Тайные хроники герцога Э

Татьяна Абалова, 2022

Ну вот как умудрилась? Сначала попала в чужой мир, спасла от убийцы мальчишку, оказавшегося опальным принцем, потом на три года застряла в монастыре, чтобы «вернуть память», которую и не теряла, а теперь тащусь за армией, прикинувшись монахом, пишущим летописи. Уж лучше бы не выручала мальчишку, устроившего мне развеселую жизнь: за спиной разъяренный жених, от которого прячусь, впереди на коне бравый полководец – мечта любой девицы на выданье. И как быть? Продолжать искать дорогу домой или… утонуть в глазах ироничного герцога Э?Книга входит в цикл "Тайные хроники Рогуверда"Вторая книга цикла "Конд Корви. Его Невозможное Величество"

Глава 5

По дороге я уже встречала и одиноких всадников в рыцарском облачении, и небольшие отряды, одетые и экипированные кое–как, включая самого командира, здесь же чувствовалось наличие денег.

«Все равны как на подбор, с ними дядька Черномор». Роста у проходящих мимо меня богатырей тоже было не занимать. Хмурые и веселые, только направляющиеся в придорожный трактир или вываливающиеся из очередной «Потехи для тела», на серую мышь они не обращали внимания, что было мне на руку.

Подняться и заставить себя идти дальше оказалось затруднительно. Тело устало и начало протестовать: первые шаги дались, как столетней старухе, у которой «заржавели» суставы. Мне даже один из сердобольных воинов подал руку, чтобы я выбралась, наконец, на дорогу. Правда, в этот раз цвета его одежды несколько отличались — здесь коричневый уступил место пурпуру.

Я вздрогнула, когда поняла, что крепкую длань мне предложил представитель элитной верхушки Рогуверда. Вот уж небывалый случай, чтобы пурпур снизошел до сермяжки! Однако высокородный господин тоже не остался доволен спонтанным проявлением милосердия: мой палантин от неловких телодвижений съехал и открыл лицо. Я моментально вспомнила о своих болячках и в смятении принялась извиняться. Элита брезгливо скинул с руки кожаную и наверняка дорогущую перчатку, которой дотронулся до меня, и запрыгнул на подведенного к нему коня. Эх, напугала дяденьку!

Я растеряно подняла с земли перчатку, постояла с ней, как дура надеясь, что всадник одумается и вернется, а потом сунула в свой узелок. Еще пригодится. В мире, где все мое имущество ограничивалось гребешком и запасными панталонами, любая, а тем более такая красивая вещь, будет полезной.

Чем ближе я подходила к «Хромой утке», тем выше делалась концентрация военных. Я даже растерялась, не представляя, как найду в круговерти мундиров брата. Даже предположила, что Конд, желая скрыть свое истинное имя, подался в вояки.

Остановившись на обочине, я в панике грызла ноготь большого пальца. «Хромая утка» оказалась двухэтажным зданием с довольно обширным подворьем, изобилующим подсобными помещениями. Добротным навесом выделялись конюшни, плотно заселенные крепкими боевыми конями, справа виднелся загон с овцами. Их блеяние смешивалось с людскими возбужденными голосами, отчего казалось, что я нахожусь на крупном восточном базаре. В отдельно стоящей летней кухне суетилось не менее дюжины кухарок. Оттуда неслись соблазнительные запахи.

В «Хромую утку» военной братии набилось, как тараканов в старую коробку, и я никак не могла заставить себя пройти сквозь строй болтающихся во дворе мужчин и подняться на крыльцо, где буквально пришлось бы протискиваться, чтобы попасть внутрь помещения.

— Помолимся, сестра, — просипел вынырнувший из тени монах, — за всех, кому предстоит идти на битву, помолимся.

Я устало вздохнула и медленно развернулась к нему.

Оглядев щуплого монаха, прячущегося под несуразной хламидой с капюшоном, я не сумела скрыть истинных чувств — скривилась. Вот не до молитв мне сейчас, честное слово.

— Пойдем в тихое место, сестра. Преклоним колени и поговорим. Я с богом, а ты со Святой девой, — сильные пальцы сомкнулись на моем запястье.

— Да отцепитесь вы от меня, падре!

Вот к чему сказала «падре»? Первое, что пришло в голову. Уж лучше бы назвала святым отцом или братом, как здесь принято, но под сильно надвинутым на лицо капюшоном трудно было разглядеть, молод монах или стар. Скрипучий голос подходил как одному, так и другому — одинаково противный.

