Хозяин бабочек. Альтраум IV

Тата Олейник, 2023

Четвертая книга цикла «Альтраум». Нимис заморожен в реальности и застрял в компьютерной игре. Каждый день своей жизни он должен оплачивать, а зарабатывать он может только в вымышленном мире. Но у него есть друзья, оптимизм и удача, правда, последняя ему улыбается странной улыбкой. В начале этого тома компания Нимиса едет на новый континент – охваченную войной Таосань, чтобы вернуть душу владыки Хохена. И, как всегда, никто не задумывается – так ли нужно возвращать то, что утрачено?

Глава 7

Километра за два до лагеря, там, где дорога изгибалась под крутым углом и густо заросла по сторонам растопыренным зеленым кустарником, сидел Акимыч. Если точнее, то он скорчился в канаве под дорожной насыпью, в образовавшейся пещерке.

— Ты чего там делаешь? — спросил я.

— Быстро прыгай сюда!

— Зачем?

— Да не стой ты столбом!

Тут мир раскололся, сильно запахло паленым и меня пронесло лицом по песку, ломая нос. Акимыч выскочил на дорогу, схватил меня под мышки, и мы кубарем скатились с ним под насыпь, козырьком выступавшую над углублением в земле.

— Ты в небо не смотрел что ли? Там два этих урода надо мной уже час издеваются.

Я, стирая рукавом кровь из носа, осторожно выглянул. Вверху, метрах в пятнадцати над дорогой махало крыльями два черных кожистых нетопыря, на которых сидели Лапавовчик и Джунт — оба из клана фиолетовых. Глядя на меня, один поднял жезл, второй наложил стрелу на тетиву — и я поспешно юркнул под козырек, свернулся там рядом с Акимычем в мягкой грязи.

— Они же не должны убивать союзников, за это штрафы.

— Они и не убивают вовсе, — сплюнул Акимыч, — только взрывной волной откидывают, искрами палят — больно, черт! Я бы вышел, но они меня поймали, когда я в лесу тренировался, отрабатывал приемы на дереве. Шпага в трещине застряла, так теперь там и торчит. Если выйду из игры, могу вообще остаться без оружия, а тут и аукцион сейчас толком не работает, здание в руинах, все тормозит, да никто ничего почти и не продает.

— А у тебя что, шпага не привязана? Не упадет в инвентарь при потере?

— Да не, это же зеленка обычная, у нее нет привязки. Я ее за двести голды купил, по дешевке, но все равно жалко. И неизвестно где мне другую сейчас найти. Пытаюсь до нее добежать — меня хлобысь взрывом, хлобысь ударом пустоты — и я опять в канаве валяюсь! А эти сволочи там ржут, нашли себе развлечение. И не жалко им стрелы тратить и жезлы разряжать. Причем даже будь у меня шпага, мне до них не достать ведь никак. Фехтовальщики на сотом уровне в бою летать могут, правда недолго, а сейчас я для них — как мышь под веником. Может ты с ними хоть что-то сделать сможешь?

Я порылся в своих навыках. Зелье не докину, куколку тоже выпускать рискованно, вероятнее всего она в Акимыча вцепится — эти дурехи всегда ближнюю цель атакуют, не разбираясь — друг, враг… Берез и орешников поблизости не видно, приворот и сглаз на игроков, вроде, не работают, про игогушку и говорить нечего.

— Нет, — ответил я, — я, как всегда, абсолютно бесполезен.

— Ладно, — грустно сказал Акимыч, — будем тут прятаться, ждать, что им надоест. Только боюсь, что шпага исчезнет, она давно уже в дереве торчит.

— Да не, — сказал я, — час — это ерунда, не исчезнет.

— Угу. Только если какого-нибудь микрообновления не будет.

— А знаешь, — сказал я, — может, ну их эти прятки? Хотят издеваться — пусть издеваются! Убивать нас, они, я думаю сами опасаются, пошли, покажем им силу нашего духа. Все не так унизительно, как тут в грязи сидеть.

— Больно так-то, — вздохнул Акимыч, — особенно искры. И к шпаге они нам все равно подойти не дадут… Хотя, знаешь, пошли. Вдруг у них совесть проснется!

Совесть у Лапавовчика и Джунта проснулась только минут через двадцать, до этого они увлеченно поливали нас взрывными стрелами и раскаленными искрами. Себя я не видел, Акимыч же уже весь был покрыт коркой из крови и грязи — думаю, я сам вряд ли выглядел лучше. Не делая попытки прятаться, мы просто оставались лежать на дороге, куда нас отбрасывало очередным взрывом.

