энергичный хеск Вагт понял наши нужды. Он неизменно был спокоен и дружелюбен, но настойчив, и душу из учеников вынимал не хуже, чем капитан Оле Сван на плацу. В результате, когда мы по вечерам возвращались в отведенные нам покои, Вестри заваливался на мою кровать и разом засыпал, никак не реагируя на людскую суету. А вот мне надлежало таскаться по всяким увеселениям.

Кому как, а мне это необходимо, как собаке пятый хвост. В первый день состоялось официальное представление. Услышав свое имя, вышел вперед, поклонился согласно этикету, выпрямился, поторчал минут пять, словно чучело совы, позволяя монаршим особам и прочим присутствующим на меня посмотреть и, кому интересно, запомнить, снова поклонился, вернулся к своим. Ради этого провел в душном парадном зале полтора часа. Сперва ждали выхода их величеств Хрольва и Брюнхильды, потом слушали королевскую речь. Приветственную. За ней началась демонстрация вурдовского молодняка. С представителей наименее древних и влиятельных кланов начиная. Так что до Къолей добрались нескоро. Потом была еще одна речь, напутственная. Мне даже стало жалко короля Хрольва — всю эту ерунду выучить и вдохновенно оттарабанить. И королеве Брюнхильде посочувствовал — ей, бедной, пришлось столько времени улыбаться почти незнакомым людям.

Так что, в сравнении с монаршей четой, я провёл время вовсе не плохо. Стоял со своей семьей, а от противоположной стены, где разместились вурды востока, радостно улыбался Харальд Вермъер, мой друг, которого я уже давно не видел. Чуть поодаль возвышалась могучая фигура дротнинг Астрид Леглъёф, тоже Къолям совсем не посторонней.

Жаль, что пообщаться ни с кем толком не удалось. Люди, за редким исключением, выбираются в столицу не в гости, а по важному делу. Между представлением, пиром второго дня и балом третьего у всех нашлись свои хлопоты и заботы. Харальд успел сказать, что затевает разведение редких тонкошерстных черных важенок, и умчался договариваться с будущими торговыми партнерами. Астрид привезла на представление монарху юную племянницу, и теперь вовсю показывала ей город и, нисколько не стесняясь, знакомила с молодыми людьми. Даже наши родители куда-то исчезли, а о Хельге и говорить нечего.

Мы же с Гердой и Вестри так плотно застряли на псарне, что чуть было не опоздали на бал. Еле успели отряхнуть друг друга от собачьей шерсти и переодеться.

Так что все было бы неплохо, если б не этот бал.

Я никогда не задумывался о том, насколько хорошо умею танцевать. Учили, как всякого человека благородного происхождения, но мне это занятие было совсем не интересно, то ли дело фехтование. Задолбил фигуры и движения танцев до той степени, что тело все делает само, и на этом успокоился. К балам относился, как к любому скучному дню на службе — ничего приятного, но страшным злом назвать нельзя.

Но Герда…

Ее тоже научили всему, она кружилась на заднем дворе и со мной, и с Хельгой, и даже с Оле Сваном («Э, дети мои, вы не танцуете, а больше обнимаетесь! Дело хорошее, но на балу-то как?»). Герде нравилось, она радовалась и смеялась. А как танцевала одна на льду замерзшего залива!

Но тут вдруг растерялась.

Столичный блеск, громкая музыка, непривычное и неудобное бальное платье, множество незнакомых людей, придирчиво ее разглядывающих. Недаром даже несокрушимый Оле Сван избегает всяческих великосветских увеселений.

Герда начала ошибаться, делать неправильные шаги, путаться в движениях, поворачиваться не в ту сторону и от огорчения сбиваться еще больше. И добро б еще танец был такой, что можно просто незаметно повиснуть на кавалере, так нет, на королевском балу принята медленная и торжественная тягомотина. А мне даже за руку Герду не взять, можно только прикоснуться к кончикам пальцев.

