Кровавый след

Таня Хафф, 1992

Еще недавно Вики Нельсон не поверила бы в существование вампиров. А сейчас согласилась поехать с одним из них на ферму к стае оборотней. Дело в том, что Вики – бывший коп и частный детектив. И она близка с Генри Фицроем, бастардом Генриха VIII. Вампиром. Так что неудивительно, что он обратился именно к Вики, когда его друзей начали убивать серебряными пулями. Оборотни не могут просто позвонить в полицию, и, возможно, Вики Нельсон – их единственная надежда. Удастся ли заслужить доверие стаи и выйти на след таинственного стрелка, пока он не принес новую смерть? Вторая часть цикла городского фэнтези о вампирах, людях и прочих монстрах. Динамичный детектив с необычным взглядом на сверхъестественные силы, забавными моментами и элементами триллера. Узнайте больше об особенностях привязанностей вампиров и познакомьтесь с необычной концепцией стаи оборотней в декорациях альтернативной Канады Тани Хафф.

Глава 3

«ДЖЕЙС» ПРОИГРАЛИ В ДЕВЯТОМ ИННИНГЕ.

— Проклятье!

Вики, прищурившись, посмотрела на заголовок и решила, что не стоит отдавать тридцать центов за то, чтобы узнать, как «Джейс» облажались на этот раз. Поскольку трамвай еще не появился, она прислонилась к газетному автомату — и сразу пожалела об этом: автомат весь день грелся под августовским солнцем, и на его металлической поверхности можно было жарить стейк.

— Только ожога мне и не хватало, — проворчала она, потирая покрасневшее предплечье.

Глаза Вики зудели и болели от капель и после линз, в которые заставил ее смотреть офтальмолог, а теперь она поджарила шесть квадратных дюймов своей кожи. А трамвая до сих пор не было.

«К черту. С тем же успехом я могу пройтись пешком, пока еще вижу тротуар».

Вики пнула газетный автомат и вышла на улицу, бросив вызов «Камаро», пересекавшему Бродвей на желтый свет. Она увернулась от переднего крыла, и водитель начал сигналить, но она повернулась к нему с таким выражением лица, что парень, сжав зубы, удержался от нецензурного комментария. Очевидно, не все молодые мужчины, ездящие на «Камаро», склонны к суициду.

Вики пошла по мосту Джерард-стрит, видя все как в тумане, стараясь держать себя в руках. До сегодняшнего утра она думала, что смирилась с болезнью глаз, которая вынудила ее уволиться из городской полиции. Она не радовалась болезни, ни в коем случае, но гнев и жалость к себе перестали быть в ее жизни мотивирующими факторами. Многие, очень многие люди с пигментным ретинитом видели еще хуже. Но было трудно не обращать внимания на глаза, если за последний месяц у нее вдвое ухудшилось периферическое зрение и почти совсем исчезла и без того скверная способность видеть в полутьме. Мир для нее быстро сужался до размеров слайд-шоу.

Щелк — уяснить, что перед тобой. Повернуть голову. Щелк — уяснить, что теперь перед тобой. Повернуть голову. Щелк — уяснить, что теперь перед тобой. Эй, не мог бы кто-нибудь включить свет, пожалуйста!

«Какой, черт возьми, от меня будет толк стае вервольфов? Как я остановлю убийцу, которого не вижу?»

Более рациональная часть ее разума попыталась возразить, что вервольфы наняли ее из-за детективных способностей и опыта, а не из-за острого зрения, но Вики отмахнулась от этих доводов.

«Может, мне повезет, и выяснится, что один из них прошел выучку на собаку-поводыря».

— Эй! Виктория!

Нахмурившись, она оглянулась. Гнев привел ее чуть ли не к перекрестку Парламент-стрит и Джерард-стрит — она и не думала, что забрела так далеко.

— Что ты делаешь в этой части города?

Неторопливо приближаясь, Тони с ухмылкой ответил вопросом на вопрос:

— А где твое «привет, как дела»?

Вики вздохнула и постаралась не огрызнуться. Когда она обратилась к Тони за помощью и они спасли Генри, их отношения шагнули с отношений полицейского и ребенка на новую ступень… Хотя Тони уже не был ребенком. Четыре года назад, когда Вики впервые его поймала, он был тощим пятнадцатилетним бузотером. За эти годы он стал ее лучшими глазами и ушами в городе. Теперь они, казалось, продвигались к отношениям равных, но от старых привычек трудно избавиться, и Вики все еще чувствовала, что отвечает за парня.

— Ладно. — Она смахнула каплю пота с подбородка. — Привет, как дела?

Тони пристроился рядом и небрежно поинтересовался:

— Интересно, почему каждый раз, когда ты спрашиваешь: «Как дела?» — я слышу: «В какое дерьмо ты вляпался»?

— Ну и в какое?

— Да ни в какое.

Вики, повернув голову, посмотрела на Тони, но тот лишь блаженно улыбнулся — воплощение оскорбленной невинности. Она должна была признать, что выглядит парень хорошо: ясные глаза, чистые волосы, и он начал набирать вес.

— Рада за тебя. Теперь вернемся к моему первому вопросу: что ты делаешь в этой части города?

— Я здесь живу.

Он обрушил на нее эту новость со всей наигранной небрежностью, на какую способен юноша почти двадцати лет.

— Ты — что?

Она воскликнула это, чтобы доставить удовольствие Тони, поскольку тот явно ждал этого восклицания. Вики и сама начала чувствовать себя лучше, радуясь за него.

— Ну, у меня просто комната в подвальном этаже. — Он пожал плечами, дескать, ничего особенного. — Но там есть ванная. У меня никогда раньше не было ванной.