— Сестра, я сказал, пойдем. Мы уже начинаем обращать на себя внимание, — тон монаха сменился на жесткий, хватка сделалась крепче. Я зашипела, пытаясь вытащить руку из его клешней. И уж было решилась звать на помощь, чувствуя, что угодила в лапы маньяка, как услышала: — Твою мать, Адель. Хватит сопротивляться.

— К–конд?!

— Тише, бестолковая. Надвинь палантин ниже и пошли, — он повел меня в сторону конюшен — оттуда доносились топот нетерпеливо переступающих с ногу на ногу лошадей, тихое ржание и, чего уж скрывать, вонь. Если на дороге было сухо и пыльно, то здесь под ногами чавкала смесь жидкой грязи и навоза. Я закрыла нос двумя пальцами.

— Смотри, наш болезный девицу подцепил! — хохотнул один из юнцов, что разнуздывал коня. Кстати, уже знакомого мне коня. Я еще на дороге запомнила попону и ярко–красный рисунок на ней — вставшего на задние лапы льва. И недовольно швыряющего перчатку хозяина скотинки.

— На путь истинный наставлять буду, — кинул конюхам Конд тем самым сиплым голосом. — Если желаете, и вам о святых поведаю. Они покроют вас своей милостью.

Желающих на ночь глядя разговаривать о боге не нашлось — в заведении через забор запели хором. Солировали женские голоса. И заботящиеся об уставших животных конюхи наверняка предпочитали присоединиться к веселью, а не к молитвам.

— Все, больше никто не прицепится, — прошептал Конд и, достав ключ, отпер неприметную дверь на задней стороне двухэтажного здания.

Сначала я решила, что братец поведет меня черным ходом, но нет, я оказалась в крохотном помещении на одно окно. Конд дождался, когда я пройду следом, и задвинул на двери засов.

— Нарочно попросил уединенное жилье, — пояснил он, зажигая однорогий подсвечник. — Ну, давай знакомиться, сестра. Давно не виделись.

И скинул с головы капюшон. От неожиданности я вскрикнула. Лицо Конда густо покрывала белая краска, и лишь полоса от уха до уха, прихватывающая глаза и нос, являла собой полную противоположность — была черной.

— Не пугайся. Я послушник ордена Света и Тьмы, а маска своеобразный символ монастыря.

— Маска? Ее можно снять?

— Нет. Тебе придется все время ходить в ней. На столе банки с красками, будешь подправлять. Раза в неделю достаточно. Она не боится воды и пота…

— Подожди, — я перебила брата. — Я буду ходить в маске? С чего бы это?

— С того, что мы с тобой поменяемся местами.

— Ты пойдешь в мой монастырь? — я ничего не понимала, но беспокойство росло.

— Нет, на время я сделаюсь тобой. Собью с твоего следа дядюшку и его людей, а они, уверяю тебя, рано или поздно появятся и начнут задавать вопросы. Уведя их в противоположную сторону, я растворюсь на просторах моей родины, — последние слова были произнесены со смесью печали и иронии.

— Ты точно продумал весь план? — мне не верилось, что придется изображать из себя монаха. Казалось, Конд сейчас рассмеется и щелкнет меня по носу со словами «А, купилась!». — И почему у тебя такой хриплый голос?

— Простыл, — он криво улыбнулся. — И да, я все продумал до мелочей. У меня было целых три года.

Я медленно стащила с головы палантин.

— Святой боже, а ты что сделала с собой? — Конд только сейчас заметил, как сугуч испортил мое лицо.

— Пройдет через несколько дней, — вяло отмахнулась я. — Ты бы видел, что было раньше.

— Нельзя ходить с таким лицом, ты можешь все испортить, — Конд покопался в стоящей на столе сумке и вытащил оттуда два пузырька. Один сунул мне и заставил намазать содержимым болячки, второй вылил в широкую посудину и размешал с водой. Раздевшись до пояса, опустил во вспенившуюся воду лицо, а когда вынырнул, от краски не осталось и следа.

— Магия?

— Да.

— У тебя есть зеркало? — спросила я, шаркая пальцем по болячкам. Я прямо чувствовала, как под действием мази корочки отваливаются. Взяв у брата круглое зеркальце, внимательно осмотрела себя: от ожога остались лишь красные пятна. — Здорово, прямо волшебство, — произнесла я, закупоривая бутылку. С сожалением посмотрела, как она прячется в недрах Кондовской сумки.

