Русская гейша. Загадки любви

Таня Кадзи, 2007

Невероятные приключения выпали на долю первой русской гейши Тани Кадзи и ее единственного в России агентства гейш «Аямэ». Происки недоброжелателей стали толчком к жестокой расправе с Таней и ее девушками. Пленницы гонконгской мафии, они столкнулись с рынком таких эротических услуг, которые никогда бы не возникли ни в одной самой пламенной фантазии русского мужчины. Похищение перевернуло Танину жизнь, но так, что даже недавняя, но страстная любовь оказалась под угрозой. Новые захватывающие приключения русской гейши в следующей книге серии «Загадки любви» Книга издавалась ранее: «Падение русской гейши» (2007), «Русская гейша. Похищение» (2008)

Свиток второй.

Отблеск огня на зеркале льда.

Я открыла глаза и задумчиво посмотрела на низкий, скошенный к окну потолок, оклеенный светло-голубыми обоями в мелкий синий цветочек. Потом лениво перевела взгляд на стену с такими же обоями. Между двух раскрытых шелковых вееров висел вертикальный свиток какэмоно, на вид старинный и подлинный. Очертания горы, извилистая тропка, ведущая наверх, поднимающийся путник в остроугольной шляпе, изогнутый ствол сосны — все нарисовано схематично, тонкой кисточкой, но необычайно искусно. На веерах, один из них был ярко-красный, а другой — васильково синий, также были изображены изогнутые веточки сосны. Мой взгляд переместился на еще одно синее пятно, и я поняла, что это мое платье, висящее на спинке стула. Я вздохнула и улыбнулась, чувствуя приятную ломоту во всем теле. Давно у меня не было такого бурного секса.

Повернувшись на бок, я невольно засмеялась, увидев Криса, сидящего на цветной циновке, застилающей пол. Он, естественно, рисовал. При этом был полностью обнажен.

— Добрый день, бисёдзё, — тихо сказа Крис, не отрывая взгляда от листа бумаги.

«Бисёдзё» в переводе с японского означает «красавица».

— Привет, бисёнэн, — в тон ему ответила я.

— А что это? — удивленно спросил он.

— Красавчик, — расхохоталась я.

— Ты мне льстишь, — тихо проговорил Крис и непритворно засмущался.

Его рука с кусочком угля в пальцах замерла. Глаза неотрывно смотрели на меня.

— Ты прекрасна, как раскрытые цветы камелии. Так бы и писал тебя целыми сутками!

Я невольно натянула на себя простыню и пробормотала:

— Надеюсь, не в голом виде?

Крис развернул ко мне лист. Я увидела девушку, присевшую на скамью, которая стояла под низкорослой изогнутой сосной. Девушка склонилась и поправляла ремешок дзори на высокой платформе. Ее нога была видна между разошедшихся краев кимоно. Рядом на скамье лежал раскрытый гофрированный зонтик с неясным рисунком.

— Красиво, — задумчиво проговорила я, изучая эскиз. — Это я?

— А разве непохожа? — встрепенулся Крис. — Но я еще не закончил!

— Не волнуйся так, — сказала я. — Но, знаешь, настоящая японка никогда не станет поправлять ремешок обуви на улице и тем более показывать ногу. Это неприлично.

— А если гейша? — спросил он и улыбнулся.

— Исключено. Тем более она у тебя не в образе. Это просто стилизованный наряд, передающий распространенное мнение о японках. К тому же гейши носят таби. Ну ты знаешь, это такие носочки с выделенным большим пальцем. С босыми ногами они не ходят.

— Почему? — удивился Крис.

— Потому что босоногими ходят лишь проститутки, — пояснила я.

— О! — только и сказал он и вновь начал что-то быстро рисовать. — А если так? — спросил он через какое-то время и показал мне рисунок.

Я невольно рассмеялась, потому что Крис уже нарисовал носочки. К тому же огородил участок с сосной и скамьей невысоким забором, сложенным из неровных камней.

— Она у себя дома, и никто, к сожалению, не видит ее прелестной ножки, пусть и в носочках, — пояснил он.

— Но так проигрывает композиция, — резонно заметила я. — К тому же такие заборы не вполне соответствуют японской традиции.