— Тони, а чем ты платишь за жилье?

Он никогда не упускал возможности подцепить клиента, и Вики чертовски надеялась, что Тони не перешел на полный рабочий день… Не только потому, что это было незаконно, но и потому, что призрак СПИДа теперь грозным призраком стоял за каждой такой встречей.

— Я мог бы сказать, что это не твое дело… — Вики нахмурилась, и он умиротворяюще поднял руки. — Но не скажу. Я нашел работу. Приступаю в понедельник. Генри знает одного контрагента, которому нужен помощничек.

— Кто-кто?

— Парень на низкооплачиваемую работу.

— Генри нашел тебе работу?

— Ага. И жилье тоже.

За все время ее знакомства с Тони самое большее, что он соглашался у нее принять в обмен на информацию, — это еду или немного налички. Генри Фицрой знал его меньше пяти месяцев и уже дирижировал его жизнью. Вики пришлось разжать зубы, прежде чем она смогла заговорить.

— Ты много времени проводишь с Генри?

В ее голосе прозвучала резкая нотка, и Тони окинул ее оценивающим взглядом, слегка прищурившись от яркого послеполуденного солнца.

— Не так чтоб много. Слыхал, ты собираешься в эти выходные повыть с ним вместе на луну.

Вики нахмурилась, а Тони подался ближе и, превосходно имитируя голос из детского фильма ужасов, произнес:

— Вервольфы.

— Он и с тобой тоже обсуждал это дело?

— Эй, только упомянул.

— Странно, что не пригласил тебя к нам присоединиться.

— Боже, Виктория. — Тони покачал головой. — С тобой просто невозможно разговаривать, когда ты в таком настроении. Иди переспи с кем-нибудь или еще как-нибудь развейся, а?

Он жизнерадостно помахал рукой и умчался, чтобы успеть вскочить в остановившийся на светофоре трамвай.

Ответ Вики затерялся в шуме уличного движения — и это, наверное, было к лучшему.

— Я что-то не так сказал?

Вики даже не потрудилась оторвать голову от холодного стекла окна машины. Уличные фонари все равно дают слишком мало света, так зачем поворачиваться к мужчине, которого не можешь видеть.

— Ты о чем?

Ее тон был настолько агрессивным, что Генри улыбнулся. На мгновение он сосредоточился на дороге, чтобы втиснуть BMW в скудное пространство между двумя автомобилями, затем выехал на свободное место, где достиг пределов разрешенной скорости, прежде чем снова вписаться в плотное движение.

— Ты не сказала мне и двух вежливых слов с тех пор, как я за тобой заехал. Вот и интересуюсь — не разозлил ли я тебя чем-нибудь.

— Нет. — Она сменила позу, побарабанила пальцами по колену и глубоко вздохнула. — Да.

Нельзя позволять личным разногласиям влиять на ход дела, которое и без того обещает быть достаточно сложным. Если не разобраться с этим сейчас, потом все может стать намного опаснее.

— Я недавно разговаривала с Тони.

— А! — Насколько он понял — ревность. — Ты знаешь, что я должен питаться от многих смертных, Вики, и однажды ночью ты сама выбрала…

Она повернулась и впилась взглядом в его неясные очертания на фоне противоположного окна.

— Какое, черт возьми, это имеет отношение к делу? — Она ударила левым кулаком по приборной панели. — Четыре года я не могла заставить Тони взять у меня ничего, кроме пары гамбургеров и жалкой мелочи. А теперь ты вдруг нашел ему работу и жилье.

Генри нахмурился.

— Не понимаю, в чем тут проблема. — Он знал, что Вики неподдельно сердита — ее дыхание и сердцебиение ускорились. Но если ее беспокоит не сексуальный аспект… — Ты что, не хочешь, чтобы Тони убрался с улиц?

— Конечно, хочу, но…

«Но я хотела сама его спасти».

Она не могла так сказать, это прозвучало бы ужасно мелочно. Хотя и абсолютно правдиво. Гнев внезапно уступил место смущению.

— Но я не знаю, как тебе удалось это проделать, — неуверенно закончила Вики.

Пауза и смена ее настроений так же ясно сказали Генри, что у нее на уме, как если бы она облекла свои мысли в слова. Но четыреста пятьдесят лет научили его осторожности, и Генри осмотрительно отозвался только на высказанное вслух:

— Меня воспитывали с тем, чтобы я заботился о своих людях.

Вики фыркнула, радуясь возможности сменить тему.

— Генри, твой отец был одним из величайших тиранов в истории, сжигавшим и протестантов, и католиков. Любые акты неповиновения ему, как личные, так и политические, обычно заканчивались смертью его оппонента.

— Согласен, — мрачно согласился Генри. — Тебе не нужно меня убеждать. Я был там. К счастью, меня воспитывал не отец.

Внебрачный сын Генриха VIII смотрел на отца с благоговением, как на икону. Больше того — его отец был королем в те времена, когда король считался всем.

— Герцог Норфолк позаботился о том, чтобы меня научили обязанностям принца.

И только судьба помешала смерти герцога Норфолка стать последней смертью в царствование короля Генриха.

— А Тони что, один из «твоих людей»?

Он не обратил внимания на сарказм.

— Да.

Вики поняла: для него все так просто, как он сказал. И она не могла отрицать, что Тони принял помощь Генри, хотя никогда не соглашался на ее помощь. Вики так и подмывало спросить: «Я тоже твой человек?» — но она не спросила. Неправильный ответ, скорее всего, привел бы ее в ярость, а она понятия не имела, какой ответ сочла бы правильным.

Мгновение она возилась с решеткой кондиционера, потом сказала:

— Что ж, расскажи мне о вервольфах.

Эта тема наверняка будет безопаснее.

