Под созвездием Падшего Ангела

Татьяна Абалова, 2023

У младшей дочери лорда Долин внезапно открывается дар бывать там, где ей появляться не следовало бы. Тайный визит в замок врага приносит встречу с всесильным мужчиной, который клянется ее выловить. Джас боится, но отчаяние толкает на игру с охотником. Опасную, увлекательную, которая окончится победой или лишением магического дара, что равносильно смерти.

Глава 3. Немного правды для всех

Хельгерт был по–своему красив. Пусть черты его лица не отличались изысканностью, как у братьев Айвер, но улыбка и светящиеся умом глаза притягивали взгляд. Крупный нос, широкий подбородок с ямочкой посередине — Джас воспользовалась задумчивостью друга, чтобы рассмотреть его. Он так изменился за последний год! Стал выше на целую голову. Мосластый прежде, Хельг оброс мышцами и сделался рельефным, почти таким же рельефным и сильным, как младший принц.

Внешне они были совсем разными: один смуглый и черноволосый, второй белокожий и синеглазый. Волосы цвета ячменя Хельг заплетал в косу, но выбивающиеся из нее пряди вечно лезли в лицо. Другу приходилось трясти головой, чтобы убрать их назад. Во время работы в кузнице он надевал на волосы металлический обруч, но всегда снимал его, если видел Джастину. Зачем?

Озарение, что роднило таких разных людей, как сына кузнеца и крылатого принца, настигло Джас внезапно. Они оба были мужчинами! Как она могла не заметить, что ее друг перестал быть мальчишкой? Но она же еще совсем не женщина! В ее душе нет никакого отклика на любовные страдания! Так, простое любопытство. У нее и груди–то почти нет. Вместо нее какие–то болезненные шишечки, которые матушка назвала зачатками женской гордости. У старших сестер эта гордость уже проявилась, что заставило их носить корсеты, помогающие поддерживать грудь. А у Джас под рубашкой лишь два соска.

— Хельг, пусти, я уже согрелась. Слышишь, зубы перестали стучать? — она специально говорила громко, поскольку хотела скрыть растущую в ней неловкость. Все, время прошло, когда они могли обниматься по–дружески. Ее ладони, что прижимались к его коже, обжигало. Она сжала пальцы в кулаки и постаралась оттолкнуться от сильного тела, но Хельгерт не отпустил. Он вдруг наклонился и нашел губами ее губы. Неловкий, совсем не нужный, перечеркивающий их беззаботное прошлое поцелуй лишь расстроил. Она дернулась и зло прошипела. — Пусти, дурак.

Хельг расцепил объятия, шагнул назад и, видя, как лихорадочно Джас натягивает платье и трясущимися руками завязывает пояс, запустил в смятении пальцы в свои волосы.

— Ты права, я дурак, — произнес он тихо. — Извини, я не хотел обидеть тебя, но ты так доверчиво ко мне прижималась, что я на мгновение подумал, что тоже тебе небезразличен… — говорил совсем не то, что надо бы сказать, а от этого становилось только хуже.

— Я всего лишь замерзла. На этом все. Не знаю, что ты надумал себе… — Джастина закусила губу, чтобы не сказать лишнего.

Схватила ленты, собираясь вплести их в косу, но не сумела совладать с мокрыми еще прядями. Плюнув на непорядок, за который наверняка отхватит дома, если ее застанет в таком виде матушка, выбежала в темноту. И ни разу не оглянулась, иначе заметила бы, что ее друг застыл в проеме двери.

Горящая за спиной Хельга лампа выдавала всю степень его отчаяния: согбенные плечи и горестно опущенная голова. Он сегодня совершил роковую ошибку: открыл сердце. Рано, слишком рано. Тина, как он мысленно называл подругу, еще не готова. Но у него не было времени. Нужно было показать сейчас, как он к ней относится. Чтобы запомнила и хранила в памяти. Дома леди Джастина узнает причину его безумного поступка и больше никогда на сына кузнеца не взглянет. Его поцелуй — лишь прощание. С детством, с подругой, которая, не будь она из семьи лорда, могла бы ответить на его чувства.

Джас сноровисто залезла на второй этаж по виноградной лозе: деревянная решетка, которую оплетала гибкая ветвь, делала подъем и спуск удобными и безопасными. Добравшись до нужного окна, девочка толкнула раму, легла животом на подоконник и только закинула ногу, чтобы нырнуть на ковер, как попала в цепкие пальцы, которые ухватили ее за ухо.

— Ой, папа! Больно! — она скривила лицо, неловко переваливаясь в собственную опочивальню.