— И что я буду делать без таких ценных замечаний, когда ты покинешь меня? — спросил Крис и вздохнул.

Он аккуратно положил лист на циновку, вытер тряпочкой пальцы, испачканные углем, и бросился в постель. Упав на меня, Крис начал целовать мои губы, не отрываясь. Я обхватила его руками, прижалась, ерзая напрягшимися сосками по его груди.

— Придется приехать в Москву, — сказал, задыхаясь, Крис, на секунду оторвавшись от меня и глядя затуманенными глазами.

— Молчи, — прошептала я и нашла пальцами его вставший нефритовый стебель.

Закинув ноги ему на поясницу, я тихо застонала, почувствовав, как он резко вошел в меня. Когда наши «фрукты лопнули» практически одновременно, Крис вскрикнул, но не выпустил меня. Он продолжил выполнять ходы любви, правда, делал это медленно и нежно…

Когда мы в полном изнеможении сползли с кровати, я первым делом встала под холодный душ. Окончательно придя в себя, накинула мужское кимоно из плотного шелка стального цвета. В мансарде оказалась крохотная кухонька со всем необходимым, и я приготовила зеленый чай и бутерброды. Мы сидели в комнате на полу, медленно попивая чай из красивых керамических пиал и беседуя, словно были знакомы тысячу лет. Крис оказался на четверть французом, хотя родился и вырос в Санкт-Петербурге.

— Моя бабушка, ее, кстати, зовут Кристин, все еще жива, — неторопливо рассказывал он, сияя мне глазами. — Она родом из Бордо, это на юго-западе Франции. Но у этой ветви семьи бизнес, далекий от виноделия. Мои родичи содержат лавку антиквариата, что тоже приносит неплохие деньги. Так что я совсем не бедный художник, как ты, наверное, решила. Просто мне нравится так жить. В семнадцать я уехал из Питера, потому что родители разбежались и каждый занимался устройством своей жизни. Им до меня и дела не было.

Крис замолчал и встал. Подойдя к шкафу с раздвижными дверцами, он достал маленький фотоальбом в потертой кожаной обложке и подал его мне.

— Вот посмотри, — сказал он и улыбнулся. — Здесь все мои родные.

Я раскрыла альбом и стала разглядывать незнакомые мне лица. Крис лег на пол и положил голову мне на колени.

— И после окончания школы я решил, что с меня хватит всех этих треволнений из-за родителей, — продолжил он, — не стал никуда поступать, а уехал к бабушке. Сколько крику было, ты бы слышала! Отец мечтал, что я стану морским офицером, а мать видела меня успешным финансистом. Но я всегда обожал рисовать и много лет посещал студию. Около года я жил у бабушки и даже брал уроки живописи. А потом мотанул в Париж, снял эту мансарду и веду такой образ жизни, какой мне нравится. А пару лет назад съездил с одной подружкой в Киото и Токио и просто потерял голову от японской культуры и искусства. Влюбился на всю жизнь. И с тех пор стал изучать японскую школу живописи.

— Понятно, почему ты работаешь в том ресторане, — заметила я, отложив альбом в сторону и мягко проводя пальцами по его волосам. — Слушай, а в Париже есть настоящие гейши?

— В Париже есть все! — немного хвастливо заметил Крис. — Не забывай, что это столица мира! Хочешь посмотреть?

— Еще бы! — улыбнулась я. — Это всегда познавательно. Один из способов обучения — наблюдение. Юные ученицы постоянно присутствуют на вечерах, выступлениях и тому подобном. И словно губки впитывают мастерство старших сестер. Но я считаю, что этот способ и опытная гейша не должна отвергать. И потом это так интересно! К тому же обязательно запоминаешь что-то новое для бизнеса.

— Ты и читаешь, наверное, много по теме? — спросил Крис, с любопытством на меня глядя.

— Когда есть время и подходящая литература, — ответила я и улыбнулась, проведя пальцем по красивой линии его губ.

Он легко укусил меня за палец и вскочил.

— Где-то у меня была одна книжка, и там очень интересный фрагмент…, — бормотал Крис, копаясь в шкафу. — Но разве в этом бардаке что-нибудь можно найти?

— Что за книжка-то? — спросила я, вставая и подходя к нему.