— С чего мне начать?

Вики возвела глаза к небу.

— Как насчет самых основ? В полицейской академии не преподавали ликантропию.

— Хорошо.

Генри побарабанил пальцами по рулю и на мгновение задумался.

— Для начала — можешь забыть все, что когда-либо видела в кино. Если тебя укусит оборотень, ты просто истечешь кровью. Люди не могут стать вервольфами.

— Это подразумевает, что вервольфы не люди.

— Они и вправду не люди.

— Тогда кто же они — маленькие пушистые существа с альфы Центавра?

— Нет, согласно древнейшей из их легенд, они прямые потомки волчицы и древнего бога охоты. — Генри поджал губы. — В легенду верят почти все стаи, хотя имя бога варьируется в зависимости от места обитания вервольфов. Когда начали распространяться древнегреческие и римские религии, оборотни стали называть себя избранниками Дианы, охотничьей сворой этой богини. Христианство добавило историю о Лилит, первой жене Адама, которая, покинув сад, легла с волком, созданным богом на пятый день, и родила ему детей.

— А ты во что веришь?

— Что много есть на небесах и на земле такого, что и не снилось вашим мудрецам.

Вики фыркнула.

— Отговорка, — пробормотала она. — И ты переврал цитату.

— Откуда тебе знать? Вспомни — я слышал первоначальную версию «Гамлета». Труднее всего было убедить Шекспира не называть бедного парня Йолафом. — Генри говорил совершенно серьезно, но, должно быть, разыгрывал ее. — Йолаф, принц Датский. Можешь себе такое представить?

— Не могу. И меня не волнует мифология вервольфов. Я хочу знать, чего ожидать сегодня вечером.

— Что ты знаешь о волках?

— Только то, что узнала из выпусков «National Geographic» на канале PBS. Наверное, злостная клевета на волка, сочиненная братьями Гримм, не в счет?

— Хорошо, оставим в стороне братьев Гримм. Вервольфы в социальном плане мало чем отличаются от волков. Каждая стая состоит из членов семьи разного возраста, ее возглавляют доминирующий самец и доминирующая самка.

— Как именно они доминируют?

— Управляют стаей. Семьей. Фермой. Они занимаются скотоводством.

— Это Стюарт и Надин, о которых упоминалось прошлой ночью?

— Верно.

Вики задумчиво потянула себя за нижнюю губу.

— Ради такого важного дела они могли бы лично прийти и поговорить со мной.

— Доминирующая пара почти никогда не покидает свою территорию. Они привязаны к земле так, что нам просто трудно это понять.

— Ты имеешь в виду — мне трудно понять, — раздраженно сказала Вики.

— Да. — Генри вздохнул. — Именно это я и имею в виду. Но прежде чем ты обвинишь меня в… Ну, в том, в чем собиралась обвинить, лучше подумай, что четыреста пятьдесят с лишним лет опыта кое-что значат.

Он был прав. И имел перед ней несправедливое преимущество.

— Извини. Продолжай.

— Дональд, отец Розы и Питера, раньше был альфа-самцом, поэтому, наверное, до сих пор сильно привязан к своей территории. Сильвия и Джейсон мертвы, а Колин работает по ночам, поэтому ему трудно было бы обратиться ко мне как к посреднику. Значит, оставались только Роза и Питер, хоть они по меркам вервольфов еще не совсем взрослые.

— И, в конце концов, они всего лишь глазурь на торте, который ты вполне мог бы испечь самостоятельно.

Генри нахмурился, затем улыбнулся, когда до него дошел смысл метафоры.

— Я не думал, что ты сможешь им отказать, — мягко сказал он. — После того, как их увидишь.

«А с чего ты решил, что я смогу отказать тебе?» — удивилась она, но вслух сказала только:

— Ты рассказывал о структуре стаи.

— Да. Ну вот, около тринадцати лет назад, когда умерла мать Розы и Питера, их дядя Стюарт и тетя Надин взяли управление на себя. Стюарт родом из Вермонта, некоторое время он в своей стае был бета-самцом.

— И просто сюда забрел?

— Молодые самцы часто покидают дом. Это дает им больше шансов найти пару и позволяет расширить родословные. Как бы то ни было, Дональд уступил свое место альфы без боя. Смерть Марджори очень сильно по нему ударила.

— Без боя? — спросила Вики, вспомнив белый блеск зубов Питера. — Надеюсь, ты говоришь в переносном смысле слова?

— Обычно бои случаются в буквальном смысле. Очень немногие доминирующие самцы просто лягут лапами вверх и покажут горло, а Стюарт уже несколько раз пытался стать альфой.

Вики издала какой-то сдавленный звук, и Генри похлопал ее по плечу.

— Пусть это тебя не беспокоит. По существу, вервольфы — просто хорошие, нормальные люди.

— Которые превращаются в волков.

Вики воспитывали в другом представлении о «нормальности». Однако она сидела в BMW с вампиром — вряд ли все может стать еще более странным.

— Вы, мм… сверхъестественные существа… тусуетесь вместе или что?

— В смысле? — озадаченно спросил Генри.

Вики поправила очки. В темноте они не помогали, но все равно привычный жест ее ободрял.

— Просто скажи мне, что твоего доктора зовут не Франкенштейн.

Генри рассмеялся.

— Его зовут не Франкенштейн. И я познакомился с Перкином Хиркенсом, дедушкой Розы и Питера, при совершенно нормальных обстоятельствах.

День терял свою власть над миром, и к Генри постепенно возвращалось сознание. Сперва он уловил свое сердцебиение, набирающее силу в темноте, медленный и устойчивый ритм, говорящий о том, что он выжил. Затем — дыхание, все еще слабое из-за недостатка кислорода на такой глубине. Наконец, он прислушался, не обращая внимания на шорох маленьких ползучих существ, стараясь понять, что творится на поверхности земли.

