Последние краски лета

Таня Гарсия, 2022

Роман, разыгравшийся в сердце Швейцарии, который не оставит никого равнодушным. Студентка-художница российского происхождения, испытывающая денежные трудности, встречает незнакомца, которому даёт прозвище Богнер. Он богат, талантлив, хорош собой, но общение с ним указывает на то, что жизнь молодого человека хранит множество секретов. Судьба готовит героям многочисленные приключения, наполненные любовью, творчеством и солнечным светом, пока тайна, хранимая Богнером, не становится серьзным препятствием для их отношений. Смогут ли молодые люди быть вместе, сохранив в сердце последние краски лета?

2

В Берне — столице Швейцарии — Рите сразу понравилось. Возможно, из-за того, что здесь она полностью сменила круг общения с благополучных посольских детей на творческую молодежь, для которой деньги были чем-то вторичным. Берн был очаровательным местом, расположенным на берегах реки Ааре, делающей петлю в черте города и берущей начало в Альпах, бурлящей и поражающей своим молочно-бирюзовым цветом. Река была быстрой, но находились местные смельчаки, которые входили в воду выше по течению и через пару минут уже оказывались за несколько километров от этого места, унесенные мощным потоком и цепляющиеся за перила, установленные для таких плавунов по всему берегу.

Много раз Берн признавался самым красивым городом Швейцарии с его средневековым центром, где длинные арочные галереи, расположенные вдоль светлых, построенных из песчаника домов, так надежно скрывали прохожих от дождя, где повсюду красовались причудливые разноцветные статуи эпохи Возрождения, венчающие одиннадцать знаменитых городских фонтанов, иногда пугающих, как Пожиратель детей, достающий своих жертв из большой сумки, а иногда величавых, как горделивый Знаменосец, где символы города — медведи — уже много веков жили в так называемой «медвежьей яме», старинном рве с парком на его склонах.

Рита часами проводила у мольберта на смотровой площадке возле здания парламента, расположенным на крутом обрыве над рекой и словно парящим над городом. Иногда она встречала здесь мило улыбающихся политиков, шедших на работу и интересовавшихся, посетило ли ее сегодня вдохновение. Рита пару раз заходила внутрь здания во время дней открытых дверей, прижимая к себе большую черную папку с этюдами и удивляясь демократичности этого общества.

Положа руку на сердце, Рита любила бывать одна, направив все свое внимание внутрь себя или отдаваясь порыву творчества. Она любила писать виды, открывающиеся с высоты, и иногда они с соседками по квартире и по совместительству одногруппницами ездили в шале в Альпах, чтобы рисовать горы, и не менее сильно она любила запечатлевать портреты людей. Родители, которые к этому времени уже вернулись в Россию, часто качали головой и говорили, что не представляют, как живопись может прокормить ее в будущем, да еще и в Швейцарии.

— Надо было мне настоять на обучении в МГИМО, — говорила мама по видеосвязи, — была бы сейчас рядом с нами. Как ты там, совсем одна?

— Прекрасно, — улыбалась Рита, — здесь есть все, что мне надо. Тем более я немного трачу.

— Ты просто не знаешь, сколько стоит твое обучение и общежитие, — вставлял свои пять копеек папа. — Если бы ты выбрала компьютерную графику, у меня на душе было бы спокойнее, чем знать, что ты планируешь зарабатывать на жизнь портретиками.

— Тратишь ты действительно не много, — добавляла мама, — но ты живешь в Швейцарии, где даже чашка кофе стоит немыслимых денег. Мы не всегда сможем платить за все это. Отцу пора на пенсию, а меня ты знаешь, — мама хихикнула, — я всегда работала только женой и мамой.

Рита вздыхала: эти разговоры становились регулярными. Было видно, что родители встревожены ее будущим, а также то, что дела на дипломатической службе у отца по возвращении в Россию шли не так гладко — видимо, его упорно просили освободить место чьему-нибудь сыну.

Рита училась на факультете изящных искусств, где изучала почти все виды творчества, от литературы до скульптуры, но классическая живопись была для нее всем: ее душой, ее воздухом, ее отрадой. Рита рисовала много и с удовольствием, иногда забывая про еду и сон, и у нее уже скопилось изрядное количество работ, с которыми она до сих пор не знала, что делать. Часть из них хранилась на факультете, а часть — прямо дома в той части комнаты, которую девушка отвела под художественную мастерскую.

Небольшой альтернативой стала фотография, и она часами могла бродить по городу с фотоаппаратом, заглядывая на блошиные рынки или ремесленные ярмарки, проходящие на широких площадях города. Иногда к ней присоединялись ее соседки по квартире: австрийка Хайке и Лурдес из Мексики. Девушки снимали трехкомнатную квартиру, расположенную под красной черепичной крышей трехэтажного жилого дома в зеленом спальном районе Берна уже много лет, а само их жилище выглядело не как место обитания молодежи, а как большое творческое пространство. Специализацией Хайке был графический дизайн, а Лурдес была в вечном поиске себя, переходя с факультета на факультет. Совсем недавно, переведясь из отделения драмы, она увлеклась современным искусством и ночи напролет мастерила что-то из подручных материалов, найденных на блошиных рынках.

Их просторная, выкрашенная в белый цвет квартира насчитывала три отдельные спальни, поэтому каждая из обитательниц являлась обладательницей собственной комнаты, невероятно отражающей дух своей хозяйки. Например, спальня Хайке была лаконична и аккуратна, здесь всегда царили порядок и чистота, каждой вещи полагалось свое определенное место, а на стеклянном столе красовались большие белые мониторы. В комнате Лурдес царил творческий хаос, напоминавший каждому, кто случайно туда заглядывал, о ее духовном поиске. Комната хранила следы всех увлечений ее обитательницы: от театрального реквизита до недоделанной тумбочки из остатков старинного бархата. Спальня Риты была поделена между жилой зоной и творческим рабочим пространством, расположенным возле окна, чтобы позволить свету потоком литься на нее во время, проводимое за рисованием. Вплотную к окну с широким подоконником стояли деревянный стол, мольберт, законченные картины были убраны в коробки или скапливались, стоя прислоненными к стене. Девушка любила сидеть на подоконнике своей спальни, ее личной медвежьей берлоги, вглядываясь в ночные туманы или встречая розовые рассветы. Личное жилое пространство занимало гораздо меньшую площадь и было расположено в удаленной от окна части комнаты. Сказать честно, кроме коллекции недорогих шляп на нескольких полках, прибитых к стенам, материальных благ Рита в свои двадцать с небольшим лет по-прежнему не нажила. Вся ее одежда была аккуратно развешана на «штанге» из Икеи, рядом располагались белая кровать с прикроватной тумбочкой и небольшой комод с зеркалом.

Девушки делили ванную комнату, а также кухню-гостиную с большим столом из светлого дерева под цвет паркета на полу. В углу гостиной стоял «талантливый мистер Рипли» — фикус в кадке, украшенный золотистой, переливающейся гирляндой, которую было так уютно включать зимними вечерами, болтать и пить ароматный глинтвейн.

После каждого телефонного разговора с родителями Рита искренне надеялась, что хозяин квартиры не повысит арендную плату или счета за электричество не станут запредельными: она чувствовала, что больше не сможет так просто придти к родителям за деньгами.