— Воспоминания Мирей Матьё, — ответил он, продолжая искать. — Слышала о такой?

— Конечно! Певица? Она была очень популярна в шестидесятые. У моих родителей даже пластинка с ее песнями сохранилась. Но…

— Сейчас, сейчас… Ага! — радостно воскликнул он и повернулся ко мне с потрепанной книжкой в руках. — Не знаю, вышла ли она в России. Этот экземпляр на французском. Но я тебе переведу. Здесь небольшой отрывок.

Крис сел на пол, быстро перелистывая книгу. Я устроилась рядом, заглядывая в страницы. Мне было так хорошо с ним, что, в принципе, мало интересовало, что он хочет прочитать или сказать. Я наслаждалась тем, что Крис рядом. И пока не анализировала ситуацию, а просто плыла по течению, поддаваясь возникающим чувствам.

— Вот! — оживленно сказал он. — Слушай! Она пишет о банкете с гейшами очень красиво и изысканно. Судя по этим воспоминаниям, они произвели на Мирей неизгладимое впечатление. Чего только стоит описание наряда, сидящей рядом с ней гейши, ее прически, сложном сооружении, где цветы соседствуют с позолоченными нитями, блестевшими как бриллианты.

И он зачитал мне довольно длинный отрывок из книги.

— Красочно! — сказала я, когда он закончил. — И очень точно. А то ведь многие думают, что гейши — проститутки. Знаешь, я обычно не говорю, кем работаю. И сама удивилась, когда тебе все сообщила.

— Глупенькая, — тихо засмеялся Крис, — я же сразу сказал, что люблю японское искусство. А гейши — часть его.

Он отбросил книгу в сторону и начал целовать меня. Я ответила, но тут же отстранилась.

— Что ты? — спросил он и обиженно надул губы. — Не нравится, как я тебя целую?

— Я совсем забыла о Лизе! — испуганно произнесла я. — Который час?!

— Половина первого, — нехотя сообщил Крис. — Но ты не беспокойся, пожалуйста. Я проснулся рано и сразу позвонил в отель.

— И что? — поинтересовалась я и начала невольно улыбаться, представив, что он услышал в ответ от моей подруги.

— Именно то, что ты подумала! — сказал Крис и рассмеялся, обнимая меня. — Твоя подруга очень темпераментна и так к тебе привязана. Как она на меня кричала! Mon Dieu!

— Мне пора возвращаться, милый, — ласково сказала я.

И увидела, как глаза Криса наполняются слезами.

— Но зачем? Останься со мной! Мы сейчас пойдем на бульвар, погуляем, затем где-нибудь перекусим, — начал торопливо он. — Можем в кафе «Святой Жан» здесь на Монмартре. Правда, там вечно полно народу и так накурено, что можно задохнуться. Зато много моих друзей-художников постоянно тусуются в этом кафе. Познакомлю тебя со всеми!

— Крис, милый, — сказала я и, освободившись из его объятий, отошла к окну. — Я в растерянности. Все произошло так быстро!

Я отодвинула ситцевую занавеску с оборками и выглянула на улицу. Остроконечные крыши соседних домов тонули в тумане. Невдалеке за ними поблескивал высокий купол какого-то собора. Улица с нашего, самого верхнего этажа казалась глубоким узким ущельем, по темному влажному дну которого двигались люди.

— И хорошо, что быстро, — ответил Крис, подходя ко мне и оттаскивая от окна. — Ты жалеешь?

— Пока не знаю, — честно ответила я, пытаясь вырваться и начиная смеяться.

Мы упали на кровать, заскрипевшую под тяжестью наших тел. Крис стянул с меня кимоно. Я уже изнемогала от желания, вновь захлестнувшего меня, перестала о чем-либо думать и решила просто наслаждаться близостью.

Потом мы уснули в объятиях друг друга.

Из тетради лекций Ёсико:

«В буквальном переводе „сюнга“ означает „весенние картинки“ и считается термином для эротической японской графики XVII–XX веков, но это слово давно превратилось в синоним, им обозначают традиционную японскую эротику.

Киёнобу (1664–1729) прославился эротическими гравюрами и изображениями танцев в театре кабуки. Его последователь Масанобу развивал эту же тему, но несколькими десятилетиями позже.