Только убедившись, что поблизости нет людей, которые смогут его увидеть, Генри начал прорываться наружу.

Его укрытие скорее походило на осыпавшийся окоп, хотя нацисты могли бы принять его за неглубокую могилу. Пробиваясь сквозь рыхлую землю, Генри решил, что укрытие и стало бы его могилой, если бы нацисты на него наткнулись. А если его накроют при свете дня, это убьет его вернее, чем вражеский огонь.

— Как же я все это ненавижу, — пробормотал он, освободив голову и сняв маленькую перфорированную маску, мешавшую земле попадать в нос и рот.

Он закапывался в землю только в крайнем случае, когда рассвет заставал его вдали от любого другого укрытия. Пару раз он слишком промедлил, и ему пришлось копать землю руками, пока жар солнца плясал огнем у него на спине. Закапываясь, он слишком ярко вспоминал ужас своего первого пробуждения, когда вдруг оказался заперт в обычном гробу, бессмертный и одинокий, терзаемый голодом.

Генри успел вытащить из земли только одну ногу, когда увидел животное, неподвижно лежащее в тени под елью, и замер.

«Волк в Нидерландах?» — удивился он. Нет, это был не волк — красновато-коричневый окрас совсем не волчий, и все же среди не столь далеких предков зверя явно имелись волки.

Зверь начал настороженно подкрадываться с подветренной стороны, прижав уши, опустив пышный хвост: уловив запах другого охотника, он приготовился атаковать, чтобы защитить свою территорию. Белые зубы блеснули в темноте, раздалось низкое рычание.

Генри, ощерившись, ответил рыком на рык.

Зверь явно удивился. Еще больше он удивился мгновение спустя, когда его прижали спиной к лесной подстилке, а Генри обеими руками вцепился в его мохнатую шею. Зверь боролся и огрызался, отпихивая врага всеми четырьмя лапами; он продолжал рычать, но негромко. Поняв, что вырваться не удается, он стал извиваться и, наконец, сумел кончиком языка лизнуть запястье Генри.

Генри осторожно разжал руки. Зверь энергично встряхнулся, хорошенько почесался и сел, склонив голову набок, сморщив нос и изучая странное существо с выражением, настолько похожим на озадаченную нахмуренность, что Генри пришлось крепко сжать губы, чтобы не улыбнуться. Если бы он в тот миг показал зубы, все началось бы снова.

Дав понять, кто тут сильнее, Генри отряхнул большую часть грязи с тяжелой одежды рабочего и сунул руку под рубашку, чтобы проверить, не потерялся ли привязанный к поясу холщовый мешочек. Он знал, что документы в безопасности, но слабое шуршание бумаги все равно его успокоило. Он потратит большую часть ночи, чтобы добраться до деревни, где встретит своего связного из голландского Сопротивления, а поскольку до прибытия нужно подкрепиться — это делало работу со смертными терпимой — лучше немедленно отправиться в путь.

Сверившись с маленьким компасом, который вручили ему в SOE^[6], он направился на северо-восток. Пес поднялся и последовал за ним. Некоторое время Генри слышал, как зверь пробирается сквозь кустарник. Эти звуки были едва различимы среди множества звуков ночного леса, а когда Генри ускорил шаг, и вовсе стихли. Ничего удивительного. Даже чистокровному волку сложно было бы угнаться за вампиром, а у собаки, хоть и с примесью волчьей крови, не было на это никаких шансов.

Примерно за три часа до рассвета, недалеко от деревни, Генри повстречался с немецким патрулем и неподвижно застыл в нескольких дюймах от тропы. Когда немцы шли мимо, он мрачно улыбнулся черепу и скрещенным костям, украшавшим каждую фуражку. «Мертвая голова». Подразделение СС, обеспечивающее порядок на оккупированной территории, особенно там, где активно действовало Сопротивление.

Один из немцев отстал — молодой человек с бочкообразной грудью, ухитрявшийся сохранять важный вид, даже тащась ночью по разбитой дороге. От него так и веяло чванством «представителя высшей расы». Скорее всего, товарищи намеренно позволили ему немного отстать; по-видимому, даже в СС не всем нравилось такое высокомерие.

Простым солдатам немецкой армии Генри еще мог посочувствовать, но к нацистам не испытывал ни малейшей симпатии. Он бросился на молодого человека сзади и умело сдернул его с тропы, зажав рот, — все случилось в промежутке между одним и другим вдохами. Главное, сердце жертвы продолжало биться, остальное не имело значения. Быстро (поскольку он был уязвим, пока кормился) Генри вскрыл левое запястье и наклонил голову, чтобы напиться.

Утолив голод, он обхватил голову солдата рукой с длинными пальцами и без особых усилий свернул ему шею… И замер, внезапно осознав, что за ним наблюдают.

Лес замер вместе с ним. Даже ветерок стих, единственным звуком стало тихое «кап-кап» — кровь медленно падала на лесную подстилку.

Все еще склоняясь над телом, Генри напряженно повернул голову.

Большая собака несколько секунд пристально смотрела на него, потом крадучись пошла прочь. Наконец, даже зоркие глаза вампира не смогли разглядеть ее среди шевеления теней.

Пес не должен был его выследить!

Дурное предчувствие холодными пальцами пробежало по спине Генри. Он быстро выпрямился и направился было к тому месту, где исчез огромный зверь, но мгновение спустя остановился, услышав, что патруль возвращается, — наверное, в поисках пропавшего солдата. С собакой придется разобраться в другой раз. Вцепившись одной рукой в рубашку, другой — в штаны убитого немца, Генри втиснул труп в развилку дерева, намного выше уровня глаз. Бросил последний настороженный взгляд в темноту и двинулся дальше, к деревне.