Лорд Варандак отпустил ухо своевольного отпрыска и, отойдя на шаг, чтобы было удобнее оценить внешний вид дочери, покачал головой. Растрепанные, кое как собранные смятой лентой волосы. Подол, заткнутый за пояс для удобства лазания по винограднику, открывал короткую нижнюю рубашку и голые ноги в крепких башмаках. Закатанные по локоть рукава оголяли руки со следами свежих и подживающих царапин. Ноги тоже не отличались идеальной кожей — коленки были сбиты.

— Тина, посмотри на себя. Как не стыдно?

Девочка торопливо оправила юбку и, выпрямив спину и сложив руки замком на животе, встала в позу приличной юной леди. Знала, что сейчас последует нотация, как не следует себя вести, но последовавший вопрос застал ее врасплох.

— Что ты делала ночью с сыном кузнеца?

Джастина досадливо щелкнула языком. Кто–то донес не только об ее отлучках, но и о том, что она пропадала в компании Хельга.

— Ты про какую ночь, папа? Про сегодняшнюю или вчерашнюю? — Джас, забыв о манерах, почесала нос. Ей нужно было точно знать, за какую ночь отчитываться. Вчера они испытывали заговоренную кожу, забираясь по очереди в бочку с водой, а позже, когда совсем сделалось темно, елозили по каменистому берегу на брюхе. Благодаря этому сегодня они не побоялись пробраться к замку, получить в зад стрелу и прыгнуть в стремнину.

— О, боги! — отец закатил глаза.

Когда–то, что подтверждали портреты, развешанные по замку, лорд Варандак был молод, строен и красив. Сейчас же он сильно располнел, а борода и усы, должные придавать благородства лицу, делали его еще массивнее. Прячущийся за ними рот недовольно кривился, и Джастина опустила голову, лишь бы не смотреть на отца. Девочка кусала себя за щеку, чтобы вызвать слезы. Они странным образом смягчали родительский гнев, но сейчас, как специально, не выдавливались.

— Он тебя бьет?

— Нет, ты что! — Джас потрясла головой, не понимая, откуда завелись такие мысли у родителя. — Хельг не посмел бы.

— Сын кузнеца когда–нибудь дотрагивался до тебя, как… — тут лорд Варандак, бесстрашный в бою и в перепалке с супругой, вдруг не смог подобрать слов, поэтому выдавил из себя то, что тут же вогнало его и дочь в краску, — …как до женщины?

Если бы он спросил «об этом» вчера, то Джастина горячо запротестовала бы и даже обиделась на позорное предположение, но сегодня Хельг все испортил. Поэтому ответ получился невразумительный, и его фальшь тут же почувствовал отец.

— Мы только друзья, ничего больше.

— Он тебя целовал когда–нибудь? — более строго спросил отец. — Смотри мне в глаза, Тина.

Джастина медленно поднять голову. Рот пересох, слова выдавливались с трудом, карябали горло, но она произнесла их.

— Он всего лишь грязь под нашим ногами, отец. Разве я, дочь клана Варандак, позволила бы черни дотронуться до себя?

Презрение, гнев и гордыня, звучавшие в словах дочери, заставили отца смягчиться.

— Не обижайся. Но мне донесли, что вчера ночью вы зачем–то закрывались в сарае. И мне непонятно, где ты была сегодня. Скоро полночь.

Счастье, что соглядатаи отца не засекли, как она с Хельгом выскальзывала из сарая, переодевшись в мужскую одежду. Видимо, ночь позволила друзьям остаться незамеченными. Да и никто не поверил бы, что девушка добровольно поменяет платье на штаны.

Рассказывать об одежде из заговоренной коже вообще никому не следовало. Во–первых, из–за того, что сразу появились бы вопросы, где Джас взяла деньги. Тогда пришлось бы признаваться, что она тайно продала часть драгоценностей, доставшихся ей в наследство от бабушки, что уже могло закончиться тем, что ее отправили бы до совершеннолетия в монастырь. Во–вторых, ее сразу же заподозрили бы в якшании с неприятелем: амулеты, заговоры и прочие магические вещи делались только в Гордевире — на родине злейшего врага семьи Варандак.

Так уж случилось, что магами гордевирцы, к которым относились и Айверы, никогда не были. Крылья — это все, что им давалось по факту рождения. Остальную магию приходилось добирать в виде амулетов. Купель — магический источник Гордевира был слаб, его силы тратились лишь при большой нужде. И просто чудо, что денег Джастины хватило на то, чтобы присоветованный артефактор согласился заговорить их одежду. Условие с двух сторон было одно — молчать о свершившейся сделке.