Гениальный Хокусай был более известен на родине отнюдь не пейзажными видами, а целыми альбомами с изображениями соитий. „Веселые кварталы“ того времени нередко превращались в артистические колонии, а художники рисовали то, среди чего обитали. В знаменитом квартале Ёсивара почти постоянно жил Китагава Утамаро. Он изображал как выдающихся куртизанок, так и дочерей богатых торговцев, он зарисовывал высокооплачиваемых фавориток чайных домиков и проституток самого низкого пошиба. И, конечно, Утамаро запечатлел великих гейш. На его гравюрах мы видим, как женщины играют в волан, созерцают цветущую вишню, сидят у реки, любуются луной, ловят светлячков, пьют саке на снегу, идут в храмы, совершают прогулки к живописным местам, посещают театр и увеселительные заведения. Он также рисовал женщин в домашней обстановке: они готовят еду, занимаются шитьем, кормят шелковичных червей. Он запечатлел их в различных позах: вот они выщипывают брови, подкрашивают лицо, отдыхают под пологом от москитов, пробуждаются утром, моют руки, занимаются рукоделием.

Сюнга Утамаро стали знамениты на весь мир, а его серия из двенадцати цветных гравюр, известная под названием „Поэма-сонник с картинками“, считается величайшей из всех эротических укиё-э».

— Ты обещал познакомить меня с гейшами, — сказала я, когда Крис открыл глаза и улыбнулся мне сонно и мягко.

— Давно не спишь? — спросил он.

— Минут двадцать назад встала и даже спустилась вниз и позвонила Лизе от консьержки. Она, правда, пристала ко мне с расспросами, но ведь я не понимаю по-французски, — лукаво добавила я.

— И что Лиза?

— Хочет познакомиться с тобой поближе.

Крис потянулся и сел. Увидев, что его нефритовый стебель вновь начинает наливаться, я засмеялась и отрицательно покачала головой.

— Но я так сильно хочу тебя, — прошептал Крис. — Видишь?

И он опустил взгляд вниз, выразительно подняв брови.

— Прекрати! Я договорилась, что мы встречаемся с Лизой через час возле метро «Опера». Это недалеко от нашего отеля.

— Уж мне можешь не рассказывать, где находится это метро, — расхохотался он и встал.

Но я сразу отбежала в угол комнаты, продолжая смеяться.

— Слушай, — сказал Крис с воодушевлением, — у меня идея!

Он бросился к шкафу и вытащил большую плоскую картонную коробку. Увидев, что он достает из нее сложенное кимоно в прозрачном пакете, я подошла и взяла его.

— Примерь! Я привез это из Киото. Есть и пояс, как он называется-то?

Крис наморщил лоб.

— Оби, — тихо ответила я.

— Есть и это, купленное там же, — добавил он и протянул мне гэта на высоких перекладинах и носочки-таби с выделенным большим пальцем.

— Ты будешь в образе гейши, — радостно сказал он. — И так мы и поедем в чайный дом моей знакомой.

— У тебя есть знакомая владелица чайного дома? — удивилась я. — И ты молчал?

— Не успел, — покаянно ответил Крис. — Но это не совсем традиционное заведение. Кое-что мадам Ватанабэ переделала на потребу моде. Все-таки мы в Париже!

— Понятно, — усмехнулась я, разглаживая пальцами шелковые узоры оби. — И как называется сие заведение?

— Как я говорю, «До в Эдо», — серьезно ответил Крис.

— Как? — расхохоталась я.

— «Путь в Эдо», конечно, — пояснил он. — Ты должна знать, что Эдо это старое название Токио, а «до» по-японски означает путь.

— Знаю, знаю, — весело ответила я и после паузы заметила: — Но ведь мне нужна прическа и грим.

— Сообрази что-нибудь! — отмахнулся он. — Пойду, позвоню твоей Лизе и приглашу ее. А то придумали у метро встречаться! Возьмем такси и подберем ее у отеля. Хорошо, Таня?

— Делай, как хочешь. А я пока попробую загримироваться.

Крис вернулся через полчаса, когда я уже начала раздражаться. Но он молча протянул мне коробочку с театральным гримом, и я сразу заулыбалась.