Найти ее было нетрудно: деревенскую площадь освещал резкий белый свет полудюжины установленных на грузовиках прожекторов. Несколько местных жителей сбились в кучу на краю площади под охраной отряда эсэсовцев. Тот, кто, по-видимому, был здесь командиром, расхаживал взад-вперед, похлопывая себя по ноге стеком в лучшей нацистской манере. Если не считать постукивания стека по кожаному голенищу сапога, сцена была сюрреалистически тихой.

Генри подошел ближе, решив оставить часового в живых до тех пор, пока не поймет, что тут происходит. Еще одна необъяснимая смерть могла принести в будущем больше вреда, чем пользы. Добравшись до дома на краю площади, он скользнул в глубокий дверной проем и стал ждать, что будет дальше.

В крошечной деревушке даже в самые лучшие времена проживало, наверное, не более двухсот человек, а сейчас осталось еще меньше. Деревня находилась недалеко и от границы, и от железнодорожных путей, необходимых захватчикам для дальнейшего продвижения на север, что сделало ее центром Сопротивления. Генри как раз и оказался тут благодаря Сопротивлению, но, к сожалению, оно привело сюда и СС.

На площади собрали семьдесят одного жителя, в основном старых, молодых и немощных. Судя по ночной одежде, людей вытащили из постелей, а судя по настороженным лицам, они ожидали самого худшего.

Генри увидел, как двое вооруженных до зубов солдат привели еще пятерых местных.

— Это последние? — спросил офицер и, получив утвердительный ответ, зашагал вперед. — Мы знаем, где находятся ваши отсутствующие родственники, — отрывисто сказал он по-голландски, с акцентом, но вполне разборчиво. — Поезд, который они должны были остановить, не прибудет. Это была ловушка, чтобы выманить их.

Он сделал паузу, ожидая реакции, но получил в ответ только настороженные взгляды. Жители, достаточно взрослые, чтобы понимать, что происходит, были очень напуганы, но хорошо это скрывали. Чувствительный нос Генри уловил запах страха, но командир не смог понять, какой эффект произвели его новости. Не услышав ответа, он резко сказал:

— Сейчас ваши близкие мертвы. Все.

Маленький мальчик подавил вскрик, и командир слегка улыбнулся.

— Но мало просто уничтожить сопротивление, — продолжал он более мягким тоном. — Мы должны уничтожить любые дальнейшие помыслы о нем. Вы все будете казнены, каждый дом в вашем селении будет сожжен дотла — как пример того, что происходит с гражданскими, которые осмеливаются поддерживать сопротивление, и с теми низшими существами, которые осмеливаются противостоять расе господ.

— Ох уж эти немцы, — фыркнула пожилая женщина, вцепившись в свой выцветший банный халат артритными пальцами. — Заговорят тебя до смерти, прежде чем пристрелить.

Генри был склонен согласиться — командир говорил так, словно насмотрелся пропагандистских фильмов. Но опасность от этого не становилась меньше. Какие бы еще «экономические реформы» ни проводил Гитлер, ему точно удалось найти работу для каждого сукиного сына-садиста в своей стране.

— Ты. — Стек высокомерно указал на старуху. — Иди сюда.

Стряхнув с себя руки друзей, пытавшихся ее удержать, та подошла. Ее голова с редкими седыми волосами, туго скрученными в пучок, едва доставала командиру до ключицы.

— Ты вызвалась быть первой, — сказал он.

Со слезящимися глазами, почти зажмуренными в ярком свете прожекторов, женщина подняла голову и сказала что-то настолько грубое и уж тем более биологически невозможное, что у одного пожилого местного вырвалось потрясенное:

— Мама!

Просто чтобы убедиться, что командир все правильно понял, она повторила то же самое по-немецки.

Стек взлетел для удара.

Генри метнулся вперед. Он понимал, что совершает глупый, импульсивный поступок, и все равно не смог удержаться. Поймав запястье занесенной руки командира, он не остановился и, вложив в движение всю свою силу, вырвал руку из сустава.

Отшвырнув тело, Генри повернулся и бросился на остальных эсэсовцев, размахивая своим ужасным, кровоточащим трофеем, как дубинкой. Его губы растянулись, обнажив зубы, блеснули длинные клыки.

Вся атака заняла чуть меньше семи секунд. Нацисты были не первыми, кто использовал ужас в качестве оружия; такие, как Генри, познали ценность ужаса столетия назад. Вампир успел добраться до первого из охранников прежде, чем хоть один из них вспомнил, что вооружен. К тому времени, как немцы пришли в себя настолько, что смогли открыть огонь, Генри уже прикрывался, как щитом, вторым мертвым телом.

Он услышал крики на голландском, мягкие шаги по утрамбованной земле, а потом прожекторы, к счастью, вдруг погасли. Впервые после своего появления на площади Генри смог ясно видеть, зато немцы теперь не видели вообще ничего. В полной растерянности они бросились бежать, но путь им преградила рычащая собака — самая большая, какую они когда-либо видели. Пес ринулся в атаку, и началась настоящая бойня.

Мгновение спустя, стоя над своей последней жертвой, чувствуя, как запах крови проникает в каждую клеточку тела, Генри увидел, что пес, который следовал за ним всю ночь, идет к нему на негнущихся лапах. В темноте влажное пятно на морде казалось скорее черным, чем красным, и пес выглядел диким, как волк из сказок братьев Гримм.