Поэтому сейчас перед Джас стояла трудная задача — рассказать отцу правду, для чего она водит дружбу с сыном кузнеца, и попытаться скрыть при этом, каким способом она добыла важные сведения.

— Понимаешь… — Джастина вздохнула, подыскивая правильные слова, — меня и Хельга беспокоит судьба Долин. Мы не застали войну с крылатыми, она закончилась еще до нашего рождения, но мы точно знаем, что птахи не отказались от притязаний на наши земли. Я заметила, что слуги лорда Айвера закупили на ярмарке провизии гораздо больше, чем обычно, поэтому задалась вопросом, а не ожидают ли они гостей? Мы с сыном кузнеца целый день и полночи наблюдали за их воротами, но не видели, чтобы к ним подъезжали кареты или всадники, а значит…

— А значит, к ним пожаловали крылатые гости, которые почему–то не захотели, чтобы об их прибытии узнали, — лорд Варандак всегда славился сообразительностью.

— Да, и очень много гостей… — Джас растерялась, что проболталась, но нашла как выкрутиться. — Если судить по количеству купленных овец, то их должно быть не менее пяти десятков. Вот увидишь, завтра слуги Айверов вновь пожалуют на ярмарку, чтобы взять дополнительной провизии.

— Думаешь, они собрались на совет? — лорд Долин насторожился.

— Уверена. Вспомни, перед последней войной лорды Гордевира точно так же прибыли в Орлиное Гнездо, чтобы принять решение о нападении. Я читала об этом в учебнике. Нынешнему королю непременно нужно ознаменовать правление каким–нибудь значительным событием, чтобы оставить свой след в истории. И он решил отвоевать Долины, которые птахи почему–то считают своими. Как бы и в этот раз не случилось то же самое. Может, мы находимся на пороге войны? Поговаривают, что их король болен, но его наследник настроен решительно.

— Насчет болезни короля не слышал, а вот относительно желания захватить Долины могу сказать определенно — их горы бесплодны, вот и лезут они в наши владения. Но ничего, один раз получили по носу, получат и второй. Пусть только сунутся.

— Лучше быть готовыми ко всему, — Джас отвела глаза в сторону. Ее щеки загорелись, стоило вспомнить младшего принца. — Неизвестно, что придумает враг.

— Согласен, — задумчиво произнес отец. — Схожу–ка я к начальнику нашей стражи. Расскажу ему о твоих подозрениях.

— Надо бы еще в пограничный гарнизон гонца послать. Пусть службы короля тоже будут начеку. И в столицу отправить донесение, чтобы как можно быстрее прислали отряд боевых магов. Нападение может произойти в любой момент. В Орлином гнезде и так сидит целая армия, Айверам остается только свистнуть, чтобы слетелась остальная стая крылатых.

— Я распоряжусь, — лорд Варандак взял дочь за руки, ласково провел большими пальцами по внутренней стороне ладоней. Приподнял бровь, не ожидая почувствовать загрубелую кожу и мозоли.

— И как можно быстрее, — одобрила Джас, думая, что легко отделалась: ловко отвлекла отца от собственной персоны. Но как бы не так. Надо забыть о въедливости лорда Долин, чтобы думать, что он что–то может упустить.

— Я благодарен тебе за предупреждение, но давай вернемся к тому, из–за чего я пришел к тебе. Я всегда верил, что ты умная девочка, поэтому смеялся над той ерундой, которую мне рассказывали о тебе и сыне кузнеца, — он мягко улыбнулся, когда увидел, как широко распахнулись глаза младшенькой. — И чтобы уберечь тебя от необдуманных поступков, я распорядился женить Хельгерта на девушке из деревни Дубы. Там как раз старый кузнец помер. Будет ему замена.

— Как, женить?! — Джас не верила своим ушам. — Ему же всего пятнадцать!

— Я видел его раздетым, когда он купал коня в реке. Хельг мужчина. И девушку мы ему подобрали под стать, спелую. Правда, на три годочка старше его, но ничего. Стерпится–слюбится. Очень уж мне нужен в Дубах кузнец. Замучили жалобами.

Отец, поцеловав Джастину в макушку, невольно вдохнул запах влажных волос. От них пахло рекой. Как же сильно его любимая Тина отличалась от старших сестер! Те близко не подошли бы к опасной воде.

— Не горюй, милая, — Варандак погладил дочь по нежной щеке. Отметил, что хоть здесь кожа не обветрена. — Нечего бегать ночь за полночь, словно борзая. Сиди дома с сестрами. Они плохому не научат.

