Капитаны школы Виллоуби

Тальбот Рид, 1884

В английской школе для мальчиков капитаны (в России их назвали бы старостами) отвечают за порядок в классах и отделениях. А главный капитан школы – это обычно старшеклассник, первый в учебе и спорте, имеющий авторитет среди товарищей. Смена капитана всегда становится для воспитанников весьма волнующим событием. Вот поэтому в школе Виллоуби и разгорелись нешуточные страсти – особенно после того, как директор назначил новым капитаном совершенно никчемного, с точки зрения школяров, юношу… Разнообразные характеры юных джентльменов и многочисленные забавные истории из их жизни делают повесть известного английского писателя Тальбота Бейнса Рида (1852–1893) увлекательной и в то же время познавательной. Читатель узнает много нового о нравах англичан и жизни английских школьников конца XIX века. Для среднего и старшего школьного возраста.

Глава VI

Суд

Мистер Паррет был любимым наставником в школе. Он окончил Кембриджский университет, где, как известно, спортивные упражнения в большом почете. Благодаря именно его влиянию вся школа и в особенности его собственное отделение имели отличную подготовку во всех гимнастических и спортивных играх.

Он был самым терпеливым из «дрессировщиков». Все свое свободное время учитель отдавал любимому делу. Каждый день после обеда его, одетого в костюм для гимнастики, можно было встретить или на берегу реки, где он громким голосом давал наставления неопытным гребцам, или на лугу — играющим в крикет, или на руле лодки — управляющим школьной эскадрой.

Нельзя сказать, что школьники отдавали должное своему наставнику за то самопожертвование, с каким он принимал участие в их развлечениях. Он умел делать вид, будто сам наслаждается добровольно взятым на себя трудом, поэтому даже самые безнадежные из лентяев, с которыми он бился, не подозревали, что возня с ними доставляет ему, в сущности, не так уж много удовольствия.

Впрочем, мистер Паррет был вполне вознагражден за свой труд общей любовью учеников, которую он высоко ценил, и нигде он не был так популярен, как среди младших воспитанников своего отделения. Поэтому легко представить, сколь искренним было раскаяние пятерых мальчуганов после приключения на реке и с какими вытянутыми лицами они явились в назначенный час в комнату учителя.

Мистер Паррет сидел за чаем.

— Войдите, — сказал он, услышав стук в дверь. — А, вот это кто!.. Я вас встретил на реке сегодня после обеда. Все, кроме одного, из моего отделения, как я вижу.

— Да, сэр, все, кроме меня, из вашего отделения, — кивнул Тельсон и торопливо добавил: — Это моя вина, что так случилось, это я вышиб у вас весло и…

— Нет, вина моя — я же правил рулем, — перебил его Парсон.

Учитель едва сдерживал улыбку, глядя на серьезные, умоляющие лица маленьких преступников.

— Быть может, это моя вина, что я вовремя не обернулся и потому наткнулся на вас? — спросил он.

— Нет, сэр! Если бы вы и обернулись, это не помогло бы: мы опрокинули вашу лодку нарочно, — признался Тельсон.

— Нарочно? — переспросил учитель, не поверив своим ушам.

— То есть мы не знали, что это вы, — поспешил поправить товарища Парсон. — Мы думали, что это кто-то из отделения директора. Мы не сделали бы этого, если бы знали, что это вы…

— Это правда, сэр, мы бы этого не сделали, — хором поддержали его остальные.

— За кого же вы меня приняли?

— За воспитанника из отделения директора.

— За кого именно?

— Ни за кого конкретно, просто за кого-то из директорских.

— Гм, любопытно… За что вы так рассердились на отделение директора? Что оно вам сделало? — спросил заинтригованный учитель, откидываясь на спинку стула и отодвигая от себя чашку.

Вопрос был непростым, однако отвечать было нужно. Парсон покраснел и сказал не вполне твердо:

— Отделение директора… Там все мальчишки такие дрянные, сэр!

Тут Тельсон больно ущипнул своего друга. Тот принял предостережение и поспешил поправиться:

— То есть не то что дрянные, а только они нас не любят… И мы их не любим.

— Почему же вы считаете, что они должны вас любить? — спросил учитель.

Мальчики стали в тупик. Они ни разу не задавали себе этот вопрос и, не имея готового ответа, молчали.