— Слишком дорогая. И мне еще пригодится, — буркнул он, оправдывая свою жадность. — А зеркало можешь оставить себе.

— Спасибо. Скажи, почему ты выбрал орден Света и Тьмы? У них такие странные порядки.

— Я уже во время побега из замка знал, что скрыться смогу только там, где меня никогда не знает. На территорию их монастыря посторонних не пускают, и монахи обязаны день и ночь носить маски, а значит, я был бы надежно защищен.

— И ты все три года просидел там безвылазно?

— Я учился. И много думал. С внешним миром общался только через Лоури. Ты его видела, это он принес тебе письмо, — брат кивнул на статуэтку Святой девы, стоящую на подоконнике. — Я заберу Лоури с собой. Он сейчас добывает нам повозку.

Конд говорил и вытирался, а я смотрела на то, как сильно изменился мальчишка, которого однажды я спасла. Он возмужал, руки сделались крепкими, а плечи развитыми — видимо, монахи Света и Тьмы не только молились. Правда, Конд был едва ли выше меня, но, думаю, рост не имеет значения, если твоей голове предстоит либо носить корону, либо опуститься на плаху.

— Возьми меня с собой. Зачем мне оставаться здесь?

— Ты не понимаешь, если послушник ордена, всеми силами желающий сделаться хронистом славного герцога–полководца, прошедший десять ступеней испытаний, добившийся доверия главы ордена, вдруг исчезнет, его примутся искать. Орден просто так не отпустит. Оттуда можно уйти только вперед ногами. И то похоронят на территории монастыря.

— Так зачем же ты пошел в эту страшную организацию?

— Объясняю для тех, кто не понял с первого раза: там меня не могли опознать, как принца Корви. Теперь же пришла пора выбраться на свободу. Поэтому ты останешься хронистом герцога так долго, как только сможешь.

— А дальше? Что со мной будет дальше?

— Ты погибнешь.

— Вот спасибо за радужную перспективу.

— Ты не поняла. Ближайший бой, который герцог даст тварям, позволит тебе исчезнуть. Для этого достаточно подбросить монашеский плащ недалеко от поля сражения, чтобы тебя сочли съеденной заживо.

— Час от часу нелегче. Мало того, что я не понимаю, что должен делать хронист, так еще я обречена путешествовать с армией, которая бьется с какими–то тварями.

— Не с какими–то, а вполне конкретными — из мира Ушур.

— Боже, какой еще Ушур? Я надеялась, что ты поможешь вернуться домой, а я все дальше и дальше забираюсь в проблемы твоего мира. Почему бы тебе самому не провернуть фокус с плащом и не притвориться мертвым?

— А ты?

— А я дождалась бы тебя в монастыре, а потом мы вместе ушли бы из него.

— Как ты не понимаешь? Это не у меня, у тебя нет времени! Пока я отирался бы в армии в ожидании удобного момента, чтобы сбежать, ты бы уже ходила беременная наследником Дугов! Я говорю не просто так. Послушай, Адель…

— Аня. Меня зовут Аня, — почему–то мне было важно, чтобы он запомнил мое имя.

— Аня, я обещаю, что ты окажешься дома сразу после того, как я верну королевский замок себе.

— Знаешь, — я обреченно села на жесткий лежак, служащий принцу крови кроватью, — я думаю, что совершила большую ошибку, послушавшись тебя. Надо было мне соглашаться на свадьбу с Фельстаном. Так я оказалась бы во дворце гораздо быстрее.

— Можешь попробовать. Еще не поздно, — Конд опустился на табурет, стоящий у стола, и скрестил на груди руки. — Но доживешь ли ты до дня, когда найдется нужный портал? Тебя оприходуют в первую же брачную ночь и не выпустят из спальни до тех пор, пока не будет объявлено, что ты понесла. А потом да, освободят, и беременная ты будешь метаться в попытках отыскать знакомый тебе тупик. Замок нашпигован ими, но не все открываются в твой мир.

— А почему же мы прятались в монастырях? Не лучше ли было пересидеть в каком–нибудь из миров, а потом, собравшись с силами, выгнать узурпатора и вернуть трон.

Конд устало вздохнул.

— Не все миры дружелюбны. Некоторые до такой степени опасны, что вполне способны уничтожить наш. Стоит открыть проход, и ты моргнуть не успеешь, как сделаешься мертвой. Как ты думаешь, почему дядюшка поторопился захватить королевский замок? Он имеет стратегическое значение. Кто владеет им, владеет нашим миром. Меня, как возможного наследника, прежде всего готовили к управлению замком.