Гердины ошибки заметили все. Смотрели, как на актерку на ярмарке. Хельга, невесть из каких соображений решившая принять приглашение канцлера Хегли Секъяра, бросала в нашу сторону встревоженные взгляды.

А, да пропади они пропадом, эти правила!

Тягучая музыка наконец смолкла. Герда, низко опустив голову, шмыгнула за колонну.

Хельга возникла рядом, будто ее принесли дворцовые сквозняки.

— Герда, солнце наше, что случилось?

— Я… я…

— Ты не больна, не услышала плохую новость, а просто расстроена из-за того, что не смогла что-то сделать хорошо?

— Я… А все…

— Все — это люди, которых ты видишь в первый раз в жизни и больше никогда не встретишь? Тебе важно тут мнение кого-то, кроме моего брата, который любит тебя и будет любить, несмотря ни на что? Кстати, Ларс, почему эти слова говорю твоей жене я, а не ты? Успокойся, девочка. Постой немного. Обмахивайся веером. В этом нет ничего стыдного, здесь душно, многим дамам становится нехорошо. Если хотите, можете после следующего танца тихо уйти. Народ уже разбегается, Хрольв с Брюнхильдой сами примеряются, как бы половчее улизнуть.

Еще раз кивнув Герде, Хельга удалилась. И правильно, нечего стоять толпой, лишнее внимание привлекать.

А бал действительно мог скоро закончиться. Королева Брюнхильда, в начале вечера имевшая вид радостный и довольный, сейчас хоть и улыбалась всем, но еле на ногах держалась. Хрольв наклонился к супруге, спросил что-то, та отрицательно покачала головой. С ней не говорить сейчас надо, а уводить, не то как бы не пришлось уносить.

— Где только Къоль подобрал эту неуклюжую индюшку?

Говорили не так, чтобы я точно мог слышать, но и не таясь. Музыканты как раз сделали паузу между двумя танцами, а насмешник этого то ли не заметил, то ли не счел нужным понижать голос.

— И это вурдесса? Ей место в стойлах на кхарне!

И резкий неприятный смех нескольких человек.

Гнев сдавил горло. Так я всегда вспыхивал, когда говорили гадости про Хельгу. И дрался, невзирая на количество и силу противников.

Герда стиснула мою руку.

— Не надо.

Но я насколько мог бережно разжал пальцы любимой, перенес их на свой локоть и повернулся на голос.

Они стояли в нескольких шагах от нас, трое юношей и две девушки. Все разряжены, как пирамидки гранде на праздник Нюсне, но в четверых ясно распознаются провинциалы, а пятый… Точно из столичной знати. Набирает себе будущую свиту. Именно он говорил гадости про Герду. Просто развлечения ради.

Они поняли, что я все слышу, и догадались, что собираюсь сделать. Свита напряженно запереглядывалась, а насмешник был беспечен и весел.

— Ларс Къоль, — я чуть поклонился. По-особому, это не было выражением покорности или знаком вежливости, а тонкой насмешкой воина, дающего понять: враг не осмелится ударить мечом даже по склонённой шее.

— Хрут Стенъбук. Чем обязан… хеск хронист?

Парадный наряд не предполагает наличие чернильницы-дракончика, но все же я, собираясь на бал, повесил ее на грудь.

— Недостойно благородного человека обсуждать даму в нелестных выражениях, насмехаться над ней.

— Хеск, вы считаете себя в праве запрещать людям иметь свое мнение?

— Нет, я даже признаю право отстаивать его с оружием в руках.

— Это вызов?

— Да. Выбор места и времени поединка, а также оружия, за вами.

Хельга снова стремительно подошла и, окинув собрание пристальным взглядом чуть прищуренных холодных глаз, встала рядом с Гердой. Как равная с равной. Главный прознатчик, Глава и легенда Палаты Истины города Гехта. К чьей перевязи, украшенной гербом с серебряным драконом, крепится шпага, право носить которую хесса Къоль заслужила собственным трудом, отвагой и благородством. Вурдесса, чья родословная равна истории королевства, связавшая свою судьбу с простолюдином, капитаном стражи. Спасибо, сестра.