— Терпеливость на одну единицу подросла, — сказал Акимыч, в очередной раз рухнув рядом со мной.

— И то хлеб, — отозвался я разбитыми губами.

Прошло несколько минут, а очередной атаки с воздуха не было. Я поднял голову. Нетопырь Джунта болтался уже в метрах двух над нами.

— Усвоили урок!? — крикнул Джунт.

— Какой урок? — спросил я, садясь на дорогу.

Джунт, похоже, задумался.

— Не быть наглыми! Весь ваш клан — это охамевшие наглые твари! Тебе намекнули сойти с дороги, урод, так смойся!

— Он не может смыться, — сказал я, — у него шпага в дереве застряла, это его единственное оружие, а вы не даете ее забрать.

— Какая шпага? В каком дереве?

— Шпага зеленого качества. В каком дереве не знаю, Акимыч, где это дерево?

Акимыч тоже приподнялся, взгляд у него был блуждающий, видимо, в последний раз его нехило так приложило.

— Вон, прямо на повороте, большое такое.

Нетопырь, подняв страшный сквозняк крыльями, развернулся, и вскоре Джунт вернулся со шпагой.

— Это что — шпага? Это же дрянь полная, ею только котов пугать.

— Уж какая есть, — сказал Акимыч. — Другой не обзавелся пока.

— Какое же позорище! Вовчик, ты видел эту гнилую зубочистку?

— Так он же сороковой, — флегматично отозвался порхающий повыше Вовчик, — что ему, платиновый эспадрон что ли таскать?

— Слушай, даже на сороковом с таким шлаком — это совсем беспредел.

Джунт достал какую-то бумажку, выкрикнул что-то непонятное, шпага вспыхнула ультрамариновым светом, после чего Джунт швырнул ее на голову Акимычу.

— На! Хоть так, а то совсем смотреть противно! Ладно, Вовчик, летим, заигрались мы тут.

Нетопыри взмыли в небо, не то, чтобы очень изящно, но довольно быстро.

— Что он с ней сделал? — спросил я.

— Зачаровал, — сказал Акимыч. — Урон на плюс десять процентов вырос и небольшой шанс на нанесение дополнительного урона льдом появился. Вообще круто. Только я не понимаю, он больной, этот Джунт, что ли? Сперва дерутся, потом шпаги зачаровывают. Да один свиток зачарования как вся шпага стоит.

— Люди — вообще странные, — сказал я, поднимаясь. — Но, полагаю, он тебя этим окончательно унизить хотел.

— Да?

Акимыч сделал несколько выпадов шпагой.

— Ну, на такое унижение я согласен, пусть унижают чаще и больше!

***

Когда Ева вернулась в игру, я выложил ребятам все про ведьму и наши с ней тайные рандеву.

— Никак я в тебе не разберусь, — сердито сказала Ева, — с одной стороны, ты у нас такой доверчивый дурачок, у которого секретов нет, весь такой наивненький, душа нараспашку, а иногда вдруг оказываешься полон сюрпризов.

— Не такая это была приятная встреча, чтобы рассказывать, — пожал я плечами.

— Приятная, неприятная, какая разница? Нимис, пойми, я не пытаюсь лезть в твою жизнь, но мы сейчас пребываем в теле весьма серьезного квеста, который постоянно влияет на все, что вокруг нас происходит, кроит игровую реальность под себя. И все необычное, что с любым из нас случается, может быть составной частью этого квеста. Поэтому мне чрезвычайно желательно тут же узнавать, кто из мобов или неписей к вам является и что говорит. Это может быть что-то совершенно пустяковое и малозначимое, а может быть — ключ к топазовому квесту. Что, у тебя язык отсохнет рассказать, что к тебе ведьма приходила?

Я вздохнул.

— Наверное, я не хотел, чтобы ты ругалась, что я тогда в гостинице шапку снял. Но вообще О-Кицу эта шапка совершенно не мешала мной управлять. Спасибо, хоть глюков не было в этот раз.

— Ментальные атаки — это не обязательно галлюцинации, — сказал Ева, чертя прутиком по земле, — эта школа может воздействовать на три составляющих личности игрока. На разум, на волю и на чувства. Самое простое, это влияние на чувства — обычно это страх, самое удобное и распространенное.

— А страх тоже к ментальным практикам относится? У меня к нему приличное сопротивление, шестерка.