Генри и собаку все еще разделяло несколько футов, когда стук сапог по булыжникам заставил их обоих обернуться. Генри дернулся, но пес оказался быстрее: он нырнул вперед, перекатился и вскочил, сжимая пистолет-пулемет в человеческих руках. Как только штурмовики появились в поле зрения, он открыл огонь.

Не выжил никто.

Закинув оружие за голое плечо, оборотень повернулся к Генри и вытер кровь с губ тыльной стороной грязной ладони. Его волосы, такого же красновато-коричневого цвета, какого была его шерсть, спадали на лоб спутанными прядями, наполовину скрывая те самые глаза, которые наблюдали, как Генри выкапывается из земли, а потом пьет кровь.

— Я Перкин Хиркенс, — сказал оборотень по-английски с сильным акцентом. — Если вы Генри Фицрой, я ваш связной.

Прожив на свете четыреста лет, Генри думал, что его уже ничто не сможет удивить, но теперь понял, что надо бы пересмотреть это заключение.

— Мне не сказали, что вы оборотень, — проговорил он по-голландски.

Перкин ухмыльнулся и стал выглядеть намного моложе, хотя и не менее опасным.

— А мне не сказали, что вы вампир. Думаю, мы на равных.

— И это называется «знакомство при нормальных обстоятельствах»? — пробормотала Вики, на мгновение пожалев, что не сидит дома и не ведет милый, нормальный спор с Майком Селуччи. — Я имею в виду — ты рассказал о встрече вампира из секретной службы с оборотнем из голландского Сопротивления.

— А что в этом такого необычного? — Генри обогнал кемпер с американскими номерами и маленькой рыжей кошкой, спящей у заднего стекла. — Вервольфы бдительно защищают свою территорию.

— Если вервольфы жили нормальной человеческой жизнью… — Вики осеклась и начала вопрос по-другому: — Если они жили в человеческом обществе, как им удалось избежать призыва?

— Призыв на военную службу был британо-североамериканским феноменом, — напомнил Генри. — Европа боролась за выживание, и фашисты напали так стремительно, что нескольких мужчин и женщин, живущих в укромных уголках, легко было не заметить. При необходимости они на время войны отказывались от «цивилизации» и кормились натуральным хозяйством.

— Хорошо, а что насчет британских и североамериканских оборотней?

— Нет никаких британских оборотней…

— Почему? — перебила Вики.

— Британия — остров. Учитывая склонность человека убивать то, чего он не понимает, там не хватает места и для людей, и для вервольфов. — Генри помолчал и добавил: — Возможно, когда-то в Британии и жили вервольфы…

Вики сползла на сиденье ниже и повозилась с решеткой кондиционера.

«Я не хочу умирать, мисс Нельсон».

— Значит, вервольфы не живут по всему миру?

— Нет. В Европе их ареал простирается на юг до Северной Италии, они живут в большей части России и в самых северо-западных районах Китая и Тибета. Насколько я знаю, коренных североамериканских не существует, но я могу ошибаться. Однако они довольно часто иммигрировали.

— После Второй мировой войны?

— Не все.

— Что ж, возвращаясь к моему первоначальному вопросу. Как им удалось избежать призыва?

Вики услышала, как Генри пожал плечами, зашуршав ими по спинке сиденья, обитой толстым твидом.

— Понятия не имею. Но, поскольку большинство вервольфов — дальтоники, я бы предположил, что они не прошли медосмотр. Я знаю, что союзники использовали дальтоников-наблюдателей в воздушной разведке; поскольку дальтоники распознают предметы не по цвету, а по форме, они могли разглядеть то, что скрывается почти за каждым камуфляжем. Может быть, кто-то из этой компании и был вервольфом.

— Ну а ты? Как вампир убедил правительство позволить ему внести свою лепту в борьбу за свободу?

Потом Вики вспомнила, что у Генри есть дар убеждать.

— Э-э, не важно.

— Вообще-то я даже не обращался к канадскому правительству. Я спрятался на военном корабле и вернулся в Англию, где мой старый друг занял очень влиятельный пост. Он все и устроил.

— А!

Вики не спросила, кто этот старый друг. Она не хотела знать — ее воображение уже рисовало ей сцены с Генри и некоторыми видными политическими фигурами в компрометирующих позах.

— А что случилось с жителями той деревни?

— С кем?

— С жителями деревни, в которой ты познакомился с Перкином. Они все погибли?

— Конечно нет!

Вики не могла представить себе другого исхода. В конце концов, был уничтожен целый отряд СС, а нацисты такого не одобряли.

— Мы с Перкином позаботились, чтобы все выглядело так, будто эсэсовцы стали жертвой авиаудара союзников, уничтожившего железнодорожную линию.

— Вы заявили о воздушном ударе?

В голосе Генри прозвучала усмешка:

— Разве я не упоминал, что мой старый друг поднялся до высоких постов?

Кое-что Вики по-прежнему беспокоило.

— Значит, жители деревни знали, что среди них живет стая вервольфов?

— Не знали, пока не началась война.

— А после того, как началась?

— Во время войны любой враг нацистов был для них желанным союзником. Тогда удавалось ладить даже британцам и американцам.

Да, в этом есть определенный смысл.

— Ну а после войны?

— Перкин эмигрировал, и я на некоторое время потерял его из виду.

Несколько минут они ехали молча — теперь, когда Торонто остался позади, их машина была одной из немногих на шоссе.

Вики, закрыв глаза, думала о том, что рассказал Генри. В некотором смысле война, несмотря на все ее ужасы, ставила перед людьми простые проблемы: по крайней мере, тогда они четко понимали, кто враг.

— Генри, ты и вправду считаешь, что стая вервольфов может стать частью человеческого общества? Так, чтобы соседи не узнали, кто они такие? — внезапно спросила Вики.