— Благородная хесса, — Хельге Хрут Стенъбук поклонился куда более почтительно. Ссора между двумя недорослями грозила перерасти в конфликт кланов, родичи за такое зачинщика явно не похвалят. — С вашего позволения. Хеск Къоль, я принимаю вызов. Через полчаса на западной галерее. В присутствии секундантов. Шпаги.

Противник снова поклонился Хельге, потом мне, проигнорировал Герду и удалился в сопровождении свиты.

Вот фунс.

Полчаса — не такой большой срок, чтобы забрать из оружейной шпагу и найти эту самую западную галерею. Опоздать — значит заранее признать своё поражение. А ведь надо еще пригласить секунданта. Хельга как кавалерственная дама имеет право свидетельствовать честности дуэли, но ей лучше остаться с расстроенной и испуганной Гердой.

— Вот вы где! А я вас ищу. Хесса Хельга, мое почтение.

Вермъер появился как нельзя вовремя.

— Харальд, секундантом будешь?

Оружейника короля звали хеск Сигмунд Конъяр. Я это знал, Хельга заставила вызубрить имена всех сколько-нибудь значимых людей, которых я могу встретить во дворце. Искать хранителя шпаг, вопреки опасениям, не пришлось — хеск Конъяр удобно обосновался в небольшой комнатке возле высокой запертой двери оружейной, и нашему приходу, а явились мы раньше Хрута Стенъбука, нисколько не удивился. У Хрольва Ясного во дворце ни один праздник без драки не обходится?

Хельгу славный рыцарь поприветствовал как старую знакомую. Помнил, верно, ее поединок с канцлером Хегли Секъяром. Хотя такое и захочешь — не забудешь. Не приходилось мне раньше слышать, чтобы женщины дрались на дуэлях. Когда кочевники идут в набег, обитательницы замков Доспешного Ряда выходят на стены вместе со своими мужчинами, но чтобы один на один, со шпагами в руках… Нет, такой, как сестра, еще не было, нет и, наверное, не надо.

Шпагу мою хеск Конъяр вернул без единого вопроса. Мастер запомнил и человека, и оружие с одного взгляда. Хотя такое чудо, как вручил мне Хрольв, еще поискать. Взял во дворец только из соображений этикета.

Хельга с сомнением оглядела вычурный эфес, который и в руку-то взять неудобно.

— Ларс, забирай мою. Как знала, боевую прихватила.

Простая рукоять, которую сестра сама обвила кожаным ремешком, чтобы ладонь не скользила, изящная гарда, прикрывающая кисть, но не мешающая движениям. Хороший баланс. Другое дело!

Здорово мешали нацепленные по правилам дворцовой моды перстни. Я просто снял их и не глядя ссыпал в подставленную ладонь сестры.

Подумал минуту и, вытащив из кармана кожаный шнурок, стянул волосы в привычный хвост.

А потом взял и растрепал челку, окончательно сгубив результат Хельгиных усилий с щипцами для завивки.

Сестра только фыркнула.

— Готов? Тогда пойдем.

Когда мы явились на галерею, мой противник со всей свитой уже был там. Веселая компания пересмеивалась, и по тому, как все сразу замолчали, стало понятно: обсуждали нас. На Хельгу уставились, чуть ли не открыв рты. Это понятно, это для меня она сестра, каждый день вблизи вижу, а для людей — хесса Къоль, и все наблюдали, как легко и непринужденно разговаривает она с Хегли Секъяром, всемогущим канцлером королевства.

Одарив собрание ледяным взглядом, Хельга встала чуть в стороне, взяв Герду под руку. Обычный светский жест, так маменьки и бабушки выводят представлять своих воспитанниц. Но насколько величественно и многозначительно сделала это сестра! Она не просто поддерживала Герду, она всему миру заявляла: это наша девочка, и пусть кто-нибудь хотя бы подумать посмеет о том, чтобы ее обидеть — на защиту встанет весь клан.

Но сейчас бой только мой и Хрута Стенъбука.