— Тут неподалеку есть театр и при нем небольшая специализированная лавка, — сказал он, садясь на кровать и неотрывно на меня глядя.

Я уже облачилась в кимоно, затянула оби и заколола волосы в высокую прическу. Деревянные перекладины гэта делали меня выше. Шелк кимоно был травянисто-зеленым с золотисто-коричневыми веточками бамбука. Внутренняя подкладка рукавов — золотой. Оби — черным со сложными переплетениями золотых и бирюзовых нитей. Крис смотрел на меня молча. Потом встал и, аккуратно обойдя меня, достал с верхней полки шкафа деревянный футляр. В нем лежало несколько вееров. Он выбрал золотисто-коричневый с узором из темно-зеленых листьев и протянул его мне. Я взяла, поклонилась, заученным движением резко раскрыла его и спрятала улыбку за волнистым шелковым краем.

— Бесподобно, — тихо произнес он и, попятившись, опустился на кровать, по-прежнему не сводя с меня глаз.

— Мне нужно наложить грим, — сказала я, складывая веер.

— Да-да, — пробормотал Крис и потянулся за листом картона и карандашом.

Я улыбнулась и перестала обращать на него внимание.

Когда мы спустились вниз, консьержка даже вышла из своей каморки и замерла, в изумлении на меня глядя и прижав полные руки к груди. Потом что-то быстро заговорила на французском. Я поняла лишь «monsieur Christian» и «mademoiselle… est japonaise?». Крис что-то ответил ей, улыбаясь. Потом вывел меня на улицу, держа под локоть.

— У консьержки просто шок от твоего вида, — сказал он. — Надо бы и в кафе зайти. То-то мои друзья обрадуются при виде гейши! Стой, Таня, сейчас такси поймаю.

— Аямэ, — тихо проговорила я, прикрывая набеленное лицо веером. — Попрошу сейчас ко мне так обращаться. И ни в какое кафе я в таком виде не пойду.

Но Крис не слышал последнее замечание. Он уже остановил машину и о чем-то договаривался с водителем. Усадив меня, он метнулся к продавщице цветов, которая неподалеку поправляла букеты, стоящие в пластиковых вазонах у витрины магазинчика. Я наблюдала, как он что-то говорит ей, возбужденно жестикулируя. Она засмеялась в ответ, кивнула и скрылась в магазине. Крис обернулся и махнул мне рукой, широко улыбаясь. Я смотрела на его стройную фигуру в строгом темно-сером костюме. Под расстегнутым пиджаком чернел джемпер. На улице, несмотря на январь, была плюсовая температура, но воздух был сырой и промозглый.

«Нужно было заставить его надеть пальто, — почему-то подумала я. — А то, не дай бог, простудится. Надо же! — невольно улыбнулась я своим мыслям. — Я о нем беспокоюсь, словно добропорядочная жена. Но ведь он тоже заставил меня накинуть поверх кимоно мою шубку, как я не упиралась. Хотя короткий песочный мех колонка неплохо сочетается с зеленым шелком кимоно».

Я увидела, что Крис уже расплатился за цветы, и идет к машине. Когда он сел рядом со мной на заднее сидение, то, отложив в сторону букетик маргариток, первым делом, воткнул мне в прическу раскрытый цветок орхидеи. Таксист обернулся и что-то восхищенно сказал, улыбнувшись мне. Крис закивал.

— Он говорит, что ты словно персонаж японской сказки, и он в восхищении, что в этот туманный день видит такую яркую красоту.

— Merci, — сказала я, опуская веер на колени.

Таксист вновь обернулся и энергично закивал мне, улыбаясь до ушей.

Когда мы подъехали к нашему отелю, Лиза и Григорий уже стояли возле входа. Увидев ее недовольное лицо, я не смогла сдержать улыбки. Лиза была рассержена, но сдерживалась на публике. Заглянув в салон, она с изумлением посмотрела на меня и сжала губы. Хмуро поздоровавшись, уселась рядом со мной на заднее сидение. Григорий занял место с другой стороны.

— Маргаритки для вас, прекрасная Елизавета, — сказал Крис, сидевший рядом с водителем.