— Ты представляешь себе город, а ближайшие соседи Хиркенсов живут в трех милях от них. Вервольфы видятся с кем-то не из своей стаи только тогда, когда сами того хотят. Кроме того, если бы ты не знала меня и не встретилась с демоном прошлой весной, разве ты поверила бы в вервольфов? Разве кто-нибудь в Северной Америке в наше время в такое бы поверил?

— Но кто-то о них явно знает, — сухо напомнила Вики. — Хотя в таком случае стоило бы ожидать шантажа, а не убийства.

— Да, шантаж был бы резоннее, — согласился Генри.

Она со вздохом открыла глаза.

Чем она занимается? Пытается распутать дело, имея на вооружении только увеличительное стекло и вампира, без ресурсов полиции. Не то чтобы эти ресурсы до сих пор сильно помогали. Баллистики позвонили незадолго до отъезда Вики и сказали, что пуля, скорее всего, была стандартной, калибра 7,62 мм натовского образца. Это сузило круг возможных подозреваемых до всей Организации Североатлантического договора, а также почти всех, у кого имелось охотничье ружье.

Вики не предвкушала приезд на ферму Хиркенсов. Она впервые будет действовать в одиночку. Что, если она себя переоценила?

— В бардачке есть карта. — Генри вывел BMW с шоссе номер 2. — Не могла бы ты ее вытащить?

Вики на ощупь нашла карту и подала своему спутнику, но он ее вернул.

— Несмотря на свои разносторонние дарования, я предпочитаю не смотреть на карту, когда еду по незнакомой дороге. Тебе придется разобраться с ней самой.

Крепко сжав сложенную бумагу, Вики подтолкнула карту к нему.

— Я не знаю, где мы сейчас едем.

— Мы на Аэропорт-роуд возле поворота на Оксфорд-стрит. Скажи, сколько еще нужно проехать по Оксфорд, прежде чем свернуть на Кларк-Сайд-роуд.

Свет фонарей едва пробивался сквозь лобовое стекло. Если бы Вики как следует напряглась, она смогла бы разглядеть на карте какие-то контуры, но, конечно, не смогла бы найти на ней двух маленьких надписей.

— Под солнцезащитным козырьком есть подсветка, — сказал Генри.

Какой толк от этой подсветки?

— Я не могу ничего разглядеть.

— Ты даже не посмотрела…

— Я не сказала, что не буду, я сказала, что не могу.

С того момента, как Вики согласилась покинуть безопасную, хорошо известную ей часть Торонто, она знала, что придется рассказать правду о своих глазах. Как она ухитрилась загнать себя в такой угол?

От напряжения у нее заныли плечи и свело живот. Медицинское объяснение, как и любое другое, для нее всегда звучало как оправдание, как будто она просила о помощи или понимании. И Генри, как и все остальные, начнет относиться к ней по-другому, как только к ней приклеится ярлык «инвалид».

— Я почти ничего не вижу в темноте, у меня слабое периферийное зрение, и, если верить чертову врачу, при каждом посещении моя близорукость усиливается.

Тон Вики говорил: «Только попробуй поднять из-за этого шум!»

Но Генри просто спросил:

— А что случилось?

— Это дегенеративное заболевание глаз, пигментный ретинит…

— ПР, — перебил он. Так вот в чем ее секрет. — Мне известно это заболевание.

Он скрывал свои чувства, его голос звучал сухо и деловито.

— Похоже, оно пока не очень прогрессирует.

«Отлично, только еще одного эксперта не хватало, как будто мне мало Селуччи!»

— Ты не слушал, — прорычала она, скрутив карту в нечитаемый жгут. — Я слепну, поэтому мне пришлось уйти из полиции. После наступления темноты от меня никакой пользы. Если мне придется расследовать это дело по ночам, можешь прямо сейчас развернуть машину.

Хоть Вики и пыталась прикрыться гневом, в глубине души она боялась, что Генри именно так и поступит. А еще боялась, что Фицрой погладит ее по голове и скажет, что все будет хорошо (а хорошо уже никогда не будет), и тогда она попытается разодрать ему лицо, и они оба разобьются.

Генри пожал плечами. У него не было намерения подыгрывать тому, что он воспринял как жалость к себе.

— Под прямыми солнечными лучами я превращаюсь в тлеющую кучу углеродных соединений. Похоже, ты находишься в лучшем положении.

— Ты не понимаешь…

— Я не видел солнца четыреста пятьдесят лет. Думаю, я понимаю.

Вики поправила очки и отвернулась, чтобы посмотреть в окно на то, чего не видела. Не имея возможности выплеснуть гнев, она не знала, что теперь делать.

— Хорошо, значит, понимаешь, — спустя некоторое время сказала она. — Что ж, могло бы быть и хуже. Я все еще могу работать. Я не ослепла. Я не оглохла. Я не сошла с ума. И все равно дело — дрянь.

— Согласен.

Генри уловил разочарование своей спутницы и задался вопросом, осознает ли она сама, что ожидает искреннего сочувствия от людей, которым рассказывает о своих невзгодах. Не получая сочувствия, она чувствует себя сильной, и это компенсирует то, что она считает своей слабостью. Генри подумал, что болезнь была первым случаем в жизни Вики, когда она не могла все исправить исключительно силой воли.

— Ты когда-нибудь думала о том, чтобы взять напарника? Того, кто будет работать ночью?

Вики фыркнула, ее гнев уступил место веселью.

— Ты имеешь в виду — помогать мне на постоянной основе? Ты пишешь любовные романы, Генри. У тебя нет опыта в подобных делах.

Он сел прямее. Он же вампир. Король ночи. Любовные романы — просто его способ зарабатывать на жизнь.