Вперед выдвинулись Харальд и секундант моего противника.

— Благородный хеск Ларс Къоль бросает вызов! — провозгласил по-петушиному ярко разряженный провинциальный щеголь. — Благородный хеск Хрут Стенъбук вызов принимает. Бой при свидетелях, на шпагах, до первой крови.

Как же его зовут, секунданта? Стоял с восточными вурдами, по гербу судя, из рода не слишком почтенного и старого, безземельного. Вот и смотрит на владетельного Вермъера, как заяц на медведя.

Мой друг слегка склонил рыжеволосую голову.

— Я, Харальд Вермъер, свидетельствую о честности поединка.

Секунданты сделали несколько шагов, осматривая место будущей дуэли. В былые времена случалось, что бесчестный поединщик приводил с собой арбалетчика или воина с мечом, до поры прячущегося в засаде. Где мог бы затаиться наемный убийца на открытой галерее? Забиться в щель в стене, свеситься с крыши или парить между колонн? Но ритуал следует соблюдать. Также была освящена временем и традицией и следующая фраза секунданта:

— Благородные хессе, я предлагаю вам примириться.

— Нет.

Хрут Стенъбук пожал плечами.

— Нет. Надеюсь, наш спор разрешится быстро. Сегодня прохладно, — он поклонился девицам из своей свиты.

Меня противник разглядывал со снисходительной улыбкой. Не знаю, что думают упомянутые Хельгой дамы и девы, меня интересует только мнение Герды, а вот что впечатление серьезного противника я не произвожу, это точно. Лет через пять, возможно, и обрету сколько-нибудь заметные мускулы, а пока что только рост хороший, с пожарную каланчу. Да к тому же хронист! Люди благородного происхождения на такие должности добровольно не идут, что-то тут нечисто! Хрут Стенъбук быстрым взглядом окинул вышитый на моем камзоле герб. Ах, какое разочарование: серебряный дракон виден во всей красе, черной перевязи наискось, знака бастарда, нет и в помине.

Но все равно хронист. Крыса архивная. На гусиных перьях с ним фехтовать? В былые времена таких убивали первыми.

Да, убивали. Потому что хронисты обязаны писать правду и видеть все происходящее своими глазами, а идут на эту должность только бедные и безродные, у кого нет денег ни на оружие, ни на хорошего учителя фехтования. Но меня натаскивали лучшие клинки Гехта. И Оле Сван говорил, что в каждый бой с тобой вместе незримо идут твои наставники. Не опозорь их, ты ж мышь.

Хрут Стенъбук начал со стремительной атаки. Не желал долго возиться, собирался сразу нанести мне не смертельную, но болезненную рану, и тем дело закончить.

Не вышло.

Я парировал выпад и отступил назад, ломая навязанный мне ритм поединка.

Стенъбук понял уловку и сам шарахнулся прочь. Его тоже учили, что первые минуты поединка, если не удалось сразу нанести решающий удар — проверка противника. Теперь Хрут знает скорость моей реакции, и что не фунс с кочергой против него вышел. Будет провоцировать контратаку. Если же мне хватит терпения и выдержки, мы будем довольно долго топтаться друг напротив друга, пугая ложными выпадами и выжидая момент для главного удара.

Оле Сван иногда ворчит, что столичные — плохие бойцы, дерутся не ради спасения жизни или защиты чести, а чтоб перед дамами покрасоваться. Школа годная, все движения отточены, а ни выдержки, ни куража.

И еще капитан говорит, что хороший боец не тот, кто лихо размахивает оружием, применяя множество хитрых приемов, а тот, кто проводит один-два, но нужные.

Что, если…

Пол галереи рассечен черными и серыми квадратами. Три плитки — шаг. Я принял классическую стойку и двинулся вперед. Точно на середину второй плитки.

Хрут Стенъбук ответил отличным правильным выпадом. Только врага на том месте, где он должен был быть, не оказалось. Собственная шпага повлекла столичного бретера вперед.

