Роузуотер. Восстание

Таде Томпсон, 2019

2067 год. Роузуотер, город, выстроенный вокруг инопланетного купола, прозванного Звездой Полынь. Теперь у него есть новый харизматичный мэр, Джек Жак, и он объявляет Роузуотер свободным государством, независимым от Нигерии. Но с инопланетной жизнью последнее время творится что-то странное, ведь даже у самых могущественных существ есть свои враги. А в тихом пригороде просыпается обыкновенная женщина. Вот только она все забыла о себе, а ее новые воспоминания принадлежат чему-то древнему и совершенно чужому. И возможно именно в ней кроется ключ к спасению человечества, а может, и его окончательная погибель.

Глава первая

2067, Роузуотер

Алисса

Я существую.

Я пишу это для вас, чтобы вы поняли безнадежность своего положения.

Я видела будущее своей миссии, и я закончу ее ценой вашего существования. Я уже победила.

Если бы вы могли меня сейчас увидеть, я показалась бы вам похожей на паука, хотя конечностей у меня намного, намного больше. Сотни. Представьте себе паука с сотнями сотен лап — может быть, десятки, сотни тысяч, а может, и больше. Количество моих лап потенциально бесконечно. Каждая касается одной-единственной клетки. Если вы живы и читаете это, я касаюсь ваших клеток.

Сейчас, когда я это пишу, у меня нет имени. По правде сказать, меня нельзя назвать живой в том же смысле, что и вас, но вы и сами это поймете со временем. И точно так же нельзя сказать, что я в буквальном смысле пишу эти слова — я создаю двухпозиционные комбинации нейронных сигналов. В будущем у меня будет множество имен. Поскольку увиденное мной грядущее подсказывает, что имена помогают людям уместить у себя в голове то, чего они не понимают, я дам вам имя, которым вы сможете меня называть.

Молара.

Я — программа-коллектор, и моя задача — собирать. В первую очередь — собирать мои собственные клетки и связывать их воедино. Знаю, знаю, если у меня есть клетки, значит, я должна быть живой. Нет. Мои клетки были созданы неизвестными вам разумными существами. Собрав достаточное количество клеток, я, точно паук, сплетаю для себя сеть. Я делаю это, пока жду. То, чего я жду, живо по-настоящему, в вашем смысле этого слова, но оно может никогда не прилететь. Я обязана ждать, пока не умру.

Но смерть моя далека. До нее миллионы ваших лет. Скорее всего, вы погибнете раньше меня. В отличие от вас, я построена на совесть.

Я начинаюсь с нескольких клеток, переживших разрушение. Две клетки соединяются вместе: одна доминирующая, другая пассивная, одна условно называется головой, другая — ногой. Нога вытягивается вперед, точно гифа, находит другие клетки и присоединяет их к голове. Достигнув критической массы в пять миллиардов клеток, я обретаю сознание.

Я думаю; я существую.

Я начинаю писать для вас послание.

Вас здесь еще нет. Атмосфера полна серы, и хотя какие-то создания — какие-то живые создания — уже барахтаются в глубинах вод, мои клетки плохо работают в этой среде. Я все равно пытаюсь, но приличного разума, с которым можно было бы соединиться, еще нет.

Я жду.

Проходит время, и прибывает еще один оплодотворенный метеор с новыми клетками, но их недостаточно. Меня занимает то, что вы назовете кембрийским взрывом. Вы выползаете из моря на сушу. Я провожу эксперименты, но вы еще не готовы. Когда раскаленный камень прожигает атмосферу и убивает великанов, он ранит меня, но я вынослива. Я вырастаю заново, испытываю крошечных мохнатых зверьков, которые захватывают власть в макробиосфере после падения метеорита. Они еще не готовы. Сначала они ходят на четырех конечностях, потом — на двух. Они обучаются лазать по деревьям и формируют сообщества в кронах и на земле. Они используют орудия труда. Уже близко. Орудия труда все меняют, и специализированные извилины мозга подталкивают природу все к новым и новым усложнениям. Большой палец противопоставляет себя остальной ладони. Появляются своего рода люди. Я приступаю.