Уже от двери обернулся, чтобы заметить, как глаза младшей наполнились слезами. Зачем выяснять, что делали дочь и сын кузнеца в закрытом сарае, когда и слепому было бы ясно, что Тина совсем ребенок? Отец ей о неподобающем поведении с мужчиной, а она о засаде у ворот врага и количестве купленных им баранов. Что ж, в любом случае, проблема решена. Даже если влюбилась — с глаз долой, из сердца вон.

Джастина проплакала всю ночь.

Утром во время завтрака на вопросы матушки едва отвечала, на подколки сестер не реагировала. Порадовало, что отец только зыркнул неодобрительно, и все моментально притихли.

Лорд Варандак видел, какая боль поселилась в душе его младшей дочери, и еще раз уверился, что вовремя угнал «соблазнителя» в дальние края — аж на противоположный конец своих владений. Без непрошенного защитника Тина прекратит играть в лазутчиков, займется вышиванием и разучиванием сонетов, как и положено дочери лорда. А то сунулся на днях в ее гардеробную, а там в укромном углу вместо кукол и дамских штучек лук и стрелы. Не поверил, поэтому в беседе мимоходом потрогал ее руки. Так и есть, занимается его девочка неженскими делами. А пятнадцатилетний учитель пусть теперь грудастую жену в Дубах всяким премудростям учит.

Пребывая в меланхолии, Джастина оделась соответственно — в строгое платье. Волосы заплела в косу, взяла, как и положено страдающей девушке, книгу в руки и пошла в поля. Сделав большой крюк, чтобы отец и его соглядатаи убедились не только в ее страданиях, но и в нежелании с кем–либо общаться, потрусила, подхватив подол, в сторону реки. Как и думала, в условном месте, откуда хорошо был виден замок врага и таможенный пост, ее поджидал Хельгерт. Вместо приветствия шибанула его книгой по голове. Вырос остолоп, поэтому Джас пришлось подпрыгнуть, чтобы достать до макушки.

— Когда ты узнал, что у тебя есть невеста? — она сама шагнула под сень развесистого дерева, стоящего на самом краю утеса, и потянула за собой Хельга.

— Вчера утром отец сказал. Вещи матушка еще ночью собрала.

— И молчал?

— Не хотел расстраивать.

— А я и не расстроилась. Я даже рада, что тебя увезут в Дубы. Целуй там свою дуру.

— Я бы другую целовал, но не судьба. Рылом не вышел.

— Красивое у тебя рыло, — Джас встала перед ним. Ее глаза улыбались. Поднявшись на цыпочки, она убрала с лица Хельга непокорные пряди. Потом неожиданно притянула к себе за уши и поцеловала. — Вот тебе. На память.

— Разве на память так целуют? — Хельг оплел рукой талию Джас, другую положил на затылок — чтобы не дергалась, и приник в жадном поцелуе. Глубоком, страстном, долгом. До боли в груди от нехватки дыхания. Отпустив губы, объятия не разнял. С тоской посмотрел в испуганные глаза подруги детства. — Вспоминать будешь?

— Поцелуй?

— И его тоже.

— Буду. Ты мой первый мужчина.

Хельг грустно усмехнулся.

— Первым мужчиной у тебя будет кто–то из богатых, кого тебе выберут родители. А я так, босяк, который позарился на чужое.

— Ты видел свою невесту? — Джас слышала, как часто бьется его сердце. Хельгерт покачал головой. — Как же так? Без любви?

— Нам, простым людям, любовь не положена. На кого укажет господин, с тем и счастливы.

— Зачем ты так? Не видел же. А вдруг она такая… такая…

— Это ты такая–такая. И другой такой не будет. Мое сердце я оставляю тебе.

Джастина сама не ожидала, что заплачет.

— Ну чего ты? — нежности в голосе Хельга было хоть отбавляй, что еще больше расстроило. Джас почти верила, что всегда любила друга. А он, как специально, принялся собирать губами ее слезы.

— У меня совсем нет груди, — вдруг выдала она.

— Ты еще маленькая.

— А чего же тогда с поцелуями лезешь?

— Другой возможности не будет. Меня к тебе больше не подпустят. Не успею посмотреть, как ты соком нальешься. Разве же я не понимаю, почему меня вдруг в Дубы отправляют.

— Я когда–нибудь к тебе приеду.

— Я буду женат.

Любимая — не любимая, но жена. Хельгерт будет несвободен. Джас вздохнула.

— Сколько у нас времени?

— До ближайшего удара колоколом, — в его глазах отразилась боль.

— Совсем скоро. Поцелуй меня еще раз. Проводить ведь не дадут.

— Не дадут, — прошептал он в самые губы.