— Я бы не сказал…

— Кроме того, — перебила Вики, — я и одна-то с трудом зарабатываю на жизнь. Ты же знаешь, какая в Торонто дороговизна.

— Если бы ты могла работать по ночам, тебе поручали бы больше дел.

С этим не поспоришь, что верно, то верно. Голос Генри стал глубже, и Вики почувствовала, как волосы у нее на затылке встали дыбом.

— Просто подумай об этом…

«Не используй на мне свои вампирские уловки, сукин ты сын».

Но не успела она додумать эту мысль, как уже ответила:

— Хорошо.

Остаток пути до фермы они молчали.

Когда грунтовая дорога, по которой они ехали последние несколько миль, осталась позади, Вики стала видеть лишь смутный веер света перед машиной, а как только Генри выключил фары, вообще ослепла.

Во внезапной тишине скрежет когтей по стеклу рядом с ее головой прозвучал очень громко, и она не сумела полностью подавить испуганный вопль.

— Это Шторм, — объяснил Генри. В его голосе слышалась улыбка. — Не вылезай, сейчас я обойду машину и проведу тебя.

— Да пошел ты, — любезно ответила она, нащупала ручку и открыла дверцу.

Пытаясь оттолкнуть огромную голову, Вики пробормотала:

— Да, я тоже рада тебя видеть.

Из пасти у него воняло не так сильно, как у большинства собак, — наверняка из-за того, что в другой своей ипостаси он мог пользоваться зубной щеткой, — и все-таки пахло. Поняв наконец, что без рычага ее шансы отодвинуть Шторма ничтожны, Вики откинулась на спинку сиденья и молча терпела восторженный прием. Ее так и подмывало зарыться руками в густую шерсть на шее пса, но ее удержало воспоминание о нагом юном теле Питера.

— Шторм, довольно.

В последний раз энергично фыркнув, вервольф отступил, и Вики почувствовала, как Генри прикоснулся к ее запястью. Отбросив его руку, она вылезла из машины.

Хотя Вики видела убывающую луну — висящий в темноте серебристо-белый ущербный круг, — от рассеянного света не было никакой пользы. Размытые желтые прямоугольники справа, вероятно, были окнами дома, и она подумала, не пойти ли в ту сторону, просто чтобы доказать, что она не так беспомощна, как думает Генри.

Генри прочитал эту мысль на лице Вики и покачал головой. Восхищаясь ее независимостью, вампир все же надеялся, что независимость не заглушит ее здравый смысл. Он понимал: сейчас Вики кажется, что она должна что-то доказать, и не знал, как переубедить ее в этом. По крайней мере, ему ничего не надо доказывать.

Он подал Вики сумку, подождал, пока она крепко сожмет ручки, и осторожно взял ее за другую руку.

— У тропинки есть изгиб, — прошептал Генри ей на ухо. — Ты же не хочешь вытоптать цветы Надин. Надин кусается.

Дыхание вампира заставило волоски на шее Вики встать дыбом, но она не обратила на это внимания, сосредоточившись на том, чтобы шагать так, будто ее никто не ведет. Вервольфы (по крайней мере, в волчьей ипостаси) наверняка видели не хуже Генри, и она не собиралась показывать перед ними свою слабость.

Высоко держа голову, Вики вглядывалась в прямоугольники света и пыталась запомнить звук хруста тропинки под ногами, все ее изгибы по дороге к дому. Знакомые городские запахи бетона и выхлопных газов исчезли, сменившись неприятным запахом овечьего дерьма (Вики предполагала, что так пахнет именно овечье дерьмо). Она узнала стрекотание сверчка, но понятия не имела, что означают остальные ночные звуки.

Там, в Торонто, каждый запах, каждый звук для нее что-нибудь бы значил. Здесь они ни о чем ей не говорили, и Вики это очень не нравилось: еще одно препятствие в придачу к ее слабеющим глазам.

Два внезапных резких укола в икру и еще один в предплечье вырвали ее из уныния, напомнив об одном упущенном аспекте сельской жизни.

— Проклятые комары! — Она высвободила руку и шлепнула себя по ногам. — Генри, я только что вспомнила, как ненавижу деревню!

Они вошли в полосу света, падающего из окон, и она смогла разглядеть улыбку Фицроя.

— Поздновато вспомнила. — С этими словами он открыл дверь.

Вики, моргая, застыла на пороге. Ее первым впечатлением было, что она попала на уютную, хоть и скромную, фермерскую кухню, кишащую людьми и собаками. «Вернее, кишащую вервольфами, — поправило второе впечатление. — И люди здесь тоже собаки. Волки. О, черт!»

Было поздно, почти одиннадцать. Селуччи откинулся на спинку стула и уставился на единственный листок бумаги на своем столе.

Дело Алана Марго было завершено в рекордно сжатые сроки и передано в суд для тамошнего неторопливого рассмотрения, поэтому Селуччи теперь с полным правом мог заняться небольшим незаконченным дельцем.

ГЕНРИ ФИЦРОЙ.

Что-то в этом человеке было не так, и Селуччи твердо намеревался выяснить, что именно. Он взял чистый листок бумаги, если не считать имени, написанного крупными печатными буквами, сложил вдвое и аккуратно убрал в бумажник. Завтра он проведет стандартное расследование подноготной мистера Фицроя, а если это ничего не даст…

Он встал, хищно улыбаясь. Если расследование ничего не даст, есть способы копнуть глубже.

То, что он задумал, некоторые назвали бы злоупотреблением властью. Детектив-сержант Майкл Селуччи называл это дружеской заботой.

Примечания

6

SOE (Special Operations Executive) — британская разведывательно-диверсионная служба, работавшая во время Второй мировой войны.