— Выслушайте меня, — сказал мистер Паррет. — Я недоволен вами и накажу вас. Я сержусь на вас не за то, что вы меня опрокинули. Вы говорите, что сделали это по ошибке, и я вам верю. Я накажу вас и не за то, что вы опоздали к перекличке, — это дело капитана. Я накажу вас за то, что вы ссоритесь с товарищами. Мальчиков, которые сами всем надоедают, а потом жалуются, что их не любят, не должно быть в порядочной школе. Счастье еще, что ваша глупая выходка закончилась так благополучно, — могло выйти гораздо хуже. Вот вам наказание: всю следующую неделю я запрещаю вам кататься по реке, а до конца учебного года вы будете ходить на реку только с разрешения капитана или с кем-нибудь из старших. Можете идти!

Мальчики повернулись было к двери, как вдруг учитель прибавил:

— Тельсон, Парсон и Лаукинс, задержитесь-ка.

Три мальчика стояли у стола, недоумевая, зачем их оставили. Учитель обернулся к ним с каким-то новым выражением лица и спросил другим, «добрым», как подумал Парсон, голосом:

— Если не ошибаюсь, это вы трое бросились за мной в воду?

— Мы, сэр. Парсон прыгнул первым, — ответил Тельсон.

Учитель встал с места и, ни слова не говоря, пожал руку каждому из мальчиков — к их величайшему удивлению.

— Теперь можете идти. Спокойной ночи, — сказал он.

— Спокойной ночи, сэр, — и мальчики вышли.

Идя вдвоем по длинному коридору, Парсон и Тельсон долго не находили слов для выражения своих ощущений. Наконец Тельсон сказал:

— Какой странный этот Паррет!

— И добрый, — прибавил Парсон.

— Да. А с катанием по реке придется-таки проститься на целую неделю… Ужасно досадно!

— Да. А потом изволь всякий раз спрашивать разрешения. Уж лучше совсем не кататься, — заметил Парсон.

— Что-то скажет нам завтра Риддель? Побранит только или расправится тростью, как делал Виндгам? — спросил Тельсон.

— Где ему! Не решится… Скорее всего, просто оштрафует проклятыми стихотворениями. Ох, уж эти мне штрафы! На этой неделе я целых четыре заработал.

— А я три… Ну, да что вперед загадывать! Авось все обойдется. Утро вечера мудренее.

На этом философском замечании друзья расстались. Парсон прошел в свою комнату, а Тельсон отправился в свое отделение через двор, где ему пришлось пустить в ход всю свою ловкость, чтобы не попасться на глаза двум классным капитанам, которые ходили по двору «нарочно», как был уверен Тельсон, чтобы проследить за ним.

В этом он, однако, ошибался: классные — Джилкс из отделения директора и Силк из отделения Вельча — вышли просто подышать воздухом и потолковать на свободе. Они вовсе и не думали о Тельсоне.

— Я его ненавижу, — заявил Джилкс.

— Кого только ты не ненавидишь! — засмеялся Силк.

— Это правда, я многих не люблю, но ни к кому не чувствую такой антипатии, как к Ридделю.

— Положим, Риддель действительно не слишком симпатичен, но не знаю, можно ли его ненавидеть — он такой смирный…

— В том-то и беда, что он смиренник! Я дорого бы дал, чтобы подметить за ним хоть какой-нибудь грешок и отплатить ему за его отвратительное важничанье… Как ты думаешь, что он сделал как-то раз, когда еще и не думал, что будет капитаном? Он прочел мне проповедь перед целым классом!

— За что?

— За то, что я бранился… Положим, довольно крепко, но вовсе не с ним, а с другим. Какое ему дело до того, как я выражаюсь?

— Но ведь и Виндгам не позволял браниться, — заметил Силк.

— Правда. Но Виндгам имел на это право.

— Что же сказал тебе Риддель?

— Да я уж не помню. Он сказал… Ну, словом, сделал мне форменный выговор, как какому-нибудь мальчишке!

— Ха-ха-ха! Это на него похоже, — засмеялся Силк. — Я согласен с тобой: в сущности, он нахал, хоть и тихоня.

— Ну, я приму меры, чтобы это не повторялось, — сказал Джилкс. — Пусть только попробует еще раз сунуть нос в мои дела, уж я его проучу!

— Как же?

— Поколочу его.

— И сделаешь глупость. Если хочешь расквитаться с ним, то лучше его же монетой.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Вот что: следи за ним хорошенько, пока не поймаешь его на чем-нибудь таком… Словом, на чем-нибудь недозволенном, и тогда…

— В том-то и дело, что этого тихоню не поймаешь — он страшно осторожен! — перебил приятеля Джилкс.