Подсоединиться к нервным окончаниям кожи, получить с их помощью доступ к центральной нервной системе, извлечь информацию, отобрать важное, передать Домой сквозь верхние слои атмосферы. Пока я этим занимаюсь, homo sapiens обретают речь. С Дома приходит приказ: мои создатели велят мне начать замещение человеческих клеток нашими, искусственно созданными. Без осложнений не обходится. Некоторые из вас обретают способность подключаться к информационной сети, видеть то, что вижу я, заглядывать в мысли, а порой — в будущее. Вы называете их сенситивами. Это неприемлемо, и я убиваю тот процент человечества, который получил эту способность, — медленно, чтобы никто не заметил.

Не думайте, что это происходит впервые.

В истории вашей планеты одни организмы уже поглощали другие. Подтверждение тому — ваше существование. Вы здесь только потому, что одни бактерии поглотили другие. То, что вы называете человеком, не более чем ходячая питательная среда для бактерий. В вашем теле больше бактериальных клеток, чем человеческих.

Так что не сопротивляйтесь, не паникуйте. Больно не будет, мы сделаем все постепенно. Вы все равно зря растрачиваете свою человечность, легкомысленно разбрызгивая свое семя, бездумно разбрасываясь ДНК — какое расточительство! Вы останетесь, по сути, такими же. Вы будете выглядеть так же — и кто знает? Возможно даже, какая-то часть вашего сознания уцелеет. Просто за рулем будете уже не вы.

Станьте мной.

А потом станьте нами.

Алисса.

Проснувшись, Алисса вспоминает свое имя, но кроме него — почти ничего. Стоит ей открыть глаза — и сердце замирает, а потом начинает лихорадочно биться, дыхание становится быстрым и тяжелым. Она садится, охваченная паникой. Сон ускользает из памяти — зыбкие дразнящие образы, звуки и идеи, которые Алисса не может уловить, слова, полные утраченного теперь смысла.

Она тянет на себя скомканное одеяло и взвизгивает, когда оно отдергивается обратно. На кровати, спиной к ней, лежит мужчина в пижамных штанах. Алисса отползает от него, пока не соскальзывает с постели и не оказывается на ковре. Все вокруг кажется ей незнакомым.

Она в спальне: сквозь занавески на единственном окне возле кровати сочится рассвет, в дальнем углу, напротив двери, стоит кресло для чтения, по обе стороны от кровати — тумбочки с лампами (на тумбочке с ее стороны — стопка книжек в бумажных обложках, с его стороны — журнал), на стенах висят фотографии в рамках, дверь в ванную приоткрыта, напротив окна — встроенный шкаф, одна его дверца распахнута и с нее свисает халат. На ковре лежит синий носок и стоят тапочки от разных пар. В комнате не прибрано, но и бардака нет. Она обжита, обустроена, но совершенно ей не знакома, и Алисса вжимается в стену рядом с постелью.

«Где я?»

Мужчина дышит и время от времени всхрапывает. Одеяло вздымается и опадает, словно живое. Спина мужчины поросла светлыми волосками. Алисса знает, что не лишилась памяти, потому что помнит слово «память».

— Память, — говорит она, просто чтобы услышать это слово, но даже собственный голос ей не знаком.

Она ощущает твердость и прохладу стены, к которой прижимается спиной, ворс ковра, человеческий запах комнаты, в котором смешиваются следы духов, одеколона, тайком пущенных газов, телесных жидкостей, выделяющихся при сексе, и старой обуви. Алисса знает, что все это такое. Она смотрит на свои руки и ноги. Обручальное кольцо, помолвочное кольцо. Порезов нет, синяков нет. Следов от веревки нет. Ногти нуждаются в маникюре. Она задирает свою ночнушку, осматривает живот и грудь. Никаких повреждений не заметно. Голова не кружится с похмелья. Более того, мыслит Алисса на удивление ясно, вот только не помнит ничего, кроме своего имени.