— Благодарю, — ответила она и резко повернулась ко мне. — Ты, я вижу, вновь превратилась в Аямэ, — констатировала Лиза. — А кто-то хотел отдохнуть! Не можешь без работы, да?

— Дорогая моя, — мягко ответила я. — Ты же знаешь, что гейша это стиль жизни. И мне хотелось сделать Крису приятное.

— Об этом несчастном мы поговорим позже, — сурово проговорила Лиза, — когда останемся наедине.

Григорий глянул на нее с неприкрытым испугом и сжался в углу. А Крис обернулся и подмигнул мне.

— Никто тебя не боится, — улыбнулась я и сжала ее пальцы. — И мы едем отдыхать и веселиться. Крис знаком с владелицей чайного дома. Тебе тоже полезно будет посмотреть. Все-таки ты — моя правая рука в агентстве. Может, что интересное для бизнеса подметишь.

— Вот-вот, — сказала она, — а я о чем? Одна работа на уме!

Такси остановилось возле старинного здания в стиле барокко. Чайный дом занимал, по всей видимости, его первый этаж. Мы увидели светящиеся иероглифы названия, большие окна, закрытые бамбуковыми жалюзи, и темные массивные деревянные двери, на которых были вырезаны очертания гор и ветки сосен. По обе стороны висели фонари. Между резных деревянных перекладин была натянута расписанная пейзажами ткань, которая красиво подсвечивалась изнутри. Ковролин темно-зеленого цвета закрывал тротуар от дверей до проезжей части.

— Надеюсь, обувь снимать не нужно, — проворчала Лиза, опираясь на руку Григория и выбираясь из такси.

— Нет, конечно! — рассмеялся Крис. — Мы же в Париже, а не в Японии. Здесь все адаптировано, даже традиция!

Когда мы вошли внутрь и оставили верхнюю одежду в гардеробной, я приблизилась к большому зеркалу и глянула на себя. Прическа, конечно, была не традиционной, но все остальное вполне соответствовало.

«Все-таки хозяйка не просто японка, а ока-сан! — подумала я, поправляя орхидею в волосах, — хотелось бы не ударить в грязь лицом».

Ока-сан — это «матушка» гейш.

Крис распахнул перед нами дверь, и мы вошли в зал. С удивлением я увидела, что это обычный ресторан, стилизованный под Японию. К нам бросился администратор и провел за свободный столик. Крис что-то спросил. Я услышала: «мадам Ватанабэ». Администратор улыбнулся и кивнул. Григорий взял меню и, приподняв брови, начал изучать его. Лиза повернулась ко мне.

— А тут неплохо. Но обычный на вид ресторан, — заметила она. — Я-то боялась, что нас усадят на пол, ноги калачиком, и вручат палочки для еды.

— Здесь есть еще несколько залов, — с улыбкой сообщил Крис.

— Да? — удивилась я. — И для чайной церемонии?

— Естественно, — кивнул он.

В этот момент к нам подошла пожилая японка и, поклонившись, спокойно сказала:

— Коннитива.

Она поздоровалась на японском, при этом смотрела на меня. Ее черное парадное кимоно с гербами было великолепно. Я молча наклонила голову. Крис встал, непринужденно поцеловал ее в щеку и что-то сказал. Она улыбнулась. Он быстро нас представил, причем меня, как Аямэ. Мадам Ватанабэ присела за наш стол, что меня немного удивило. Как оказалось, она прекрасно говорила на английском и французском. Дальше наше общение стало непринужденным и забавным, потому что мы, словно, жонглеры, перебрасывались словами на разных языках. При этом мадам Ватанабэ со мной говорила на английском, с Крисом на французском. А мы, что успевали, переводили для Лизы и Григория.

Как я поняла, это заведение состояло из нескольких залов. Непосредственно сам ресторан, в котором мы сейчас находились, помещение для проведения чайной церемонии, где обычно выступали гейши, и еще два зала для «VIP — клиентов», как выразилась мадам Ватанабэ. Когда официант принес кувшинчик с саке и крохотные, красиво оформленные бутерброды, она удалилась, пожелав нам приятного аппетита.

— Так оригинально оформлены стены, — заметила Лиза, оглядываясь по сторонам. — Я даже вначале решила, что это настоящий расписной шелк.