— Да, он настолько часто используется в игре, что особняком учитывается. Но вообще страх — не единственная эмоция, которую менталист регулировать может. Гнев, ярость — тоже из этой связки, просто с ними работать обычно очень неудобно. Кстати, твое красное ведьмовское зелье тоже с ментальным воздействием получается, как, между прочим, и приворот… Вообще похоже твой класс — это не только артефакторика, но и менталистика. Ладно, потом об этом подумаем. То, что ведьма твоим телом могла управлять — это уже работа с волей, а галлюцинации — прямое воздействие на разум. Шапка по идее от всего спектра должна немного защищать, но, видимо, эта ведьма уж слишком сильна. А теперь пожалуйста, максимально дословно перескажи мне все ваши беседы.

Это было нелегко. Про оранжевых бабочек я так и не решился рассказать. Почему-то у меня была твердая уверенность, что именно об этом нельзя трепаться ни в коем случае. Некоторые вещи просто знаешь — и все. Но все остальное я, как мог, попытался воспроизвести более или менее близко к оригиналу.

— Ну, с яшмой и конем все просто, — сказала Ева.

— Да ну?

— Ну да! «Все, что я скажу, может быть использовано против меня, поэтому я пользуюсь поправкой к Конституции, ничего не говорю и сматываюсь». Единственный разумный ответ в такой ситуации — особенно если на самом деле можешь смыться. Видимо, эта непись, и правда, что-то слышала про Хохена, но квестовая программа блокирует у нее возможность так просто передать нам эти знания. Типа, мы другим путем должны идти. Жаль только, что совершенно неясно каким.

— А с лягушкой что? О-Кицу сказала, что ответила на мой вопрос, но, мне кажется, что ничего она не ответила.

— Повторишь еще раз ее реплики?

Я вздохнул и покорно повторил: «Я спросила что это. А ты — дурак, мужик и мешок с костями, Нимис Динкан».

Ева несколько секунд сосредоточенно думала, а потом рассмеялась.

— Знаешь, а она действительно ответила. Я почти уверена. Доставай-ка свое земноводное.

Я полез в карман и извлек игогушку, который, к счастью, никак не пострадал при нашем бурном общении с фиолетовыми. Сидел себе на ладони совершенно целый и вроде даже как довольный.

— А давайте, — сказала Ева, — вы двое тоже попробуете поскрипеть мозгами и решить эту простенькую детскую загадку.

— Я, — сказал Акимыч, — даже в детском саду все время забывал что нельзя скушать, у чего два кольца и которое зимой и летом одним цветом. Если правильного ответа сразу не знать, то от этих милых детских загадочек застрелиться можно.

— Ну, от тебя я многого и не ждала. Нимис, ты-то хоть попытайся мозг включить на минутку. Не получается, нет? Смотри, вот как обычно отвечают на вопрос «Что это?».

— Быстро отвечают.

— Нимис!!!

— Да не знаю я! Говорят, что это стол… или там крокодил.

— Хорошо, а что такое стол и крокодил?

— Я же сказал, я без понятия! Объекты, предметы, имена существительные…

— Имена существительные — уже хорошо! А это что? Что сидит у тебя на руке?

— Лягушка, игогушка, гад, земноводное, амфибия, прыгучая штука с глазами…

— Ладно, с филологией у нас, я смотрю, тяжело, пойдем через математику. Простейшее уравнение! Вот это, — Ева указала на лягушонка, — так же относится к лягушкам и земноводным, как ты, Нимис Динкан, — к мужикам и дуракам.

— Все, — сказал я, — я дурак, я дебил, я сдаюсь. И вообще когда ты на меня так давишь — я тупею!

— О господи! — Ева раздраженно бросила в меня прутик, — Ведьма сказала, что ты должен дать своей дурацкой лягушке имя! Что тут непонятного?

— У него есть имя, он — игогушка! — Это не имя, а его сущность. И, кстати, все абсолютно в традициях фольклора. Фамильяр ведьмы всегда проходил церемонию нарекания. В него после этого вселялся положенный злой дух и все такое. Давайте, ваше ведьмейшество, обзывайте своего лягушонка.

Я посмотрел на лягушонка. В голове после Евиного допроса царила пустота, только повторялось взявшееся неизвестно откуда «Нарекает ту жабу Иваном…».

— А как обзывать?

— Удивительно, — сказала Ева, — что вы пока не спрашиваете меня, как вытирать нос. Ткни в него пальцем и скажи: нарекаю тебя Сухариком.