Она встает и обходит кровать на цыпочках, не отрывая глаз от спящей на ней фигуры. Мужчина не просыпается. По мере того как она продвигается, становится видно его лицо. Оно не уродливо, и Алисса ждет, что вот-вот что-то внутри нее вздрогнет от узнавания и все исправится, но ничто не вздрагивает и ничто не исправляется. Она замечает на левой руке мужчины обручальное кольцо. Неужели это ее муж? Она переводит взгляд на фотографии.

На той, что висит ближе всего к окну, засняты они со спящим мужчиной. Поверх фотографии Алисса видит свое лицо, отраженное в стекле. Оно ей незнакомо, но совпадает с лицом женщины на снимке. И Алисса, и мужчина смеются. Он повернулся в профиль к фотографу и зарывается губами в ее длинные волосы. Алисса проводит рукой по голове и обнаруживает короткую стрижку. Они стоят где-то на улице, светит солнце, а вдали видны заснеженные вершины гор.

Вторая фотография вселяет в нее еще большую тревогу. У них есть…

— Мам!

…ребенок.

Почему-то это пугает Алиссу больше всего. Она слышит шлепанье приближающихся к двери ног. Ребенок, избалованный, совершенно уверенный в том, что родители сделают для него все что угодно, — вот только Алисса не знает ни имени этого ребенка, ни его веса, ни даже пола. Она не чувствует себя матерью. Она трет виски, пытаясь запустить свой мозг.

«Да что же это такое?»

Она кидается в ванную и захлопывает дверь как раз в тот момент, когда ребенок врывается в комнату.

— Мам!

Это определенно девочка. Десять лет? Одиннадцать? Подросток?

— Я плохо себя чувствую, — отзывается Алисса.

Она в отчаянии открывает кран и ополаскивает лицо холодной водой. Вглядывается в зеркало. Светящиеся цифры сообщают ей температуру ее кожи, воздуха в комнате и горячей воды в кране, а также уровень влажности. У отражения совершенно точно ее лицо и тело, но Алисса способна воспринять это исключительно как факт. Настоящего узнавания не происходит.

— Но ты же должна отвезти меня к Николь. Я опоздаю.

— Алисса. — Мужской голос, хриплый, голос мужчины, лежавшего на постели, ее мужа.

— Я плохо себя чувствую, — повторяет Алисса.

— Но… — начинает девочка.

— Я тебя отвезу, Пэт, — говорит мужчина. — Иди поставь чайник.

Алисса затаивает дыхание и слышит, как девочка — Пэт — недовольно ссыпается по лестнице. Из комнаты доносится шорох одеяла, и мужчина подходит к двери.

— Алисса?

— Я плохо себя чувствую. — Кажется, будто других слов она не знает.

— Да, ты это уже говорила. Можно мне войти?

— Нет!

— Ну ладно, ладно. Я отвезу Пэт на день рождения. В магазин не надо за чем-нибудь заехать?

— Нет.

— Ты сегодня на удивление разговорчива. — Он зевает и, судя по звукам, уходит.

Пэт. Пэт. «Мою дочь зовут Пэт». Патрисия? Пэйшенс? Может, она только его дочь, а не ее. С нижнего этажа доносится смех — звук, бесконечная нормальность которого разбивает ей сердце.

Алисса бьет себя по голове, и ее отражение делает то же самое. Может быть, у нее инсульт? Может, она заболела? Алисса открывает шкафчик с лекарствами. Болеутоляющие, тампоны, витамины, противозачаточные таблетки, выписанные на имя Алиссы Сатклифф. Сатклифф.

— Сатклифф, — произносит она. — Алисса Сатклифф.

Эта фамилия ей ни о чем не говорит.