— Ты единственный, кто знает, что находится в тупиках?

— Что находится за тупиками, — поправил меня Конд. — Но мои знания не полны. Миры меняются, и там, где раньше летали белые птицы, вполне может ждать пепелище. Поэтому даже я не рискнул бы дергать за все светильники подряд.

— Поэтому ты кричал рыцарю, который хотел тебя зарубить, что ты Конд Корви?

— Да. И я уверен, поняв, кто попал к нему в руки, он не рискнул убить бы меня. Я нужен живым дядюшке, императору, да даже тем же монахам ордена Света и Тьмы. Без моих знаний замок представляет большую опасность. И мой дядюшка, отлученный от этих знаний, сделает все, чтобы заполучить кого–то из нас двоих.

— Ага. Почему–то сейчас я заподозрила, что Адель Корви нужна Фельстану не только как стельная корова.

— Не говори так о моей сестре. Она была чудесной.

— Была? — я подалась вперед. — Что с ней случилось?

— Адель умерла. Я не успел вывести ее из ловушки, куда нас загнали убийцы. Она предпочла броситься с высоты башни, чем попасть в руки врага. Но об этом никто, кроме меня и матери–настоятельницы, не знает.

— И это еще одна причина, почему дядюшка жаждет заполучить Адель? Она тоже знакома с планом замка?

Конд кивнул.

— Но если память к Адель так и не вернется, то она все–равно будет полезна? — я взвешивала возможность при любом раскладе остаться в живых. — Хотя бы для воспроизводства еще одного Корви, имеющего право на трон.

— Да. Сейчас дядюшка еще лелеют надежду, что все с твоей головой наладится, и он получат и план замка, и наследника. Как предали моего отца и короля, так предадут и императора. Дуги сами метят на трон. Я уверен, что Харригат Первый сильно удивился, когда Фельстан предпочел его дочери опальную принцессу.

— Я нашла листовки, в которых трубят о победах императора на Востоке, но до появления армии в Рогуверде о Харригате вообще никто не слышал. Как такое может быть? Откуда он взялся? Где его родина?

— В этом и состояло предательство Дугов. Они привели никому неизвестного врага. Сильного, наглого, кровожадного. Не знаю, как так получилось, но Джовиро сумел открыть портал сразу в наш замок — сердце Рогуверда. Нападения изнутри никто не ждал. Трудно оказывать сопротивление, когда тебя уничтожают с тыла.

— Может, император тоже из другого мира? Сейчас я уже ничему не удивлюсь. Как ты сам сказал, здесь гуляют рыцари, которые собираются биться с какими–то тварями из Ушура, — я кивнула на стену, за которой время от времени раздались взрывы смеха.

Брат поморщился.

— Твари — обратная сторона медали. Открытие несбалансированного портала порождает стихийный прорыв межмировой ткани.

— Боже, а это что еще такое?

— Представь себе драгоценную брошь с множеством разноцветных камней, сидящих в своих гнездах. Опытный ювелир легко вытащит их, почистит и вставит назад. Он мастер и бережно обращается с брошью. Так вот, замок Корви — брошь, камни — порталы, которые можно как открыть, так и закрыть, а мы Корви — ювелиры.

— Выходит, ваш замок — огромный артефакт?

— Именно так. Над его созданием корпело ни одно поколение, поэтому он сбалансирован и не вредит миру. Но семейству Корви–Дуг достался такой же магический дар — как никак они наши родственники. Только у них нет ни золота, ни драгоценных камней, ни терпения, а есть лишь желание скопировать чудо. Причем быстро. Джовиро сотворил свой артефакт и открыл портал для вражеской армии. Знал, что навредит миру, но все–таки сделал. В магии все хитро устроено. Она все время ищет равновесия. Вот и появляются порталы там, где они не должны быть. Оттуда лезут разные твари. А герцог со своей армией только и успевает латать дыры. Залатает одну, тут же откроется другая.

— Неужели они не понимают, что толкут воду в ступе?

Конд свел брови к переносице.

— Поговорка такая, — объяснила я. — О бесполезности работы.

— Нет, не понимают. Только уничтожив портал, из которого вышел Харригат с армией, можно вернуть магии равновесие.

— Но кто захочет обрезать пуповину, чтобы никогда не вернуться домой? Я бы точно не захотела.

— Мы справимся. Я точно знаю, — однако голос Конда дрогнул.

Мы уставились в пол, думая каждый о своем. Легко не будет. Однозначно.