Этого мига мне хватило, чтобы сделать недостающие полшага, потом еще два, обойти противника, развернуть корпус и от души перетянуть шпагой по обтянутому атласными штанами заду. Высшая степень оскорбления, допустимая во время поединка. С кем-то другим я бы так не поступил, но тому, кто хочет самоутвердиться, унижая слабых — в самый раз.

Дальнейшая битва была короткой и яростной. Мы дрались, как дикие звери, не заботясь о красоте, думая только о том, как достать соперника и уцелеть самому. Звон встречающихся клинков, стук каблуков по полу галереи, запаленное дыхание.

Выпад. Блок. Запястье сводит от давления на эфес шпаги. Локоть в сторону. Освободиться. Ложный финт. И снова удар.

— Рана! Разойтись! Поединок закончен!

Кричал Харальд, чуть руками не размахивал, но Хельга убирала кулак от его спины. Уверен, что сестра заметила кровь на предплечье Хрута Стенъбука через секунду после того, как моя рука ощутила уже знакомое упругое сопротивление человеческой плоти, в которую входит острие шпаги.

Дуэль завершилась. Хрута Стенъбука, страдающего не столько от раны, сколько от осознания, что его победил какой-то презренный хронист, утащили к лекарю.

Оставалось вытереть шпагу и…

— Значит так, дорогие, — Хельга повернулась к нам с Гердой. — Сейчас идете к себе, и чтобы до утра я вас не видела, даже если вернусь раньше. Харальд, остаться можешь? Я как главный прознатчик вправе свидетельствовать, что вызов был сделан, а дуэль прошла по закону, но сестра — лицо заинтересованное.

— Я свидетель, — кивнул друг.

— Ларс, из-за чего конкретно дрались?

— Он сказал, что Герда не вурдесса, такой место только в стойлах на кхарне.

— Что-о?!

Казалось, от сестры сейчас, как от хорошего огнива, искры полетят. Что-то я упустил или не понял. Герда, всхлипнув, уткнулась мне в грудь.

— Так, хорошо, идем, — длинный острый палец истинной вурдессы по-простецки ткнул в сторону выхода с галереи. — Сейчас возвращайтесь в наши комнаты, с утра поедем в Гехт.

— Хельга, а закрытие бала? Их величества?

— Брат, я тебя сейчас сама убью! Больше нет заботы Хрольву с Брюнхильдой, как своих поданных на третьи сутки пересчитывать! Если ты не заметил, родители наши еще с утра уехали. Марш домой! Я сама со всем разберусь.

«Домой» в данном случае означало покои в дальнем крыле королевского дворца, которые нам выделили как представителям знатного семейства. Очень удобно, если знаешь дорогу, можно даже на улицу не выходить, проскочить по лестницам и коридорам. Коли повезет, никого не встретив.

Не повезло.

— Хесса Хельга!

Навстречу, загородив юбкой пространство от стены до стены, плыла дама средних лет.

— Хельга, дорогуша! — пропела она, окидывая нашу компанию цепким взглядом искушенной сплетницы. Хорошо хоть Харальд замешкался и отстал. — Третий день мечтаю подойти к вам, немного поболтать, но вы постоянно заняты. Опять важные дела с хессиром канцлером? Когда вы с ним ловили этих ужасных сектантов, это было так интересно и волнительно! Мы все следили за этим, а некоторые мужчины даже делали ставки на то, в какой срок вы управитесь. А это ваш брат? И его юная жена? Я заметила, милочка, вам стало дурно во время танца. Ах, не смущайтесь, в вашем положении это естественно. Когда же будет прибавление в семействе?

Ведьмы не могут иметь детей. А Герду некоторые считают полноватой, чем более что она не утягивается в корсет до вытаращенных глаз. Я люблю мое солнце такой, какая она есть, но как же ее задевают намеки на ее якобы неполноценность!

Фунс! И в ухо глупой тетке не дашь.

— Хесса Слудъер! — Хельга с хищной улыбкой пещерного карлана двинулась на излишне любопытную даму. — Вас ведь можно поздравить с рождением внучки? Как решили назвать малышку? Она, должно быть чрезвычайно мила? Вы ее уже видели?