— Конечно, с его стороны очень невежливо не давать нам случая подкараулить его, когда нам этого хочется! — расхохотался Силк. — Но ничего! Каким бы добродетельным он ни был, не может быть, чтобы за ним не водилось каких-нибудь грешков. Ты только следи в оба. Тебя он не заподозрит, так как ты в одном с ним отделении. Рано или поздно мы все-таки подставим ему ножку!

— Пожалуй, ты прав. С этого дня я начинаю караулить. Кстати, Ферберна я тоже недолюбливаю: ты ведь знаешь, они с Ридделем друзья, одного поля ягодки!

— А Ферберн-то чем тебя обидел?

— Он на меня злится. Как тебе известно, он сейчас капитан нашей шлюпки, и я знаю, что он решил исключить меня из числа гребцов.

— За что?

— Он говорит, что я ленюсь!

— Я слышал, что на вашей шлюпке сильные гребцы, у вас есть все шансы выиграть гонки, несмотря на отсутствие Виндгама, — заметил Силк.

— Это правда. Только если я останусь в команде, то постараюсь, чтобы приз она не взяла, — ответил Джилкс.

— А, понимаю! Верно, ты, как и я, держишь пари на деньги за шлюпку Паррета?

— Нет, пари я не держу, но все-таки хочу, чтобы выиграла шлюпка Паррета, потому что в ней Блумфильд. Если шлюпка Паррета возьмет приз, то будет больше шансов, что на будущий год Блумфильда назначат главным капитаном. А при нем нам, классным капитанам, будет сущее раздолье.

— Да, Блумфильд малый покладистый.

— Его легко водить за нос — стоит только польстить ему вовремя, — подтвердил Джилкс.

— Эге! Да мы с тобой, я вижу, пара! Умеем обделывать свои делишки, — усмехнулся Силк.

И это была чистая правда: оба они были на дурном счету как у учителей, так и у товарищей, и недаром, как скоро увидит читатель.

На следующий день между классными капитанами происходил такой разговор.

— Знаете, джентльмены, кажется, я нашел выход из этого трудного положения! — радостно воскликнул Эшли. — Если нам велят называть главным капитаном Ридделя, ничто не мешает нам в действительности считать капитаном другого.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Он хочет сказать — и, по-моему, это недурная мысль, — что если Блумфильд согласится взять на себя обязанности капитана, то мы будем обращаться к нему со всеми школьными делами. И если это будет признано всей школой, то все пойдет так, как будто бы Блумфильд и был назначен директором, — объяснил Гейм.

— Конечно, я готов быть полезным школе, но навязываться в капитаны мне не хотелось бы, — сказал Блумфильд, до сих пор молчавший.

— Тебе и не придется навязываться, — отозвался Эшли. — Это уж наше дело! Я уверен, вся школа будет просить тебя об этом.

Блумфильд не мог противостоять лести. Раз ему говорили, что он — последняя надежда школы и что он поступит благородно, занимаясь делами школы после той несправедливости, какую проявил по отношению к нему директор, он считал своим долгом пожертвовать собой и тем самым отблагодарить своих поклонников.

— Школа и так уже считает тебя главным, — заметил Гейм. — Слышал, как вчера на реке «мартышки» кричали тебе «ура»?

— Слышал.

— Ясно, что тебя будут слушаться больше, чем любого другого.

— Я знаю, что многие директорские думают так же, как и мы, но все они так преданы своему отделению, что скорее примирятся с Ридделем, чем допустят, чтобы капитаном был парретит, — сказал Типпер.

— Тем не менее настоящий капитан все-таки из отделения Паррета, — возразил Вибберли. — Я с нетерпением жду гонок: после них все выяснится. Когда наша шлюпка возьмет приз, директорские поневоле присмиреют!

— Еще неизвестно, чья шлюпка победит, — заметил Блумфильд. — Директорские тоже неплохо работают.

— Работают, но из-под палки, — покачал головой Гейм. — Я скорее готов поставить на шлюпку Вельча, чем на директорскую. У них только один Ферберн относится к делу как следует. Я еще удивляюсь, как они не взяли гребцом самого Ридделя…

Все расхохотались при одной мысли о подобной нелепости. Потолковав минут пять в том же духе, мальчики разошлись.

— Кстати, — сказал Гейм Эшли, когда они выходили, — завтра открытие нашего школьного парламента. Я думаю предложить в председатели Блумфильда. Поддержишь меня?

— Само собой, — ухмыльнулся Эшли.