— Это тканевые обои под шелк, — пояснил Крис. — Как говорит мадам, у клиентов должно создаваться ощущение, словно они внутри огромного кимоно, которое охватывает их со всех сторон и держит в плену своей красотой. А светильники под потолком похожи на веера.

Мы дружно подняли головы вверх. Действительно, матовые стеклянные светильники напоминали формой раскрытые разноцветные веера, распластанные по потолку.

— Но чайная комната выдержана в традициях, — добавил Крис. — Там все по-настоящему и нужно снимать обувь при входе.

Он лукаво глянул на Лизу.

— Мы заглянем, конечно, — усмехнулась она, — просто, чтобы посмотреть убранство. Но внутрь не пойдем.

— Ты не хочешь поприсутствовать на тяною? — удивилась я.

— Знаешь, нет, — ответила она и улыбнулась. — Я приехала отдохнуть, Но сейчас мне кажется, что я снова на работе. Это, видимо, из-за твоего образа Аямэ.

— Прекрасного образа, — тихо заметил Крис и поцеловал мои пальцы.

— А что это за VIP-залы? — неожиданно спросил молчавший до этого Григорий.

И мы в изумлении на него посмотрели.

— А тебе никто слова не давал, — прошипела Лиза. — Ты же скотина бессловесная, так что закрой пасть!

Крис поперхнулся саке и начал кашлять. Я похлопала его по спине и тихо сказала:

— Не обращай внимания. Это такая игра.

— Интересная игра, — заметил он, когда отдышался. — Я думаю, Лизе будет любопытно наведаться в один из залов. Там как раз собираются подобные игруны.

— Правда? — развернулась к нему Лиза. — Так чего мы тут сидим?

— Момент, — сказал Крис и подозвал администратора.

Скоро мы спустились в его сопровождении по лестнице, покрытой красной ковровой дорожкой, в подвальное помещение. Я увидела две двери, одна черного цвета, а вторая почему-то красного. На обеих золотились огромные нарисованные драконы.

— Мы пойдем смотреть живое кино, — сообщил Крис, беря меня за руку и подходя к черной двери. — А вам, господа, лучше пройти туда.

— Ну-ну, — тихо сказала Лиза. — И что там?

— Увидите, — загадочно произнес Крис и подмигнул мне. — Я думаю, все необходимое для вашей пары.

Я заметила, что Григорий мгновенно оживился, а его глаза заблестели. Лиза нервно сжала губы и вопросительно на меня посмотрела. Но я находилась в образе Аямэ и не смела перечить своему спутнику. Закрыв лицо веером, я отвернулась и пошла вместе с Крисом в открывшуюся перед нами черную дверь.

Мы оказались в маленьком кинозале с очень высокой полукруглой сценой возле экрана.

— Сейчас начнется сеанс, — сказал мне на ухо Крис. — Он обычно длится около часа. Это развлечение придумала мадам Ватанабэ специально для пресыщенных клиентов и назвала его «живое кино». Оно идет по специальному тарифу. Но для нас бесплатно, как бонус прекрасной Аямэ.

Он усадил меня в широкое и очень глубокое кресло второго ряда, если можно так выразиться, этого зала. И устроился рядом. Такие двухместные кресла стояли полукругом возле сцены в четыре ряда. И почти все они были уже заняты. Мы оказались с краю, но экран и сцена были отлично видны. Скоро свет погас, и я с веселым изумлением увидела, что на экране появилась рисованная заставка. Начался самый настоящий мультфильм. Но как вскоре выяснилось, зрителям показывали хентай, причем, предельно откровенный. Сцены полового акта были тщательно прорисованы. Распахнутые яшмовые ворота, преувеличенно большие нефритовые стебли, груди с торчащими сосками, смена поз — все выглядело возбуждающе и реалистично. Я почувствовала, как Крис приник ко мне и засунул руку под полу кимоно. Но не посмела отодвинуться. К тому же сама уже очень возбудилась от зрелища на экране. Его пальцы скользнули дальше, но наткнулись на серединку трусиков. Я лукаво улыбнулась, почувствовав, как они замерли.

— Но по правилам гейши не носят нижнего белья, — прошептал мне на ухо Крис.

Конец ознакомительного фрагмента.