Сестра высокая и худощавая, но разящее острие шпаги тоже не назовешь массивным, а отступать перед собой оно заставит. Буквально выдавив собеседницу в боковой коридор, Хельга продолжала теснить ее дальше.

— На кого похожа кроха? На папу или на маму? Все приданое для нее успели приготовить?

Дети, особенно младенцы, главного прознатчика никогда особенно не интересовали. Мимо храма Благого Берне Хельга ходит спокойно, а единственную свою дочь от первого брака, Раннвейг, отдала на воспитание нашим родителям, решив, что так будет лучше для всех.

— Роды не были тяжелыми? Надеюсь, удалось найти сведущую повитуху? — голоса стихли в отдалении.

Из-за угла выглянул осторожный Харальд.

— Помню я эту хессу Слудъер! — смущенно пробормотал он. — Жуткая болтунья и сплетница. Попадешь к ней на язык… Ларс, Герда!

Моя радость выскользнула у меня из рук, опустилась на пол и сжалась в тугой комочек. Уткнувшись лбом в колени, она отчаянно рыдала.

Дрожа от гнева и жалости, я подхватил Герду на руки, прижал к груди. Не приведи Драконы, сейчас еще кто-нибудь влезет.

Но, к счастью, никто навстречу не попался. Только Харальд, забегая вперед, распахивал двери, открывающиеся навстречу, а когда мы дошли до отведенных Къолям покоев, куда-то исчез. Спасибо, друг.

Не выпуская Герду из объятий, я устроился на краю обширного ложа. Целовал лицо любимой, заплаканные глаза, холодные руки. У нее даже ладошки были мокрые. Ничего не говорил. Мудрая Хельга объясняла: люди в таком состоянии если и слышат, то не понимают, надо подождать, пока что-то скажут тебе.

Герда уже не рыдала в три ручья, только тихо всхлипывала, прижимаясь к моей груди.

— У тебя весь камзол мокрый, — сказала она наконец детским насморочным голосом. — Я тебя заплакала. И колется. Сними.

Так как Герда по-прежнему сидела у меня на коленях, то, чтобы избавиться от тяжелого украшенного серебряным шитьем парадного одеяния, пришлось повозиться. Но как-то вывернулся. В рубашке посвободнее.

— Теперь мое платье. И украшения. Корсет жутко неудобный.

Тот, кто придумал такую шнуровку и пышные нижние юбки, точно заслуживает у фунсовой тещи отдельной сковородки.

В комнате было вовсе не холодно, но плечи Герды покрылись мурашками. Я дотянулся до шали — любит их моя радость, а они отвечают ей взаимностью, куда ни посмотришь, а одна из пуховых, белая, серая, клетчатая или покрытая причудливыми полосами, обязательно лежит поблизости, свернувшись, как пушистый зверек, — и укутал любимую. Снова притянул, обнял покрепче. Устроились совсем по-домашнему.

Наконец Герда задремала. Согревшаяся, успокоенная, верящая мне. Я осторожно, боясь потревожить, уложил ее на постель, укрыл одеялом. Она и во сне обнимала меня за плечи, и пришлось проявлять невероятную, змеиную какую-то гибкость и изворотливость, чтобы снять с себя ремень, скинуть сапоги — вот фунс, падая, они громко стукнули об пол, — и наконец пристроится рядом с женой законной.

Дотянуться до лампы, чтобы ее погасить, не было уже никакой возможности. Пусть горит, это всего лишь хорошо защищенный ночник, который оставляют без опаски, чтобы не возвращаться в темную комнату.

Я уже почти заснул, когда в соседней проходной комнате раздался какой-то шум, и дверная ручка нетерпеливо задергалась.

Бамс! Дверь распахнулась, и на пороге появился недовольный Вестри. Протопав через комнату, пес решительно вспрыгнул на кровать и улегся в ногах, свернувшись пушистым кренделем. А вы, люди, думали, что я вас охранять не буду?