— Почему Сухариком?

— Ну, Клошариком, Шариком, Кошмариком, как хочешь, так и называй.

Я посмотрел на лягушонка.

«Грех велик христианское имя

Нарещи такой поганой твари!»…

… откуда это вообще?

Ну хорошо, хорошо, пускай будет не христианское. А какие есть стопудово не христианские имена?… Петр, Павел, Иоанн, тьфу!…

— Нарекаю тебя Сулейман ибн Дауд!

— Все-таки ты идиот, — сказала Ева, — Имя у фамильяра должно быть короткое, тебе же его призывать быстро надо.

Тут лягушонок квакнул, и моя ладонь потяжелела. Лягушонок теперь был размером с шарик для пинг-понга, не меньше.

— Сработало! — крикнул Акимыч.

Я моргнул, вызывая данные.

«Сулейман ибн Дауд, игогушка 1 уровень»

— Замечательно! Теперь тебе придется прятать его от всех игроков-мусульман и иудеев. Насколько я понимаю, они вполне могут воспринять это как оскорбление.

— Ну, они все в Антии, — махнул рукой Акимыч.

— На Трансильвии полно мусульман играет. Как и почти весь Израиль.

— Не понимаю, что тут оскорбительного, — сказал я. — Любое имя хоть какому-нибудь святому или царю да принадлежит. Я, может, вовсе не того Сулеймана ибн Дауда имел в виду. Может, у меня любимого учителя физкультуры Соломоном Давидовичем звали. Пошли лучше проверим, что лягух теперь делать умеет. Акимыч, поищешь червяков?

Но поискать червяков Акимычу не удалось. Едва мы вышли из палатки, как противно застучали барабаны, а квестовая панель мигнула обновлением.

«Армия возмездия собрана! Немедленно явитесь пред лицом начальника своего отряда».

***

Прибыть пред лицо господина Сакаямы оказалось довольно затруднительно, поскольку это лицо находилось глубоко в корзине с арахисом. Военачальник изволил почивать, уткнувшись головой в вышеуказанный объект. Надо отдать должное его босоногим гвардейцам: извлекши командира из его плетеного убежища, они оперативно вылили на Сакаяму чан с водой и растирали ему уши волосяной щеткой до тех пор, пока крики военачальника не стали более членораздельны, а брыкания более энергичны и воинственны. Окончательно ситуацию спас седоусый старичок, доставший из заплатанной сумки горшок, а из горшка — несколько пиявок и посадивший кровопийц на виски и грудь нашего командира. Когда разбухшие от крови пиявки были сняты, Сакаяма уже мог ворочать языком и даже слегка разлепить глаза.

— Выштупаем ш первым лу…ик..чом! Кто прошпит, тому плетей!

Тут господин Сакаяма снова привалился к корзине. «Речные крабы» еще потоптались в ожидании возможных дальнейших распоряжений, но громкий храп из арахиса послужил верным сигналом завершения собрания.

Мы тоже пошли к палатке — успеем еще с лягушкой разобраться, тем более, и стемнело уже совсем.

— Наверное, Сакаяма великий воин, — сказал Акимыч.

— Да неужто! — фыркнула Ева.

— Точно тебе говорю, просто так его бы командиром не сделали! На самом деле я уверен, он — мастер пьяного боя! Его движения непредсказуемы и потому невероятно опасны. И хотя он ужасно толстый, по нему никто не сможет попасть. А он в пьяной ярости всех расшвыривает, в опьянении не чувствуя боли и не ведая жалости. Серьезно, «пьяный бой», — настоящая школа была крутая боевых искусств, я в кино видел!

–А я в кино, — сказала Ева, — видела, как один робот влюбился в космическую проститутку-мутанта, но не стала делать на основе этого далекоидущих выводов. С другой стороны, нам сейчас главное без всяких военных подвигов тихо и незаметно добраться до Учгура. Желательно, так и не увидев в походе никого из противников. И что-то мне подсказывает, что «Речные крабы» — чрезвычайно подходящее для этого плана подразделение, или кто мы там — рота, взвод — никогда не была сильна в военной науке. Акимыч, выметайся в реал и чтобы в шесть тридцать утра по Варшаве был тут, как штык. Спасать тебя от плетей очень не хочется, да и отставать от армии нам сейчас ни в коем случае нельзя — в одиночку мы по тому месиву, которое тут сейчас начнется, ни в какую до наших пленников не доберемся.