Ингалятор от астмы, тюбик мази от ревматизма, противогрибковый крем, но ничего такого, что свидетельствовало бы о долгой болезни. Почему она помнит, для чего нужна вся эта хрень, но не помнит собственную фамилию, семью и жизнь? Алисса смахивает на пол лекарства с верхней полки и садится на крышку унитаза. Она слышит, как вдалеке хлопает дверь и заводится двигатель. В доме воцаряется тишина.

Алисса выглядывает в окно. За ним — утреннее солнце и подъездная дорожка. Вдаль по усаженной пальмами улице уносится бордовая машина. Все дома здесь — почти идентичные двухэтажные коттеджи. Зачем Пэт потребовалось ехать на день рождения в такую рань?

Алисса обыскивает шкафы, залезает под кровать, открывает незапертый сейф. Ее левое запястье легонько вибрирует. Алисса не пугается, она знает, что это телефон, знает, что это не настоящая вибрация, а электрическая стимуляция рецепторов вибрации, и означает она, что пришло письмо или сообщение. Почему она помнит все это, но не помнит самого важного? На гибком гипоаллергенном полимере под кожей ее предплечья загорается текст:

«Отдохни. Скоро буду дома. Целую».

«Мог бы и подписаться своим настоящим именем», — думает Алисса. В списке контактов он значится как Мистер Люблю-Не-Могу.

Она исследует дом. Заходит в спальню дочери, видит на стене постер «Ryot», группы, состоящей из одних девушек, которые вроде как частенько выходят на сцену топлес, но сосков не показывают, только изгиб груди. Как только сенсоры постера засекают чип РЧИД Алиссы, начинает играть музыка — этакий нео-панк. Алисса помнит, что такое панк.

— Стоп, — говорит она, и картинка на постере возвращается в исходное положение.

Когда Алисса входит в гостиную, голополе над центральным столом начинает показывать новости. Война между флотилиями опреснителей у берегов Лагоса подходит к концу. Короткий отрывок из интервью с первым писателем-суперзвездой Роузуотера Уолтером Танмолой. «Это интервью или разнос? Вы можете говорить, что автор мертв, но, спрашивается, что тогда я здесь делаю? Зачем вообще задавать мне вопросы о моих работах?» Вызванное глобальным потеплением ослабление высоких струйных течений, возможно, станет причиной регулярных снегопадов в регионах к югу от Сахары. Новые насекомые-кибернаблюдатели будут введены в эксплуатацию в течение следующих нескольких недель. Звезда Нолливуда^[2] Крисп Окое пытался покончить с собой выстрелом в голову. Все так знакомо и одновременно чуждо.

Ее предплечье показывает температуру воздуха и сообщает, что вечером возможен дождь. Оно говорит ей, что сейчас девять часов пятьдесят девять минут, и предлагает несколько вариантов завтрака, основываясь на том, какая еда есть в доме. На коже Алиссы высвечивается дата и количество непрочитанных сообщений.

Диктор напоминает зрителям о близящемся показе документального фильма о космонавте Юрии Гагарине и о теориях заговора, связанных с его гибелью. В социальной рекламе Ханна Жак, жена мэра, просит обращаться с реаниматами достойно.

На улицу Алисса не выходит. Она не хочет столкнуться с соседями или потеряться. Она и так уже потеряна.

Алисса садится на диван и слышит щелчок кондиционера, меняющего настройки, чтобы ей было комфортнее.

Она видит другие фотографии своего мужа и, глядя на неоткрытые конверты, узнает, что его зовут Марк Сатклифф. Марк, Алисса и Пэт Сатклифф. Счастливое семейство.

Так она и сидит до тех пор, пока Марк не возвращается. Оказывается, он очень высокий — когда он стоит, это проще заметить. Шесть футов и три-четыре дюйма минимум.

— Как ты? — спрашивает он, обеспокоенно сдвинув брови.

— Мне нужно к врачу, — говорит Алисса.

Примечания

2

Нолливуд — неофициальное прозвище нигерийской киноиндустрии.